Тремя метрами выше

      — Мисс Грейнджер, как вы реагируете на слухи о том, что ваш роман может быть частью большого пиар-хода?       — Прокомментируйте конфликт с Властой Ланцовой!       — Гермиона, не боитесь ли вы, что ваше имя будет ассоциироваться с семейными скандалами Малфоев?       Рокот толпы накатывает волнами.       И каждая следующая обрушивается на Грейнджер разрушительнее, чем предыдущая. Вопросы становятся наглее, формулировки двусмысленнее, а понятие личного пространства уничтожается в тот же момент, когда группа журналистов отрезает её от команды и начинает теснить к стене.       — Этот плащ — подарок мистера Малфоя? — изогнув бровь, один из репортёров пропускает золотое перо её накидки сквозь пальцы, и ей приходится сделать шаг назад, резко дёрнув плечом. — Какие ещё дорогие подарки…       — Дождитесь… — громко начинает она, чтобы пресечь дальнейшие вопросы, но становится лишь хуже. Как только её рот открывается, вспышки фотоаппаратов взрываются фейерверком, заставляя Гермиону замолчать и снова отступить.       Шаг.       — Сборной Хогвартса сулят проигрыш. Не кажется ли вам, что попытка привлечь внимание к своей личной жизни в разрезе данного неутешительного прогноза выглядит крайне эгоистично?       Шаг.       — Мисс Грейнджер, правда ли, что вас сняли с поста капитана команды после вопиющего акта вандализма на территории лесов академии Колдовстворца?       Шаг.       Лопатки упираются в каменную кладку. Гермиона оборачивается, задевая макушкой массивную раму картины, и понимает, что загнана в ловушку. Бездушные лица с полотен остаются безучастны к ней, и их тусклые масляные глаза продолжают смотреть вперёд, в отличие десятка других маниакально горящих, которые следуют за каждым её движением, как прожекторы следуют за актёрами на сцене.       Отступать больше некуда.       Несмотря на то, что, вытянув руку, Грейнджер смогла бы коснуться любого из стоящих в первом ряду, топла всё равно продолжает напирать, словно жаждет вдавить её в стену. Обездвижить, залезть в карманы и в её голову в поисках ответов, проникнуть под кожу, чтобы понять, что она чувствует, когда его имя десятками голосов повторяется снова и снова, переплетаясь в предложениях с её собственным.       От неумолимого пресса начинает не хватать воздуха. Не хватать терпения и концентрации, чтобы попытаться найти выход из ситуации и не навлечь на себя ещё с десяток скандальных заголовков. Чёрта с два она даст им повод вновь распять её на страницах многочисленных газет.       Гермиона запрещает себе тянуться к палочке, хотя кончики пальцев покалывает от не находящей разрядки магии и желания защититься. Но незримая удавка, накинутая на шею жадными до сплетен стервятниками, затягивается всё сильнее. И сильнее.       И сильнее.       Пока ей не мерещиться, будто чьё-то дыхание обдаёт щеку, а подола мантии касаются чужие руки. Пока её пальцы сами не впиваются в древко, лежащее в кармане и следующий выдох не становится слишком судорожным. Гневным и неконтролируемым, от чего крылья носа раздуваются, а ладони по ощущению наливаются свинцом…       Раскалённым и переливающимся цветами всех самых неприятных проклятий, известных ей на сегодняшний день.       — Как ваши друзья отнеслись…       Шаг.       Но на этот раз вперёд. Голос мужчины в чёрном котелке, стоящего к ней ближе остальных, обрывается, когда он видит, как она начинает доставать что-то из кармана…       — Руки прочь! — голос Кирана грохотом прокатывается над толпой, вынуждая всех на секунду затихнуть, а Грейнджер остановиться. Его угрожающая фигура разрезает толпу, как раскаленный нож масло, и в образовавшемся проходе появляется вся команда, которая живым щитом становится перед ней. — У вас ещё будет время задать свои вопросы, а сейчас вон с дороги!       Джинни увлекает Гермиону за собой, давая ей возможность восстановить дыхание и вернуть эмоциональное равновесие.       — Совсем уже обнаглели, — пробиваясь ко входу в Хрустальный зал, выплёвывает Уизли так громко, что несколько прытко пишущих перьев взмывают в воздух.       — Их бы всех лицензии лишить, — бросает Малфой, и на эти слова те же самые перья уже замирают в воздухе.       — О да, хотя способы моей матери по избавлению от особо назойливых журналюг нравятся мне куда больше, — подхватывает Забини, ограждая Грейнджер вместе с Роджером, Хэйди и Меган от слепящих глаза вспышек. — Помните того беднягу, который пытался выведать, что случилось с её последним мужем?       Гермиона смотрит на них так будто видит впервые.       Ещё несколько месяцев назад они проходили по школьным коридорам мимо друг друга даже и даже не здоровались, а несколько недель назад предпочитали любым разговорам между собой тишину.       Она смотрит на них и не может поверить, что теперь хоть и с небольшой натяжкой, но их можно назвать командой. Её командой.       Воспоминания отбрасывают Грейнджер в тот самый вечер в Хогвартсе. Последний перед отъездом. И так же, как и тогда, она поднимает глаза, встречаясь взглядом с Драко, широкая спина которого скрывает Гермиону от липкого внимания того мерзавца, посмевшего тронуть ворот её накидки.       Его серые глаза, укравшие ледяное спокойствие у самых беспощадных зим, обжигают и обещают чего-то такого, о чём она уже начинает догадываться. Чему она готова беспрекословно сдаться в плен при первой же попытки захвата.       Мелкие льдинки стучат об окна в коридорах Колдовстворца, напоминая о том, что мир за пределами стен академии погружается в белый плен. А впереди…       Впереди бал. Впереди матч. Впереди долгожданные каникулы с их поздними подъёмами и полётами наперегонки от Норы до леса и обратно. Тыквенные пироги, тёплые свитера и запах рождественской ели, смола которой, растопленная жаром от камина, снова испачкает упаковочную бумагу подарков, а Рон и Гарри…       Чёрт. Рон и Гарри. Впереди её ещё ждут долгие разговоры, косые взгляды в гостиной Гриффиндора и не менее неоднозначные в Большом зале, но прежде…       Грейнджер переключает внимание на другую команду, застывшую в нескольких метрах от широких лестниц, ведущих на второй этаж. Требуется мгновение, чтобы найти нужное лицо, обрамлённое светлыми кудрями.       Голубые глаза стреляют в ответ с вызовом. Власта подмигивает ей и тут же отворачивается.       Но прежде Гермиона намерена узнать, кто именно виновен в том, что сегодня случилось.

***

      12 часов до бала.

