Monster obsession

Близость с Итачи? Это была самая ненормальная и отталкивающая часть нашего с Киоко разговора, в котором та, как могло показаться со стороны, разговаривает сама с собой, и все из-за моей тотальной молчаливости большую часть времени: я либо зарывалась в размышления над словами Киоко пока та говорила практически без остановки, либо долго думала над ответом на какую-то из сказанных ей фраз. В какой-то момент Киоко вдруг стала рассуждать над этой отвратительной темой. Хотя секунду назад мы говорили совершенно о другом. Та посчитала меня глупой, раз я решила, что совсем не интересна мужчине в сексуальном плане или, на худой конец, что тот не задумывался об этом предыдущие дни или недели. Я хочу обманывать себя и дальше, не хочу думать о таком Итачи. Не хочу знать о тех картинках с моим участием, которые могли возникать в его голове. Или такого еще не случалось?.. Киоко говорила с открытым осуждением, интонация была пропитана ярким недоумением и даже огорчением: — Неужели ты и правда думаешь, что человек, решивший насильно сделать тебя своей женой, никогда не покусится на твое тело, что он даже этого не хочет? — Она тяжело выдохнула, вкладывая в это действие максимум трагизма, добавив в конце непонятное мне ругательство, — Мне казалось, ты уже тысячу раз размышляла на эту тему и я могу тебе ничего не объяснять, а ты... Такая глупая, где потерялся твой мозг?! Если этот мудак Итачи насильно взял тебя в жены, — ладно, пока не взял и не возьмет, и все же — что мешает ему взять твое тело? Предпринять попытки, пока ты при нем. Представь, а если бы тебе все же пришлось выйти за него замуж? Дети появляются через секс, Юмико, ты бы не смогла съезжать с этой темы до самой вашей старости, вашим семьям необходимы внуки. Думаешь, ты бы смогла продержаться хотя бы больше года рядом с ним на своих условиях? У меня был единственный однобокий ответ на все ее рассуждения: Итачи не такой человек, который способен опуститься до низменного насилия. Но почему до сих пор я так уверена в этом, тогда как на самом деле не могу быть уверена ни в чем, что касалось этого незнакомого мне мужчины?.. Я не могу строить какие-то уверенные предположения на его счет. Особенно теперь. В следующую секунду, копнув чуть глубже, на задворках я нашла еще один спасательный круг, и немедля бросила тот прямиком в лицо Киоко: какое ему дело до той, кто его не хочет, кто даже не заговаривает с ним, находясь на его территории? У Итачи есть масса возможностей снять сексуальное напряжение в свое свободное от работы время: знакомые девушки, бывшие подружки, эскорт-модели — самые дорогие девочки, умеющие делать множество тех вещей, которые не умела делать я. Какой ему толк удовлетворяться при помощи моей полуживой, безучастной к происходящему оболочки? Но в чем-то Киоко все же была права. Нет, я бы сказала, та права во всем. Киоко раз за разом умело разбивала все мои шаткие аргументы вдребезги. Она часто говорила правильные вещи, подводила меня к правильному направлению. И теперь, услышав ее предостережения, мне стоило быть более осторожной даже несмотря на то, что со стороны Итачи до сих пор не случалось ни одного неверного шага в мою сторону. Кроме насильной помолвки. И уже одно только это, как считала Киоко, говорило о многом. А то, что я провела прошедшую неделю довольно спокойно, не считая нападения Айлы, — все лишь благодаря отсутствию Итачи в пентхаусе большую часть времени. — Да, он может удовлетворяться с кем захочет, пока терпит твою молчаливость и отстраненность, но рано или поздно тот не выдержит, уж поверь. Куда интереснее удовлетворяться с девушкой, находящейся в соседней комнате, которая живет там по его воле. Для этого ты и существуешь рядом с ним. Я не верю в его благородство, потому что между ног Итачи есть тот самый агрегат, всегда ищущий место, куда бы мог проникнуть, и это, к большому несчастью, естественное желание для каждого состоятельного мужчины, а особенно во всем этом печален факт того, что таких никогда не интересует мнение девушек. Ты знаешь о моем богатом жизненном опыте, и сейчас я могу рассказать тебе много омерзительных историй о противоположном поле, после которых ты утонешь в разочаровании к ним, но я не буду этого делать — пока что просто попробую достучаться по-другому, вдарю по твоим розовым очкам молотком, чтоб появилась глубокая трещина. Уверена, сейчас Итачи выжидает, может быть будет выжидать больше месяца, больше двух, но все когда-то произойдет. Пф-ф-ф-ф, да как он может позволить себе не попробовать девушку, которую согласился удерживать рядом какие-то жалкие полгода? Потом не будет возможности на тебя залезть, так что он не упустит возможность, ты только подожди... Сама рассказывала мне о том предсказании неделю назад, и уже забыла о нем?! Если уж ты веришь в такие штуки и серьезно говоришь мне, что многое сбылось — странно видеть твою наивность сейчас. Побледнев из-за последней фразы девушки, мне пришлось резко оборвать разговор, чтобы больше не думать над ее словами, не слышать доводы и мнение, вселяющие в меня страх все сильнее и сильнее. До этого разговора я не допускала серьезной мысли о какой-либо близости с Итачи, что в какой-то момент тот может посмотреть на меня с вожделением и в этих стенах случится ужасное. Я и правда совсем забыла о том предсказании, хотя совсем недавно рассказывала его Киоко. Что со мной?.. Почему даже сейчас, испытав столько трудностей, в нужный момент я не вспоминаю о главном? Стоит сейчас же написать Учиха, что я хочу добавить новый пункт в уже подготовленный им договор. Не знаю, где он был в это воскресенье и чем был занят, но пусть прервется от своих забот и внесет новую корректировку как можно быстрее. Да, все-таки я была так глупа и наивна без Киоко... Теперь я считала ее своим единственным долбаным ориентиром, потому что шла по нынешней жизни будто бы с закрытыми глазами, и только она подводила меня к верному пути. Предыдущие дни я не думала об очевидном. И сейчас ненавидела себя за все эти оплошности. Может, раньше просто не было возможности смотреть чуть шире, потому что в голове изо дня в день жужжало одно и то же, перед глазами плясали одни и те же картинки прошлого, одни и те же нелицеприятные сцены, действия, слова, взгляды? Все, о чем я думала и что хотела прописать в договоре до этого момента: условия своего освобождения, точную дату и даже время, вплоть до минуты. Все свои гарантии. Я думала только о своей бесценной свободе, а после случая с Айлой задумалась о своей безопасности. Но до нашего с Киоко разговора почему-то так и не задумалась о главной опасности, находящейся буквально за стенкой, — о Итачи. Тот ведь мог представлять для меня опасность, Киоко совершенно права. Я не знала Итачи, не была уверена наверняка, что тот всегда будет возвращаться домой во вменяемом состоянии, что у того нет каких-то психических отклонений или извращенных желаний, что в один ужасный вечер тот не захочет внести в серые будни развлечение при помощи насилия, направленного в мою сторону. Хоть он и не был похож на такого человека... Да брось. Он ведь и не был похож на того, кто вдруг захочет купить тебя и твою свободу, так чего же ты ожидаешь от него теперь? Адекватности и порядочности? И снова ты ошибаешься, глупая Юмико. Я написала Итачи смс прямо во время разговора с Киоко. Тогда во мне был воинственный запал, и тот сохранялся вплоть до быстрого ответа Итачи, в котором было его сухое согласие. Как обычно. Тот был немногословен. А потом мне стало стыдно. Стыдно, что я заговорила об этом так прямо и резко, дала понять мужчине, что прямо сейчас размышляю о нем в подобном ключе. Я думала о его поползновениях на свое тело, пока тот был за пределами пентхауса. Ужасно стыдно. Стыдно, не смотря на все опасения, которые вселила в меня Киоко. Вдвойне стыдно, если изначально я была права на его счет и тот даже и мысли не допускал причинить мне какой-либо вред. С другой стороны, я ведь была права, так? Это нормально, что я беспокоилась о своей безопасности со всех возможных сторон, обдумывала самые различные сценарии угроз: начиная с ненормальных завистников и заканчивая самим Итачи, живущим за стенкой. И то предсказание. Не стоит о нем забывать. Моя жизнь закрутилась в непонятный, хаотичный водоворот, состоящий из трудностей, которые были для меня непосильной стихией, они в прямом смысле сшибали меня с ног. Теперь я не пытаюсь подняться на ноги, оставаясь на коленях, примкнув к земле головой. Ворвавшаяся стихия была неожиданной, сокрушительной, и я не могу справиться с ней в одиночку, вряд ли смогу в ближайшее время. Я знаю, что нужно собраться, поднять голову навстречу урагану, почти беспрерывно бьющим по моему лицу каплями дождя. Мне необходимо начать справляться. Но я не могу взять себя в руки, не знаю как покорить стихию.

