«Skan» на стандарте

— Командующий колонией на Альбрум Джерри Герш — Звёздному Флоту. Командующий колонией Альбрум Джерри Герш — Звёздному Флоту. Нам необходима эвакуация. Наши работы привели к разрушению целостности коры планеты. Ее тектонические плиты начали стремительное движение. Колония будет уничтожена меньше, чем за сутки. Повторяю: нам необходима эвакуация. Джим выключил запись и обвел взглядом свою небольшую команду, остановившись на Споке. Сообщение состояло только из звука — командующий был обеспокоен, чтобы оно дошло как можно скорее. Вздохнув, Джим нажал кнопку в правой части своего кресла. — Капитанский журнал, звездная дата 7406.6. Мы направляемся в шахтерскую колонию Альбрум для эвакуации. Это сравнительно молодая колония, которую построили одиннадцать лет назад для добычи цезия. Многие мужчины и женщины привезли с собой супругов или сочетались браком с коллегами. В результате этого на планете живут девять детей — ни одного старше десяти лет. Спасение семей шахтеров и ученых в приоритете для нас. Наш корабль — единственный из кораблей на Земле, что способен лететь на девятом варпе. На орбите планеты нет космических станций, а несколько шаттлов, которыми они обладали, недавно были отправлены на ремонт. Мы должны успеть — без нас у них ни единого шанса. Команда «Энтерпрайз» и сам корабль были единственными на Земле, кто еще не до конца разбежался по новым работам, и кто имел всё необходимое оборудование. И знания. И опыт. До Альбрума, как говорится, было «рукой подать». Миссия должна была занять не больше двух стандартных суток. И она не заняла больше, но… Всё произошло слишком быстро. Спасать и правда было нечего. Джим терпеть не мог такие «миссии безысходности», когда их основной задачей становилось просто засвидетельствовать и задокументировать факт смерти всей колонии и непригодность планеты для дальнейшего освоения. Альбрум превратился в безжизненную, бурлящую пустыню. Ни намека на то, что там когда-то, пусть с технологиями, существовала жизнь. — Сэр, наши датчики засекли неизвестный объект неприродного происхождения, — прервал унылые размышления Джима голос нового навигатора — Чехов не успел добраться до корабля. — Предварительные результаты сканирования сообщают, что это… — начал было Спок. — Это шаттл! — эмоционально воскликнул навигатор. — Судя по модели — типичные шаттлы Звездного флота 2247 года. Это шаттл с уничтоженной планеты! Джим оживился. Неужели колонисты успели спастись? Вскочив с кресла, он поспешил взглянуть на данные сканеров Спока. Действительно, шаттл. — Он не подает никаких сигналов и просто дрейфует в космосе. Могу предположить, что они истратили весь заряд на рывок подальше от планеты и не смогли связаться с нами. Прошло двадцать шесть часов с момента уничтожения колонии. Шансы, что они выжили, достигают 86,3%. — Обнадеживает. В шаттле не могли поместиться все, но может, они смогли хотя бы частично уместиться… — Джим сжал рукой плечо Спока, наклоняясь к консоли. — Захватывайте тяговым лучом и начинайте перетаскивать шаттл в ангар. Я буду встречать их там. Спок? — С вами, сэр, — кивнул он. Быстрым шагом мужчины покинули мостик. Им пришлось подождать какое-то время в отсеке с шаттлами, пока его принимали на борт. Они еще не знали, что там и кто там, только земная маркировка и живые существа на борту. Спок осознал сразу всё и в полной мере в тот момент, когда дверь корабля открылась, а оттуда, едва не падая на трапе, выскочила девочка лет пяти: — Мама! И замерла, удивленная увиденным. Место ей было незнакомо, как и офицеры, стоящие вокруг. Сердце Джима упало в пятки. Следом за девочкой показалась голова мальчика, лет девяти. У него на руках был ребенок, совсем маленький, наверное, и года не было. Это значило только одно. Взрослых среди них не было. Мальчик обвел офицеров тяжелым взглядом, и Джим понял, что это был самый старший ребенок среди них. Наверное, единственный, кто понимал, что происходит. — А где мы? Где моя мама? — из шаттла выглянул ещё мальчишка, лет четырех. Джим должен их успокоить. Поприветствовать. Наладить контакт. Но его горло сдавило спазмом. Он слишком хорошо всё понял. Родителям этих детей пришлось идти на риск, отправляя их на судне без каких-либо сигналов, с одной единственной надеждой, что прибудет спасательный корабль, и что шаттл не унесет слишком далеко, и что корабль обязательно наткнется на него, не успев прыгнуть в варп, и не позже тридцати часов. И это против статистики, что с вероятностью 100% на планете они погибнут. Это логичное и понятное родительское решение: они спасали самое ценное — своих детей. Но эта простая истина заставляла его сердце обливаться кровью. — Им не сказали. Возможно, сказали, что это будет просто прогулка. Им нужно было в любом случае добиться того, чтобы дети не волновались. Как можно дольше, — тихо произнес за его спиной Спок. Джим сдержанно кивнул ему и, набрав побольше воздуха, выступил вперед. — Здравствуйте, — неторопливо начал, привлекая внимание детей. — Я капитан Кирк, вы на звездолете «Энтерпрайз». Это доктор Маккой, — он указал на подошедшего Боунса, — он вас осмотрит. Вы в безопасности. Теперь с вами всё будет хорошо, — и через силу мягко улыбнулся. * * * — Капитан Джим! Не успел Кирк войти в медотсек, как его со всех сторон облепили маленькие тела. Против воли из горла вырвался смех. Им уже доводилось перевозить детей, и даже детей, чьи семьи оказались в таких же ужасных условиях, но тогда... Ситуация была другая, всё было другое. И те дети, они были... Не совсем нормальными. В отличие от этих. Через час они прибудут на Землю. Большую часть своего времени капитан провел в медотсеке, в компании этих маленьких существ. По какой-то удивительной причине они были расположены только к Джиму, поэтому Боунсу требовалось его присутствие, чтобы уговорить детей лежать смирно во время осмотра. Как-то вышло, что он с ними подружился. Сразу и со всеми. Возможно потому, что был единственным, кто не пытался закрыться от трагедии внутри и не относился к ним как к принятому на борт грузу? Не говорил в третьем лице, будто их нет, будто они не живые. Его всегда это удивляло. Люди очень бережно относятся к своему потомству, умиляются детьми, своими и чужими, считают преступления против детей самыми ужасными, однако в критической ситуации эти дети превращаются для них в вещи. Да, им положены условия как у живых существ, но это не делает их равными взрослым живым существам в глазах этих самых взрослых. Просто будто... будто у продукта особые условия хранения. Он заметил это, еще когда ему было четырнадцать. * * * Джим устало опустился на «свою» постель. Она была «его» очень долгое время в течении пятилетней миссии. Но сейчас... За двое суток он и не спал здесь ни разу. Дважды немного подремал, даже не расстилая, не раздеваясь. Миссия была такой короткой, что он и вовсе мог обойтись без каюты, но... Она же «его». По правилам, все, кто на борту, должны быть приписаны или к каюте, или к медицинскому отсеку — всем нужно где-то спать, это одно из самых главных правил, потому что сон — залог здоровья. Именно этими словами Спок и прогнал его с мостика отдыхать, когда они еще не достигли Альбрума. А потом было не до сна. Сейчас тоже было не до этого. Через полчаса они уже будут пришвартовываться в доках. Полчаса, чтобы собраться с мыслями и вдохнуть поглубже перед новым этапом. Он займет несколько часов, вероятно. А вечером Джим ляжет спать уже в своей комнате общежития... Уткнется Споку в плечо и моментально отключится. А пока впереди было еще много работы. Документация, отчеты, подписи, сдача корабля, снова отчеты и подписи, ответы по миссии, документация по сотрудникам, которые, конечно, хоть и были на борту не в полном составе, и даже не на четверть, но всё равно... Подписи, подписи, подписи... И дети. Эти дети... Джим чувствовал, что должен проследить за их судьбой. Возможно, это не слишком рационально, и ему не стоит вмешиваться — ради себя и ради этих детей, но он понимал, что даже отказав себе в этом чувстве, поддастся ему неосознанно. Всё равно проследит. И влезет там, где не надо. И прицепится... Джим вздохнул и закрыл лицо руками, откидываясь спиной на постель. Ему хотелось забрать их себе. Всех. Каждого. Усыновить, удочерить, заботиться и больше никогда и никому не позволить им навредить. Создать все условия, чтобы больше этим детям не довелось бы пережить тридцать часов в спасательном шаттле. Это глупость. Очевидно же. Даже если он достаточно сошел с ума, чтобы это сделать, никто другой в здоровом уме не даст ему взять опеку. К счастью и для него, и для детей — те наверняка бы тоже пострадали от этого решения. Но он бы хотел. Он бы о них заботился. Искренне и по-настоящему. Джим никогда не рассматривал себя в роли отца. Что он может дать своему потомству? Он военнослужащий, успешно двигающийся вверх по карьерной лестнице и не собирающийся останавливаться. Он болен космосом. Он влюблен в далекие звезды. Ночами он слышит манящий голос неизведанного. Он всегда осознавал, что тихий домашний покой — не для него. Он ведь не сможет так жить: работать с девяти до