Из бездны — домой

      Корабль падал. Он рушился на эту чёртову планету. Все системы отказали и только мозг работал как швейцарские часы. Но даже он в этой безумной и страшной ситуации не мог ничем помочь, разве что подбодрить какой-нибудь песней. «Капитан, капитан, Улыбнитесь, Ведь улыбка — Это флаг корабля. Капитан, капитан, Подтянитесь — Только смелым Покоряются моря!..» Пауза слегка затянулась, что не сказалось на будущем апокалипсисе. И полёт разом закончился, оставив в голове только острую, молчащую сотней вопросов темноту… *** Очнулся Валя в тёмном сыром помещении. Под головой у несчастного была какая-то грязная дерюга, рядом слышались чьи-то стоны и кашель. Постепенно глаза привыкли к темноте и различили стоящую на двухметровом приступке маленькую, еле горящую свечку, в неярком пламени которой можно было различить валяющихся тут и там оборванных и донельзя измождённый людей, по сравнению с которыми попавший недавно в этот «пятизвёздочный» санаторий Орешкин выглядел, словно дородный российский поп в сравнении с полуголодным и нищим семинаристом. — Никак очнулся, бедолага, — послышалось откуда-то из-за спины, и к Вальке на коленях подполз пожилой бородатый мужчина. — Это вам я обязан подушкой? — легонько пожав протянутую руку, спросил капитан у незнакомца. — Каюсь, мой грех, — хрипло рассмеялся мужчина и тут же сильно закашлялся. — Меня Свеем зовут, — отдышавшись, представился дедушка, — и не такой уж я старый, каким кажусь. Всего-то полтинник с небольшим. Это всё от здешних условий. — А можно узнать, что это за место? — Гиблое место, дружище. Воздух здесь сырой. Да ещё, подозреваю, фонит, словно в спятившем ядерном реакторе. Народ дохнет, как мухи на липкой бумажке. Предупреждаю твой вопрос. Сбежать не выйдет. Многие пробовали. Теперь их черепушками, наверняка, дети этих дикарей в футбол играют. Как понял из сумбурного рассказа Свея Валентин, он попал в плен какому-то варварскому племени. На прокорм им кидают каких-то кислых фруктов; регулярно, для порядка, наверно, избивают тяжёлой палкой, и единожды в сутки забирают по одному человеку, причём обратно ещё никто не возвращался. Так что их судьбу угадать нетрудно, тем более пару раз им приносили в корыте какую-то мутную похлёбку. Супчик с удовольствием (дело дошло до драки), умяли. Вот только потом, обнаружив на дне отрезанные человеческие пальцы вкупе с мужскими гениталиями, долго выбрасывали из себя этот деликатес обратно. — Я здесь второй месяц сижу, — зачерпнув жестянкой из грязной лужи воды и предложив её Вале, сказал мужчина, — скоро и до меня очередь дойдёт. Хотя, кто его знает. Людей тут не меньше тысячи. Они хватают первого попавшегося. Видишь, народ старается подальше от выхода в пещеру держаться, потому что так больше шансов на выживание. На закате пришло четверо одетых в блестящие серые комбинезоны, никак не похожих на дикарей, незнакомцев. Построив толпу в некоторое подобие колонны и, невзирая на вопли и сопротивление, пинками выгоняли людей из пещеры на улицу. Зажмурив глаза от солнечного света, Орешкин, проморгавшись, увидел стоящий невдалеке чёрный как смоль космический корабль в окружении десятка бойцов с явным оружием в руках. Толпу без сортировки, в порядке очереди подгоняли к могучему, обнажённому по пояс детине с необъятной грудной клеткой, похожей на здоровенную бочку. Тот же с улыбкой швырял без разбору мужчин и женщин в устройство, напоминающее окровавленный штамповочный пресс, что само по себе уже было ужасно. Но, что самое страшное, будущие жертвы, не охраняемые никем, стояли, выстроившись в цепочку и безропотно дожидались своей очереди. Палач с надетой на голову разноцветной бейсболкой, украшенной развевающимся флюгером, схватил старую женщину, первую в этой страшной очереди, и поднял её вверх на вытянутых руках, терпеливо дожидаясь, пока металлический блок не очистит стальной «эшафот», куда он собирался ее швырнуть. Старуха не сопротивлялась. Более того — она, кажется, улыбалась. Очередь медленно продвигалась вперёд и всё больше кровавых ошмётков улетало в огромный металлический короб, содержимое которого время от времени двое несчастных перекладывали в прозрачные пузыри, которые, наполнившись, тотчас же уносились по направлению к кораблю. Изредка кто-то из приговорённых пробовал убежать, и тогда охрана хладнокровно расстреливала их из оружия. Во всём происходящем Вальку поражала некая обыденность. Будто не смерть ждала его самое большее через двадцать минут, а праздничный ужин в фешенебельном ресторане на Пикадилли. А может всему виной беспомощность? Ведь люди, как скот, шли на бойню, а он, обладая мощнейшим звездолётом, ничего не мог с этим поделать. Сердце стучало словно молот и, еле перебирая ногами, он медленно шлёпал навстречу неизбежному, как внезапно небо закрыла огромная, похожая на расправившего крылья беркута тёмная туча… *** Облизанный с ног до головы соскучившимся по хозяину Барсиком и на руках доставленный в роскошный санузел охающей и вздыхающей девицей, лёжа в горячей ванной, Валя с наслаждением прихлёбывал из пузатого бокала шампанское, а стоящая рядом одетая лишь в сексуальное кружевное бельё Любаша намыленной вехоткой тщательно отмывала командира от последствия всех его кошмарных приключений, не забывая рассказывать то, о чём Орешкин не имел ни малейшего представления. Беркут из засады, спрятавшись за огромным астероидом, подбила банда каких-то космических гангстеров, попутно промышлявшая для неких неизвестных целей уничтожением людей посредством гидравлического пресса. Валентин же, после жёсткого приземления, в беспамятстве выполз из корабля наружу, сразу угодив в лапы этих скотов. Захватить корабль у них не получилось, так как Люба своевременно поставила чудом не повреждённое силовое поле, и они, потыкавшись пару раз, отвалили, не солоно хлебавши, попутно захватив с собой увечного капитана. Дальше было лишь дело техники. На починку системы и оружия у ИскИна ушло двое суток, а затем непонятный враг был подчистую уничтожен. Спасённых людей быстро перевезли на вполне пригодную для обитания ближайшую луну и, снабдив всем необходимым, улетели прочь. Единственное, что портило относительно благополучно завершившуюся историю, это то, что голограмму Саши Любаша так и не починила, и Валька не без основания подумал, что неспроста. Впрочем, у них свои тёрки, пусть разбираются между собой. Сейчас же ему совершенно не хотелось ни о чём думать, хотя полуголый детина и окровавленный пресс до сих пор страшной картинкой стояли у него перед глазами…