Белый с прожилками красного

— Кому вдруг вздумалось возиться с ними? — задумчиво протянул Дима, внимательно рассматривая животных, аккуратно уложенных в коробку и мирно сопящих. Зверята, кажется, совершенно не переживали ни о чём: ни о сильных похолоданиях, ни о своей дальнейшей судьбе, ни о том, кто и куда их уносил. Антон даже немного завидовал котятам, такое спокойствие доступно, наверное, лишь животным. Предположений ни у кого не было совершенно никаких. Одно дело, если бы какой-то вредный ребёнок из другой палаты сдал наших героев старшим, но совсем другое, что им кто-то помог, при том, что если Антону не изменяет память, такие ошейники, что были на зверятах, были отнюдь не из дешёвых. В любом случае, кто бы этот человек ни был, мальчишка — да и все остальные, причастные к данному секрету, — ему благодарен. Арсений Сергеевич заканчивал вечерний обход. Осталась только вторая палата. Врач в приподнятом настроении распахнул дверь уже привычной комнаты, кажется, заставая её обитателей врасплох и заставляя всех присутствующих нервно перемещаться по комнате, делая вид, что они совершенно ничего не скрывают от врача. — Все согрелись? — бодрым тоном поинтересовался Арс, окидывая взглядом пациентов. Ребята синхронно кивнули, стараясь закрыть собой коробку с котятами, которую Антон не успел задвинуть. Теперь приходилось оставаться в крайне неустойчивом положении ради этих «кусков кошатины», как их прозвал Матвиенко. — Надеюсь, у всех родительский день прошёл неплохо, — внезапно добавил врач, кивая Кате, на что та грустно улыбнулась, закидывая ногу на ногу и расправляя смятый на кровати Позова плед. — М-м-м, да, вполне хорошо, — ответил за всех Дима, не отрывая взгляд от злосчастной коробки. Диалог как-то не шёл. Врач что-то спрашивал, отвечал в основном Поз, при чём тоже достаточно кратко и сухо. — Надумали что-то про Даню? — внезапно для всех поинтересовался Арс. Антон на секунду, кажется, забыл, в каком неудобном положении находится, округлив глаза. Их лечащий врач сам поднял эту тему? Ни капли насилия или просто инициативы со стороны ребят не было. Наши герои переглянулись, пожимая плечами и возвращая выжидающий взгляд на Арсения. — Если честно, как-то не до этого было, — наконец ответил Шаст, стараясь по возможности размять затёкшее предплечье, — но я ещё тогда подумал, что может быть Дане снится то, что происходило на самом деле? Он хоть и маленький, но, судя по рассказам Серёжи, тут уже достаточно давно, чтобы застать… Кхм… Иру — мальчишке было неловко произносить имя девушки в присутствии врача, но тот лишь кивнул, показывая, что всё нормально. — И какой можно сделать из этого вывод? — терпеливо решил уточнить Арс, скрестив руки на груди и переводя взгляд от одного пациента к другому. Антон задумался. Если воспринимать всё, сказанное тогда Даней за чистую монету, то получается какая-то ересь, не более, на крайний случай, сюжет очень плохого ужастика, но раз врач так упорно наталкивает мальчишку на какую-то мысль, то, видимо, придётся немного повариться в ней. Арс хмыкнул, больше ничего не спрашивая и ответа уже не ожидая. Дима тоже был явно озадачен. Мужчина будто догадывался о чём-то, но нуждался в разъяснении со стороны. Только вот Поз пока не понимал, чего конкретно их лечащий врач хочет добиться. Арсений отвернулся от ребят, меняя лист на планшетке и доставая какие-то аппараты, смутно напоминающие орудия пыток. Антон, моментально вышедший из раздумий, решил воспользоваться моментом, пихая коробку дальше к стене и прикрывая её пледом. Внезапно раздался негромкий писк, а затем сдавленное шипение мальчишки. Проснувшийся от неожиданной тряски рыжий котёнок, не разбираясь, впился крохотными коготками в запястье альбиноса, то ли от страха, то ли от злости, что его безмятежный сон прервали. Антон тоже явно не был рад такому повороту событий, наблюдая, как на руке проступают кровавые отметины, а неприятные ощущения от саднящей ранки усиливаются многократно. Мальчишка готов был выругаться, пряча все свои нецензурные высказывания за агрессивным кашлем. Такой маленький котёнок, а царапает как тигр. Конечно, Шаст преувеличивал, но у