Белый с прожилками красного

— Тридцать восемь с половиной. И это ещё утро, — чётко произнёс Арсений Сергеевич, бросив нечитаемый взгляд на пациента и встряхивая градусник. Антон ничего не ответил, да и никто из присутствующих не подал признаки жизни после этого заявления. Естественно, вчерашняя прогулка не могла пройти бесследно, особенно для человека с альбинизмом. Слабая иммунная система при таком наплевательском отношении к своему здоровью давно уже начала бить тревогу, но Антон упрямо игнорировал все сигналы своего хилого организма. Что сказать в своё оправдание лечащему врачу, Антон так и не придумал, беспомощно то сжимая, то разжимая край белого одеяла. Альбинос с неприкрытой завистью поглядывал на друзей, у которых не оказалось ни единого признака простуды, поэтому те могли преспокойно продолжать гулять днями напролёт и ловить приключения на свою задницу, сколько душе угодно. А мальчишка снова окажется в переносном смысле запертым в четырёх стенах, но на этот раз без Димы и вообще какого-либо намёка на социум. В изоляторе тихо. Для чего он нужен в заведении, где фактически и так все больны, — не совсем понятно. Можно же просто переложить людей с инфекционными заболеваниями в другую палату, но всё же комната с неприятным названием, больше подходящим, по мнению Антона, для психушки, приветливо распахнула перед ним свои двери. Передвигаться мальчишке было тяжело: всё тело ужасно ломило. И дело тут не только в болезни. Видимо, наша троица вчера получила такую порцию физической — и, конечно же, моральной — нагрузки, что мышцы, откровенно говоря, не справившись, решили устроить бунт и заболели все разом. Антон приземлился на единственную койку, забросив немногочисленные пожитки под кровать и устремив взгляд в серый потолок. Да, свобода длилась недолго. — Шастун, да ты просто переносчик проблем, — произнёс Арсений, заходя в палату. — Тебя настолько окрылило освобождение от ареста, что ты решил во все тяжкие пуститься? — на лице лечащего врача красовалась белая маска, то и дело норовящая сползти с носа. Антон часто задавался вопросом, почему до сих пор не придумали какие-то более удобные приспособления для медиков. Одно дело простому смертному пару раз нацепить это жалкое подобие защиты от вирусов, а совсем другое — проводить в этом серьёзные операции, да и в принципе находиться в ней достаточно продолжительное время. — Арсений Сергеевич, — с ноткой упрёка в голосе вяло отозвался альбинос, решив никак не реагировать на слова лечащего врача и вместо этого задав давно интересующий его вопрос, — а почему вы меня никогда по имени не называете? Всё Шастун, да Шастун. Я как будто в школу вернулся. — А ты про профессиональную этику ничего не слышал? — усмехнулся врач. — Я же тебе не друг и не, прости Господи, отец. Пациентов постарше обычно называют по имени и отчеству, а ты ещё не дорос, чтобы два раза ради тебя воздух колыхать, поэтому просто Шастун, — решил всё-таки пояснить Арсений, словно он общался с маленьким ребёнком, и ему приходится объяснять элементарные вещи. Антон на минуту задумался. И правда, а не всё ли равно, как к тебе обращается посторонний человек? Видимо, мальчишка сильно ушёл в себя, пауза надолго затянулась. Арс почему-то не спешил уходить, как всегда делал это раньше, а альбинос и не был против, понимая, что в ближайшее время единственным собеседником для него будет тумбочка и иногда заглядывающая на пару минут медсестра. — Ты только выздоравливай, Антон, — тихо проговорил врач, всё же открывая входную дверь и с несвойственной для взрослых людей скоростью скрываясь за ней. Глаза альбиноса округлились, но всё, что мальчишка мог сделать, — это поднять голову в направлении, где только что находился Арсений и запоздало кивнуть. Как странно… Разве не в его обязанности входит сделать так, чтобы Антон стал здоровым? Или это Арс просто так брякнул, лишь бы паузу чем-то разбавить и не казаться уж слишком суровым? Хотя последнее, кажется, врача совершенно не волновало. Изолятор находился в соседнем крыле главного корпуса. Что ж, спасибо и на том, что Антон хотя бы формально под одной крышей с его друзьями. В этой части здания были разве что процедурные и просто рабочие кабинеты, так что постороннего шума практически не было. Разве что иногда до ушей мальчишки доносились дверные хлопки и отрывки чьих-то реплик. Единственное, что альбинос точно знал, — это то, что одна