шести, приходить домой, исполнять родительские обязанности, ужинать, супружеский долг и сон. А утром всё заново. И сейчас, со Споком, это кажется чем-то еще более диким. Спок ведь тоже не из категории «с девяти до шести». Джим знал, он тоже слышит эти голоса со звезд. Убрав ладони с лица, он забросил руки за голову. Разве могут быть из них хорошие родители? Да вообще родители, хоть какие-то? Но ему всё равно чудилось что-то: уютная небольшая кухня, теплая гостиная с камином и трещавшими в ней головешками, и детские голоса. Ему чудился Спок, который готовил ужин — так же ловко, как он делал это на их крохотной кухоньке в комнатах общежития. Он видел себя, играющего с детьми моделькой «Энтерпрайз». Снова Спок, он с книжкой в руках — настоящей, бумажной, читает сидящему на его коленях ребенку. Джим рисует на бумаге, и накрывает детскую руку своей, помогая научиться держать карандаш. Спок объясняет нотную грамоту. Всё такое расплывчатое, но кажется таким реальными. Таким возможным. Будто бы он и вправду мог бы... — Джим? — он не услышал, как открылась по команде вулканца дверь. Тот уже шагнул в комнату, и створки за ним закрылись. — Кажется, я немного ушел в себя, — приподнял потяжелевшую голову Кирк и натянуто улыбнулся ему — не потому, что не искренне, а потому что мышцы не слушались. — Я ощущаю твое смятение, — сообщил Спок и опустился с ним рядом. — Раздели со мной свои тревоги, т'хайла. — Ты бы хотел детей? — улыбка схлынула с его губ. Капитан сцепил руки в замок. — Я нахожу продолжение рода логичным биологическим ритмом. Я полагаю, ты хотел узнать что-то другое? — мягко произнес Спок. Это всегда так было, когда он старался проявить понимание, но не отказывался при этом от своего натурального восприятия, ради того, чтобы в глазах людей казаться менее раздражающим. Или забавным. Кому как. — Я, наверное, хотел бы попробовать... Взять ребенка из детского дома... Я понимаю, этим детям сейчас нужна семья, но, наверное, я предпочел бы кого-то... менее знакомого. Чтобы меня не посещала мысль, что я когда-то засвидетельствовал смерть их родителей. И чтобы не вышло, что я выбрал только одного из них. Спок протянул свою ладонь и накрыл сцепленные руки Джима. — Я бы хотел о ком-то заботиться, — продолжил он, — ты, наверное, скажешь, что это всё нелогично. И что наша жизнь не для этого. Мне бы хотелось обнимать кого-то по утрам: не так, как тебя, как-то иначе... Ощущая... другую нежность. Странная метафора, но я чувствую себя цветком, у которого начал развиваться новый орган, у которого совсем другие функции. Это сейчас не шутка о тычинках. Я бы не хотел, чтобы ты думал, что мне мало тебя... — Джим, — тихо, низко произнес вулканец. — Я так не считаю. Более того: в некоторой степени я разделяю твои чувства. Я их... понимаю. Это нормально. Мы меняемся. Меняется наше восприятие и внутренний мир. Твоя душа выросла. Теперь внутри нее появилось новое, незаполненное место — место для семьи. Вулканцы говорят, что в катре каждого созревает и появляется новая ячейка для связи родителя с ребенком. У кого-то раньше, у кого-то позже. У некоторых никогда. И твоя катра готова к этому. Теперь пустой кусочек твоей души начинает страдать, ныть и болеть, требуя заполнить пустоту. Как моя душа требовала заполнить пустоту на месте нашей связи, и я заполнил ее. — А твоя катра? Готова ли она? — В меньшей мере, но это вопрос времени. Это произойдет довольно скоро — благодаря твоей душе. Всё связано. Мы связаны. — Значит, мы действительно могли бы, — Джим высвободил одну ладонь из «замка» и повернул ее подушечками вверх, по-вулкански целуя пальцы Спока. — Тогда нужно будет поинтересоваться усыновлением... Мальчик или девочка? — Усыновление? Мне кажется, мы могли бы обойтись и без него. Наша семья и так очень... неоднородна. Могут возникнуть дополнительные конфликты с детьми вида, отличного от нашего. Едва ли ты бы чувствовал себя комфортно, воспитывая вулканца. Так же, как и я — человека. В конце концов, ты или я можем оказаться устранены от воспитания в таком раскладе. Это может быть очень травмирующий опыт. — Дети это всегда непросто. Но мне кажется, это меньшая из наших проблем. Мы не сможем найти никакого усредненного варианта в этом вопросе: не существует кроме тебя других полувулканцев! — Я хотел сказать, что, вообще-то, мы могли бы иметь своих детей. Приблизительно на четверть вулканцев, наполовину с твоими генами, наполовину с моими. Джим удивленно моргнул несколько раз и нахмурился. — Я понимаю, что из нас двоих ученый именно ты, и ты, безусловно, много знаешь о живых организмах, но Спок... Насколько я помню, представители бинарных видов, как ты и я, не могут иметь потомства друг с другом. В любом случае... Рожать ты их чем собираешься? Взгляд коммандера преисполнился укора. — Я не собираюсь ничего и ничем рожать. Но тебе стоило бы знать, что современные технологии позволяют иметь потомство у подобных индивидуумов. Если упростить процесс: вся информация, записанная в клетке, переписывается на другую, пустую клетку подходящего типа. Грубо говоря, из сперматозоида можно сделать яйцеклетку. И наоборот. — Ты шутишь?.. — Тебе так кажется? — Нет, но... — Джим взволнованно сглотнул, стискивая его ладонь. — Получается, что... Мы могли бы завести ребенка? — Получается, что так, — едва заметно повел плечами Спок. — А ты хочешь? — вдруг более тихо поинтересовался Кирк. — Мне не хотелось бы, чтобы ты просто шел на поводу моих желаний. — Думаю, ответ положительный. Но, по правде, я никогда не задумывался об этом как о чем-то по-настоящему возможном. Мне кажется, воспроизведение является логической частью бытия, и весьма правильной. Эгоистично получать ресурсы, но не отдавать их. До определенного возраста были сомнения относительно моей... возможности. Как гибрид, я считался бесплодным. А учитывая, что мое Время не началось в срок, как у моих сверстников, эта версия подкрепилась некоторой... неполноценностью меня, как принадлежащего к моему виду. Возможно, бесплоден, моя кровь не горела, наполовину человек, другие глаза. Мне не хотелось видеть подле себя вулканку, которая тоже будет думать обо мне, как о неполноценном. Не хотелось видеть и человеческую женщину. К моменту моего поступления в Академию я был твердо уверен, что мое место в космосе, где и отношения-то невозможны. Я отказался от этой части жизни, но... Погляди, как всё обернулось? Меня всегда устраивала пустая и холодная постель — только моя, как всегда и везде. А теперь я не могу уснуть, если не ощущаю рядом с собой тепло твоего тела, — в действительно человеческих глазах Спока отразилась нежность. — Только что я впервые задумался, что всё то, что я так неожиданно обрел в твоем лице — это еще не предел. И я знаю, т'хайла, что моих чувств хватило бы и на тебя, и на твою уменьшенную копию. У нас есть все возможности, чтобы это совершить. Хотя бы попробовать. Я бы хотел, чтобы даже в такой форме, частичка тебя жила как можно больше, дольше и тоже внесла свой вклад во вращение Вселенной. Кроме того, — вдруг сменил тональность Спок. В глазах сверкнули искры: — Тебе не нравится, что я забочусь о тебе так сильно. А твоя маленькая копия будет этому рада. Думаю, это логичное и рентабельное вложение сил. — Обними меня, пожалуйста, — вдруг выдохнул Джим. — Потому что я сейчас разревусь. И мне будет стыдно. * * * — Вы хотите... Что? — Мы хотим завести детей, — Джим нетерпеливо поерзал на месте. У него было совсем мало времени, он забежал к Боунсу исключительно по рабочим вопросам, но едва ли мог удержать информацию в себе. — Джим, детям нельзя заводить детей, — с ядовитой нежностью улыбнулся Маккой. Капитан одарил его закатыванием глаз. — Спок сказал, что ты знаешь, как это можно сделать. Что ты работал с этим. — Хочешь, чтобы я выписал вам справки для оформления документов? Попроси кого-нибудь другого. Я эмоционально заинтересованная сторона, я необъективен. Потом могут быть проблемы, — четко и по факту сообщил доктор. — Да нет же! — Джим эмоционально хлопнул себя по коленям. — Мы хотим... своих. Боунс не изменился в лице — поджатые губы, усталый взгляд и подпертая рукой голова. Только медленно моргнул. — Небольшая ремарка. Я знаю, что, вероятно, ты пропустил некоторые параграфы в изучении простейшей ботаники, так что я помогу наверстать упущенное. В одном из разделов земной ботаники есть тема размножения — в народе упрощенно именуемая... — Да не нужно мне про пестики и тычинки рассказывать! Я и сам сначала не поверил, но Спок просто не мог лгать, ты сам понимаешь. Он говорил что-то о перезаписывании информации со сперматозоида на яйцеклетку. Ты должен что-то об этом знать. — Я знаю, — спокойно согласился доктор. — И что? — Ну что значит «и что»?! — почти обиженно воскликнул капитан. — Боунс, не издевайся! Я даже не знаю, с кого начинать копать эту тему, как не с тебя! Маккой тяжело вздохнул. — Да, Джим. Я участвовал в экспериментах в этой сфере. И Спок тоже. Наш вклад не самый большой. Мы занимались... — начал было он, но осекся. — Не важно. Твой командный мозг сломается. На данный момент это уже считается возможным, хотя система не