альбиносов очень тонкая кожа, а кровь плохо сворачивается, так что любой порез доставлял достаточно много проблем. Скрывать свою злость и недовольство за кашлем тоже было не очень хорошей идеей: Арс тут же обернулся, обеспокоено вглядываясь в лицо мальчишки, отчаянно старавшемся спрятать след «преступления», совершённого рыжим комком шерсти. Не комочком, а именно комком. Антон решил, что с этого дня не будет давать кошкам никаких ласковых прозвищ. Все остальные с напряжением наблюдали за происходящим, боясь пошевелиться. — Шастун, давай-ка ты температуру померяешь, — врач чуть ли не подлетел к мальчишке, пихая ему в руку градусник. Антону пришлось взять его левой рукой, и кое-как засунуть под кофту. — Сядь ты уже по-человечески! — возмутился Арсений, хватая альбиноса за правое запястье и начиная тянуть Антона на себя. Мальчишка зажмурился. На белоснежном рукаве халата отпечатались красные капли, на которые врач сперва закатил глаза, подумав, что несносный пациент снова испачкался в краске, но заметив на лице мальчишки болезненное выражение, нахмурился ещё сильнее. — Антон, что это? — голубые глаза, с подозрением в самой своей глубине, встретились с бордово-красными, ужасно упрямыми и гордыми. — О ветку поцарапался, — пробурчал мальчишка, стараясь вырвать запястье из крепкой хватки, но, к сожалению, не вышло. В палате воцарилась тишина. Катя обессилено сминала края коричневой юбки, а Дима уже пятый раз за последние несколько минут старательно протирал очки, будто они успели сильно запачкаться. Казалось, что напряжение достигло своего пика, когда врач наклонился к противоположному краю кровати, возле которого и находилась сейчас коробка. Антон зажмурился, но сейчас уже не от неприятных ощущений, доставляемых свежим порезом. Мальчишка был уверен, что котята замечены. Ещё и главврач так не вовремя решил прогуляться мимо второй палаты, дверь которой сейчас была открыта нараспашку. Арсений неожиданно отстранился, не сказав ни слова, продолжая удерживать руку альбиноса. Кивнув в сторону выхода, врач буквально потащил мальчишку за собой. Альбинос пытался беспомощно зацепиться взглядом за друзей, но те лишь сочувственно и немного испуганно смотрели ему вслед. — Арсений Сергеевич, мы… Это… Ну, не могли их оставить, короче, — Антон пытался выдавить что-то, пока лечащий врач куда-то вёл пациента, не отвечая ни на одну реплику. Лицо Арса тоже ничего не выражало, что пугало ещё больше. — Арс! — парень решился даже на небольшую фамильярность. Мужчина немного притормозил, обернувшись. Всё, что Антону удалось уловить во взгляде голубых глаз, — смятение, но и оно не продержалось на лице врача очень долго. Игра в молчанку продолжалась, пока Арсений наконец не затащил альбиноса в какой-то кабинет, заставленный огромным количеством холодильников, доверху набитых медикаментами. Большинство из них, почему-то были закрыты на кодовый замок, а на нижних частях прозрачных дверц виднелись обычные замочные скважины. Арсений отыскал в одном из холодильников несколько бутылочек и вату. Антон не сразу понял, что этот до крайности серьёзный и очень недовольный мужчина собрался делать, но когда к всё ещё кровоточащему порезу была приложена вата с чем-то едким, всё сразу стало понятно. Он серьёзно тащил Шаста через всю больницу, чтобы просто обработать пустяковый порез? Свою мысль мальчишка поспешил озвучить. — Мы ради этого сюда пришли? — Арсений поднял полный возмущения взгляд, отрываясь на секунду от работы. — Твоя кровь может вообще не остановиться, ты должен был быть в курсе этого. Да и занести какую-нибудь дрянь — приятного мало, — врач будто специально посильнее прижал вату к запястью, чем вызвал всплеск негодования у пациента. Уже через несколько минут на руке у Антона красовался пластырь со смешариками. Арсений объяснил это тем, что других вечером не найдёшь. Шаст в это слабо верил, вряд ли в элитной больнице нет обычных пластырей, но ему даже нравились яркие картинки, так сильно контрастирующие с белизной кожи. А Антон всё не оставлял надежды узнать, что же теперь будет с котятами. — Вы же понимаете, что мы не могли их оставить? — упрямо повторил ранее