Двойник

Песен, ещё ненаписанных, сколько? Скажи, кукушка, пропой… КИНО — «Кукушка»

— Эй, стоять! Закатное солнце пламенем сверкнуло на наконечнике арбалетного болта. Одетый в бурое и желтое — цвет каэдвенского флага, — десятник прицелился. Геральт медленно поднял руки, стараясь не провоцировать солдата. Что-то давно забытое всплыло в памяти, ощущение, что он знал человека перед собой. Он уже привык к этому чувству. Привык к незнакомцам, что обращались к нему, будто к старому приятелю. К бандитам, что норовили свести давние счеты, известные нынче только им самим. К историям Лютика и Золтана, зачастую начинавшихся со слов: «А помнишь?..» Не помнил. Также и тут: лицо, хоть и казалось смутно знакомым, все же оставалось для ведьмака чужим. Роше сделал осторожный шаг вперед, не спуская глаз с обоих арбалетчиков. — Что с тобой, Зывик, брага тебе мозги выела? Ты меня не узнаешь? — Едрёна кочерыжка! Зачем ты его притащил, Роше? — тот, кого только что назвали Зывиком, вскинул арбалет, целясь в Геральта. На лице его смешались страх и презрение. — Это ведьмак… — Да знаю я, етить, кто это такой! Убийца гребаных королей! В королевском лагере! И не связанный! Неожиданная мысль вдруг промелькнула в голове ведьмака, заставив сердце стучать на пару ударов быстрее. Он нервно усмехнулся самому себе, вдруг представив, как методично, но безрезультатно, Роше пытается его — вырывающегося и матерящегося — связать. Как чертыхается и рычит, когда сам, пропустив быстрый, но точный удар, оказывается туго обвит своей же веревкой. Геральт тряхнул головой, прогоняя мысли. Неправильно. Он обвел взглядом ворота и сторожевые башни. По еле заметному металлическому блеску вычислил, по меньшей мере, еще двух стрелков. Их с Роше положение становилось с каждой секундой все более шатким и незавидным. — Спокойно, ребята. Ведьмак не убийца, я за него ручаюсь. Роше вдруг вышел вперед, закрыв собой ведьмака от нацеленных арбалетов. Геральт, совершенно озадаченный произошедшим, лишь вопросительно посмотрел на него. В голове не укладывалось: как человек, пару дней назад готовый лично убить его, вдруг сам становится живым щитом? Что такого произошло между ними? Где та ненависть, что переполняла Роше во Флотзаме? Вернон, тем временем, продолжал: — А что до короля, мне нужно с ним поговорить. — Тогда обожди, милсдарь королевский рыцарь, — презрительно хохотнул Зывик. Медальон задрожал. В поисках источника опасности Геральт снова обернулся, прислушиваясь к странному гулу, доносившемуся с гор. Что-то происходило там, между скалами. — Ни с места, мутант! — угроза в голосе десятника стала более отчетливой. — Кликните кто-нибудь сотника. И веревку покрепче принесите — свяжем выродка! Роше сделал еще шаг, поднимая руки в примирительном жесте. — Успокойся, Зывик. Нет нужды. Так где король? — Где-то на полях, ведет переговоры, — отвлеченно ответил Зывик, не спуская глаз с ведьмака. — Эй ты, убийца, бросай оружие! Или тебе стрелу в гузно засадить? Гул в горах усилился. Геральт ощутил, как задрожала земля под ногами. В воздухе все отчетливее ощущались следы магии. Десятник, видя странное поведение ведьмака, заорал еще громче: — Стоять! И не дергайся! Странное голубое сияние озарило скалы. Недоброе предчувствие, что поднималось внутри последние минуты, усилилось. Геральт понимал: стоит ему лишь дернуться, как в них тут же полетит по меньшей мере четыре стрелы. Он мог бы отбить одну: все-таки Профессор, хоть и был человеком не самым приятным, а об умениях ведьмаков знал не понаслышке. От еще одной он мог бы увернуться. Но что делать с