отлажена от слова совсем. Эксперименты все еще продолжаются, и не многие из них удачные. Но дело даже не в этом. Это тема даже не третьего порядка. Джим, ты действительно этого хочешь? Я имею в виду, черт побери, как ты себе это вообще представляешь? — Это будет прекрасно... — чуть улыбнулся Джим. — Наверное, сложно. С детьми ведь бывает непросто. Я тоже с трудом себя представляю как... семейного человека, но... знаешь, и не в таких ситуациях бывают семьи. Хорошие. — Я отправлю тебе на падд тест. И Споку тоже. Пройдете и поговорим. Ты даже не представляешь, насколько непросто. Особенно учитывая вашу ситуацию. ВСЕ детали вашей ситуации. В любом случае, если вы хотите детей — не важно, своих или из приюта, — вам всё равно придется его проходить, — Маккой сцепил руки в замок. — Это значит, что мы действительно могли бы?.. То есть, это реально? Наши, общие дети? — воодушевился он. — Настолько же реально, насколько летающая консервная банка, полная людей, в ледяном космическом пространстве, — закатил глаза доктор. — Но боги, Джим... Черт побери. Тест — это мелочь, так сказать, вступление. Ты имеешь хоть малейшее представление об этом? Подобный способ обзавестись потомством — это серьезное испытание для психики. Дети — это серьезное испытание для психики. — Честно повторю: я совсем в этом ничего не смыслю. А что там такого, что... испытание? — Ты когда-нибудь видел инкубаторы? Человеческие? Джим несколько раз удивленно моргнул. — Нет. Предположить их существование — вполне логично, но я никогда об этом не думал. И его губы растянулись в улыбке, когда Джим осознал чужие черты в собственной речи. — Они выглядят страшно. Особенно на более поздних сроках. До такой степени, что многие родители воспринимают своего ребенка как нечто чужеродное и противоестественное. В итоге эти желанные и выстраданные дети в лучшем случае попадают в детский дом. — Не думаю, что это самая страшная вещь среди тех, что мы уже видели в неизведанном космосе, — скептически скривил губы Кирк. — Я не представляю, как можно отказаться от своего ребенка. Вернее, я-то очень хорошо представляю, но… Я бы не стал. — Но тем не менее. Поэтому многие до сих пор предпочитают услуги суррогатных матерей. Однако в вашем случае это невозможно. Ребенок от разных видов, созданный из искусственной яйцеклетки, засунутый в тело третьего живого существа со своими ритмами — женщины... Он не выживет. Ни единого шанса. — Значит, инкубатор. Пришли мне всю необходимую информацию, которую я должен знать и что я должен предоставить, чтобы можно было попробовать. Сам понимаешь: достану и сделаю всё — это не проблема. — Нет, Джим, дело не в этом... * * * Джим, подперев голову одной рукой, нервно постукивал пальцами другой по подлокотнику кресла в комнате ожидания офиса доктора Маккоя. Спок терпел это до тех пор, пока секретарь не вышла из-за стойки в уборную, а они не остались одни, — и накрыл руку Джима своей. — Ты волнуешься очень шумно даже для землянина. — А ты нет? То, что мы собираемся сделать, это вообще нечто... Не совсем обычное, — он обернулся к мужу, опустив руку, которая держала голову. — Я контролирую свои эмоции и тело, — Спок скользнул пальцами дальше, переплетая их с пальцами Джима. — Когда я в прошлый раз говорил с Боунсом, он сказал, что проблема скорее состоит в том, выдержит ли это наша психика, чем в технологиях. Полагаю, нам предстоит узнать какие-то довольно шокирующие факты. — Стоит сказать, что если это будет казаться слишком тяжелым... Неподъемной задачей, на данном этапе мы еще можем отказаться от этой идеи. — Я знаю, как ты вдохновился от мысли стать отцом, — шепнул Кирк, чуть улыбнувшись. — Ты хочешь этого едва ли не больше, чем я. Я бы сказал... Это запустило развитие твоей катры. Теперь там появляется место для чего-то нового, не так ли? Что-то, связанное со мной, но не предназначенное для меня. Я не знаю как, но я это ощущаю. — Ты прав, — Спок выпутался из объятий их пальцев и, скользнув напоследок двумя по запястью, убрал руки — скрипнула дверь и вернулась секретарша. — Я изучал это явление во время моих последних медитаций. Твои желания спровоцировали развитие моих. Это нормально для связанных узами. Подобное явление обеспечивает успех в совместном принятии решений, а значит, выживании пары и ее потомства. — Но если мы откажемся от этой идеи, пустота внутри тебя не затянется, даже если перегорю я. А я не перегорю, потому что не перегоришь ты. — Нет, «не перегорю». — Я разворошил осиное гнездо, — вздохнул Джим и взъерошил рукой волосы. — Какое отношение имеют ко всему выше сказанному насекомые?.. — озадаченно поинтересовался Спок. — И долго вы тут собираетесь сидеть? — из приоткрывшихся дверей кабинета выглянул Боунс. — Идем, — Кирк бодро вскочил на ноги, не забыв незаметно скользнуть пальцами по тыльной стороне руки мужа. Будто яркая вспышка перед глазами, внутри проскользнули его скрытые ощущения: тревога, напряженность, надежда. — Вы действительно этого хотите? Я просмотрел результаты ваших тестов. Но всё равно, я хочу услышать это от вас обоих. — Если бы один из нас мог забеременеть, Спок бы уже давно был бы на шестом месяце, — прыснул Джим. Вулканец поджал губы и сложил руки на груди, но никак на это не ответил. — А всё потому, Джим, что тебе забыли сказать, что презерватив нужно надевать не на голову, — ядовито ответил ему доктор. — Ладно, хорошо. По результатам тестов вы имеете право быть родителями. Вы осознаёте ответственность, положенную этим статусом. Но, как я и говорил, это лишь вершина айсберга. Я буду говорить, а вы слушайте и думайте. Хорошо думайте. О том, сможете ли вы с этим справиться. Чтобы проверить это, тестов не существует. — Обещанная шокирующая информация? — Шаблон «как получить психологическое расстройство». Знаешь, почему пары перестают пробовать после нескольких выкидышей? Часто даже не потому, что одному из них беременность становится противопоказанной. Боль от потери слишком сильна, чтобы переживать ее вновь и вновь. В вашем случае вряд ли получится с первого раза. Вы это понимаете? — Да, — твердо произнес Спок. — И я говорю про проблемы не в первом триместре, когда это еще набор клеток. Я говорю о втором и третьем, когда вы уже будете осознавать плод как своего ребенка, видеть на снимках изображения его частей тела, сможете прослушать его сердцебиение, увидеть реакцию на свой голос. Вы привыкнете говорить с ним, навещать его, проводить здесь время, читать, касаться инкубатора. А потом внезапно потеряете его. И всё. — Ты думаешь, что так и будет? — взгляд Джима потяжелел. — Надеюсь, что нет, — тихо признался Леонард. — Мы должны просчитать всё. Все возможные отклонения или причины, по которым он может не выжить, и вовремя устранить. Я почти уверен, что мы сможем. Всем научным отделом Флота, с помощью Спока. Это важно не только для вас: это будет открытие для истории Флота, первый ребенок однополых родителей разного вида, один из которых дополнительно — гибрид. Это будет сложно, но к этому подключатся все гении Флота, какие только смогут. И кто не сможет — тоже. Это привлечет внимание абсолютно всех. — Мы опять будем под прицелом СМИ? — Джим недовольно прицокнул. — Это уже вторая нагрузка, которая вас ожидает. Они будут преследовать вас, пока не родятся дети, а потом еще года три. И, с некоторыми затишьями, всю вашу жизнь. И всю жизнь ваших детей. Споку должно быть известно, как это — он ведь первый в мире полувулканец, ставший знаменитым еще до своего рождения. — Это не самое худшее. Мы справимся, — решительно произнес Спок. — Хорошо, — с ноткой угрозы продолжил Боунс. — Вы видели человеческие инкубаторы? Мало того, что они выглядят ужасно, когда пустые, а с развивающимся плодом внутри будет даже хуже. Как в старых фильмах про липкие колонии инопланетян. Такая же мерзость. — Липкие колонии разумных инопланетян-насекомых существуют, — с некоторым удивлением возразил Кирк. — Ты был там! Маккой гневно выпучил на него наливающиеся кровью глаза. — Я не хочу это помнить! Я всё еще иногда просыпаюсь по ночам и меня выворачивает после этого! В темноте всегда кажется, что выворачивает меня зелеными личинками! — Окей, я понял, — Джим примирительно поднял руки вверх. — Так что там... — Идем, лучше я покажу. Не зря же притащил его сюда, — доктор с кряхтением поднялся, рукой указывая им на дверь из кабинета в лабораторию. Джим, как самый активный, вскочил быстрее всех и так же быстро влетел в лабораторию. И застыл. — Ой... — выдавил он. Скрывающий волнение за бесстрастной маской, Спок поспешил войти следом. Инкубатор был похож на манекен. На одной подвижной ножке (казалось, съемной, или это рычаг, чтобы опустить «тело» до самого пола?). Серый, из непонятного, однородного, плотного, чуть блестящего материала. В отличие от манекена, никто особо не старался проработать тут очертания бедер и знакомых линий живота или груди. Только основные, как штрихи. Тело, без головы, ног, рук и груди. Сделать как у манекена хотя бы культи в виде шеи, плеч и бедер никто не постарался. Лишний материал, лишние расходы. Джим, откровенно говоря, предполагал, что это будет что-то вроде