уже сказанную фразу альбинос, не разрывая зрительный контакт с мужчиной. Тот неожиданно сморщился, будто от зубной боли. — Ой, Шастун, ты о чём вообще? Тебе ветки в лесу жалко стало, ты решил им свои ДНК подарить? — мальчишка округлил глаза. — К-какие ветки? — Об которые ты поцарапался, гений, — последнее слово врач проговорил с нескрываемой издёвкой, наблюдая, с какой скоростью будут меняться эмоции на лице пациента. То есть мальчишка всё это время трясся, переживал, понимаете ли, а Арс знать не знает ничего про котят и смотрит сейчас на Антона, как на последнего идиота, воспринимая сказанное альбиносом, как очередной неконтролируемый поток бреда? Ну круто. Просто восторг. — А, ну да, — промямлил Шаст, проводя кончиками пальцев по разноцветным картинкам на пластырях. Арсений подозрительно сощурился, но комментировать ничего не стал, аккуратно перехватывая повреждённое запястье мальчишки в свои руки и поглаживая их большими пальцами. — Если кровь будет продолжать идти, или порез просто заболит, приходи сюда. Здесь обычно всегда кто-то дежурит. Альбинос чувствовал тёплые прикосновения чужих рук и приятные массирующие движения, вынуждающие расслабить запястье. Мальчишка запоздало кивнул, стараясь получить как можно больше тепла, ведь его собственное тело постоянно было очень холодным. — А что это за кабинет? — всё же решил поинтересоваться Антон, разглядывая странное помещение. — Кажется, я тут ни разу не был. — Это склад с запрещёнными или очень мощными медикаментами, но временно здесь же хранятся антисептические средства, — пояснил врач, наконец отпуская Антона восвояси, больше ничего не говоря, хотя после последней фразы у Шаста стало в разы больше вопросов. *** Антон проснулся от стука в дверь. По ощущениям было ещё очень рано, но солнце, уже давно поднявшееся в небе, говорило об обратном. Дима, кажется, тоже только-только разлепил глаза, под которыми образовались заметные синяки. Альбинос попытался сменить позу, от которой уже затекло всё тело, небольшой пожелтевший лист бумаги сложенный вдвое плавно опустился на пол, сорвавшись с края кровати, на которой до этого валялся. Сначала мальчишка даже не понял, откуда взялся этот клочок старой макулатуры на его койке, да и в целом ему потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить вчерашний вечер. Но по мере того, как сознание Антона прояснялось, картинки вспыхивали в голове одна за другой. Вот мальчишка идёт обратно в палату, вот пересказывает Кате и Диме всё, что услышал от Арса, а поведал он не так уж и много, потом Поз непонятно откуда достал лист бумаги, и наши герои начали что-то очень увлечённо обсуждать в свете фонариков, потому что отбой был уже достаточно давно. Чем конкретно ребята исписали листок и почему были так эмоциональны, Антон никак не мог вспомнить, вопросительно рассматривая Диму, будто встретив его в первый раз. Наконец, размяв затёкшее запястье, от которого уже отвалились пластыри, за ночь полностью пропитавшиеся кровью, Шаст поднял несчастный листок и развернул его. Стало ли мальчишке понятнее? Едва ли. Вспомнил ли он что-то? О да. Антон никогда бы не подумал, что на такой сравнительно небольшой площади можно уместить столько текста и каких-то зарисовок. В самом низу альбинос разглядел что-то вроде схемы, наскоро намалёванной карандашом. От первого квадрата с надписью «Арсений» тянулось несколько стрелок, ведущих к квадратам поменьше: «Ира» и «Даня». Почти возле каждого слова красовались пояснения круглым, аккуратным, явно женским почерком. Видимо, это Катька внесла свою лепту. Спать хотелось ужасно, поэтому Антону совершенно не хотелось вдумываться в смысл написанного. Мальчишка обессилено откинулся обратно на подушку. — Мы во сколько вчера легли вообще? — хрипло выдавил Шаст, снова переводя взгляд на друга, не менее уставшего от очевидно бессонной ночи. — Неправильная постановка вопроса, — еле слышно отозвался Поз. — Хорошо, я перефразирую, — Антон перевернулся на другой бок и подпёр здоровой рукой голову, так стремящуюся снова опуститься на подушку. — Мы ложились? — Вот, уже лучше, — Дима попытался отыскать очки, затерявшиеся где-то под