«Skan» на стандарте

— Тебе нужно завязать волосы, если ты потом не хочешь найти их в супе, — притормозил Джим младшего сына. Сави вздохнул и отступил, выверенным движением запрокинул голову, намереваясь связать свою светлую, длинную и густую шевелюру в высокий хвост. — Это не совсем хороший вариант. Давай сделаем тебе косу? — и, получив недовольный взгляд карих глаз, добавил: — Я помогу. Мальчик кивнул и отошел в гостиную, которая одновременно служила и столовой; она была отделена от кухни столешницей и барной стойкой. Присел на подлокотник дивана, чтобы Джим мог подойти сзади. Спок и Сэм сидели на диване рядом, занятые чем-то своим. То и дело по комнате разносились звуки музыки. Сейчас еще — простые переборы нот. Спок был хорошим, терпеливым и в меру настойчивым учителем, а Сэм — отличным учеником, внимательным и заинтересованным. Кирк и не сомневался, что скоро в их доме звуки вулканской ка'атиры будут разливаться чаще. По мнению Спока, его возраст был самым оптимальный для обучения искусствам. Третий школьный год. Спок сам обучался этому в семь-восемь лет и, несомненно, был доволен, что один из его сыновей проявил любопытство к тому, к чему склонялась и его душа. Джим осторожно разделил волосы на пряди и легкими движениями принялся заплетать. О, он потратил много времени, чтобы научиться этому, тренируясь на шнурках. — Готово, Рапунцель, — весело хмыкнул Джим и отступил. Сави обернулся, бросил на него колючий взгляд и спрыгнул с дивана. — Приступаем? — нетерпеливо поинтересовался он. Это было не первым разом их совместной готовки, далеко нет. Как-то вышло, что дети участвовали почти во всех возможных процессах в доме. Готовил Джим, к примеру, выпечку — кто-нибудь обязательно должен был искупаться в муке, и желательно с головой. Или, чуть позже, слизать весь крем из тарелки пальцами, измазаться и измазать все стены, даже снаружи. А потом устроить дружный хоровод на развалинах кухни. Кирк содрогнулся. Он всё видел именно так, но, возможно, всё было немного иначе? Они со Споком вдвоем суетились на кухне, неизменно пачкаясь — нельзя не облизнуть крем на чужой щеке и при этом не влезть во что-нибудь еще. Дети, которые или вились под ногами, или сидели, совсем маленькие, в детских креслах, видимо, немного переняли их привычки. Но, вообще-то, это было мило и приятно. Не так уж часто им удавалось выкроить время в их плотном графике, чтобы заняться бытовыми делами вместе. Так что дети участвовали в готовке по мере своих сил всегда. Даже если это были только попытки сделать из теста кубик или попробовать, достаточно ли сладок джем. А теперь вот Сави решил научиться готовить зеленый суп — авторский рецепт Джима, что-то среднее между обычным земным и вулканским пломиковым. Вкусная, полезная и питательная зеленая жижа. Адмирал не изменял себе и всё равно отдавал предпочтение жирному стейку или тарелочке хрустящего картофеля. Или спагетти с мясом. Или... Короче говоря, за годы жизни со Споком он так и не стал вегетарианцем, хотя, поневоле, в некоторой степени придерживался этого образа жизни. В конце концов, ничто не запрещает вулканцу съесть хрустящие картофельные полосочки. Разве что знание о потере собственной воли перед этим шедевром. Но историю о странных и противоречивых взаимоотношениях Спока и фастфуда стоит оставить на потом. В общем и в целом, Джим мог сказать, что он создал семью мечты. Гармоничную, насколько это было возможно, где дети проводят время с родителями, и родители друг с другом. Где есть место тихим вечерам и веселью. Семью, которой ему самому в детстве было недостаточно — самым светлым моментом из детства оставался только один год, когда они жили с братом совершенно одни. * * * По мнению Джима, Спок был более хорошим родителем. Он был более терпеливым, более стойким и подходил ко всем вопросам с холодной головой. С логикой. Казалось, его не могли вывести из равновесия никакие детские шалости или капризы. Сама непоколебимость. Джим очень любил наблюдать за ним, когда тот возился сначала с Сэмом, а потом и сразу с двумя мальчиками. И