***

Масако-сан разбудила меня осторожным стуком в дверь. Кажется, я отключилась сразу же после разговора с Киоко. Помню, мы закончили на обсуждении моего нежелания устраивать разбирательства с напавшей на меня Айлой, которую Киоко окрестила не иначе как "избитая тобой психичка", и ей не понравился мой ответ: я не хочу раздувать эту историю, хочу обо всем забыть, не доставлять себе трудности. А трудности были: для меня было большим трудом даже встать с кровати, а мы говорили о целом наборе разнообразных действий, для которых необходимы движение, сила духа и банальное желание мести. Желание возникло только в тот день нападения, а позже постепенно испарилось, возвращая меня в состояние пустой оболочки, у которой нет ни стремлений, ни желаний, ни мотивации. А если и есть эта самая мотивация — ее явно недостаточно. Конечно, как и говорила Киоко, я имела полное право для возложения судебных разбирательств на плечи Итачи, но.. Я не стану просить его об этом, просить о чем бы то ни было. И даже если этим делом займется он и, возможно, моя семья, то даже так не получится отменить моего участия. Жертва должна позаботиться о себе сама, и тот минимум, который бы от меня требовался — присутствие на слушании дела и суде. Но мне это не нужно, пусть она катится в самое пекло, уверена, той сейчас непросто и без суда. Потому что объект ее любви помолвлен с девушкой, с которой та училась в одном университете, и которая дала ей сильный отпор кулаками. Уверена, она не ожидала от меня воинственного сопротивления. Даже я сама не ожидала от себя такой борьбы. Теперь вряд ли кто-то из других студенток сунется в мою сторону, услышав о силе моего сопротивления и больных ударах, и все-таки это успокаивало меня лишь наполовину. Воздыхательницы Итачи не сосредоточены только лишь среди студенток Токийского университета. Интересно, а будь я более популярной, или, к примеру, одной из Учиха или других известных персон с громкими фамилиями, тоже могла похвастать наличием ненормальных фанатов в различных фан-клубах? Не понимаю, как Саске всегда так умело справлялся с поклонницами. Другие парни завидуют таким как Саске или Итачи, тому же Минато, но знают ли они цену такой популярности? Кстати, если поразмыслить над моей историей и вспомнить про Сакуру, теперь становится страшно за девушку, потому что она самое явное и беззащитное препятствие между Саске и остальными. Может ли и она быть в такой опасности, в какой оказалась я? После повторного стука мне все же пришлось протянуть глухое разрешение потревожить свою неприветливую клетку, и дверь открылась. Именно по стуку для меня было понятно, кто стоял за дверью. У меня не было причин не впускать Масако-сан, проход закрыт наглухо только лишь для представителя семьи Учиха. К тому же, разве она уйдет просто так? Готова поспорить, та получает хорошее жалованье за свою готовку и уговоры меня съесть хотя бы часть приготовленного блюда, стоя над душой первую минуту (и той просто повезло, что я не хочу пререкаться со взрослым человеком, даже мое нынешнее положение не сможет сломить меня до изречения грубостей в сторону этой женщины, просто выполняющей свои обязанности). Вряд ли Итачи хочет видеть рядом с собой на мероприятиях полуживой скелет. Что скажут люди? Они обо всем догадаются, начнут задавать вопросы о причине настолько плохого внешнего вида невесты Учиха, которая должна излучать счастье с головы до пят и выглядеть более чем здоровой с учетом того, что выходит замуж за этого прекрасного мужчину. Ну-ну. Да, после истории с нападением можно кивать на посттравматический стресс и прочее в этом духе, но делать это довольно долго не получится, поэтому Итачи лучше не запускать мой внешний вид на самых ранних стадиях — что тот и делает при помощи Масако-сан. Какой умный и дальновидный мужчина, просчитывает все наперед. Женщина поставила поднос на свободную часть большой кровати, перед этим осведомившись о моем самочувствии. Моего сухого ответа, в который я с трудом не добавила ноты язвительности, — предназначавшиеся Итачи, которого не было рядом, посему я все же сдержала проявление открытой раздражительности, — вряд ли было достаточно, но та лишь согласно кивнула, теперь смотря на меня с тенью сожаления. Ничего, та увидит меня более живой, когда мне снова придется выйти из комнаты и дойти до ванной на первом этаже, чтобы облегчиться. Казалось, я пила не так уж много воды, но почему-то упорно ходила в туалет минимум четыре раза в день, тогда как норма при таком потреблении жидкости, которая есть у меня сейчас — не больше двух раз. Надеюсь, скоро это прекратится и я не иссохну до состояния сморщенной морской капусты. Масако-сан смиренно ждала момента, когда я наконец приму сидячее положение и посмотрю в ее сторону, я ощущала на своем теле ее острый взгляд. Когда я подняла на нее замученные глаза, та, дождавшись внимания, с рядовой улыбкой на лице зачем-то перечислила мне разнообразные названия блюд, которые могла приготовить на обед и ужин: копченый голубь, запеченная козлятина, суп из морепродуктов, суп из морских гребешков с брокколи, самоса, фуа-гра, лазанья, французская выпечка, традиционная японская выпечка, полба, салат из свежих овощей, фруктовый салат, ягодный торт, и многое, многое, ну многое другое. Голова пошла кругом от обилия информации и попыток за секунду понять к какой кухне относится то или иное название предлагаемого блюда. На середине перечислений я попросила ее остановиться, сказала, что все это не важно и та может готовить все, что захочет. Но только не копченого голубя. Женщина явно погрустнела, оно и понятно — та не смогла заинтересовать меня хоть чем-то. — Завтра, к приезду молодого господина Учиха, я приготовлю его любимое блюдо. Надеюсь, вам тоже нравится данго, госпожа Мори. — Пожалуйста, — вымученно протянула я, потирая лицо ладонями, — перестаньте, обращайтесь ко мне по имени... И скажите, — я снова взглянула на женщину, стоящую около двери, — о каком приезде вы говорите? Он уехал? Масако-сан кивнула, ее глаза слегка расширились, брови приподнялись в удивлении, однако интонация была все такой же обычной, невыразительной, без особого добавления эмоций: — Юный господин не успел рассказать вам о своей поездке? Этим утром он улетел в Китай. Конечно, как я могла знать такие подробности его жизни? Мы же не обмениваемся планами на день при помощи смс как только отрываем головы от своих подушек. Мы не разговариваем о делах, жизни и прочем. Я даже не знаю где он ночевал те дни, когда не возвращался домой. Мы вообще не видимся, не общаемся — только если по важному вопросу. Но Масако-сан не знала об этом. Может быть та действительно считает нас влюбленной парой, вскоре сыграющую свадьбу? — В Китай... — задумчиво протянула я под нос, замечая как внутри разрастается небольшой вихрь радости. Итачи не будет дома минимум до завтрашнего... — Он возвращается утром или вечером? — Кажется, днем, — тело женщины вдруг шелохнулось в сторону, наверное, та намеревалась вот-вот пойти в сторону двери, продолжая: — я могу посмотреть, когда вернусь на первый этаж и взгляну на записку, я записала все, что передал господин Учиха... — по моему теперь уже более замученному взгляду и отрицательному покачиванию головы та поняла, что лучше остановиться, и вдруг продолжила далее, оставшись на своем месте: — Я приготовлю данго утром, вы сможете попробовать его до приезда своего жениха, и сказать мне замечания о вкусе или консистенции, если что-то будет не в порядке. Меня передернуло от слова "жених", но я не стала исправлять Масако-сан. Постояв еще несколько секунд и так и не услышав от меня какой либо комментарий на сказанное, женщина тихо вышла за дверь, оставив меня наедине с едой и внутренней радостью. Когда Итачи не было в пентхаусе — мне становилось заметно легче, можно было не прятаться по углам. Особенно сейчас, когда я знала примерное время его возвращения. Быть живой я смогу до завтрашнего утра. Воодушевление длилось не долго — всего несколько часов, за которые я попробовала еду Масако-сан, умыла лицо и посмотрела телевизор в гостиной. Поняв, что никак не могу сосредоточиться на неизвестном мне фильме, я спешно выключила телевизор и убежала в спальню, чтобы снова спрятаться в своей клетке. Сначала я лежала, уставившись в потолок, позже уснула, снова проснулась, уснула, и открыла глаза поздним вечером, услышав очередной стук в дверь. Казалось, Масако-сан расплачется от горя и своей беспомощности, смотря на наполненный едой поднос, принесенный той еще утром. Унося его из комнаты, женщина пообещала вернуться ко мне через несколько минут с горячим ужином. Оказывается, днем та не смогла меня разбудить, придя ко мне с обедом. С учетом этого, вряд ли она оставит меня в покое с ужином. Главное, чтобы не осталась здесь, внимательно следя за тем, как я честно отправляю еду в свой рот. Мне совсем не хочется выгонять ее насильно. Вручив мне поднос с наполненными едой тарелками, женщина вновь застыла на своем месте и явно не спешила уходить. Через секунду та сообщила мне новость: уже завтра персонал этого места пополнится на еще одного человека — моего личного охранника. Только сегодня днем Итачи смог-таки подобрать подходящего кандидата, предыдущие дни собеседований оказались провальными. — Я под надзором? — опешила я, смотря на Масако-сан. Та замотала головой и, мягко улыбнувшись, ответила мне с той же вежливой, но довольно волевой интонацией, как и всегда: — Нет-нет, госпожа Мори, простите, госпожа Юмико... После больницы личная охрана предусмотрена для вашей безопасности. — Но, получается, я всегда буду под присмотром этого человека. Не знаю, почему я стала волноваться на этот счет. Все равно я не покидаю свою комнату и сам пентхаус, у меня нет тайных дел, о которых не должен знать Учиха, и нет другой тайной жизни. Охрана — то, что мне и нужно, может быть теперь я все же решусь выйти из четырех стен в сопровождении специально подготовленного человека, который защитит меня в случае сторонней угрозы. Наверное, я не предпринимала попыток выхода из пентхауса не только из-за отсутствия дел во внешнем мире, но и потому что где-то глубоко внутри сидело опасение, на которое я не обращала внимания — срослась с ним в прошедшую пятницу. Очевидно, после случая с Айлой мне не хотелось выходить в социум. Там опасно. Но теперь проблема решена. Наверное, как-нибудь я даже решусь посетить рабочее место Киоко или снова зайду к той в гости, при сопровождении охраны все будет в порядке. — Для вашей безопасности. — Да, — я отрешенно кивнула головой, обнимая прижатые к телу колени двумя руками, — это отличная новость... Передайте, что завтра он не понадобится, я не собираюсь выходить на улицу. — Конечно, госпожа Юмико... Пожалуйста, съешьте хотя бы половину, — Масако-сан кивнула на поднос, я уловила ее движение боковым зрением. — Хорошо. Удовлетворенная моим ответом, женщина вышла за дверь, перед этим сделав свет в комнате чуть-чуть ярче. Нельзя было не согласиться с ней, ни к чему лишние уговоры. Не хочу тратить на это скудные остатки энергии и нервов.

