Венец Зла

      Яркие огни подвесных гирлянд, шум толпы, и радостные крики детей – это все практически оглушило и ослепило девушку. Она встала столбом посреди дороги, пытаясь собраться и прийти в себя. Внезапно кто–то сильно толкнул её плечом, отчего Меллиса пошатнулась и начала заваливаться набок. Проходящий мужчина, что толкнул её, недовольно буркнул:              – Чего встала?              В этот момент, теплые, сильные руки обхватили её плечи и она уткнулась носом в чью–то мужскую грудь. Над головой девушки прозвучал грубый, мужской голос:              – Это ты смотри куда прешь, недоумок! – и затем уже голос более нежно и мягко обратился к Меллисе – Эй, сестренка, все в порядке? Ты какая–то бледная, я же говорил что не нужно ходить к этой шарлат...              Меллиса подняла голову, подсознательно уже зная, кому этот голос принадлежит. «Брат... живой...»              Её тело пробила легкая дрожь. Потерянный взгляд фиолетовых глаз Меллисы встретился с точно такими же глазами цвета фиолетовой фуксии. Яркие, пронизывающие, словно видящие все метания её сердца, глаза смотрели с беспокойством. Черные волнистые волосы, едва достающие до подбородка, частично заправленные за ухо, двигались вслед за легким летним ветром. Прямой нос немного поморщился, а тонкие губы сжались в тонкую линию. Её взгляд прошелся по высоким скулам и немного раскосым глазам, что были в точности как у Меллисы.              – Б–б–братик Ма...Макс, – заикаясь пролепетала брюнетка. Он был как видение, словно не настоящий и расплывчатый, но это было только из–за слез, которые появились всего за одно мгновение. Её подбородок задрожал, и она вцепилась в его пиджак черного цвета своими одеревеневшими от шока пальцами. Сминая его ткань и притягивая к себе ближе молодого мужчину. Затем, внезапно для самой себя, крепко и порывисто обняла за шею, пусть ради этого ей и пришлось встать на носочки. По её лицу лились горькие слезы, такие, что на мгновение брат Меллисы растерялся. Слезы были крупные, горячие, стекали по её щекам, и намочили его подбородок и скулу. Его глаза были широко распахнуты, а он сам на несколько секунд просто опешил от этого движения сестры. Но он не понимал и тем более не знал, что слезы эти были от облегчения и радости, но никак не от горя.              В её голове билось: «Живой, он живой! Макс жив! Пусть это будет сон, агония или видение, все равно, главное, он жив!» Она чувствовала тепло его тела, запах его кожи и твердость его мускулов под одеждой. Все так как она и помнила.              Молодой мужчина было хотел, как обычно, пошутить над ней, что она сырость разводит, но сам для себя решил просто промолчать и крепко обнять хрупкую младшую сестру, прижимая к себе. Макс ощущал, как его сестра содрогается в беспричинных, для него, рыданиях и буквально захлебывается из–за истерики. Её слезы больно кольнули его в самое сердце, ведь он давно не видел, чтобы Меллиса плакала. Более того он никогда не видел её такой растерянной и напуганной. Макс тщетно пытался отыскать в памяти хоть одно воспоминание, чтобы его любимая младшая сестра хоть когда–то плакала или хотя бы так сильно грустила, но он не мог даже этого отыскать в своей памяти. Отбросив мысли об этом в долгий ящик, Макс сосредоточился на сестре:              – Тише, тише моя маленькая, все хорошо, я рядом. – Он гладил девушку по голове и шептал слова утешения. Его желание защитить сестру только подпитывалось от вида её слез, а посему он произнес: – Сестренка, что случилось? Если ты мне скажешь только слово, я этому мудаку, что толкнул тебя, глотку перережу. Или это из–за той старухи?              Макс сжал ладонь в кулак и с раздражением и досадой произнес:              – Я знал, что мне нужно было остаться и послать ко всем чертям эту дарнийскую шарлатанку. Она тебе что–то сказала, что тебя так расстроило, да? Все будет хорошо, сестричка, ты же знаешь, твой брат всегда тебя защитит.              Брюнетка, чуть успокоившись, отстранилась от Макса и от её носа к его черному пиджаку потянулась тонкая, полупрозрачная ниточка не то слюней, не то чего–то другого. Но никому из них не хотелось уточнять, что это. Глаза Меллисы были красные и опухшие, по мокрым щекам все еще текли слезы. Девушка только смогла вымолвить:              – Бра–а–а–ати–и–и–ик. – Как начался новый приступ рыданий перемешавшийся с икотой.              Максимилиан Эзенбаум, недоуменно посмотрел на стоящую рядом и пребывающую в состоянии полного замешательства и непонимания ситуации личную служанку Меллисы. Худенькая девушка немного ниже ростом, чем его сестра, заправила выбившуюся прядь своих русых волос за ухо и, наконец, преодолев свое колебание и растерянность, ловко достала из кармана платок госпожи, подошла ближе:              – Ох, госпожа, вы почему так расплакались, теперь макияж пришел в негодность, ваши глазки опухнут... – она осторожно взяла Меллису за руку и та сквозь слезы посмотрела на Юлиану. Чем вызвала новый приступ слез, но теперь уже в неуверенных объятьях Юлианы.              Истерика продолжалась некоторое время, сопровождаясь таким количеством слез, что спутникам Меллисы казалось, ими можно будет затопить половину континента и темного леса, известного своей огромной территорией.              – Ну, ты что, все? Слезный потоп уже кончился? – С мягким смешком спросил Макс, придерживая сестренку за плечо, сидя на одной из отдаленных лавочек. Это место показала Юлиана, когда поняла что поток слез, который выдавала её госпожа, может затянуться надолго. Парк был прямо рядом с местом фестиваля и располагался в крайне удачном месте, так что им двоим не составляло труда привести туда Мелиссу, пусть и с некоторыми задержками в виде сморкания в уже насквозь мокрый платок.              – Госпожа, – Юлиана присела на корточки прямо напротив своей хозяйки и взяла в свои маленькие ладошки её руку, – что вас так расстроило? Я никогда не видела, чтобы вы плакали. Даже когда Лаки умер, или когда Рю пропал на охотничьих соревнованиях в том году.              Меллиса перевела взгляд красных опухших глаз на русоволосую девушку и, шмыгнув носом, проговорила:              – Мои пёсики были моими самыми любимыми друзьями...              – Нет, нет, нет! – Словно почувствовав новый приступ рыданий, затараторил её брат. – Прошу тебя, малышка, успокойся. Я не могу видеть, когда ты плачешь, пожалуйста постарайся успокоиться и расскажи мне всё.              Брюнетка сжала платок в руке так сильно и крепко, что у неё от этого побелели костяшки пальцев. Рассказать о том, что она видела видение или нет? Вдруг они посчитают её сумасшедшей, и это был всего лишь обман от дарнийки? Девушка не знала, что сказать, более того, даже если и рассказывать, она боялась, что выйдет рассказ сумбурным и скомканным, невнятным, таким что точно не сможет их убедить хоть в чем–то.              – Я... – она разлепила губы, но её голос был хриплым, а горло зачесалось, словно в глотке была наждачка. Меллиса зашлась кашлем, и Юлиана, быстро поднявшись, побежала куда–то, крикнув Максу:              – Я сбегаю куплю попить госпоже и вам, сейчас прибегу! Госпожа, я мигом, потерпите немного!              Макс склонился над своей сестрой:              – Все хорошо, дыши глубже и попробуй часто глотать слюну, чтоб хоть как–то успокоить ноющее горло. Все хорошо, Мел...              «Сможет ли он мне поверить? Ведь даже в моей голове это все звучит как бред. Хоть у нас в империи и есть магическая башня, но я не уверена как они относятся к пророчествам. Ведь то что я видела в этом видении это пророчество, так?». Девушка глубоко пару раз глубоко вдохнула и выдохнула, словно пытаясь собраться с мыслями. Затем опять раскрыла губы:              – Макси, если я... – она тихо говорила, так что брату пришлось наклониться к самому лицу своей сестры, – я расскажу тебе, что произошло в шатре... ты обещаешь выслушать меня, как бы бредово это не звучало?              Максимилиан впервые слышал такой тон у Меллисы, и видел это серьезное, пусть и заплаканное, лицо. Обычно его сестренка напоминала какую–то... куклу. Словно в один из дней из неё выкачали часть эмоций, и от неё осталась лишь жалкое подобие сестры. Она в какой–то период детства стала отстраненной. Или даже отрешенной. Будто её мысли были не здесь. Всегда послушная, всегда покладистая. Но он в любом случае любил её, ведь она его младшая сестра. Максимилиан не задавался вопросом, как его сестра была одним ребенком, когда он уехал учиться в академию, и превратилась в совершенно другого по характеру человека, стоило ему вернуться из неё через пару лет. Скорее он боялся им задаваться. Ведь отец и мать всегда менялись в лице и уходили от темы, стоило ему упоминать об этом хотя бы вскользь.              – Я поверю. – Он ответил ей без малейшего колебания в голосе. – Даже если ты скажешь, что воздух – это яд, а вода – это лава, – я поверю тебе.       Девушка немного повернула голову вправо и прижалась к нему всем телом. Обхватив его за шею, она легонько коснулась его теплой щеки своими губами.              – Я скучала по тебе, братик. – Тихо прошептала Меллиса. – Я не видела... я думала, что не видела тебя так долго. Я так рада, что это все оказалось всего лишь видением.              – Что ты...              – Я всё расскажу тебе, но позже, – она немного отстранилась и застенчиво попыталась улыбнуться, – когда мы будем дома. Хорошо? Мне нужно немного привести мысли в порядок.              – Да, да. Конечно. – Парень немного покраснел от смущения, ведь ему было в новинку, что его сестра проявляет такие признаки привязанности и симпатии к нему. Обычно они просто общались, и то было мало тем для разговора. Поход на фестиваль должен был быть тем, что сблизит их, но он не знал, что это произойдет таким образом.              – Макси...              Меллиса отодвинулась от него и тяжело выдохнула. Это имя так легко вырвалось с её губ, что ей даже стало на мгновение легче. Хотелось забыть все то, что она видела и прожила как страшный сон. Но одновременно с этим другая часть её, словно рассуждая более трезво и холодно, не давала ей этого сделать. Долгая слезливая истерика, вызванная лицом живого и невредимого брата, была окончена, и на смену этим эмоциям пришли другие. Облокотившись на спинку лавочки, брюнетка посмотрела на крыши небольших двухэтажных домиков, которые окружали этот парк и задумчиво проговорила:              – Можно я спрошу у тебя кое–что?              Макс молча кивнул, не отрывая внимательный взгляд ярких фуксийно-фиолетовых глаз от сестры.              – Ты знал, что родители применили на мне «Гордость семьи»?              – Что? – На мгновение он подумал, что неправильно понял вопрос своей сестрицы. И часто заморгал, нахмурив брови. Но смотря на её профиль, он осознал, что вопрос, который он услышал, действительно был задан. Сердце Максимилиана будто сжали тисками, и молодой мужчина широко распахнул глаза. – В каком смысле родители... Нет, они бы не... С чего им это делать?              Эзенбаум прямо смотрел на профиль своей сестры, не понимая, шутит она или всерьез. То что она говорила, было аморально, и даже мерзко и, если это сделали родители с Меллисой... Молодой мужчина прикрыл глаза и опустил руку на край лавочки, его длинные пальцы впились в несчастную древесину. Словно он пытался всю свою злость выплеснуть так, чтобы не заметила сестра. Макс нахмурился и снова посмотрел на Меллису:              – Мелли, ты... – он хотел спросить «Ты уверена, что на тебя наложили это проклятие?», но вместо этого с его губ сорвалось другое, – как ты узнала что они сделали это с тобой?              Меллиса же, словно услышав истинные мысли брата хмыкнула и подумала: «Он мне не верит. Что же на его месте я бы то же не поверила. Эта история похожа на бред сумасшедшего. Но... может все же, он сможет довериться мне. Если я буду достаточно убедительна.»              – Та дарнийка сказала. – Взгляд Меллисы поднялся над крышами и устремился в стремительно краснеющее из–за заката небо. Розоватые облака проплывали над их головой, а брюнетка немного завороженно наблюдала за ними. – Она мне сказала, что родители наложили его на меня, когда мне было 6 лет. И сейчас она забрала это проклятие в уплату за видение, которое она мне показала.              – Забр... Стой, если она... – он свел брови к переносице, отчего меж его бровями залегли глубокие морщины. В его голове не укладывалось ни одно, ни другое. Как его родители могли пойти на такое, да и зачем им это все, неужели они думали, что это проклятие ей так необходимо, и тем более в 6 лет? «Оно же накладывается только на самых буйных и неудержимых детей. На тех же молодых магов, чтобы помочь им обуздать свои эмоции при обучении. И эта дарнийка... забрать проклятие и вместо него показать какое–то видение, какая ей с этого польза?» Пронеслось в его голове, и он с сомнением в голосе спросил:              – Ты уверена что она тебя не обманула?              – Я это чувствую. Знаешь, – она подняла свою руку и, переведя взгляд на ладонь, сжала руку в кулак и затем разжала его, – это словно у тебя перерезали сухожилия на ногах, но при этом заставляют танцевать имперский танец на потеху публике. Ты чувствуешь себя беспомощным и таким жалким. Но понимаешь ты это только тогда, когда все заканчивается.              – И ты сейчас...              – Да. – Она кивнула на его невысказанный, но понятный вопрос. – Я чувствую себя именно так. Словно мои гнев, боль, ненависть, агрессия, злоба, тоска, даже обычная грусть были спрятаны где–то глубоко–глубоко внутри меня. А сейчас все эти чувства вырвались на волю. Странное ощущение.              Максимилиан опустил взгляд на брусчатку под их ногами и, глубоко вдохнув, шумно выдохнул.              – Я... – он повернулся и положил свою крупную ладонь на её руку. Его шершавая, загрубевшая от долгих лет тренировок, кожа была горячей. Но на это Меллиса не обратила внимания, лишь когда он прикоснулся к её ладони, она почувствовала, как его руки немного дрожат. Она опустила взгляд на их переплетенные пальцы и подняла его наверх, к его лицу. Его тонкие губы были так плотно сжаты, что превратились в нитку. – Я ничего не знал об этом. Если бы я был внимательнее. Нет, не так. Я заметил в какой–то момент, что ты поменялась. Еще в юношестве я заметил это. Но не придал значения. Но на мои вопросы родители всегда уходили от темы. Мне нужно было быть жестче. Нужно было узнать это, докопаться самому. Тогда бы ты... Прости меня. Если бы я только...              – Все в порядке. Давай мы... – она перевела взгляд своих фиолетовых глаз за его плечо и договорила, – поговорим об этом, когда будем уже дома. Только пообещай не устраивать сцен родителям, хорошо?              Максимилиан приподнял брови, но поймав её взгляд, обернулся и увидел спешащую к ним с двумя стаканами каких–то напитков, Юлиану.              – Хорошо, я обещаю.       

