А ты Набокова читал?

После чтения манги я ворочался в постели ещё добрых полчаса. Мало того, что на страницах разворачивались максимально откровенные сцены, графично изображающие различные распалённые взаимным желанием интимные места главных героев лишь с лёгким налетом цензуры в виде широких тёмных штрижков, так ещё и мальчишка, безумно привлекающий меня мальчишка, давший мне это наполненное до краев сокровенными желаниями чтиво, лежал сейчас буквально в нескольких метрах от меня за глухой стеной. Я перевернулся на живот и измождённо вжался разбереждённым пахом в поверхность тахты, утыкаясь лицом в подушку. Неужели ему это нравится? Неужели его юное, гибкое тело жаждет подобного в той же степени, что и моё сейчас?.. Ох, Антон, как бы я хотел научиться читать твои мысли и мечты… Несмотря на то, что я совокупился с подушкой, представляя на её месте своего податливого, хрупкого, но такого разгорячённого и просящего кузнечика, я так и не смог нормально поспать в эту ночь. Прометался в постели до самого утра, пока не услышал, как уходит на работу Майя и как звенит будильник в соседней комнате. Тогда я поднялся с кровати, кое-как оправил измявшуюся одежду и вышел в кухню, чтобы приготовить кофе для себя и завтрак для Антона. Он вышел из коридора, весь такой сонный и с отпечатанными на щеке хлопковыми складками наволочки, заставив меня на несколько секунд впасть в самый настоящий ступор, граничащий с кататонией. Потянулся, упираясь ладонями в белизну невысокого потолка и показывая молочный, впалый живот. Приковавшая моё внимание утренняя эрекция упиралась в гульфик забавных трусов с рыжими собачатами. — Доброе утро… — зевнув во весь рот, буркнул Шастун, а затем, сфокусировавшись на мне и увидев запавшие синяки под покрасневшими от бессонницы белками и внутренними веками, чуть нахмурился. — Херово выглядите. Вы нормально себя чувствуете? — О, прекрасно, — съязвил я. — Как будто месяц в санатории отдыхал. — А если серьёзно? — А если серьёзно, — я положил на тарелку вымоченные в молоке с яйцом, поджаренные сладкие гренки. — Не надо больше давать мне читать такие комиксы… Я всю ночь заснуть не мог. — Вам настолько не понравилось? Я воздержался от ответа на этот вопрос. Лишь поставил завтрак на стол и отхлебнул горячий кофе из кружки. Антон пожал плечами и, усевшись за стол, принялся уплетать совершенно не полезное блюдо, состоящее почти целиком и полностью из жиров и углеводов. То, с каким аппетитом поглощалась им моя стряпня, каждый раз согревало мне душу. — Антон… — наконец сказал я, спустя минут пять тишины, оперевшись позади себя руками о кухонный гарнитур и гипнотизируя взглядом лохматый затылок. — Хочу спросить тебя, только отвечай честно. Тебе действительно… Нравится то, что ты дал мне вчера? Или ты решил так надо мной подшутить? Если так, то молодец. Шутка удалась. — Не хотел я шутить… Я правда это читаю, у меня коллекция, — обиженно и надуто проворчал он. — В чём вопрос? Вы спрашиваете, гей ли я? — Мгм… Да. Вроде того. — Ваше отношение ко мне изменится, если я скажу, что гей? — Пожалуй, немного… Но не в отрицательном ключе. Я… Не гомофоб. — Тогда… Да, я гей. Я уже давно интересуюсь… Ну, такими комиксами. Лет с тринадцати. Я бы хотел, наверное, когда-нибудь иметь такие отношения. С мужчиной. Но мне кажется, что я не особо привлекательный, так что вряд ли я