из стен отделяет его от холла, где, впрочем, очень редко кто-то появлялся. Поражённый болезнью и уже сильно измотанный организм быстро отключился, не проектируя никаких, даже самых скучных монохромных снов своему обладателю, просто провалившись в темноту. Кажется, во сне у Антона был сильный жар. Белоснежные локоны волос путались, цепляясь за изголовье деревянной койки и сливались с больничным постельным бельём. Светлые ресницы обеспокоенно трепетали, а кулаки то разжимались, то болезненно сжимались до белых костяшек. Мальчишка метался по кровати то скидывая одеяло, то с головой укутываясь в него снова, но сколько бы он будучи в состоянии бреда ни бесновался, грубоватые мужские руки упрямо возвращали подушку с одеялом на место, время от времени прикасаясь к горячему лбу и проверяя пульс. Из беспокойного сна альбинос очнулся только поздним вечером, ощущая ещё большую усталость и сильную тяжесть во всём теле. Всё постельное бельё было влажным, так что лежать вначале нём очень неприятно, а больному организму показалось, что даже холодно, хоть в изоляторе отопление в два раза мощнее, чем в остальных палатах. Антон сел на кровати, болезненно хватаясь за голову: кажется, температура уходить никак не желала. — Воскресла, спящая красавица, — раздался голос из вечернего полумрака, залившего темнотой всю комнату. — Я уж думал тебе капельницу ставить, — Арсений Сергеевич не включал свет, понимая, что мальчишке и так несладко. — А вы, Арсений Сергеевич, что тут делаете… — спросонья альбиносу не хотелось говорить совершенно, но в то же время язык ворочался сам собой. Мальчишка не собирался это спрашивать, ему было всё равно, в данный момент единственное, чего он хотел, — это выздороветь. — Да так, покурить забежал. Не переживай, скоро уйду, — пробурчал Арсений, начиная копошиться в одном из шкафов и извлекая оттуда какие-то препараты. Арсений рассеянно, почти наощупь из-за непроглядной темноты запихнул в Антона какие-то таблетки и уже при минимальном освещении телефонного фонарика — даже на крохотное количество света альбинос скорчил недовольную мину и зажмурился — сделал пару болезненных уколов. Врач поправил непослушную медицинскую маску и закрыл все шкафчики, предварительно со всей скурпулезностью расставив препараты на свои места. — Арсений Сергеевич, не уходите, — выдавил мальчишка, когда мужчина уже почти закрыл входную дверь, и рука врача дрогнула, отпустив металлическую ручку. — Пожалуйста. *** На этот раз сон мальчишке всё же приснился, но Антон многое бы отдал, чтобы снова видеть лишь темноту. В помутнённом болезнью сознании картинки рисовались одна за другой, сменяясь почти каждое мгновение. Вот Шаст явственно видит перед собой заправленную больничную койку. В палате никого нет, а солнце заливает всю комнату, отражаясь в металлическом каркасе кровати, залезая в каждый угол, не оставляя ни единственного шанса для теней. Вид за окном не было возможности рассмотреть из-за ослепляющего сияния. В жизни Антон такой погоды не видел, наверное, никогда — слишком опасны для альбиносов солнечные лучи. Даже будучи во сне, мальчишка чётко ощущал неприятный жар и жжение, будто он вот-вот сгорит в этой пустынной и несмотря на светлые тона унылой палате. Картинка резко сменилась. Вот наш герой видит огромную стопку коробочек с лекарствами, разбросанные по всему столу бумаги и нечёткую белую фигуру человека, сидящего на подоконнике и, вероятно, подставляющего ладони яркому солнцу, но уже спустя мгновение фигура с глухим хлопком безжизненно падает на пол, а в кабинет забегает куча врачей. Внезапно сон Антона меняет своё русло, и мальчишка наблюдает уже другую сцену. Огромный офис; очевидно где-то в центре города. Работники нервно снуют туда сюда, иногда мельком переговариваясь между собой. Сознание альбиноса переносит своего владельца в отдельный кабинет, богато украшенный картинами, посудой, часами разных форм и размеров. За столом сидел пожилой мужчина. Ещё пару лет и его уже можно было смело называть старичком, но почему-то доброй улыбки он не вызывал. Как и большинство людей, Антон совершенно не различал черты лица участников своего сна, а на утро, скорее всего, забудет даже общие очертания, воскресив в памяти лишь беглые картинки. В руках у незнакомца покоилась ужасно знакомая жёлтая медицинская папка. Наверное, такие есть у всех. Как в фильме с урезанным бюджетом, «кадр» приближается, и