если раньше он мог согласиться, что капли молока на чьем-то теле — это сексуально, то теперь мысли вызывали только неудержимый хохот. Стоило только вспомнить каменное терпение Спока, которому по всему лицу размазали пшенную кашу. А он всё говорил, терпеливо, делал замечания, рассказывал, что нельзя, а что можно, как и любой родитель борясь каждой ложкой с нравом ребенка. А белая каша всё стекала по темным волосам. А потом он невозмутимо выровнялся и так же невозмутимо прошел в ванную приводить себя в порядок. Будто так и надо было. Еще и одарил по дороге гордо-независимым взглядом Джима, рыдающего от смеха в углу. А мальчишки тоже хихикали, поддерживая общее настроение. Но Спок был само терпение. Из них двоих, если так посудить, мамой стал Кирк. Но больше всего на эту роль походил вулканец. Он как-то больше нянчился, и именно он вставал по ночам от детского плача, и каша у него не пригорала, и следил он за детьми всегда внимательно, чем бы не занимался. Но вот с разбитой коленкой, губой, бровью или просто от обиды, плакать дети бежали к Джиму. Потому что у Спока всегда был один вердикт: эмоции нелогичны, плакать — только себе вредить. Обиду логичнее не выдумывать, чем проявлять. А Джим сразу как-то, сам не замечая, начинал баюкать и тискать, и шутить, и любые горести сразу куда-то убегали. И вот, к примеру, водные процедуры. Вулканцы были против того, чтобы дети «играли в войну», но одновременно считали, что строго запрещать это нельзя — только не одобрять и отвлекать. Поэтому морской бой в компании Спока превращался в космическо-океанские путешествия, в яркие истории о морских сверхновых, и о китах, плавающих между планетами. Это было всегда до безумия мило: вулканец устраивался на полу в ванной, чтобы быть с детьми на одном уровне; какое-то время он просто сидел рядом, наблюдая за ними, читал что-то в падде, а когда решал, что пора ему вмешаться, откладывал все, подкатывал рукава своей одежды до самых локтей или, чаще всего, и вовсе снимал верх, и начинал творить... воображаемый мир чудес. Тем временем та же ситуация в компании Джима была совсем другой. Его подводные лодки удирали от ужасных подводных чудовищ, которых они обнаружили на глубине, а корабли удачно отражали атаки клингонов, спасали экипажи, находили вакцину, строили замки из пены (однажды они увлеклись и затопили ею всю ванну по пояс). Джим промокал и вымазывался в мыле весь, чуть ли не наполовину ныряя к детям в ванную, так что по окончании ему самому даже в душ не надо было: просто раздеться, выжать одежду, вытереться и надеть чистую. Спок был идеально заботливо-сбалансированной мамой. Джиму потребовалось много времени еще до брака, чтобы привыкнуть к его ледяной оценке происходящего. Но чтобы по достоинству оценить это — еще больше времени. Когда-то он понял, глядя на своих детей, что привычка к отсутствию эмоциональной реакции от отца, это тоже, в какой-то степени, счастье — нет страха гнева, насилия, направленной на тебя злости. Все замечания и рекомендации — хоть и звучат сухо, не лишены в основе своего происхождения сострадания и понимания, а безэмоциональная, логичная подача обеспечивает вежливость, сдержанность и отсутствие осуждения. Конечно, каков негатив, таков позитив. Не было яркого проявления радости, он редко восхищался тем, что делали дети, но с лихвой компенсировал это словами. Он всегда знал, когда нужна поддержка, и хоть не оказывал ее эмоционально, но никогда не пренебрегал добрым, не пустым, не обезличенным словом. Джим знал, что они оттеняют друг друга. Оба они могут дать их детям всё необходимое как с вулканской, так и с человеческой стороны. Хотя поначалу Джим очень даже волновался... * * * — Я бы охарактеризовал это земным словом «кошмарно». На Спока уставились три пары глаз: две пары синих и одни черные. На фоне издал вопль герой недавно вышедшего мультфильма. — А мы ничего не нарушали! Половина кровати по праву моя, — тут же объявил ему Джим и качнул головой куда-то вправо. Там, вдоль всей кровати, ровно посередине, были натянуты шнурки от кроссовок, как