Дана из племени рубинидов

      Кажется, Порко тогда было шесть.       Он плохо помнил детали, поэтому многое — да практически все — ему пересказывали родители. Отец работал почтальоном, и когда у них с матерью пересекались смены, то Марселю и Порко приходилось волочиться по разным адресам, разносить конверты из хрустящей бумаги. Так вышло и в тот раз.       Около дома была детская площадка: дети разных возрастов носились по ней, оглушая округу счастливыми довольными визгами. Порко оглянуться не успел, как кто-то тронул его за плечо.       — Ты умеешь играть в «шла собака по роялю»?!       Мальчишка смешно свистел на выдохе из-за недостающего зуба в нижней челюсти. Порко, теряясь, пробормотал:       — Ну… Умею.       — Здорово! Давай со мной?!       «Шла собака по роялю и сказала цифру…» — забавная детская рифмовка, по хлопку на каждое слово. Они играли в нее с Марселем, и Порко всегда выигрывал. Или Марсель поддавался, но об этом думать не хотелось. Побеждает тот, кто на счет нужной цифры успеет хлопнуть противника по руке.       Порко в своем роде повезло. Он уже умел считать, а рифмовка позволила ему самому выбирать количество хлопков. Когда знаешь процесс, приноровиться к мелочам совсем не сложно. А приспосабливаться Порко умел хорошо.       Когда он победил в третий раз, незадачливый противник надул губы и прокричал:       — Ты жульничаешь!       — Так-так, что это у вас тут? — раздался голос откуда-то со спины.       Некто высокий перекрыл солнце, и длинная тень упала на усыпанную песком землю. Порко вскинулся — рядом стоял незнакомый мужчина. Не широкий и не худой, очень средний с высокими скулами и серым цветом лица. Сейчас бы Порко назвал его трудягой, но тогда он не знал в полной мере значения этого слова. В память врезался образ замученного тяжелой работой мужика — и все тут.       — Пап, он меня обманывает! — принялся канючить безымянный мальчишка. — Точно обманывает, я тебе говорю!       Отец, подгоняемый недовольством сына, коротко рассмеялся и наклонился ближе к детям:       — Ну чего у вас тут происхо… — осекся он, обрубая свой вопрос на середине.       Красноречивая тишина сдавила Порко со всех сторон. Он с несколько мгновений наблюдал, как лицо незнакомца меняется: расширяются близко посаженные глаза, а черты покрываются непроницаемой маской пренебрежения. Только потом Порко понял, что тот мужчина увидел.       Повязку на его плече. У другого мальчика, обиженного незатейливой детской игрой, такой не было. Как и у его отца.       — Ах ты мерзкая гнида… — низким гортанным голосом прорычал мужчина, еще две минуты назад смеявшийся над глупой перебранкой.       Он как-то очень ловко отодвинул сына в сторону, а сам замахнулся на него большой широкой ручищей. Первого удара Порко удалось избежать: увернулся, пусть и очень неуклюже. Но это маленькая победа словно разозлила мужчину еще больше, поэтому во второй раз он не промазал, и лицо Порко прожгло колючей болью.       — Не смей подходить к нормальным людям, грязный выблядок! — ругнулся нападавший, когда Порко, ослепленный и дезориентированный, упал наземь.       Порко услышал, как шаркнула подошва чужой занесенной ноги, а потом услышал до дрожи знакомый голос.       — Подождите! Не нужно, пожалуйста, не бейте его!       Запыхавшийся Марсель стремительной пулей оказался где-то совсем рядом.       — Накажите меня, пожалуйста! Не его, лучше меня, это я вино…       — Еще один! — грозно рявкнули, не дав вмешавшемуся оправдаться. — Да как вас только земля носит?       Порко едва пришел в себя, открыл глаза, и первым, что увидел, оказалось покосившееся в воздухе тело брата. Марсель прилетел ему прямо в ноги. Пренебрежительно сплюнув, мужчина потащил сына за собой:       — И никогда, слышишь? Никогда не приближайся к такому отребью, как они. Понял меня?!       Потом подоспел уже их отец. Долго ругался, неодобрительно сжимал губы. Марсель, который отделался по итогу одним большим синяком — туда пришелся удар от грузной мужской обуви — на бедре, позже дома тоже никак не мог перестать брюзжать:       — Зачем ты к нему полез, а? Видел же, что без повязки. Значит — не наш, нельзя!       