мальчишка различает пару слов, расположенных на обложке: «Ирина Кузнецова». В попытке найти хоть какую-то информацию о бывшей пациентке своего лечащего врача, Антон смог узнать лишь её имя, но всё равно был потрясён увиденным. Мужчина довольно хмыкнул, отбросив документ куда-то в сторону, и сцена снова сменилась, унося нашего героя в какие-то смутные воспоминания, переплетающиеся с фантазиями. Альбинос не помнил, как проснулся. Не помнил, что говорил ему Арсений Сергеевич. Единственное, что мальчишка смог удержать в памяти — это то, что лечащий врач дремал, когда Антон распахнул глаза. «Да ну, не может быть, чтобы он здесь ночевал», — пронеслось в голове у нашего героя. Видимо, он случайно произнёс эту мысль вслух, ведь Арсений с недовольным лицом поднял голову. — Представь себе, — врач быстро окинул взглядом Антона и, нахмурившись, снова начал рыться в шкафчиках в поисках какого-то препарата. — Не по статусу такой особе на полу дрыхнуть, — заметил мальчишка, вглядываясь в черты лица Арсения и подмечая увеличившиеся синяки под глазами. — Шастун, я не дрыхну, как ты выразился, я сплю, — строго поправил Антона врач, извлекая на свет маленькую ампулу и шприц. — Ну, точно голубых кровей, — понимая, что вступать в диалог с буквально больным ребёнком не стоит, Арс всё же ответил. — Ещё чуть-чуть, сударь, и я брошу тебе белую перчатку. Поверь, она у меня имеется. — А стреляться чем будем? Консервированным горохом из столовой? — не остался в долгу Шаст, на его реплику врач только закатил глаза и угрожающе поводил перед лицом мальчишки уже заправленным шприцом. Антон наконец замолчал. Арсений проделал несколько манипуляций над истощённой тушкой мальчишки и удалился, оставляя последнего в полном одиночестве. Аккуратно перевернувшись на бок и укутавшись одеялом до самого носа, Антон устремил взгляд в одну точку. В голове тут же всплыли отрывки из сна, и его глаза расширились. Мальчишке снилась девушка альбинос. Неужели он так много о ней думает, что даже во сне не может перестать рассуждать об Ире? Шаст сощурился, стараясь выудить как можно больше воспоминаний и, будто что-то нащупав, резко сел на кровати, впрочем, тут же скорчившись от головной боли. Среди всех тех мелькающих картинок, так быстро проносящихся перед ним, была комната, доверху наполненная всякой макулатурой. Единственным местом, подходящим под это описание, являлся архив, и, разумеется, там уж точно удастся отыскать хоть какую-то информацию о так волнующей его пациентке. Конечно, глупо верить сну, тем более, что у мальчишки не было замечено никаких магических способностей, но вдруг он новый Менделеев, в конце концов? К тому же, посетить подобное хранилище информации, даже без бредового сна, было неплохой идеей. Всеми силами желая в это верить, Антон начал аккуратно развивать эту мысль, придя к выводу, что ему просто необходимо наведаться в архив. Знать бы ещё, где он. На такие раздумья у него был весь день и ночь. Полностью ослабший организм сейчас был не в силах даже подняться с кровати, не то что идти куда-то. *** Спустя три дня бессмысленного существования и периодичного переворачивания своего тела с одного бока на другой, температура наконец спала. Шаст уже мог дышать без хрипотцы и совершать непродолжительные прогулки из одного конца палаты в другой. Как только самочувствие Антона стало чуть-чуть лучше, он тут же начал изнывать от скуки, целыми днями докапываясь до медсестёр и Арсения Сергеевича, заглядывающего в изолятор достаточно часто. Странно, но из голоса врача стали пропадать нотки упрёка или угрозы. Все выпады в свою сторону Арс терпеливо игнорировал, не отвечая тем же, вместо этого переводя тему, подозрительно дружелюбно задавая вопросы по поводу самочувствия. Разумеется, видеться с друзьями Антону было нельзя, да и заражать их совершенно не хотелось. Пару раз альбинос получал забавные записки от Поза и жалостливые от Матвиенко, который чуть ли не поливая слезами клочок бумаги, писал, что всё вино кончилось, к сожалению, не в его пользу. Серёжа в красках описал пьяные похождения Димы вместе с «прытким скелетом» — так он втайне окрестил Катьку. Эти двое умудрились в нетрезвом состоянии нарисовать огромный плакат и с лозунгом «хватит убивать беззащитных хомячков» разгуливали по всей территории больницы. Что эта парочка имела в виду? Да кто ж их знает. Парень решил, что как только вернётся в палату, обязательно