одеялом. — Видимо, мы заснули от усталости… Ай! — Поз с болезненным охом дёрнулся, под его боком оказался карандаш, непонятно откуда вообще взявшийся, но исписанный до такой степени, что грифеля вовсе не было видно. Стук в дверь, про который обитатели палаты уже давно забыли, повторился, но в этот раз гораздо настойчивее. Парни наконец выдавили из себя что-то, отдалённо напоминающее «войдите», и на пороге нарисовалась Катька, почему-то очень уж бодрая, хотя если Антону не изменяет память, девчушка наравне с ними почти всю ночь посвятила их своеобразному расследованию. Вспомнить бы ещё, почему вдруг ребята за него взялись, не дождавшись утра. — Чего такие кислые? — поинтересовалась девочка, заходя в комнату и опуская на пол спортивную сумку. Ни Антон, ни Дима раньше не видели её у Кати. Та, поймав на своей необычной ноше недоумённые взгляды, терпеливо пояснила, что завтрак давно кончился. — У Серёжи с Арсением Сергеевичем на пару не получилось вас растолкать, — девчонка хихикнула, бросив короткий взгляд на Шаста, и открыла сумку. В ней покоилось два пластиковых контейнера, доверху набитых едой. Парни заметно оживились, с благодарностью и удивлением рассматривая незапланированный «завтрак в постель». Пока наши герои с упоением поедали яичницу, запивая её остатками Серёжиного вина, Катьке на месте почему-то не сиделось. Девчонка по десять раз выглядывала в окно, открывала и закрывала его, задвигала шторы и снова их распахивала. Затем она обошла всю палату несколько раз и небольно хлопнула Диму по руке, когда тот потянулся к сосискам, со словами «Руки убери, это для котят». — Кать, меня от тебя укачивает, — раздражённо прокомментировал Антон, заканчивая трапезу. — Сядь уже, а? — девчонка, на удивление, послушалась и приземлилась рядом с Димой, рассеянно пытавшемуся отыскать салфетку. — А может, сегодня сходим ко мне в палату? — внезапно выдала та, болтая ногами, не достающими до пола. Парни переглянулись. И правда, Катин корпус они только с улицы и видели. Конечно, вряд ли её палата сильно отличается внешне, но в наших героях всё равно проснулся интерес. Больше всех загорелся этой идеей Поз, чем сильно удивил своего друга. Дима поспешил объяснить внезапное оживление тем, что ему ужасно хочется узнать, как в больнице живут девочки, но, кажется, этот аргумент даже беззаботную Катьку ввёл во временный ступор и заставил скептически изогнуть бровь. — Ты точно не маньяк? — решила всё-таки уточнить та, уже накидывая верхнюю одежду и застёгивая спортивную сумку. *** В Катиной палате неприлично светло. И если осенью жизнь на солнечной стороне не доставляла особых проблем для обычных людей, то для альбиноса первые несколько минут нахождения в комнате, донельзя заполненной солнечными лучами, оказались настоящей пыткой. Мальчишка с лицом умирающего вампира метался из стороны в сторону, пытаясь найти менее освещённый угол. И ему это удалось. У самой дальней стены, рядом со шкафом-развалюхой, всё же отыскалась спасительная тень. Антон без всяких зазрений совести плюхнулся прямо на пол, облокачиваясь на невнушающую доверия деревянную конструкцию. Дима же наоборот с искренним интересом рассматривал каждый миллиметр до этого неизведанной им комнаты. — А вот тут что? — это парень спрашивал почти про каждую вещь, что попадалась ему на глаза, а Кате ничего не оставалось, кроме как терпеливо разъяснять. — Это специальный пинцет для ресниц, он делает их изогнутыми, — брови Позова взлетали вверх всякий раз, когда он узнавал назначения всех «женских штучек». Странно, что столь начитанному человеку пришлось десять минут объяснять, что такое хайлайтер, но с другой стороны, мы же не можем знать всё, верно? После достаточно подробного экскурса в мир моды и макияжа, Дима наконец успокоился, переполненный информацией мозг дал отбой любопытству, но в одном из углов комнаты парень разглядел мягкую игрушку. Плюшевого бегемота, если быть точным. Позов решил не откладывать расспросы на потом, подцепив игрушку за лапу и размещая у себя на коленях. Правда, уже совершив это действие, он подумал, что это может быть и не Катина игрушка, а Поз так бесцеремонно её схватил, но