аквариума или кубического аппарата с кучей экранчиков, лампочек и датчиков. Что-то похожее на аппаратуру для исследований на «Энтерпрайз». Что-нибудь... менее человечное. И менее по-человечески уродливое. Что-нибудь, что не имеет пока еще «подтянутого» живота и... боже, он даже видел разрез промежности, похожий на пах настоящей землянки. Очевидно, что он был необходим для манипуляций, а значит... Ребенок бы не рос в «аппарате», в какой-нибудь уютной коробочке с необходимым микроклиматом. Это инкубатор, полностью, насколько это возможно, повторяющий все необходимые для воспроизведения потомства условия. А значит... Внутри — не камера. Внутри органы. Пусть и не от живых людей, а только созданные на 3D принтерах, но всё же... Это действительно выглядит... трудноосознаваемо. — Вам придется приходить сюда, смотреть на это и дарить любовь, — произнес доктор. — Некоторые со временем привыкают. Другие нет. Проблем добавляет то, что ребенку потребуется больше внимания, чем требуется от отца в реальной жизни. Я не знаю, как развиваются вулканцы, но еще запрошу у ВАН*. В реальной жизни ребенок получает всю информацию о внешнем мире от матери через ее кровь с помощью гормонов. Он получает ее ощущения, ее внимание и постоянную заботу, ощущение безопасности. А тут — пустота. Он еще не родился, а уже будет один. Слишком один. Я предполагаю, что вулканцы устанавливают некую связь с матерями еще в утробе, что отнюдь не облегчит его состояние, если вашему ребенку так же требуется ментальный контакт. Короче говоря, вопрос очень рискованный. Джим тихо выдохнул и сложил руки на груди, продолжая рассматривать инкубатор. Спок бросил взгляд на доктора и, не проронив ни слова, шагнул к т'хайла, с нежностью касаясь его плеча. В присутствии кого-то другого он бы себе это не позволил. — Даже услышав это все, я не могу отказаться, — признался он шепотом. — Да... Я понимаю. Я тоже... Это будет сложно, но мы справимся, — он чуть повернул голову, глядя через плечо на Спока. — Вам нужно будет пройти еще несколько психологических тестов. Пройти полное обследование и, возможно, скорректировать ваши организмы для лучшего взаимодействия ваших клеток. Это может затянуться на очень долгое время. Это не один раз трахнуться и просто ждать. — Все, что угодно, Бонус, — Джим перевел взгляд на друга и медленно, широко и счастливо улыбнулся. — Я стану папой. * * * Сначала приходить сюда и смотреть на это было дико. А уж мысль о том, что внутри твой ребенок — так и вовсе в голове не укладывалось. Особенно после стольких неудач. — Ни черта не выходит... — Боунс потер глаза. Он сидел за столом в своем кабинете. Стол был велик, но тем не менее на нем не было ни единого клочка пространства, где бы не лежали падды. Джим как раз заглянул к другу после работы, но тот, кажется, и не собирался покидать свое рабочее место. — Ммм? — Ребенок. Ваш. Кирк поджал губы и молча взглянул на экранчики. Расчеты. Безумное количество различных подсчетов, вариаций, результатов, сравнительных таблиц. Док пытался вывести из бесконечного количества неудачных комбинаций одну — верную. — Мы... несовместимы? — мужчина взволнованно облизнул губы. Этого он боялся, казалось, больше всего. — Между родителями Спока была большая разница. Совместить можно все, что угодно, если сделать это правильно. Если неправильно, результат может быть... не радостным. А мне этого тоже не хотелось бы... Каждая мелочь здесь влияет на результат, и, к сожалению, компьютер не дает ни одному из них оценку «хорошо» или «плохо». У меня есть вполне неплохие, если можно так сказать, формулы. Однако они всё равно далеки от идеала. Отсутствие телепатии, или же шанс, что ребенок родится альбиносом, высокий риск кожных заболеваний. Или риск неправильного формирования внутренних органов. В другом слепота. Еще — абсолютное бесплодие. Всё это... неприемлемо. Джим тогда лишь молча сжал его плечо. Ничего, прорвемся. Как всегда. «Энтерпрайз» с легкостью может пролететь через ушко иголки, Маккой тем более справится. Боунс предупреждал его, но он не слушал. Не хотел слушать. Не мог об этом думать. Джим отчаянно краснел, и Спок, держащий «приличное» расстояние между ними, никак не помогал. Док предупреждал, что их семья, и дети, станут научным достоянием Федерации и символом их научного прогресса, однако столкнуться с этим буквально было совсем неприятно. Стоило только Маккою вынести информацию чуть дальше дверей, как все ученые, мало-мальски заинтересованные в генной инженерии, раструбили об этом на весь свет. Они собрали чертов консилиум. Развесили, спроектировали по всем стенам их данные, параметры, чуть ли не по сантиметрам изучили длину тонкой кишки и влажность языка высчитали. А им самим дали место в уголочке. Можно было, конечно, вообще не приходить, но Боунс настоял. Непонятно зачем, но Кирк думал, чтобы, если вдруг кто-то не поверит данным, можно было бы уточнить их прямо с объекта. «Раздеть и препарировать», — мрачно подумал он. Спок бросил на него обеспокоенный взгляд и мягко провел пальцами по гладкой столешнице. Не смотря на дистанцию между ними, канал связи оставался открытым даже более обычного, поэтому, спроектированное разумом Спока, ощущение поглаживания отразилось на руке Джима под столом. Но всё же, этого было мало. Хотелось прижаться щекой к плечу и прикрыть глаза, представив, что они одни, что этого неловкого препарирования нет. С другой стороны, это меньшее, что Джим отдал бы ради возможности иметь ребенка со своим т'хайла. И всё же, спрятаться хотелось невыносимо. Но здесь, на консилиуме, присутствовали далеко не только люди. Прибыла целая делегация из Вулканской Академии Наук ради возможности принять участие в проекте. Им бы точно не понравились такие откровенные обжимания. Консилиум продлился четыре дня. К счастью, на остальных трех им не пришлось сидеть — данные, собранные доктором Маккоем, были исчерпывающими. В конце концов они пришли к выводу, что существование подобного гибрида теоретически возможно. А практически... Практически теперь над этим собирался работать не только доктор Маккой, но и целая толпа ученых из разных сфер, каждый из которых хотел внести свою лепту. В какой-то мере Кирку это не нравилось. Он бы предпочел, чтобы у ребенка было только два родителя. Он и Спок. А не толпа возбужденных научным прогрессом психов. Впрочем, никто кроме Спока об этом не узнал. Всё же он был благодарен за их вклад. Встреться они хотя бы на двадцать лет раньше и заикаться о подобном было бы попросту глупо. А теперь у них был шанс. Джим сидел на маленькой табуретке напротив инкубатора. Спок стоял по другую сторону, там, где были датчики, экраны и программное обеспечение, и проводил калибровку. Ему не верилось, что там, внутри этой серой матовой плоти (аппарат был слишком похож на настоящую плоть) есть клетка, которая через долгих девять месяцев может стать его продолжением. Сегодня ей только один день, но она уже реальна и существует. Он осторожно протянул руку, касаясь гладкого материала «живота». Ласково двинул пальцами вдоль нижней части... — Ты что делаешь?! — Боунс тихо подкрался сзади, чтобы уловить момент и рявкнуть на ухо. Джим враз подпрыгнул, слетел с табуретки и обернулся. Доктор довольно улыбнулся после своей выходки — сегодня он был в приподнятом настроении. Еще бы, наконец-то успех. Прошла неделя. Джим наведывался туда каждый день и торчал почти всё свое свободное время, нетерпеливый и преисполненный восторга. Спок периодически там работал, следил за приборами — это ведь как раз его сфера, соединение техники и биологии, — так что они тоже часто пересекались. А в конце недели их ошарашило новостью: плод не прижился. Эксперимент начинается сначала. Они знали, что может не получиться с первого раза. Иногда в естественных условиях не получается, а уж тут... Оба мужчины выдержали известие с офицерской стойкостью и сдержанностью, но только они знали, как это известие больно резануло сердце. — Я ощущаю себя так, будто не уберег его, — прошептал Джим в тишине их общего дома. — Мне казалось, что всё может получится с первого раза. Величайшие умы Федерации занялись этим вопросом. Глупо, конечно, было мечтать об этом, но... — Глупо. И нелогично, — согласился Спок и тихо признался: — Я тоже верил в это. Вторая попытка сорвалась на третьей неделе. Третья — на том же сроке. * * * — Привет, — Джим скользнул в кабинет Боунса. Здесь, на удивление, было тихо сегодня. Один только доктор Маккой и куча паддов, разбросанных по столу — но это уже обычная картина. Джим старался никогда не смотреть в эти записи, и далеко не потому, что не мог понять их. Просто... Все эти термины, «плод», математическое вычисление вероятностей отклонений, выбор между тем, какому отклонению отдать предпочтение, взвешивание факторов — что лучше, если ребенок родится глухим или без способностей к телепатии? И мало, что ученые со всей Федерации регулярно присылали кучу аналитических докладов Боунсу, как руководителю проекта, так эти доклады еще и перемещались потом между учеными, становились предметом научных и морально-культурных дебатов. Вулканцы, к примеру, считали, что