      «В последние дни магический мир сотрясают слухи о неожиданном союзе между Драко Малфоем и Гермионой Грейнджер.       Дружба, любовь или холодный расчёт?       Попробуем разобраться в данной статье, что связывает тех, чьи имена в последнее время не сходят со страниц газет.       Согласно информации, полученной от нашего тайного источника, Драко Малфой и Гермиона Грейнджер неоднократно были замечены в компании друг друга ещё до того, как Ежедневному Пророку удалось заполучить снимки пары, прогуливающейся по Китежу в эту субботу(прим. редактора: Китеж — город, населенный исключительно волшебниками и находящийся рядом с Канским белогорьем, Восточная Сибирь).       Их встречи наедине чаще всего происходили в библиотеке академии Колдовстворец, где на данный момент находится вся команда сборной Хогвартса, участвующая в серии игр по квиддичу между магическими школами. Тем не менее, важно отметить, что, по информации нашего источника, эти встречи не носили романтического характера, как и любые другие их взаимодействия во время совместных занятий и тренировок в ходе турнира.       Возможно ли, что пара просто тщательно скрывала свои отношения до недавнего времени и теперь решила больше не утаивать свой роман, совершив «обличительную» прогулку в эти выходные? Или дело в ином? Как утверждает другой наш проверенный источник, Драко Малфой и Гермиона Грейнджер никогда не состояли в отношениях и, более того, недолюбливали друг друга в связи с принадлежностью к разным социальным кругам и личному соперничеству на фоне гонки за званием лучшего ученика своего курса, а последние неожиданные события не более, чем попытка привлечь к себе больше внимания посредством не самого изящного пиар-хода.       Зрители одного из самых громких спортивных противостояний последних лет поделились на три лагеря. Пока одни взбудоражены противоречивостью подобного любовного союза, а другие потрясены холодной расчетливостью молодых людей, третьим, в свою очередь, просто хочется верить, что Драко и Гермиона, скорее всего, искали общий язык и понимание, вероятно, стремясь преодолеть предвзятости, которые существовали между ними в прошлом, чтобы ничего не могло им помешать в будущем, а именно в предстоящем матче.       Магический мир с нетерпением ждёт дальнейшего развития событий. Получим ли мы в ближайшее время комментарии от семей или друзей молодых людей или от них самих лично, пока неизвестно. Время покажет. Однако на данный момент одно можно сказать точно: независимо от того, являются ли они теперь друзьями, остаются не более, чем сокомандниками или состоят в отношениях, а может быть просто используют друг друга в своих интересах, их союз уже заставил многих задуматься о легковесности стереотипов, что может ознаменовать начало новой эры, где предрассудки и старые обиды уступают место диалогу и сотрудничеству».       Гермиона ещё раз перечитывает статью, прежде чем передать газету Джинни.       Несколько студенток Янтарного двора с любопытством косятся на них, проходя мимо. И их интерес Грейнджер понятен. Ещё слишком рано для почты и тем более рано для той почты, которой нужно преодолеть шесть тысяч километров перед тем, как попасть в руки, но при наличии каминной сети, настроенной Кираном в первый же день, и разницы в два часа с Лондоном у их команды всегда имелся свежий выпуск Пророка уже к завтраку.       — Пока что довольно нейтрально, — выглянув из-за страницы, комментирует Джинни. — Как и в прошлый раз. Как-то подозрительно, не находишь?       — Всё из-за Драко, — Гермиона машинально оборачивается на вход, словно ждёт, что он появится, стоит только произнести его имя вслух. Но этого не происходит. — Если бы они писали лишь обо мне, то слов бы точно не подбирали.              — А что, у нас честная и адекватная журналистика исключительно для таких, как Малфои?       — Вроде того, — Грейнджер пожимает плечами и непроизвольно морщится от боли. Мышцы от полётов ноют, не успевая восстанавливаться между тренировками.       Она думает о том, что было бы неплохо посетить мадам Бархину и попросить обезболивающую мазь. К тому же можно будет взять парочку тех зелий для поддержания иммунитета, что она пила после того, как провалилась под лёд, ведь заболеть перед матчем было бы совсем некстати.       Или она просто хочет увидеть его?       Найти дурацкий предлог и снова оказаться там. Оказаться с ним. Один на один в объятиях белоснежных ширм, пропахшим травами. В его объятиях.       Боже.       От воспоминаний её накрывает волной тепла, так необходимого в это промозглое утро, и ей приходится подавить то ли улыбку, то ли какой-то нервный сбой в мимике, чтобы этого не заметила Уизли.       Несмотря на то, что они с Джинни делили одну комнату, Гермиона не помнила, когда в последний раз им доводилось разговаривать нормально. Делиться более глубокими переживаниями вместо того, чтобы перекидываться несколькими фразами за завтраком о самом важном, пока события каждого дня не увлекали их в свой водоворот.       Грейнджер понятия не имела, что происходило между Уизли и Забини, хотя точно знала, что за всеми случайными словами и прикосновениями скрывалась история, которую нужно будет обязательно выслушать за кубком сливочного пива по возвращении в Хогвартс.       Выслушать и рассказать свою.       А после ответить на самый главный вопрос: С чего всё началось? В том числе и себе самой.       Всё началось с его улыбки?       С чего-то столь простого, но неожиданного. Пустившего первую трещину по льду, из которого, ей казалось, раньше он состоял полностью. И определенно пустившего первые корни в ней самой, чтобы после разрастить сорняком в её сознании.       Занять там как можно больше места.       Или всё началось с созвездия Дракона? С ощущения его руки, державшей её руку. С отражения ночного неба в донельзя расширенных зрачках. С предательских мыслей. С желания, от которого горели губы из-за несостоявшегося поцелуя. С её сомнений после, со вкуса медовухи и холода переулка, который сменился теплом его согревающих чар, а после рук, что уводили Гермиону оттуда.       А может всё произошло тогда, когда она увидела Драко, зажатого в тиски ветвей стражницы леса, и ощутила, что не позволит ему навредить во что бы это ни стало, потому что была уверена — он бы тоже не позволил.       Пока что она не могла сказать точно с чего, когда и как всё началось, но с уверенностью решила больше не сопротивляться этому.       