Тремя метрами выше

      Шум от переполненных трибун доносится до самых раздевалок. Он проникает сквозь щели дверных проёмов, оконные рамы и, кажется, даже через сами стены, разжигая в команде волнение с примесью азарта.       Привычный коктейль ощущений, что ударяет в голову лёгким опьянением.       Гермиона проводит ладонями по форме, оттягивает рукава и снова проверяет все застёжки.       Ничего не должно помешать ей сегодня.       И никто не должен.       Она быстро окидывает взглядом женскую часть команды, занятую сборами, и жалеет, что не имеет возможности увидеть, что происходит в мужской раздевалке.       Что-то надвигается на них, словно буря, и теперь она знает, что имя этой буре — предательство.       Всю сегодняшнюю тренировку, продлившуюся на час дольше, чем обычно, потому что Хейди нужно было привыкнуть к новой метле, Грейнджер наблюдала за Дэвисом и боролась с желанием подлететь к нему и спросить, о чём же он говорил с репортёром.       Прямо и без попыток смягчить углы.       Но что бы это дало?       Роджер мог бы соврать, что обсуждал с ней что угодно, и на этом её единственный аргумент осыпался бы пеплом под ноги. Ведь она всё равно не смогла бы проверить правдивость его слов.       В такие моменты Гермиона в тайне жалела о запрете на использование веритасерума. Многое стало бы в разы проще. Но одновременно в сотни раз сложнее.       Встретившись после завтрака у поля с Драко, Блейзом и теперь уже Джинни, которую пришлось посвятить во все подробности, чему Гермиона отчасти была рада, они даже коллективными усилиями не смогли вспомнить, где находился Дэвис в момент, когда лёд под ногами Уизли треснул.       У них не было абсолютно ничего.       Ничего, кроме факта встречи с журналистом и отсутствия Дэвиса на завтраке в день погрома в женской спальне.       Ничего кроме злости и опасений, с которыми принято было не делиться с Джонс и Макэвой, чтобы не разводить панику прямо перед самым матчем.       Оставалось только наблюдать, осторожничать и ждать, случится ли что-нибудь ещё или вся партия уже давно сыграна без их ведома. Игра, смысла которой Гермиона никак не могла понять, и потому не способна была просчитать следующий ход или заведомо знать, будет ли он вообще.       Поэтому с самого утра она чувствовала что угодно, но только не предвкушение. Вот и сейчас, затягивая ремешки на перчатках, она не ощущает даже течения времени, что неумолимо приближает их к финальной точке. Константе, на которой последние недели держался её мир.       Запах полировки для дерева теряет свою концентрацию и почти исчезает, когда дверь распахивается и голос тренера доносится снаружи.       — Сделаем это? — Джинни пихает её в бок, и Гермиона уверенно кивает, перехватывая метлу другой рукой.       Солнце, вышедшее из-за облаков, в сочетании с ослепительно белым снегом по ощущениям выжигает сетчатку, стоит только Грейнджер переступить порог раздевалки.       Сегодня погода изменяет своей традиции, оказываясь терпимой. И хоть мороз покалывает кожу, а холодный ветер пробирается через зазоры в одежде, это лучшие условия из всех, в которых им доводилось играть в последнее время.       Гермиона щурится, но через резь в глазах всё же находит силуэт Драко, самый высокий из всех, не считая Кирана, и позволяет послевкусию от вчерашнего вечера на мгновение разогнать тревогу. Заменить её чем-то другим, не менее волнующим, но намного более приятным.       Позволяет себе ответить на его улыбку, а после без следа стереть её с лица, опуская на глаза очки для полетов.       Пора.       Голос комментатора матча слышится всё сильнее по мере их приближения к полю, пока не становится похож на ревущий буран, разносящийся над трибунами:       — Поприветствуем команду, прибывшую в самое сердце зимы с вересковых пустошей Шотландского высокогорья, а потому прозванную в последних статьях Хайлендскими филинами, птицами, что являются естественными врагами воронов в природе… Команду Хогвартса!       Рёв толпы обрушивается на них сверху оглушающей волной.       И прежде чем оттолкнуться от земли, взмывая в воздух, чтобы пожать руки соперникам перед матчем, прежде чем сделать хоть шаг по заснеженному полю, Гермиона ловит взглядом среди яркой пестроты кафтанов чёрные пятна форменных мантий и развевающиеся на ветру бордовые с золотым шарфы.