уточнит этот момент. В процессе к ним даже несколько человек присоединилось, от чего Антон вообще выпал. Своё мини-сочинение Матвиенко завершил словами: «А ещё мы растеряли всех котят, но потом отыскали их возле главного корпуса. Вроде бы никто этих неугомонных кусков кошатины не заметил. Надеюсь, ты скоро вернёшься. Дима тут каждые полчаса ревёт как раненый бизон, что ему ужасно скучно в нашем обществе. Конечно, всю алкашку вылакал с Катькой на пару, а теперь недоволен!». Альбинос улыбнулся, перечитал записку несколько раз и быстро накатал ответ, буквально в пару предложений, где просил Диму вместо уныния заняться поиском расположения архива, но решил всё-таки не пояснять причину такой просьбы. Следующим утром записка мальчишки была доставлена лучшим почтовым голубем этой больницы — недовольным, но всё ещё необъяснимо терпеливым Арсением. Уже через пару часов под дверь была подкинута небольшая самодельная карта главного корпуса с огромным количеством подписей и пояснений. В тот момент, когда Антону надоело даже травить анекдоты про Штирлица, которые он всем сердцем обожал просто за их уровень тупости и которыми он доконал двух медсестёр да так, что они отказались брать шефство над пациентом, мальчишка решил действовать. Кое-как дождавшись ночи и убедившись, что большинство медработников покинуло больницу, а их ночные сменщики ещё не приехали, Антон с предельной осторожностью повернул дверную ручку. Наш герой уже отвык от нескончаемых коридоров, в которых по сравнению с изолятором было весьма прохладно. Повертев перед лицом клочок бумаги и мысленно посетовав на свой частичный топографический кретинизм, Антон начал двигаться в заданном направлении, иногда прячась в тени приоткрытых дверей, ведущих в пустые кабинеты и палаты. И вот наконец перед нашим героем появилась нужная дверь, если верить карте, конечно. Воровато оглядевшись и обнаружив, что вход в архив находится буквально в стене за ресепшеном, Антон толкнул дверь, оказавшуюся ужасно скрипучей. Может, её специально такой сделали, чтобы сразу было понятно, что кто-то проник внутрь? На удивление, та легко поддалась, впуская альбиноса в архив. Шаста встретило холодное помещение с расположенными возле каждой стены огромными шкафами до самого потолка, набитыми личными делами пациентов. Документы, на удивление, были расставлены по алфавиту, поэтому Антону без труда удалось отыскать полку с буквой «И». Осторожно проводя пальцами по пыльным корешкам и шёпотом произнося одно имя за другим, мальчишка остановился на одной из папок. — Ирина Кузнецова, — уже громче произнёс Антон, тут же хватаясь за папку, будто она могла куда-то убежать. Документ был подозрительно тонким, альбинос скептически осмотрел папку со всех сторон и открыл. Подозрения мальчишки подтвердились: большинство страниц было вырвано, но титульный лист находился на своём законном месте. На Шаста своими ярко-бордовыми глазами смотрела хорошенькая девушка с веснушками по всему лицу и белой копной длинных волос, собранных в небрежный пучок. Невольно засмотревшись, Антон на мгновение забыл, зачем собственно пришёл. Наконец выйдя из оцепенения, наш герой перевернул страницу, углубившись в чтение. Избегая сложных формулировок и длинных предложений, которые ты, мой дорогой читатель, вероятнее всего, всё равно пролистнул бы, выделить можно всего несколько моментов: помимо врождённых болезней, за время пребывания здесь Ира заработала раковую опухоль головного мозга, девушку несколько раз буквально доставали с того света и пробовали все возможные лекарства, некоторые из которых значились как запрещённые из-за своей мощности. В любом случае, на последнем листе была зафиксирована дата и время смерти. Прочитав несколько раз абсолютно весь текст, расположенный в личном деле, дыхание мальчишки сбилось. Почему-то смешно больше не было. Совсем. Кузнецова была слишком похожа на Антона, при чём не только внешностью. В целом, та её часть жизни, описанная на этих страницах, была будто не подробным пересказом его собственной истории. Но, в конце концов, Ира умерла спустя год нахождения в этой больнице. Этот факт особенно взбудоражил сознание Антона. На лбу появилась испарина, а кисти рук предательски задрожали, выпустив папку, с шелестом приземлившуюся куда-то под ноги. Мальчишке очень давно не было по-настоящему страшно. Если они так похожи, то какова вероятность, что Антона ждёт точно такая