кому-то приглянусь. Вот так. Как же ты ошибаешься, мой кузнечик. Любой мужчина хотел бы хоть раз прикоснуться к твоей чистой шелковистой коже… Ты самый настоящий неогранённый алмаз, будущий бриллиант, на который мне так повезло наткнуться в своём путешествии по бескрайним просторам России. Господи, дай мне сил дождаться твоего шестнадцатилетия… — А мне кажется, что ты… Слишком самокритичен. Ты очень симпатичный. Для мальчишки. Есть много парней, которые захотели бы… Вступить с тобой в отношения. — Ну, может и так. Но в Воронеже я ни разу не встречал никого, кто заинтересовался бы мной. И вообще, такое ощущение, что тут все натуралы. — О, будь уверен, ты не единственный гей в Воронеже. Учитывая, что здесь, как и во многих других городах России, имеются гей-клубы и бары. Подрастёшь немножко и заарканишь кого захочешь… Я сжимал чашку пальцами и кусал губы. Если бы Шастун сейчас смотрел на меня, а не в тарелку, его совершенно точно смутила бы моя реакция. Залпом допив кофе, я отставил пустую кружку в сторону. — А вы? — вдруг спросил он, принимаясь за чай. Ещё горячая, горьковатая жидкость встала у меня поперёк горла. Я с трудом проглотил её и чуть сипло переспросил: — Что я? — Почему у вас нет жены там, или девушки? — Ах, вот ты о чём… Образ жизни не позволяет. Я много путешествую. И много работаю. Это не особо вяжется с серьёзными и продолжительными отношениями. Да и вообще… Кажется, я ещё ни разу не встречал девушки, — Антон бы заметил просадку моего голоса на этом слове, если бы был чуть внимательнее, — с которой захотелось бы остаться надолго. Я человек не влюбчивый. По пальцам можно пересчитать случаи, когда у меня были к кому-либо настоящие глубокие чувства. — Понятно… Получается, вы типа волк-одиночка? — Вроде того, — усмехнулся я. Он встал из-за стола, допив чай. Ещё раз потянулся, заломил за голову острый локоть и направился на выход, но в самом дверном проёме обернулся и выдал: — Книжка, кстати, ничего такая. Только читать тяжело… Очень сложно автор пишет. А Гумберт, конечно, неоднозначный пассажир. Это действительно ваша любимая книга? — Да… На то есть свои причины. Но не думай, пожалуйста, что я считаю Гумберта положительным героем… Всем очевидно, что он мерзавец. Ты ещё убедишься в этом во второй части истории. Он кивнул и скрылся в коридоре. Я опустил голову в задумчивости и переваривал всё, что узнал. Даже не знаю, радоваться мне или тревожиться оттого, что мальчишке нравятся парни. В любом случае, пока совершенно точно не время признаваться в собственных предпочтениях. Когда он ушёл в школу, я позволил себе снова зайти в его комнату. Весь воздух здесь был пропитан его запахом, сладковато-пряным и слегка терпким. Идеальное сочетание юности и едва проснувшейся мужественности. Небольшой беспорядок и небрежность, плакаты на стенах и фигурки аниме-персонажей на полке. Хороший игровой компьютер, механическая клавиатура, коврик для мыши с поддержкой запястья, на которую приходится грудастая часть изображения два-дэ девочки. Иронично. На кожаном кресле с красными вставками было свалено некоторое количество выходных вещей, в том числе штаны и лиловая толстовка. Я посмел подойти и взять последнюю в руки, чтобы натянуть ее себе на лицо. Ты пахнешь весной и моими одинокими ночами, Антон. Твой запах олицетворяет всё, что мне нужно, всё, чем я хотел бы обладать.