Сопротивление, как показывала практика, делало только хуже. По крайней мере, так было с матчем. С её попытками перекроить исход набирающих темп событий. Но подобно утопающему в зыбучих песках, который не прекращал бороться, каждое новое её отчаянное движение лишь отдаляло от спасения, утягивая на дно. И всё ради того, чтобы Киран в итоге сказал ей: «не сопротивляйся», когда Грейнджер уже увязла по самую макушку.       В случае с Малфоем она не хотела идти по тому же сценарию. И к тому же устала отрицать очевидное.       Драко, несмотря на всю свою обманчивую холодность, был способен согреть её даже в самые безжалостные морозы, а одно его присутствие наполняло Гермиону чем-то таким, что имело всё шансы превратиться в одержимость. В отсутствие аппетита из-за порхающих бабочек в животе. В глупую улыбку на лице без причины. В бессонные ночи и навязчивые фантазии.       Неожиданно раздавшийся голос Джинни вырывает Грейнджер из раздумий с изяществом мясника. Резко, быстро, одним точным ударом топора по веренице размеренно текущих мыслей. Она даже дёргается, задевая кофейник локтем, но не опрокидывает его, вовремя сориентировавшись.       — С тобой всё в порядке? — спрашивает Уизли после того, как передаёт Пророк дальше по цепочке Меган.       — Да… — тянет Гермиона и отпивает горький кофе, перед тем как осторожно уточнить. — А почему должно быть не в порядке?       — Не знаю, просто ты минуту смотрела в кружку с таким видом, будто там на дне ответы на всё вопросы из теста по истории магии. Не моргая.       — Я… жутко не выспалась.       Так, о чём это она?       Имело все шансы превратиться в одержимость…       Или уже превратилось?       Остаток завтрака проходит словно в тумане. В белёсой поволоке раннего утра, которая ложится на плечи недосыпом и волнением. В этой дымке тают дальнейшие разговоры, оставляя после себя в памяти лишь пустоту, и растворяются многочисленные вкусы еды на кончике языке.       Меган и Хэйди уходят раньше, прихватив с собой парочку тостов и яблок для Роджера и Забини, которые так и не появляются в Хрустальном зале, скорее всего задержавшись в раздевалках.       — Подъёмы в такую рань меня натурально убивают, — зевает Джинни, когда они бредут обратно в спальню за забытыми ею учебниками. После того, как аппетит отходит на второй план, Гермионе тоже становиться сложнее бороться со сном. — Кто вообще решил, что полёты на голодный желудок это хорошая идея? К тому же в тот день, когда с восьми часов у нас стоят занятия по расписанию? И бал вечером! Мерлин, помоги дожить до его начала…       Гермиона несколько раз согласно кивает, разделяя негодование подруги, и на ходу сверяется с перечнем книг, которые сегодня необходимо сдать в библиотеку.       Они с Уизли даже не призывают путеводную нить, чтобы найти дорогу в лабиринтах Академии. Маршрут от Хрустального зала до спален единственный, который им удаётся выучить почти сразу же по прибытии.       Сейчас ещё один поворот направо, пара метров и вот нужная дверь.       — Лучше бы мы тренировались после занятий, как Колдовстворец. Да, осталось бы мало времени на подготовку к балу, но и чёрт бы с ним… Какого…       Первое, что Гермиона замечает, толкая дверь, это калейдоскоп красок. Яркие крупные пятна, разбросанные по периметру комнаты, и мешанина цветов из более мелких акцентов.       И только потом она различает из чего именно состоит этот хаос…       Из их вещей.       Валяющиеся простыни с подушками, перевернутые сундуки и выдернутые из тумб ящики, скромное содержимое которых разбросано по голым матрицам и по одежде, устилающей пол вторым ковром.       Взгляд цепляется за собственную развороченную постель и криво висящий, оторванный местами балдахин с фазами луны и солнечного затмения, а после скользит от одной кровати к другой, пока не находит…       Голубые с зелёным отливом локоны, разбросанные по плечам, на мгновение вводят в ступор. Рука с зажатой в ней палочкой так и остаётся в безвольно висящей руке, когда Грейнджер узнает в незнакомке охотницу собственной команды.       — Я хотела отправить письмо домой после занятий, — Хейди судорожно прижимает помятый конверт к груди, стоя посреди этого беспорядка. — Я вернулась, чтобы… А тут всё вверх дном…       — Что-то пропало? — единственный вопрос, который приходит сейчас в голову Гермионы, слетает с губ, и отчего-то голос звучит убийственно спокойно.       Она даже сама поражается тому, как ей удается сдержать в себе эмоции.       — Кажется нет, но моя метла…       Проследив за движением руки Макэвой, за её подрагивающими пальцами, указывающими на что-то под ногами, Гермиона делает шаг вперёд, но осекается, наступив на маленькое карманное зеркальце, хрустнувшее под подошвой ботинка.       Чтобы рассмотреть лучше то, что осталось от полированного дерева, сломанного прямо у седловины, ей приходится сначала расчистить себе путь, аккуратно левитируя вещи в сторону.       — У тебя ведь есть запасная? — наконец-то отмирает Джинни. — У Кирана хранятся наши вторые комплекты спортивного снаряжения…       — Мы что-нибудь придумаем, — Гермиона перебивает подругу, многозначительно посмотрев на неё и быстро поворачивается обратно к побледневшей Хейди. — Не переживай. Где сейчас Джонс?       — Ждёт меня… Ждёт у кабинета Анимансии.       — Я скажу ей, что тебя не будет, и позову тренера, а вы, — пробравшись обратно к выходу из комнаты, Грейнджер останавливается. Всего на секунду. Она поднимает с пола брошь капитана команды, всё это время покоящуюся на дне сундука, который сейчас лежал на боку, демонстрируя присутствующим своё пустое нутро, и перекатывает на ладони украшение, а после крепко сжимает его в кулаке. — Оставайтесь здесь и больше ничего не трогайте, а я пока со всем разберусь.       В кабинете Дэвида находились не просто их запасные перчатки для полётов и наборы мячей, там хранилось целое состояние, запечатанное в надежный кожаный чемодан расширенный магией.       Чёрная как смоль Молния Суприм Драко и такая же в ядовито-зелёном цвете лимитированная метла Блейза. Нимбусы разных поколений Меган и Роджера, а также более скромные Кометы 290 Гермионы и Джинни.       И лишь для Макэвой в этой сокровищнице ничего не было.       Её семья не могла позволить себе ещё одну метлу и у неё не было братьев, как у Уизли, которой парочка Комет досталась в наследство.       Но зато у неё был такой капитан команды, как Грейнджер.

      ***

6 часов до бала.

