Светлая королева

      Лайя шла… не шла даже, а бежала прочь от часовни, не разбирая дороги. Её терзали предчувствия, голову заполоняли сомнения в том, сказала ли она достаточно, хватит ли сказанного ею, чтобы в решающий момент сдержать тёмное отчаяние Влада, когда своё веское слово, не скупясь на подробности, скажут все остальные. Которым ровно так же не ведомо грядущее, а нет ничего хуже и страшнее, чем неизвестность, во избежание которой подчас творится самое страшное зло. Хотя… ведь ей были оставлены подсказки — всеми теми, кому по очень разным и с большего неизвестным Бёрнелл причинам была небезразлична их судьба. Теми, кто даже пожертвовал своей жизнью, чтобы в нужное время — здесь и сейчас — сделать хоть кого-то из них на шаг ближе к разгадке. Теперь, казалось бы, от самой Лайи требовалось так ничтожно мало усилий: всего лишь свести все подсказки воедино и сложить из них целостную картину ближайшего будущего, им всем уготованного. Так ничтожно мало и одновременно бесконечно много, учитывая самый востребованный и самый исчерпаемый ресурс — время. Редчайшие часы, и особенно теперь, когда небо закрывали тучи, когда лишь свет солнца — кроваво-красный на рассвете и закате — мог приоткрыть завесу настоящего. Показать грядущее… По крайней мере, Лайя наивно позволяла себе верить, что ни на что меньшее просто не мог быть нацелен весь тот огромный труд, проделанный задолго до её рождения целыми поколениями совершенно разных, никогда не имеющих возможности узнать друг друга людей: от неизвестного создателя гравировки на копье, до Шандора Шотета, построившего на территории своего замка часовню по образу и подобию храма Иедидиа, или царя Соломона, каким эта историческая личность больше известна современному миру… «Твой свет спасенье принесёт. Иедидиа нам в том поможет. Яхин на север вберёт. Боаз на юге путь проложит», — так гласила найденная в часовне медная табличка. Если верить источникам, в которых Лайя пыталась искать ответы, пока у неё еще была такая возможность, Яхин, олицетворяющий женское начало, являлся в далеком прошлом южным столбом на входе в давно разрушенный храм Соломона. Но он же, согласно подсказкам магистра Шотета, должен привести на север. Боаз, с точностью до наоборот, олицетворяя мужское начало, «стоял» на севере, ведя на юг… Все это казалось лишь очередной бессмысленной шарадой, упорядочить и разгадать которую Лайя так и не успела. Пока у неё ещё было время сидеть в книгах и интернете и искать информацию там. А потом все завертелось чередой непрерывно сменяющих друг друга событий, из которых она узнала, кем на самом деле является, и что именно её покровительству самим Всевышним отдан Юг. Случайный набор слов после этого, казалось, мог обрести чуточку больше смысла, если бы Влад так же «правил» Севером. Но эта часть света всегда и безраздельно принадлежала Тельцу, Влад же никогда не был одним из тех, кто разделял между собой эту высшую власть. Казалось, чем большими деталями обрастали оставленные подсказки, тем меньше и меньше смысла в них становилось. Или просто Лайе отчаянно нужен был смысл там, где его изначально не было… Между тем тяжёлые, но невероятно быстрые для своих размеров тучи снова сгущались, в воздухе вновь отчетливо пахло сыростью и озоном. А Лайя всё шла, не следя за дорогой и навязчиво думая лишь о том, что ей нужно было остаться. Да, Влад ясно дал понять, что не хотел её присутствия, так же как делал это всегда, когда был близок к грани, стремясь не позволить ей даже… увидеть эту грань, не то, что приблизиться к ней. Но там, в часовне, ещё был шанс найти ответы, останься она рядом с Владом, расставание с которым каждый раз становилось всё мучительнее… Не только потому, что Лайя могла безусловно, одним лишь своим присутствием рядом сдерживать его тьму, но ещё и поэтому, что в недалеком будущем, возможно, им предстояло расставание, гораздо более мучительное в своей абсолютной неизбежности. Возвращаться к остальным и тратить время на бессмысленные оправдания перед ними не хотелось. Отчаянно хотелось сделать хоть что-то полезное, успеть, украсть у времени ещё чуть-чуть, прежде, чем станет слишком поздно… Еще хотя бы немного… «Тем, кто нуждается во времени, его всегда мало. Но для влюблённых оно длится вечно…» Ах, если бы это действительно было так. Но пока происходящее с ними больше напоминало вечную погоню друг за другом сквозь века в попытке продлить неизбежно ускользающее мгновение близости. Небо расчертила слепящая молния, с опозданием прогремел гром. Пытаясь сократить себе путь, сведя к минимуму возможные нежелательные встречи с выставленной по периметру замка охраной, Лайя не ограничивала себя в возможностях и не пыталась ни перед кем казаться человеком больше, чем она уже не являлась. Когда ультразвуковая волна от стаи следующих за ней тенью летучих мышей призывно воззвала к ней, девушка немедля поддалась инстинкту, позволив телу в одно мгновение стать легче ветра, распавшись в стаю белых нетопырей. Несколько мгновений это казалось так правильно, даря иллюзию убеждённости, что уже ничто не способно их разлучить — теперь, когда они одинаковы и способны смотреть на мир глазами одних и тех же существ. Но лишь иллюзию, потому что, с возвращением в телесное обличие, Лайе неизбежно вспоминались слова Айше о том, что уподобившись ему, она уже ничем не сможет ему помочь. Разделит бремя — да — но не избавит от него, хоть это и казалось выходом. Пусть не лучшим, не идеальным, но разве идеальный существовал? Лайе неизбежно начинал казаться таковым любой, даже самый безумный, который не подразумевал бы расставание… «Молю тебя, Господи, помоги мне… не сбиться с пути», — девушка поймала взглядом край черного небосвода в полукружии арочного окна. И словно в ответ на её мольбу зловещим предзнаменованием блеснула очередная молния, на мгновение осветив густой мрак заброшенного коридора. Бёрнелл скользнула взглядом, неумышленно, интуитивно выискивая опасность, и заметила, по тепловым волнам двух часто-часто бьющихся сердец, что впереди, в небольшом углублении в стене, прижимаясь к друг другу, сидели два комочка — один чёрный шерстяной, сливающийся с окружающей темнотой, другой морщинистый и лысый. Оба сверкали из своего убежища перепуганными глазами. Лайе должно было быть сейчас вовсе не до них, но просто пройти мимо она не могла. — Эй… — шепнула девушка, делая осторожный крадущийся шаг вдоль стены. — Кис-кис… Что вы тут делаете? Однако, стоило ей только попытаться приблизиться, как оба, перепуганные очередным раскатом, попытались сбежать. Но реакция Лайи, ещё не осознавшей причины, но ощущающей идущую изнутри необходимость словить, неожиданно оказалась быстрее кошачьей — и она, резко вытянув руку по направлению ускользающего движения, успела ухватиться за шерстяной загривок. Не ожидающая, очевидно, ничего подобного кошка истошно взвизгнула, будучи пойманной. Лайя в тот же миг хотела разжать пальцы, помня, кто на самом деле эта кошка и стыдясь представлять себе, как бы она точно так же, грубым хватом с наверняка до боли впивающимися в кожу ногтями схватила бы… девочку. Мику. Но в негативном свете грозы что-то блеснуло золотом, обвязанное вокруг кошачьей шеи, что привлекло внимание Бёрнелл гораздо раньше, чем она это осознала. — Не бойся, — принялась успокаивающе нашёптывать Лайя, прижав пугливую беглянку к себе и, прежде всего, ласково загладив место на холке, за которое необдуманно схватилась. — Что ты, малышка, я никогда тебя не обижу… — приговаривала девушка, торопясь снять с кошки повязанный на манер ошейника кожаный шнурок. И пусть информации у неё по-прежнему было крайне мало, чтобы строить какие-либо догадки, сердце Лайи забилось быстрее от одной лишь мимолётной мысли, в один миг навеянной знакомым почерком — кожей, золотом и… глазом Гора на небольшом мешочке, подвешенном на шнурке. Стоило Бёрнелл отвлечься, ослабив сдерживающую хватку, как юркая кошка вывернулась, изящно спрыгнула с рук на пол и, протяжно мяукнув, растворилась в темноте следом за Носферату, лишив Лайю малейшей возможности выяснить, откуда у Мики взялась её ценная ноша. Оставшись в одиночестве, одолеваемая любопытством пополам с надеждой, Бёрнелл даже не соизволила дойти до комнаты или хоть до какого-нибудь места среди развалин, где могло найтись чуть больше уединения, чем посреди коридора. Пусть даже и совершенно пустого. Общеизвестная истина, что даже у стен имелись уши… Сердце Лайи, до этого бешено колотящееся в груди, вмиг замерло в волнительном предвкушении, когда она вытрясла содержимое кисета себе на ладонь. Внутри оказался уже знакомый до мельчайших деталей, выпуклый синий диск с золотым египетским иероглифом и изящно свернутая в крохотную бумажную трубочку записка. Ни секунды не медля, Лайя её развернула. Внутри вполне ожидаемо обнаружился текст, но странный — прозрачный, с каждой секундой, пока девушка безуспешно пыталась в него вчитаться, лишь всё сильнее исчезающий. Бёрнелл поспешила подойти ближе к окну, надеясь, что в свете грозы строчки станут хоть немного заметнее. Но это сделало только хуже. Казалось, голубоватое свечение лишь сильнее выедало чернила или… то, чем было написано послание. В отчаянии боясь упустить единственную возможность, Лайя коснулась пергамента пальцами, в слабой надежде ощупью почувствовать рельеф начертанных букв. Едва её подушечки, по обыкновению слегка светящиеся изнутри, тронули исчезающие ровные строчки, как они неожиданно проявились ярко и чётко — буква за буквой, расплавленным золотом каллиграфии потекли по бумаге, складываясь в слова вслед за взглядом, читающим их:

Здравствуй, Лайя. Времени у меня немного, так что я буду краток…

«Без официоза, юристов и гербовых печатей», — вдруг мелькнула в голове Бёрнелл совершенно отсутствующая в тексте, вовсе не принадлежащая ей мысль, но вместо того, чтобы удивляться или посчитать себя сумасшедшей, девушка лишь улыбнулась. Напряженно, предчувствуя, что, вопреки её надеждам, у этого письма не будет счастливого конца, уголки её губ всё же сами собой потянулись вверх.

Свою мантию я тебе уже передал.

Пусть и не имел тогда прямым намерением полностью сложить с себя полномочия. Но так уж вышло…

«…Не совсем предвиденно, хотя вполне ожидаемо…» — в очередной раз совершенно отчётливо расслышав в своей голове отсутствующее на бумаге продолжение текста, Лайя резко обернулась, почти уверенная, что найдёт Ноэ стоящим за её спиной и через её плечо смотрящим на своё же послание. Она уже готовилась ругать его последними словами за этот чёртов фокус, но… за её плечом никто не стоял, ругать было некого, равно как и сжимать в радостных объятиях.

Теперь настал момент передать тебе и свою любимую игрушку.

«Малышку Мику обязательно обними от меня за успешную доставку посылки, она это заслужила…»

Как ты уже знаешь, в мире тёмных я был кем-то вроде стилиста.

Весьма ответственная, высокопоставленная должность, какую не каждому предложат.

И, особенно, Влад… А поскольку я уже не смогу надлежащим образом выполнять свои должностные обязанности, ему понадобится другой человек…

«Или… не совсем человек. На моё место».

Которому бы он доверял хотя бы вполовину так, как доверяет тебе.

«Но таких, увы, немного. И ещё меньше среди них тех, кто хоть что-то бы смыслил в искусстве».

Поэтому я не вижу смысла искать среди лишь вероятных кандидатов, когда рядом уже есть идеал.

С художественным взглядом на мир, достойным вкусом…

Одним словом, немного практики — и ты, Лайя, станешь идеальным новым костюмером для тёмных, намеревающихся провести время среди живых.

«Лайя Басараб — свет души Его Всетемнейшего Величества и восходящая звезда модного Олимпа в мире между мирами».