лучше все-таки быть глухими. — И тебе не хворать, — буркнул Леонард, пристраивая чашку к репликатору. — Спок уже здесь, в лаборатории. Применяет какое-то вуду к вашему ребенку. Попросил меня убраться. Не хотелось бы оставлять их там наедине... — Я им не помешаю, — махнул рукой Кирк и скользнул к дверям в лабораторию, бесшумно их приоткрывая — модель имела ручной режим. Спок сидел на полу в позе лотоса, прикрыв глаза и прикасаясь к серому материалу слегка раздувшегося инкубатора. Все пять пальцев невесомо скользили по «животу», замирали и вновь двигались по какому-то своему маршруту. Четыре месяца. Четыре месяца, полные надежды и наслаждением жизнью, крошечной жизнью, которая развивалась в этом биомеханизме. Джим прошел бы внутрь, если бы не заметил одну деталь, не новую, но непривычную: губы Спока изогнулись в едва заметной улыбке. Адмирал затаил дыхание. Неужели он уже улавливает что-то от ребенка? Какие-то мысли? Вулканец поднял вторую руку и прикоснулся к инкубатору всей ладонью и широким жестом, не нажимая, погладил сверху до низу, тут же раскрывая ладони в стороны и поглаживая бока. Улыбка стала ярче и ощутимее. Спок рассказывал ему о том, что в утробе ребенок заключает родительскую связь со своей матерью-вулканкой и, в редких случаях, с отцом. Мать Спока была человеком, их связь появилась уже после его рождения, хотя позывы к ее заключению появились раньше, и ее всегда печалило, как настоящую любящую маму, что она не смогла проявить достаточно заботы о своем ребенке. Но тогда с ней рядом на постоянной основе был муж-вулканец, и пусть разум женщины был слишком активным и неупорядоченным для ребенка, чтобы заключить связь, всё же он был. Поэтому Спок был обеспокоен, что их ребенок находится один, в инкубаторе. По его заверению — Джиму показалось, что смущенному — одиночество может нанести серьезный вред телепату, тем более такому крошечному, нуждающемуся в столь сильной защите. Они надеялись, что Споку удастся создать с ним связь до рождения и это сможет компенсировать временное одиночество. Впрочем, если бы в этом аспекте наблюдались бы какие-то проблемы, из реакции вулканца казалось, что он, в общем-то, не против и жить в этой лаборатории, если есть необходимость. Вообще, стоит отметить, что Джим хоть и был сначала обеспокоен тем, какими они будут родителями, то в Споке теперь точно не сомневался. Это нельзя было даже назвать увлеченностью — он уже любил это маленькое существо, набор клеток. Любил беспрекословно и самозабвенно, без каких-либо «потому что», как может любить лишь родитель. И только его т'хайла знал, как страдала его душа, узнав о печальной новости с прошлой попыткой. — Иди сюда, — вдруг тихо произнес Спок, не оборачиваясь и не размыкая глаз. Нечего было этому удивляться — муж всегда находил его в любом укромном месте и сходу определял его состояние, независимо от внешних факторов. Заметить, что они находятся в одной комнате, и вовсе не было сложно. Джим тихо ступил в лабораторию, прикрыв за собой дверь, а потом, повинуясь жесту, присел на пол и протянул руку, касаясь серой «плоти». Спок плавно перенес одну свою руку на лицо Кирка. — Он... узнает нас? — восхитился Джим, когда волна сильнейших, неприкрытых эмоций хлынула в него. — И радуется нам. Он ждет нас и каждый раз пока нас нет старается набрать как можно больше сил и вырасти, чтобы лучше ощутить нас. Это так... прекрасно, — по губам Джима поползла растерянная улыбка. — Он радуется моему голосу. Так радуется... Он... вспоминает. Боже, Спок, он умеет вспоминать и ему так понравилось, когда я читал вслух. Он не может понять, даже не в состоянии определить, что такое слышать, он не понимает, что такое звуки, но ему нравится это явление, которое... которое он может передать через мелдинг. Он радуется, что дал нам понять. А когда ты касаешься «живота», то он чувствует себя в безопасности. Его развитие ускоряется. Я ощущаю клетки, из которых он состоит, каждую, как их ощущает он. И вокруг... И... — Джим охнул и раскрыл глаза. Рука соскользнула с его лица, связь оборвалась. Джим бросил на мужа гневный взгляд. Он ощущал себя, будто тянулся куда-то и почти достал, уже коснулся кончиками пальцев, как вдруг его грубо выдернули обратно. Спок плавно убрал свою ладонь с «живота» и, повернувшись, пояснил: — Больше нельзя. Он не ощущает границ своего и чужого сознания. Продлись это немного дольше, и наши разумы навеки слились бы в один. Или я смог бы выдернуть нас, но это могло нанести непоправимый вред кому-то из нас. Он сильный телепат. Джим вздохнул. Доля правды в этом определенно была. Протянув руку, он бережно погладил материал. Глаза защипало от остаточных впечатлений. — Зато я могу его гладить. И читать ему. Это всё так удивительно... Вы оба — удивительны, — он сморгнул редкую влагу и повернул голову. — Я не понимаю, как смог заслужить такое счастье, как вы. Я хотел бы быть достоин этого, но я знаю, что я... «Я хотел бы...» — Ты достоин, — впервые за долгое время перебил его Спок, не дав застаревшему шраму показаться наружу. — Больше, чем кто либо. Ты это знаешь. И я знаю. А ведь я не ошибаюсь в большинстве случаев. — Почти никогда, — губы Джима расчертила широкая улыбка, на нижней губе застыла крошечная капля. Наклонившись, Спок молча собрал ее своими губами. — В мире нет величины, чтобы измерить мое чувство к тебе. * * * — Привет, Боунс! — весело воскликнул Джим на весь пустующий кабинет, на ходу снимая верхнюю одежду. Он направлялся в лабораторию, смежную с кабинетом. Доктор тоже, по всей видимости, был там. — Я пришел проведать тебя и своего сына. Спок еще не знает, но я, кажется, придумал ему самое оптимальное имя! Что ты думаешь, если мы назовем его... Но дверь перед его носом внезапно открылась. Джим резко затормозил, сталкиваясь с Леонардом. — Не ходи туда, — без приветствий произнес Боунс. — Что такое? Его тон Кирку... не понравился. Слишком он был холодным. И каким-то... пустым. Даже ворчание имело тысячу оттенков, оповещающих о радости доктора, о его недовольстве, беспокойстве, тоске, злости и множестве других эмоций. А тут... неправильно. Но день был хорошим. Отличным. Сегодня наконец выглянуло солнце из-за туч, не было никаких срочных дел и в целом улыбка не покидала губы адмирала. И сейчас она тоже не хотела спадать. — Мне жаль. Мне так жаль, — руки Боунса предостерегающе сжали его плечи и вынудили отступить назад от дверей. — Мы сделали все, что могли. Все, что могли... Мы ведь не боги... — Боунс... Сердце упало в пятки. Не веря своим ушам, Джим дернулся в сторону, пытаясь обойти друга и посмотреть своими глазами. — Тебе не нужно это видеть. Джим, прошу! Нам пришлось как можно скорее разобрать инкубатор... С не присущей ему ловкостью, Маккой резко вклинился между ним и дверью, настойчиво оттесняя вглубь своего кабинета. — Что с моим ребенком?.. — Джим сделал небольшой шаг назад. — Его сердце не выдержало. Мы надеялись, что он справится, шансы были, но... По подсчетам, 60%... Это ведь не мало. Но, оказалось, недостаточно. Мы пытались его спасти... — Нет-нет-нет, невозможно… — пробормотал Кирк. На несколько секунд его поглотил шок. Он покачнулся и отступил назад. Отвернулся, опираясь рукой о ближайший стол. Это был шестой месяц. Он уже видел очертания маленьких ножек на серой обшивке инкубатора, когда малыш двигался внутри и упирался в стенки. Он читал ему сказки, и Спок даже смог войти с ним в поверхностный контакт и показал Джиму эти его... образо-чувства. Еще немного и Спок готов был заключить с ним связь… А малышу нравились сказки. Ему нравилось слышать голос Джима, слышать, как разговаривают его родители, ему нравилось ворчание Боунса, нравилось слышать его эмоции, когда доктор касался инкубатора без перчаток... Он был живым. Не просто «плод», биологическое вещество — уже ребенок. А теперь... Даже думать об этом было невыносимо. Неужели его не стало? Джим прижал руку к лицу, пряча глаза, подавляя полный горя всхлип, вместо этого ощутимо содрогнувшись всем телом. — Мы хотели его прооперировать, но не успели, — Боунс подошел сзади и мягко положил руку ему на плечо. — Он должен был подрасти, чтобы мы смогли провести операцию. Было еще слишком рано для нее. — Я... не могу... поверить в это... Всё было так хорошо! Черт возьми, всё шло так хорошо! — отчаянно взвыл Кирк, цепляясь пальцами за стол. — Я придумал имя для него... Такое замечательное... — Ты ведь знал... Вы знали, что может не получиться. Никто никогда этого не делал, — Маккой утешающе погладил его по спине, будто хотел руками удержать его от резких вздрагиваний. — Это вообще против всех правил природы: ребенок от двоих мужчин, еще и разных видов. Сам факт такой беременности невозможен, но мы смогли сделать... — Нет… — выдохнул он, убирая руку от лица. — Вы сделали недостаточно, — сквозь зубы рявкнул Джим, оборвав его. Рука, поглаживающая его спину, застыла. — Этого недостаточно. Он умер. Мой ребенок умер, Боунс! — Джим, послушай... — рука доктора поднялась до плеча адмирала, чтобы ободряюще сжать его, но тот рывком отбросил ее. — Что мне еще слушать?! — резко обернулся он. — Мой ребенок умер! Потому что