Порко прижал к ссадинам вату с раствором, которую ему всучила распереживавшаяся мать, и поморщился. У него на память о трогательном знакомстве осталась рассеченная губа, которая опухла и не переставала кровить.       — Я не увидел. Он же такой же, просто без повязки…       — Без повязки все другие…       Марсель отвел взгляд и ненадолго затих. Вид у него был очень печальным. Еще бы не так, все ведь отругали: мать, отец, прознавшие соседи тоже осуждающе повздыхали у себя за калитками.       — Ты зачем влез-то, а?       И правда: раз виноват Порко, то ему одному и огребать. А этот герой сам заголосил, вот и отведал на полдник крепкого кожаного сапога. Марсель снова посмотрел на брата и выдавил маленькую улыбку.       — А как иначе? Я ведь твой старший брат. Должен защищать тебя.       Всего на год. Марсель родился в августе, Порко — в ноябре. Погодки — так их называют.       — Не надо меня защищать.       — Я всегда буду рядом, — продолжил настаивать на своем Марсель. — Веришь?       С ответом Порко помедлил. Посмотрел в сверкающие искренностью глаза брата и подумал, что жизни своей без Марселя никогда не мыслил. Всегда вместе: утром, днем, вечером. Кровати в маленькой комнате с затертыми стенами теснятся бок о бок. Одинаковые кружки, две пары обуви всегда рядом.       — Верю, — пробормотал Порко.       И вот ту улыбку Марселя он запомнил в мельчайших подробностях.

      В подземных камерах военного штаба Марли было холодно и сыро. Глядя на эти темные стены, волей-неволей перестаешь осознавать, что они находятся всего лишь несколькими этажами ниже светлых комнат, где члены армии по утрам выпивают кофе. Порко тоже перестал это осознавать. Еще прошлым вечером, когда корабль, отправлявшийся дежурить на причал Парадиса, вернулся обратно.       С момента отбытия Зика и Пик прошло несколько месяцев. Верхушка начинала заметно переживать, что с этой экспедицией, как и с первой, которую отправили пять лет назад, их постигнет неудача. Шесть разумных титанов, основные военные единицы Марли, были отправлены на Парадис, но Основатель так и не оказался у них в руках. Теперь корабль вернулся, и это должно было принести какие-никакие хорошие вести.       Но не принесло.       Порко оказался в группе тех, кому была доверена честь встречать группу воинов первыми. Точнее, он сам пробился туда, надеясь, что Магат пойдет навстречу и все поймет. Генерал махнул рукой, устало прикрыв глаза, и дал добро. «Грех с тобой, Галлиард», — и отвернулся к окну. Порко не виделся с братом пять лет и на радости от предстоящей встречи даже не заметил, каким хмурым взглядом Магат смотрел на него.       Воинов встречали без лишней огласки, что, в сравнении с их богатыми проводами, особенно бросалось в глаза. Словно преступники, одно появление которых было способно поднять безропотные массы людей на настоящий бунт. Первой его поприветствовала Пик. Подняла темные глаза и, сделав смелый шаг вперед, порывисто обняла за шею.       — Здравствуй, Покко.       Порко даже остолбенел. Вытворять такое — явно в духе Пик, она и улыбнуться могла всегда вовремя, чтобы показать поддержку и одобрение, и шутку сострить, если потребуется. Но было в этом жесте что-то такое, что заставляло задуматься. Нечто подозрительное. Тогда Порко и заподозрил неладное, но было уже слишком поздно.       Ее звали Имир.       И она сожрала Марселя.       А ещё она стояла с таким скучающим видом, будто бы не понимала, что теперь ее ждет. Порко ненавидел Имир ровно три с половиной минуты. Не потому, что она была элдийкой, не потому, что шестьдесят лет провела в образе неразумного титана и даже не потому, что имя у нее было такое же, как и у той шлюхи, которую его с рождения учили ненавидеть. Имир убила его брата. Еще пять лет назад. И продолжала жить за счет его титана, в то время как Порко упрямо ждал возвращения Марселя. Уже прекрасный повод, чтобы стать врагами на всю жизнь.       А потом краткая сводка по миссии закончилась и Порко едва удалось сдержать себя от того, чтобы не ударить Райнера в челюсть. Ненависть к Имир как-то сама собой отошла на второй план, чтобы уступить сцену другому, вспыхнувшему подобно старому кострищу, чувству.       «Это он виноват».       «Если бы он не занял моё место».       «Он… Он. Он!»       Остаток встречи в памяти отпечатался мутно, но почему-то запомнился момент, где Зик, в привычной манере почесав за ухом, отвернулся и тяжело вздохнул. Порко позволили остаться на ночь в марлийском штабе, пока проходили приготовления к процедуре. За несколько дней нужно было придумать, что сказать матери и остальным. Да и привыкнуть самому, но к этому у него практически не было времени.       — Ты станешь новым титаном Челюсти, Галлиард.       На том и порешали.       Ночь прошла беспокойно, сон был липким, противным и поначалу совсем не хотел приходить. Несколько часов Порко просидел на полу, вцепившись руками в волосы и крепко сжав ряды зубов. Утром встретил на лестнице Пик, она снова посмотрела на него своими сверкающими глазами и выдавила из себя хилую улыбку. Предложила выпить кофе. Порко отказываться не стал, все-таки Пик была Пик, и они не виделись несколько месяцев. Возможно, ее компания могла стать той соломинкой, за которую так дерутся многочисленные утопающие.       Потом пришли марлийские солдаты и Порко отвели сюда. С ними не было Зика, Магата или даже Райнера. Только он один против остальных. На секунду его посетила смутная догадка, что теперь, после смерти брата, так будет всегда. До самого конца жизни.       Солдат достал связку ключей и открыл старый замок, запиравший решетчатую дверь. Та со скрипом распахнулась, приглашая прибывших к себе внутрь, где стелился тяжелый полумрак. Имир не подавала признаков сопротивления, покорно выполняла все, что приказывали, и даже практически не трепалась, из-за чего держали ее во вполне себе хороших условиях.       Когда все тот же солдат неприветливо гаркнул выходить, скрипнула казенная кровать. Имир вышла на порог медленно, щурясь от слабого света и выставляя вперёд руки — точно опору искала. Длинная белая рубаха болталась на тощем теле, еще больше делая элдийку похожей на призрака. Подняв взгляд, она встретилась им с Порко, и на секунду остановилась. Губы ее дрогнули в маленькой усмешке, и Имир неспешно подошла к охранникам вплотную. Вид у нее, взлохмаченной и уставшей, вдруг стал таким, будто бы Имир поняла что-то, что ей не было доселе открыто. Или же она просто поняла, что заимствованной жизни пришел конец.       До площадки для передачи титанов прошли в том же молчании. Двое солдат поволокли Имир на выложенный из камня помост, заковывая длинные тонкие руки в цепи, третий же повернулся к Порко и грубо впечатал закрытый футляр ему в грудь.       — Дальше сам, — на это он лишь кивнул.       Когда звук ударяющихся о пол подошв сапог стих, Порко открыл футляр и остановил взгляд на пустом шприце. Затем поднял голову и тут же отвернулся — Имир смотрела на него сверху вниз все тем же усталым взглядом.       — Дерзай уже, — негромко сказала она, скорее всего, для самой себя, но Порко ее услышал.       Галлиард зачем-то еще раз кивнул и вынул шприц из футляра вместе с колбочкой со спинно-мозговой жидкостью. Пока субстанция заполняла деления пустоты, Порко поразился поведению Имир. Сколько же раз она могла сбежать, прежде чем попасть сюда? И ведь может даже сейчас — прикусить язык или щеку и дело с концов. Но нет, она продолжала смотреть на него сверху, опустив прикрытые узкие глаза.       Порко не понимал ее. И не знал, хотел ли вообще понимать.       Игла тем временем уперлась в кожу предплечья. Порко замедлился перед самой ответственной частью. Дело, к которому он готовился с детства, от которого его отстранили на пять лет, стало так близко, что дышать оказалось тяжело. Порко никогда не задумывался, что произойдет в такой момент. Совсем немного этой дряни в тело, и он… Просто превратится в огромное безмозглое чудище, готовое сожрать любого человека, попавшего в его поле зрения.       Через это прошли все: Зик, Бертольд, Энни, Марсель, Райнер, даже Имир. И теперь предстояло ему. Большой палец с нажимом опустился на поршень.       Где-то в далекой дымке Путей его ждал брат.