***

             Они еще немного посидели в парке и, не дожидаясь праздничного фейерверка, направились домой. Найдя свою карету, все трое сели в неё. Меллиса облокотилась на своего брата и положила голову ему на плечо, чуть прикрыв глаза. Она, возможно, даже успела задремать, покуда их карета не дернулась остановившись и они услышали голос кучера:              – Какого черта? Вы что совсем...              – Ах ты мелкая сука! – заорал громче кучера другой голос. Язык этого человека заплетался, и было понятно, что он был пьян. Брюнетка подняла голову с плеча брата, и тот тут же потянулся к ручке дверцы кареты и проговорил:              – Я посмотрю что там, отдыхай, сестрица.              Брюнетка открыла рот дабы что–то сказать, как Макс уже ловко выпорхнул из кареты.              – Все будет в порядке, госпожа. – Проговорила камеристка, словно отвечая на растерянный взгляд своей госпожи. Меллиса молчаливо кивнула и, откинувшись на спинку сидения, посмотрела в другое окно. Там была довольно узкая улица, которая шла меж домов не особо хорошего качества. Дорога к их поместью в столице пролегала через одно из самых неблагополучных мест в городе. Конечно, в обычное время можно было поехать совершенно спокойно другим маршрутом, но из–за фестиваля в честь дня рождения Его Императорского Величества большая часть центра была перекрыта, и там размещались палаточники со своими товарами и диковинками. Хоть они и ушли намного раньше, чем большинство людей, так как не дождались конца фестиваля, но это все равно не меняло количество, да и качество не перекрытых дорог.              Пока Мелисса предавалась тому, что упорядочивала свои мысли, хаотично метавшиеся в голове, её ухо уловило фразу сказанную братом:              – И вы думаете, что имеете право это делать прямо передо мной?              Брюнетка нахмурилась, её брат не был из тех, кто попусту бахвалится своей формой Имперских Золотых Грифонов, которая даже в выходные была на нём. Несмотря на то, что Юлиана, хлопнув своими темными длинными ресницами, молчаливо попыталась остановить Меллису, брюнетка осторожно выглянула из кареты. Она смогла заметить только спину своего брата, его черные волосы, что блестели в свете тусклых фонарей и уловила раздраженный голос. Перед его ногами валялось что–то непонятное. Не то мешок, не то плащ, а над ним возвышался толстый, даже нет, скорее жирный, похожий на перекормленную свинью, мужчина. Мелкие глазки сверкали, едва ли полностью не перекрываемые огромными красными щеками. Даже от кареты Меллиса почувствовала стойкий запах перегара. Этот мужчина, словно в подтверждение описанию, данному брюнеткой в голове, почти взвизгнул:              – Это моя собственность! Хочу ногу отрежу, а захочу убью! Убирайся отсюда, щенок!              Меллиса приподняла правую бровь. «Собственность? Работорговля в империи разрешена, но... есть нормы и законы по которым необходимо содержать рабов из других стран. И никто не должен их нарушать. Хотя, мы все знаем, как аристократы могут умело вращать законы на одном месте, если имеются нужные связи.» Молодая аристократка снова перевела взгляд на «мешок» перед ногами брата, который внезапно зашевелился. «Мешок» чуть приподнялся, и из–за этого грязная, черная засаленная тряпка немного сползла. Теперь стало очевидно, что это был человек. Скорее всего, подросток, может даже младше самой Меллисы. У этого человека, несмотря на то что был неопрятен и худ, легко можно было отметить тонкие черты лица. Грязно–серого цвета волосы раба рассыпались по тонким плечам, укрытым черной тканью. Почему–то смотря на этого раба, Меллиса подумала, что это девушка. «Бедное дитя... Что же ты пережило? Это же девушка? Не может быть у парня такого красивого лица. Возможно она одного возраста со мной.» Фиолетовые глаза брюнетки в какой–то момент пересеклись с глазами этой рабыни. Её глаза были такими же, какие Меллиса видела у себя в видении, когда смотрела на свое отражение. Такие же пустые, безжизненные, словно мертвые. Человек, не имевший надежды, и даже не понимавший, что кто–то может протянуть ему руку помощи. Человек, что смирился со своей участью и только вздрагивал каждый раз, когда человек–свинья рядом с ним в очередной раз взвизгивал, споря с Максимилианом. Младшая Эзенбаум сжала руку в кулак, так что её короткие ногти впились в ладонь. В груди поднялся такая злость и гнев, что она резко выскочила из кареты. Её брат, услышав как дверца кареты скрипнула, обернулся:              – Сестра, не стоило... – но девушка, не останавливаясь, его обогнула и в одно движение резко опустилась на колени прямо рядом с этим почти неживым рабом. Сзади одновременно с этим раздался крик Юлианы:              – Госпожа, вы... – она резко остановилась и медленно, едва слышно договорила, – испачкаете платье.              Все внезапно замолчали, просто смотря на то, как благородная дева, опустилась на колени перед грязной рабыней, которая явно не находится с ней на одной социальной ступеньке. Брюнетка осторожно прикоснулась к изможденному голодом и обезвоживанием лицу человека. Накрыв своей маленькой рукой впалую щеку, на которой виднелась практически черная гематома, Меллиса немного нахмурилась. Глаза рабыни с грязно–серыми волосами, не отрываясь медленно блуждали по светло–зеленому платью Меллисы. Платью, которое считалось простым у аристократов, но стоило столько, что на деньги с его продажи можно было прокормить бедную семью из трех человек минимум несколько недель. Рабыня подняла глаза выше, пока не наткнулась на взгляд фиолетовых глаз, которые в этом тусклом освещении казались практически черными. В голове Меллисы пронеслось: «Несчастная душа, сколько же ты пережила?». Внезапно этот человек понял, что на него смотрели не с жалостью, не с отвращением или презрением, на него смотрели так, будто знали через что он проходит. Рабыня знала такой взгляд, она видела его у своих товарищей, если можно так выразиться, по несчастью. Глаза рабыни на мгновение дрогнули, так как одно дело видеть такой взгляд у таких же рабов как она сама, а другое дело у благородной девушки, аристократки. Которая должна, по мнению рабыни, жить в полное удовольствие, ведь она свободна.              – Ты что тут трогаешь мою собственность, ты мелкая...– начал было орать человек–свин, но заткнулся, стоило ему наткнуться на взгляд бритвенно–острых, таких же темных, как и у самой Меллисы, глаз.              Максимилиана Эзенбаум боялись его враги, когда у него в руках находился меч. Но чего не знали его соперники, так это того, что он становился крайне агрессивным и свирепым только в одном случае. Когда он защищает честь своей семьи и в особенности защищает сестру.              Вокруг них начал густеть воздух словно он внезапно потяжелел и начал давить на человека–свина. Макс с силой стиснул зубы так что, на скулах начали играть желваки. Ах, если бы человек–свинья мог чувствовать ауру, точно бы попытался схватить любое оружие или бежал без оглядки, так как перед ним находился абсолютно раздраженный мастер меча. Являвшийся не кем иным как вице–капитаном гарнизона Имперских Золотых Грифонов, что был в прямом подчинении Его Высочества Каллена Клетуса Тенлейни, кронпринца империи Мартелио.              Человек–свинья не знал кто перед ним, лишь почувствовал как волна всепоглощающего ужаса накрыла его с головой. Ощутив жажду убийства направленную только на него, работорговец задрожал всем телом, по толстым щекам потекли слезы. Боров упал на задницу и начал ползти назад, перебирая своими толстыми ногами, заливаясь слезами и что–то лепеча. Он дрожал как осиновый лист на ветру, его толстый заплывший жиром подбородок дрожал от ужаса. Он хотел бы сказать что–то, но его зубы стучали так сильно, что работорговец не мог вымолвить ни слова. Он смог лишь выдавить невнятное мычание.              Макс смотрел на это подобие человека, который трясся перед ним, а в голове он вальяжно подумал: «Может отсечь ему голову? Прямо тут, за препятствование и неподчинение? Это займет одно мгновение, не более...»              Но его мысли оставались лишь мыслями, ведь сестра была рядом. Подумав еще немного он все же решил не омрачать день Меллисы убийством какой–то свиньи. Макс залез правой рукой в карман своих черных брюк. Взяв кошель, достал оттуда горсть золотых монет. Затем, абсолютно не скрывая надменного, можно даже сказать полного презрения во взгляде, бросил их, словно мусор, к ногам этого человека. Монеты со звоном упали на брусчатку и покатились, подпрыгивая по камушкам, а некоторые приземлились на самого толстяка.              – Бумаги на эту рабыню, – он кивнул на сидящего в лохмотьях все в той же позе человека, – пришлешь в поместье Эзенбаум завтра до полудня.              Угрожать последствиями не потребовалось, так как толстяк резко побледнел и быстро–быстро закивал, при этом вставая на четвереньки и не отрывая напуганного до смерти взгляда от Максимилиана:              – Х–хорошо, господин! Я...Я все пришлют клянусь!       Далее, словно по невидимому приказу, Юлиана подскочила к госпоже и подхватила её под руку, поднимая на ноги. Пусть камеристка и была невысокой и худой, но сил у этой женщины было намного больше, чем могло казаться.              Меллиса поднялась на ноги, тем самым убрав руку с лица раба, затем она протянула все ту же руку и проговорила:              – Пойдем со мной. Обещаю тебя никто не тронет там. Так что...– Рабыня впервые проявила какие–то эмоции на лице и чуть нахмурилась, будто не понимая сказанных ею слов, тогда девушка тепло улыбнулась и проговорила, – пойдем домой.              Немного помедлив, рабыня опустила глаза на протянутую руку и снова посмотрела на Меллису. Затем грязная ткань вновь зашевелилась и из–под полы появилась худосочная рука, на которой были видны все синяки и ссадины. Пальцы с наполовину содранными ногтями будто неверяще коснулись теплой ладони Меллисы. Руки рабыни были такие тонкие и хрупкие, словно это был не человек, скелет, обтянутый кожей. Сероволосая, грязная рабыня вновь посмотрела на Меллису и, разлепив свои тонкие, покрытые корочкой, растрескавшиеся губы, тихо произнесла:              – Домой.       