***

Первое февраля, понедельник, начался новый месяц. Пошла вторая неделя моего вынужденного заточения в пентхаусе рядом с Учиха Итачи, рядом с эгоистом, решившим испортить мое будущее своим решением взять меня в жены. До сих пор не верится, что все переигралось и что я буду свободна, когда закончится данный мне срок. Честно говоря, до сих пор иногда не верится даже в то, что я действительно оказалась в подобном дерьме. Было уже несколько случаев после пробуждения, когда я осматривалась по сторонам не до конца трезвым после сна взглядом, не понимая где я нахожусь и как здесь оказалась. А после приходило понимание, приносящее с собой густой туман разочарования. Итачи вернулся из своей поездки домой в три часа дня, когда Масако-сан стояла у плиты, Каору занималась уборкой в большой ванной комнате, а я поднималась вверх по лестнице. Услышав звуковой сигнал открытия входной двери, я рванула по ступеням, забежала в комнату и резко закрыла дверь. На все это ушло несколько секунд, хотя в моем распоряжении было не меньше минуты, несомненно. Но страх и мое нежелание столкнуться с Итачи управляли ногами как никогда хорошо. Он не должен видеть меня на своей территории — тогда у Итачи не будет повода заговаривать со мной, а мне не придется смотреть на ненавистного мужчину. Наверное, Масако-сан удивилась такому странному поведению, среднестатистические невесты по обыкновению встречают своих женихов из поездки около двери, волнительно переминаясь с ноги на ногу и отсчитывая издевательски долго тянущиеся минуты до прибытия возлюбленного, а не удирают от них в комнату со всех ног. А может, та все прекрасно понимает и просто не подает вид? Может быть так и есть. Она слишком опытная женщина, в ее возрасте положено видеть многие тайны невооруженным взглядом. Хотя трудно назвать тайной очевидную вещь. Через час раздался стук в дверь, не похожий на стук костяшек Масако-сан. Я напряглась. Через несколько секунд получилось заставить ноги коснуться пола и поднять себя с кровати, чтобы настороженно подойти к двери. Каору протянула мне большой пухлый конверт, в котором, по всей видимости, были какие-то бумаги. Это точно не очередное письмо Итачи, по своему обыкновению все они были меньшего формата. Я приняла белый конверт, быстро закрыла дверь и вернулась в кровать. Внутри и правда были бумаги, Итачи передал мне наше соглашение. Я детально изучала каждый пункт, не без краски на щеках прочла те самые строки, которые просила внести вчерашним утром. В договоре были прописаны как обязанности Итачи передо мной, так и мои перед ним. И кажется, уже завтра вечером мне придется исполнять несколько из обязанностей, прописанных на бумаге. Встреча двух семей будет неизбежной для меня каторгой. И кто я такая, чтобы от этого отказаться? Мужчина постучал в мою дверь только на следующее утро, перед самым уходом на работу. Значит, наш разговор будет недолгим. Итачи не пытался пересечь порог комнаты, как и в тот вечер, и не просил меня выйти. После недолгого осмотра глазами моего лица, Итачи коротко сообщил мне точное время нашей поездки, а также то, что пригласил ко мне визажиста. Я тут же отказалась. Скрою нездоровый вид самостоятельно. Смиренно кивнув в знак согласия на мой отказ, Учиха выдал мне следующую информацию: днем мне привезут платье — и все к нему прилагающееся — из новой зимней коллекции известного австрийского бренда одежды, а контролировать передачу вещей будет мой новый охранник. Тот приедет к назначенному времени. И потом тот будет в моем полном распоряжении: я смогу обозначить мужчине свои планы на ближайшие несколько дней, которые подразумевали выход из пентхауса, и тот будет знать, когда ему необходимо приезжать сюда для сопровождения меня в большой мир. Находиться за дверью пентхауса, жить на территории пентхауса или на всякий случай на парковке в машине — тому было незачем, потому что на территорию дома не попасть просто так, здесь я всегда была в безопасности (вот почему Итачи не особо спешил с наймом охраны, не нанял первого попавшегося человека уже в субботу, наплевав на тщательный отбор из-за ненужной спешки). Даже чтобы заехать на подземную парковку водителю необходимо иметь особый пропуск, который не распространялся на многоэтажное здание — для того, чтобы попасть в него со стороны парковки или улицы, нужно иметь свой личный код или знать код одного из жильцов, либо еще один вариант — личная электронная карта. Наверное, в тот день Итачи заранее распорядился пропустить машину Ино, в которой я была фаст-фудом, а Ино — доставщиком; а так же дал той (моей маме) свой личный пароль, чтобы мы беспрепятственно попали в лифт. И самое интересное касалось персонала, который работал на благо зажиточных жильцов этого и других многоэтажных домов, расположенных в одном большом квадрате, огороженный высоким забором: у каждого из них не было одного постоянного кода (те не имели электронных карт), потому что тот менялся при помощи специальной системы каждые новые сутки. Случись что — их отключат от системы оповещений и те больше не смогут попасть на территорию комплекса, не говоря уже о квартире своего работодателя. Получается, если охранник не будет проживать в этом комплексе в шаговой ко мне доступности, тому придется приезжать сюда по моей прихоти в любое время дня или ночи. Когда мы познакомимся, я обязательно успокою мужчину на этот счет: скажу, что не собираюсь покидать дом чаще одного или двух раз в неделю. У меня не было никаких дел во внешнем мире, учеба подошла к концу еще неделю назад, а окончательно — в день нападения. Осталось уладить дела с отчислением, но я хочу подумать об этом позже. Желательно никогда. Выслушав достаточно большой поток интересной информации, я только лишь кивнула Итачи, уверена, немного растерянно. Его рассказ о безупречной системе безопасности комплекса для его безупречных жителей заметно улучшил мое настроение, внутри исчезло беспокойство, сменяясь на уверенность в крепости защищающих меня стен. Из-за благоприятного рассказа я даже пустилась в шутливые размышления, не лишенные толики реализма: если я безвылазно просижу в пентхаусе все полгода — точно останусь жива, никто до меня не доберется. Кроме ракеты. Но если заточу себя здесь только из соображений безопасности — как потом выйду обратно в социум, как вернусь прежней в прежнюю жизнь? Без зацикленности на своей безопасности, без въевшегося за полгода под кожу страха за свое благополучие и жизнь, искусственно взращиваемый долгий промежуток времени непонятно для чего. Если я не буду выходить отсюда, рано или поздно может развиться что-то типа психического расстройства. Я не хочу освободиться, имея на плечах груз психических отклонений. Да и если подумать, совсем безвылазно уж точно не получится: я должна мелькать вместе с Итачи на различных мероприятиях как его невеста, а так же никто не отменял встречи с нашими родителями в семейном кругу. Когда представляю этот самый семейный круг, внутри сжимаются все органы. — Почему вы не рассказали мне о кодовой системе в прошлую субботу? Точнее, что я живу в неприступной крепости. Мужчина замешкался перед ответом, видимо, пристыженный моим вопросом — я поняла это по его интонации в самом начале: — Прости, я действительно забыл об этом. Те дни были достаточно сложными... Думал, тебе будет достаточно присутствия персонала. Значит, наш безупречный Учиха Итачи все же не такой уж и безупречный, даже он умеет забывать что-то важное. Это открытие заставило меня приподнять уголки губ, но совсем слегка, почти незаметно. Было приятно видеть уязвленного Итачи, тыкать его носом в его же ошибки или мелкие недочеты. Кстати, сейчас он выглядел довольно помятым, каким-то несобранным, отстраненным. Может, тот не выспался? Или прошедшая неделя стала для него слишком уж тяжелой, настолько, что тот до сих пор пытается вернуться в привычный ритм? До сих пор не придет в себя после поездки в Китай и перелета обратно в Японию? Странно, мне казалось, такие роботы восстанавливаются куда быстрее обычных людей. Неужели Итачи все-таки не робот? Из меня хлещет язвительность и злорадство. Кажется, мне будет куда сложнее, чем я себе представляла. Интересно, как Итачи живется теперь? Помимо работы навалились другие дела, изменился прежний темп жизни: переезд, найм персонала, невеста, на которую необходимо тратить личное время, и которая добавила тому еще больше заморочек (по его же вине). Должно быть, нелегко, когда во время рабочего процесса ты вдруг возвращаешься к мыслям о том, что в твоем доме проживает девушка, о которой необходимо заботиться, как о домашнем питомце, и даже лучше. Хоть он и возложил кормежку на Масако-сан, уборку на Каору, и безопасность на охранника, тот по-прежнему должен был принимать участие в моем содержании. Хотя я бы с радостью осталась здесь одна, а Итачи может уйти в свободное плавание, позабыв обо мне и остальном, я не буду в обиде, — и он знал об этом. Я бы с радостью жила отдельно и при необходимости встречалась с ним только на мероприятиях, но тот категорически против этой затеи. Я пыталась договориться об этом в переписке, но безуспешно. Будто специально для того, чтобы сбить с меня удовлетворение от заминки Итачи, в моей голове вспыхнуло воспоминание о том пункте, как я написала смс Итачи в утро воскресенья, требуя внести в договор изменение. Улыбка исчезла за секунду. Промямлив тихое прощание, я закрыла дверь перед самым носом Учиха, не выразив тому своего прежнего уважения. Его давно нет, и тот это знал, поэтому вряд ли позволил себе расстроиться из-за пустяка. Да такому уроду плевать на то, что я чувствую, и уж точно его не заботит мое невыказанное выражение испарившегося уважения. По пути в фамильный дом Учиха между мной и Итачи состоялся вынужденный разговор, занявший почти половину пути. Первым делом Учиха поинтересовался итогом моего знакомства с охранником, была ли я довольна его выбором. Как и всегда в последнее время, я не была особо информативна, поэтому в ответ сказала лишь, что познакомилась с мужчиной, рассказала о специфике работы со мной, и обменялась с ним контактом. После этого мы затронули тему занятости Итачи, он сказал пару слов о загруженности работой, даже извинился за свое периодическое отсутствие в пентхаусе. Не знаю, зачем он это сделал, ведь тот не мог не знать, что я рада его отсутствию. Он может съехать из дома на свою работу в любое время, я обязательно поддержу эту идею и самого Итачи, даже помогу собрать все вещи и спустить их на первый этаж, с трудом сдерживая желание пуститься в пляс. Следующая тема для разговора возникла с моей подачи: я четко обозначила Итачи свое давно очевидное нежелание возвращаться в Токийский университет. А потом попросила его отстоять мое желание перед родителями с обеих сторон, если в этот вечер возникнет такая необходимость. В ответ на это Итачи согласно кивнул, а потом добавил, что позаботится о получении мной академического отпуска, а так же обо всех необходимых документах. Когда я захочу и буду к этому готова — смогу окончить учебу. Но затем, немного обдумав этот вопрос, Учиха вдруг выдал еще один вариант, на который получил отказ: заочное обучение, заочная сдача экзаменов. Учеба в данный момент моей жизни и ее адекватное окончание — последнее, что будет меня волновать. Я оставила Токийский и воспоминания о нем где-то там — далеко позади, в своей прежней жизни. Не хочу оглядываться назад, сейчас это бессмысленная трата моих ресурсов. Далее мы подготовили маленькую историю нашей совместной жизни в пентхаусе, которая была приятной лживой сказкой для наших родителей на случай, если в этот вечер все же возникнут расспросы о нашем совместном проживании. Правда, эта история без добавления чего-то нереального по типу: в нашей жизни сплошная гармония, каждый вечер Итачи скорее возвращается с работы ко мне домой, а позже мы проводим время за прекрасным ужином, просмотром фильма, походом в парк и прочее в таком духе. Конечно, история будет отличаться от суровой реальности, но в ней не будет неадекватных излишеств. Итачи не хотел, чтобы Фугаку-сан узнал нелицеприятную действительность и принялся беспокоиться о чем-то кроме своего продвижения вверх по политической лестнице. А я не хотела заставлять волноваться своего младшего брата. Им всем незачем знать правду о моем состоянии, знать о частом отсутствии Итачи вне стен пентхауса, о наших реальных взаимоотношениях и прочем. Конечно, я не собиралась играть влюбленную в него без памяти девушку, это было бы глупо, учитывая мое поведение в вечер помолвки: одного взгляда на полумертвую меня было достаточно, чтобы понимать мое реальное отношение ко всему происходящему. Сейчас сделаю вид, что смирилась с обстоятельствами и те даже стали мне нравиться. Все они ждут момента, когда мы оба самостоятельно уладим все возможно существующие между нами трудности один на один. Никто из родителей не собирается вмешиваться, нагло и без спроса лезть в наши дела, встраиваться между нами и пытаться дать абсолютно ненужный совет. Об этом сказал Итачи, и от этого рассказа мне стало значительно легче внутри. Все эти долгие разговоры на важные темы, придумывание милой истории нашей совместной жизни и так далее — выматывало морально не хуже, чем моя нынешняя жизнь в клетке. Я безумно устала, хотя еще даже не вышла из машины, не встретилась с ненавистной мне семьей, не начала выдавливать из себя улыбку и робкий смех, не посмотрела в глаза родителям, из-за которых вынуждена проживать такую жизнь — лживую, изматывающую, лишенную свободы и смысла. А еще — было трудно подготовиться к своим прямым обязанностям, прописанным в договоре. Стоит свыкнуться с неизбежным как можно быстрее, через несколько минут мы заедем на территорию фамильного дома. Меня всегда поражал стиль их особняка. Дом в стиле модерн в окружении соседских классических японских, мягко говоря, смотрелся довольно странно, хотя во всей массе загородных домов на близлежащей территории не он один был отличительным — проезжая величественные здания, встречающиеся по пути, можно было увидеть и другие стили: классический, немецкий, европейский, и даже готический (всего один). Но все они — единицы, притягивающие взгляды без каких либо исключений. Я все еще помню ту историю, рассказанную то ли Саске, то ли моими родителями, о