остальными? И где гарантия, что все четыре сейчас направлены в него, а не в стоящего рядом Роше? Рисковать было нельзя. Под громкий крик десятника: «А ну лапы вверх! Пли! Вали его!» — Геральт сделал единственное, что пришло в его голову: сложил пальцы в знак Квен и отгородил себя и Вернона от летящих болтов. Еле заметная золотая дымка вспыхнула искрами, растворив в себе несколько стрел. Не теряя ни секунды, ведьмак развернулся и устремился к скалам — туда, где творилась магия. Скалы дрожали и гудели от всплесков магии и звона мечей. Тут и там мелькали черные тени. Поглощенные яростью и болью, они исступлённо сражались, не разбирая, где свои, а где чужие. Призраки. Безумные, утратившие не только внешний облик, но и свое прошлое, лишенные будущего. Яркий свет на мгновение ослепил ведьмака. Чертов колдун наконец собрался с силами и призвал защитную сферу. Над ухом раздался тонкий противный свист. Меч. Геральт попытался увернуться, ориентируясь лишь на звук и движение воздуха вокруг, как вдруг кто-то с силой дёрнул его назад, крепко ухватив за ремни. Не разбирая дороги, всё ещё дезориентированный, он вывернулся и ухватил за руку того, кто так настойчиво затаскивал его под мерцающий купол. Судя по уверенному шагу, этот человек успел увернуться от вспышки и теперь решительно тянул Геральта за собой. — Давай, ведьмак! Нужно выбираться отсюда! Все такой же хриплый, с налетом усталости и страха, голос Роше гулким эхом отдавался в голове Геральта. Глаза понемногу начинали привыкать к свету, и он уже отчётливо мог видеть перед собой тёмно-синий рукав, отделанный тонкими полосками белого льна. Почему? Почему он пытался его спасти? Геральт тряхнул головой. Взгляд наконец прояснился, и он смог разглядеть и чародея, высоко поднимавшего посох, будто военное знамя, и ошарашенно глядящего по сторонам короля, что неосознанно старался держаться ближе к сосредоточенной чародейке, и держащего наготове меч Роше. Геральт вдруг понял, что до сих пор держит его за руку. Разжав пальцы, он вновь поднял меч, приготовившись отражать атаки прорывающихся сквозь щит призраков. Роше, коротко обернувшись, сосредоточенно всмотрелся в цветную дымку. Они двигались слаженно, синхронно, будто работали вместе не один десяток лет. Ведьмаки, по натуре своей — гордые одиночки, на протяжении столетий редко охотились в паре. Тем страннее было в этот момент Геральту осознавать, что биться вдвоем не так уж и плохо. Один защищает, второй атакует. Удар — и позиция сменилась. Ещё удар, и вот они уже окружили одного особого яростного призрака, пронзив его с двух сторон мечами, будто сочный окорок. Короткий взгляд — и, не сговариваясь, они тут же атакуют двух новоприбывших духов. Слаженно. Решительно. Точно. Увесистые ворота наконец закрылись за их спинами, отрезав от проклятого поля. Тяжело дыша, король Каэдвена переводил взгляд то на ведьмака, то на задумчивых чародеев. — Детмольд, Шеала, встретимся в моем шатре, — наконец выдавил из себя Хенсельт. — Вы должны мне объяснить, что там происходит, и как от всей этой мутатени избавиться! Десятник, — он проводил взглядом чародеев и повернулся к Зывику, — присмотри за ведьмаком. Он меня только что из самого магического пекла вытащил — значит, убивать, как Фольтеста, не станет. Но по лагерю ему шляться нечего. Займи его чем-нибудь, а потом приведи в мой шатер. Роше, убрав меч, шагнул вперед. — Государь, я прошу аудиенции… — Позже. Сперва чародеи, потом ведьмак. Зывик проводил взглядом удаляющегося короля и поёжился от рева, доносившегося с поля. — Вот тебе и на. А обещалась быть нормальная