***

      — Мяч у Власты Ланцовой! О нет, его тут же перехватывает Джинни Уизли! Игроки под ним движутся так быстро, что их фигуры превращаются в размытые пятна, оставляющие после себя хвосты, словно кометы.       Шлейф из ярости и цветов их формы.       Чёрно-фиолетовое месиво, щедро сдобренное адреналином и криками, в которых Драко различает и предостережения, и отборные маты, и самый обычный выброс эмоций в пустоту.       — Обратите внимание, какое агрессивное противостояние разворачивается между загонщиками двух команд на фоне борьбы охотников за квоффл…       Несколько раз Малфой наступает себе на глотку, оставляя руки неподвижными и удерживающими метлу ровно, вместо того, чтобы резко направить ту вниз, встречаясь с лопастями этой мясорубки и преграждая путь летящим в Грейнджер бладжерам.       Если он выкинет нечто подобное, Гермиона задушит его собственными руками.       Главная задача Малфоя — это снитч, который попадается на глаза лишь дважды за последний час, чтобы после бесследно исчезнуть.       И Драко ненавидит то, что остальной команде всё это время приходится держаться, сравнивая счёт и не позволяя отрыву по очкам становиться слишком большим.       — И-и-и Колдовстворец забивает ещё один гол! Кажется, Меган Джонс начинает выдыхаться под натиском таких активных и непрекращающихся атак на кольца…       Ему нужно найти блядкий золотой мячик прежде, чем все они начнут сваливаться с мётел от усталости. И прежде, чем его найдет Романов, что рыскает сейчас по полю, как одержимая ищейка.       — Хейди Макэвой принимает великолепный пас Гермионы Грейнджер! Макэвой, бесспорно, открытие сегодняшнего матча, и почему я раньше не обращал внимание на состав охотников Хогвартса…       Драко вскользь мажет взглядом по Хейди, несущейся к кольцам. Ещё бы не открытие… Новый броский цвет волос, его метла последней модели и старания Грейнджер, которая находит в себе смелость отдавать теперь пасы не только Джинни…       Внезапно испуганный крик с трибун отвлекает его внимание. Требуется пара мгновений, чтобы сориентироваться и найти источник шума, но на периферии зрения мелькает золотое пятно.       Единственное, что ему удаётся вырвать из общего хаоса, это взрыв щепок и сопровождающий его грохот — один из бладжеров сносит опору трибуны, и та начинается крениться вбок…       Он успевает подумать только о двух вещах:       На хуй это всё.       И       Грейнджер на другом конце поля, поэтому…       Чистые рефлексы завладевают его телом и разумом.       Звуки вокруг исчезают, уступая место свисту ветра в ушах. Взгляд приклеивается к снитчу, фокусируясь на блестящих под солнцем боках, на трепыхающихся крыльях и адской скорости, которую развивает этот чёртов засранец.       Что бы там ни происходило, его это больше не касается.       Малфою приходится ворваться в мешанину из двух команд, едва не сталкиваясь с кем-то из Воронов.       Возможно Роджер, а может быть и кто-то другой, ныряет вниз, убираясь с дороги.       Здесь, на высоте колец, воздух кажется теплее и плотнее, словно он подогрет яростью. Пропитан ею насквозь. Драко почти давится им, маневрируя между игроками.       Удары бит по мячам прорываются сквозь белый шум, а после…       Крик Блейза разбивается о лопатки.       Даже волосы на затылке встают дыбом от предчувствия опасности, и он дёргает черенок метлы вверх, резко набирая высоту и чувствуя, как бладжер шаркает по левому ботинку.       Задержка на несколько секунд даёт преимущество Романову, который нагоняет его и становится личной тенью, точно повторяющей движения и направление полёта.       Несколько раз Александр толкает его в плечо, будто бы случайно, и Малфой сжимает челюсти сильнее, борясь с желанием скинуть этого мудака с метлы.       Мелкие снежинки, похожие, скорее, на шрапнель изо льда, разбиваются о щёки, когда они одновременно устремляются вниз, срываясь в штопор.       