      Малфой поджигает письмо, мрачно наблюдая, как огонь пожирает плотную тисненую бумагу до тех пор, пока от неё не остаётся только пепел. Только блядский пепел, который раздражает его не меньше, чем содержимое конверта, потому что его часть отшвыривает ветром прямо в лицо Драко, будто погодные условия и те в сговоре с отцом.       «Неблагодарный… никчёмный…не думающий о последствиях…»       Голос Малфоя-старшего монотонно отбивает о стенки черепа свою тираду, а Драко…       Драко просто не понимает. Почему он до сих пор не чувствует хотя бы что-то похожее на счастье, видя агонию Люциуса в каждом из предложений.       Он ведь так этого хотел. Но в итоге…       — Нет отца — нет проблем, — Забини выдыхает дым, который смешивается с паром изо рта, и протягивает Драко раскрытую пачку маггловских сигарет. На вопросительно изогнутую бровь он пожимает плечами. — Всё, что здесь нашлось.       Малфой давит в себе первый порыв отказаться, чувствуя, как тело требует нездоровой разрядки, ватных ног и горечи на кончике языка. Чего-то, что по своему определению не может развеять ощущение приставленного к виску кончику отцовской палочки, но хотя бы способно переключить внимание.       Заставить наблюдать за клубами табачного дыма.       Сменить мыслительную деятельность на кратковременную тишину в голове.       Прикурив от палочки, Драко затягивается и задерживает взгляд на квиддичном поле, которое отсюда кажется миниатюрной версией настоящего.       Несмотря на все наставления мадам Бархиной, он покидает больничное крыло после обеда и сразу же отправляется на улицу после того, как ловит Блейза в одном из коридоров.       Малфой не растрачивается на объяснения, но Забини не из тех, кому они нужны, поэтому они оказываются здесь. За одним из строений на территории академии, где, по его догадкам, скорее всего хранились те самые сани для поездок в Китеж.       На согревающие чары он тоже не растрачивается, поэтому, когда Драко снова подносит ко рту сигарету, его руки дрожат. И это… действует успокаивающе.       Ему хочется промерзнуть до самых внутренностей, чтобы перестать чувствовать этот грёбаный жар, который вливается в вены вместе с кровью, как горючее.       Почему ярость всегда ощущается как пожар под кожей?       У него нет ответа на этот вопрос, но теперь он чётко осознаёт определённую иронию в том, что выбешенного до чёртиков человека чаще всего просят остыть.       Остыть, Салазар!       Ему кажется, что он вполне буквально мог бы сейчас вспыхнуть огнём, если бы ему сказали нечто подобное.       — Чтобы ты не думал, будто мы проживали свою лучшую жизнь, пока ты был вынужден существовать на больничной еде и ненависти к собственной родословной, скажу, что у нас тоже выдался непростой денёк, — Забини даёт информации повиснуть в воздухе, чтобы та возымела должный эффект. Вызвала удивленный вопрос или хоть какой-нибудь интерес, но Малфой молчит. — Как приятно общаться с вовлечённым человеком. В общем, не буду томить. Пока ты отсыпался мы уже успели пережить мучительную утреннюю тренировку, выматывающие занятия, невероятно утомительный процесс сдачи учебников в библиотеку и не менее занудные из всего прочего разборки в связи с тем, что кто-то решил перевернуть спальню женской части нашей команды вверх дном. В целом…       — Что?       — Что? Если ты по поводу сдачи учебников, не переживай о твоих я тоже позаботился, — довольный собой Блейз давит улыбку, но после сдаётся, снова не добившись какой-либо реакции, кроме тяжёлого ожидающего взгляда. Он рассказывает о том, что ему известно из первых уст от Джинни и о том, что академия с самого утра гудит о случившемся. — Всю команду Коловстворца вызвали к директору. Вот у кого действительно утро дерьмовей некуда.       — Они бы не стали, слишком очевидно.       — Мне ли не знать, — цокает Забини. — Но школа ищет виноватых, поэтому начинает с самых простых вариантов…       Малфой считывает с лица Блейза эту секундную панику.       Лёгкое изменение в мимике и машинальное движение рукой, чтобы спрятать сигарету за спиной, словно это когда-то их спасало. Собственная рука также поддаётся этому глубинному и бесполезному рефлексу, пока его взгляд не встречается с другим.       Карим — и нет, он не принадлежит Забини.       — И почему я не удивлена? — Грейнджер рассматривает их какое-то время и чем больше она подмечает про себя, тем более непроницаемым становится выражение её лица. — Почему ты не в больничном крыле?       — Как ты нас нашла? — вопросом на вопрос отвечает Драко.       Какая-то его часть надеялась не встретить Гермиону в ближайшие несколько часов, потому что, видит Моргана, в таком состоянии Малфоя мог терпеть только Забини со своей непосредственностью.Вот только…       — С помощью путеводной нити, — проследив за тем, как он делает затяжку,       Грейнджер едва заметно качает головой.       Их глаза встречаются и то, что они видят, вынуждает его ухмыльнуться, а её дернуть подбородком. Раздражённо. Почти как раньше.       Вот только что-то подсказывает Драко, что вряд ли она сейчас способна оскорбиться тоном его голоса.       Гермиона выглядит как наэлектризованное грозовое облако. Одно неверное движение и его пригвоздит к земле разрядом молнии в тысячи вольт. И, чёрт возьми, Малфою хочется пойти у неё на поводу.       Он так сильно скучал по тому электричеству между ними, которое сменилось на что-то более тонкое и хрупкое. Хрустальное в своей прозрачности и чистоте.       И Драко это нравилось. Очень нравилось, но всё же…       Ещё какая-то его часть, наверное, та же, что надеялась не встретить её прежде, чем он успеет выскоблить из себя всю злость и оставить ту дотлевать рядом с пеплом от сигарет и письма, надеялась, что они смогут иначе. Смогут заземлиться, сменить коротящие провода на изолированные и безопасные.       Но, кажется, Малфой просто врал себе, решив, что им удастся побороть эту въедливую привычку так быстро, с учётом того, что на её формирования ушли годы.       Годы встреч в коридорах Хогвартса, в его кабинетах, окрестностях и других частях замка, которые научили их быть друг для друга громоотводом.       — Полагаю, ты не просто поболтать хотела, — бросает Драко и лишь тогда замечает кое-что ещё, кроме надвигающейся бури в её лице.       Брошь капитана команды, приколотая у нагрудного кармана, которую он не видел с тех пор, как Грейнджер швырнула её после очередной их стычки в него. Деталь, откидывающая в объятия прошлого. Такого недалекого, но, кажется, такого чужого. В тайне подсмотренного через замочную скважину теперь уже запертой двери.       — Мне нужна твоя метла, — прямо заявляет Гермиона, и он почти давится дымом. — Не основная, та которая в запасе, — спешит себя поправить и после добавляет то, что вовсе не обязательно, ведь её слова всё равно не звучат как просьба. — Пожалуйста.       — Могу я узнать зачем?       — Кто-то устроил в нашей спальне погром, думаю, ты уже в курсе, — кивает в сторону Забини Грейнджер. — Но это не всё. Метла Хайди тоже пострадала. Если быть точнее, от неё остались лишь щепки, пригодные для растопки камина, а у Макэвой нет запасной метлы, поэтому…       — Ты ведь можешь дать свою, — встревает Блейз.       — Да, но у меня не Молния Суприм. А я хочу, чтобы тот, кто это сделал, пожалел о своём решении.       — Он пожалеет в любом случае, потому что какая угодно метла будет лучше той рухляди, на которой она летала, — испепеляя магией окурок, хмыкает Забини. — Но я понял. Ты хочешь, чтобы он очень пожалел. Интересно, кто этот загадочный мистер икс? Или мисс? Есть какие-то идеи?       — Это не Власта, — опережая Гермиону, отвечает Драко. За что получает долгожданный разряд электричества.       По каждому из позвонков.       — Снова будешь её защищать? — фыркает она, позволяя крупицам гнева выбраться из-под купола самообладания и перенаправляя их теперь не на факт того, что находит их здесь курящими, не на неизвестного врага, прошедшего ураганом по женской спальне, а на него. — Хотя, конечно, вы же по всей видимости друзья. Она даже навещала тебя в больничном крыле.       — Ты тоже навещала меня в больничном крыле, но разве мы друзья? — вкрадчиво произносит Малфой, и это звучит настолько двусмысленно, что он теряет на мгновение эту грань между интимностью и опасностью момента.       Складывается ощущение, что он играет с огнём. И неизвестно, кто из них сейчас облит бензином, а у кого в руке догорает спичка.       Зачем? Зачем он это делает?       В глубине души, которой, по мнению Грейнджер, у Драко нет, о чём она сообщила ещё на пятом курсе, он знает зачем. Потому что им обоим это нужно. Выплеснуть злость, досаду, страх беспомощности, причины которого у каждого были свои, и сделать всё самым привычным из всех возможных способов.       Они безнадежны. Зависимы. И, кажется, даже не собираются с этим бороться.       — Мы с тобой? — уточняет она, ни на секунду не смутившись. — Точно нет, разве что ты со всеми друзьями танцуешь наедине. Или, может быть, где-то за ширмой я не заметила репортера с фотоаппаратом, который делал колдофото для следующей статьи?       — Ауч, — Драко засчитывает ей этот выпад. Не все слизеринцы умели кусаться так, как это умела делать она, когда действительно хотела.       Уголки губ предательски ползут вверх.       — Мне уйти? — спрашивает Забини, но никто не обращает на него внимания.       — Кстати, об этом, — насмешливо тянет Драко, понижая голос. Если она умела кусаться, то он умел играть грязно. — Я вообще никогда и не с кем не танцевал наедине. Ты первая, Грейнджер.       Он вспоминает, как его руки вели её в танце и в лёгкие заползал запах её шампуня, вытесняя ароматы лечебных трав. Ещё вчера она отводила глаза и прятала улыбку, а сегодня буквально прожигала этими же глазами в нём сквозные дыры.       — Я, пожалуй, всё-таки пойду, — Блейз делает несколько аккуратных шагов назад, но останавливается и обращается в слух, когда Малфой продолжает.       — Ты первая, кто спросил про созвездие Дракона, и первая, кому я его показал, и это уже не говоря о том, что ты станешь первой, кого я представлю как свою девушку во всеуслышание и, конечно же, да, ты можешь взять мою метлу. И даже в этом ты будешь первой, кому я позволю ею воспользоваться.       Ему нравится обезоруживать её. Видеть, как она забывает как дышать, как злость переплавляется на дне её карих зрачков в нечто иное. Вязкое и клейкое. Способное затормозить хаотичный ход мыслей.       Хотя бы на мгновение. Потому что одинаково сильно ему нравится идти до конца.       Отвратительная привычка.       — Поэтому твоя ревность к Ланцовой выглядит довольно необоснованной. Хоть и милой.       О нет. Малфой нагло лжёт. Ни её ревность, ни сама Гермиона не выглядят сейчас милыми.       — Ты же просто издеваешься, — она не спрашивает, утверждает. Её волосы развеваются на ветру, значок капитана команды сверкает в лучах зимнего солнца, а рука с палочкой предупреждающе взмывает в воздух, когда он снова раскрывает рот. — Прекрати.       Грейнджер даёт ему шанс заткнуться, но он не пользуется им.       — Люблю, когда от пустых слов ты переходишь к действиям.              Драко отбивает первую волну снега, которой она пытается то ли окатить его, то ли погрести под ней.       Часть второй заметает его ноги, и он оказывается увязшим по колено в сугробе, но тут неожиданно на помощь приходит Забини.       — Какого дракла ты ещё здесь? — Малфой хватается за протянутую руку, выбираясь, пока Блейз отражает ещё один удар стихии.       — Шутишь? Мне интересно, чем всё закончится! Ты же ничего потом не расскажешь.       По ощущению всё длится не дольше пяти минут, но успевает порядком всех измотать.       Гермиона не применяет никаких опасных заклинаний, она всего лишь раз за разом швыряет в них снег. Иногда агрессивнее, чем обычно, потому что Драко кричит что-то в ответ.       Что-то, что ей не нравится или что ей не хочется слышать.       Это продолжается до тех пор, пока она не выдыхается, а Малфой не хватается за бок, словно призрачные сучья стражницы леса вонзаются под рёбра. Фантомная боль исчезает также быстро, как и появляется, но всё происходит так неожиданного, что ему не удаётся проконтролировать себя.       — Больно? — она замирает в метре от Драко, не решаясь подойти. Весь её боевой настрой по щёлчку пальца сменяется беспокойством.       — Ерунда, — отмахивается он.       На несколько продолжительных минут между ними повисает тишина.       Каждый думает о своём. Блейз снова закуривает, а Малфой накидывает всё же согревающие чары, уже представляя, как позже Грейнджер обязательно выскажет ему за халатное отношение к здоровью, курение и всё это сразу после больничного крыла, когда у них на носу важный матч. Даже в том, что она швырялась в него снегом, в итоге виноватым окажется он.       Но не сейчас. Сейчас её мысли заняты другим, и Драко никак не может понять чем.       — Если тебе до сих пор интересно, зачем Власта приходила в больничной крыло, — на этих словах Забини немного отодвигается от Малфоя на всякий случай. — Она приходила для того, чтобы обсудить случай на озере.       — И что же? — теперь Гермиона выглядит измотанной, но при этом расслабленной. От былого гнева догорают лишь угольки, и Драко ещё раз убеждается в своей правоте.       Им обоим это нужно было. Ему тоже становится легче дышать. А о том, насколько это ненормально, он подумает позже.       — Они с Романовым уверены, что это кто-то из тех, кто был рядом в тот момент. Список не слишком большой.       — Да и среди этого списка единственный, кто был не из нашей команды, это сам Романов.       — Не всё ли равно, кто и зачем? — Блейз перекидывает из одной руки в другую слепленный снежок, пытаясь развлечься после того, как конфликт сходит на нет и ему становится скучно. — Мне, конечно, немного любопытно, но…       — Может тебе станет более любопытно, когда ты завтра, например… — выхватив снежок из его рук, Гермиона отбрасывает его в сугроб через плечо. — Сломаешь шею на тренировке, потому что этоткто-то зачем-топодпилит прутья на твоей метле?       — Резонно, — кивает Забини, соглашаясь и начинает к неудовольствию Грейнджер формировать новый шар. Если честно, Малфоя тоже бесит это мельтешение перед глазами, поэтому он в тайне надеется, что она проделает с новой «игрушкой» Забини тоже самое. — Давайте подумаем.       — Если отбросить всё лишнее и случайное…       — Лишнее и случайное?       — Именно, — Гермиона ведёт плечом, словно в буквальном смысле отбрасывая всё, что перечисляет. — Оба нападения Ланцовой. На приветственном пиру и позже с помощью морока.       — Морок? Я чего-то не знаю?       Она оставляет это без ответа.       — И нападение стражниц леса. Я много думала об этом и пришла к выводу, что подобное невозможно подстроить. Или, по крайне мере, очень сложно с учётом количества факторов, которые должны сойтись.       — Слишком много нападений для двух недель, — тянет Драко, задумываясь.       — Ну, это место не из самых дружелюбных. Хогвартс тоже, знаешь ли, не оплот безопасности, — Гермионе вспоминается целый ряд случаев, где её жизнь буквально висела на волоске, и все они происходили в стенах любимой школы. — Так вот, если отбросить всёлишнее и случайное, то остаётся несколько моментов, которые мне удалось связать.       На этом моменте даже Забини, который, казалось, с превеликим удовольствием занялся бы множеством другим вещей вместо того, чтобы продолжать находится здесь, начинает заинтересовано вслушиваться в слова Гермионы.       — Первая статья обо мне после конфликта с Ланцовой говорит не просто о наличии доносчика в стенах академии, она сразу же показывает, что целью статьи была я. Потому что вся ситуация перевернута с ног на голову и описывает меня не в лучшем свете, а участие Драко в этом конфликте и вовсе не упоминается. Хотя он играет там не последнюю роль. Далее я проваливаюсь под лёд на озере, но на самом деле на моём месте должна была оказаться Джинни, значит, целью в тот раз была она. А сегодня…       — Сегодня целью была Хейди, — заканчивает Малфой. — Именно её метлу сломали. Хотя все остальные, я так понимаю, в порядке?       Грейнджер кивает.       — Сегодня мне стоит спать с палочкой наготове? — Блейз кутается в кафтан, они находятся довольно долго на улице, и им стоило вернуться в академию, но Драко хочет дослушать до конца.       Отчего-то он уверен, что это ещё не всё.       — Не думаю, что кто-то ещё в опасности. У меня такое ощущение, что на нас троих, как охотников команды, и делался расчёт. Хотя я не понимаю почему. Если логика не в том, чтобы ослабить команду морально, выбив из колеи линию нападения. Если бы дело было во всех членах команды, то имя Драко не вычеркнули из первой статьи.       — Я не думаю, что в этом замешана команды Колдовстворца. Какой смысл? Они и так заведомо сильнее нас, и они первые, кто попадает под подозрения и сейчас расхлебывает последствия сегодняшнего утра.       — Всё это странно, — поджимает губы Грейнджер. — И мне это не нравится.       Ещё около получаса они пытаются сопоставить факты, но так ни к чему и не приходят.              Гермиона пересказывает утреннюю статью, обращая внимание на два тайных источника, упомянутых в ней, но это тоже не даёт им никаких идей.       Одним из источников мог оказаться любой из студентов академии, кто видел их в библиотеке, а вторым мог быть любой ученик Хогвартса, знавший историю взаимоотношений Малфоя и Грейнджер. Их противостоянии на почве учебы и разного происхождения.       Это абсолютно ничего не добавляло к и без того нескладной картине, вырисовывающейся перед глазами.       Возможно, это было и не так важно, как и говорил Забини.       Совсем скоро всё закончится. Останется позади.       Станет всего лишь воспоминанием об одной из самых холодных зим в их жизни, о мрачных опасных лесах и деревьях с алыми кронами, об изумрудных крышах и фасадах, украшенных резьбой в виде переплетающихся трав и цветов, о запахе спелых яблок и неподвижных картинах.       И эта загадка тоже могла бы остаться позади. Даже без ответов. Стать частью истории.       Если бы ощущение того, что это вовсе не конец, не стекало по позвоночнику омерзительно отрезвляющим предчувствуем.

***

3 час до бала.

      Спальня ещё хранит напоминание о погроме. Совсем незначительные и даже незаметные глазу детали то и дело заставляют Гермиону застыть посреди комнаты и воспроизвести по памяти тот калейдоскоп хауса, представший перед ней утром.       Но никто, кроме неё, похоже, не замечает этих оставленных словно специально намёков. Пуговица от чьей-то рубашки, так и оставшаяся лежать у двери ванной комнаты. Балдахины, которые не висели так ровно с момента их приезда, будто расстояние между складками было выверено до миллиметра. И пустота на отполированных до блеска поверхностях, которую ранее заполняли книги и пергаменты, перчатки для полетов и разные мелочи, что теперь были убраны в ящики.       — Теперь очередь Джинни, — Макэвой вставляет последнюю шпильку в прическу Гермионы и отходит, чтобы оценить получившийся результат. Она поправляет передние пряди у лица, которые решено было не убирать в объёмный пучок на затылке, и довольно кивает сама себе.       Грейнджер освобождает место для Уизли и отправляется к своему сундуку. Она достаёт три единственных платья, одно из которых купила во Франции в начале квиддичного турнира для выпускного в Хогвартсе, и раскладывает их на кровати, чтобы после разгладить потоком тёплого воздуха.       Два других — нежно голубое и молочное — она чередовала на протяжении турнира, не обращая внимания на язвительные комментарии в прессе. И сейчас была очередь шелкового светлого. Вот только оно совсем не подходило для того холода, каким был окутан весь Колдовстворец, даже не смотря на сотни каминов, горящих по всей академии.       — Надень уже его, — кивая на розовую переливающуюся ткань, говорит Меган.       — Это моветон, появляться на балу в том же наряде, в котором ты уже была на прошлом.       — Поверь, будь это хоть трижды дурной тон, Гермиона плевать хотела, — Джинни прикрывает глаза, когда чужие пальцы зарываются в её рыжие пряди. — Единственный раз, когда её заинтересовала одежда, был после того, как выдали форму Колдовстворца. Но тут правда сложно остаться равнодушным. Поэтому оставь свои попытки…       — Наверное, — Грейнджер проводит пальцами по отделке длинных рукавов. — Я всё же правда надену его.       Джонс победно растягивает губы в улыбке, будто в этом решении есть её заслуга.       — Ты же хотела оставить его для выпускного, — не понимает Джинни, удивлённо поворачиваясь к Гермионе, от чего Макэвой недовольно бурчит себе под нос, возвращая голову Уизли в исходное положение.       — Я много чего хотела, но не всё складывается так, как мы того желаем. Так что, — она разводит руками. — Если все планы летят к чертям, этому стоит отправится туда же. Куплю потом новое.       Вот так просто.       