***

Он вернулся со школы в пятом часу, как обычно прокуренный и, кажется, ещё и пьяный. Ворвавшись в мою комнату, всё ещё в уличной одежде, он уселся на край стола и посмотрел на меня так наивно и так славно, наклонив голову вбок, что я не смог сдержать ухмылки. — Ты сегодня припозднился. Что пили? — Блейзер… Пару бутылок на компанию. Совсем немного. Я прикрыл ноутбук и, отодвинув его, упёрся локтями в стол. Шастун, поёрзав и усевшись поудобнее, привычно облокотился лопатками об оклеенную скромными обоями стену. — Отдадите мангу назад? — Нет. Я, может быть, попозже ещё разок её пролистаю… Из исследовательского интереса. — По-моему, вам она понравилась. Может, вы тоже гей? Никогда об этом не думали? — Антон, я не считаю, что нам стоит это обсуждать… — Проверим? Он двинулся вбок, заставив меня убрать руки со стола, и теперь сидел напротив, всё так же склонив голову, словно заинтересованный щенок. — Антон, ты пьян… Тебе следует пойти в свою комнату и немного протрезветь. А то в твою светлую голову лезут какие-то сумасбродные идеи. — Чего вы боитесь? — он поставил ногу на сиденье колёсикового стула, прямо между моих бедер, и придвинул его к столу поближе, а затем положил долговязые голени по обе стороны от меня так, что я почувствовал себя во власти его колен. — Страшно, что на меня встанет? — Я ничего не боюсь. А вот тебе бояться следовало бы. Я не тот, с кем стоит играть в эти игры, кузнечик. Чревато последствиями. Ступня в смешном разноцветном носке скользнула к моему паху и, слегка его огладив и потерев, попыталась сжать. Эта неуклюжая ласка стала последней каплей, заставившей меня подорваться и отойти к окну, повернувшись к мальчишке спиной. — Антон… Это не смешно. Уходи в свою комнату. Мы поболтаем с тобой, когда ты придёшь в себя. Я принесу чай. — Только если вы останетесь там вместе со мной. — Грр… Невозможный мальчишка, — я обернулся к нему и сложил руки на груди. — Хорошо. Я приду и проведу с тобой время. Но мы не будем заниматься никакими проверками. Разве что, могу предложить проверку твоего домашнего задания… — Не-не-не, не на-адо… — протянул, почти проскулил Антон, совершенно непристойно поездив задницей по столешнице. И откуда такие вульгарные движения в этом, на первый взгляд, невинном создании?.. — Так, шагом марш. Я на кухню. Минут через десять подойду. Найди себе какое-нибудь занятие, а то у тебя, похоже, шило в жопе. — Или не шило, — буркнул он, прежде чем спрыгнуть со стола и умчаться прочь с громким топотом. Я решил не думать о том, что он имел в виду. Оказавшись на кухне, я стоял, уперевшись ладонями в металлическую раковину и минут десять пытался прийти в себя. За пульсирующим виском не было ничего, кроме рефреном повторяющейся и многократно умножающейся ступни, скользящей по моим домашним штанам. Длинной гибкой ступни в ебучих носках с яичницами и пальцев, неловко пытающихся сжать мой пах. Я с трудом удерживал себя от незапланированного бегства в сторону санузла. Чайник вскипел. Плеснув кипяток на дно кружки, где прятался одинокий пакетик, присыпанный сахаром, я сделал над собой волевое усилие и направился в комнату Шастуна. Когда я вошёл, он спал на застеленной кровати не раздевшись, неуклюже завалившийся на бок из положения сидя. Я немного опешил и несколько минут стоял столбом, думая, как мне следует поступать в такой ситуации. Раздеть его и укрыть одеялом? Раздеть его? Раздеть его?.. Я сглотнул, прежде чем оставить чашку на тумбочке и подойти ближе. Рёбра и грудная клетка под толстовкой вздымались и опадали. Между ней и резинкой спортивок виднелась полоска молочно-нежной кожи, сантиметров десять