приобретении этого дома прапрадедом Итачи и Саске. Интересно, Микото и Фугаку действительно удобно жить в таком доме, или те не захотели сменить его из-за соображения сохранить то, что было приобретено потомками более ста лет назад? Но можно было оставить его как память, при этом живя в японской классике. Интересно, какие стили домов у прочих представителей Учиха? Итачи мягко взял мою заледеневшую ладонь в свою, чем заставил замедлить шаг, а потом и вовсе остановиться, в упор смотря на его профиль. — Мне казалось, прикосновения будут действительны только в пределах дома, — я медленно высвободила свою ладонь, еле сохранив самообладание — мало ли, кто-то наблюдал за нами из окон. Резкость с моей стороны тут же бросится в глаза, и ее возникновение придется как-то объяснить, оправдать. Не взглянув в мою сторону, Итачи пошел вперед, оставляя меня чуть позади. По мелкому гравию, я шумно посеменила вслед за своим женихом. К нашему появлению за столом нехватало троих: Саске, который до сих пор находился в своей комнате, Фугаку, в связи с непредвиденными обстоятельствами до сих пор находящегося в другой префектуре, и моего отца, которому нездоровилось утром, поэтому мама запретила тому покидать дом и выходить из поля зрения медсестры. Она умеет убеждать отца, к тому же он сам, я уверена, понимал, что в этот вечер будет лучше выбрать сторону здоровья, а не визит в дом Учиха — тот был явно не последним. Мама и Микото разговаривали о чем-то своем, в то время как Хаку крутил в руках тканевую салфетку. Увидев долгожданных гостей, женщины подскочили со своих мест и направились в сторону пары, крепко держащейся за руки. От взгляда Микото не ускользнули наши ладони, держащие друг друга, и это заставило женщину улыбнуться искренне и тепло, именно так, как могут улыбаться счастливые матери. От взгляда моей матери также не ускользнул наш с Итачи жест на публику, но та не улыбнулась, скорее в замешательстве одарила меня недоверчивым взглядом. Родительницы быстро перечислили нам причины отсутствия трех человек, затем Микото обратилась к женщине, которая встретила нас с Итачи и привела к месту проведения ужина, с просьбой позвать Саске вниз. Все-таки мне стоило выпить успокоительное перед этой поездкой, я же прекрасно понимала и отдавала самой себе отчет в том, что присутствие младшего брата Итачи будет медленно убивать все мое естество, нервы не выдержат. Мне стало дурно, едва я услышала имя Саске из уст его матери. Стало намного хуже, чем в тот момент, когда я встретилась глазами с Микото и родной матерью, войдя в помещение, еще не окрыленная информацией об отсутствии в доме Фугаку и моего отца. Так странно: будто до этого момента я не верила в его присутствие; старательно лелеяла надежду, что все-таки обойдется, все-таки мы не встретимся этим вечером, потому что Саске собьет машина, он проиграет состояние в карточную игру влиятельным якудза, его украдет туалетный дух и прочее... И все-таки как же сложно так жить, когда ты до последнего не готова к неизбежному, твое сознание зачем-то создает странные иллюзии и уверения себя во внезапном отсутствии того, кого ты боишься увидеть, хотя этот человек окажется в назначенном месте со стопроцентной вероятностью. Бессмысленный самообман продолжается до той самой секунды, пока вы не встретитесь с этим самым человеком своими взглядами. У кого-то он будет растерянным, у кого-то обеспокоенным, взволнованным, а может быть озлобленным — все зависит от ситуации. Какой же взгляд увижу сегодня я? Вот-вот мы снова встретимся, я услышу его когда-то сводящий мой разум голос в темноте спальни. И я не знаю как мне выдержать его тяжелый взгляд, а я уверена, тот не сможет игнорировать меня на протяжении всего вечера. Как и я его. Я боялась, что мы оба совершим какую-нибудь ошибку, которая каким-то образом позволит догадаться окружающим о наших истинных отношениях. А мне этого совершенно не нужно, такая правда должна умереть, должна остаться похороненной. Именно по причине страха за неумелое сокрытие наших с Саске давних отношений сейчас я так сильно противилась этой встрече, мои колени подрагивали, глаза бегали от одного предмета к другому. Но что я могла изменить? Не в моих силах подчинить себе все мироздание, чтобы внести нужные мне корректировки хотя бы в свое будущее. Как вообще такое может выглядеть со стороны для окружающих нас людей? Как бы отреагировали родители Итачи и Саске? Как бы отреагировали мои? Думаю, сложнее всех было бы Итачи, Микото и Фугаку. Боюсь даже представлять те чувства, которые они могли бы испытать, если бы узнали обо мне такую правду: сначала прыгала на младшем брате, а теперь ходит под руку со старшим, даже помолвлена с ним. Почему-то все предыдущие дни до этого вечера встречи с родителями я была железно уверена в сознательности Саске, что он не раскрыл нашу тайну неверным словом и действием. Если судить по поведению Микото, обнявшей меня при встрече и улыбающейся всякий раз, когда наши с ней взгляды вдруг пересекались, — та ничего не знает. Но забудем о их чувствах, самое главное то, что будет происходить со стороны семьи Учиха по отношению к моей: они бросят нас с незавершенными проектами, откажут в финансовой помощи и так далее, в любом случае перспективы неутешительные. Отец не сможет перенести такой громкий крах плюсом к которому будет позор дочери и презрение со стороны семьи Учиха. Несомненно, Итачи сразу же откажется от финансирования, сотрудничества и прочего, что было прописано в нашем договоре, когда или если тот узнает о нашей с Саске лжи. Причем все эти пункты, касающиеся помощи моей семье, были инициативой Итачи, а значит тот в полном праве резко сменить милость на гнев — какому человеку понравится внезапно узнать, что девушка, выбранная им в будущие жены, незадолго до этого спала с его младшим братом? И пусть все переигралось, та выбранная им девушка никогда не станет его женой, но это мало что меняло в данных обстоятельствах. В любом случае человек испытает боль и неприятное чувство предательства. Мы сели за тот самый стол, на котором всегда стояла выпивка и еда, когда мы собирались в доме Учиха большой компанией. Там, где сейчас сидела Микото, в прошлый раз стоял Наруто и делал коктейли, а там, где сидели мы с Итачи, случился конфликт между мной и Саске. Около места моей матери и брата когда-то стояла наша женская компания, общающаяся о насущных делах. Саске вошел в помещение, я поняла это по глазам и реакции Микото, сидящей лицом к входу в помещение. Мне хотелось резко развернуться в сторону вошедшего, но я одернула себя, заставила тело прирасти к месту. Сердце билось словно сумасшедшее, будто ощущая чужой испытующий взгляд на затылке, пока в этот момент я путалась в нахлынувших на меня чувствах. Младший брат Итачи сел рядом с Микото, прямо напротив нас. Его поврежденная рука была скрыта ортопедическим ортезом черного цвета. Вся одежда Саске была такой же черной, как и его ортез. Мы посмотрели друг другу в глаза в тот момент, когда мама и Микото заговорили о травме Саске, стоило ему устроиться на своем месте. Кажется, что-то сказал и мой младший брат. Потом рядом с нами начались движения: персонал принес еду, блюда расставлялись на стол. На полминуты я забыла о существовании присутствующих рядом с нами людей. Не знаю, сколько прошло времени перед тем как я отвела взгляд в сторону, мысленно дав себе наказ больше не смотреть на Учиха Саске, не думать об Учиха Саске, не разгадывать его эмоции и невысказанные слова, анализируя увиденную мимику лица и испытующий взгляд черных глаз. Но как это сделать? Он сидел прямо напротив нас. Кажется, он так и не отвел глаза в сторону, я все еще чувствовала мощное давление со стороны. Когда Саске произнес несколько слов в ответ на вопрос моей матери, мой желудок сжало спазмом. Его голос. Я так давно отказалась от того, чтобы видеть Саске, слышать Саске. Почему опять?.. И почему моментами так мучительно сложно? Кажется, все было так давно. После обсуждения травмы Саске, вдруг тема переместилась к вопросу о цветоводстве (моя мама зачем-то решила разузнать у Микото о цветах), потом о прошедшем небольшом землетрясении, о качестве клубники в этом году, о планах на лето. Разговоры не прекращались, две дружные женщины не умолкали ни на минуту, сменяя одну тему за другой, а недолгие паузы случались только чтобы пережевать еду и сделать глоток жидкости из изысканной посуды. Я же пользовалась тишиной, чтобы обработать информацию и побороть напряженность, время от времени завладевающую всем телом и мыслями. Во время общения я следила за всеми по очереди, кроме Саске, внимательно вслушивалась в разговоры, улыбалась или кивала головой при необходимости. Итачи, на удивление, с охотой принимал участие в большинстве разговоров, периодически отвлекаясь на меня: как уже повелось предлагал попробовать то или иное блюдо, передать мне различные закуски, добавить алкоголь в бокал, хотя для всего этого в помещении находилась домработница семьи Учиха. Каждое слово и жест Итачи в мою сторону, конечно, не ускользали от внимания матери и Микото, от внимания моего брата, от брата Итачи. Когда мужчина обращался ко мне — внутри и снаружи я сжималась в нервный комок. Но нужно было показывать не нервозность, а подобие благодарности и, может быть, даже радости. Я старалась справляться со своей задачей, с каждым разом все лучше и лучше: натягивала улыбку чуть шире, соглашаясь с предложением или отвергая его, и даже сама проявила инициативу в его сторону, предложив передать Итачи данго — его любимое блюдо. Последнее оставшееся на столе. Прошло всего полчаса, не понимаю, куда оно могло деться так быстро. — Юмико, — Микото позвала меня, лучезарно улыбаясь, — тебе должно быть трудно придерживаться здорового питания рядом с моим сыном, — она мельком посмотрела на Итачи, который почему-то потупил взгляд в сторону. Без понятия, я ведь даже не вижусь с вашим сыном, подумала я. Но нужно было сказать другое. Я натянула уголки губ, забыв согнать замешательство с лица: — Вы правы, Микото-сан... — я не знала, стоит ли добавить что-то еще. За несколько секунд до этого скудного и растерянного ответа мне и вовсе показалось, что я не смогу произнести и слова. Зачем-то переведя взгляд на лицо Саске, я обожглась о его темные глаза, смотрящие на меня и Итачи с явной враждебностью, однако которая была спрятана глубоко внутри его глаз, совсем незаметная хотя бы моей маме и Хаку. Обмен взглядов длился всего пару секунд, зато на успокоение мне понадобилось куда больше времени. Удары сердца чувствовались всем телом. Мама незамедлительно подхватила тему разговора: — Микото, помнишь, Юмико угощала Итачи фруктовыми кексами? Женщина тихо рассмеялась в ответ, чуть прикрыв ладонью свою широкую улыбку: — Конечно, я даже помню размер той тарелки и количество кексов — шесть штук. Итачи съел половину, а остальное приберег для младшего брата. — Микото с нежной улыбкой на лице взглянула на рядом сидящего Саске, в ступоре смотрящего то на мою мать, то на Итачи, то на Микото, — А Саске этого не видел, поэтому удивился неожиданному презенту. Все кексы уже давным-давно порастаскали другие ребятишки, а он носился с компанией мальчиков и не обращал внимание на стол, и, вернувшись, не обнаружил угощение, но его ждал сюрприз от заботливого старшего брата. А я тем временем обвела взглядом Хаку, маму, явно прибывающего в замешательстве Саске, Микото, и под конец самого Итачи. Какие кексы я дала Итачи? Что за вздор? Да я никогда не контактировала с Итачи в детстве, только видела того издалека! — Ума не приложу, куда и когда она успела спрятать кексы, — рассмеялась мама, а потом взглянула на меня, чтобы задать вопрос: — Юмико, ты не помнишь? Куда ты их спрятала? Я была растеряна, их разговор казался хорошо спланированной шуткой, поэтому я не смогла выдавить из себя ничего, кроме заиканий: — Я.. я.. — поочередно переводя взгляд по всем присутствующим. Мама прервала мою заминку, вновь обращаясь к Микото: — Наверное, Юмико расстаралась так специально, чтобы поблагодарить Итачи за свое спасение. А помнишь, как на восьмом дне рождения она терроризировала твоего старшего сына? — обе женщины громко рассмеялись, явно вспомнив этот эпизод, который не был доступен для меня самой, — Уговаривала стать его военным, тыча игрушечной катаной в руку, и спасти ее священную сакуру, отогнав от нее врагов. Не могу вспомнить, как же называлась та пьеса или сказка... Как же ей приглянулся его рост — вылитый военный, хорошо сложенный, благородный мальчик! — Дети переоделись в костюмы для фотосессии, после которой была небольшая игра, да, я помню, и, знаешь, тоже никак не припомню название... Да разве сейчас это было важно — какое-то название какой-то сказки?! — О чем ты говоришь? — я обратилась к родительнице, тело потряхивало от гнева из-за полного непонимания их разговора, к тому же лицо Итачи не давало мне никаких ответов, что злило еще больше, — Спасение? Кексы? — Она не помнит, — констатировала мама, обратившись к Микото. — Конечно, Юмико было всего пять. Да о чем вы говорите?! Объясните же мне наконец! — Вспомни, — мама обратилась ко мне, — как ты играла с детьми твоего возраста, ваши игры проходили рядом с мостиком, под которым был небольшой пруд. В то время уже было довольно холодно, местами лежал редкий снег, наледь, замерзшие лужицы. Да, я помню. В голове появилась нужная картинка. Вокруг нет высоких зданий, только небольшие загородные домики, но их немного и их совсем не видно из-за высоких сухих кустов и также моего маленького роста, только если специально выйти на открытую местность. Взрослые где-то там, сидят своей компанией, а мы играем неподалеку от них, уже давно наевшиеся вкусной еды и жаждущие выплеснуть скопившуюся энергию. Я совсем не помню тех детей или сколько их было, в голове только картинки воспоминаний, как мы бегаем друг за другом по асфальтированной дорожке. Было пасмурно, небо затянуто тучами. — Ты бежала по мосту, поскользнулась на покрытом ледяной корочкой месте. И упала в воду, проскользнув под перилами. В голове появилась картинка: я бегу за кем-то, кто находится чуть левее моста, на противоположной от меня стороне. Нога чувствует что-то скользкое. Падая на спину, я скатываюсь под перилами, и сваливаюсь в холодную воду. Дальше темнота. После темноты появляется отец, он вытирает меня большим, мягким полотенцем в каком-то помещении. Я сижу на деревянной скамейке, вокруг нас много людей. Но как? Почему это воспоминание я вижу так ярко, но мне кажется, что все это было старым, давно забытым сном? Кажется, как будто я придумала это когда-то или только что, но этого не было на самом деле. Я сгенерировала воспоминание по словам матери, но этого не могло случиться в реальности, этого точно не было. Однако кажется, что было. Я совсем запуталась. Но ведь мама не рассказывала мне тех подробностей, которые появились в голове после ее рассказа о прошлом. — Если бы не Итачи и его реакция, — мама тяжело выдохнула, кладя ладонь на плечо моего младшего брата, — может быть сейчас Хаку был единственным ребенком в нашей семье. Я всегда вспоминаю тот случай с огромным ужасом, Микото, мы так благодарны Итачи. У тебя как всегда очень плохо с юмором, мамочка. Или ты сейчас правда обеспокоенна? Почему я вижу в твоих глазах почти осязаемую серьезность? Страх? — Я не сделал ничего выдающегося, — подал голос Итачи, моя голова тут же развернулась в его сторону, — Атсуши-сан сам вытащил Юмико из воды, и помог выбраться мне. О чем ты говоришь, Итачи? Мой рот приоткрылся в удивлении, теперь я пребывала в состоянии легкого шока. В обрывках воспоминаний нет Итачи, нет того, о чем мне рассказывают, точнее, оно есть, но все размыто, непонятно. — Я этого не помню, — вышло как-то совсем пискляво и максимально растерянно. Я продолжала пристально смотреть на профиль Итачи. Учиха как всегда невозмутим. Почему он не смотрит на меня? — Но ты помог выиграть время, — возразила моя мать. — Просто повезло, — Итачи покачал головой, смотря в свою тарелку, — я шел по дорожке со стороны Юмико, хотел быстро пройти мимо детей, пока они отвлеклись на перемещение игры на другой берег озера. Я резко повернула голову к родительнице: — Вы отдыхали вместе? — Да, были в одной компании. Ты не помнишь то место? Много взрослых и детей, минимум девять семей. — Ничего не помню... — я снова повернулась к Итачи и посмотрела на него с надеждой, что в его взгляде мне явятся все ответы на вопросы. Значит, вот оно какое — наше первое знакомство? Или оно произошло еще раньше? Значит, то было наше первое взаимодействие. Микото обратилась ко мне нежно, как к своему ребенку: — Конечно, Юмико, ты можешь этого не помнить, и это не удивительно — ты была маленькой, не все детские воспоминания сохраняются, к сожалению, многое забывается. Но даже и к лучшему, что ты не помнишь падение в озеро. Смущенно смотря на Микото, я промямлила: — В памяти появились какие-то обрывки картинок, кажется, что несколько лет назад мне все это приснилось... поэтому сейчас слышать это все, тем более от всех вас... слишком странно. — Вы так и будете заставлять ее вспоминать прошлое? — Саске был зол, мне показалось, он сдерживает себя из последних сил. — Какой сейчас в этом смысл? — его претензия была направлена в сторону Итачи, я видела это, хотя обращение не указывало именно на него. Итачи накрыл мою левую ладонь своей, и это не могло остаться незамеченным для всех присутствующих — моя рука лежала на столе. Он обратился ко мне, проигнорировав недовольства младшего брата. — Не будем вспоминать об этом, если тебе неприятно, Юмико. Обе родительницы тактично промолчали, явно пребывая в замешательстве от реакции Саске, ровно как я и Хаку. Ладонь Итачи все еще накрывала мою. Голова закружилась, тело бросило в холодный пот. — Хочу посетить уборную... — вытянув руку из-под ладони Итачи, я чуть привстала со стула, добавив, не обращаясь к кому-то конкретному: — с вашего разрешения. В следующую секунду помещение наполнили несколько голосов с предложением составить мне компанию: заботливый от Микото, обеспокоенный от моего брата, неуверенный и еле заметный от Саске, и самый четкий от Итачи. Мужчина встал со стула вслед за мной, взглянул в мои глаза. Он будто говорил, что это неизбежно или что он хочет пойти со мной не без причины. Я не понимала. — Спасибо, — сказала я Микото, тут же вспомнив о ее предложении, а после повернулась к Хаку, чтобы кивнуть тому отрицательный жест, улыбаясь, показывая признательность, — Итачи проводит меня. Почему я так явно игнорирую Саске? Что я делаю? Зачем? Если продолжить это, последствия могут быть крайне плохими. Но я не могу смотреть на него, я не могу. И я не понимаю какие чувства испытываю прямо сейчас, все смешалось в непонятный клубок. — Им есть, что обсудить, — тихо сказала мама Микото, женщины улыбались друг другу. Ее фраза заставила мои ноги быстро двинуться с места в сторону выхода, боковым зрением я видела движение Итачи, он следовал за мной не обгоняя и не отставая. Выйдя за пределы помещения, я, помимо прокручивания в голове только что состоявшегося разговора, думала о Саске и его реакции. Уже и не помню, когда в последний раз я так переживала из-за его реакции на свои действия, но еще больше меня пугало ожидание, сжимающее горло прямо в эту секунду. Я ждала от него чего-то ненормального, что Саске вот-вот сорвется и совершит какое-либо действите, которое повлечет за собой невообразимые негативные последствия для всех нас, в особенности для меня самой. Идя рядом с Итачи около лестницы, ведущей на второй этаж, я проворачивала в голове всевозможные выходки Саске, из-за чего мое сердце сжималось в страхе и ужасе. Только бы он молчал, только бы молчал...Пожалуйста, не вставай из-за стола и не иди за нами. Не рассказывай ничего моей маме, Хаку, ни единой душе. Саске, не порть свою и мою жизнь. Я остановилась напротив нужной двери. В голове не сохранилось воспоминаний как я прошла весь путь, мысли были заняты другим. — Все в порядке, Юмико? — Итачи говорил тихо и мягко, его ладонь заботливо легла на мое плечо, однако эта "забота" обжигала страшнее открытого огня. Мне пришлось развернуться к Итачи, чтобы избежать с ним физического контакта. Ему пришлось убрать руку. Вместо ответа на его вопрос из меня вырвалось то, о чем я не хотела молчать до нашего приезда домой. Я бы не смогла ждать так долго, мучая себя вопросами, пытаясь вспомнить, пытаясь собрать в своей памяти по крупицам то, чего, казалось, никогда и не было. — Там... — потупив взгляд, я кивнула в сторону гостиной, — Это была какая-то шутка? Все спланировано? Итачи удивил мой вопрос. Отвечать на него он не торопился. — Юмико... — мужчина приподнял уголки губ, безэмоционально всматриваясь в мое лицо, — тебе стоит задать себе вопрос: для чего нам планировать это? Каков мотив? Он заставил меня задуматься, но ненадолго. Ответ очевиден. — Не знаю. Может быть, чтобы я была благодарна? Чтобы в моей голове сформировался образ "хорошего Учиха Итачи", якобы спасшего меня в детстве. Чтобы изменить мое мнение, отношение, проклятье, да какая разница?! Причин много, и я хочу знать, что сейчас произошло! — я не сдержалась, перешла порог дозволенного, забыв о том, что мы не одни в этом доме. Пусть мы и далеко от гостиной, мне не следует так вести себя на территории Итачи. Может, где-то за углом стоит обеспокоенная Микото, решившая догнать нас и убедиться, что все действительно в порядке, или Саске, который захочет вмешаться, услышав мой повышенный тон голоса. Хотя тот вмешался бы в любом случае. — Юмико, — Учиха покачал головой, его взгляд стал грустным, голос тише, — я не ищу подобных способов давления. И не применяю их в отношении... Микото моя родная мать, возможно, не будь третьего участника, — твоей матери — можно было говорить о сговоре. Я улыбнулась, стараясь сдержать подступивший смех: — Думаете, она бы не пошла на это? Согласилась бы самая первая, а может быть и придумала все это сама... — в следующую секунду меня накрыла жалость к самой себе при осмыслении простой истины: все, что я сейчас сказала — правда. Такое может случиться в реальности, я не наговариваю на свою мать, не преукрашиваю и не искажаю действительность. Она могла бы пойти на разные способы воздействия, гарантирующие нужный ей исход. Она как никто в этом доме неистово хотела, чтобы я сблизилась с Итачи как можно быстрее, она давно желала нашего союза, у нее есть мотив. Не могу утверждать что-то о Микото, однако точно предполагаю, что та хотела бы видеть между мной и своим сыном идиллию, впрочем, как и любая другая нормальная мать, желающая счастья своему ребенку. Не знаю, пошла бы она на сговор с Итачи и моей матерью. Наверное, нет, она не похожа на такого человека, однако теперь мне не стоит делать никаких выводов или просто предположений о чужих мне людях, души которых скрыты от моих глаз. Когда-то я думала о Итачи в положительном ключе. И что имею в итоге? Видимо, на меня разом навалилась усталость и напряжение от сегодняшнего вечера: я почувствовала несдерживаемую дрожь собственных губ, почувствовала как глаза становятся более увлажненными. В замешательстве взгляд вернулся к лицу Итачи, дрожащие губы разомкнулись. — Чего я могу ожидать? — На Итачи смотрела маленькая обиженная Юмико, желавшая получить защиту, но получить ее было не от кого. — Что все будут мной манипулировать. — Ты неверно поняла возникший между ними разговор, — Итачи сделал шаг вперед, обеспокоенно смотря на мое лицо, на котором явно отражалось предистеричное состояние, по крайней мере, обеспокоенность в глазах Итачи говорила именно об этом. Не знаю, насколько плохо все выглядело со стороны, но я не смогла сдержать дрожь губ и редкие слезы, решила не пытаться себя пересилить. Нервы не выдержали напряжения. Я стала настолько впечатлительной и недоверчивой из-за последних событий, что решилась высказаться Итачи прямо здесь, в его доме, напротив двери в уборную, теперь совершенно не заботясь о скрытности перед случайными свидетелями этой сцены, которыми могли стать кто угодно. А еще минуту назад я твердила себе об осторожности. Мужчина подошел ближе, протянул руку, чтобы снова коснуться меня, но передумал в последний момент и опустил ее вниз. Я продолжала смотреть в темные глаза снизу вверх. — Я уже ничего не понимаю и не знаю чего ожидать от родных мне людей, от тех, с кем я оказалась не по своей воле, — я случайно всхлипнула, в тот же момент получив от опущенных вниз бровей Итачи реакцию на это случайное действие, и уже не смогла остановить свой кулачок, легший на грудь Учиха, тихо поднимающийся и опускающийся, еле-еле бьющий по каменному сердцу через грудную клетку, — Не знаю, где настоящая правда, а где ложь, и не знаю как защищаться... никто меня не защитит. Я продолжала невнятные бормотания и этот внезапный контакт руки с грудью Итачи не больше полминуты: Учиха мягко накрыл ладонью мои пальцы, приложил кулак к своей груди. Он внимательно всматривался в мои глаза, чем и заставил меня взять себя в руки, прийти в себя, вспомнить о реальности, замолчать. — Не сомневайся в правдивости услышанного, никто тебе не лгал, — мужские пальцы сжали мой кулак, по-прежнему прижатый к теплой груди, — Я не намерен манипулировать тобой, Юмико. Я смотрела в глаза Итачи около минуты, оставаясь в своих мыслях, прежде чем убрать руку от его груди. Зато теперь я, кажется, смогу