Её планы на счёт матча разрушены. Её планы на будущее теперь слишком туманны. Её планы на счёт Драко Малфоя и того хуже… Они просто есть, несмотря на всю невозможность их существования. Поэтому какой толк от того, чтобы оставить наряд, купленный на выпускной, для выпускного?       Всё складывается не так, как нужно. Жизнь вносит свои коррективы, а то сопротивление, которое она оказывает, приносит исключительно лишь головную боль. Ей хочется отпустить контроль. Хотя бы не полностью и не во всём. Большие изменения начинаются с маленьких шагов, и Гермиона медленно переставляет ноги, пробуя эту теорию.       Она отыграет матч и, если из этого ничего не выйдет, попробует снова, как сказал Киран. Найдет другую возможность, лазейку, шанс. Она наденет платье, на которое запрещала себе смотреть до мая, потому что перспектива поиска наряда в разгар подготовки к СОВ казалась самоубийственной и лишней. Она попытается найти виновного в том, кто хочет причинить вред её команде. И она позволит тому, что происходит между ней и Малфоем, происходить.       Но ещё Грейнджер примет любой исход по каждому из этих пунктов. Ей давно стоило согласиться с тем, что она не может на всё влиять. Она не может полностью обезопасить себя или других от притаившихся угроз или банальных неудобств. И не может рвать на себе волосы всякий раз, когда что-то не оправдывает её ожиданий. Жизнь непредсказуема, а Гермиона не всесильна. У нее есть слабости в виде глупых порывов, вспышек гнева и одного заносчивого блондина.       Да, пожалуй, ей стоит это принять.       В дверь стучат, но Грейнджер замечает не сразу, потому что, убирая часть не пригодившейся одежды обратно в сундук, она вспоминает об одной вещице. Вещице, которой здесь нет. Страница про Морок призыва, вырванная Властой из книги и протянутая Гермионе, как белый флаг. Как знак перемирия.       Её нет ни в прикроватной тумбе, ни за ней, ни сундуке.              — Гермиона?       Наверное, она осталась лежать в одной из сданных в библиотеку книг, сложенная пополам и выполняющая функцию закладки. Или выпала из кармана кафтана. Или…       — Гермиона?       — Да? — немного раздраженно отзывается она, оборачиваясь на Меган, и её взгляд тут же цепляется за тёмно-синюю коробку, перевязанную белой лентой, в руках Джонс.       — Это тебе, судя по записке. Оставили под дверью.       В свете последних событий Грейнджер подозрительно коситься на неожиданный «подарок», который Меган оставляет на её кровати, но подписанная бирка развеивает опасения.       Она узнает его почерк.       Хватает одного беглого взгляда на резкие линии букв, чтобы перед глазами возникли многочисленные воспоминания, в которых она украдкой смотрела на его конспекты на занятиях и на его пометки в схемах Кирана.       Лента поддаётся легко. Она выскальзывает из пальцев и растворяется в воздухе, оставляя после себя облако блестящих искр. Простая, но красивая магия.       Гермиона даже забывает о том, что ещё минуту назад она рылась в своих вещах в поисках потерянной страницы и судорожно пыталась найти какое-либо объяснение этой пропаже.       Под крышкой находится записка.       «Если судьба аферистка, то чем мы хуже?».       И по скриптум:       «Надень его. Это одно из моих желаний. И если помнишь, у меня их два».       Грейнджер протягивает руку и аккуратно касается красного струящегося плаща с чёрным подкладом.

***

1 час до бала.

      Он ожидал менее дерзких вопросов, но, видимо, бездействие отца, который явно отчего-то предпочёл спустить всех псов на Драко в том письме вместо того, чтобы направить хоть часть своего энтузиазма на Лондонских редакторов изданий, развязало многим руки.       А точнее языки.       В этот вечер их рты не были заткнуты горстями галеонов и убедительными угрозами, на которое Малфой старший был способен, если полностью не терял над собой контроль и его пестрящие высокомерием речи не скатывались в откровенную истерику.       Команде Колдовстворца приходилось не легче.       Всё внимание местных изданий от Волшебных вестей до Ведьминого обозревателя было приковано к ним и последним скандалам в академии.       Журналисты с перстнями на пальцах, орудующие вместо прытко пишущих перьев зачарованными записными книжками с проявляющимися чернилами, отличались не только внешним видом своих расшитых узорами кафтанов, но и настроем.       Они не испытывали особенного трепета перед его фамилией, как, впрочем, и не испытывали особенного интереса к команде Хогвартса, как к отдельным личностям. Поэтому их реплики хоть и отдавали лёгким флёром провокаций, но всё же не шли ни в какое сравнение с омерзительной двойственностью вопросов от тех же представителей Пророка или Еженедельника ловца.       — Мистер Малфой, мистер… — Драко оборачивается, и выжигающая сетчатку вспышка бьёт по глазам. Он неосознанно притягивает Грейнджер ближе настолько, что между ними и снитч сейчас не проскочит, и с каким-то нездоровым удовольствием перебирает пальцами ткань накидки на её талии, в которую словно вплетён вызов судьбе.       Она надевает его противоречивый подарок и примеряет одну из самых обворожительных улыбок, которые он когда-либо видел.       Чуть вздернутый подбородок Гермионы задевает перья жар-птицы на воротнике, и от их свечения, становящегося будто бы ярче от любого движения, радужки её глаз становятся похожи на янтарь.       — Как отреагировала семья на ваш выбор партнера?       — О, все просто в восторге, особенно отец,— широко улыбаясь, отвечает Малфой. — Боюсь, как бы при встрече он не задушил Гермиону в объятиях от переизбытка чувств на предстоящем рождественском приёме в Мэноре.       — Вы планируете провести Рождество вместе?       — Непременно.       Из-за ощутимого толчка локтем в бок Драко давится воздухом.       — Это перебор, — шипит Грейнджер, пытаясь выпутаться из его рук, но у неё ничего не выходит.       Кажется, она просто плохо старается.       Они двигаются дальше, к следующей группе репортёров, чтобы вновь повторить всё тоже самое. Несколько поз для колдофото, несколько сочащихся сарказмом фраз в ответ на попытки этих ушлых проныр сделать из сегодняшнего вечера сенсацию и несколько молитв Мерлину, чтобы хоть один из вопросов оказался по теме квидичча.       — Ещё скажи, что твоя тётушка Белла спит и видит, как бы обсудить со мной способы укладки кудрявых волос.       — Будет звучать, как абсолютная ложь, — откровенно глумясь, Малфой салютует толпе. — В отличие от слов о том, что Люциус может задушить тебя от переизбытка чувств. Я же не уточнил, каких именно.       — Как здорово, — цедит Гермиона, сквозь натянутую улыбку. — Но ты совершенно случайно не задумывался о том, что сам факт того, что мы тут изображаем счастливую пару, уже навлекает на меня кучу проблем? А если ты не перестанешь нести этот откровенный бред, то к проблемам ещё добавиться и заказное убийство? Люциус…       — Не выдумывай, отец не будет заказывать твоё убийство…       — Лишь потому что захочет убить меня лично?       — Я хотел сказать: лишь потому что раньше него это сделает тётушка Белла.       