вы медлили! Чего вы ждали?! Какие эксперименты на нем ставили?! — глаза Кирка увлажнились и пылали от бессильной злости. — Еще недавно он был. И всё было хорошо! А теперь… Теперь всё…! Боунс нахмурился. Его собственные глаза, по-врачебному сосредоточенные, холодные, начали наполняться эмоциями с того самого момента, как он покинул лабораторию. Как только из врача, проводящего реанимацию, стал другом. Когда от роли «я должен сказать семье, что мой пациент умер и уйти как можно скорее» до роли «я скорблю вместе с мужчиной, моим другом, по его внезапно погибшему ребенку». Теперь в глазах Маккоя была боль, тоска и скорбь. Этот ребенок тоже был его в какой-то мере. Он был важен для него. Сколько ночей Леонард самолично оставался дежурить здесь по ночам? По его решению наблюдение было круглосуточным. — Мы не делали никаких экспериментов. Мне жаль, что так вышло. Ты даже, черт возьми, не представляешь, насколько! Этот ребенок, твой ребенок, тоже был важен для меня! — Но ты позволил ему умереть! Маккой набрал воздуха для гневного ответа, его нос дернулся, губы искривились, но... он молча закрыл рот. И опустил глаза. Сглотнул быстро набегающую слюну. Наверное, если бы он приложил чуть больше усилий, то... Также, не обронив ни слова, Кирк развернулся и бросился прочь. Более шумно, чем когда-либо, за ним закрылась автоматическая дверь. Маккой осел там, где и стоял, прижимаясь плечом к ножке стола, закрыв лицо двумя руками. * * * — Мужик, мы закрываемся, — сообщил молодой бармен через стойку, протирая стаканы. — Он спит. Придется его как-то... выносить, — хмыкнул хозяин заведения. — Ты вообще его видел? Я к нему ближе, чем на пять метров не подойду. — Не оставлять же его здесь? — У меня нет регенератора. У меня вообще занятия начнутся через пять часов, нужно хоть как-то отдохнуть. Желания бегать искать где мне вылечить сломанный нос и выбитые зубы я не хочу. А пару как раз будет вести один доставучий вулканец. Говорят, он и экзамен принимать будет. Если я приду с сине-фиолетовым лицом, сдача с первого раза мне не светит у него. — А за что я тогда тебе плачу?! — возмутился хозяин. — Ну уж явно не за то, чтобы мне лицо в кашу превращали. — Лощеные звездофлотовцы, — фыркнул мужчина. Юноша только фыркнул. И снова через стойку потормошил последнего посетителя. — Ну мужик, проснись и вали отсюда сам, а? У меня и без тебя проблем куча. И чего тебе не живется спокойно... В сторону внезапно открывшейся двери он даже и не посмотрел. — Закрываемся! — громко сообщил он. — Я ненадолго. — Вулканец! — шепнул хозяин на ухо юноше. Бармен резко поднял голову. — О, здравствуйте, мистер Спок... — пробормотал он. Увидеть вулканца в баре — это едва ли укладывалось в голове у терранцев. Увидеть своего преподавателя вулканца в баре почти перед его закрытием, то бишь не столько ночью, сколько уже ближе к утру — еще более удивительно. — Вы что-нибудь хотите? — Воду с Альтаира, пожалуйста, — попросил он, присаживаясь на соседний стул рядом со спящим посетителем. Брезгливо осмотрел липкую стойку и лужицу, которая образовалась от перевернутого стакана с чем-то алкогольным и пахучим. Стакан никто поднимать не спешил, с учетом, что его придавила рука спящего. В связи с этим руки он сложил на коленях. — Вы бы не садились рядом с ним. Он немного... неадекватный. Две драки устроил и это только у нас. А к нам он уже пришел помятым, — предостерег его бармен. — Благодарю за заботу, кадет, — сухо прервал его Спок. Вода появилась перед ним мгновенно. Осушив стакан, вулканец отставил его в сторону и поправил рукава. А потом коснулся плеча спящего человека. — Джеймс. Проснись. Мы уходим. Простое прикосновение не разбудило Кирка, и Спок ощутимо, и в какой-то мере нетерпеливо, дернул его, отрывая от стола. До этого беспробудно спавшее на липкой стойке тело зашевелилось, издало гневный звук, и с неожиданной для него ловкостью сделало агрессивный выпад с бранью в сторону вулканца. Перебранка вышла короткой. Кадет, наблюдавший за ней, выронил из рук полотенце. Человек мгновенно оказался ногами на полу, а его грудь и правая рука прижатыми к стойке. Левая завернута за спину. Вулканец своим телом прижал его плечо, не давая возможности вырваться или завести руку со стойки назад. — Или ты ведешь себя приемлемо, или домой будешь ехать на заднем сидении и без сознания. Со связанными руками, если я найду скотч. Несколько секунд тишины. Джим вздохнул и опустил голову на стойку, не пытаясь вырваться. Подождал пока сознание прояснится. Потом поднял голову и взглянул за спину: — Извини. Я обознался. Не хотел тебя ударить, — его речь хоть и выдавала, что он совершенно пьян, но оставалась внятной. Этого было достаточно, чтобы Спок его отпустил. И обратился к бармену: — Нужно за что-то расплатиться? Тот молча повернул к нему экран со счетом. Увиденная сцена на время лишила бармена дара речи. Джим плюхнулся обратно на стул, но никаких признаков былой агрессии уже не было. Просто очень, очень перепивший человек со сломанным носом и рассеченной бровью, где уже запеклась кровь. То, что вулканец позволил себе коснуться этого человека при всех, более того, ради этого пришел среди ночи в какой-то затертый бар, говорило о многом. Юноша, может, и не был лучшим студентом, но курс межкультурной коммуникации сдал на отлично. Расплатившись, Спок развернулся и направился к выходу, напоследок обронив только вежливую благодарность. Человек не сказал ничего, шатающейся походкой направляясь следом. И только на улице спросил: — Почему ты приехал только сейчас? Спок удивленно вздернул бровь. — Почему мне пришлось приезжать? — он жестом поманил Джима за собой, направляясь туда, где оставил аэрокар. Можно было подумать, что это довольно резкий ответ, но, привыкший в такой ситуации ориентироваться на связь, Кирк не заметил никакой обиды или агрессии. — Боунс тебе уже сказал? — Да. И я решил, что ты хотел побыть в одиночестве с этим. В условном одиночестве. Твои методы справляться с душевной болью неприемлемы для меня, но я посчитал, что не должен тебя ограничивать. Я рассчитывал, что когда ты закончишь, ты вернешься домой самостоятельно. Но этого не произошло, и я посчитал нужным вмешаться. — Ты знал где я, но решил не вмешиваться? — ошарашенно переспросил Джим. — Да. Не смотря на наш брак и нашу связь, ты — самостоятельная личность. Я не могу навязывать тебе свои чувства, равно как и требовать, чтобы ты разделял со мной свои. Ты в праве пользоваться своими методами справляться со скорбью. — Да твою ж... — они остановились около кара. — Как я мог… Спок... ты... ты просто замечательный, — в порывах чувств Джим пошатнулся и сделал шаг к нему. — Ты просто чудо! А я... я мудак. И эгоист. Какой же я… — он обхватил ладонями лицо Спока. — Я поперся в бар, будто это только моя скорбь. И вместо того, чтобы поддержать тебя, ведь ты же был еще ближе с ребенком, чем я, заставил тебя волноваться еще и за себя. Честно — я бы на твоем месте ударил бы меня. По меньшей мере два раза. — Твоя склонность к самоистязанию с помощью других живых существ начинает меня беспокоить, — он настойчиво снял руки Джима со своего лица. Но не отпустил, сжимая своими. — Ты ведь ради самоистязания сегодня ввязался во все драки? — Прости меня, пожалуйста, — пробормотал Джим и покачнулся вперед, уткнувшись Споку в грудь лицом. — Это не самоистязание, я просто… Я не знаю… Я такой мудак. А еще... Черт... Я такое Боунсу наговорил... У него такое лицо было, будто... Что бы ни происходило, он всегда такой уверенный, на всех ругается, бурчит... А тогда... Он сник. Понимаешь? Я такое сказал, что он даже не стал защищаться! Боже, что я наделал... Вулканец сделал глубокий вдох. — То, что твои слова задели доктора — правда, — беспощадно заявил он. — Когда я связался с ним, он занимался приблизительно тем же, чем и ты: пил коньяк у себя в кабинете, и, окружив себя паддами, пытался найти ошибку и ее решение. Иным словом, занимался интеллектуальным самоистязанием. В связи с этим мне пришлось сначала добираться к нему. Поэтому свои извинения ты можешь принести, когда сядешь в машину — он спит на заднем сидении. — О... серьезно? — Джим заглянул в тонированное окно аэрокара и чуть потер его, будто это помогло бы ему увидеть салон. — Но, сначала... — он снова покачнулся и Споку пришлось во избежание возможных проблем схватить его за плечо. — Но сначала я хочу... поговорить... — второй раз, уже прицельно, он уткнулся носом в грудь мужа. — О чем? — терпеливо уточнил Спок. — О нас. О... нем. Каждый... раз... как думаю об этом... будто сердце болит. Я хочу проснуться. Вулканец, державшийся отстраненно, немного расслабился и заключил своего человека в нежные объятия. Пальцы Джима вцепились в ткань его одежды. — Я придумал имя. Хотел сегодня тебе рассказать. Тебе бы понравилось, оно идеальное и для вулканца, и для человека — всё как мы обсуждали. Но... теперь... Нам просто некого им назвать... — Мне тоже больно, t'hy'la. Мы были так близки к тому, чтобы наконец-то иметь своего ребенка. Мы уже имели его. Я уже знаю, каким он был: любопытным, эмоциональным. Он еще не родился, а уже любил нас, твой