манипулировать тобой, Итачи. Мы вернулись в зал вместе, безмолвно сели на свои места, не прерывая разговор двух женщин. Никто не стал расспрашивать меня о чем бы то ни было, и никто не вернулся к предыдущей теме разговора. Я тихо смотрела в свою тарелку, прокручивая в голове момент с маскировкой припухлости на лице косметикой, пытаясь вспомнить: все ли сделала идеально, не упустила ли что-то из-за подавленного состояния и спешки? Далее вечер проходил довольно мирно: непринужденное общение на легкие темы, не касающиеся кого-то из сидящих за столом. Мама вела себя достойно, Микото часто улыбалась, Хаку был крайне учтив, Саске молчалив, равно как и я. Я всеми силами старалась не смотреть в его сторону, когда тот изредка подавал голос во время беседы, однако чуть позже поняла: для оружающих будет странно наблюдать мои попытки уводить взгляд в сторону. Поэтому я посмотрела. Всего несколько раз. А разговор? Мы учимся вместе, вместе провели бок о бок половину жизни, а сейчас, сидя за столом, не сказали друг другу ни одного слова. Не смотря на возможное возникновение подозрения со стороны окружающих, я не смогла пересилить себя и открыть рот. Мне было банально не придумать какую-то тему для разговора именно для нас с Саске. Я не знала с чего мне начать, как это сделать. И он не обращался ко мне. Осталось лишь надеяться, что все спишут на нашу коллективную молчаливость. Будто прочитав мои мысли, Саске, уличив момент, когда все разговоры стихли, заявил о своем намерении вернуться в свою комнату, чтобы закончить связанные с учебой дела. Мама, Хаку, и напоследок и я попрощались с Саске, тот покинул помещение. И сразу после того, как дверь закрылась, я почувствовала свалившийся с меня груз. Он сошел с меня одним махом, кажется, даже дышать стало легче. Это невероятное ощущение. Даже моя спина, до этого момента чуть сгорбившаяся от скованности и общей усталости, вдруг распрямилась. Мне захотелось оторвать взгляд от стола, посмотреть по сторонам, теперь не боясь столкнуться с глазами Саске. Итачи будто заметил мое вдижение — повернул голову в сторону. Я повернула свою в ответ, чтобы убедиться — он смотрит на меня. В следующую секунду Итачи наклонился ко мне и зашептал на ухо, прикрытое волосами: — Как ты себя чувствуешь? Отстранившись на несколько сантиметров назад Итачи был все так же непозволительно близко, я могла разглядеть себя, отражающуюся в его темных глазах. Хорошо, что голоса родительниц не стихли, иначе бы я утонула в стеснении куда больше, чем тону сейчас. Я прошептала в ответ безэмциональным голосом: — Все в порядке, — и отвернулась к столу. Итачи не оставалось ничего, кроме как выпрямиться, вернуться в прежнее положение. Микото, закончив перечислять моей маме состав какого-то блюда, вдруг обратилась к сыну с вопросом: — Итачи, вы с Юмико останетесь на ночь или вернетесь домой? Мы с Итачи вернули взгляд к друг другу: он смотрел на меня с явным вопросом в глазах, а я отвечала тому непониманием и ужасом. Надеюсь, он заметил, как я еле заметно покачала головой и опустила брови, умоляя его одними глазами не оставаться в этом доме на ночь. На такое мы не договаривались, правда, мы вообще не затрагивали тему с ночевкой в фамильном доме Учиха. Значит, мы оба намерены вернуться домой, ведь так?... Итачи не успел даже повернуться в сторону Микото, как внезапно заговорила моя мать, пребывающая в очень хорошем расположении духа: — Если вы решите вернуться домой, мы с радостью подвезем вас на моей машине. И в этот момент я решила, что лучше не надеяться на кого-то, если есть возможность разрешить вопрос самой. — Вернемся домой, — ответила я Микото, опережая с этим Итачи, и добавила, повернувшись к родительнице: — когда я посмотрю его комнату. Мы можем задержаться. Пусть они думают о чем угодно, строят свои догадки, правильные или нет, абсурдные или здравые — плевать. В конце концов, я его невеста, мы уже живем под одной крышей, поэтому в моем желании и решении нет ничего удивительного. В конце концов, мы пойдем в комнату Итачи не для уединения, а чтобы избежать общества моей матери. Дорога до дома была довольно длинной, и лучше я еще десять раз, как в тот вечер перед праздником Какузу, переживу поездку в тесном лимузине с только что вошедшими в мой круг общения друзьями возлюбленного, чем поеду домой вместе с Итачи и родной матерью в одной машине. Однако, похоже, Итачи не считал мое решение неудивительным. На его лице мелькнуло замешательство, буквально на секунду, когда мы вновь встретились взглядами. Но тот быстро пришел в себя и обратился к моей маме. — Я благодарен за ваше предложение, но нам с Юмико необходимо заехать в одно место, а оно в противоположной стороне от нашего дома. О чем ты говоришь? Куда мы едем? Увидев теперь уже мое старательно скрываемое на лице замешательство, Итачи коснулся моей руки под столом, сжал пальцы. Значит, он подыграл мне? Я не понимаю. — Поделитесь с нами? — предложила моя мать, на что внутри меня вспыхнул пожар негодования. — Или твой сын, если я правильно понимаю по вопросу в глазах Юмико, — она посмотрела на Микото с улыбкой, однако не лишенной напряженности, видимо, из-за двух отказов со стороны Итачи и моей, — решил устроить сюрприз моей дочери? В ответ на это Микото взглянула на Итачи, ее лицо сияло. Предполагаю, Микото очень радовал такой исход событий. Она была рада за Итачи, ведь так? Но с чего бы той радоваться? Итачи не выглядит счастливым рядом со мной. — Вы... — Итачи тяжело выдохнул и взглянул на мою мать ничего не выражающими глазами, — Вы очень проницательны, Ольга-сан. Да, и на самом деле, это должен был быть сюрприз. Обе женщины рассыпались перед Итачи в извинениях, а вдобавок и передо мной. Хаку, насколько я понимала по его телодвижениям и взгляду, было неловко. Да, мне тоже неловко за поведение родительницы. Неловко за то, что та старательно ищет повод влиться в нашу с Итачи компанию. Хорошо, что мой жених оказался довольно умным человеком и сразу понял причину моего поведения, или же тот не особо что-то понял, но решил подыграть до выяснения обстоятельств. Под конец всеобщего балагана с извинениями я почувствовала настойчивые вибрации телефона, они были с рваными перерывами как если бы мне отправляли одно сообщение за другим. Отвлекшись от сидящих за столом и их голосов, я быстро взглянула на причину вибрации, чуть опустив голову вниз, в сторону, так, чтобы экран смартфона не видел Итачи. И явно сделала это не зря. Сообщения были от Саске, он снова писал с другого номера. В тексте были повелительные требования отлучиться, выйти из зала под каким-либо предлогом, и уйти в оранжерею. Он ждет меня там. Ответив Саске одним сообщением, я выключила звук, быстро затолкала телефон в сумочку и вернула внимание к сидящим за столом. Мы ни за что не встретимся с ним в этом доме, это не будет происходить тайно, за спинами моих, и тем более его родных. Проводив маму и Хаку до машины, мы дождались, когда транспорт с ними скроется за массивными воротами, и только потом вернулись в дом. Микото, то и дело бросающая взгляды на Итачи последние десять минут, тепло попрощалась с нами около лестницы. Мне было неловко от ее искренней ко мне теплоты. Женщина вернулась в зал, чтобы раздать персоналу указания по уборке помещения. Я повернулась к Итачи, наплевав на свое смущение и скованность. Снова находиться с ним один на один было мучительной пыткой. К тому же, внутри уже вовсю бился страх столкнуться с Саске вместе с Итачи, что только усиливало желание как можно быстрее покинуть этот дом и вернуться в свою клетку. Хорошо, что тот не вышел попрощаться с моей семьей. — На самом деле я не хотела, чтобы мы ехали в одной машине, и я не знала, что вы ей ответите, поэтому ляпнула ту фразу про осмотр комнаты... Сколько нужно подождать перед уходом, чтобы никто ничего не понял? Учиха что-то обдумывал, мой вопрос был не единственным, что он решал в своей голове. Повернувшись ко мне боком, Итачи ступил правой ногой на первую ступеньку, и только после этого, не смотря на меня, тихо ответил на заданный вопрос: — Стоит сделать то, о чем ты говорила. Даже если ты не планировала это выполнять. — Подождите, — тихо попросила я, начав идти следом за Итачи, — это не обязательно. Где находится его комната? Не помню, совсем не помню. Лучше, чтобы она не была рядом с комнатой его младшего брата. — Потом мы уедем домой. Я была права, Итачи просто подыграл мне, никакого сюрприза и не планировалось. Я остановилась буквально на секунду, смотря на спину мужчины, чувствуя, как внутри против воли появляется признательность. Будем честны, Итачи всегда показывал себя с хороших сторон, он умеет слушать, слышать, поддерживать. И он очень умен, если понял меня по одному только взгляду. Но если задуматься, хороший анализ моего взгляда и мимики лица — когда-то может стать проблемой. Но проблемой никогда не сможет стать то, как он поддерживает меня. Проклятье. Он заставляет меня испытывать признательность. Человек, купивший меня у родителей, не сказавший мне о своем решении, сейчас снова зарождает внутри меня положительные к нему чувства. Я не хочу этого. За всеми размышлениями я и не заметила, как мы дошли до конца пути. Учиха толкнул дверь, а я подумала: не хочу устраивать скандал и спорить с Итачи, будет проще подчиниться и согласиться на его приглашение. В конце концов, этот осмотр комнаты не будет значить ровным счетом ничего. Мужчина пропустил меня вперед, прикрыл за нами дверь, но не стал закрывать ее. Я бегло мазнула по помещению взглядом, совсем не обратив внимание на что-либо, прежде чем развернулась к Учиха. Итачи смотрел на наручные часы. — Хотя бы десять минут. Я покачала головой. — Слишком долго... Мне некомфортно. — Семь. Я прикрыла глаза, поняв, что соглашаюсь с его поблажкой. На большее можно и не рассчитывать. Хоть Итачи раз за разом и идет мне навстречу, этот человек никогда не будет делать что-то в ущерб себе или какому-либо делу. Да и я понимала, что мы не отделаемся пятью минутами. — Присядь в кресло, — Учиха кивнул на нужную вещь, стоящую позади меня, а сам напряженно сложил руки на груди, после чего стал делать медленные шаги в противоположную сторону помещения. Видимо, он будет измерять шагами комнату все семь минут. Я села в указанное место, то и дело бросая взгляды по различным предметам интерьера. Из-за неловкости всей ситуации глаза просто не могли оставаться зафиксированными на одном месте. Комната старшего из братьев была почти такой же по размерам, что и младшего. Оттенки были такими же холодными, как и в комнате Саске, без ярких пятен. Рядом с креслом, по правую руку у стены находился довольно длинный стеллаж, полностью заставленный книгами: учебная литература, психология, экономика, путеводители, бизнес-литература, пара кулинарных книг, книги по вязанию, художественная литература, литература на иностранных языках. Рот приоткрылся, из него тихо вырвалось недоумение, когда взгляд вернулся чуть выше: — Книги по вязанию крючком?.. — и я тут же опомнилась, глаза резко отпрянули от полок с книгами, возвращаясь к месту, где должен был быть Итачи. Но я смотрела в пол и не видела силуэт мужчины. В комнате так и стояла тяжелая тишина, мне даже показалось, что Итачи не услышал моего бормотания, однако тот все же заговорил: — Плед под твоей правой рукой. — Чт.. — я взглянула на темно-зеленый вязаный плед и быстро убрала с него руку. — Вязание крючком. Я кивнула, давая понять, что уяснила информацию, и отклонилась чуть в сторону от пледа, чтобы больше не соприкасаться с чужой вещью. Теперь атмосфера стала куда более неловкой. Я так и не смела поднять глаза. Мне не нравилось, что в его доме, на территории Итачи я чувствовала себя настолько скованной, настолько растерянной, хотя на правах человека, оказавшегося здесь против воли, я должна бы вести себя иначе, и мне хотелось бы вести себя по обстоятельствам. Но я не могу. Этот дом, эта семья сжимают меня в тиски. Семиминутная пытка подошла к концу после реплики Итачи, призывающей меня подняться с кресла, разрешающей покинуть комнату и сам дом. Машина уже ждала нас. Из провожающих рядом с нами была только Микото. Попрощавшись с женщиной наигранной улыбкой и радостью, отпечатанной на лице, я села на свое место. После быстрого прощания с матерью, справа появился Итачи. Дверь тихо хлопнула. Водитель начал движение, наконец я могла расслабить лицо и погрузиться в долгое молчание. Усталость. Ужасная усталость. Апатия. Все это навалилось сверху огромной кучей, как только я переступила порог и вошла в прихожую, тут же осветившейся светом маленьких ламп. Тишина. Никого нет, только я одна. Итачи проводил меня до лифта, после чего ушел. Подьезжая к дому, мужчина