Малфой прижимается к черенку, почти ложась на него, чтобы увеличить скорость. И игнорирует нарастающий набат тревожного сигнала в голове.       Слишком быстро. Слишком отчаянно. Слишком близко к земле.       Но он ведь обещал Грейнджер разбиться в лепешку. Кто знал, что, возможно, это произойдет вполне буквально.       Драко, кажется, перестаёт даже дышать, вытягивая руку, когда Романов замедляется и отстаёт, выравнивая метлу. Конечно, ведь он вовсе не ёбаный самоубийца, как Малфой.       Это даже не секунда. Миллисекунда. Мгновение, вырванное из полотна времени и замерзшее вместе с остальным миром.       Вдох.       Выдох.       Ещё один рывок.       Снитч уходит в сторону, молниеносно меняя направление.       Древко метлы под пальцами вибрирует от перегрузки, и Драко чувствует, как магия, заточенная в кусок дерева, жалит пальцы.       Отполированная до блеска поверхность Нимбуса идёт мелкими трещинами, когда он… выворачивает черенок. Его ноги прочерчивают борозды по снегу на поле под надрывный крик комментатора матча.       Малфой успевает выровняться и даже не врезаться в одну из подпорок трибуны, сбрасывая скорость, хотя тормозной путь оказывается длиннее, чем он ожидает. И всё повторяется снова.       Бешеная скорость, сжавшееся до золотой точки перед неподвижными глазами пространство, плечо Романова, таранящее его собственное.       Пока снитч не теряется из виду, чтобы после зависнуть посреди поля в самом эпицентре игры, словно бы дразня.       Чужие головы, руки, ноги и закрученные мячи мелькают перед глазами. Полное безумие.       Он почти сталкивается с Блейзом, огибает Власту, судя по светлым волосам, хлестанувшим его по лицу, и душит в себе зачатки сомнения, понимая, что Романов опережает его на какие-то жалкие, но решающие сантименты.       И… он замечает её совершенно случайно. Только лишь потому что Гермиона останавливается в нескольких метрах от золотого мячика. Прямо на его фоне, делая замедленные движения крыльев более отчетливыми, хотя бы различимыми на контрасте с фиолетовой формой.       Сначала Драко даже не понимает, что происходит. Кажется, она просто наблюдает за Уизли, забивающей в кольцо противника квоффл, берёт эту короткую передышку в займы у секундной стрелки часов, но потом…       Страх пронизывает его как разряд молнии в несколько тысяч вольт, заставляя почувствовать такой сковывающий холод, не имеющего никакого отношения к декабрю, что Малфою кажется, будто на него обрушивается дождь из ледяных осколков и вся мощь здешних зим за прошедший век.       Грейнджер опускает руки, которые безвольно падают вдоль тела, и медленно, ужасающе медленно соскальзывает с метлы как тряпичная кукла.       Она падает вниз.       Снитч поднимается к небу.       Словно они встречаются посреди этого поля, чтобы оттолкнуться друг от друга, когда их полюса сближаются.       Сердце ускоряет удары, разгоняя кровь. Оно стучит в ушах и на кончиках пальцев, пульсирует будто сразу во всём теле.       Драко впервые так остро чувствует страх на физическом уровне, когда вырвавшийся вперёд Романов продолжает преследовать золотое пятно, даже не задумавшись над выбором.       Выбором?       Разве тут может быть какой-то выбор?       Александр бросает ей вслед только взгляд. Скользящий, пустой и короткий.       Руки Малфоя действуют быстрее, чем его мозг. Они выдавливают черенок вниз, чтобы направить траекторию его полета ей наперерез.       Это не обдуманное решение. Это даже не решение. Просто импульс. Порыв, исключающий инстинкт самосохранения и похожий на то, когда бросаешься в горящий дом, зная о том, что ты оставил там кого-то важного, совершенно забыв о беспощадности огня, который оплавит твою кожу, как воск свечи.       Это больше, чем страх боли. Масштабнее, чем собственная смерть. Что-то иррациональное. Необъяснимое. Не поддающееся осмыслению.       Драко просто следует за ней, даже если конечная точка их маршрута — бездна.       