***

      Имир слегка нервно усмехнулась прогремевшей вспышке света, и напоследок призналась себе, что последние несколько суток вела себя как настоящая дура.

***

      На улице было темно и тихо, тогда как за спиной, в помещении столовой, каждый угол лопался от обилия света и шума. Она поморщилась, чувствуя, как сонливость берет верх над телом и затолкала руки в карманы. Побыстрее бы отбой да в кровать. Сегодня их подняли в особенную рань, чтобы с пинком отправить на индивидуальный забег по полосе препятствий, поэтому к вечеру уже жутко хотелось спать.       Но стоило ей завернуть за угол, как сон будто бы рукой сняло. Она остановилась и крепко сжала губы в одну линию. Кажется, намечался серьезный разговор.       Полоска света из окон столовой выхватила в вечерней темноте золотистый затылок, от которого плетеной змейкой вниз по позвоночнику спускалась толстая коса. Появившийся на горизонте человек оказался девушкой, причем не абы какой, а хорошо известной и очень в данный момент нужной. Она преодолела оставшееся между ними расстояние в три шага, хищной птицей налетев на девушку со спины.       — Кого я вижу? Не надоело стоять в одиночестве, красавица моя?       Несчастная дернулась так, словно ее оскорбили. Она была невысокого роста — будучи прижатой вплотную, едва ли доставала до подбородка. Девушка подняла нахмуренное круглое лицо и сощурила карие глаза, в которых желтыми искрами отразился слабый, просачивавшийся из той же столовой свет.       — Еще раз так сделаешь, и я тебя ударю. Отцепись от меня, Имир.       — Какая ты все-таки злая, Дана. Как дворовая собака.       Но просьбу Имир все-таки выполнила. Дана отшатнулась от соседки по казармам, как от чумной, и встала в позу практически боевую. Вместо кадетской формы — мужская рубашка, которая была большой по длине рукавов, и простые чёрные брюки.       Усмешка исказила усыпанные веснушками щеки, и Имир вкрадчиво спросила:       — Подумала над моим предложением?       Блондинка свела брови и убрала со лба короткую прядку, выбившуюся из косы. Под ракурсом, который открылся из-за опущенной Даниной головы, можно было разглядеть все ее лицо. До самых ненужных мелочей.       — Меня не интересуют твои интриги. Да и я все равно тебе не верю.       Имир разочарованно цокнула языком.       — Даже так? Кто же тебя так в жизни обидел, раз ты совсем потеряла к людям доверие?       — Не твоего ума дело.       Имир подавила свое недовольство, и позволила собеседнице выпрямиться и гордо расправить плечи, будто бы показывая свою решимость. Взгляд у Даны был до коликов в животе нехорошим. Но Имир хорошо знала две вещи: во-первых, так просто уговорить эту стервозную дуру не получилось бы в любом случае.       Во-вторых, Дана все равно согласится. Нужно только надавить на нужную точку.       — Вот так просто кинешь Кристу из-за собственной гордости?       Вот тут-то и Дана сменила выражение лица с непреклонно до оскорбленно-униженного.       — Гордости?..       — А то, — хмыкнула Имир. — Ты же все равно не пойдешь в Полицию без нее. А она не попадет в десятку лучших сама. Будь умнее: поддайся. По предварительным результатам последнее место твое.       — Чтобы его забрала ты?       Вечерний ветер зашуршал верхушками деревьев. Стало немного холодно, но Имир почувствовала, как у нее в груди разгорался настоящий лесной пожар от силы брошенного заявления.       — Господи, ну ты и дура, Дана.       — Даже если я выйду из игры, то останешься ты. На каких основания мне тебе доверять?       — Доверять, доверять… Ты слова-то другие знаешь? — голос опустился на несколько тонов, словно за несколько минут на сквозняке она успела подхватить простуду. — Да я бы никогда не пришла к тебе с таким разговором, если бы дело не касалось Кристы. Она тебе дорога, так может хватит сопли жевать и пора попытаться ей чем-нибудь помочь?       