голос, мои руки. Ему нравилось, когда я касаюсь оболочки, в которой он находится. Но… Мы его потеряли, — он тяжело выдохнул. — Kaiidth. — Kaiidth — так просто. — Смерть — самое простое из всех физиологических действий. Только принять ее порой очень сложно, — он чуть отодвинулся и Джим заглянул ему в глаза. — Будем ли мы пробовать еще? Сколько раз мы еще будем обжигаться? — Будем. Немного позже. Мы найдем ошибку и исправим. И тогда всё получится. — Вот увидишь? — Вот увидишь, — пообещал ему Спок. И Джим, опершись о его плечо, поднялся на носочках, собираясь его поцеловать. Но рука вулканца поспешно перехватила его за подбородок и удержала на расстоянии. — Пожалуйста, не надо, — умоляюще изогнул брови Спок. — Я так ужасно выгляжу? — разочарованно выдохнул Джим. Спок позволил себе по-человечески уныло вздохнуть. Открыл переднюю пассажирскую дверь кара, вынул из бардачка несколько влажных салфеток и принялся осторожно вытирать лицо мужа. — У тебя сломан нос, всё лицо и рубашка в крови. У тебя липкие руки и щека от пролившегося алкоголя. Наверное, от него. И ты, вероятно, даже не сможешь вспомнить, тошнило ли тебя. И я не говорю о стойком спиртном запахе... Я не желаю негативной эмоциональной реакции, но мне бы не хотелось, чтобы весь этот «коктейль» оказался у меня во рту, — Спок многозначительно продемонстрировал ему перепачканную салфетку. — Тем более, что мной, кажется, один раз вытерли пол во время драки... — он отстранился и схватился за ручку заднего сидения кара. — Приеду домой, почищу зубы, ты мне вправишь нос и поцелуешь. — Хорошо. Постарайся, чтобы тебе не стало плохо во время поездки. — Приложу все усилия, — выдохнув в последний раз ядовитые испарения, он рухнул в кар. * * * — Тут такое дело... Хотел обсудить с тобой, но без Джима. У меня есть одно предложение, которое может показаться ему... аморальным. Но с точки зрения науки это довольно логично, — Маккой остановился около стола Спока, оперевшись о него бедром. — В чем состоит суть вашего предложения? — вулканец поднял голову от микроскопа и сложил руки в замок на столе. — Мы не можем со стопроцентной уверенностью сказать, что не допустим больше ни одной ошибки. Мы не можем даже точно сказать, где и когда ожидать проблем. Поэтому я предлагаю использовать два инкубатора, — он подтянул к себе стул и присел рядом со Споком. Они вместе анализировали и документировали данные о проекте. Инкубатор стоял в соседней лаборатории и периодически Спок наведывался туда, чтобы, как говорил доктор, «пощебетать» с ребенком. Прошло уже два месяца и всё было в порядке. — Два инкубатора — два ребенка, если я вас правильно понимаю. — Да. Если первый погибнет, мы успеем спасти второго. Это... ускорит процесс. Но тут есть определенные риски. Вроде того, что могут получиться оба. — А аморальность вашего предложения состоит... — ...в том, что... Джим бы сказал «запасной ребенок». Спок молча кивнул и откинулся на спинку стула, сложив руки на груди. После непродолжительной паузы он произнес: — Не запасной. Второй. Младший. Я, наверное, хотел бы иметь двоих детей. Не велика надежда даже на одного, поэтому я не обдумывал эту возможность. Но сейчас я осознаю, что подобная перспектива вызывает у меня позитивный отклик. — Значит, ты поговоришь с Джимом? Спок натурально вздохнул. — Он скажет, что это «запасной ребенок». И будет весьма эмоционален... Но об этом лучше говорить именно мне, иначе будет еще хуже. Возможно, стоит сказать, когда всё уже будет сделано? — Это тоже, мягко говоря, аморально. Будто намерено проколотый презерватив, чтобы забеременеть. — Разве контрацептивы не используют для предотвращения беременности? Маккой бросил на него усталый взгляд. — Ты даже не представляешь насколько коварны терранки. У меня так дочь появилась. — Со временем я начинаю понимать, почему концепция терранского брака такая неоднозначная. — Так что решай сам как поступить. Он, кстати, не планирует сюда прийти? — Он еще не готов. Эта потеря оставила болезненный отпечаток, он боится привязываться снова и откладывает эту... встречу. Я не поднимал эту тему, поскольку чувствую, что это и так его терзает. — Ясно... В любом случае, пока я буду заниматься подготовкой, вы еще можете передумать. — Я поговорю с ним. * * * — Я собираюсь завтра пойти в лабораторию. Больше нельзя оттягивать. Шесть месяцев уже прошло. Я чувствую себя каким-то... очень нехорошим родителем, — сообщил Джим, осторожно двумя руками придерживая чашку, пока шел с ней от кухоньки до гостиной, где присел на диван рядом со Споком. — Я всё время думаю, что должен пойти, потому что я знаю, что ребенку важно внимание обоих родителей, но не могу себя заставить. Вулканец напрягся и вытянулся всем телом, распрямив длинные ноги. — Завтра? — Да, а что такое? — удивился Джим. Спок никогда ничего не переспрашивал, только если не ставил под сомнение, что люди могут оговориться. — Иначе я могу снова начать это откладывать. Больше нельзя. — Я должен тебе кое-что сказать, — напряженно произнес Спок. Лицо человека померкло. Брови нахмурились. Чашка со звонким стуком опустилась на столик. — С ребенком всё хорошо! — поспешно заверил его Спок, уловив направление мысли. — Со старшим. И с младшим тоже. С двумя детьми. — С двумя детьми? — брови Джима взлетели на лоб. Он порадовался, что уже успел поставить чашку. — Я собирался тебе сказать. Вернее, я должен был спросить... — У нас будет двое детей? — перебил его Джим. — Скорее всего. Потому что оба плода полностью здоровы и в полном порядке. Джеймс, я прошу меня простить, что я не сказал раньше... — Спок подтянул ноги и полностью обернулся к нему, сложив руки на коленях. — Но почему ты не сказал? — голос Кирка был спокойным, хоть и удивленным. — Я был... очень обеспокоен твоей реакцией. — И оттягивал до последнего? — Именно так. Джим фыркнул, отвернувшись. Что ж, он обнаружил в своем муже нечто очень человеческое, и он будет не рад, если Джим сообщит о своей находке. — Ну, ладно, двое. В принципе, я не против. Но почему ты думал, что я могу отреагировать плохо? — Потому что мы с доктором Маккоем решили, что в случае еще одной неудачи с первым, успеем спасти второго и сэкономим время. — Запасной ребенок, — недовольно поджал губы Джим. — Вот поэтому я и избегал этого разговора... Не запасной, а второй. Не думай о нем так. Для меня они оба одинаково желанны. — Двое... — хмыкнул Джим и позволил своей голове упасть на плечо Спока. — Я даже и не думал об этом. Знаешь, у меня был брат. — Да, у меня тоже. — Иметь брата бывает очень... удачно, — скованно пояснил Джим. Спок кивнул. Ему не нужны были детали, он и так их помнил. Сэмюэль Кирк всегда заботился о младшем брате, даже если тот не знал об этом. — И у них будет разница в четыре месяца, — вулканец осторожно обнял его за плечи. — Почти одинаковые. Кстати, а как... — Выглядеть они будут по-разному. Достаточно по-разному, чтобы их нельзя было перепутать. Он не «запасной». Это две разные личности. — Ладно, я понял. Что ж... У нас будет двое детей. — Поразительно. Я знаю об этом уже два месяца, но всё еще не привык. — Мы справимся? — Джим приподнял и повернул к нему голову. — Думаю, да. Мы готовились, — произнес он, намекая на тонну литературы, прочитанную ими за эти два года. Почти три года, с момента, как они решили попробовать. — Я люблю тебя. — Nash-veh ashaya du nuh'**. * * * — Спок, — спешно, излишне громко приветствует его Джим, на ходу надевая белый халат. Одна бахила вот-вот слетит. А всё потому что он волнуется. — Я опоздал? Вулканец торопливо поднимается на ноги и непроизвольно вытягивается по струнке. Джим, еще не переключившись с рабочих вопросов, излучает очень сильную, активную ауру. У него быстрые, уверенные, четкие движения, голос командный и чуть громче обычного. Его волнение выдает только некая небрежность. Спок подавляет иррациональное желание перейти на «вы». Впрочем, от таких волевых повадок мужа вулканец чувствует себя спокойнее и увереннее, что к лучшему. — Нет, ты пришел достаточно вовремя, — он едва заметно касается запястья Джима. Когда-то Кирк в шутку сравнил это с невинным супружеским поцелуем в щеку. — Как всё проходит? — Насколько я знаю — по плану, — Спок кивком головы увлекает его куда-то вперед по коридору. — Мы должны привести себя в надлежащий вид. Джим послушно следует за ним, но всё же теряет бахилу. И даже не замечает. Спок замечает, но не комментирует. Не до соблюдения порядков. Вернее, не до соблюдения таких мелочей. — Логично. Но... как всё будет происходить? Я имею в виду, какая наша роль и что нам делать? Спок открывает своей картой для Джима одну из дверей и входит следом. Комната представляет собой небольшой предбанник с крючками, лавкой и небольшой камерой хранения. Следующая за ней комната имеет три дезинфицирующих кабины. Вулканец открывает картой ячейку в камере и вынимает два упакованных комплекта больничной одежды. Кирк понимает всё без слов. Он уже раздевается, когда муж закрывает двери. — Полагаю, наша роль типична для всех родителей, — Джим узнает редкие нотки в голосе вулканца: нежный юмор. — Получить ребенка. Вероятно, доктор Маккой сразу