разделительная полоса, которую нельзя пересекать. Спок скептически приподнял бровь. — Я выражаю свое неодобрение происходящего. Он, стоя в дверях, обвел взглядом мужа и детей: Джим устроился у изголовья, согнув ноги в коленях и подтянув их к себе. Сверху он удерживал тарелку с несколькими кусочками пиццы. Дети, каждый устроив у Джима на ноге по подушке, сидели в похожей позе, и тоже каждый с тарелкой. У свободного изножья стояло две еще не распакованные коробки. — Пищу следует принимать в отведенных для этого местах. Подобные действия грозят проблемами с пищеварением, риском подаваться и, несомненно, тем, что постель будет запачкана, что просто недопустимо. — А мы аккуратные. Всё будет в порядке. Мы тебе тоже оставили, она на кухне стоит. Угощайся. Тебе понравится. Там сырные бортики. — Я всё еще нахожу это плохой идеей. Кто-то из детей поставил мультфильм на паузу. Оба молчали. Они привыкли дожидаться решения родителей относительно некоторых спорных вопросов. В целом, ни один не мог пожаловаться, что их дети были непослушными. Джим предполагал, что на это повлияло то, что они со Споком согласовывали требования к детям и не перетягивали их между собой, как канат, а откровенно разбирались, почему то или иное действие маркировано как негативное или позитивное, пока не приходили к консенсусу — довольно быстро, стоит сказать, — сказывалось военное прошлое, где решения жизни и смерти приходилось принимать мгновенно с такими же с различными аргументами от разных сторон. — Но ведь эта идея не из разряда действительно опасных, следовательно, мы могли бы только указать в свою защиту, что делаем это очень редко и тебе не стоит переживать за нас или о нарушении порядка использования по назначению комнат в доме. — Я считаю, что это могло бы негативно повлиять на восприятие манер и культуры поведения детей, а также на их понятие о чистоте. — Не будь такой занудой, — чуть скривился Джим. — Иногда можно нарушать правила, и ты это знаешь. Именно их нарушение помогает нам понять, почему так важно их соблюдать. Сделай исключение для нас на этот раз. Пожалуйста? Спок снова не спеша обвел их взглядом, а после развернулся и вышел. Действие было несколько странным, его можно было бы счесть даже резким, но Джим не ощутил от мужа ничего, кроме задумчивого любопытства, поэтому с легкой руки предложил детям продолжить прерванное занятие. Со Спока станется найти в этой ситуации какой-то вопрос для себя и на час уйти в философские размышления. А вот когда через несколько минут Спок вернулся — это уже стало интересно. Джим удивленно перевел взгляд на открывшуюся дверь и не смог сдержать смешок, когда заметил в руках Спока тарелку с пиццей и приборы — в отличие от остальных он не пренебрег их использованием. Вулканец гордо проследовал к своей части кровати, легким движением ослабил узел натянутых вдоль центра кровати шнурков и устроился в позе лотоса, поставив тарелку на взятый с кухни поднос. Оба сына проследили за его действиями с восторженным взглядом. — Пап, пиццу едят руками, — уведомил его Сэм. — Вулканцы не едят руками, — строго заявил Спок. — Но я отношусь со снисхождением к тому, что вы вулканцы только на четверть. Очень нечестно и невежливо с вашей стороны было запланировать данное мероприятие без меня, — и добавил: — Я тоже хотел посмотреть этот мультфильм. Лицо Джима украсила улыбка. Протянув руку, он незаметно скользнул пальцами по запястью Спока, передавая свои чувства: одобрение, восторг, щемящую нежность. * * * Спок, не открывая глаз, сонно зашевелился. Выходной. Узнав, что у Спока в этот день нет запланированных мероприятий вне дома, Джим также решил этот день провести в кругу семьи, отменив все дела в адмиралтействе. Их должности лишали их какого бы то ни было стабильного графика, но давали возможность иногда изворачиваться и подстраивать общие выходные. Вчера вулканец лег намного позже обычного, приблизительно подгадав, что их утро наступит одинаково, раз уж не получилось лечь спать вместе. Он глубоко вдохнул. Подушка под щекой ощущалась так мягко, под одеялом