***

             В поместье было тихо, то тут то там встречали их горничные и приветливо улыбались, но стоило им наткнуться взглядом на человека, идущего рядом, они недоуменно вскидывали брови. Плащ, а точнее смердящая тряпка, почти волочилась за этим человеком. Сгорбившая фигура, укутанная в грязные лохмотья, следовала за Меллисой практически след в след. Эта фигура даже несмотря объёмные вещи что были на ней, явно была маленькой и болезненно худой, ростом едва сравнявшись с Юлианой. На белом мраморном полу шаг за шагом этой фигуры оставались темные отпечатки босых ног.              Внезапно, словно появившись в воздухе, перед всей процессией оказался дворецкий семьи Эзенбаум, Аякс Локид. Он был старше Макса лет на 8-9, и немного уступал в росте Максимилиану. Правда после 180 сантиметров для Меллисы все были дылдами. И это несмотря на то, что она сама в свои 16 лет уже практически достигла 170 сантиметров в росте. Меллиса только увидев мужчину улыбнулась подумав: «Не думала что я буду так скучать по тебе, Аякс. Все же ты действительно оказался лучшим дворецким и самым верным человеком семьи Эзенбаум.»              Аякс поправил очки указательным пальцем и, чуть улыбнувшись, склонил голову:              – Молодой господин, молодая госпожа, добро пожаловать. Прогулка у вас, видимо, была любопытная. И я вижу, вы вернулись с пополнением.              Аякс бросил выразительный взгляд поверх своих очков на странного четвертого человека в плаще.              – Да. – Максимилиан кивнул – Мы...              – Я хочу, чтобы она была моей служанкой и помогала Юлиане. – Перебила Меллиса своего брата, и безапелляционно заявила это, смотря в лицо Аяксу. Максимилиан лишь натянул улыбку и развел руками, как бы говоря: я здесь ни причем, обращайся к ней.              Аякс приподнял свои светлые брови и уставился темными карими глазами на то, что было перед ним. Казалось, этот педантичный до мозга костей дворецкий мысленно помечает, что не так с новой служанкой госпожи и делает зарубки, чему придется служанку обучать. А обучать, вероятно, придется всему. Беззвучно и немного обреченно выдохнув, Аякс произнес:              – Как прикажете, младшая госпожа. Но возможно, перед тем как показывать здесь все нашему новому гостю, мы приведем его в порядок?              Из–под плаща высунулась худосочная рука и схватила Меллису за ткань платья:              – Я... пожалуйста... – рабыня несмело что–то лепетала и пыталась бормотание собрать в единую мысль, которую хотела выразить. Но Меллиса на каком–то интуитивном уровне, поняла её без слов:              – Ты хочешь вымыться одна, верно?              Нерешительный кивок головы служил ответом.              – Что же, хорошо, – выдохнул Аякс и, поймав взглядом одну из горничных, что шла куда–то, махнул ей. – Нагрейте этому дитя воды и приготовьте сменную одежду. В комнату не входить, пока она сама этого не попросит, и не докучать.              Служанка в чепчике, вытянулась по струнке и кивнула:              – Слушаюсь.              Меллиса же погладила свою будущую служанку по волосам и проговорила:              – Иди за Аннет, она тебя не обидит. И, – обратилась она уже к служанке, –накормите её чем–нибудь, только чтоб было не слишком тяжелое, а то желудок может не выдержать.              Девочка посмотрела на Меллису и кивнула, отчего её светлые волосы упали на лицо.              – Ты сегодня отдохни хорошенько, выспись, а завтра мы уже с тобой встретимся, хорошо? – снова безмолвный кивок был ответом. – Аннет, проследи, чтобы её поселили в отдельную комнату.              Служанка перевела взгляд на этого запуганного ребенка, который все никак не мог отцепить рук от платья госпожи, и кивнула. В её глазах не было презрения, скорее желание помочь и страх того, через что пришлось пройти этой маленькой, только начинающей жить душе. Когда Аннет вместе с девочкой скрылись за одним из коридоров, Аякс спросил:              – Младшая госпожа, позвольте задать вопрос, а как вы поняли, что это девочка?              – Ну, – протянула Меллиса, – она имя свое назвала. Торри. А что?              – Да нет, ничего такого. – Хмыкнул дворецкий и проговорил, тем самым сменив тему: – Как я понимаю, для вас обоих тоже нужно приготовить ванные, не так ли?              Сестра взяла своего брата под руку и они стали подниматься по лестнице на второй этаж особняка, на котором располагались их спальни.              – Все верно, Аякс, ты как всегда схватываешь все раньше, чем я успел подумать. – Ухмыльнулся во все тридцать два зуба Максимилиан.              – Это моя работа, молодой господин. – С хитрым прищуром ответил дворецкий, и стоило молодой госпоже и господину подняться по лестнице, как он начал заниматься своими обычными делами, раздавая необходимые указания.       