после этого настоит, чтобы оставить его под наблюдением на некоторое время и для этого уже подготовлен бокс. Однако для детей, тем более вулканских, очень важен тактильный контакт с родителями. Если не возникнет ничего неожиданного, в этом и будет заключаться наша роль. Джим первый направляется к дезинфекторам. Спок, с небольшой задержкой, следом. И сам задает значение их кабинам. — Ясно. Думаю, мы справимся, — решительно выдыхает Джим, опираясь на стенку кабины рукой. И вдруг резко сдувается, превращаясь из адмирала Кирка в просто Джима, в т'хайла Спока. Его плечи опускаются, будто под тяжестью. — Мы ведь справимся? — Мы справимся, — кивает Спок. Днище в кабине высокое, и ему приходится встать на носочки, чтобы дотянуться до губ человека и оставить на них короткий поцелуй. — Я люблю тебя. Пальцы пробегают по ладони, давая отклик. А потом дверь кабины закрывается. Ничего вредного, но там лучше не делать глубоких вдохов — глаза начинают слезиться. Спок отступает и направляется к своей кабине. Через десять минут они оба, одетые в светло-голубую одноразовую больничную одежду, сидят уже в предоперационном кабинете. Сюда впускают только после дезинфекции, кругом всё такое же стерильное, как и они. Оба сидят в тишине. Слушают звуки из-за двери. Там переговариваются голоса, чаще спокойно, но иногда довольно резко. В такие моменты сердце Джима стынет. Что там происходят, что им приходится быстро выкрикивать команды? Спок сидит рядом, соприкасаясь плечами и тыльными сторонами ладоней. Его слух позволяет слышать всё отчетливее, но Джим не решается спросить. До тех пор, пока вулканец аккуратно не сжимает его запястье. В голове звучит тихий, знакомый голос: «Не стоит так нервничать. У них всё в порядке». Кирк только вздыхает. И молча опускает голову мужу на плечо. А потом обнимает двумя руками и прижимает к себе плотнее, согревая. В помещении не холодно, но и не жарко, а на Споке только тонкая-тонкая ткань. Джиму кажется, что их мысли стали общими. Спок опустил щиты и расширил свое телепатическое восприятие, и теперь они буквально были «на одной волне». Думали об одном и том же. О том, как их жизнь теперь изменится. Они оба были готовы к этому (во всяком случае, они готовились), и номинально всё шло по плану, но... они ужасно волновались. Иметь ребенка — не то же самое, что представлять, что он есть. И у них нет выбора, они должны с этим справиться. Сразу после «родов» у них обоих начинается небольшой декретный отпуск (около пяти дней), после Джим останется один. Они будут чередоваться, чтобы оба уделили внимание детям. Так что Джима ожидают два увлекательных месяца дома. Начиная с этого дня. Потом два месяца Спока и... И детей должно стать в два раза больше. — Давай назовем его Сэмюэль. Имеет общее с вулканскими именами, не будет слишком выделяться, но при этом человеческое. Мысль Джима была настолько внезапной и, казалось бы, необоснованной, что сознание Спока испуганно вздрогнуло. Мыслительные потоки, которые он улавливал, никак не были связаны с этим предложением. Будто ведро воды вылили на голову. — Я... должен подумать. Я также перебирал варианты, которые были бы уместны и для вулканца, и для землянина, но ни на чем не остановился. Я рассмотрю твою идею. — Хорошо, — пробормотал Джим, тыкаясь носом в его плечо. Просто сидеть и ждать сводило его с ума. Стоящие неподалеку часы отмерили полчаса. Они оба встрепенулись, и Джим резко подорвался на ноги, когда они услышали звук. Короткий, но громкий. Такой, что его ни с чем не перепутаешь. Плач. Плач ребенка. И резко тишина. В жилах Кирка застыла кровь. Он сделал решительный шаг вперед, но за плечо его перехватила рука. Спок шагнул следом, прижимаясь сзади и чуть сбоку, не позволяя ворваться в следующее... родильное помещение? Операционная? Они оба замерли. Реальность замерла. В плаче, по сути, не было ничего дурного, он должен быть всегда, когда рождаются дети. Но он не должен резко обрываться. Казалось, воздух наэлектризовался. Неужели... неужели всё... Не может быть. Они слышали голоса врачей. Быстрые, сбивчивые, но без криков. Интенсивно шел какой-то процесс, неизвестный им. Одной рукой обхватив себя за пояс, вторую Джим прижал к губам. И сделал небольшой шаг в сторону, позволяя, прося Спока обнять себя сзади. И тот обнял, нежно сомкнув руки на груди, прижал к себе и чуть покачнулся, словно маятник, успокаивая их обоих. А потом дверь распахнулась. Оба вздрогнули в который раз. Они ожидали снова услышать плач, но не... Медик хмурился, глядя на них, а потом сказал зайти. Сердце Джима рухнуло в пятки. Неужели он хочет сказать, что они его потеряли? Или, может быть, ребенок жив, но болен? К счастью, как бы внутренне не колебался Джим, он никогда не медлил. И первым шагнул в распахнутые двери. Здесь было жутко. Разобранный на всевозможные детали инкубатор, лежащий на операционном столе. Пустой. Инструменты и приборы, многие испачканы в чем-то мутном, белом и красном. Все доктора, принимавшие участие в этой операции, разбрелись по помещению, опираясь на различные поверхности. Операция длилась меньше, чем бывают некоторые роды, но была не менее утомительной. Один из докторов — Джим узнал его даже в медицинской робе, в непривычных одеждах и повернутого спиной, — был ему знаком. Слышался плеск воды, какие-то слова, а потом доктор повернулся. Капитану показалось, что его ноги подкашиваются, а мир начинает мелко трястись. В руках у доктора был младенец, с виду и издалека совершенно здоровый. У него были прилипшие к голове темные редкие волоски, он чуть шевелил маленькими ручками. Маккой держал его на белой пеленке, но не заворачивал. Спок двинулся с места внезапно быстро, и Джим даже не успел проводить его взглядом. Он не успел издать ни звука, когда вулканец вдруг поспешно расстегнул ткань верхней части своей робы на груди. Рывком разорвал длинные рукава, обнажая руки до локтей. Кирк слышал слова, но не мог ничего понять. — Он всплакнул, а теперь молчит, — растерянно пробормотал доктор. — Он в порядке, Спок. Он абсолютно здоров, насколько смог показать первичный анализ. Боунс тоже растерянно раскрыл рот, завидев, что делает Спок, но быстро его закрыл и бережно вложил ребенка в требовательно протянутые руки родителя. На ватных ногах Джим подошел ближе. Он догадался, зачем Спок «разделся» — телепатия. Контакт кожи к коже. Спок прижал его к своей груди и маленькие ручки непроизвольно задвигались в воздухе. Удерживая малыша — такая кроха, — одной рукой, он осторожно коснулся пальцем его ладони. — Он испугался. Решил, что вы можете ему навредить. Это безусловный рефлекс — чем ты тише, тем меньше шансов, что тебя обнаружат хищники, — поясняет всем Спок. И тихонько произносит, обращаясь уже к ребенку: — Mapi... Джим видел, что малыш несколько раз моргнул, но взгляд его не был сосредоточенный. Непроизвольно он вцепился ладошкой за палец Спока. А потом малыш вдруг всхлипнул, скривился и начал тихо хныкать. И на лице Спока вдруг проступила улыбка, и все в зале смотрели на них, как на настоящее чудо: ребенок от двух мужчин и улыбающийся вулканец. — Он узнал меня, — тихо произнес Спок и поднял глаза на мужа. — Я ощущаю его разум. Он узнал меня и чувствует себя в безопасности. Джим? Его улыбка чуть померкла и человеку пришлось собрать все силы для одной простой фразы: — Я в порядке. Просто я... Он вздохнул, чувствуя как по щеке прокатилась маленькая слезинка. Спешно стер и подавил в себе все-все эмоции, чтобы они не вышли на свет таким путем. Спок, вероятно, понял все, что чувствует его пара, и лишних вопросов не задавал. Просто посмотрел на ребенка и произнес: — Хочешь подержать? Джим не нашел в себе силы отказать. Но и согласиться... Ему казалось, что его ноги отказывались держать его и он в любую минуту мог рухнуть на пол. Удержит ли он такую кроху? Малыш действительно кроха. Его вполне можно было держать на предплечье одной руки. Джим заметил в обрамлении тонких черных волосков мило заостренные ушки. Они будто забыли обо всех медиках, обо всем другом, что есть кроме образовавшегося мирка между ними. Всё остальное вдруг стало неважным. — Я боюсь уронить, — тихо ответил он и сделал шаг, приближаясь. Ребенок оказался между ними. И Джим осторожно, боясь хоть как-то навредить, коснулся его головы, а потом осторожно провел по ушку. Оно маленькое, и кожа такая нежная. Малыш поморщился и чуть завертелся, уклоняясь от прикосновения, а потом замер. Вторая детская ручка вцепилась уже за его палец — хватка, как говорится, мертвая. Но малыш вдруг перестал плакать. Неужели Джим его напугал? А потом и вовсе расслабился. Рук не отпустил, но будто бы... начал засыпать. — Он узнал и твой разум. Поразительно, — шепчет Спок. — Ему кажется, что теперь всё совершенно хорошо. Картина мира для него полная. Невероятно. — Это что-то вроде... он признал меня родителем тоже? Вулканец поднял на него глаза. И снова чуть улыбнулся. Джим никогда не видел улыбающегося Спока, когда тот был в добром здравии. Никогда. На самом деле, обычно его улыбка была даже немного жуткой. Но сейчас... — Да. Да, это так... Это самое невероятное, что я встречал в своей жизни.