Как Вам такой заголовок для обложки «DARK VOGUE», Regina della luce?

— Ноэ… — с беззлобным укором, направленным в пустоту, полустоном прошептала Лайя. Она не знала итальянского, но смысл словосочетания легко угадывался без всякого знания.

Не злись на обстоятельства. И не смей себя винить.

Поверь, всё сложилось лучше, чем могло бы… Не теряйся, не сдавайся и верь в себя.

Сила и талант в тебе есть, а нужные навыки и опыт придут со временем.

Если будешь слушать интуицию и практиковаться.

Влад в иллюзиях и способности заглядывать в будущее не мастак от слова совсем, но, как и полагает прирожденному правителю, кое-что он всё-таки умеет…

«Правда, с бессменным упорством скрывает. Но тебе уж точно подскажет, что да как. Если правильно попросишь…»

Удачи тебе, Лайя Бёрнелл. Знай, ты сумела меня удивить.

«Не реви! — и снова Лайя дёрнулась обернуться на несуществующего наблюдателя её слабости, так и застыв с пальцем у щеки, которым она собиралась смахнуть катящуюся слезу. — Говорю же, всё к лучшему».

Твой (не)всегда верный, надеюсь, друг.

Ноэ Локид.

Огненное золото магического текста под её пальцами, прослеживающими последнюю строчку, перетекло в последний каллиграфически-витиеватый завиток в конце подписи, оставляя за собой весь пергамент совершенно чистым и пустым, словно никаких записей на нём никогда не было сделано. Капающие на листок, уже совершенно безудержные и грозящие вот-вот превратиться в истерику слёзы оставляли на нём такие же влажные кляксы, как на любой обычной бумаге. То были упорно сдерживаемые невыплаканные слёзы по незнакомым и знакомым умершим, вновь растревоженная, как свежая рана, едва утихшая скорбь по Ноэ, неоправданные ожидания и в очередной раз несбывшиеся отчаянные надежды на… На что? Чудо? Бесовскую магию? Фокусы? Вот только последний фокус Ноэ — его магическая «шляпа» и демонический артефакт — был сейчас зажат в ладони у Лайи, пуская вверх по её руке холодок и ощущение лёгкого покалывания, мешающего усомниться в реальности происходящего. Нежелательной реальности. Подавленная злость внутри Лайи мешалась с горем в неконтролируемую, взрывоопасную смесь, заставляющую всё её тело исходить мелкой дрожью, выпуская в пространство невидимые, но ощутимые волны энергии, от которых стёкла в окнах и сами стены вибрировали, вступая в разрушительный резонанс… Какого черта?! Что она должна теперь с этим делать?! Лайя всхлипнула, но тут же стиснула зубы, пытаясь унять рвущиеся из неё наружу рыдания. Однако волна, уже рождённая этим коротким, неосторожно изданным звуком, за считанные мгновения притянула бушующую за окном стихию, словно став для неё сигнальной ракетой. Ветвистый росчерк молнии разбил все окна в коридоре на тысячи мельчайших, оплавленных высокой температурой осколков. Которые должны были, разлетевшись разящими снарядами, упасть, повинуясь силе гравитации, но… этого не произошло. …а само пространство, как уже случалось прежде, исказилось, его целостность нарушилась под мощью удара. Сквозь стремительно формирующуюся брешь между измерениями вместе с разрушительной волной потусторонней энергии в мир живых беспрепятственно проникли и иные законы физики, заставляя время течь иначе, а осколки — свободно парить в воздухе, постепенно закручиваясь по спирали и образовывая вокруг бреши портал… По ту его сторону было так же темно, там ровно так же, как и над Лэствиллом, бушевала гроза и дул ураганный ветер. Из него на Лайю выжидающе смотрели вечно голодные и вечно злые глаза низших тварей, тянущих к ней свои уродливые конечности, но не решающихся пересечь грань. Пока Бёрнелл отвлеклась на происходящее, покалывание от фишки, зажатой в её ладони, стало ощущаться в разы сильнее, как и её вес, увеличивающийся пропорционально невидимой силе, тянущей руку Лайи туда — в портал между измерениями, за грань… «Слушать интуицию, говоришь?» — бессильная унять внутреннюю злость, мысленно спросила Лайя зияющую перед ней бездну, словно та была живой, способной ей ответить чем то большим, чем голодное рокотание тысяч порождений тьмы. Пока Бёрнелл хватало сил противиться растущему притяжению, но её прижатые к полу ноги уже медленно скользили в направлении разлома, оставляя девушке всего два варианта: отпустить бесовской артефакт, позволив ему исчезнуть в портале, или самой уйти туда, куда он стремится, маня и её за собой — в тёмный мир, навстречу полчищам голодной нежити. Лайя была ближе к отчаянию, чем когда-либо — да, но даже это чувство не делало её настолько беспечной, чтобы она вот так легко скормила безмозглым тварям свой, возможно, единственный шанс, доставшийся ей нечаянно и совершенно неожиданно, как-то переиграть безнадёжную ситуацию в свою пользу. Или в пользу Влада… Поэтому она перестала сопротивляться и поддалась силе притяжения. Инстинктивно сделав глубокий вдох и для большей уверенности закрыв глаза, Лайя… шагнула в портал. Вихрь энергии подхватил её в момент перехода и закружил, как в центрифуге, с силой швырнув несколько раз из стороны в сторону, прежде чем бросить на какую-то поверхность — физически осязаемую и достаточно твёрдую, чтобы подобное нелёгкое приземление не прошло незамеченным. Но физической боли Лайя не испытывала ещё ни разу с момента воскрешения, не ощутила она её и сейчас, а небольшая дезориентация от столь экстремального перемещения прошла так же быстро, как и её обострённые чувства принялись изучать незнакомое окружение, стремясь собрать максимум информации о новом местоположении. Здесь, где бы оно ни находилось, царила непроглядная ночная мгла, небеса раскалывались от громовых раскатов, а ливневая вода, заливающая всё вокруг и размывающая землю под Бёрнелл в отвратительное, пахнущее сыростью и гнилью болото, была похожа на вязкую грязь, отвратительно стекающую по телу, но будто не имеющую температуры… Как и ураганный ветер. Он не морозил кожу, не продирал