война, — он раздосадовано сплюнул на землю и поправил оружие. — Можно тут где-нибудь горло промочить? — не выдержал Геральт. — Роше, ты за него ручаешься? — десятник, хоть и обращался к темерскому командиру, все не сводил глаз с ведьмака. — Можешь быть спокоен, Фольтеста и Демавенда убил не он. — Тогда идем. Геральт поплелся следом. Он вдумчиво отметил для себя расположение некоторых ключевых мест лагеря, внимательно рассмотрел привязанного к столбу скоя’таэля и сделал мысленную пометку: «Допросить, как появится возможность». Перед глазами все стояли призраки. Были ли они именно теми, про которых говорил Седрик? Это их души ему предстояло спасти? Но о каком выборе тогда шла речь? Множество вопросов без ответов роились в голове ведьмака. Чем больше он прилагал усилий для их разрешения, тем больше их становилось. Где искать Трисс? Почему именно это место? Где сейчас Лето? А перед глазами меж тем все мелькали и мелькали воспоминания о недавней битве с призраками. Яркий свет, черные тени, блеск мечей. И чувство, что есть кто-то, понимающий тебя без слов. Кто-то такой же, как и ты сам. *** — Да… — вдохновенно протянул Фенн, отпив из деревянной кружки. — Славно было! Мы потом так нажрались, что заблевали все поле битвы. Ну и влетело же нам наутро от командира. Бьянка игриво пихнула его локтем в бок. — Ага, ты ещё потом бегал по лагерю, в чем мать родила, и кричал что-то про свободу и равенство. Возможность отмыться наконец с дороги в полевой бане лагеря Каэдвена хоть немного сняла напряжение в отряде. Полоски галдели, травили байки и пели песни. После нескольких дней, проведенных в скорбном молчании, этот вечер казался невообразимо громким и радостным. Ветер трепал полотнища шатра, наспех поставленного сразу после прибытия, ещё день назад. В воздухе витал запах свежесваренной рыбной похлебки, а в темной дали звенели мечами без устали сражающиеся призраки. Время тянулось невыносимо медленно. У палаток раздались тихие шаги. Тринадцатый, обернувшись, отсалютовал гостям собственной кружкой: — Эй, ведьмак! Присоединяйтесь к нам! Геральт, коротко кивнув и жестом указав Лютику на свободное место, сел рядом с Тринадцатым. В протянутой чарке плескалась и переливалась огнями костра прозрачная жидкость, судя по запаху — обыкновенная водка. Лютик же, присев рядом с девушками, учтиво принял их предложение выпить припасенного ещё во Флотзаме вина. — Рассказывайте, что интересного в лагере делается? Хенсельт все так же ищет, чем вылечить бессилие? Или этот придурок Детмольд нашел-таки очередной корень златоцветника членоголового, что точно излечит короля? — глумливо хмыкнул Фенн. — Не знаю, что там нашел Детмольд, но Шеала, кажется, готовит какое-то зелье из кейрана. — Вот беда у мужика, готов любую дрянь выпить, лишь бы снова девку трахнуть. По отряду прополз согласный гогот. Силас, до того бесцельно переворачивавший угли в костре, задумчиво протянул: — Эх, скорее бы эта чертова тьма спала. Застряли тут, как иерарх в борделе. Даже не поохотиться нормально. — Маэстро Лютик, спел бы чего-нибудь. Ты ведь, небось, тоже со скуки помираешь тут, — предложил изрядно захмелевший Тринадцатый. — Здесь, конечно, не Оксенфурт, но и не лесная глушь. Уж пара развлечений найдется. Хотя ты и прав, мой друг, порой скука накатывает. Однако, — он лукаво улыбнулся и повернулся к Фальке, — меня давно уже волнует один вопрос. — И вы считаете, я могу знать на него ответ? — удивлено хихикнула Фалька, прячась за кружкой. — Видите ли, мне стало интересно, чем живут другие миры. Есть ли у вас поэзия, музыка, искусство? Фалька