***

             Ночь далась Меллисе нелегко, так как хоть она и пыталась заснуть довольно долго, но воспоминания о видении просто не давали ей это сделать. Именно по этой причине большую часть ночи девушка записывала в свой новенький блокнот, найденный в письменном шкафу, все что она помнила. А когда наконец удалось уснуть, её терзали тёмные, мрачные сны, заставляющие покрываться липким холодным потом. Ужасы которые она пережила в видении были слишком реальные, а время проведенное там слишком долгим. Разум этого тела уже не принадлежал 16 летней девушке, которая скоро вступит в брачный возраст. Нет, это была взрослая женщина которая жила и видела половину своей жизни только ужас, боль потери и горе. После встречи с гадалкой из шатра, она действительно стала другой. И сейчас её холодный ум хотел лишь одного смерти тех, кто может причинить боль её семье. Да, пока что они ничего не сделали, да на данный момент ничего не свершилось, да возможно некоторые были всего лишь жертвой обстоятельств... Но как же она хотела их смерти. Холодная ярость, вместе с тревожностью, страхом и всепоглощающим чувством мести в глубине её сердца давали ей сил жить дальше. Давали желание отомстить тем, кто пока ничего не сделал. Пусть она и станет главной злодейкой этой пьесы, но она заставит их лежать в луже собственной крови, заставит их молить о смерти.              Утро же началось для Меллисы относительно рано, впрочем, рассвет она застать не успела. Юлиана, как обычно, раскрыла шторы и проговорила:              – Доброе утро, госпожа.              Брюнетка с всклокоченными волосами резко поднялась в кровати, вращая глазами, и уже хотела было вскочить с кровати, но замерла. Её губы уже сами разлепились чтобы что–то сказать... что–то из той жизни, которой ещё не было, но, наткнувшись взглядом на Юлиану, она замерла. А затем улыбнулась:              – Я так рада видеть тебя сегодня утром.              Юлиана остановилась, держа серебряный таз с теплой водой и, пару раз моргнув, произнесла:              – Госпожа, вы меня пугаете, вас обычно не добудишься, а тут с утра такое говорите. – Она поставила тазик на заранее приготовленный высокий столик и, подойдя к госпоже, положила правую руку ей на лоб, а левую себе, – Температуры вроде нет.              – Просто у твоей госпожи сегодня хорошее настроение! – ласково протянула Меллиса и, взяв её за руку, продолжила: – Я так счастлива, что ты будишь меня каждое утро.              – Моя госпожа, – зарделась камеристка и, бросив взгляд куда–то в сторону двери, наклонилась ближе и проговорила: – Но кое–кто хотел с вами встретиться так сильно, что проснулся буквально с первыми лучами солнца.              Брюнетка приподняла брови и чуть округлила глаза:              – Да? – затем улыбнулась и приподнялась на кровати. Теперь её взгляд легко нашел Торри. После того как девочка выспалась, она выглядела немного лучше, пусть и всё ещё изможденно. На худой и хрупкой девочке форма горничных болталась, хоть ей и подобрали самый маленький размер. Чёрное платье с металлическими мелкими пуговицами, шедшими прямо от горла до пояса, доставало не как обычно до середины икры, а спускалось едва ли не до щиколоток. Тесемки белого фартука, что перекрывал переднюю часть юбки–колокола, были обернуты вокруг талии чуть ли не трижды. Длинные рукава платья, заканчивающиеся белыми манжетами, не как обычно были ¾, а доставали прямо до кистей рук.              Меллиса прошлась взглядом по служанке и кивнула своим мыслям: «Она действительно хорошенькая, пусть и маленькая. Из таких слуг как она получаются самые верные люди...»              Брюнетка чуть прищурила свои фиолетовые глаза и резво, даже резко поднялась с кровати, чем знатно напугала Юлиану. Женщина содрогнулась и едва слышно охнула, провожая взглядом госпожу. Та же в пару быстрых шагов подошла впритык к стоящей, опустив голову, горничной.              – Юлиана.... – немного надув губы, Меллиса задумчиво протянула имя своей горничной.              – Да госпожа?              – Можешь позднее дать что–то ей из своей формы, боюсь в этом наша Торри болтается, словно в мешке.              – Ох, да, конечно, госпожа. – Русоволосая женщина опустила голову, – Простите, что сама до этого не додумалась.              Меллиса махнула рукой, дескать, ничего страшного. И аккуратно заправила выбившуюся прядь белоснежных волос за ухо служанки.              – У тебя очень красивый цвет волос, Торри. Они похожи на первый снег. Мне очень нравится.              Волосы служанки были немного тусклыми, но это не отменяло того, что они действительно были белыми, словно мел.              – Посмотри на меня.              Служанка, услышав просьбу своей госпожи немного помедлила, но все же подняла голову. Её впалые щеки были немного розоватыми от смущения. На той щеке, на которой вчера был виден большой кровоподтёк, был наклеен лечебный пластырь. Как, впрочем, и по всем рукам. Часть пальцев была замотана. «Из–за вырванных ногтей, видимо» – пронеслась мысль в голове Меллисы.              – Госпожа... – Тихо, на границе слышимости, прошептала стоящая перед ней служанка.              – Все хорошо, Торри. Не переживай, если будешь делать ошибки первое время, ты всему научишься.              Голос Меллисы был мягким и нежным. Она положила ладонь слуге на голову и чуть погладила.              – Я... я буду стараться... чтобы... – голос слуги предательски дрогнул, и глаза наполнились слезами. Только в этот момент Меллиса заметила, что глаза Торри были абсолютно черными, без разделения на радужку и зрачок. Это показалось ей чем–то знакомым, и она моргнула, словно испытала дежавю. Но мгновение спустя раскрыла объятья и обняла слугу за плечи:              – Все будет хорошо, ты со всем справишься. Поняла? – девушка чуть отодвинула от себя служанку и аккуратно стёрла лившиеся по щекам Торри слезы. – Теперь все будет хорошо. Я обещаю тебе что в этом доме или за его пределами тебя никто не посмеет обидеть. Теперь ты слуга дома Эзенбаум.              – Я...и–испортила ночное п–платье госпожи–и–и–и. – Вперемешку со всхлипами произнесла Торри, пытаясь прекратить поток своих слез.              – Хах, нашла из–за чего переживать, я, пока умываюсь, больше его мочу, верно Юлиана?              Женщина подошла ближе и, положив ладошку на костлявое плечико Торри, кивнула с улыбкой:              – Все так, наша госпожа умывается, как утёнок с самого детства, так что её ночное платье всегда мокрое.              – Ну прямо–таки как утёнок? – шутливо обиделась молодая аристократка.              – Истину говорю, брызги во все стороны так и летят. Словно ещё немного и у вас вырастет клювик, и вы начнёте им водить по воде и пузыри пускать.              Торри чуть улыбнулась и потерла глаза и щеки, стирая с лица слезы.              – Ну вот, так–то лучше. Успокоилась немного? – в ответ на вопрос Меллисы служанка смущённо кивнула. – Вот и отлично, а теперь давайте собираться на завтрак, а то если опоздаю, Макси сожрёт мой тост с апельсиновым джемом.              – Единый убереги! Госпожа, ну что за вульгарные выражения. – Хохотнула Юлиана нервно потеребив свою подвеску на груди, словно действительно собиралась начать молиться Единому богу. – Меня мадам со свету сживет, если узнает, как вы выражаетесь.              – Ну а я виновата, если мой брат поглощает все, как бездонная дыра и не толстеет, а мне стоит подышать над лишним десертом, так все, нужно покупать платье на размер больше...              В такой непринуждённой обстановке и с лёгким разговором со служанками Меллиса умылась, надела одно из своих новых платьев глубокого зеленого цвета, немного уложила волосы и спустилась к завтраку.              В столовой собралась уже вся семья. Во главе стола сидел её отец: барон Эдгар Эзенбаум листал газету, изредка задерживаясь на какой–то особо любимой статье. Его полностью седые, длиной чуть больше 5 сантиметров, волосы были уложены назад. Острые скулы, которые достались и двум его детям, словно показывали кровное родство во всей красе. Хотя девушке от отца достались только они и цвет глаз, во всем остальном она была копией матери. Тогда как Макс внешне был практически полной копией отца за исключением разреза глаз. Барон Эдгар поднял взгляд темно–фиолетовых глаз на Меллису. Вслед за ним голову повернула и мать девушки. Темно–синие глаза баронессы Реджины Эзенбаум встретили дочь с теплотой. А из–за того, что женщина улыбнулась, её раскосые глаза практически превратились в щелочки.              – Мелли, милая, ты раньше брата.              Сердце девушки болезненно сжалось. Ей так хотелось крепко их обнять и расплакаться, но одновременно с этим была какая–то колющая боль, которую она не приняла во внимание. Взяв себя в руки, она искренне улыбнулась:              – Доброе утро папенька, маменька. – Девушка вежливо склонила голову и проследовала на свое место. – Да, мне сегодня повезло.              Отец со смехом заметил, перелистнув ещё одну страницу газеты:              – Скорее, это нам повезло, вероятнее всего, не будем сегодня мы свидетелями новой битвы за тост с апельсиновым джемом.              Меллиса с хитрым прищуром пригубила чай и ответила:              – Кто знает, кто знает.              Разговор дальше был лёгким и непринуждённым, и в тот момент, когда рука девушки уже тянулась за тостом, который так одиноко, по мнению Меллисы, конечно же, лежал себе на тарелке брата, двери открылись, и в столовую вошёл Макс.       Застав свою сестру практически на месте преступления, он крикнул:              – Только попробуй! – спустя мгновение быстро кивнул: – Доброго утра папенька, маменька.              Но взгляд этого молодого мужчины, который только вернулся с тренировочного плаца и, в лучшем случае, успел умыться и переодеть рубашку, был уставлен на руку Меллисы, которая медленно вернулась на место, так и не заполучив желанный тост.              – Хах, да садись уже, а то ты сейчас взглядом этот тост несчастный уничтожишь. – Поторопила своего сына со смехом Реджина.              – Вы так каждый раз устраиваете бои за этот тост с апельсиновым джемом, что кто–нибудь посторонний подумал бы, что мы голодаем. – Немного ворчливо, но по–доброму произнес отец.              – Будет тебе, Эд, – баронесса прикоснулась к руке мужа – Ты же сам знаешь, как они любили те холодные, зимние выходные в зимнем поместье.              Её взгляд немного затуманился, а девушка всего на мгновение окунулась в воспоминания. И она будто наяву увидела те самые вечера, когда они все вместе проводили время в их детской, читая сказки, играя в игры, при этом самым частым их угощением были тосты с апельсиновым джемом, которые готовил сам барон, и теплое молоко. Оттуда и пошла эта привычка, переросшая в шалость, так как для этой семьи даже такая мелочь была тем, что хранила самые теплые воспоминания.              В какой–то момент их трапезы Меллиса поймала взгляд своего брата. Затем тот как бы невзначай поднял салфетку и дважды с коротким интервалом промокнул ею губы. Младшая же дочка барона, вяло пережевывая небольшой кусок копченой оленины, взяла бокал с прохладной водой и, сделав небольшой глоток, лишь раз легонько крутанула содержимое по часовой стрелке, поставив его на место.              Условные знаки и эдакий «секретный шифр» были чем–то привычным для них. Когда Меллиса была совсем маленькой, а Макс впервые приехал на летние каникулы после академии, он был буквально захвачен духом детективных романов и рассказов про секретные службы, которые подчиняются Его Величеству. Тогда–то ещё детьми они придумали свой шифр, которым они успешно пользовались практически всегда, дабы о чем–то договориться, когда за столом сидят гости, или, даже чаще всего, поругаться. Вот и сейчас Макс своими движениями спросил: «Мы можем поговорить?», а уже Меллиса, взяв в руки бокал с водой, а не вином, и крутанув воду в бокале, всего лишь раз крутанула его по часовой стрелке, что являлось ответом: «Через час у меня». По факту они могли об этом и прямо перед родителями переброситься, или уже после завтрака, но привычки – это то, от чего ты не можешь отказаться. Даже в своем видении она помнила это. На одном обеде, когда присутствовал её бывший будущий муж Лаймон, она отводила душу тем, что могла сказать ему какой он урод и мусор. Пусть он и не поймет её, пусть и никогда не узнает, но от этого становилось чуточку легче дышать в том мире.              Час спустя к Меллисе в комнату трижды постучали и, не дождавшись разрешения, распахнули дверь.              – А вот и я! – Макс, хоть и улыбался своей искренней улыбкой, но в его взгляде проглядывала нервозность. Ему, с одной стороны, не терпелось узнать, что же расскажет его сестра насчёт вчерашнего происшествия, а с другой, его немного страшило то, что он мог услышать.              Меллиса была в комнате одна. Она сидела за небольшим круглым столиком, пролистывая записную книжку и попутно что–то в ней дописывая автоматической перьевой ручкой. Отложив блокнот и ручку, она прошлась пальцами по краю небольшой фарфоровой чашки, в которой плескался освежающий прохладный мятный чай.              – Присаживайся и не забудь запереть дверь.              – Предусмотрительно, – парень замялся на мгновение у двери, – может мне для начала стоит тоже попросить и мне чай сделать, так как чувствую разговор будет долгим.              – О, я попросила заранее Юлиану принести ещё одну пустую чашку и обновить чай, так что не беспокойся. – Легонько взмахнув рукой, его сестра перекинула прядь черных волос через плечо.              Макс что–то прикинул в голове, кивнул своим мыслям и запер дверь изнутри на ключ. Сев на свободный стул, он налил себе чай. Опершись правым локтем на стол, подпёр подбородок кулаком.              – Я весь внимание. – Мужчина уставился на свою сестру и заправил прядь черных волос за правое ухо. «Вчерашний день все не выходит у меня из головы. Да и сейчас, она отличается от себя обычной. Будто другой человек.»              – Когда ты так делаешь, мне кажется, что ты будешь издеваться. – Сощурив глаза, проговорила брюнетка.              – Да ни в жизнь, я не такая мразь, чтоб издеваться над тем, из–за чего моя сестра полтора часа лила слезы на фестивале.              Проигнорировав его грубое высказывание, девушка выдохнула и протянула ему блокнот.              – Для начала тебе следует это прочитать. – Молодой мужчина без промедления свободной рукой взял блокнот и открыл его на странице с закладкой. – Как я говорила, взамен на проклятие «Гордость семьи» та женщина, дарнийка, показала мне видения будущего вплоть до моей смерти. И вчера вечером я занялась тем, что выписывала их в блокнот, стараясь вспомнить как можно больше. Это все важные даты и события, которые мне удалось застать за тот период времени, который «прожила» в видении. –Слово «прожила» она взяла в воображаемые кавычки, но далось ей это с трудом. Она ненадолго замолчала и перевела взгляд в окно, смотря на зеленый газон, что распростерся под её окном, и пышные кусты различных цветов. Мягкий солнечный свет дарил тепло и какую–то безмятежность. «Я бы хотела, чтоб это время замерло. Сейчас тут так спокойно...»              Садовник, о чем–то разговаривал с подошедшим Аяксом, что–то ему эмоционально объясняя, указывая на поникший куст цветов. Дворецкий же, сняв очки, помассировав свою переносицу, устало ответил и взмахнул рукой. Развернувшись, он надел очки и поднял голову, будто почувствовал взгляд. Посмотрев в окно, он увидел Меллису, и на лице тут же появилась дежурная улыбка. Девушка легко подняла руку и, мягко улыбнувшись, махнула ему в приветствии. Аякс в ответ немного склонил голову. Спустя мгновение он у неё одними губами спросил: «Я могу вам чем–нибудь помочь?». Девушка отрицательно покачала головой и улыбнулась. Аякс поправил очки и, вновь поклонившись, тут же отвлекся на что–то другое. Меллиса же вновь заговорила, глядя в окно:              – Я считаю, эти видения стоит проверить, начиная с самого первого, оно как раз должно состояться через две недели после моего дня рождения. – Она заметила, как руки брата, по мере прочтения записей блокнота, сильнее впивались в обложку. – И от этого уже размышлять и взвешивать, верить им или нет. Полагаться или не стоит.       Страницу за страницей старший сын рода Эзенбаум переворачивал всё дальше и дальше, вчитываясь в аккуратный, ровный почерк сестры. Дата, месяц, год, событие. Особо важные даты для Меллисы и её семьи, были выделены пастой красного цвета, незначительные зелёной, обычные обходились без выделения. И от дат, выделенных красным, от каждой из них, ему становилось дурно.              В конце, когда он прочитал последнюю строчку, дневник с тихим стуком упал на столик. Макс прикрыл правой рукой лицо, но его тело выдавало себя. Было видно, что ладонь молодого мужчины едва заметно дрожала.              Наконец, брюнетка выдохнула и, уперев взгляд фиолетовых глаз на брата, проговорила немного тише чем обычно:              – Я не прошу, чтобы ты мне верил на слово, Макси, я хочу сама во всем убедиться. Я, скорее всего, многого не помню, но что я читала в газете и что мне врезалось в память, я постаралась выписать, и ближайшая дата...              – Твою мать, я любимую сестру выдал замуж за ублюдка, имя которого обозначает ёбаный фрукт. – С какой–то горькой усмешкой надтреснутым голосом перебил её Макс. Он резко поднялся на ноги и сорвался с места, едва не опрокинув столик вместе со всем содержимым и попутно расплескав чай. – Да я прямо сейчас поеду в поместье этих Мале и вырежу их, как чумных свиней.              Он хлопнул себя по бедру, на котором обычно находился его меч.              – Блядь, меч остался в комнате.              Макс быстрым шагом направился к выходу, так что сестра едва успела втиснуться между ним и дверью.              – Стой!              – Чего стоять, а? – Максимилиан был в бешенстве. Меллиса никогда в жизни не видела его настолько злым. Младшая Эзенбаум даже мысленно поблагодарила, что гневается он так не на неё. Мужчина, сверкнув глазами фуксийного цвета, пятерней прошелся по своим волосам, зачесывая их назад. Схватившись за ручку двери, он попытался открыть замок, злобно рыча при этом. – Я этому ебаному цветочному наркоману и его папаше член с яйцами отрежу и в глотку затолкаю, а потом их туши на корм диким зверям пущу!              – Макси...              – И Каллен меня прикроет, даже ничего не будет за это, если объясню причину.              – Макс.              – Нет, лучше этих сукиных детей поймаем вместе с Калленом, и телепортируем в темный лес, пусть их демонические твари сожрут, а потом найду некроманта, чтоб их оживил и ещё раз убью!              – Максимилиан, не втягивай в это кронпринца! – уже немного повысив тон, прикрикнула Меллиса. Но брат её будто не слышал, перед его глазами словно плясали кровавые бесы, которые требовали разорвать на куски этих «людей».              – А ещё лучше, найду отступников, чтобы превратили их в жалкие марионетки, способные соображать, но не способные повелевать своим телом. Я тогда всю их оставшуюся жизнь буду отрезать от них живьём по куску плоти, жарить, скармливать им же, иногда интересуясь хватает ли соли и поддерживать их в сознании, пока они...              Девушка с силой хлопнула ладошками по груди брата и крикнула:              – Максимилиан Эзенбаум!              В комнате после её крика наступила липкая, гнетущая тишина. Такая, которую можно было бы резать ножом.              – Мы должны мыслить трезво, Макси, – мягко начала было Меллиса, но её жёстко перебил брат почти прокричав:              – Трезво? Ты говоришь мыслить трезво?!              – Да!              Брат схватил её за плечи и впился длинными пальцами, едва контролируя себя:              – Ты сама веришь в то, что ты видела, а? И не смей мне врать, я прекрасно знаю, когда ты юлишь! – фиолетовые глаза наследника семьи впились в собственную сестру желая, чтобы она сама сказала то что у него вертелось на языке. Его единственной целью с самого рождения Меллисы было уберечь её от любых неприятностей. Но он чувствовал, что не справился. Не справился еще тогда, когда не знал о существовании проклятия наложенного на неё, не справился с тем что не заметил перемены в ней. Просто проигнорировал так как не хотел видеть то что было перед его собственным носом. Это его одновременно бесило, и вместе с тем он ощущал себя ничтожеством которое не видит дальше собственного носа. Если он здесь просчитался, то как он может помогать в будущем Каллену? Как он сможет стать достойным Агентом Императора, как и его отец? Эти мысли раздирали его изнутри, заставляя злость буквально кипеть и бурлить в нем подобно раскаленной лаве.              – Я... я... – девушка заикались, она не могла отвести взгляд от брата и в конце концов она тихо произнесла то, что было лишь малой долей её истинных мыслей. – Я боюсь в это верить. Я хочу, чтоб это была ложь. Мне страшно от одной мысли о том, что если я поверю, это все сбудется и тогда... тогда ты, папа, мама, все...              Брат прижал её к своей груди и крепко обнял, давая ей возможность беззвучно проливать слезы. Сам при этом, глядя куда–то в пустоту. Единственное, о чем он думал, это не просто о дате своей смерти или о дате смерти родителей, нет, он думал о каждой дате, которую писала его сестра и которая её ломала раз за разом. Первая беременность, выкидыш, новая беременность, избиения, второй выкидыш, унижения, многократные изнасилования от собственного мужа, бесконечных издевательства... Это все она ещё не прожила в этой жизни, но прожила в другой. Максимилиан Эзенбаум ещё никогда за свою 23 летнюю жизнь так сильно не желал самой мучительной смерти для другого человека. Меллиса же... она была как счастлива от того что он ей поверил, что боль которую она ощущала смывалось слезами оставляя облегчение.       