холодом до костей, как можно было ожидать, хотя и стремился не позволить даже голову от земли оторвать, на пару с дождём хлёсткими порывами застилая глаза, протяжным воем закладывая уши… Но Лайю уже не пугали капризы погоды, ни в людском мире, ни в тёмном, ни природные, ни сверхъестественные. Девушка ощущала в себе достаточно сил, подпитываемых внутренним стремлением, чтобы противостоять стихии. Медленно, но успешно поднявшись на ноги, расставив их чуть шире, чтобы сопротивляться ветру, Лайя осмотрелась кругом. На пустом, не затенённом рукотворными постройками и деревьями горизонте, как в чистом поле, зловеще расцветали молнии. Они были странного, чёрного оттенка, почти не дающие света, лишь сильнее нагнетающие чувство безнадежности и смертельной опасности места, которое не жаловало гостей, а случайно заблудших живыми не отпускало… Но в Лайе страх за собственную жизнь благополучно дремал, усыплённый внутренним светом, который, аурой распространяясь за пределы тела, легко разгонял окружающий мрак, не позволяя обитающим в нём тварям приблизиться, держа их на безопасном расстоянии. Но там, за пределами непреодолимого барьера их были несметные полчища… Они рычали, ревели и стонали в унисон небесам, обступая неожиданную гостью из недосягаемого для них мира живых, окружая её, как добычу, сверкая кровавыми, полными жажды глазами, но не смея преодолеть границу, их разделяющую, чтобы коснуться или напасть. Медленно оборачиваясь кругом себя в отчаянной попытке рассмотреть хоть что-нибудь в безбрежном море обступивших её изуродованных тел, Бёрнелл, следуя взглядом за «компасом» в своей ладони, заметила вдалеке слабое свечение, заключённое в контуры, напоминающие небольшое окно. Силуэт дома, если неизвестное одинокое строение вообще являлось таковым, безнадежно тонул во тьме, но ориентир был определён, и Лайя собиралась во что бы то ни стало проложить к нему путь. — По головам пойду, если придётся, — решительно пригрозила она, глядя на заслон из нежити. Но её слова вмиг поглотились буйством стихии, так что ей пришлось, хотела она этого или нет, умела ли, добавить голосу повелительной власти, на которую, в конце концов, у неё было право. — А ну прочь! — Лайя вскинула перед собой свободную от фишки ладонь. — Пошли вон! Взвизгнув и заверещав от губительного для них света, первые ряды кинулись врассыпную, давя в каше из тел тех, кто стоял позади. Лайя, не без отвращения наблюдающая за произведённым эффектом, поймала себя на мысли — неутешительной, но уже окончательно сформулированной, что ей больше не жаль, что она уже не ищет человечность в запавших глазницах изуродованных лиц. Это не люди — это твари, павшие так низко, настолько глубоко и безраздельно отдавшие себя тьме и позволившие тьме себя изувечить, что участь тупых рабов тёмных инстинктов — это всё, что им доступно. У них нет разума, нет эмоций, нет даже слабых побуждений к тому, чтобы остановиться… Лишь вечный энергетический голод — их неизменный поводырь. Бёрнелл опустила взгляд, чтобы не видеть, как они корчатся в муках, и посмотрела на свою руку с зажатой в ней фишкой. Сила невидимого притяжения между артефактом и местом, куда он стремился, ведя за собой по-прежнему чуждое тёмному миру создание, казалось, росла с каждым шагом. И в то же время, чем больше была сила связи, чем ближе к цели становилась Лайя, тем сильнее угасал бледный свет в окошке маленького домика, что вырисовывался из темноты, постепенно становясь доступным зорким глазам девушки. Также постепенно ей открывались и другие детали окружения. На горизонте по-прежнему бушевала гроза, не давая забыть о себе росчерками молний и резкими порывами ветра, закручивающегося в небольшие смерчи, стремящиеся поглотить всё на своём пути. Домик и с трудом угадывающийся лишь благодаря художественному воображению сад вокруг него, наверняка, некогда ухоженный и очень красивый, сейчас безжалостно заливала чёрная вода. Она размывала аккуратный газон и клумбы вдоль покосившегося под натиском стихии крыльца, губила все цветы, превращая их в гнилую массу, вымывая своей въедливой чернотой из них все краски. Живая изгородь, окружающая одинокий участок вместо забора, была изодрана и истоптана полчищами стремящихся пробраться внутрь тварей. На сломанной ветке кренящегося под порывами ветра дерева болтались две оборванные веревки, оплетёные фрагментами растерзанных вьющихся растений… Постепенно, находя всё больше доказательств, что весь этот безжалостный вандализм учинили те самые твари, что с такой неохотой пускали её сюда, готовые скорее сгореть заживо, чем убраться с дороги, Бёрнелл на мгновение поддалась копимой и огромным усилием сдерживаемой глубоко внутри ярости. Резко шагнув в сторону и сделав выпад рукой, Лайя схватила одного из монстров, мечущихся поблизости, с очевидным намерением потребовать от него ответов или хотя бы выплеснуть на него всё накопившееся. Но девушка даже не успела осознать всю тщетность попыток воззвать к разуму того, кто им, очевидно, не обладал, как извивающееся уродливое тело в её руках полыхнуло изнутри короткой вспышкой лазурного света, а затем и вовсе развеялось пеплом под очередным порывом ветра. Это должно было заставить остальных наконец-то отступить, но неожиданно сработал прямо противоположный эффект, и все твари разом, резко прекратив остервенелые попытки вломиться в дом, кинулись к Лайе. Перемена была столь внезапной, что девушка успела лишь выставить перед собой руки в защитном жесте, готовая к худшему, как в считаных сантиметрах от неё монстры вдруг возопили громче грозы и кинулись кто куда в разные стороны, спотыкаясь и давя друг друга. Но ярчайшая вспышка света всё равно настигала их, распространяясь с неотвратимостью взрывной волны и обращая пеплом в мгновение ока. Лайе потребовалось несколько долгих секунд, чтобы перевести дыхание и осознать, по оттенку