в ширину. Раздеть его… Раздеть его… «Арсений, просто сними с него штаны и кофту, а потом накрой одеялом, что в этом сложного?» — сказал я сам себе, а пальцы мои тем временем одними подушечками легко коснулись острия торчащей подвздошной косточки. Шастун что-то проворчал и причмокнул губами, перевернулся на живот, закинув на скрипучий матрас одно колено. Тогда моему взору предстала худенькая задница, обтянутая серой тканью и еле заметный выпирающий позвонок на пояснице. Я не смог сделать то, что должен был. Я лишь уложил обе его ноги на кровать и оставил спать так, лицом вниз, в уличной одежде и без одеяла. Я не мог позволить себе… Это было слишком рискованно. Не уверен, что смог бы остановиться. Из убежища я выбрался только к ужину. Антон всё ещё не проснулся, потому за столом нас было только двое — я и его мать. Мы долго ели молча, пока она, наконец, отложив вилку и поджав губы, не посмотрела на меня как-то особенно категорично и серьёзно, прежде чем задать главный вопрос: — Антон пришёл домой пьяный? Я помедлил с ответом. Дожевал кусок пластиково-недозревшего помидора и проглотил его. После поднял взгляд от тарелки и постарался придать лицу максимально невозмутимый вид. — Пьяный? Нет, что вы. Он просто очень устал после школы. Заглянул ко мне ненадолго, пожаловался на сложный пробник по математике. Я его отправил в комнату, чтобы он переоделся и сказал, что принесу чай. А он заснул, бедный. Умаялся. Она немного смягчилась после моих слов. Поверила. Ей невдомёк, что у меня есть личные причины покрывать её сына. Я решил добавить веса своим словам и проявить напускную заботу о её материнском сердце. — Знаете, в его возрасте вообще такое часто случается… Это нормальное явление. Некоторые подростки могут проспать даже несколько суток, вставая только чтобы справить нужду или выпить воды. Сами понимаете, организм растёт и перестраивается, постоянно меняется, на это уходит много энергии и ресурсов. А им надо ещё и в школу ходить, и домашнее задание делать… Некоторые ещё и спортом занимаются. В общем, не переживайте. Просто дайте ему отдохнуть. — Вы так много знаете о подростках… — восхитилась Майя. — Вы, мне кажется, прирождённый педагог. — Да нет, что вы… — отмахнулся я, нервно хохотнув. — Хотя в чём-то вы правы. Я немного изучал педагогику в университете, и, к тому же… Работал вожатым в лагере. — Действительно? Как здорово. Как всё-таки хорошо, что вы появились в нашем доме… Нашли общий язык с Тошей. Мне кажется, его воспитанию очень не хватает жёсткой мужской руки. — О, нет… Жёсткая рука это точно не ко мне. Телесные наказания это совершенно не педагогично. Никакого насилия тут быть не должно. — Вы так считаете? Ну а что же с ним делать, если он не понимает по-хорошему? Курит! Заниматься ничем не хочет, только в игрушки свои компьютерные играть и мультики смотреть. Как с этим бороться?! — Есть гораздо более действенные методы. Если хотите, я займусь. То, что он бросит курить, я вам обещать не могу… Но вот заинтересовать его, скажем, литературой и подтянуть по учёбе — вполне. — Ой, Арсений, вы знаете, право, мне так неудобно… Чем же я смогу вас отблагодарить? — Ерунда. Мне ничего не нужно. Мне нравится общаться с Антоном, и положительно на него повлиять для меня труда не составит. — Ох, как хорошо… Вы не представляете, как я вам благодарна. Арсений, может быть, вам добавки положить? — Нет, спасибо… — усмехнулся я. — Не стоит. Было очень вкусно, но мне пора к себе. Дела, понимаете ли… Она активно закивала, а я встал из-за стола и удалился, забрав с собой кружку с недопитым чаем. Да уж, сомнений нет. Я — прирождённый педагог.

