Белый с прожилками красного

Без всякого предупредительного звука в палату залетел разъярённый Арсений Сергеевич. В голубых глазах, кажется, бушевал целый океан. Врач окинул взглядом притихших подопечных. — К главврачу живо! — Но вы же сами сказали, чтобы нас даже в коридоре не должно быть, — внезапно осмелел Антон. — Шастун! — и этим всё было сказано. Нехотя, время от времени недоумённо переглядываясь между собой, мальчишки направились в кабинет Павла Алексеевича. Главный врач же преспокойно сидел в кресле, то и дело отрываясь от работы и наслаждаясь природой за окном. Вот у кого стоило бы поучиться образцовой выдержке! Что бы ни случилось в больнице, чего бы ни натворили пациенты или подчинённые — он никогда не повышал голоса. Никогда никто не видел его в действительно скверном расположении духа. К счастью для наших героев, сегодняшний день не стал исключением. Павел Алексеевич неторопливо поднялся с места, поочерёдно оценивая внешний вид ребят. — Ну что, лесная братва, — альбиносу даже показалось, что главврачу весело. Видимо, в любой работе можно найти плюсы, если ты, конечно, её любишь. — Что ж вас так к местной флоре притягивает? Ни дня без природы. — Мы гуляли, — пробурчал Позов, вытягивая из рукавов невесть откуда взявшиеся там кусочки мха. — Ммм…втроём гуляли? — Втроём, — ответил уже Антон. — Шастун, хитрость — это низшее проявление интеллекта, присущее даже насекомым, — кажется, альбинос уже где-то слышал эту фразу. Видимо, главврач был любителем цитировать малоизвестных людей. — С девочками ворковали, — добавил он, произнеся это как факт, на что мальчишки одновременно фыркнули, вспоминая Катю. — Видимо, я прав, — приняв реакцию друзей за подтверждение своих слов, сделал вывод Павел Алексеевич. Арсений стоял в дверях, скрестив руки на груди и сурово наблюдая за нашими героями. На предположение начальника он, кажется, тоже отреагировал слегка смущённо, впрочем, скрыв какие-либо эмоции за тактичным кашлем. Не заметив общей обстановки неловкости, Павел Алексеевич продолжил, но из его голоса пропали нотки дружелюбия. — Если в ближайшие три дня я увижу вас где-то, кроме палаты… — главврач на секунду задумался, внезапно изменив направление повествования. — Я знаю множество различных процедур, укрепляющих здоровье, но достаточно сильно задевающих чувство собственного достоинства, — необычная угроза, но думать о ней никому из присутствующих, а тем более разузнать поподробнее, как-то не хотелось, если честно. — Еду из столовой вам принесут. Общение с соседними палатами мы сведём к минимуму, — внёс свою лепту Арсений Сергеевич. В помещении резко стало ужасно уныло. Мальчишки переглянулись и слегка кивнули друг другу. Старшие, тут же заметив это, напряглись. — Шастун, только попробуй что-то ещё натворить! — рявкнул лечащий врач, одной только интонацией голоса заставляя смотреть себе в глаза и никуда больше. — Да почему вы считаете, что виноват всегда я?! Может, это Матвиенко нас силком в лес потащил, вы же не видели! — огрызнулся альбинос, стойко выдерживая тяжёлый взгляд голубых глаз. — Ты думаешь, что один такой уникальный, а твои фокусы невозможно распознать?! — в долгу Арсений точно никогда не останется. — Вы все думаете, что додумались до чего-то нового, вот только ваши выходки несут в своей сути лишь глупость и ничего более! — понимая, что срываться на крик в присутствии начальника — плохая идея, Арс, однако же, уже не мог остановиться. — Господи, да за что мне это?! У меня на роду, что ли, написано возиться со слишком много возомнившими о себе белобрысыми недоносками? — и тут же прикрыл рот рукой. — Будто вы много альбиносов на своём веку повидали! Видно, что вы не умеете обращаться с такими, как я! — скривился Антон. Иногда происхождение из