Ветерок успел ещё пару раз дунуть ей в лицо, прежде чем Дана снова посмотрела Имир в глаза. Но взгляд был уже не таким, как в прошлый раз. Слегка растерянный сквозь опущенные ресницы.       «Колеблется».       — Подумай еще раз. В Разведкорпусе она не протянет и года. В Гарнизоне — сопьется, если не залетит от какого-нибудь другого алкаша. А если удастся протолкнуть ее в Полицию, то окажется за Синой.       — Ты совсем в нее не веришь, да?       — Клянусь, как же ты заколебала меня со своей верой… Я говорю факты, Дана. Фак-ты. Или тебе есть что мне противопоставить?       Конечно, Имир не считала Кристу совсем безнадежной. Зато Дана опекала ту так, словно сама чужую самостоятельность чем-то реальным не считала. Как старшая сестра или курица-наседка: только и слышится куриное квокотанье кругом.       — Тогда это договор, — хрипло произнесла блондинка. — Мы обе поддаемся на тренировках. И обе теряем надежду попасть в лучшую десятку. Ради будущего Кристы. Верно?       Вместо словесного подтверждения ей только протянули руку.       — Я знала, что мы сможем договориться…              Порко резко открыл глаза и подорвался с места. Вокруг клубилась темнота, и ему казалось, что он до сих пор стоял около ветхой столовой. Точнее: стоял на месте того, кто вел диалог. Разговор был чужим, голос — женским.       Потому что вместо него говорила Имир.       Он рывком скинул с себя простынь и снова вцепился в волосы.       С внутренней стороны век не уходила картина позднего вечера вместе с незнакомой блондинкой на ней, которую он видел впервые в жизни. Но кадр плевался такой жизнью и такими красками, что за фантазию принять его было невозможно. Воспоминание — настоящее и почти свое.       — Покко? — прозвучал где-то рядом с ухом новый голос, и Порко от неожиданности чуть не упал с кровати.       Мутный силуэт рядом ожил и начал подниматься на ноги. Галлиард, все еще приводя дыхание в норму, прищурился и всмотрелся в лишенное света пространство комнаты.       Пик. Это всего лишь Пик.       — Все в порядке, — ободряюще сказала подруга, опустившись рядом с ним на кровать.       Ее тонкие руки потянулись к стоящему на тумбочке рядом графину с водой. Порко утер тыльной стороной руки пот со лба и взял в руки предложенный Пик стакан.       — Что-то увидел?       Он замотал головой прежде, чем успел что-то сообразить. Мысли в голове путались, как клубок старой пряжи, и Порко сам не заметил, что успел соврать, хотя даже не пытался этого делать.       — Просто… Кошмар, — выпалил он, припав к краю стакана.       Пик с отменным сочувствием покачала головой и положила ему руку на плечо, заглянув прямо в глаза.       — Ничего… Такое бывает. На первых порах.       Порко осушил стакан до дна и вернул его Пик. Постепенно в голове все укладывалось обратно, и чужая память начинала терять яркость.       — Ложись, — посоветовала ему Пик. — Сейчас середина ночи. Тебе нужно выспаться. А я побуду рядом, если хочешь.       Порко покорно опустил голову обратно на подушку, глядя на подругу прикрытыми глазами. Побыть с ним… Забота от старой-доброй Пик, которая пережила это испытание еще несколько лет назад.       — Спасибо.       Он закрыл глаза и сделал пару глубоких вдохов и выдохов через нос. Кровать тихонько скрипнула, оповещая о том, что Пик вернулась на прежнее место. Комната снова провалилась в блаженную тишину.       Надо было поспать. Надо было поспать, потому что после этого липкого видения голова гудела так, словно мозг в ней перемешали. Порко приложил ладонь ко лбу, растирая разгоряченную кожу. И вслушиваясь в каждый шорох вокруг.       Надо было поспать. Только вместо этого он почему-то продолжил думать о ней.       …Светло-карие радужки глаз с суженными от потока света зрачками.       — Какая ты все-таки злая, Дана. Как дворовая собака..       Ресницы Порко дрогнули.       Ее звали Дана.       Только кто же она такая?