догорающего пепла и остаточному в окружающем воздухе свечению, которое, казалось, даже сам мрак в один миг разогнало, сделав сплошь чёрное грозовое небо предрассветно серым, что это… не её сила. Что это не она сделала. — Л-лео? — Бёрнелл резко обернулась кругом и вскинула неверящий взгляд кверху — высоко над землёй парил человекоподобный силуэт, с сияющим над развевающейся гривой золотым нимбом, объятый огненно-золотым свечением ауры, которое легко способно было заменить собою отсутствующее солнце. — Что… — на миг Лайе показалось, что она бредит, что какая-то из тварей всё же успела незаметно к ней подобраться и сделать с ней что-то, отчего у неё теперь были галлюцинации, не имеющие ничего общего с реальностью. — Что… ты здесь делаешь?! Львиный облик окончательно развеялся за долю секунды, оставив о себе в напоминание лишь парящий нимб и пару огромных золотистых крыльев. Но стоило Лео коснуться ногами земли в нескольких шагах от Лайи, как и они исчезли, а в знакомом выражении человеческого лица появились привычные настороженность и без труда читаемое в глазах желание поскорее понять, что происходит, и ещё скорее — убраться подальше из этого жуткого места. Куда Лайя попала в очередной раз по собственной воле, из-за своей двойственной природы имея за собой эту привилегию — путешествовать между мирами. Лео же… подобной способности не имел и обрести её ни в коем случае не должен был, ведь для этого ему пришлось бы… Страх моментально оттеснил все сомнения в реальности происходящего на задний план, и Бёрнелл накинулась на друга с вопросами. — Лео, как ты сюда попал?! Ты ведь… — Лайя отчаянно попыталась подобрать иное определение, но у неё ничего не вышло. — Ты ведь живой, ты не… мог умереть. С тёмным миром тебя ничто не связывает! Тебе сюда нельзя! — липкий, до этого совершенно не ощутимый холод пробрал Лайю от одного лишь мимолетного представления, как где-то там, в мире живых лежит на земле бездыханное тело её друга. — Человеку нельзя, а божьей благодати везде можно, — отмахнулся Нолан, словно речь шла о самых посредственных вещах, а не без малого о жизни и смерти, но затем, очевидно, проникнувшись волнением Лайи, добавил серьёзно, с полной осознанностью в горящем взгляде: — Вообще-то, не разрешено, существующим изначально строгим разделением сфер влияния, но, как я погляжу, здесь полная анархия творится, и лучше бы тёмным сперва самим вспомнить о законах и правилах, прежде чем пенять их несоблюдением мне, — видя, что Лайя всё ещё не убеждена и весьма решительно настроена спорить, Лео сократил свою предыдущую тираду до основной просьбы. — Не волнуйся, Ласточка. Я жив, душой и телом я здесь, с тобой, — поверх головы девушки мужчина обвёл настороженным взглядом чужеродное его природе пространство, глубже вдохнул раздражающе влажный воздух в единственном стремлении — почуять опасность и вовремя её устранить. — И я очень хочу поскорее понять, зачем нас сюда принесло, да ещё и обоих сразу, — капли мерзкой влаги, не имеющей ничего общего с дождевой, стекли с волос на лицо, заставляя Нолана раздражающе рыкнуть и инстинктивно, на животный манер встряхнуться. — Бр-р-р-р… И еще быстрее выбраться отсюда. Не больно-то хочется задерживаться в этой дыре. Окружение премерзкое… Несколькими широкими шагами преодолев оставшееся расстояние до дома и одним прыжком — крыльцо, не утруждая себя ни стуком, ни предупредительными окликами, обращенными к возможным обитателям неизвестного жилища, Лео с одного грубого удара ноги вынес дверь. Раньше, чем Лайя успела понять его намерения и как-то воспрепятствовать… — Лео! — протестующе взвизгнула девушка уже под шум разлетевшегося в щепки трухлявого дерева. — И кто же прописан посреди этого болота? Леши… Нолан запнулся, не озвучив догадку, на ходу осознавая для себя одну простую истину: в этой реальности, зачем бы его сюда ни отправил Влад — намеренно, чтобы спасти от самого себя, или случайно, в очередной раз не совладав с собственной непознанной силой — всё было сотворено из энергии тёмного мира. А именно эту энергию его благословенная аура, как бы ни пытался он её скрыть, выжигала напалмом без разбора. В этом крылась одна из весомых причин, почему четырёхвидным был закрыт свободный доступ в тёмный мир. — Не то, чтобы я не рад тебе… Симба, но твой огненный нимб… здесь о-о-о-чень некстати. Как видишь… и без него всё… на честном слове держится. Толком не разобравшись, откуда голос, даже не узнав его, лишь по панибратскому обращению догадываясь и нутром ощущая скопление чужой энергии, Нолан потрясённо уставился в наполненную мраком пустоту. — Ноэ! — воскликнула Лайя, торопясь протиснуться внутрь между скрипучим, ветхим косяком и непомерно широким плечом Лео, загородившим собой весь проход и как будто вовсе не собирающимся отходить в сторону и пропускать её внутрь. — Ноэ?.. Бёрнелл столько раз за короткое время пришлось по глупости своей понадеяться и познать горечь разочарований, что она бы и сейчас ничуть не удивилась, если бы голос Локида — непривычно тихий и слабый, с трудом узнаваемый — звучал лишь в её голове. В тот момент, когда её глаза, скользнув по пустоте и, очередной надежде вопреки, не обнаружили признаков присутствия, притяжение между фишкой и её полноправным владельцем стало непреодолимым — артефакт выскользнул из руки Лайи, поплыв по воздуху и указывая присутствующим единственно верное направление взгляда. — Лайя… чтоб тебя! — если бы Ноэ было доступно имя божие, он бы, право, воззвал к нему. Но этого он не мог, как и многого другого с недавних пор, поэтому ему осталось лишь по старой привычке из жизни в мире людей раздражённо закатить глаза. Но это, увы, не избавляло от факта, что каким-то невероятным образом этим неугомонным удалось его найти, причём, обоим сразу, а значит, простой прощальной запиской ему теперь не отделаться. Что ж… Если мучиться, то