Время издевается над ним, врываясь в сознание летящими мимо кадрами, словно при перемотке пленки, в которых Грейнджер несётся к земле так быстро, что, кажется, ему ни за что не успеть.       А в следующий миг замедляется, и у него даже получается рассмотреть, как развеваются её волосы и как расслабленные руки дёргаются, будто в какой-то момент она пытается схватить метлу, которая, кувыркаясь в воздухе, следует силе притяжения.       В голову лезет какая-то чушь:       — Грейнджер, если боишься бладжера, нужно было не высовывать свой нос из книжек…       — О, да пошёл ты…       — А ты меня ненавидишь?..       — Иногда мне интересно, как же ты сам себя терпишь?..       Он надеется не попасть под вспышки заклинаний, что летят в неё с трибун в попытке замедлить падение, но не попадают в цель.       — Так это ты меня спас?..       — Не трогай её, если она не давала тебе на это разрешения…       — Покажи мне, где находится твоё созвездие…       — Потанцуешь со мной, Грейнджер?..       Нимбус посылает по предплечьям такую вибрацию, что Драко начинает полностью трясти. Пальцы немеют, вцепившись в древко, нервные окончания горят, растворяя мысли.       Всё, что остаётся, это грохочущий пульс и последний метр.       Всё, что остаётся, это столкновение тел, онемевшие руки, отпустившие метлу и перехватившие Гермиону, и три секунды свободного полёта.       — Но ты теперь не одна…       — Всё хорошо, Грейнджер…       Столкновение позволяет падению замедлится на какое-то мгновение. Несколько заклинаний настигают их, прежде чем инерция тащит сплетённые тела дальше и земля встречает Малфоя обманчиво мягкой подушкой снега, потому что он каким-то чудом он успевает извернутся, подставляя спину под удар.       Воздух вышибает из лёгких. Сосуд, переполненный эмоциями, трескается и рассыпается на сотню осколков, когда она судорожно выдыхает, лёжа на его груди.       Успел, — заевшей пластинкой повторяется в голове.       Успел, успел, успел, успел, успел…       Снежинки касаются разгорячённой кожи, тают на его щеках, оставляя капельки воды. Боль медленно расцветает в лопатках, мышцы жжёт от разрывов, но это не важно.       Где-то сорока метрами выше Романов ловит снитч. Трибуны ревут, кто-то спешит им на помощь, вытаптывая снежное поле торопливыми шагами. Кто-то спускается с неба.       Они проиграли.       Но он не чувствует сожалений.       Ведь Грейнджер заторможенно поднимается на локтях и растерянно смотрит на него. Живая и целая. С этими своими испуганными глазами и тёплой ладонью, что аккуратно ложится ему скулу.

***

      Сознание возвращается урывками.       Сначала Гермиона видит только его лицо. Изломанный изгиб бровей и влажные ресницы. Она идёт на поводу у желания прикоснуться к нему и после стянуть очки, чтобы лучше рассмотреть нечто на дне его зрачков. Понять, почему именно Драко смотрит на неё так, будто умрёт, если отведёт взгляд хотя бы на секунду.       И вместе с очками спадает какая-то пелена, всё это время застилавшая глаза.       Всего становится слишком много. Много снега, забившегося в рукава и ботинки. Много шума, среди которого она улавливает крики, вопросы и заклинания на разных языках, потому что чары переводчика спадают с неё также, как и согревающие.       Слишком много света и движения вокруг.       Чьи-то руки оттаскивают её от Малфоя, и она слабо сопротивляется, но когда возле самого уха звучит знакомая тональность, она обмякает и разворачивается, падая в объятия Гарри.       — Я так испугался, — шепчет Поттер, гладя Грейнджер по голове. Она пытается развернуться, чтобы найти взглядом Драко, но рядом оказываются Джинни и Рон, закрывая обзор.       — Что случилось? — Уизли отбрасывает перчатки прямо в снег, где валяется её метла, и Гермиона задумывается, где же она оставила свою Комету, когда вспоминает, что произошло…       — Меня… прокляли, — выдыхает Грейнджер, выуживая из своей памяти эпизод.       