было очень тепло, и его разум, еще немного лениво, отметил, что он полутвердый — как последствие сна и приятного плавного пробуждения, перетекающего одно в другое. Спок чуть двинул бедрами, привлекая собственное внимание к нервным окончаниям и в некотором роде наслаждаясь легким возбуждением, теплым комом опустившимся на бедра. Не размыкая глаз, на ощупь он протянул руку и, задев локоть, коснулся ребер Джима — тот спал, закинув руки за голову. Спок без колебаний двинулся дальше, подняв ладонь ему на грудь. Его муж никогда не был против просыпаться от томных медленных ласк. Часто он просыпался лишь тогда, когда они уже были близки к своей кульминации. Спок снова глубоко вдохнул. Джим спал без футболки, а одеяло сползло ниже — температура в их доме была немного выше земной, но не доходила до уровня Вулкана. Это дало возможность ему ощутить т'хайла кожа к коже. Само прикосновение для вулканца — интимность, что уже говорить о возможности скользнуть пальцами по выступающим рельефу мышц груди или обвести впадинку ключицы. Или о жаре человеческого тела, еще более теплого во сне, приятно обжигающего чувствительные пальцы. Спок не столько двинулся ближе, сколько перекатился на живот, сократив расстояние между ними, выскользнул из-под одного одеяла и попал под край другого. Его рука обхватила Джима поперек, а член — еще более твердый, пристегиваемый от жара в пальцах, лег в ложбинку между бедром Джима и матрасом. Голову он положил на его плечо, не совсем предполагая, куда повернута голова т'хайла. Вулканец очертил пальцами темный круг твердеющего соска. Ему не нужно было видеть, чтобы помнить их цвет, и вкус, и то, как остро они реагируют на касания. Впрочем, это было взаимно — Споку очень нравилось ощущение твердой теплой горошины под пальцами. Однажды они провели с Джимом целый вечер в комнате для медитации — он хотел знать, как ощущает его муж различные предметы, как чувствует шероховатости, о которых Джим и не подозревает, как реагирует его разум на шелк, на бумагу и воду. Приносит ли удовольствие прикосновение к муке, и как он ощущает кожу Джима, когда гладит ее почти невесомо. А теперь Спок обратил свое внимание на редкие, почти прозрачные волоски на груди, которые щекотали его нервные окончания, пуская мурашки по плечам. Это тоже было очень приятно. Его член полностью отвердел от спектра получаемых ощущений. Желания или сил проявлять больше активности и менять положение ради удовлетворения этого желания не было. В его голову пришла дразнящая мысль о том, какой же, наверное, горячий Джим внутри, если даже поверхность его кожи столь теплая. Но эту мысль он отбросил — для проникновения сил не было. Немного позже он перейдет к чему-то более активному, когда тяжесть в паху станет обременительной, а не такой приятной. Еще несколько лет назад он счел бы собственное возбуждение неприятным инцидентом, но теперь — весьма приятной реакцией, которой на ранних этапах даже можно было наслаждаться в одиночестве. Рука Спока погладила выступающие ребра, и еще крепкие мышцы пресса, когда натолкнулась... Щиты захлопнулись, закрывая его сознание, со скоростью и грохотом, будто опустили металлические заслоны. Это произошло как-то инстинктивно и мгновенно, еще раньше, чем он смог логически и осознанно воспринять происходящее. Глаза так же резко распахнулись, и он проследил линию выпуклости под одеялом на Джиме. Протянув руку, он откинул часть одеяла. Спок определенно не собирался делиться со своими детьми ощущениями, которые сейчас блуждали в его разуме и теле. Но Сэмми, повернутый к нему темной макушкой, только чуть завозился и попытался вернуть одеяло на прежнее место. Вулканец приподнялся на локтях и вернул его, но подоткнул в области шеи. — Не прячься с головой, так можно задохнуться. — Папе холодно будет... — пробормотал он. — Что-то случилось, что ты пришел? Кошмар приснился? — Сави первый пришел. Я за ним. — А Сави где? Сэм молча протянул руку вбок и дернул край одеяла. Там, устроившись на предплечье Джима, дремал младший. — Вы уже взрослые, и у вас есть свои кровати. — Он