же судьба? От этой мысли и без того слабое сердце пропустило удар. Будто во сне и не особо понимая, что он делает, альбинос сорвался с места, не удосужившись даже поднять документ с земли и неплотно прикрыв дверь, мальчишка понёсся к знакомой палате, то спотыкаясь о воздух, то ловко перепрыгивая порожки и другие препятствия на своём пути. Будто и не было этих нескольких дней в изоляторе. Широко распахнутыми от шока глазами Антон мазнул затуманенным взором по своему уже почти заснувшему другу и, даже не удостоверившись, слышит ли его Дима, дрожащим голосом произнёс. — Надо бежать, — ничего лучше в конец запутанное сознание мальчишки не смогло подкинуть своему владельцу. Позов не стал ничего спрашивать, решив, что на вопросы ещё будет время, но позже. Сонно хлопая глазами, Дима начал достаточно резво натягивать на себя толстовку и ботинки, пусть у него это получилось не с первого раза. *** Вновь начавшийся проливной дождь не давал толком разглядеть дорогу, по которой наши герои упрямо неслись, защищаясь от воды лишь тонкими для такой погоды курточками. На этот раз мальчишки не собирались в тайник. В поле зрения уже начали вырисовываться очертания главных ворот, богато увешанных разными предметами освещения. Позади остался пост охраны, на котором, почему-то, никого не было. Из виду стали скрываться ночные огни больницы, остались только редкие придорожные фонари и кривая изуродованная ямами и трещинами дорога. Антон перешёл на бег, будто за ним гналась свора собак. Ветер дул прямо в лицо, заставляя струйки воды, стекающие по белоснежным волосам, менять своё направление. Воздуха катастрофически не хватало. Всё ещё простуженный организм быстро выбился из сил, но мальчишка всё бежал, не понимая, в общем-то, где находится и что делает. Альбинос остановился, подняв голову вверх и вглядываясь в небо, плотно затянутое дождевыми тучами. Убирать мешающие глазам потоки воды не было ни сил, ни желания, паника накрывала с головой, не оставляя места для здравого смысла. Антон резко сменил направление. У обочины, среди глубоких луж и неприятных на вид зарослей, мальчишки наткнулись на огромный раскидистый дуб. Парень тут же плюхнулся прямо на размокшую землю, рассеянно пытаясь зацепиться взглядом хоть за что-нибудь. — Тош, ты чего? — наконец подал голос Дима, давненько не видевший своего лучшего друга в таком состоянии. Шаст ответил не сразу. Всё его тело тряслось теперь уже не только от неконтролируемого животного страха, но и от холода, пробирающего до костей всё ещё болеющего мальчишку. — И-ира, она умерла здесь. Мы с ней т-так похожи. Я не хочу тут находиться, — сбивчиво попытался объяснить альбинос, но кажется, Дима его практически не понял, хмуро вглядываясь в лицо друга, искажённое паникой. Не спеша подниматься с земли, Антон обнял руками колени, тело продолжала пробивать крупная дрожь. — Антон! — уже более настойчиво обратился к мальчишке Позов. —Я ничего не понимаю! Кто такая Ира? — Дима тоже плюхнулся в грязь, облокачиваясь спиной о ствол дерева и опуская руки на плечи друга. — Ты меня слышишь вообще?! Но, кажется, альбинос его не слышал. То ли капли дождя, то ли слёзы стекали по щекам и прятались за воротником куртки, даря мерзкое ощущение влаги. Страшно, как же Антону страшно. Только сейчас мальчишка осознал, насколько он на самом деле одинок и беззащитен. И вправду, он же просто парень с необычным заболеванием, доставляющий своим нелепым поведением ворох проблем всем вокруг. Шум дождя полностью отрезал все звуки, все голоса. Антону уже ничего не хотелось — ни бежать, ни оставаться, но и исчезнуть желания почему-то не возникало. Как это правильно называется? Паническая атака? Мальчишка не разбирался в подобных терминах, но ясно понимал, что это именно она. Ужасный приступ страха всё не проходил. К шуму дождя примешался шум собственных мыслей, и даже Позов, отчаянно дёргающий друга за плечо, не в силах был вывести Антона из этого паршивого состояния. В какой-то момент альбинос подумал, что возможно это банальный страх смерти, но развивать эту мысль был не способен. — Шаст! Приём! Дыши ровно, прошу тебя, — Дима всё не оставлял надежд, вглядываясь в загнанно бегающие глаза напротив. Единственное, на чём в конце концов смог сконцентрироваться Антон, — это приближающиеся шаги, свет фонарика прямо в лицо и размытая фигура, тут же падающая перед мальчишкой на колени и проверяющая пульс.