богатой семьи всё же даёт о себе знать, и альбинос начинает изъясняться немного высокопарным, но при этом пренебрежительным языком. Мальчишка и сам толком не понял, почему сказал это. Будто подобная фраза уже давно зрела где-то в его подсознании. — Была тут уже одна, — тут же парировал Арсений. Павел Алексеевич усмехнулся, будто заранее понимая, что эти слова должны были быть произнесены и перевёл взгляд на оживившегося Шастуна. Всё его высокомерие сошло на нет будто по щелчку. Остался только неподдельный интерес и детское удивление. — Что? Правда? У вас была пациентка-альбинос? И как? У неё были такие же глаза, как у меня? А веснушки? — протараторил Антон и уставился широко открытыми глазами на лечащего врача, видимо, в ожидании подробного ответа, но его не последовало. На минуту воцарилось молчание, главврач вертел головой, осматривая то Арсения, то альбиноса, видимо, тоже заинтригованный. Создавалось впечатление, что он смотрел до жути интересный фильм. Для полной картины только попкорна не хватало. Павел Алексеевич не без оттенка злорадства во взгляде ожидал последующих событий. Арс беспомощно хлопал глазами, не зная, как оправдать тут же появившиеся тремор рук и дрожь в голосе на последней своей фразе. Голубая радужка будто потускнела, а брови сошлись в переносице. Облокотившись рукой о дверной косяк, Арсений сделал пару глубоких вдохов, пытаясь прогнать навязчивые воспоминания. Даже сейчас, своими достаточно безобидными вопросами, лёгким прищуром бордово-красных глаз, обрамлённых белыми ресницами и забавно сморщенным носом Антон был точной копией… её. Тщательно подбирая слова, Арсений произнёс. — Шастун, не льсти себе. Ты с ней не сравнишься, — и вышел из кабинета, словно и не было никого. Имел ли врач в виду внешность, или характер, альбинос так и не узнал, растерянно рассматривая место, на котором только что был Арсений. Не менее удивлённый Позов повернулся к главврачу, сделав вопросительное выражение лица. Но и Павел Алексеевич не дал никаких разъяснений, лишь хохотнув и добавив. — Ему всё равно… Да, именно, ваш лечащий врач совершенно равнодушен, — на последнем слове его уже пробирал смех. Главврач приземлился обратно в кресло и открыл очередную папку с кучей каких-то листов разного цвета и размера. — Чего стоим? Топайте в палату, гуляки. И помните, когда в следующий раз захотите воссоединиться с природой, что у нас в столовой есть оздоровительные блюда вроде холодца и салата с сельдереем. И в отличие от вас, ваши желудки будут этому несказанно рады, — мальчишки невольно содрогнулись, представляя, как ежедневно на все приёмы пищи им приносят мерзкое мясное желе, и тут же покинули кабинет. Впрочем, страх перед ужасными, по их мнению, блюдами быстро вытеснил интерес. Как ни странно, за всю свою жизнь Антон не встречал и, тем более, не общался с другими альбиносами. Мальчишка смутно помнил, что в глубоком детстве его мать посещала какие-то сборы, смотрела кучу интервью и передач, посвящённых этой болезни, но его самого никогда с собой не брала, а к телевизору в определенные часы не подпускала. О чём в тот момент она думала — не ясно. Жалеет ли он? Едва ли. Но иногда всё же в голове подростка рождались рассуждения о том, все ли альбиносы живут одинаково, похожа ли их внешность? И ещё куча всяких мелочей, о которых редко задумываются взрослые. Теперь, когда оказалось, что Арсений уже имел дело с таким же, как наш герой, Антон во что бы то ни стало вытянет из лечащего врача хоть какую-то информацию. — Зачем оно тебе? — Дима безошибочно смог определить, о чём сейчас размышляет его друг по дороге в палату. — Ну, как же. Это же как кружки по интересам: обмен опытом, всё такое, — мальчишка мечтательно прикрыл глаза, видимо, уже представляя, как