такой теплый... — вздохнул Сэмми. Спок поджал губы. Что есть, то есть. Подтянув свое одеяло, он им укрыл грудь мужа и прижался теснее у своей стороны. Перекинул через него руку, собираясь подремать еще немного, раз ничего другого теперь не удастся. Он был почти уверен, что проснувшись, Джим будет счастлив, ощущая настолько тесное окружение своей семьи. * * * — Привет, к вам можно? Спок упорно дрессировал Джима, чтобы он не входил без стука и разрешения в комнату уже подросших детей. Это было особенно уместно после одной увиденной им сцены, однако Кирк дрессировке поддавался с трудом и застрял на этапе «постучать для приличия и сразу войти». Сави, сидящий на кровати спиной к стене и читающий что-то на падде, поспешно поднял голову — это явно выражало его волнение. Еще бы. Впрочем, на лице его ничего не отразилось — Джим с гордостью подумал, что вулканцы не смогут поддеть его сына несдержанностью. Сэм и вовсе его не заметил. Выдвинув стул на середину комнаты, он что-то рисовал на голомольберте, беззвучно напевая вместе с исполнителем — его уши оплетали раковинки наушников. Джим прошел к младшему и осторожно присел на край кровати, снова подбирая слова: он уже придумал свой монолог за столом на кухне, а потом и на лестнице, пока поднимался, и пока стоял за дверями. — Вы поговорили? — первый спросил Сави, откладывая падд. — Да... Спок провожает гостей... Он придет и расскажет. Ну, знаешь, он же больше разбирается во всех этих тонкостях со связью, и браками с телепатами. Но могу сказать, что всё сложилось очень даже неплохо, но тебе не понравится. Сэмми наконец-то заметил их и вопросительно снял раковинку с одного уха. Джим махнул рукой, мол, дело не к тебе и перевел взгляд на младшего: — Может, ты хотел бы обсудить это наедине? — Нет, — он чуть дернул плечом. Жест, украденный у Джима. — Мы всё равно будем об этом говорить, и я ему скажу. Старший, оценив их разговор, как неинтересный ему сейчас, показушно вернул раковину на место и прибавил звука, так что теперь даже Джим слышал отголоски тяжелых аккордов. И как только его острые уши это выдерживают? — Они хотят, чтобы связь была разорвана? — вернулся к теме Сави, и только потому, что воспитывал этого юношу шестнадцать лет, Джим понимал, что тот очень напряжен. — Нет. Они отнеслись к данной ситуации очень внимательно и были очень учтивы ко всем этим вулканским... деталям. Я более чем понимаю их решение, они хотят защитить право Рейно на выбор... Я знаю, что это сделает тебе очень больно, но, возможно, это к лучшему... — К сути, — поторопил его Сави. — Вы больше не увидитесь, — тихо произнес Джим, чувствуя, как горло и подбородок сводит от этих слов. — Что?.. — на выдохе произнес он. — Но... Как же это получается... — Отцу Рейно недавно предложили хорошую должность на Андории. Он колебался. Но теперь принял решение. Они улетают на родную планету в конце недели. Спок рассказал им, как функционирует ваша связь сейчас, и как она закрепляется, и что получится в итоге. Они решили дать вам обоим шанс на то, чтобы... попробовать. Поперебирать, пока вы еще можете остаться друзьями. Пока вы ими еще являетесь. Они беспокоятся, что пока вы вместе, ваша дружба интенсивно перерастет в нечто большее, и дальше... окончательная брачная связь. Они хотят дать вам время убедиться, что вы действительно хотите этого. Сави опустил голову и на некоторое время замолчал. Раньше у него была привычка перебирать пальцами, что выдавало его беспокойный мыслительный процесс, однако теперь, когда он успешно избавлялся от всего земного в себе, она пропала. — Мы можем попрощаться? Джим, поддавшись собственным чувствам, протянул руку и накрыл ею лежащую на бедре ладонь сына. — Думаю, что да. Они не против тебя и вашего общения. Они не будут протестовать против вашего общения по видеоканалам и сообщениям. Ты им нравишься. Но они считают, что вы еще слишком молоды, и мне кажется, они правы. Дайте своим чувствам проверку временем. Ты увидишь, такие узы будут крепче всех остальных. Сави глубоко, по-человечески вздохнул — немного с