замерла. Лицо ее вдруг на миг погрустнело. — К сожалению, в моём мире люди умеют только стучать по камням палками и рисовать углем на стенах. А вместо поэм и песен они по ночам пьяные кричат под окнами бедных жителей соседних с корчмой домов, — тон ее голоса был наигранно страдальческим, и все же в нем проскальзывала и истинная тоска. Тоска по дому. Тоска по прошлой, совсем недавней жизни. Она снова хихикнула, стараясь скрыть печаль, и лукаво заглянула в глаза барда. — Конечно у нас все это есть. И музыка, и картины, и литература с театром. Даже кино имеется. Я уже говорила Геральту, что мой мир не так уж сильно отличается от вашего. — Кино? — Лютик озадаченно наклонил голову. Фалька задумалась, решая, как бы понятнее объяснить жителю фэнтезийного средневековья концепцию кинематографа. — Это как… постановка в театре, но которую можно много раз посмотреть через мегаскоп, не заставляя актеров снова и снова играть. Лютик просиял. — Ты могла бы поделиться балладами или историями из своего мира? Скажем так, для обмена опытом. Может, смогла бы даже спеть парочку песен? — Вряд ли я дотягиваю до уровня певицы, но попробовать могу. Однако, вы первый, маэстро Лютик, — улыбнулась Фалька и приглашающим жестом обвела присутствующих. Парни одобрительно загоготали, подбадривая барда и наперебой предлагая известные им баллады. Лютик прокашлялся, бегло осмотрел лютню, проверив, не попали ли под струны грязь и листья, подтянул несколько колков и, наконец, запел. Баллада его оказалась историей. Трогательным сказанием о юноше и девушке из разных родов, что десятилетиями воевали друг с другом. О том, как молодые полюбили друг друга, как тайно обвенчались и собирались вместе сбежать далеко-далеко. О родителях, решивших насильно женить девушку на ненавистном ей старике, и о трагичной кончине молодой пары. Полоски молчали, внимая каждому слову барда. Глубоко задумавшись, Геральт разглядывал всполохи костра, танцующие, словно юная дева в красных одеяниях. Размышлял о том, что, подожди юноша чуть дольше, он увидел бы, что его невеста жива. Но история есть история, она не знает сослагательного наклонения. — Удивительно, насколько бессмертный этот сюжет, — проронила Фалька, смахивая проступившую слезу. — Браво, чудесная баллада! Лютик театрально кивнул своим слушателям и снова обернулся к Фальке. — Теперь ты. — Я знаю не так много подходящих песен… — она на мгновение задумалась. — Да, есть, пожалуй, одна. Она немного лениво размяла плечи, сделала глоток из собственной кружки, чуть подвинулась, усаживаясь поудобнее, и замерла, расфокусировав взгляд на огне. Она никогда прежде не пела на людях, поэтому решила, что будет проще их не видеть вовсе. Чуть прикрыв глаза, она тихо протянула: — Не для меня придет весна, не для меня Дон разольется… — голос ее дрожал, перебиваемый лишь приглушенным треском костра. Лютик, осторожно перехватив лютню, еле заметно начал подыгрывать, на ходу подбирая ноты. Кто-то из Полосок начал пьяно покачиваться в такт музыке, кто-то задумчиво разглядывал огонь, но абсолютно все пребывали в безмолвии, находя что-то личное в строчках песни. Геральт ощутил движение за спиной и тонкий запах хвои и табака. По правде говоря, после бани половина отряда пахла как вековой сосновый лес, кроме, может быть, девушек. От них пахло лавандой. Но во всем отряде курил только один человек. И Геральт знал, кто. Роше сел рядом, на свободное место, и тут же принял протянутую Тринадцатым кружку с темерской. Нет, это была не та же хвоя, что ведьмак ощущал прежде от присутствующих. Она была более терпкая, горькая, больше