Всплеск шума, в этом и без того гудящем голосами пространстве, привлекает их внимание. Меган посылает кого-из Пророка, размахивая неприличным жестом, который завтра украсит первую полосу и из-за которого ей придётся отжиматься сегодня после бала до самого рассвета.       Спины игроков из команды Колдовстворца смыкаются, и им с Грейнджер не удаётся увидеть, что происходит после того, как Дэвид решает вмешаться.       — Мандрагора вас всех раздери! — слышится крик Джонс, и Драко прикрывает глаза. Как же он это обожает. Жаль, что сегодня он не может присоединиться к Меган и к её кристальной честности.       — Это катастрофа, — оттягивая ворот плаща, шепчет Гермиона. Она нервно комкает ткань пиджака на его груди, даже не замечая этого. — Как же тут жарко.       — Позволишь, — он кивает на накидку и помогает Грейнджер избавиться от неё, только секундой позже понимая, что это лучший отвлекающий маневр, который можно было придумать.       Ярко.       Становится так ярко, что глаза начинают слезиться и ему даже приходится прищуриться. Все объективы в эту секунду устремляются к ним.       Или все же к ней?       — Грейнджер… — выдох застревает где-то в глотке.       Она сияет.       Её платье, сотканное словно из малинового заката и последних солнечных лучей, отражает устремлённый на них свет.       Малфой впитывает эту картину до последнего грамма краски. Открытые ключицы, обманчиво хрупкие запястья и тонкие пальцы, которыми она цепляется за его локоть сразу после того, как избавляется от мантии.       Драко чувствует, как его ведёт.       Как за длину одного вдоха весь остальной мир отходит на второй план. Становится тихо, и от этой тишины у него, кажется, начинает звенеть в ушах. Салазар. Как же она красива. И дело не в том, что ей так идёт это сияние, иначе он не может назвать то, что на ней надето.       Дело в том, что Драко позволяет себе обрести надежду. Ещё тогда, когда в библиотеке он предлагает ей эту безумную сделку и позволяет огню, цвета её гриффиндорского галстука, следовать за ним по пятам с того самого вечера, медленно выжигая страх.       Страх за будущее, которое прямо сейчас он отвоёвывает у отца. Страх не соответствовать чужим ожиданиям, появляясь с ней на колдофото газет. Стах чувствовать то, что не должен, и осознавать, что этот холод, эта маска, они не про него.       Навязанная, фальшивая клетка, что плавится под взглядами Гермионы.       Да, он позволяет себе обрести надежду и находит смелость посмотреть страхам в лицо, поэтому первая искренняя улыбка, адресованная ей, становится только началом.       Собственная жизнь на периферии событий вспыхивает, как сухой хворост, и всё, что ему остаётся, это согреться от этого огня. А потом снова найти в себе смелость и поделиться крохами приобретённого тепла с Грейнджер, чтобы после увязнуть окончательно. Стать зависимым не только от желания высекать из её связок сталь, но и вызывать у неё смех, смущение, сомнения и, возможно, нечто ещё...       Блядство.       Понимание своей глупости сваливается на голову как пыльный мешок. Неожиданно, болезненно и фатально. Он так был сосредоточен на мести отцу, что даже не задумался об очевидном...       Она не заслуживает стать разменной монетой в его борьбе только потому, что заботится о команде и их будущем, пока все слишком заняты своими проблемами.       — Грейнджер, — настойчиво повторяет Малфой, сглатывая. К горлу подступает ком. Клубок запутанных эмоций, осознаний и вины. — Только скажи, и отменю весь этот фарс прямо сейчас. Признаюсь, что это всё… это всё не по-настоящему.       А не по-настоящему ли?       — Что… — задыхается она, но быстро берёт себя в руки и оттаскивает его в сторону, не настолько далеко, чтобы оказаться в зоне недосягаемости камер, но достаточно для того, чтобы их никто не услышал. — Что случилось? Почему… почему ты передумал?       Её глаза панически метаются по его лицу, пытаясь понять. Прочесть его путанные мысли. Но даже сам Драко не рискнул бы разбираться в этом бардаке.       — Ты не заслуживаешь этого, — вскидывая руку в сторону толпы, говорит он, не волнуясь о том, как это выглядит со стороны. Пусть на них смотрят, их снимают, ловя и отпечатывая каждый жест на фрагмент фотоплёнки, ему плевать. — Я и так отыграю матч. Выложусь по полной. Но я не хочу…       На секунду создаётся впечатление, будто он смотрит в зеркало. В её лице тоже есть этот пресловутый ужас, вплетённый в карамель радужки, почти поглощённой зрачком, и неуверенность — в изгиб бровей.       Гермиона прикрывает глаза, призывая его заткнуться одним лишь жестом.       — Может, сначала узнаешь у меня, чего я хочу или не хочу? — решительно спрашивает она, перехватывая ладони Драко своими, чтобы он перестал ими размахивать.       И прежде, чем он отвечает. Прежде, чем мир снова обретает чёткость, яркость, полноту звуков, она приподнимается на носочках и целует его. Совсем невинно, еле касаясь губами его полуоткрытых, но это оказывается достаточно, чтобы голос в его голове замолчал.       Только теперь Малфой ощущает, как заполошно в груди колотится сердце, оставляя гематомы на внутренней стороне грудной клетки.       — Я достаточно ясно обозначила свои желания?       Он душит в себе порыв сказать, что нет, нацепив одну их своих ухмылок. Что ей стоит повторить для закрепления эффекта. Но Драко и так чувствует себя полным кретином, поэтому просто улыбается в ответ.       Перья жар птицы вспыхивают, когда он выпутывает свои пальцы из её немного подрагивающих и подносит руку к щеке Грейнджер, аккуратно очерчивая скулу.       И кому из них, чёрт возьми, эта накидка всё же приносит удачу?       Наверное, ему.       Они крадут ещё немного времени для себя. Ещё несколько минут наедине, но при на глазах сотен человек.       Малфой не может сейчас просто взять и вернуться обратно, как ни в чем не бывало. Он должен запомнить момент во всех деталях, хотя всё, что он видит перед собой, это её лицо с поддетыми румянцем щеками от смущения. И больше ничего.       Гермиона непростительно красива.       Она красива в этом платье, в школьной форме или в экипировке для квидичча. Красива с раскрасневшимся от мороза носом и примятыми меховыми наушниками кудрями. Взмыленной после тренировки и злой от того, что он снова повёл себя как мудак. Увлеченной полётом, уткнувшейся в конспекты, читающей книгу, громко смеющейся, расстроенной или просто завтракающей.       И сколько ещё её вариаций Драко не видел?       Он позволяет себе ещё одну надежду, раз сегодня ему благоволит удача. Надежду узнать, какая она после сна с заломами от подушки на щеке. После душа с мокрыми волосами. Какая после поцелуя, после секса, во время него…       — Мистер Малфой, — ему хочется отмахнуться, но настойчивый женский голос не даёт, несколько раз выкрикивая его имя. Девушка с ярко-розовыми волосами, которая представляет Ведьмин обозреватель, задаёт вопрос, от которого в солнечном сплетение словно разгорается пожар. — Когда вы поняли, что влюбились?