***

Антон пришёл ко мне ночью, часов в двенадцать. Я уже лежал в кровати в одном белье и наполовину под одеялом, держа греющийся ноутбук на животе и занимаясь редактурой. — Арсений… — тихо пролепетал он, смотря на меня из темноты и переминаясь с ноги на ногу. — Можно я у вас побуду? Мне скучно одному, я не могу заснуть. Я вздохнул и, приподнявшись, отложил работу в сторону. Ну как я могу ему отказать, когда он приходит такой грустный и скучающий, такой тоненький, в своих коротеньких боксерах и длинной мешковатой футболке? — Подожди, я оденусь… — Да ладно вам… Меня ничуть не смущает. Он перелез через подлокотник и плюхнулся на диван, а затем вытянулся прямо рядом со мной. Схватив ноутбук, он тут же закрыл все открытые программы, запустил браузер и стал искать что-то в поиске. Какой наглый ребёнок. Хорошо, что в текстовом редакторе настроено автосохранение. — Что ты ищешь? — спросил я, повыше натянув одеяло и скрыв тем самым покрытый родинками живот. Шастун даже не повёл ухом, открыл сайт с аниме и, включив что-то незнакомое мне, завалился своей кудрявой макушкой на моё плечо. Я сглотнул. Он лежит рядом, так близко, что я чувствую тепло его тела правым боком. Его волосы легонько щекочут мою небритую щёку. Он зевает и придвигается поближе. А я ничего не могу сказать против. Потому что оказаться с ним вплотную, чувствовать его запах… Я мог об этом только мечтать до текущего момента. — Это моё любимое аниме… «Тёмный Дворецкий», — прошептал он. — Я включил с первой серии, чтобы вам тоже было интересно… Вы смотрите? — Угу, — кивнул я, хотя смотрел лишь глазами. А все мысли были заняты тем, куда девать чешущиеся обнять его и потрогать везде, где вздумается, руки. — Мгхм… Тебе так удобно? — Очень… — кивнул Антон, — А вам что, нет? — Знаешь, немного некомфортно… Жарковато. Может быть, мы с тобой подальше ляжем? Ну, немножко… Поставишь ноутбук посередине. — Ну, мне просто холодно. А можно я к вам под одеяло залезу? — Нет! — чересчур резко выпалил я, хватаясь за края пододеяльника. — В смысле… Не стоит, Тош, я почти без одежды. Возьми с моего компьютерного стула плед. Он хмыкнул и, перебравшись через мои ноги, вернулся уже с покрывалом. Им он накрылся, свернулся клубочком на свободной половине тахты и снова запустил первую серию. Теперь я старался вникнуть в происходящее на экране, но всё чаще посматривал на заинтересованное расслабленное лицо, на приоткрытый рот и блестящие от холодного света матрицы глаза. Пока понял только то, что аниме про дворецкого… И какого-то знатного малолетнего графа. Из-за предыдущей бессонной ночи я очень скоро стал клевать носом. Веки были тяжелыми, будто налившимися свинцом. Шастун, казалось, совсем не обращал на меня внимания, сосредоточившись на мелькающих по экрану цветных картинках. — Антош, я сейчас вырублюсь… — успел лишь прошептать я перед тем, как провалиться в сон. Та же комната. Мой диван. Антон, лежащий на нём. Но ближе. Гораздо ближе, чем наяву. Он шумно дышал мне в ухо, крепко прижимаясь грудью к груди, ёрзал по моему бедру, зажав его между худеньких коленей. Одно из них неаккуратно упиралось в мой пах. Я жадно хватался за его хрупкое тело везде, где мог дотянуться. Ощупывал спину, пересчитывая позвонки и очерчивая лопатки, царапал ногтями копчик и проскользнул пальцами в белье, чтобы сначала сжать небольшие упругие ягодицы, а затем скользнуть пальцами в ложбинку между ними. Каждый из его тихих, жалобных стонов казался шагом в бездну, к моей полной капитуляции. Они раздавались эхом в голове, путали мысли, отзывались внизу живота и заставляли пульсировать болезненно возбуждённый член. Когда Шастун мелко задрожал