Ветер, запутавшийся в волосах, и Джинни, пробивающаяся к воротам. Хлесткий звук, с которым метлы по обе стороны от неё рассекают воздух, а после её лицо и мрак, накрывший с головой и зовущий куда-то вниз.       В белый плен снежных сугробов, прячущих под собой промерзшую твёрдую землю.       — Иллюзия, — зачем-то добавляет она. Скорее, сама себе, чтобы упорядочить мысли, до сих пор поддетые мороком.       Её слова проходятся шёпотом по толпе из сотен человек, спустившихся на поле к этой минуте, и все затихают. Кажется, даже задерживают дыхание, в то время, как Киран, отодвигая в сторону Поттера и обоих Уизли, спрашивает Гермиону, глядя прямо в глаза:       — Кто?       Они на руинах, оставшихся после бури, опасность которой преследовала её по пятам всё сегодняшнее утро. В эпицентре разрухи, где деревянные подпорки покосившейся трибуны опасно скрипят, а мётлы игроков брошены и втоптаны в снег, потому что сейчас не до них. Где месяцы упорной работы заканчиваются поражением, а недели бок о бок с человеком — предательством.       Всё, на что её хватает, - это взгляд.       Грейнджер поднимает глаза, фокусируясь на бледном лице и на изумрудных переливах волос, что похожи на морскую волну. Миниатюрные руки Хейди Макэвой дрожат, сжимая Нимбус Суприма, когда Дэвид поворачивается и делает шаг к ней навстречу.

***

      Выяснение обстоятельств затягивается на несколько часов. Прибывших из Хогвартса болельщиков оперативно отправляют обратно, пока оставшиеся профессора, представители комитета спорта, что присутствовали на матче, и весь преподавательский состав Колдовстворца во главе с директором собирают по крупицам картину произошедшего.       Праздничный пир сменяется поздним ужином в тишине Хрустального зала. В этот вечер никто не празднует победу и никто не оплакивает поражение. Вся академия словно погружается в какое-то пограничное состояние между сном и явью, оглушённая противоречивыми чувствами.       Ещё там, на поле, команде Воронов приходится удерживать Власту, которая впадает в бешенство, увидев последствия случившегося и узнав кто виновник. Она ругается с Романовым, яростно толкая того в грудь несколько раз, и Гермиона может лишь догадываться, чем именно была недовольна княжна, ведь она так и не накладывает на себя чары переводчика.       Грейнджер решает, что до отъезда она обязательно должна встретиться с Ланцовой. Обменяться с ней парой колкостей и спросить:       Будет ли она скучать по унылым англичанам, от которых так много проблем, или нет?       Потому что Гермиона точно будет скучать по ней.       Будет скучать по этой персональной занозе в заднице и, наверное, по этому месту. По необыкновенной магии, что его пропитывает. Магии, с запахом спелых яблок и духов Драко, смешавшихся с пылью книжных полок в библиотеке с потолками, похожими на небо.       По месту, в котором Гермиона что-то оставила. Какую-то запутавшуюся часть себя.              И что-то обрела.       Точнее, кого-то.       В раздевалке у поля Грейнджер несколько раз проверяет шкафчики на наличие забытых вещей. Ни Акцио, ни поиск в ручную не даёт никаких результатов, но она не спешит возвращаться в академию, решая обойти ещё и поле.       На самом деле, ей просто не хочется возвращаться в спальню, в которой сейчас царит не самая комфортная атмосфера. Меган теперь даже не смотрит в сторону Хейди, и Гермионе трудно видеть боль, которую она пытается скрыть за своей маской отстранённости и безразличия. Они ведь были почти неразлучны на протяжении всего турнира, а теперь…       Что теперь?       Задёрнутый балдахин на одной из кроватей и гнетущая тишина, повисшая в комнате.       Грейнджер стыдно признаться, но она бежит от этого скопления не проронённых, но витающих в воздухе слов. К тому же, мысль о том, что это последняя ночь в стенах Колдовстворца, гонит сон прочь. Возможно, прогулка на морозном воздухе исправит эту ситуацию, но даже если и нет, то…       — Хочешь заболеть?       