предупредил, что собирается уехать на работу. Возможно, его отсутствие продлится до глубокой ночи, а может быть и вовсе до самого утра. Платье, украшения, опустошенная от вещей сумочка — все полетело на мягкий пуф, стоящий у туалетного столика, однако не все долетело до места назначения. Плевать. Я могу устроить в комнате мусорку — никто и слова не скажет, пусть только решатся на это. В ванной комнате на меня началась охота: Саске писал уже с третьего по счету номера, сколько их было всего в его арсенале — я уже и не знала, перестала считать довольно давно. Мне было настолько тяжело даже открывать глаза, что я завыла в голос из-за раздражающей вибрации и своей безысходности. Когда тело расслабилось в горячей воде — я поплыла окончательно, теперь у меня не было желания поднять руку, не было сил дотянуться до мыла, до проклятого телефона. Я просто лежала и восстанавливала энергетические ресурсы. Но мне помешали. — Учиха... Учиха-а-а-а, Учи-и-иха-а-а... Проклятье... Учиха, как же я, — закипающая от злости, я сделала над собой усилие, чтобы дотянуться до средства связи, валяющееся на полу, — устала... Я устала! Слышишь меня?! — прижав телефон к уху мокрыми руками, я поежилась от неприятного ощущения холода, и закричала: — Зачем ты это делаешь?! Что тебе нужно?! Уха коснулся холодный голос, от которого почти ощущалась угроза всем телом: — Ты не пришла. Ю. Ты игнорируешь мои звонки... Я перебила его, издав громкий нервный смех: — Конечно, я игнорирую, конечно, я не пришла, Саске! Как я могла прийти? Как я могла тайно прийти к тебе, оставив за столом свою семью, Микото и Итачи? Саске, я заблокировала твой номер, вышла из всех чатов, я не появляюсь в университете. Что из этого до сих пор не сказало тебе: она не хочет общаться? Учиха взревел: — Не общайся со всеми, но не со мной! От младшего брата к старшему, а, Ю? Что ты говорила мне две недели назад? Уже не помнишь?! Я процедила сквозь зубы с угрозой, по слогам: — Катитесь, проклятые Учиха. Ты портил мою жизнь с самого детства. Твой брат решил завершить, теперь это стало семейным делом. Хорошо, кармически я отдаю все долги на тысячелетия вперед. — Нам нужно встретиться. Внутри меня взорвался пузырь ненависти, физически тело хотело подорваться со своего места, чтобы вознести руку вверх и разбить телефон о твердый пол, но у него совсем не было энергии для такого импульса. Рот хотел открыться, чтобы выпустить наружу крик, с которым выйдут отчаяние, гнев, усталость, непонимание, печаль, но и для этого не было сил. Вместо этого задрожал голос, я снова была обезаружена непробиваемостью Саске, его настырностью, сводящей с ума: — Чего ты хочешь?.. Саске, скажи мне. Для чего? О чем нам говорить? Чем вместе заниматься? — Тем же, что делали раньше...— после небольшой паузы Саске твердо заявил: — Ты не будешь с моим братом, Ю. Ты никогда не будешь с ним, я этого не позволю. Я нервно усмехнулась: — А с кем я буду, Саске? С тобой? Ну, конечно, и вот как это будет: Юмико отказывает Итачи, идет против своей семьи, против семьи Учиха, и, держа Саске за руку, вдруг приходит на собрание обеих семей, чтобы заявить о своем решении и выборе. Ты представляешь это так? Итачи нам поопладирует. — Изначально ты была моей! Я перебила Саске, ошарашенная его внезапным заявлением: — Я была ничьей! Я была потеряна, разбита, одинока. Учиха усмехнулся в трубку. — Ты была моей, Ю. Иначе не будет. — Сумасшедший... Ты просто ненормальный — заявлять такое в этих обстоятельствах!... — Меня ничто не останавливает рассказать правду своей семье и заявить о своих на тебя правах. Твоей семье... Не будет никакой сраной свадьбы!Чем ты думала, Ю?! Почему не рассказала им все о нас в Киото? Почему не отказалась от моего брата?! Решимость Саске и его заявление заставили меня побледнеть. Во всей игре только лишь Саске являлся тем, кто мог все разрушить, он является помехой, представляет опасность. И что я могу? Только лишь поблагодарить Саске за его выдержку, что тот до сих пор не рассказал родителям и Итачи правду о наших отношениях. Но это была лишь короткая отсрочка, скоро он действительно наделает множество глупостей. И мне необходимо придумать как его остановить. Переводя дыхание, я старалась успокоиться, придать голосу сил, чтобы его хриплые, натянутые нотки не выдали Саске насколько я в его власти. — И чего ты этим добьешься? Добьешься приступа моего отца, — представив это, я не смогла сдержать дрожь губ, — того, что он... И что будет со мной? Ты подумал об этом? Саске выплюнул с омерзением: — Ложиться под моего брата — лучшее решение? — Я не сплю с Итачи, — я взмолилась: — пойми же это! Саске с пренебрежением и недоверием сказал свою фразу так, что я почувствовала себя шлюхой: — Сейчас — может быть. Этот вопрос могла закрыть одна единственная фраза. Но я не могла рассказать Саске о нашем с Итачи договоре — он может проговориться, сболтнуть посторонним при определенных обстоятельствах, и так далее. Он этого не примет, не согласится с условием, прописанном в договоре — чтобы я жила с Итачи на одной жилплощади долгие полгода. Тем более Саске будет вне себя от простой истины: я согласна с условиями Итачи, я смирилась. Эта договоренность — лучшее, что могло со мной быть при данных обстоятельствах, но Саске не поймет и не примет это решение, он не захочет, чтобы надо мной властвовал его старший брат. Он не оставит меня даже тогда, когда я навсегда распрощаюсь с Итачи?.. Кажется, Саске вцепился в меня уже давно, и ничто не сможет заставить его передумать — только он сам. Но для чего ему именно я? Конечно, только из-за уязвленного самолюбия, из-за того, как считал сам Саске, что у него есть на меня мифические права. Но я не его собственность, я не вещь, и я никогда не соглашалась с такой формулировкой наших отношений — что Саске имеет на меня свое личное право. Мы были любовниками и ничего больше. Все то время я была свободна, у меня был свой личный выбор, свои решения, не зависящие от Учиха Саске. Кажется, я знаю одно слабое место Упыря. От чего он не сможет отказаться, не позволит у него забрать. В голове чуть прояснилось, наконец я начала думать, и теперь могла перейти в наступление: — Твой отец, Саске. — Мой отец? — Твой отец. Будущий политик, верно? Великий деятель, к которому прикованы тысячи глаз. Как господин Фугаку отнесется к тому, что спустя несколько недель после объявления о помолвке его младший сын вдруг рассказывает правду о своих старых взаимоотношениях с невестой родного старшего брата? Кто окажется антагонистом, протагонистом, кто окажется жертвой? Поверь, тебе не достанется роль хорошего парня. Только господин Фугаку передал дела старшему сыну, как на него сваливается большая проблема, которую необходимо решать, чем-то жертвуя. Конечно, ко мне будет немало претензий и вопросов, но и тебе не уйти от этой участи. Пострадают обе семьи. Репутация. Порча репутации — будет вишенкой на торте вдобавок ко всему остальному. Проблемы будут у всех, тебе придется отвечать перед Итачи и родителями в равной со мной степени. Фугаку не пожмет тебе руку за такое раскрытие правды, когда помимо этого у всех и каждого на плечах находится огромный груз важных рабочих обязанностей, продвижение Фугаку в сторону политики. Саске молчал, он внимательно слушал описываемые ему перспективы. Кажется, я иду в правильном направлении. — Вряд ли получится скрыть от посторонних всю правду, рано или поздно, но она начнет всплывать кусками на поверхность, Саске. Вместо политической гонки ты гарантируешь своему отцу гонку с общественностью. И он не выйдет победителем. Изо всех углов только и будут обсуждать страсти, кипящие в известной семье: Итачи чуть не женился на девушке, встречавшейся с его младшим братом и в тайне продолжающей эти отношения на стороне — именно так все и обыграют газетчики. Учиха взял слово, в его голосе присутствовали неуверенность и сомнение: — Я найду подходящее время. — Для этого нет подходящего времени, Саске. Ни для твоей, ни для моей семьи. — Значит, найду другой способ. Этой свадьбы никогда не будет, Ю. Я не позволю тебе стать его женой, — вдруг Саске рассмеялся, это было похоже на истерику: — да мне будет проще убить тебя, чем отдать ему. Ты не останешься с Итачи. Этой фразой Саске в очередной раз показал свое отношение к проблемам и способам их решения. — Ты ненормальный... Эгоистичный... Думаешь, мне доставляет это большое удовольствие — быть проданной овцой? Думаешь, что я хочу этого?! — Тогда какого хрена ты все еще там?! Почему ты рядом с ним?! — У меня был выбор?! У меня не было никакого выбора, Саске, мне никто его не дал! — У тебя всегда был выбор, Ю! Выбрать меня! Просить моей помощи! Я пытался связаться с тобой сраные недели, я искал тебя! — Просить помощь у Учиха решить проблемы с Учиха?! Ты понимаешь как это звучит?.. Все Учиха — одна большая зараза... — я уже была готова к высказыванию заранее придуманной лжи, в этом вопросе не возникнет ни одной заминки, я полна решимости заткнуть рот Саске: — Я справлюсь со всем самостоятельно. Сама отверну от себя Итачи, испорчу его ко мне отношение, покажу все плохие качества, чтобы он передумал даже смотреть в мою сторону. Не смей мешать мне, не лезь в это дело, Саске, ты слышишь? Саске усмехнулся: — А ты стала смелой, Ю, и внезапно слишком уверенной в своих силах. — Я не хочу стать одной из вас: взять вашу фамилию, войти в семью. И, Саске... Если из-за твоих возможных действий пострадает мой отец, я.. Я убью тебя. — Очень смелой. — Я обещаю. Ты умрешь для меня, Учиха Саске, а я умру для тебя. Сбросив звонок, я отключила телефон и бросила тот на пол. В голове без остановки кружились сомнения. Оставалось лишь надеяться на благоразумие Саске, но о каком благоразумии может идти речь, когда тот порой высказывает абсолютно ненормальные вещи? Я старалась описать все последствия его эгоизма доступно, мрачно, но теперь не знаю — а был ли хоть какой-то толк? Задумался ли он над моими словами? Сделает ли выводы? Какое примет решение? Я не могу повлиять на действия Саске, не могу его остановить. Если все же случится катастрофа — будь, что будет. Я сделала все возможное со своей стороны. Плевать на Учиха, плевать на меня. Основное беспокойство, занимающее мысли, — мой отец и младший брат, что будет с ними. Они ни в чем не виноваты. Они не виноваты, что я вляпалась в дерьмо, носящее фамилию Учиха. Через полчаса, когда я успокоилась и откинула голову назад, закрывая глаза, мои размышления потекли в сторону своих чувств. Я стала задаваться вопросом: что я чувствую к Саске? Почему повела себя таким образом в той ситуации, а в другой ситуации вела себя иначе? И каждое открытие, каждая догадка обязательно проходили отрицание. Я не могла поверить в свои собственные вердикты, мне было удивительно то, что я смогла проанализировать себя настолько четко. Такого еще не случалось, раньше мне бы понадобилось не меньше нескольких недель, чтобы докопаться до истины. Когда я сообщила Саске о предстоящей свадьбе с его братом, мне было больно от того, что именно Саске, самый близкий Итачи человек ничего не знал о планах семьи, и что тот в любом случае никак бы не смог на что-то повлиять. И мне было стыдно перед Саске. Теперь, думала я тогда, ему точно ничего не докажешь, он ни за что не поверит, что я была с Итачи "по чистой случайности" на той вечеринке и выставке его друзей. И плевать. Да, я разозлилась, снова возненавидела Учиха с еще большей силой, чем когда-либо до того дня. Мне не хотелось оправдываться ни перед Саске, ни перед кем-то другим. Вскоре я стала опасаться возможных действий Саске, что тот мог раскрыть наши прошлые отношения, но даже это не могло заставить меня встретиться с ним для нормального разговора с глазу на глаз. Внутри кипели ненависть, обида и стыд. Я просто сбежала. А во время ужина я чувствовала себя... Я даже не знаю как это объяснить самой себе. Наверное, чувствовала себя человеком, предательски отказавшимся от Саске, которого знала большую часть жизни. Закрылась от него, отвернулась в сторону Итачи. Так он мог подумать. Я отвернулась в сторону Итачи. Но Саске не знает причину этого поступка, а я не могу все рассказать, да и не за чем. Я выбрала сторону Итачи, потому что так будет безопаснее, пока я нахожусь в его руках — я буду рядом, я спокойно дождусь истечения срока, чтобы не навредить своей семье. Сколько помню наши с Саске отношения, он только лишь портил мою жизнь. Будет правильнее навсегда отказаться от нашего общения и прежней связи. Когда-то это все равно должно было произойти, и я решила, что сейчас самое подходящее время. Моя ненависть к Учиха не могла позволить Саске оставаться в списке моих контактов. Все решил случай.