смутившийся парень даже не успел ничего спросить, как Катя сама начала говорить. — Это мой. Мне его подарили, когда я ещё ходить толком не умела. Сколько же он со мной пережил, — девчонка вздохнула как-то по особенному, опуская руку на голову игрушечного животного. — Сколько всего он видел, — не «повидал», а именно «видел». Дима такую формулировку для себя подметил, бессознательно начиная гадать, что же Катька хотела этим сказать. Девчонка, удовлетворённая тем, что парень больше ничего не спрашивал, а может просто утомлённая достаточно насыщенной ночью, положила голову Диме на плечо и прикрыла глаза. Бедняга весь напрягся, не зная, куда себя деть. Парень отчаянно то сжимал, то разжимал игрушку, не понимая, ему плечо расслабить или наоборот напрячь. Думаю, такие мысли посещали многих людей, не часто сталкивающихся с незапланированным тактильным взаимодействием. Боясь лишний раз пошевелиться, Дима кашлянул и скосил взгляд на девчонку. — А что такого он видел? — парень указал на игрушечного бегемота, будто тот мог ответить вместо Кати, и как-то с уважением переложил его на колени девушки. Катька на секунду задумалась, словно решая, начинать ли говорить, или притвориться, что она не расслышала вопроса. Девчонка лениво открыла глаза, но голову с плеча Димы не убрала, из-за чего не могла видеть его лица. — Я пережила с ним много хорошего: высоких результатов в учёбе, спортивных достижений и других разных работ. Я ведь даже волонтёром иногда работаю, — Катя рассказывала размеренно, спокойно, выдерживая небольшие паузы между предложениями. Обычно с такой интонацией говорит человек, готовый в любую минуту может предаться сну. — Он видел, как я быстро сбрасывала вес, он помогал мне заснуть после особенно тяжёлых дней. Я часто беру его на прогулки, — последняя фраза, немного сменившая русло рассказа в более пессимистичное, Диме показалась немного странной. В какой-то момент парень с улыбкой подумал, что этот разговор похож на общение с маленьким ребёнком, воодушевлённо посвящающим взрослого в жизнь его любимой игрушки. — А как же друзья? Обычно всю эту работу выполняют они, — озвучил свои мысли Позов, начинающий расслабляться от неторопливого повествования девчушки и уже не так внимательно следя за рассказом, позволяя себе напрямую задавать вопросы, которые его действительно интересуют. — У меня их толком не было никогда. В начальной школе со мной никто не хотел общаться, потому что я всегда приходила на уроки в одной и той же одежде, им казалось это странным и смешным, — девушка хмыкнула, явно не разделяя позиции своих бывших одноклассников, — а после пятого класса я полностью погрузилась в учёбу. Да мне всё равно, если честно. Я не нуждаюсь в друзьях. На одной только болтовне и праздных прогулках по парку далеко в жизни не уедешь, — тон Кати нисколько не изменился на этих словах, но перемена в настроении девчонки была настолько очевидной, что сомнений в том, что на самом деле её это ужасно задевает, ни у кого не возникло. Антон молча слушал диалог этих двоих из своей «берлоги», — Катя принесла несчастному альбиносу плед, из которого мальчика соорудил своеобразное укрытие от солнца. Внутри было душно, зато безопасно, — не перебивая и внимательно вникая в суть разговора. — Неужели тебе никогда не хотелось просто побездельничать или сходить куда-нибудь большой компанией? — удивился Дима, сильнее развернувшись к Кате, чтобы можно было лучше разглядеть её лицо. — Представь себе, — беззлобно отозвалась девчонка, наматывая прядь волос на палец. — Чтобы чего-то достичь, нужно чем-то жертвовать. — Да, это правда, — со знанием дела произнёс Позов, — но дружба — явно не та вещь, которой можно пренебрегать. Если хочешь чего-то достичь, используй все возможности, чтобы как можно быстрее прийти к цели. А дружба — одно из лучших орудий, помогающих в трудных ситуациях, — Дима любил выражаться высокопарным языком, обычно это всех бесило, но сейчас Катя внимательно ловила каждое слово без единой саркастичной мысли на этот счёт. — А теперь скажи мне, — парень выдержал паузу, позволяющую девчонке сосредоточиться ещё лучше, — чьи это слова? Вряд ли