Принц Дурмстранга.

***

      Ночь в Колдовстворце была тёмной, снежной, полной отголосков далёкого завывания ветра за высокими окнами. Вацлав лежал в постели, откинувшись на холодные подушки, но сон не спешил приходить. Где-то вдалеке в спальне слышалось дыхание Левина, Томаса и Каспера, ровное, спокойное, но его собственное сердце билось отчего-то слишком быстро.       Он закрыл глаза. И совершенно резко провалился в сон.       Лес во сне был не таким, как он запомнил — не зимний, не мрачный, а залитый тёплым солнечным светом, рассыпанным по мягкой траве. Среди высокой травы, в свете уходящего дня, стояла совсем маленькая девочка.       — Вацлав, это Юджиния. Поиграй с ней. — услышал он голос своей мамы.       Волосы девочки, тёмные, но отливающие мягким светлым оттенком, рассыпались по плечам, а болотные глаза были огромными, сияющими. Она собирала цветы — белые, с тонкими лепестками, осторожно срывая их маленькими пальцами.       — Они для моей мамы, — сказала она, не поднимая головы.       Вацлав стоял, не двигаясь.       — Твоей матери не нужны цветы, — почему-то сказал он, сам не понимая, почему это прозвучало так резко.       Юджиния замерла, потом медленно подняла взгляд.       — Знаю, — сказала она.       Она подошла ближе и, вместо того чтобы положить цветы в свой букет, неожиданно протянула их ему.       — Тогда они для тебя, — сказала она, улыбаясь. — Ты красивый, как эти цветы.       Вацлав вздрогнул.       Она была всего лишь ребёнком, но почему-то его сердце сжалось. Он не мог вспомнить, кто она такая. Почему она здесь?       Но он смутно знал: это дочка друзей его отца, та, чья мать…       Сбежала.       Он смотрел на неё, и в его голове пронеслась мысль: как она без матери? Наверное, так же, как и он.       Он хотел что-то сказать… но сон рассыпался       Проснулся он резко, на секунду не понимая, где находится. Свет утреннего солнца пробивался сквозь узкие окна, а за стенами слышался шум просыпающейся школы.       — Поднимайся, Вацлав, — Левин уже натягивал мантию. — Завтракать идёшь?       — Нет, — глухо ответил Вацлав, садясь на кровати. Он всё ещё чувствовал на ладонях прикосновение хрупких цветков.       Левин пожал плечами и ушёл.       Записки вновь ждали Вацлава на столе в общей комнате. Ровные свитки, перевязанные ленточками, аккуратный девичий почерк.       «Ты играл так, будто сам ветер ведёт тебя за руку…»       «Я никогда не видела такого ловца…»       «Позволь мне узнать тебя ближе…»       Вацлав взял один из свитков, раскрыл, взглянул на подпись. Он не мог просто проигнорировать это. Но он мог сделать так, чтобы его не поняли. Он взял перо, обмакнул в чернила и принципиально ответил на болгарском языке.       «Благодарю за добрые слова. Однако я не думаю, что наша встреча возможна.»       Но он ошибся. Когда он вернулся с тренировки, новое письмо ждало его на столе, перевязанное нежно-голубой раздражающей лентой. Это был ответ. Причем на чистом болгарском.       «Ты, наверное, думал, что я не пойму. Но я умею говорить на твоём языке. Встретимся после ужина?»       Вацлав медленно сел на кровать, держа письмо в руках. Сердце с какой-то злобой застучало в груди. Он сжал записку, бросил её в камин, встал и запер дверь.       Вечер застал его сидящим у окна, глядящим в темноту, в застывшие тени русской зимы.Снег ложился на стекло, мягкий, холодный, безмолвный. Вацлаву не хотелось говорить. Не хотелось встречаться ни с кем. Не хотелось отвечать на чертовы письма. Он просто сидел.       Только в ушах всё ещё звучал голос маленькой девочки:       «Ты красивый, как эти цветы.»