и протяжно захныкал, зажав мою ногу меж своих напряжённых до предела бедер, я понял, что больше не могу. Хрипло простонав, я впился дрожащими пальцами в его ягодицы и почувствовал, как из меня извергается семя, горячее, словно лава. Я с трудом разлепил глаза. Антон сидел рядом на постели и трепал меня за плечо. — Арсений… Арсений, вы в порядке? Его взгляд был обеспокоенным и встревоженным. Я, всё ещё болтающийся между сном и явью, тяжело дышащий, сгрёб мальчишку и прижал прямо к пылающей груди, пульсирующей от учащенного сердцебиения. — Антоша… Антоша, мой хороший, — зашептал я, обнимая его щуплые плечи и кружа пальцами по мягкой ткани футболки. — Я в порядке. Я… Мне очень хорошо. Он замер в моих руках, и я почуял неладное. Отпустил его, сел в постели. Его полный непонимания взгляд окончательно отрезвил меня. По внутренней стороне бедра скатилась капля спермы. Я сглотнул пересохшим ртом. — Я… Тош, извини, я просто… — Вы очень беспокойно спали, мычали, — настороженно пробормотал Шастун. — Я подумал, вам снится кошмар. — Э… Да, что-то вроде того. Мне снился… Очень неспокойный сон. Спасибо, что разбудил меня. Мне надо… Эм… В душ. Видишь, я весь в холодном поту. — Ладно… — он не сводил с меня глаз. Я был укрыт, но мне казалось, что он всё знает. Знает, что под одеялом. Знает, что я спустил в трусы во сне. И то, что в этом моем сне он был главным и непосредственным участником — тоже знает. — Антош… Э… Слушай, уже довольно поздно. Может, ты пойдёшь в свою комнату? Мама скоро проснётся. Будет так себе ситуация, если она увидит, что ты у меня. — Почему? — Ну… Как почему… — Что такого в том, что я переночевал у вас в комнате? Я задумался. Действительно. Это для меня его нахождение в моей постели — нечто волнующее и неприличное, до ужаса интимное. А в голове его матери это всего лишь… Ночёвка. Как с другом или приятелем. — Хм… Да, ты прав. Ничего такого. Ну, тогда… Могу я тебя попросить сделать нам чаю? — Ну ладно. Шастун снова переполз через меня и слез с тахты. Я дождался, пока он выйдет за дверь и сдёрнул с себя одеяло. Боксеры были липкими и мокрыми. Так выглядит мой позор. Я сам себе отвратителен. Мы не вернулись ко мне в комнату. Остались пить чай на кухне, достали печенье и конфеты. Я всё ещё чувствовал, как в воздухе висит напряжение и недосказанность. Мозг генерировал неудержимый поток мыслей. Что Антон сейчас думает обо мне в своей русой, курчавой головушке?.. Какие выводы делает?.. Может, уже стоит задуматься о том, в какой город податься после Воронежа? Казань? Красноярск? Уфа? Владивосток! Нужно умотать отсюда как можно дальше. Чтобы забыть о Шастуне, о своей порочной страсти, о тяжёлом, словно налитом свинцом, взгляде, за которым мне мерещится осуждение, испуг и отвращение. Чтобы не видеть больше влажных губ, длинной шеи и этих блядских тощих коленок. Перееду во Владивосток, буду есть там лапшу и морепродукты, торговаться с китайцами на рынке, смотреть, как прибывают из-за горизонта мощные солёные волны. И зарекусь вспоминать об этой ночи, полной недоразумений и горючего стыда. — Арсений… Всё окей? Уже минут пять смотрите в одну точку. — А? Да, да… Всё в порядке. Я просто… Думаю, скоро мне нужно будет уехать. Антон смолк. Поставил чашку на стол, с трудом проглотил печенье. Я смотрел, оценивая его реакцию. Расстроился? Не хочет, чтобы я уезжал? Ему что, не противно от меня? Меня от самого себя блевать тянет. — Надолго? — спросил он. И посмотрел так исподлобья, сведя тонкие светлые брови к переносице. — Насовсем. Антон вздрогнул. Думаю, мне это не показалось. Спустил ногу со стула, сцепил пальцы в замок. Напряженно помолчал. — Окей, я понял, — чуть сипло сказал он и тут же кашлянул, поднимаясь из-за стола. — Ну, я за вас рад. Надеюсь, вам там больше понравится, чем здесь. Попутного ветра. И ушёл. Спрятался у себя в комнате, забился в норку, как дикий зверёк. Я ещё посидел на кухне, уставившись на кружки с остывшим чаем. Мда…