походящая на запах разогретой на солнце смолы. Фалька все пела и пела, но он уже не слушал. Все его мысли занимал человек рядом, его тепло, его тихое, мерное дыхание. — Не для меня придет Пасха, за стол родня вся соберется, — продолжала Фалька, полностью погрузившись в песню. На лице ее застыла невыносимая тоска по дому. — Вино по рюмочкам польется — такая жизнь не для меня… Она вдруг подняла голову и широко распахнутыми глазами взглянула в черное беззвездное небо, будто пыталась сдержать подступившие слезы. Она пела все громче, отчаяннее, будто надеялась, что где-то там ее услышат: — А для меня кусок свинца, он в тело белое вопьется… — она вдруг замерла, тяжело вдохнула и тихо, практически шепотом закончила: — И кровь горячая прольется. Такая жизнь, брат, ждет меня… В голове все всплывали и всплывали воспоминания, а в глазах стояли горячие слезы. Она повернулась к костру в надежде отвлечься, прийти в себя, но ничего не выходило. Она скучала по родным, хотела вернуться домой, но понимала, что произойдет это не раньше, чем через полгода. И то, если ей удастся выжить в этом жестоком и неприветливом мире. Она ощутила, как Бьянка мягко провела рукой по ее спине. Она не одна, есть те, кто готов о ней позаботиться. Краем глаза Фалька заметила, как отрешенно ведьмак наблюдал за вылетающими из костра искрами. Как близко он сидел к такому же безучастному Роше, и как они даже не пытались друг друга прибить. Она облегченно выдохнула — наконец эти двое пришли к согласию. Лютик задумчиво сыграл последний аккорд и отложил лютню. — Красивая песня. Я могу позаимствовать ее? Само собой, я ее отредактирую. Как минимум, поменяю несколько слов, непонятных нашему человеку. — Я буду рада, если она у вас приживется, — спокойно ответила Фалька, слегка наклонив голову. Вечер продолжался. Ожившие Полоски снова загалдели, застучали стаканами. Кто-то вновь затянул солдатские песни. Пару чарок спустя Лютик и Фалька уже во всю подпевали, на ходу угадывая слова. Геральт с интересом разглядывал их, то и дело переводя взгляд на радостно поющую со всеми Бьянку. Последние дни одна мысль все не давала ему покоя. Что, если бы он выбрал ее? Может, он действительно ошибся? Бьянка — девушка довольно симпатичная и явно питающая определенный интерес к самому ведьмаку. Из размышлений его вырвал голос Роше, что все так же сидел рядом. — Уже решил, что будешь делать с этим проклятием? — Да, я… Я поговорил с чародеем. Нужно достать несколько артефактов. Я пока выясняю, где они находятся. — Нужна помощь? Все равно сидим здесь без дела из-за этих призраков, — отвлеченно сказал Вернон, отпив из кружки. Геральт задумался, припоминая все свои последние задачи, что целым ворохом свалились на него по прибытии. — Хенсельт просил разобраться, что там за дела с заговорщиками и какими-то квадратными монетами с чешуей. Мне этим совершенно не хочется заниматься, но, кажется, выбора у меня нет. Как только что-то касается политики, обязательно я оказываюсь в жопе. Геральт вдруг уловил, как напряглось тело Роше, как участилось его сердцебиение. Он что-то скрывает? Или на него так подействовал жар костра и выпитый алкоголь? — Капитан темерской армии не может вмешиваться во внутренние дела другой страны, — наконец сказал Вернон, пряча последние слова в кружке с водкой. — А я думал, именно за это тебе и платят, — ухмыльнулся Геральт. — Посмотрю, что удастся выяснить, — все так же напряженно ответил Роше и, отдав кружку Тринадцатому, встал с импровизированной лавки и направился к шатру. — Спасибо, — еле слышно бросил ему вслед ведьмак.