Лекарство от боли

Не то чтобы с детьми Гейзенберг ладил откровенно плохо, но… Опыта общения с ними у него не было. По крайней мере с «нормальными», потому как дочери Димитреску явно в счёт не шли. Да, Уинтерсы оставили ему инструкцию, вот только… — Бля, тут же ничего не разобрать, — ворчит он, приспуская тёмные очки. Роза, сидящая рядом на детском стуле, радостно захихикала. — Б’я! — повторила девочка, невинно хлопая глазками. Гейзенберг растерянно вздрогнул, чуть не порвав список, почерк в котором был ему так непонятен. — Ёб твою мать, твой отец меня убьёт, — нервно выпалил он, откладывая в сторону злосчастный листок и судорожно поправляя неопрятную копну пепельно-серых волос, — Так… Ладно, — Карл прикрывает глаза и вздыхает, — Мне надо покурить, — он отходит в сторону и опирается о кухонный гарнитур, доставая из кармана брюк сигарету. Огонёк зажигалки и короткая затяжка слегка успокаивают, приводя мысли в порядок. Гейзенберг невольно усмехнулся, представляя, что было бы, будь он здесь не один. — Карл, не кури при ребёнке, Карл, прекрати сквернословить… — принялся озвучивать он засевшие в голове голоса Уинтерсов. — Да?! А эти ваши «другие няни» могут в одиночку справиться с отрядом вооружённых солдат? — Гейзенберг хмыкает с оттенком самодовольства. — Сомневаюсь! Он всё же отворачивается, стараясь дымить в другую сторону. Роза с присущим ей детским любопытством вертелась, наблюдая за действиями взрослого. После того, как они уехали из Румынии жизнь стала… Странной. Нет, на деле она была самой обыкновенной, той, что полагается вести каждому среднестатистическому человеку, но для Карла… Для Карла привыкнуть к тому, что ты не борешься за выживание каждый день и живёшь на свободе вне гнёта чужих приказов было действительно сложно. Да и место ли такому как он среди обычных людей? Отчасти поэтому он и поселился с Уинтерсами. Итан был убеждён, что «стареющему психопату» нужен присмотр — Карл не хотел отдаляться от единственного ориентира в новом, непривычно огромном мире. Гейзенберг хмыкает и открывает ящик для столовых приборов. Ложки по мановению его руки взмывают в воздух, начиная кружить над Розой, и с тихим бренчанием складываются в причудливые фигуры. Для человека, который управляет металлом — это сущие пустяки. Подумать только, раньше он использовал свою силу, чтобы строить ужасающие в своей мощи машины и уничтожать любые препятствия на своём пути, а теперь его главная цель — рассмешить ребёнка. Роза хихикает, вытягивая ручки вверх к кружащимся в воздухе ложкам, и на лице Карла появляется довольная улыбка. Жаль, конечно, что Мия запретила портить их столовые приборы — раньше он мастерил из них фигурки животных. — Ладно, — наконец выдыхает Гейзенберг, доставая кастрюлю, — Посмотрим, что там в этом дурацком списке… Готовка превращается в настоящее бедствие — Карл думал, что уже наловчился достаточно хорошо управляться с бытовой техникой, но, видимо, был не прав. Это тебе не машины на фабрике — электрическая плита, оказывается, требует к себе намного более трепетного отношения, чем его собственные механизмы. И это ужасно бесило. Он, чёрт возьми, гениальный инженер! Какого хрена он так мучается с этой тщедушной плитой?! Гейзенберг сам не замечает, как кастрюля, которую он держал в руках, гнётся сама собой от его нарастающего раздражения. — Да твою мать! — не выдерживает он, скалясь. Ладно. Как там Итан учил… Задержать дыхание, потом вдох, выдох… Карл закрывает глаза, стараясь привести мысли в порядок. Главное держать себя в руках. После побега с той чёртовой фабрики, из той чёртовой деревни, Гейзенбергу так или иначе пришлось приспосабливаться к жизни обычных людей. Как оказалось, один из четырёх Владык оказался к этому совершенно не готов. Не полностью монстр, но и далеко не человек — пришлось перестраивать себя. И, к