эмоциональным надрывом. И, зажмурившись, склонился набок, прижимаясь щекой к плечу отца. Признаться, Кирк скучал по этому — слишком редко нетактильный Сави позволял себе какое-либо проявление привязанности. — Это только до конца вашего обучения. Или до совершеннолетия. В конце этого лета вы всё равно бы выбирали свои дороги, и твоя, как мне известно, лежит на Вулкан. Не думаю, что он направлялся бы туда же. Вам всё равно пришлось бы расстаться. — Но мы бы виделись. Праздники, каникулы, поездки… Мы бы находили время встретиться даже без всего этого. — Да, знаю, — печально улыбнулся Джим. — Поэтому родители Рейно и не хотят, чтобы вы пока виделись. Кроме того, мы решили, что если придет твое Время, они не будут мешать Рейно, если он согласится пройти его вместе с тобой, — Джим поднял свою ладонь на его плечо, нежно сжимая. — Вы правда говорили об этом с ними? — смущенно всхлипнул — а это было похоже именно на всхлип — Сави. — Спок очень детально объяснил им все. И когда я говорю «очень детально», я именно это и имею в виду. Хороший мой, подумай об этом в позитивном ключе: всё могло быть намного хуже. А ну-ка... — Джим зашевелился, чем заставил младшего приподнять голову. Кирк сам сел поближе к стене и без формальностей потянул сына к себе, укладывая головой на свое плечо. — Вот так. Всё будет хорошо. Знаешь, о том, как себя может чувствовать вулканец, тебе может рассказать Спок. И он, несомненно, расскажет. Но я могу предположить, что чувствует Рейно. Ты ведь ему рассказывал, и как он отреагировал? — Он был, несомненно, удивлен. Но он не был зол. Я почувствовал... неуверенную взаимность. Понимаешь? Это казалось ему... интересным, однако и волнующим, и слишком серьезным, почти пугающим одновременно, — Сави поерзал и уютно устроился ухом к его сердцу. Почему-то этот звук еще с самых далеких времен успокаивал его малышей. — Мне сказать правду или утешить тебя? — Правду. Ты ведь и так меня утешаешь. Джим чуть улыбнулся и продолжил: — Он не забудет о тебе. Будет скучать. Но думаю, он непременно попробует завести отношения с кем-нибудь. Долгие с перспективой и короткие, ограниченные постельными забавами, — Кирк почувствовал, как ревниво напряглось тело в его руках. — Но думаю, он непременно вернется к тебе. Он тоже будет это понимать. Не дави на него. Скорее всего, он и так будет чувствовать вину за это. Как бы ужасно это ни звучало, но тебе следовало бы поддержать его. У вас разные биологические ритмы, и ты родился с одними природными установками, а он — совсем с другими. В будущем вам придется притираться к друг другу, подстраиваться, чтобы сосуществовать. Будь осторожен. Связь — самая крепкая и самая хрупкая вещь, которую я только встречал. Ее не так просто разорвать, только если вы не постараетесь. А я почему-то думаю, что вы постараетесь. Прими это как факт, что твоему т'хайла нужно немного подрасти и попробовать жизнь. Когда ты его вновь найдешь, он будет еще прекраснее, чем прежде. — Спасибо, tal-kam... — пробормотал юноша. — Если он думает так же... У нас есть шанс. — О, множество! — рассмеялся Джим. Сердце сжалось от с трудом сдерживаемой нежности — прошло много времени с тех пор, когда младший в последний раз обращался к нему так. — Спроси у Спока, он их мастерски подсчитывает. — Один к двадцати двум. Эта цифра сулит успех. Джим нежно улыбнулся и погладил сына по пшеничным волосам. Они со всем справятся. * * * — Обнимашки! — оповестил родителей звонкий юношеский голос. И, разогнавшись, тяжелое тело приземлилось в центре кровати. — Сэм, локти! Ты мне сейчас ребро сломаешь и почку отобьешь! Джим весь подобрался, прижал падд к груди, и даже подтянул колени, когда его старший сын влетел на постель между ними со Споком. Между прочим, довольно плотно лежащими друг к другу. Очки, задетые чужой рукой, соскочили с одного уха и перекосились. Спока задело меньше, но, тем не менее, не прошло мимо. Он осторожно отодвинулся, дав место и сыну. — Сэмюэль, напомни, сколько тебе лет? Парень, издав довольное ворчание, потерся головой о подушку и устроил голову на груди