до самого конца. Видимо, таков его удел. «Зачем ты пришла? — не скрывая раздражения, спросил Ноэ, решив воспользоваться менее энергозатратным способом коммуникации. — Выражаясь словами Влада: здешний апокалипсис не достоин твоих глаз». — Убирайтесь, — произнёс Локид уже вслух для обоих, но голос его предал, и вместо приказного тона вышло едва слышное унизительное бормотание. — Да без проблем, — отозвался Лео, который всё меньше и меньше понимал в происходящем, но честно старался даже дышать реже, небеспричинно опасаясь, что эта истлевшая хибара и без его присутствия вот-вот рассыплется в прах вместе с её хозяином. — Сейчас, только соседей твоих оборзевших назад приглашу, продолжить пирушку, а то, как погляжу, они ещё не всё здесь разнесли, — мужчина, отчаянно пытаясь скрыть нервозность, потому как он даже не полностью видел того, к кому обращался, махнул рукой себе за плечо, указывая наружу. — Лео… — мягко прервала друга Лайя, встретившись с ним взглядом, умоляющим проявить терпение. К бесу, что незаметно влился в их компанию, существовал в мире живых и спас ему жизнь в обличии человека — ладно, с этим Нолан успел смириться, но… это? Конечно, под взглядом Лайи у Лео не оставалось выбора, кроме как заглушить в себе инстинкты и медленно поднять руки раскрытыми ладонями кверху в жесте безоговорочной капитуляции. После чего он еще раз скользнул глазами по окружению, не горя желанием вдаваться в подробности, которые и так слишком очевидно не укладывались у него в голове. Это место, кем бы ни было создано и чьей бы энергией ни питалось, лишилось своего источника силы и теперь, буквально посылая все известные законы физики к чертям, оно таяло. Словно до этого дня просуществовало миллионы лет, древнее и истлевшее, теперь оно обращалось во тьму, из которой воссоздавалось, и во тьму же уходило. Как и сам Локид, которого в окружающем непроглядном мраке уже было не рассмотреть. И только львиный взор и чуйка, безошибочно распознающие энергетический след, ещё могли уловить слабые очертания бестелесной формы — бледнеющий силуэт исчезающего фантома. Не человека, не беса — призрака! — Я… — Лео ещё раз с сомнением глянул на Лайю, понимая, что самым милосердным и полезным его поступком сейчас будет уйти, причём, как можно дальше, но всё же сомневаясь оставлять подругу… в такой момент. Ведь, если всё действительно настолько плохо, насколько выглядит и ощущается — внутри и снаружи — то Лайе предстоит ни много ни мало — очередное прощание с тем, кто стал ей по-своему близок. Прощание, в котором Нолан не считал себя в праве участвовать, как и своим присутствием отнимать у них время наедине, которого у Локида и так почти не осталось. — Я подожду снаружи. Больше не сомневаясь и не оборачиваясь, Лео поспешно вышел из разрушенного дома туда, где смутно угадывалась некогда педантично ухоженная, лощёная терраса, ныне превращённая в болотную топь. Как и всё вокруг. — Брысь! — угрожающе прорычал Нолан, даже под гнётом одолевающих его противоречивых эмоций сумев заметить боковым зрением движение в побитых стеной дождя кустах. Уродливые твари, чьей видовой принадлежности Лео просто не знал, да и не был уверен, что хотел узнавать, которыми кишмя кишело это место, своим борзым поведением больше всего напоминали ему стервятников, вьющихся над трупом, или акул, которых от лёгкой, поверженной добычи не способна была отогнать даже прямая угроза собственному существованию. Они чуяли желанную энергию — последние крупицы её — и слепо шли за ней, невзирая ни на что. — Ла-а-адно-о-о, — долгим грудным рычанием протянул Лео, чутким слухом не переставая улавливать то тут, то там звуки упорных попыток пробраться в дом. — Будем считать, я предупредил… — угождая своей собственной природе, рвущейся к расправе, Нолан вновь обернулся львом и прыгнул в шевелящиеся, утопающие в мерзкой чёрной жиже заросли. На короткое время, если понятие времени вообще было применимо для этого места, разогнанная вторжением Лео тьма, из-за чего создалась иллюзия брезжащего на горизонте рассвета, вновь сгустилась, погружая разрушенный домик и всё, что его окружало, обратно во мрак. Единственным блекнущим источником света, кроме двоих незваных вторженцев из мира живых, оставалась парящая в воздухе фишка, взять которую в ладонь Ноэ уже не мог — его тело утратило присущую физическому воплощению плотность; и его глаза — один карий, другой зелёный — оба светящиеся потусторонним блеском, которыми он неотрывно смотрел на Лайю, следил за ней, без слов укоряя и всё ещё ожидая ответа на свой прежний заданный вопрос. «Зачем ты пришла?» — Я не знаю… — растеряно, а поэтому честно призналась Бёрнелл. Осторожно, опасаясь своим присутствием только сильнее навредить, она приблизилась к тому месту в сплошном сосредоточении тьмы, откуда за ней наблюдали два разноцветных глаза. Они ждали объяснений, и Лайя добросовестно искала их среди хаоса своих собственных мыслей. — Я была в замке… молния ударила в окно — и портал… брешь между мирами сама… образовалась. А затем твой прощальный подарок, рвущийся вернуться к хозяину, привёл меня сюда. Что это за место, Ноэ? — Лайя с переменным успехом пыталась осматриваться, по разрозненным деталям наполовину уничтоженного интерьера пробуя угадать, как могла изначально выглядеть та комната, в которой они находились. Наверняка, она была прекрасна. Должна была быть. Ведь Ноэ никогда не вкладывался в нечто меньшее. — Сама? — проигнорировав очевидный интерес Лайи к обстановке, как и её вопрос, Ноэ не пожалел сил на то, чтобы удовлетворить своё собственное любопытство. — Не-е-ет… — он изогнул губы в привычной усмешке. — Так не бывает. Подойдя совсем близко, в лёгком свечении своей ауры, которое она просто не могла погасить, как ни пыталась, Лайя смогла рассмотреть блёклые очертания приподнятой над полом ладони, которой раз от раза, со смиренным