Из бездны — домой

      «Взрослость» пришла к Валентину однажды утром, если он не ошибался, лет в двенадцать, одновременно со вспыхнувшим перед глазами ослепительно ярким солнцем. Мгновенно проснувшись, он почувствовал некоторое неудобство, а проведя пальцами между ног и ощутив на ладони липкую субстанцию, не на шутку испугался. Благо под рукой тогда уже имелся интернет, который в два счёта развеял все подростковые страхи, а с помощью видеоролика подробно проинструктировал, как вызвать подобные ощущения, не дожидаясь ночи, вручную. С тех пор дрочка стала для мальчишки обычным делом, как и для большинства его одноклассников, которые без всякого стеснения делились друг с другом на переменке в туалете различными экстравагантными способами самоудовлетворения, не забывая при этом оговариваться, что ни одна, даже самая ловкая рука не заменит самую обыкновенную девчонку. Скажи он им в то время, что через несколько лет будет с огромным удовольствием трахаться с двумя, причем разнополыми голограммами, его в лучшем случае приняли бы за идиота, а в худшем — что Орешкина надо срочно выдвигать в кандидаты на Нобелевскую премию, так как у него прорезался новый, доселе неизвестный человечеству вид извращения. Спать капитан завалился пораньше. День прошёл, как говорил Сашка, в штатном режиме, вот только в кровать почему-то тянуло со страшной силой, и как только Валентин донёс свою буйную головушка до подушки, тотчас же провалился в сон… *** Кандалы давили на икры, но боль уже прошла. Она была где-то там, где терпеть было невозможно, и одетые в чёрные балахоны инквизиторы, безо всяких видимых эмоций подвешивали его безвольное тело на дыбу, и, дождавшись, когда руки провернутся в суставах, опять же бесстрастно сносили дикие крики. Почти лишившийся человеческого облика Валентин ещё не дошёл до того, чтобы молить Господа о смерти, как о последней неземной милости, испущенной ему с невидимых небес в награду за напрасные страдания… В те редкие минуты, когда Валю оставляли одного и он пребывал в том счастливом неведении, когда не представляешь, сон перед тобой или явь, он лепил из кусочков хлеба и молока человеческие фигурки и с большим энтузиазмом расставлял их по очищенному от соломы и дерьма полу. В такие времена не было счастливее его в этом безумном мире и если бы кто-нибудь попробовал отнять у капитана это, он бы скорее умер, чем отдал бы на поругание последнее пристанище для своей вконец измученной души… Замок в келью лязгнул как обычно. Разве что монахов, вошедших внутрь, было аж двое и на команду «встать» прикованный к стене парень лишь медленно свернул вошедшему смачную фигу. Две плети не замедлили себя ждать и с яростью опустились на ободранную спину сидельца. Крика не было, а была только неземная улыбка, уж точно адресованная не его мучителям. — Оставьте нас, — строгим голосом повелел вошедший, и несчастного опустили на пол, попутно сняв с него кандалы. — Есть хочешь? — отодвинул на загривок капюшон пришедший и небрежно щёлкнул пальцами. После этого жеста в грязную камеру затащили новенький дубовый стол. Накрыли его белоснежной скатёркой, а целая куча лакеев поочерёдно водрузила на него огромное количество непритязательных, но сытных яств. Валька же, у которого в желудке пару суток, кроме соломы ничего не было, с трудом сдержал свои рефлексы и лишь чуточку присел на самый краешек принесённой берёзовой лавки… — Я ведь знаю, что хочешь, — состроив непонятную гримасу, сказал господин и, оторвав от ближайшей курицы крыло, протянул молчащему собеседнику. — Не смею ослушаться, монсеньёр, — почтительно принимая из рук церковного олигарха пищу, прикоснулся губами к птице Валентин. — Ты знаешь кто перед тобой? — видимо, пытаясь окончательно сломать нечестивца, грозно молвил монах. — Генерал Ордена Иезуитов Игнатий Лойола, — усмехнулся Орешкин, — святой, основатель ордена иезуитов, видный деятель контрреформации, был офицером на испанской военной службе… — А кто же тогда ты, еретик? — Капитан звездолёта «Беркут», конец двадцать первого века, путешествующий из центра галактики домой, на родную Землю. Рассказ его сопровождался подробностями, которые Валя ни за что не сказал бы кому-то другому. А здесь же, уверившись в то, что личность генерала не подлежит никакому сомнению — выложил всё, как на духу. — М-да, — только и смог пробормотать мужчина, — брехуны, они разные попадаются, а таких на моей памяти ещё не было. — Как говорится, другого-то всё равно нет. — Креста на тебе нет, — строго сказал генерал и, неожиданно достав болтающийся на цепочке золотой крестик, одел Вале на шею, и тут же размашисто, по-католически, перекрестил… *** — Пап, а Валька опять меня толкает да под юбку заглядывает. — И ничего я не заглядываю. Просто она мою фотку себе туда засунула. — А ну хватит, огольцы. Спать, быстро! Мальчик наверх, девочка внизу, так справедливо будет, — улыбаясь, построжился тридцатилетний мужчина на двух семилетних близнецов и, заглянув через час и увидев обнявшуюся спящую на нижней полке парочку, покачал головой, накрыл их одеялом и потихоньку вышел из детской… *** — Да не придет она, — сказал лохматый семнадцатилетний подросток, нервно вышагивая взад и вперед около видавшего виды дощатого сортира. — Плохо ты её знаешь, — с усмешкой ответил другой, комкая допитую банку пива в руке, — коли проспорила — придёт. Иначе прославится на весь поток. А это не в её интересах, только поступила же. Надо соответствовать. — Здравствуйте, мальчики, — неожиданно окликнула обоих эффектная натуральная блондинка, и подойдя поближе, состроила уморительную гримасу. — Мы что же, в этом курятнике совокупляться будем или куда получше поедем? — А чем тут плохо? — удивился лохматый. — Вон, рядом колонка, заодно и подмоешься. Да и покакать перед самим процессом не помешает: Колян дюже любит через заднее крыльцо к вашему брату заходить. И, схватив девчонку за волосы и скрутив ей руки за спиной, принялся стягивать юбку. Затем при помощи напарника поставил её на колени и принялся расстегивать джинсы. — Звали меня? — нарисовался как из-под земли тоже белобрысый парень, чем-то неуловимо похожий на девушку. — Вали отсюда, мудак, пока и тебя не чпокнули. Тебя-то не звали, — проговорил свободный от дела Колян. — Ну как же, вы тут про брата обмолвились, так вот это я и есть, — невозмутимо ответил юноша и ударом ноги отправил Колю в дружелюбно распахнутую дверь туалета. — А ты, я вижу, сильно озабочен, приятель, — схватил он за шкирку клиента со спущенными штанами и ударом кулака в челюсть настроил его вслед за приятелем. Потом утрамбовал обоих в оказавшуюся глубокой, нещадно воняющую дыру и подперев двери ломом, вышел наружу. *** — Вставай, командир, а то завтрак проспишь, — прошептала прямо в ухо потягивающемуся в кровати Валентину Любаша и поставила поднос с едой прямо ему на колени. — Что бы я без тебя делал, родная, — поцеловал девушку парень, с удивлением потрогал висевший на шее крест, и, отхлебнув из дымящейся чашки горячего кофе, принялся одновременно с завтраком переваривать странные, но такие реальные сны…