большому разочарованию Карла, нормальные люди не грозятся кого-нибудь убить, только если его случайно толкнут в супермаркете. Если он хочет остаться с Уинтерсами среди «нормальных» людей, придётся учиться себя контролировать. И Гейзенберг старался. Старался в первую очередь потому, что отправиться в тесные лаборатории с белыми стенами или на хирургический стол ему не хотелось. Можно сказать, это было одним из условий Криса Редфилда. Итан следит и помогает Карлу «реабилитироваться» и стать хотя бы относительно безопасным для общества, а Карл не отправляется в подвалы лабораторий. Вполне честная сделка. Только вот, как оказалось, с некоторыми вещами управиться… Не так просто. Как минимум с проблемой контроля гнева, которая, несомненно, имелась у Гейзенберга. Одно дело, когда злится обычный человек, но совсем другое — когда злится инженер, умеющий силой мысли контролировать металл. Прошло несколько месяцев, прежде чем его можно было хотя бы выпускать одного на улицу. И то, это… Было весьма сомнительно. Своеобразное утешение Карл нашёл в Розе. Ему просто нравилось нянчиться с дочерью Итана, и если сначала он только хмыкал, не понимая, что такого тот нашёл в этом ребёнке, то теперь… Теперь «эксцентричный психопат» брался за любую возможность провести с ней время. Гейзенберг прекрасно знал, каково это, когда с тобой обращаются как с бомбой замедленного действия. Знал и не хотел, чтобы с Розой в будущем обращались так же. Поэтому, наверное, и стремился подсознательно защитить. Итан был рад, что благодаря его дочери у Карла появился хоть какой-то элемент нормальности в жизни, потому как тот ко всему новому привыкал с трудом. После Румынии Гейзенберг сохранил лишь затасканный плащ, широкополую шляпу и тёмные очки — от остальных своих вещей избавился. Итану и самому не хотелось вспоминать все те ужасы, через которые им пришлось пройти. К новому дому он смог приспособиться достаточно быстро, чего не скажешь о Карле. Тот, впрочем, долгие годы не покидал отведённых ему территорий, а большую часть времени и вовсе проводил исключительно в стенах собственной фабрики. Неудивительно, что Гейзенбергу было непривычно находиться в жилище, рассчитанном на обыкновенных людей. — Чёрт, ты вообще слышал о существовании шампуней?! — возмущается Итан, разглядывая неопрятную копну пепельно-грязных волос и параллельно стягивая затасканную куртку. Карл нагло усмехается. — Скажи спасибо, что я умею пользоваться мылом. — По твоему виду и не скажешь, — язвит Уинтерс, толкая его в сторону ванны. Гейзенберг, получая подобие лёгкого подзатыльника, слегка пригибается и фыркает. — Итан, мать твою, имей совесть: мы только что выбрались из огромной задницы, дай хотя бы дух перевести! — Я тебя даже на коврик в прихожей спать не пущу, пока нормально не отмоешься! Карл вновь фыркает, но всё же усилиями Итана оказывается заперт в ванной комнате. Уинтерс тяжело выдыхает, борясь с желанием медленно сползти по стене. Совершенно не верилось, что этот кошмар закончился. Ужасно хотелось спать, но ещё больше — смыть с себя всю грязь и кровь. Убедившись, что Розмари мирно спит в своей кроватке под присмотром матери, Итан возвращается к ванной. Он уже было хотел постучаться, но дверь вдруг распахнулась, являя ему доселе невиданное зрелище. Гейзенберг, стоявший перед ним, был не только впервые на памяти Уинтерса чистым, но и нормально одетым. На растянутых домашних штанах и старой майке, которые ему одолжил Итан, не было ни грязи, ни крови, ни пятен машинного масла. — Ну как, лучше? — поинтересовался Карл, изогнув бровь. Итан понял, почему так оторопел. Теперь широкополая шляпа и чёрные очки совершенно не скрывали чужого лица, являя миру пронзительно-серые глаза, которые сейчас изучающе бегали по его лицу. Уинтерс кивнул, отмирая, тут же вместо ответа выдавая зевок.