разочарованием Ноэ пытался ухватиться за парящую фишку и… не мог. Не задумываясь о том, что делает, Лайя протянула свою ладонь к его, накрывая предмет и удерживая его словно бы на ладони Ноэ, а словно бы и нет… Странное и одновременно пугающее ощущение распространилось ощущением холода по коже и отдало неприятной горечью в горле, когда её пальцы прошли сквозь его, а ожидаемого ощущения прикосновения к чему-то настоящему, материальному так и не последовало. — Ноэ… — шепнула Лайя сквозь ком в горле, не сумев скрыть захлестывающие её печаль и жалость, которые — она прекрасно это ощущала через существующую между ними мысленную связь — Ноэ не принимал и не хотел услышать по отношению к себе. Его лицо растворялось в темноте, формирующие облик черты постепенно стирались, но с близкого расстояния Бёрнелл ещё смогла рассмотреть уродующий привычно гладкую кожу рисунок грубых шрамов его демонического облика, которых будто стало больше с момента их последней встречи. Прежде они были лишь по контуру лица, сейчас же почти добрались до глаз, создавая пугающее впечатление, а, может, и не только его, что перед собой Лайя видела призрак глубокого старика. На самом деле лишь истлевающий энергетический след того, кто поставил себя в это страшное, безвыходное положение частично из-за неё. Но если прежде она легковерно, по незнанию позволила другим убедить себя, что Ноэ больше нет, что этого не изменить, то теперь она видела его перед собой, а он вполне осознанно смотрел на неё, он с ней говорил, внушая ей свои мысли, а значит, ещё не было поздно, значит еще можно было… — Ещё ведь можно что-то сделать, — Лайя наивно высказала свою надежду вслух, не уверенная, что у неё бы получилось оставить её при себе. — Ноэ, мы ведь здесь, мы нашли тебя! Если бы ты только дал кому-то знать, мы бы пришли раньше. Влад ни за что не позволил бы этому… отребью так с тобой поступить! «Эй-эй… Лайя! — неожиданно громко и настойчиво мысленно окликнул Локид, его глаза призывно сверкнули в темноте, а парящая фишка на мгновение засветилась ярче. — Не то, чтобы я хотел и… ожидал тебя увидеть… здесь, сейчас, когда это место разворовано, превращено в руины и вот-вот перестанет существовать…» Через их мысленную связь Лайе казалось, она могла ощущать отголоски его эмоций. В них не было страха по отношению к собственной судьбе или жалости к себе, но именно об этом разрушенном месте, об этом доме, в котором он прятался, как в своём последнем оплоте, он сожалел сильнее, чем о собственной ускользающей жизни. Если такой вид существования правильно было называть жизнью. Но Лайе уже давно было всё равно на то, что правильно, а что нет, и насколько сильно за короткий срок успели потерпеть крах и восстать из пепла основы её знаний о жизни и смерти. — Но раз уж ты здесь, — вслух продолжил Ноэ, и его голос мог бы выражать недовольство, если бы не звучал едва различимым шёпотом. — И у меня даже нет сил выставить тебя прочь из собственного дома, куда я тебя не приглашал… — Так это… твой дом? — Лайя не удержалась от изумлённого восклицания, с опозданием понимая, что, наверное, не стоило сейчас перебивать. В который раз её взгляд, пытающийся изучать окружение, неизбежно возвращался к одному лишь, центрующему на себе всё её внимание — к хозяину и создателю этого места, чьё неотвратимо исчезающее тело продолжало демонстрировать её зорким глазам всё новые и новые причины, приведшие его к такому состоянию. Крови не было. Не было ничего, что считалось бы типичными повреждениями, с которыми можно было что-то сделать: обработать, перевязать, каким-то образом вылечить. Раны были — да, но только их фантомные, давно бескровные следы, во множестве мест разорвавшие тускнеющую ауру Ноэ. Был и тот самый след на рёбрах у сердца, который Лайя заметила ещё тогда, в людском мире, в лабиринтах коридоров чёрного замка. Но тогда она пошла на поводу бесовской бравады и посмела не заострить на этом должного внимания. И теперь кроме этой, первой раны появилось и бесконечное множество других — следов укусов и царапин от когтей, словно Ноэ буквально разрывали на куски. «Видишь? Не стоило тебе приходить», — в который раз повторился Локид, но вместо того, чтобы попытаться в очередной раз её прогнать, наоборот, поманил к себе ближе бледнеющей ладонью, при движении переливающейся лазурными бликами от отражающейся ауры Лайи. Бёрнелл сперва безропотно сделала шаг, но, одумавшись, замерла. — Я не хочу вредить тебе ещё сильнее, Ноэ. «Не думаю, что это возможно… — бес дернул уголком губы, продолжая пристально следить за девушкой глазами. — Не изводись напрасно, Лайя. Успокойся и сядь. Или забирай фишку и уходи». От внушённых мыслей ощутимо повеяло раздражением и неприязнью. Он, действительно, из последних сил пытался её прогнать, но не мог, и это злило его даже больше, чем жалость, которую Лайя просто не могла не испытывать, рассматривая его и окружение, тем самым получая всё больше и больше устрашающих отвратительных её человеческой природе подробностей. Он гнал её — словами, мыслями и эмоциями, лишь быстрее его истощающими — гнал прочь, желая сгинуть страшной смертью в одиночестве. Хотя… не желая, конечно, кто мог подобного желать? Просто не хотел, чтобы она была свидетелем, не хотел помощи. Или не считал нужным, не мог или не смел о ней попросить? Ни один из вероятных вариантов не укладывался у Бёрнелл в голове. — Ноэ, почему? — Лайя все же выполнила просьбу и подошла к нему, осторожно опустилась рядом с ним на пол — единственное, что ещё казалось для этого простого намерения подходящим, имеющим достаточную плотность и кажущимся достаточно реальным, существующим независимо от истощающихся демонических сил. — Почему ты не дал знать Владу? Почему не попросил его о помощи? «А у Его Высочества появилось окошко в плотном графике предвыборной кампании? Ему стало резко нечем заняться? Кроме