будет общаться с новой знакомой. — Тош, поверь, ничего нового ты не узнаешь. — Да ладно тебе. Ты чего, ревнуешь, что ли? — захохотал Антон, слегка наклоняя голову, чтобы быть на одном уровне с другом. Дима смутился, отведя взгляд в сторону и рассматривая чисто-белую стену. *** Сколько же было пройдено Арсением к его двадцати пяти годам — всего не перечесть. Мужчина до сих пор иногда думает над тем, как бы повернулась его судьба, если бы не удачный случай, позволивший ему устроиться работать в элитную больницу. Только-только выпустившись, молодой врач ещё пребывал в мечтах об идеальной работе и располагал достаточным, по его мнению, количеством сил для их исполнения. К счастью, удача была к нему благосклонна. Несколько месяцев Арс с горящими от энтузиазма глазами носился электровеником по всем корпусам, хватаясь за любого масштаба поручения. Порой из-за этого более опытные коллеги смотрели на него косо, но врач этого не замечал, утопая в действительно любимой работе, приходя в больницу раньше всех и закрывая смену самым последним. Наконец, обратив внимание на одарённость и упорство нового сотрудника, Павел Алексеевич принял решение прикрепить к нему первого в его жизни пациента. Сколько же радости тогда плескалось в этих голубых глазах! Серьёзно, Арсений готов был плясать сутки напролёт, но теперь нужно оправдать ожидания к его персоне и справиться с возложенной на него ответственностью. Арс был готов к трудностям, ожидая, что на него спихнут самого проблемного пациента, но зайдя в палату, дабы познакомиться с клиентом, врач был, мягко говоря в недоумении: совсем ещё молоденькая девушка-альбинос, Ира Кузнецова, смотрела на него широко открытыми сияющими бордово-красными глазами. — Здравствуйте, вы мой лечащий врач, да? Приятно познакомиться! — сверкнула лучезарной улыбкой та, приветствуя Арсения Сергеевича. У девушки были проблемы с лёгкими и кровообращением, но, в целом, жизни ничего не угрожало. Пара месяцев лечения, и можно будет возвращаться домой. Задача совсем не сложная для новоиспеченного врача. И Арс справлялся на отлично. Ира была более чем довольна, а врач то и дело получал восхищённые взгляды других пациентов и похвалу в свой адрес. Месяцы шли. Лучше ей не становилось, но падать духом никто не собирался. Арс пробовал различные методы лечения, всячески подбадривал девушку, проводил с ней в палате чуть ли не весь рабочий день, а иногда и ночь, потому что девчонка побаивалась темноты. Никаких результатов. Тогда молодой врач начал увеличивать дозы лекарств, а процедуры становились всё более болезненными, но даже неприятные ощущения и печальные результаты анализов не смогли вывести девушку из хорошего настроения. Будучи очень общительной и доброжелательной Ира частенько наведывалась в другие палаты, играла с совсем маленькими пациентами в классики, изучала десятки новых хобби и везде преуспевала, будь то шахматы или вышивание крестиком. Когда она улыбалась, её задорные веснушки будто пускались впляс по щекам, носу и даже лбу. И так каждый день без выходных, пока девушка не оказалась прикована к больничной койке. Прошёл год. Год непрерывных лечений, операций и новых обследований. Лекарства по своей тяжести и дозам уже больше напоминали наркотические средства. Никаких положительных результатов. К изначальным осложнениям добавилась и онкология. Арс устал. Под глазами залегли синяки, брови не были нахмуренными разве что пока он спал, а на сон врач тратил от силы пару часов. И вот ему уже двадцать шесть, он ненавидит свою работу, ненавидит больницу, её хладнокровные белые стены и звуки дорогих аппаратов. Даже столь милая и жизнерадостная девушка, всё ещё не теряющая надежду, не могла вернуть изначальную любовь к своему делу. Ночи Арс проводил в