подросток, жаждущий общения и приключений, а в тебе это есть, думаю, Антон со мной согласится, будет так рассуждать. Кто привил тебе подобную мысль? — Дима не злился, не отчитывал, он спокойно произнёс свою импровизированную речь и теперь терпеливо дожидался ответа. Позов был уверен, Катя знает, о чём тот говорит. Но возможно, девчонка не могла признаться в этом даже самой себе. Девушка подняла голову, Дима почувствовал лёгкий холодок на плече, на котором достаточно продолжительное время она лежала. Катя пристально вглядывалась в глаза напротив, слегка нахмурив брови. Она так ничего и не ответила, лишь кивнув, давая понять, что вопрос был понят. Возможно, Позов сказал бы что-то ещё, но тишину нагретой солнечными лучами комнаты разрезал громкий чих. Сначала парень с девушкой даже не поняли, откуда донёсся звук, но уже через пару мгновений он повторился. Укрытие, которое Антон с таким упорством соорудил, подлетело в воздух, разваливаясь. Альбинос шмыгнул почему-то покрасневшим носом и смахнул со щёк капельки слёз, вытекших из покрасневших глаз. Нет, он не плакал, хотя со стороны и могло так показаться. Катя даже хотела уже бежать к нему, чтобы успокоить, но Шаст жестом её остановил, извлекая из-под смятого в комок пледа засушенный цветок. *** В кабинете главврача как обычно тихо и спокойно. В воздухе витает еле ощутимый аромат кофе, а сам хозяин помещения неторопливо заполняет очередные документы, но сейчас Арс этого умиротворения не разделял совершенно. Мужчина стоял перед начальником уже несколько минут, а тот всё никак не мог оторваться от документов, хотя сам его и вызвал. Врач нетерпеливо теребит пуговицу на халате, готовую оторваться в любую минуту. У него никак не найдётся свободной минуты, чтобы пришить её по-человечески, хотя за то время, что Арсений простоял в бездействии в кабинете начальника, можно было приделать к халату десяток пуговиц, отпороть их, а затем снова пришить. Наконец, Павел Алексеевич отрывает уставший, но всё равно благодушный взгляд от ужасно скучных, как кажется Арсению, бумаг. — Рассказать мне ничего не хочешь? — этот вопрос ввёл врача в ступор. — Согласен, звучит двусмысленно, — хохотнул главврач, откладывая документы в сторону, — но если закрыть на это глаза, Арс, я ведь не слепой, в конце концов. Я просто умею вовремя закрывать глаза. — Я не понимаю, о чём вы, — сухо отозвался Арсений, которого этот бессмысленный диалог потихоньку начинал раздражать. — М-м-м, хорошо, — главврач кивнул, непонятно чему соглашаясь. — Тогда скажу по-другому. Ты когда успел так проникнуться любовью к животным? Арс облегчённо выдохнул. Павел Алексеевич имеет претензии по какому-то другому поводу, а врач уже успел себе напридумывать невесть что. Например, что его начальник заметил, как странно начинают бегать глаза его подчинённого, когда в радиусе пяти метров показывается белобрысая макушка или как искренне Арсений смеётся над самыми глупыми шутками своего подопечного, а может быть, Павел Алексеевич сумел подметить повышенную нервозность, несвойственную закалённым самыми страшными ситуациями врачам, когда с Антоном что-то случается. В любом случае, почему-то все мысли Арса сводились лишь к альбиносу, не позволяя просочиться ничему другому. Главврач нахмурился, но его глаза продолжали по-доброму блестеть. Складывалось впечатление, что он поймал Арсения словно нерадивого школьника на какой-то шалости. — Я ответа сегодня дождусь или нет? — уточнил Павел Алексеевич, но подчинённый так ничего и не выдал. — Ладно, кхм, иди. Вот так просто? Он не станет допытываться? Не будет приводить какие-то аргументы, убеждающие Арсения всё же сказать правду? Это наводило лишь на одну мысль: Павел Алексеевич уже всё прекрасно знает и даже не слишком-то нуждается в подтверждении со стороны. В тот же вечер, когда весьма утомительный родительский день наконец завершился, главврач хотел лично обойти некоторые палаты, и комната под номером два входила в их число, но бросив лишь короткий взгляд на всё, что творилось там в тот момент, когда Павел Алексеевич проходил мимо открытой двери, и разглядев под кроватью неугомонного Шастуна знакомую деревянную