***

— Итан. Гейзенберг застаёт его сидящим в полутьме рядом с детской кроваткой и согнувшимся в три погибели, от чего Итан вздрагивает, почти испуганно оборачиваясь. — Почему не спишь? — интересуется Карл, осторожно присаживаясь на диван рядом. — Тот же вопрос, — с вымученной усмешкой выдавливает Уинтерс. Его собеседник вяло пожимает плечами. — Я первый спросил… Итан вздыхает. — Я, наверное, параноик, — начинает он тихо, слегка меняя позу и по-другому сворачивая ноги, — Я будто бы боюсь, что её снова у меня отберут, понимаешь? — Уинтерс трёт переносицу, прикрывая опухшие из-за длительной бессонницы глаза. Карл поджимает губы и задумчиво кивает. — Хочешь, подежурю с тобой? — спокойно предлагает он. Где-то за окном грянул гром, заставив Итана растерянно вздрогнуть. — Да… — опомнившись, тянет он, глядя уже с немой благодарностью. — Было бы неплохо. Гейзенберг вздыхает, забираясь на диван с ногами. — Долгая будет ночка…

***

Утром Мия находит их спящими на диване в неудобных позах. Карл и Итан сидели рядом, поджав ноги. Оба явно уснули перед рассветом. Мия наклоняется, чтобы аккуратно притронуться к мужу, устроившему голову на плече у Гейзенберга. — Итан, — шёпотом восклицает она. — Мм? — отзывается Уинтерс. — Уже утро, Итан. После слабой встряски от жены, Итан с неохотой разлепляет веки, останавливая на ней мутный взгляд. — Вам бы поспать нормально, — сочувствующе бормочет Мия, — Иди-ка ты в спальню. Уинтерс вздыхает и осторожно шевелится, разминая затёкшие конечности и шею. На сползающего на диван Карла тут же оказывается наброшен плед. — Я послежу за Розой и приготовлю что-нибудь поесть, — заверяет Мия, коротко целуя мужа в лоб. Итан сонно улыбается.

***

Проспав бо́льшую часть дня, Уинтерс спустился на кухню, чтобы проверить, как дела у жены. Та, уже изрядно похлопотав у плиты, теперь кормила Розу, которая выглядела бодрой, как никогда. — Похоже она уже обо всём забыла, — усмехается Итан, — Извини, что не помогаю, я просто… — Всё нормально, — перебивает его Мия, — Ты уж точно заслуживаешь отдых, а я выспалась. Лучше скажи… — начинает она чуть позже. — Карл, он… — Биологическое оружие, — тяжело выдыхает Уинтерс. Его жена вскидывает брови. — Что? — Так его Крис назвал, — вновь вздыхает Итан, в вымученном жесте потирая переносицу, — Ты его знаешь, он и себе самому не доверяет. Сказал, что я чокнутый, раз ручаюсь за Карла. Мия дёргает уголком губ. — А ты? — А я не хочу, чтобы его до конца жизни держали за стеклом или чего хуже, — Уинтерс складывает руки на груди и поднимает одну, начиная жестикулировать, — Да, Карл не идеален, у него есть свои… — он поморщился. — Странности и недостатки. Но если бы не он, я бы, возможно, сейчас здесь не стоял. И я уверен, Розе он не навредит. Мия мягко и слегка снисходительно улыбается. — Вы с ним, похоже, ладите. Итан вяло хмыкает. — Вроде того… Их прерывает громкий зевок потягивающегося Гейзенберга, выходящего на кухню. — Мне бы такой диван в своё время… — с довольной ухмылкой тянет он. Уинтерс поворачивается к нему и слегка усмехается. — А на чём ты вообще спал у себя на фабрике? — Смелое предположение, что я спал, — хохотнул Карл. Он, наклонившись, коротко улыбается сидящей в детском стуле Розе и выпрямляется. — «Лорд» здесь вроде бы я, но у вас тут прямо царские апартаменты, — выдаёт Гейзенберг, опираясь рукой о стол. — Крис помог перевезти вещи из нашего старого дома, — поясняет Мия, — Для нас здесь всё такое же новое, — она отворачивается, начиная греметь посудой, — Кстати, ужин скоро будет. Итан украдкой усмехается, замечая, как Карл оживился при упоминании еды. Если Мия успела что-нибудь приготовить ещё утром, то они ничего не ели очень давно. Уинтерс, впрочем, вскоре открыл для себя, что Гейзенберг не привычен не только к шампуню и чистым мягким диванам. — Чфорт, Ифан, — прорычал Карл с набитым ртом, — Твоя жена охеренно вкусно готовит! Итан снисходительно хмыкает и слегка морщится. — Нет, правда, за последние несколько лет я ничего лучше не ел, — поворачивается Гейзенберг уже к Мие, которая улыбалась со смесью польщения и растерянности. — Чем ты вообще до этого питался… — раздражённо бурчит Уинтерс, с неохотой отрываясь от жевания. Карл пожимает плечами. — Тем, что сам готовил — в основном всякой дрянью, — спокойно констатирует он, проглотив кусок мяса. — Надеюсь, хотя бы не человечиной, — пробурчал Итан сквозь зубы. Этим он вызвал у своего собеседника короткий хриплый смех. — Не ссы, детей не ем, — заверяет Гейзенберг. Не сиди он напротив Уинтерсов, несомненно толкнул бы Итана локтем в бок. Тот показательно закатил глаза, возвращаясь к трапезе. На памяти Итана один из четырёх лордов не отличался страстью к человечине, в отличие от его названной сестры, но внушительные зубы у Гейзенберга всё же имелись. Клыки, временами заметно длиннее человеческих, визуально подтверждали, что их владелец больно кусался. Уинтерс, размышляя, понял, что его привычка изучать и быть готовым ко всему даёт о себе знать. Пожалуй, надо от неё избавляться…