лабораториях и библиотеках, перекапывая архивы и по сто раз проверяя составы препаратов. Что не так? Почему всё стало хуже? Он настолько бездарный врач? В палату Арсений наведывался лишь по утрам, ограничиваясь сухим «и вам доброе утро» в ответ на тысячи вопросов и, наверное, очень интересных историй, которые врач прерывал, не дослушивая до конца и молча покидая помещение, иногда напоследок отдавая пару указаний. В один из таких дней, когда Арсений после беглого утреннего обхода собирался вновь вернуться к подробному изучению любой доступной информации об альбинизме, девушка неожиданно остановила его. Покраснев, насколько позволял обессиленный организм, она протянула врачу маленького игрушечного лисёнка. Кое-где торчали нитки, глаза-бусинки были немного кривоваты, а из хвоста так и норовила выпасть набивка. — Это вам, правда хорошенький? Можете придумать ему имя, — смущённо произнесла девушка. — Я его по ночам шила! Арсений ничего не ответил, приняв подарок и молча выйдя из палаты. Игрушка и по сей день красовалась на его ключах. Наконец сдавшись и полностью выбившись из сил, морально и физически опустошённый, врач раздражённо захлопнул дверь лаборатории, в которой за последние два месяца провёл больше времени, чем дома. Небрежно повернув ключ в замке, Арс впервые за долгое время вышел на улицу. Была середина августа, дни ещё стояли жаркие и долгие. Врач приземлился на каменные ступени, ведущие к главному входу, предварительно сняв халат. Арсений не курил и сейчас не закурит. Воспитание было выше любых жизненных трудностей. Через пару минут врач боковым зрением заметил шевеление рядом с собой. К нему подсела медсестра, работавшая в одном корпусе с ним. Молодой врач вопросительно посмотрел на работницу. — Ну, правда, Арсений Сергеевич, жалко девочку, не будьте таким букой! Я понимаю, тяжело, но все как-то справляются. К вашему сведению, нужно ещё и внимание пациентам уделять, а не просто лечить её как робот, — выдала та, будто эти слова копились в ней очень долго, но не осмелилась добавить что-то ещё, напоровшись на ничего не выражающий взгляд голубых глаз. — Я сам как-нибудь разберусь, — совсем не это врач хотел сказать. В голове вертелись десятки вариантов, вроде «я стараюсь изо всех сил, но никаких результатов!», «почему никто не видит, что тут явно виноват не я?! С ней что-то не так с самого начала, слышите?!», но эти слова не были произнесены. Окинув осуждающим взглядом Арсения и поправив постоянно докучающую ей шпильку в волосах, медсестра скрылась за дверями больницы, куда так не хотелось возвращаться ему самому. — Её состояние ухудшается почти ежечасно, о чём ты вообще думаешь?! — хоть Павел Алексеевич и произнёс это с сильным напором, но голоса всё равно не повысил. — Вы сами видели, что я перепробовал всё, что только можно! Ну, не становится ей лучше! — Попов был прав, главврач всё понимал, но такова судьба молодых специалистов: будь они хоть трижды правы, в первую очередь всё будут списывать на неопытность и некомпетентность. Так и в этот раз. Разумеется, подозрения о необычном состоянии Иры закрадывались уже давно, но всё же Павел Алексеевич не мог быть уверенным в профессионализме столь юного сотрудника. Девушка умерла в сентябре. Арс не пошёл на похороны. Больше врач не ловил на себе восхищённые взгляды. Больше он не любил медицину. И даже его лучший друг как-то в баре, упомянув о ней, взглянул на Арсения с толикой презрения. — Странно, что ты себя не винишь. Я бы уже с ума сошёл… Хотя, по-моему, ты просто ужасно чёрствый. Для врача это хорошее качество, но не для человека, Арс. Тебя как будто из камня родители вырезали. Эдакий Буратино 2.0, — впрочем, он быстро осёкся, извинившись. Не желая объяснять человеку, не имевшему дела с