коробку, он решил этого не делать, оставив ситуацию полностью под контролем Арса. Только вот подчинённый совершенно не хотел в этом признаваться, до этого момента полагая, что его начальник ничего не замечает. — Хоть бы шерсть кошачью из изолятора убрал, что ли… — пробубнил Павел Алексеевич, когда Арсений уже скрылся за дверью, делая вид, что он очень спешит на какие-то процедуры, хотя по расписанию сейчас ничего не было. *** — То есть наши предположения всё-таки были верны? — подытожил шокированный Дима, разглядывая кучу трухи, некогда являвшейся красивыми специально засушенными цветами. Антон кивнул, в очередной раз размазывая слёзы по щекам и прикрывая воспалённые глаза. У мальчишки аллергия на пыльцу. К сожалению, когда люди решают сохранить память о лете, раскладывая растения между страницами книг, мерзкие разноцветные пылинки никуда не деваются, а лишь становятся похожими на коричневый порошок. С другой стороны, так его проще заметить. Помимо разрушенного гербария, перед ребятами лежала стопка бумажных листов, изрисованных с обеих сторон. Картинки были намалёваны детской неуверенной рукой. В некоторых местах листы помялись, порвались, испачкались в краске, но сюжет незатейливых рисунков можно было с лёгкостью угадать: почти каждая сцена изображала рыжего мальчика и высокую белокурую девушку. Правда, единственное, что их отличало друг от друга, помимо роста, — это длина волос, но, в целом, посыл был достаточно понятным. То, что данное творчество принадлежало Дане, — сомнений не было никаких. Каждый лист был старательно подписан автором. Буквы в словах прыгали как ненормальные, налезали друг на друга и будто соревновались, кто из них сможет накрениться сильнее. Почему-то в этом состязании всегда выигрывала буква «Я». Видимо, под конец слова мальчик уставал выводить всё ровно. — Мы не можем быть уверенными на сто процентов, — задумчиво протянула Катька, силясь вспомнить всё, о чём наши герои говорили ночью. Выяснилось, что никто из присутствующих не помнил полностью их полуночных рассуждений, поскольку все заснули прямо во время процесса, но постепенно ребятам удалось восстановить цепь событий. Как только Арсений Сергеевич отпустил альбиноса в палату, тот сорвался с места, стараясь добраться до комнаты как можно скорее, пока он не забыл всего, что пришло ему в голову. Комната с запрещёнными препаратами… Не странно ли, что подобное место вообще существует? Просто наличие мощных лекарств легко объяснялось, но вот запрещённые. Ох, не зря лечащий врач это упомянул, Антон это чувствовал. По факту, само хранилище мальчишке не дало ничего, оно лишь натолкнуло на мысль. Достаточно бредовую, но отметать её совершенно не хотелось. Даня говорил, что в своём сне видел, как «белую девочку убили препаратами». Тогда слова ребёнка всерьёз не восприняли, а зря. Быстро пересказав всё увиденное и услышанное друзьям, Антон выжидающе глянул на Диму, он-то точно сможет довести сумбурные мысли альбиноса до логического завершения. И действительно — глаза у Поза загорелись мгновенно. Он в спешке отыскал какой-то лист и принялся что-то чертить, записывать, тут же зачёркивая и снова начиная заполнять бумажку информацией. После долгих дискуссий и работы ластиком, в некоторых местах протирающим лист насквозь, ребята переглянулись. Всё ведёт к тому, что Даня лично знал Иру и даже дружил с ней, но был настолько мал, что толком ничего не помнил, а неокрепшее детское сознание, восприняв их знакомство как событие достаточно травмирующее, постоянно во снах напоминало о девушке, но что делать нашим героям с этой информацией, решить они не успели — заснули. — Думаю, стоит навестить Даню, — сделал логичный вывод Антон, — и как можно скорее выкинуть эти сраные цветы, я задохнусь сейчас. — Думаешь, мы что-то новое услышим? — Катька изогнула бровь. — Если он за столько времени ничего не вспомнил, то каков шанс, что сейчас что-то резко изменится? — Если задавать наводящие вопросы, — вклинился Дима, сгребающий все цветки на один из многочисленных листов бумаги и выбрасывающий их в окно, — то в его подсознании может что-то и всплывёт. Во всяком случае, попытаться стоит.