как водиться с тем, кто лишь понизит его рейтинг среди избирателей?» — Ноэ, прекрати! — возмутилась Лайя, задетая буквально за живое такими мыслями. Неужели после стольких лет, после всего, что он сделал для Влада, кем стал для него — с личной выгодой или без неё — он всё ещё смел думать о себе, как о каком-то инструменте, угодном лишь в нужный момент для достижения определённых целей. — Я ни за что не поверю, чтобы ты вот так принижал своё достоинство. Не трать напрасно силы, чтобы меня обмануть. — Ни на что другое их уже не хватит… — отозвался Локид, усмехнувшись. Лайя только покачала головой, безнадёжно теряясь в заведомо несбыточных желаниях обнять этого вечно бесящего шута или дать ему пощёчину. За то, что сделал то, что сделал. — Ноэ, — откладывая все споры и обвинения на потом, Лайя повернулась в попытке лучше видеть его лицо, его глаза — то самое уже давно не метафорическое зеркало души, последнее сосредоточение жизни. — Ведь я серьезно. Ты не можешь просто… Ты его друг! Настоящий друг! Ты нужен ему! На исчезающем лице, той его стороне, что подсвечивалась аурой Лайи, на миг промелькнула эмоция — такая по-человечески простая, но такая чуждая бесу в его привычном состоянии — самоуверенном и полном сил контролировать свой собственный облик, а заодно и каждую мелочь окружающей обстановки. Разочарование. «Хорош друг… который подверг опасности любовь всей его жизни, — Локид отвёл взгляд в сторону от Бёрнелл. — Не имеет значения, какие отношения между нами когда-то были и сколько раз я ходил по грани его терпения, буквально дергая дьявола за хвост… Последнего своеволия он мне никогда не простит, и ты это прекрасно знаешь. Но есть и то, о чём ты пока не знаешь… Вернее, знаешь, конечно, я ведь сделал это у тебя на глазах, но не ассоциируешь это с ещё одной причиной, почему… всё сложилось лучше, чем могло бы, знай Влад, что низшему сброду, охеревшему от доставшейся им добычи, не хватило силёнок прикончить меня на месте». — Нет такой причины, по которой Влад не помог бы тебе, — Лайя упрямо пыталась убедить, скорее, саму себя, чем переспорить Ноэ, который, очевидно, верил в свою правоту. — После он мог бы злиться или даже ненавидеть тебя, мог даже наказать, но он бы никогда не обрек тебя на подобную смерть. На мгновение Ноэ показалась, будто это удивительное во всех смыслах создание, которому он, сам того не замечая, позволил так близко себя изучить, знало о нём ещё больше, знало то, о чём лишь Влад… лишь он единственный… Но вот он взглянул на неё снова, опасаясь найти подтверждение своей догадке, коснулся пальцами её руки, не ощутив прикосновения, но прочтя в потоке энергии, от неё исходящей равномерным негаснущим фоном, отголоски её мыслей, её эмоций. Нет. Она не знала. Это осталось одним из немногих ужасов мира тёмных, от которого Владу удалось её оградить. Пока. «И вот ты вроде сама уже не человек… А зло продолжаешь романтизировать совсем по-человечески, — Ноэ снисходительно ей улыбнулся, хотя мимики собственного лица уже давно не ощущал, и это было отвратительное обстоятельство. — Не могу тебя винить, ведь ты знала Влада человеком. А раз так, значит должна знать и то, что твой муж — тёмный Властелин — добился своего высокого положения, признания и… моего к нему глубочайшего уважения не грубой силой единой. Конечно, и её ему не занимать, но, прежде чем казнить своим коронным способом, нагоняя страх и ужас на поданных в обоих мирах, он сперва интересовался их нуждами, по возможности удовлетворял их, вводил в это первобытное общество законы и следил за их неукоснительным соблюдением. Одним из таких законов, немыслимым образом сумевшим взбудоражить весь тёмный мир и пошатнуть устоявшуюся иерархию его власти, ещё когда Влад был живым и полноправным обитателем подлунного мира, стал запрет на убийство, как способ расправы, и казнь, как вид наказания, посредством… лишения энергии. В этом законе я имел личную… заинтересованность, поэтому сам всячески помогал Владу с бюрократическими проволочками в его продвижении среди наших. Но вот ирония! Когда мне самому понадобились силы, мой способ расправы над Ратвеном, которую ты имела прямое неудовольствие наблюдать, стал прямым нарушением именно того закона о запрете. Наказание — смертная казнь. При таком незавидном раскладе единственное, чем я мог бы помочь себе, если бы у меня хватило… мужества предстать перед Владом, это позволить ему быстро и чисто совершить правосудие». Если бы Лайя всё это время не смотрела Ноэ в глаза, то ни за что не поверила бы, что эти мысли принадлежали ему. С первого мгновения их знакомства, ещё до того, как она узнала об его истинной природе, Локид не был похож на того, кто неукоснительно соблюдал бы законы и уж тем более, был способен испытывать угрызения совести за их нарушение… Ко всему прочему, если он знал, какое грозит наказание, причина, по которой он это сделал, должна была быть беспрецедентной… — Ты поступил так, потому что у тебя не было выбора, с тем, кто этого заслуживал, — Лайя вновь пыталась убедить саму себя. — Влад никогда бы… — девушка покачала головой, пока её мысли полнились красочными иллюстрациями оговоренных событий, которые внушал ей Ноэ в попытке убедить её в правильности своего решения. — Вот поэтому… он ни о чём не знает, — старательно концентрируя последние крупицы энергии и вкладывая их в фишку, Ноэ направил её в сторону Лайи, фишкой же делая то, чего уже не мог рукой — касаясь её пальцев, чтобы заставить вновь на него посмотреть. Как только она это сделала, Локид произнёс вслух, ставя акцентное ударение на каждом слове, которое давалось ему нелегко, но, тем не менее, должно было быть произнесено непременно вслух: — И не должен узнать. Я заведомо избавил его от весьма сложного морального выбора, который в преддверии его восшествия на трон ему совершенно ни к чему. Ведь… «Dura Lex, sed Lex».