Джима, закрыв экран падда. — А как же вулканская эйдетическая память? Мне девятнадцать, неужели ты мог забыть? Джим со вздохом вывернул руку и переместил Сэма к себе на плечо, обняв за шею и этой же рукой перехватив падд. — Нет. Я помню. Сложилось впечатление, что об этом забыл ты. — Но я хочу обнимашки! — он состроил грустную рожицу и вывернулся на месте, лицом к Споку, протянув обе руки и захватив его в объятия. Спок по-человечески вздохнул и подвинулся ближе, позволяя Сэму уткнуться носом ему в шею. Парень на этом не остановился. Завозился, как кот, потираясь о щеку, шею и плечо Спока. Джим закатил глаза и поправил очки. Он всегда был таким, его старший. Раньше и младший, и они прибегали вдвоем, устраивались между ними и болтали обо всем на свете, начиная с того, что видели сегодня, заканчивая далеким космосом и расспросами о нем. Но тогда они были меньше, и топтание по печени было не такими болезненным. Впрочем, только вместе с этими людьми Джим чувствовал себя нужным и любимым. До тех пор, пока в его жизни не появилась «Энтерпрайз» и Спок, он и не знал, что такое семья. Это слово всегда отдавало горчинкой разочарования и боли: мама, которая погибла слишком рано, отец, не умеющий жить без космоса, и его брат, которому надоело тащить на себе всё — Джим тоже долгое время думал, что брат забыл о нем. Не забыл, но Кирк не мог сказать, что брат не бросил его. Его тетка, родня погибли на глазах Джима. Семья — сплошная боль и серая тоска. Была. Теперь у него была семья. Его собственная. Прекрасная. У него был Спок, с которым они были вместе уже двадцать три года. У него были двое прекрасных сыновей — настоящих, живых, шебутных, умных и ярких. Джим всегда любил детей, но эти были особенными. И даже не потому, что плоть от плоти. Их нельзя было назвать мечтой любого родителя, но это определенно была сбывшаяся мечта Джима. У них были действительно хорошие отношения — идеальных не бывает, но никто не пытался ни от кого сбежать и никого бросить. Наоборот. Сэмми вот уже девятнадцать лет, а он всё еще ластится к ним как котенок и едва только не вылизывает от радости. Даже Спока это покоряло, как бы он ни строил недотрогу. Джим свою мать и обнимал всего пару раз за всю жизнь, и всё равно не от по-настоящему нежных чувств. А этот парень как ни в чем не бывало лез целоваться, трогать, кусаться, мурлыкать, щекотать и что еще ему в голову приходило сделать от обилия чувств. Вроде на четверть вулканец, а тактильный, как не всякие люди бывают. Иногда Кирк немного грустил — младший в этом плане был полной противоположностью. Это формировалось постепенно, и в этом не было ничего удивительного, но иногда Джим ловил себя на желании потискать и младшего сына. Но всегда сдерживался. С другой стороны, Сави хоть и был сильным телепатом и придерживался вулканских традиций, всегда был эмоционально открытым и откровенным. А обладая еще и развитой эмпатией, восприимчивый к чужим переживаниям, Сэмми получал чувство любви через прикосновения, Сави же предпочитал долгие разговоры. Сколько часов они просидели на ступеньках их террасы за беседой с чашками чая? Прекрасные часы. Если его что-то беспокоило — он открыто высказывался, делился и, получая в ответ такую же открытость, честность и любовь, впитывал их как губка, превращая в пригодный для себя материал. Старшему нужно было чувствовать, что его любят. Младшему — ощущать сердцем и слышать ушами. Дверь их спальни снова приоткрылась. Сави бросил осуждающе-смеющийся взгляд на брата. — Он должен был сообщить вам, что я закончил. Сави прикрыл дверь и забрался в изножье кровати, усаживаясь по-турецки. — Можно идти кушать? — Джим приподнял голову, поднимая руку с паддом над головой — Сэмми, выворачиваясь как кошка, вверх животом, грозился и вовсе сбросить Джима с кровати. Параллельно эта кошка грозилась зализать Спока насмерть, но его, казалось, это совсем не смущало. — Да. Но пирогу нужно еще немного остыть. — А пирог с вишней? — Джим осторожно снял очки и отложил их на тумбочку. — С вишней, — в глазах Сави мелькнули довольные искры.