Принц Дурмстранга.

***

      Лес казался бесконечным. Огромные стволы деревьев, покрытые морозной коркой, стояли неподвижно, словно каменные стражи, их ветви, тяжёлые от снега, простирались в пустоту. Вацлав, изредка падая и цепляясь руками за обледенелые корни, бежал, как никогда раньше. Он не оглядывался — в ушах ещё звучал голос матери: «Беги!» Этот приказ раздирал его сердце, но тело, скованное страхом, повиновалось.       Позади доносились отдалённые звуки дуэли: шипение заклинаний, треск разлетающихся деревьев и, затем, оглушительный удар, будто сама земля содрогнулась. Он не знал, что происходило, но знал одно — мать сражалась за его жизнь. За их жизнь.       Снег под ногами мешал, острые ветки царапали лицо, но мальчик не останавливался. Холодный воздух обжигал лёгкие, а пальцы, до боли сжимающие палочку, уже не чувствовали мороза. В его голове звучал только один вопрос: «Почему она осталась?»       Он не заметил, как выскочил на небольшую прогалину. Там, среди снежного покрова, лежал человек в длинной чёрной мантии. Лицо незнакомца было скрыто капюшоном, но его неподвижность говорила о том, что он мёртв. Рядом валялась его палочка, наполовину зарытая в снег.       Вацлав застыл, ноги приросли к земле. Его пальцы дрожали, когда он прижал свою палочку ближе к груди. «Мёртвый человек. Мама сделала это. Она смогла…»       Но эта мысль была недолгой: с противоположного конца прогалины послышались шаги.       — Нашёл, — прошипел чей-то голос.       Из-за деревьев показался ещё один волшебник. На этот раз лицо его было открыто: измождённое, с глубокими складками на щеках, оно больше походило на маску. Его глаза, глубоко посаженные, сверкали злобой.       — Ты не убежишь, мальчик, — произнёс он с насмешкой, поднимая палочку. — Твоя мать слишком долго нас задерживала.       Но Вацлав уже поднял свою палочку, направляя её вперёд, как мать учила. Он хотел закричать, но слова заклинания застряли в горле. Руки дрожали, а страх сковывал тело.       — Авада Кедавра! — раздалось сзади и Вацлава озарила вспышка зелёного света.       Мужчина замер, его глаза широко распахнулись, и он рухнул на землю, как марионетка, у которой обрезали нити. Вацлав обернулся.       На краю прогалины стоял высокий человек в длинной чёрной мантии. Снежинки оседали на его строгие черты, от которых веяло холодом. Вацлав знал это лицо — его отец, Игорь Каркаров.       — Я же сказал ей не приходить сюда, — процедил Игорь, убирая палочку. Его голос был тихим, но полным гнева.       Он быстро подошёл к Вацлаву, схватил его за плечо и осмотрел, словно проверяя, цел ли он.       — Где она? — выдохнул мальчик, не в силах сдерживать слёзы.       Игорь не ответил. Его взгляд был тяжёлым, словно холодный камень. Он просто поднял мальчика на руки и повернулся, направляясь обратно в лес.       После того дня Вацлав не раз просыпался ночью в поту, его тело дрожало, а сердце колотилось, как птица в клетке. Ему снилось одно и то же: лес, мать, кричащая: «Беги!», и тьма, которая поглощала всё. Иногда он видел, как её лицо исчезает в зелёной вспышке заклятия, но чаще он просто слышал её голос, зовущий его по имени.       «Вацлав?»       Каждый раз мальчик просыпался с чувством вины. Почему он убежал? Почему оставил её? Он задавал эти вопросы самому себе, но не находил ответа. Вацлав пытался поговорить об этом с отцом, но Игорь был немногословен.       — Она сделала то, что должна была, — сказал он однажды, глядя на сына холодным взглядом. — Она защитила тебя. И это единственное, что имеет значение.       Но для Вацлава этих слов было недостаточно. Они казались пустыми, как эхо в горах.У него еще оставался отец… Однако.       Игорь Каркаров не был мягким отцом. Он не успокаивал Вацлава, не рассказывал сказок на ночь и не обнимал, когда тот плакал. Его способ воспитания заключался в строгости. Каждый вечер он проверял, как сын осваивает заклинания, часто отчитывал за малейшие ошибки.       — Если ты не будешь сильным, — говорил он, — ты закончишь, как твоя мать.       Эти слова обжигали мальчика, но он учился с удвоенным рвением, чтобы доказать, что способен быть сильнее. Однако настоящая связь между ними не возникала. Вацлав чувствовал, что для отца он больше долг, чем сын.       Со временем, он просто перестал искать в Игоре тепла. Он видел в нём силу и решимость — качества, которые хотел перенять. Но любовь? Любовь осталась в том лесу, вместе с матерью, чьё тепло он больше никогда не почувствует.       И всё же, каждую ночь, глядя на звёзды, Вацлав шептал в темноту:       — Прости меня, мам. Я всё ещё бегу.