медициной, все тонкости этого непростого, а, исходя из последних событий, почти невыносимого ремесла, Арсений промолчал. *** В палате было невыносимо скучно. Обсудив уже все темы этого мира, сыграв в слова, придумав название для своей воображаемой рок-группы и даже посочиняв тексты песен, которые та, по мнению альбиноса, могла бы исполнять, Антон завалился на койку, не удосужившись даже разуться. Уставший от бесконечных доёбов друга Позов задремал в сидячем положении. Антон перемещал скучающий взгляд туда-сюда, пересчитывая складки на собственной одежде, когда в окно вдруг постучали. Альбинос встрепенулся и воровато огляделся по сторонам. Мальчишка понимал, что любые подозрения, любой неверный шаг, в перспективе способный быть замеченным Арсением Сергеевичем, и им всем точно не поздоровится. Как иронично, учитывая то, что они в больнице. Наконец любопытство взяло вверх. Антон немного отодвинул шторку, совсем чуть-чуть выглядывая из-за неё. Спустя пару минут безрезультатного блуждания взглядом по стеклу, альбинос заметил светловолосую макушку. Вероятно, человек специально пригнулся в целях предосторожности. — Какие люди, — протянул мальчишка, распахивая штору полностью очищая себе обзор. — Что привело её величество Екатерину в наш скромный бедняцкий уголок? Катя раздражённо закатила глаза, но выпрямилась в полный рост, расправляя воротник кофты. — Я пришла сказать, что котят мне удалось покормить, так что можете не переживать за их судьбу. Серёжа смог передать мне сворованную еду. Не пропадать же ей в самом деле. Зря, что ли, мы человека без завтрака оставили. Антон мысленно отпел своего нового друга, поняв, что вряд ли специфичная передачка осталась незамеченной и, скорее всего, Матвиенко снова сейчас где-нибудь в столовой в полном одиночестве натирает тарелки до блеска или таскает мешки с объедками. Вообще по поводу Кати альбиносу очень хотелось выдать пару колкостей, но, кроме неё, присматривать за животными в ближайшее время никто не сможет, поэтому парень благоразумно решил сберечь едкие комментарии до лучших времён. — Мы это… — Антон на секунду замялся. — Да знаю я, что вы под арестом. Думаю, так даже лучше. Сейчас надо не косячить, чтобы меньше подозрений было, — альбинос удовлетворённо хмыкнул, как у людей иногда могут совпадать мысли! Он собирался сказать то же самое. Не меньше мальчишка был удивлён тем, что Катя вообще об этом рассуждала. Видимо, поняв, о чём думает парень, девчонка добавила. —Я, по-твоему, совсем дура? Думаешь, я бы до этого не додумалась? — Если честно, то да, — альбинос рассеянно почесал затылок. А может, всё-таки, стоит изменить отношение к Кате? Антон ещё порассуждает об этом, но не сейчас. Девушка скрылась за ближайшим углом при первом же постороннем звуке. Остаток дня прошёл слишком спокойно. Арсений Сергеевич иногда заглядывал в палату, с подозрением окидывая взглядом пациентов, но в итоге, не заметив ничего, к чему можно было бы прицепиться, снова уходил. От скуки друзья рано заснули, перед этим обговорив дальнейший план. Странно, но когда Дима узнал, что пока он спал, приходила Катя, то недовольно пробурчал, что можно было бы его и разбудить. На вопросительный взгляд Антона Позов пояснил, что может они вместе бы придумали, что дальше делать с котятами. Альбинос недоверчиво хмыкнул на столь странное оправдание для такого умного человека, но допытываться не стал. Друзьям предстоят долгие монотонные дни, в течение которых они должны минимально привлекать к себе внимание. Уже сквозь сон Антон смутно слышал маты Матвиенко за стенкой. Видимо, бедолага только вернулся из столовой, где отбывал наказание, и в красках описывал соседям по палате, как ему было тяжело. Спрятав смешок под одеялом, альбинос наконец провалился в сон.