Грейнджер топит руки в карманы кафтана и поворачивается на громкий комментарий, встречаясь с ним взглядом. Выдыхает облако пара, отмечая, что температура действительно очень сильно упала за прошедшие часы.       — У тебя какой-то пунктик на счёт здоровья, — улыбается она, наблюдая за тем, как Драко идёт по вытоптанной дороге, которая после матча стала в разы шире.       — Он достался мне от матери, — бросает Малфой, когда между ними остаётся пара метров. — Она всегда беспокоилась о моём здоровье. Наверное, поэтому у меня это ассоциируется с проявлением чувств.       Почему он говорит всегда так прямо?       Кровь приливает к лицу, и Гермиона прячет его в складках шарфа, что наматывает на неё Гарри часами ранее и после забывает забрать.       А может, он оставляет его специально? Она не знает ответа на этот вопрос, лишь тянет носом знакомый запах, думая о том, что так пахнет дом.       Гриффиндорские цвета абсолютно не сочетаются с её фиолетовым форменным кафтаном, но ей плевать. Главное, что тепло. И это тепло не столько физическое, сколько душевное.       Драко останавливается в шаге от неё.       Только сейчас она замечает, как снег невесомо падает с тёмного неба. Как кружит и сверкает в свете ещё не погасших над полем прожекторов. Он ложиться на плечи Малфоя и теряется в его волосах, почти что сливаясь с их цветом.       Красиво.       Пусть она покинет это место, но часть зимы заберёт с собой.       — Снова сбежал из больничного крыла?       — Мадам Бархина выгнала меня после осмотра. Хорошо, что хотя бы пару человек из сотен отличились меткостью и попали в нас заклинанием. Считай, отделались испугом.       — До сих пор не могу поверить, — Грейнджер обнимает себя руками и прикрывает веки, переносясь по коридорам Колдовстворца к дверям кабинета Бессновой.       Гермиона отвела взгляд от вырезанных на дереве цветочных узоров и облизала потрескавшиеся губы. Они горели и кровоточили после нескольких часов полётов, но она упрямо не обращала на это внимания. Как и не обращала внимание на мокрую квиддичную форму, желание пить и убраться отсюда подальше.       Можно было воспользоваться магией, но отчего-то она не чувствовала в себе никаких сил после того, как Драко увели в больничное крыло, а всю команду оставили ждать здесь. Прямо под дверью. Пока по ту сторону неё под заглушающими чарами Киран, Хейди и еще какие-то профессора восстанавливали ход событий.       Ожидание изматывало.       Она прислонилась к стене и задела плечом Дэвиса. Иногда Грейнджер забывала, что находилась здесь не одна из-за царящего между ними молчания.       — Выглядишь паршиво, — зашептал Роджер на грани слышимости, но Гермиона уловила каждый звук. Вероятно, как и каждый здесь присутствующий.       — Спасибо, — криво улыбнувшись в ответ, она уже почти закрыла рот, решая закончить на этом разговор, когда неожиданно вспомнила. То, о чём хотела спросить, но так и не решилась. — Я видела тебя на балу с репортёром из Еженедельного ловца... Тогда я подумала, что это ты. Что ты…       Окончание фразы потонуло в звуке щёлкнувшего замка, но после напряжённого минутного наблюдения за дверью никто так и не вышел.       — Она просто спросила дорогу. Не могла найти выход из академии в путанных коридорах, — так же тихо сказал он, возможно, не совсем поняв, к чему Гермиона клонила ранее.       Грейнджер хмыкнула. У них не было ни единого шанса раскрыть Макэвой до сегодняшнего дня. Конечно, оглядываясь назад, теперь она подмечала некоторые подсказки.       Именно Хейди была тем, кто знал, какие шансы они имели в дальнейшем даже с участием в таком громком спортивном событии, как турнир. Она сама призналась, что подслушала тот разговор Гермионы с тренером, прежде чем из-за комментариев Меган их всех выставили в коридор и теперь они томились здесь в полном неведение.       Грейнджер помнила, как Макэвой появилась под самый конец их диалога с информацией о подвержённом плане тренировок от Макгонагалл. Но разве она могла знать о чём-то таком? Вычислить неизвестные в этом ужасно путаном уравнении?       