***

                    – Так значит первый инцидент с Мадам Жужу, произойдет через 4 месяца, верно сестренка? – немного успокоившись, они все же решили продолжить дальше беседу. Правда, с Макса взяли клятву, что пока что он не пойдет вырезать род Мале.              – Плюс минус так, да. – Мелисса кивнула и сделала глоток из новой чашки, ведь предыдущий беспорядок на столе пришлось убирать бедной Торри. – Я запомнила это потому, что после своего дня рождения я заболела и больше двух с половиной недель провалялась в кровати, а Юлиана мне читала светские новости. И этот случай с Мадам Жужу был на слуху ещё несколько месяцев.              – Так ты ещё и заболеешь? – с подозрительным прищуром спросил брат. Устало выдохнув, девушка поставила чашку на блюдце:              – Ну, тут сложилось несколько факторов. Маменька заказала мне платье к 17 дню рождения у мадам Блэр еще за 5 месяцев до самого дня рождения. Но так как мой день рождения, как ты знаешь, в начале осени, то погода в тот день была очень переменчивой, и я промерзла. Но платье все равно было великолепным.              – Ты помнишь его? – с каким–то любопытством спросил Макс, взяв очередное маленькое печенье и ловко закинув его к себе в рот.              – Пф–ф, конечно. –Девушка фыркнула и состроила лицо, которое будто бы выражало мысль о том, что брат спросил очевидную глупость. – В этом платье я впервые вышла в свет, ведь народу родители пригласили просто невообразимо много, да и к тому же папенька попросил императора выделить для празднования Лазурный зал.              – Лазурный? – брат недоверчиво уставился на сестру. – Ты смеёшься? Он же предназначен для королевских приёмов и приёмов иностранных послов.              – Я тоже так думала ровно до того дня, пока не попала туда. В этот день даже Император вместе с кронпринцем Калленом и Хейлом пришли поздравить меня. Об этом потом ещё полгода на различных приемах судачили. Дескать, день рождения какой–то дочки барона посетил сам Император и оба его сына.              – Было бы страннее, если бы они не пришли.              – Ну, это для нас так, а другим кажется иначе. – Брюнетка пожала плечами, – хоть отец и работает в административном центре напрямую под руководством у Его Величества, но многие его считают кем–то на уровне секретаря в самом уголке императорского дворца.              – Когда людям скучно, они начинают высасывать из пальца какие–то новости, находя для них надуманные связи. – Презрительно цокнув языком, бросил Макс.              – Это же высшее общество, аристократия, братик. – Она развела руками, будто говоря, что это само собой разумеющееся. – Тут без подковёрных интриг никуда. Сожрут же.              Взяв чашку с чаем, она сделала небольшой глоток и уголки её губ приподнялись. Макс немного поежился, ибо лицо его сестры стало немного пугающим, так что он настороженно спросил:              – Тебя так мысль о сплетнях аристократов развеселила?              – Не то что бы. Просто странное чувство, не могу привыкнуть никак к тому, что это все по–настоящему. – Она тихо усмехнулась. – Будто ничего не предвещает беды. Так тихо и спокойно. Любящие люди рядом и оберегают тебя, согревая теплом.              Выдохнув и поняв, что они ушли от темы, Меллиса продолжила:              – Ох, о чем мы говорили? Точно, платье. Мое платье было небесно–голубым с открытыми плечами и расшитым пятью видами драгоценных камней. И таким красивым пояском, на котором бляшка была, что перекликалась с гербом и официальным цветом нашей семьи, – фиолетовой гидрой с пятью головами. Сама бляшка была серебряной, а гидру выложил из алийских сапфиров... – она щёлкнула пальцами чтоб вспомнить имя ювелира, – господин Серакс. Ох и красивое оно было, мне так было жаль, что я в нём только один раз появилась, и что в нём нельзя было ещё куда–то ходить, что иногда тайком, пока маменьки не было дома, я надевала его и кружилась под воображаемую музыку в бальном зале.              Брат хитро улыбнулся и произнес:              – Я думаю, нам не нужно будет ждать четырех месяцев.              – Почему ты так... – в этот момент до Меллисы дошел смысл сказанного – О–о–о. А тут ты прав, братец. Будем ждать дня моего рождения, а там уже видно будет, верно?              – Все так сестрица. Ох, я чуть не забыл... – он залез в карман штанов и достал смятое письмо. Затем положил его на стол – Это пришло сегодня утром, но со всеми этими событиями у меня вылетело из головы что нужно его отдать.              Меллиса сдвинула брови к переносице и взяла конверт. Он был толстый и пухлый, немного заляпанный чем–то похожим на жир. Печать темно–красного цвета была не сломана, а на оборотной стороне девушка заметила имя и должность того, кто прислал его. В самом низу было название организации от которой оно пришло.              –Торговый дом сапфир? Что это? – она перевела взгляд на Макса. Тот пожал плечами и скинув со штанины невидимую пылинку произнес:              –Я попросил работорговца прислать документы на твою новую служанку. И они прислали своего посыльного, когда еще даже не рассвело.              Меллиса приподняла брови и покрутила в руках конверт:              –Ого, оперативно сработали.              Макс сделал глоток чая и потянулся за закусками что стояли на столе:              –Я отдаю его тебе так... все же это твоя первая служанка. – взяв печенье он закинул себе его в рот и прошамкал: – Тебе за ней и смотреть.              –А разве эти бумаги не нужны для того чтоб внести её в домовую книгу?              Макс потянулся за новым угощение отмахнувшись от слов сестры:              –Аякс разберется и без них, не переживай. – очередное угощение исчезло в его рту и он кивнул сестре – Лучше расскажи мне еще что ты помнишь о том, что было на твоем дебюте, хорошо?              Девушка выдохнула и отложила конверт на стол затем со смехом произнесла:              – Как прикажешь, братец.              Они чокнулись чашками с чаем и улыбнулись, словно в их будущем не маячила перспектива противостоять, возможно, самому большому року судьбы за всю их жизнь.       

***

             Беловолосая служанка сидела на стуле рядом с кроватью Меллисы, перекинув ногу на ногу. Она не отрывала своих черных глаз от мирно спящей черноволосой молодой девушки. Торри неотрывно смотрела на то, как её госпожа спала. Господин Максимилиан уехал пару дней назад в гарнизон, в котором он находился большую часть времени. Хоть гарнизон и был в пределах столицы, но дел было настолько много, так что Максимилиан редко мог урвать время на то, чтобы приехать в поместье к родным. Глава рода Эзенбаум еще с прошлого вечера находился в императорском дворце из–за большого количества работы. Реджина же с самого утра отправилась по каким–то делам с частью прислуги. Сейчас было ранее утро, так что в доме царила тишина. Торри, как самую младшую, решили оставить в покое и отправить к госпоже, когда как большая часть прислуги занималась генеральной уборкой и перемывала все столовые сервизы по приказу хозяйки поместья.              Внезапно Меллиса издала тихий измученный не то стон, не то всхлип и её лицо накрыло болезненное и измученное выражение. Торри резко поднялась на ноги и подскочила к своей госпоже, встав на колени рядом с кроватью. Тело Меллисы было покрыто холодным потом, и она немного вздрагивала с разной периодичностью, иногда то подбирая ноги под себя, то вытягивая их.              – П...пожалуйста...              Тихо пробормотала Меллиса, и Торри, осторожно взяв прохладную ладонь своей госпожи, сжала её. Пробыв всего несколько дней в этом месте, Торри поняла одно, что её госпожа мастерски может скрывать свою боль и беспокойство от родителей и тех, кто окружает её. Только при брате её взгляд меняется, и она будто внутреннее расслабляется.              – Я не хочу... – хныкающим голосом тихо пробормотала Меллиса – пожалуйста не делай этого... мне больно, Лаймон опусти меня...              Служанка мягко, почти нежно прикоснулась к лицу своей госпожи, убирая с её лица тонкую прядь волос, которая прилипла к её влажной от пота правой щеке.              – Лучше... убей меня...              Рука служанки замерла, и затем увидела, как из плотно зажмуренных глаз её госпожи полились слезы, что стекали по её вискам, исчезая в темных волосах.              Вид госпожи такой ранимой болезненно бледной, испуганной заставило что-то зашевелиться в груди Торри и ощутить странный спектр эмоций. До селе неизвестный ей. Она осторожно своими, покрытыми шрамами и порезами, пальцами прикоснулась к щеке Меллисы, ощутив теплую влажность от слез.              – Я не выдержу больше, Лаймон... убей меня, но оставь в покое...              – Все будет хорошо, госпожа. – Торри ласково погладила по влажному от пота лбу Меллису. И опустившись к ней, служанка, сверкнув своими черными как сама тьма глазами, тихо произнесла, но почему–то голос стал немного грубым и уже не таким высоким: – Вы интересная, госпожа... Отличаетесь от других, лживых людишек... Мне нравится это. Вы так похожи на него особенно ваша манера говорить, вы знали? Вы привлекли мое внимание госпожа. Спасли рабыню не требуя ничего взамен, дали кров и еду. Мало кто на это, из аристократии вашего уровня, способен.              С губ Меллисы сорвался стон. После которого Торри чуть приблизилась к брюнетке и, приоткрыв свой рот, самым кончиком языка прошлась по щеке к виску, слизывая капли пота и слезы своей госпожи.              – Все будет хорошо, госпожа. – Едва различимым шепотом заговорила беловолосая служанка. – Если вы и дальше будете меня развлекать и не будете делать глупостей, то мы сможем с вами подружиться. И кто знает, возможно, все кто вам будет докучать - умрут...