***

Майя уже давно ушла на работу, а Шастун всё не показывался. Из комнаты не доносилось ни звука. Даже скрипа кровати или щелчков клавиш клавиатуры. Я ходил, как неприкаянный, из комнаты в кухню и обратно, то и дело останавливаясь у запертой двери. Когда стрелка часов в коридоре перевалила за полдень, я наконец набрался смелости, чтобы постучать. Ответа не последовало. Я позволил себе тихонько отворить дверь и заглянуть в комнату. Хотя бы на защёлку не закрылся, уже неплохо. Антон лежал на кровати лицом вниз. Полураздетый и не накрытый. Рассудив, что он наверняка отрубился после бессонной ночи, я, мягко ступая по ламинату, подкрался, чтобы накрыть его одеялом. Оказавшись под ним, Шастун пробубнил: — Уйдите. Я вздрогнул от неожиданности. Потупился. А затем, подоткнув одеяло под его бока, уселся на пол у кровати. — Я же сказал, уйдите! — Не пойду. Антон засопел. — Антон, послушай. Я не сказал, что точно уеду… Я… Я просто пока думаю над тем что, возможно, мне придётся это сделать. — Почему?! — он подскочил на кровати, выпутался из одеяла и со злостью уставился на меня. — Почему?! Почему вам придётся? Почему вы… Мы только подружились, а вы хотите меня кинуть! — Антош, ты чего… Нет. Я не хочу тебя кинуть. И в мыслях не было… — Тогда не уезжайте! Я сцепил пальцы в замок. — Тош… Не всё так просто. Я услышал, как он всхлипнул. Взглянул ему в лицо. Увидел, как на его большие, выпуклые глаза наворачиваются слезы. Крупные, наверняка горячие и очень соленые. Увидел, как краснеют белки и какой влажно-яркой, горящей, словно огни светофора, становится зелёная радужка. — Антош… Ну… Ну ты чего? — Ничего! Не хочу, чтобы вы уезжали! Не хочу, понятно?! Я коротко кивнул. Закачал головой. Он вдруг хлёстко огрел меня ладонью по спине. — Обнимите меня! — Чего? — Ну вы же видите, что я реву тут, как девчонка. Обнимите меня! Я тяжело вздохнул. Встал перед его кроватью на колени. Протянув ладонь, я бережно погладил нежную, чуть пушистую, словно персик, щеку и большим пальцем мазнул слезу по скуле. — Я не могу этого сделать, Тош. — Почему? Ночью же обняли! Я хочу также! Просто обнять. Обнять руками и чуть прижаться. Погладить по спине. Вот как надо сделать. Я кивнул сам себе и потянулся к Антону. Он тут же обхватил руками мою шею и, завалив на себя, заставил меня уткнуться в свою душистую ключицу. А ещё зачем-то обхватил ногами. Видимо, чтобы точно не сбежал. Так мы и лежали, он — упавший спиной на кровать, я — нависший сверху, обвитый со всех сторон его длинными конечностями. Поза была до одури двусмысленная, но я старался гнать навязчивые мысли. Как бы это ни было сложно, когда кончик моего носа касается нежной шеи, когда сладковато-пряный запах заменил воздух. Я не должен думать об этом. Сейчас Антон просто ребёнок, который хочет, чтобы его пожалели. Он уже перестал всхлипывать. Я чувствовал, как подушечки его пальцев перебираются по моему загривку, отчего по спине бежали мурашки. Наконец он ослабил хватку и отпустил меня. Я снова уселся на полу у его кровати и опустил голову. Спустя ещё несколько минут молчания, я нарушил тишину: — Антон… Ты, кстати, в курсе, что сегодня суббота? — Ну и что? — Ну, вообще-то, ты школу прогулял. Он усмехнулся так, будто в его жизни вовсе не было никаких слёз, и набросил себе на плечи одеяло, словно плащ. — Да похуй! В субботу и так полкласса не ходит.