Возможно, да.       Если бы только Гермиона помнила, что также именно Хейди находилась рядом с ними на озере. Более того, именно она находилась рядом с Джинни, но её непримечательность и молчаливость, будто по какому-то чёртовому волшебству делали её незаметной, даже когда стояла в каком-то метре от места собственного преступления.       Как в тот раз, когда Макэвой была застигнута посреди их разрушенной спальни. Даже тогда она не вызывала подозрений. Хотя сейчас Гермиона отчётливо понимала, что, чтобы пробраться примерно к тому месту, где Хейди замерла с письмом прижатым к груди, ей пришлось расчистить себе путь.       Сломанная метла...       Какая угодно метла будет лучше той рухляди, на которой она летала, — сказал тогда Блейз, и это тоже был один из звоночков. Макэвой осознавала, что команда не оставит её без чего-то столь важного перед самым матчем и с наличием такого обширного выбора у Дэвида в кабинете.       Новый цвет волос, выбитые из колеи охотники команды, на фоне которых она должна была блистать в этом финальном матче. Макэвой почти сделала то, о чём говорил Киран. Сделала всё ради того, чтобы её заметили и она смогла получить контракт.       Конечно, Грейнджер и Уизли не так легко было вывести из строя. Никакие статьи и падение в ледяную воду не могли их заставить потерять сосредоточенность на поле, что выковывалась годами тренировок, поэтому в ход пошёл морок.       Единственное, что Хейди успела сказать Гермионе по дороге сюда, было:       — Я не хотела тебе навредить, только дезориентировать...       Хотелось верить, что это правда.       — Ты так громко думаешь, — тянет Драко, спасая её своим тихим и ровным голосом из воронки воспоминаний, утягивающей на дно. — Как всегда.       — А ты, как и всегда, мешаешь мне это делать, — преодолевая последнее расстояние между ними, Грейнджер подаётся вперёд. У неё больше нет сил делать вид, что после этого долгого дня ей не нужны объятия.       Его объятия.       Малфой притягивает Гермиону к себе так просто, словно они делали это уже сотню раз. Находили друг в друге утешение или укрытие. Без лишних слов и просьб, следуя только обычным и естественным движениям тел.       Усталость берёт своё, и она почти виснет на его плечах, прижимая голову к груди.       — Хорошо, что всё закончилось и мы теперь можем вернуться в Хогвартс, — выдыхает Грейнджер, чувствуя, как груз прошедших недель спадает с плеч. Как неумолимо крошится, пока её обнимают его руки, и развеивается по ветру.       Кажется, она могла бы сейчас заплакать от облегчения.       — Всё веселье только начинается, — с усмешкой в тоне говорит Драко куда-то ей в макушку. — И кстати, по поводу этого. У меня есть ещё одно желание.       — И что же ты желаешь? — отстраняется она, заглядывая ему в глаза.       — Останься со мной на Рождество в замке.       Он замирает, немного склонившись над ней. Его взгляд скользит от глаз к губам и обратно, будто пытается прочитать ответ в её мимике. И ей становится немного смешно от того, какие же они абсурдные и... немного влюблённые.       Или не немного?       Могла ли она когда-нибудь подумать, что Драко Малфой будет рисковать ради неё жизнью? Дважды.       Могла ли она когда-нибудь представить, что будет вот так вот стоять с ним посреди пустого квиддичного поля и хотеть шептать ему в ответ: Да, да, да. Да. На предложение провести вместе праздники?       Вряд ли.       Гермиона тянется к нему и проводит пальцами по изгибу губ. Холодные. И после прижимается в поцелуе. Томительно медленном, ощущаемым как согласие.       Снег всё так же невесомо падает с тёмного неба. Кружит и сверкает в свете ещё не погасших прожекторов. Он ложиться на плечи Малфоя и теряется в его волосах, почти что сливаясь с их цветом.       Красивый.       Пусть она покинет это место, но часть зимы уезжает вместе с ней.