***

Когда Масако-сан вошла в комнату с тихого разрешения, я вновь услышала странные мелодичные звуки, похожие на мелодию космоса или чего-то мифическо-непонятного, доносящиеся из какой-то части второго этажа — точно разобрать их местоположение было невозможно, для этого нужно выйти из комнаты. Но я этого не сделаю. Ночью Итачи все же вернулся в пентхаус, рано утром снова ушел, вернулся после четырех часов дня и после этого я стала слышать мелодичные звуки неизвестного инструмента. А может, это мелодия из специального проигрывателя? Телевизора или телефона? Но странно: некоторые мелодии звучали рвано, обрывались на середине и начинали играть вновь. Это больше похоже на обучение игре на инструменте, чем на аудиозапись. — Вы не знаете... откуда этот странный звук? — отложив книгу, я посмотрела на женщину, поставившую поднос на прикроватную тумбу. — Господин Учиха. Кажется, он играет на чем-то в своем кабинете. — Вот как. Интересно. А еще более интересно: почему тот не на работе в это время и когда тот снова покинет пространство пентхауса. — Хотите, чтобы я уточнила название инструмента? Мне показалось, Масако-сан спросила это с неким страхом и надеждой. Надеждой, что я не попрошу ее тревожить Итачи в его кабинете. — Нет, не нужно... Спасибо. Мелодия заиграла вновь через несколько минут после ухода из пентхауса Масако-сан. Моя дверь была немного приоткрыта, совсем чуть-чуть, чтобы я могла слышать еле уловимые слухом звуки. Они были очень приятны, мне даже не хотелось заткнуть уши из-за постороннего раздражителя. Впервые попавшая в мои руки книга с тех пор, как я оказалась в этом месте, совсем не отвлекала от мыслей, и я решила вернуть ее на полку, чтобы выбрать что-то другое. На следующий день и день после него — все повторялось, мелодии играли одна за другой. Масако-сан выяснила название инструмента и даже увидела его, но совсем не поняла как это работает. Женщина назвала его "непонятной тарелкой". Пока Итачи играл на своем инструменте, я задавалась все теми же вопросами: почему он не на работе? Почему он стал приходить домой после пяти часов вечера уже два дня подряд? В этом доме становилось все меньше свободы, из него выкачивали кислород. Перед уходом Масако-сан я все же решилась задать той вопрос о Итачи. — Скажите, вы не знаете, почему г.. Итачи стал возвращаться домой почти в одно и то же время? Масако-сан забрала старый поднос, прежде чем взглянуть на меня. — Господин Учиха готовится к чему-то важному, он решил дать себе отдых. — Интересно, как скоро он подготовится к этому "важному"... — Увы, молодой господин не посвящал меня во все подробности. — Сделав долгую паузу, Масако-сан взглянула на меня исподлобья, и осторожно предложила: — Может быть, он расскажет о своих планах вам? Я посмотрела на женщину с недоумением. Она немного потупила взгляд к тарелке, переминаясь с ноги на ногу. — Масако-сан, вы же все понимаете. Я знаю это, по вам заметно. Неужели вы сами решили поспособствовать нашему общению, или Итачи... — я сделала паузу, не желая договаривать. Масако-сан прикрыла глаза, как будто показывая мне, что сдается, и, мотнув головой, сказала: — Это совсем не так, молодой господин не просил меня поспособствовать вашему с ним общению. — Вот как. Тогда что? Вы прекрасно понимаете, что я нахожусь здесь не по собственной прихоти. Женщина взглянула на меня, в ее глазах мелькнула жалость. — Простите, мне показалось, будет намного лучше, если вы и юный господин сможете найти общий язык. Вы начнете выходить из комнаты в его присутствии, а он, возможно, перестанет скрываться в кабинете и спальне. Я не понимала: какое ей дело до наших взаимоотношений? Но не стала задавать этот вопрос, не хочу вдаваться в подробности. Думаю, все это из-за ее возраста и особенности характера. К тому же, в ее интересах, чтобы хозяин пентхауса и его невеста были в хороших отношениях, иначе будет трудно работать в такой угнетающей обстановке. — Спасибо за ужин. Я доела ужин только после ухода Масако-сан. Полежав на кровати, слушая мелодию инструмента Итачи, я решилась на быструю вылазку до первого этажа, чтобы сходить в туалет перед сном, и заодно вынести из комнаты всю грязную посуду. Итачи был занят, и самое главное — я слышала это занятие, а значит, могла контролировать ситуацию. Посуда была погружена в посудомоечную машину, я даже смогла включить ее и запустить программу, вспомнив все ходы нажатия нужных кнопок, как меня научила Масако-сан. Быстро справившись со всеми делами в ванной, я вышла из нее уже переодетая в ночную сорочку, стараясь шуметь по минимуму. Со стороны кухни до сих пор горел свет, я совсем забыла о нем, спеша в уборную. Закрыв дверь, я развернулась в сторону кухни, но мой взгляд не успел зацепить освещенный светом угол — он упал вниз в тот момент, когда слуха коснулось жужжание. В следующую секунду раздался визг, я закрыла рот ладонями, ошарашенно смотря на черную штуку, ползающую по полу. Робот-пылесос, к которому я никак не привыкну. Ругательства потекли прямо в ладони, которыми я до сих пор прикрывала рот. Я продолжала смотреть на робота с ненавистью, он напугал меня уже в четвертый раз. — Юмико, — вдруг раздалось справа. Я подскочила на месте, как будто получила разряд током по всему телу, и крикнула на русском языке: — Твою мать, придурок! — спина впечаталась в дверь ванной, глаза были прикованы к Итачи, чей взгляд был полон непонимания. Мужчина стоял передо мной в одних только черных свободных штанах по типу тех, которые любил носить Хидан, потому что те были удобны и не стесняли движения. Как те джоггеры, в которых он был тем вечером. Опомнившись, я с визгом прикрыла глаза ладонями, чтобы не смотреть на неприлично раздетого Итачи. У него что, и волосы распущены? Я чувствую бешеный стук своего сердца прямо в горле... — Юмико? — Отойдите! Отойдите! — я выставила руку вперед, покачивая ей, изображая в воздухе что-то непонятное. — Что произошло? Почему ты кричала? Судя по интонации Учиха, тот был действительно обеспокоен. И он что, до сих пор не понял по какой причине я закрыла глаза? — Вы так и будете стоять передо мной вот так? — нервно спросила я, продолжая держать ладонь на глазах. Учиха опомнился: — Ах, да, извини за этот вид... Я спустился за ячменным чаем, не думал встретить тебя здесь в это время. Так он был в кухне? И Итачи хочет сказать, что не видел свет в ванной? Я покачала рукой, помахивая той в сторону, показывая Учиха, чтобы тот отошел с моего пути. Кажется, он сделал пару шагов вправо. Путь свободен. Прикрыв глаза стеной из выпрямленных пальцев, как если бы я держала те козырком, прикрывая глаза от солнца, я зашагала в свою комнату, оставив вопрос Учиха без ответа. Закрыв дверь в комнату, я прошла в середину, встала напротив кровати. Все внутри меня переполнял вихрь эмоций, и вдруг я вспомнила свою реакцию на появление Учиха и что сделала в тот момент: безнаказанно выругалась на Итачи. — Придурок! — выкрикнув это в комнате, так я решила завершить возникшую внизу неприятную ситуацию.

***

— Как? Повтори еще раз. При... — Придурок. При-ду-рок, — повторила я Киоко не без акцента. — Мне нравится это слово, — она отпила немного жидкого шоколадного йогурта из стакана, — нужно его выучить. В эту субботу все сложилось удачно: Итачи покинул пентхаус ранним утром, а у Киоко был выходной. Мы встретились у ее дома, уже оттуда отправились в назначенное место в машине, которую вел мой новый охранник. Это была его первая вылазка вместе со мной, наверное, он должен был волноваться, хотя я не видела в его движениях или взгляде и капли скованности или неуверенности. Мы с Киоко продолжали свой путь вдоль разнообразных магазинов. — А знаешь, для маньяка — Итачи вел себя вполне нормально. — Перестань называть его маньяком... Мне и так не по себе от всей этой ситуации. Ох, стыдно-то как... — я зажмурила глаза, когда в памяти всплыл образ полураздетого Итачи, стоявшего ко мне слишком близко, так, что я могла бы дотянуться до него вытянутой рукой. Конечно, он не собирался сделать со мной что-то плохое, мы обе это понимали. — Я была слишком беспечной и невнимательной, а он? Зачем появился сзади в таком виде?... Стыдоба... Киоко рассмеялась, потянув меня в сторону магазина, в который никогда бы не ступила нога Ино. Ну вот, и снова мои мысли уходят в ее сторону. Все из-за того, что последние несколько лет Ино была моим самым частым спутником в торговых центрах. Мне будет очень сложно забыть бывшую подругу. — Для девушки, у которой был достаточный опыт наблюдения раздетых мужских тел, ты слишком стеснительна. Расслабься, это же твой жених! Ты что, никогда не видела раздетых мужчин? Пока на нем есть штаны — все хорошо. Я посмотрела на Киоко испепеляющим взглядом, на что та рассмеялась еще сильнее. Она когда-нибудь перестанет подкалывать меня? Ситуация-то серьезная, и это не ей приходится жить на одной территории с человеком противоположного пола, которого она совсем не знает. Но, уже достаточно хорошо зная Киоко, я думаю, что это не было бы для нее большой проблемой. Скорее даже, это вообще не являлось бы для нее проблемой, как и то, что тот мог шастать перед ее носом в одних штанах. Конечно, я не зажатая ученица старшей школы и имею опыт общения с мужчинами, но имею опыт общения сексуального характера, то есть наши отношения изначально предполагали демонстацию голых тел друг другу. С Итачи у нас не такие отношения. У нас в принципе нет никаких отношений. Киоко впитала все мои мысли и чувства касающиеся предыдущих дней, совсем непримечательных на события. Только ужин в доме Учиха был самым интересным во всем рассказе, Киоко особенно понравилась эта часть повествования. Весь рассказ моей однообразной жизни в заточении уложился в двадцать минут, за которые мы успели съесть два мороженых и несколько куриных шашлычков. Сегодня Киоко позвала меня проветриться вместе, чтобы я не сидела дома. А еще та хотела принудить меня к трате большой суммы денег с карты Итачи, поэтому заранее наказала мне взять ее с собой. Интересно, на ней установлен лимит? Не помню, уточнял ли Итачи этот важный момент в своем письме. Но я отказалась тратить большую сумму. Помнится, не так давно я зареклась не трогать ее, и что в итоге? Мне что, совсем за себя не страшно? Я не переживаю о последствиях и дальнейших угрызениях совести, которые будут сжирать меня перед сном? Я же не хотела быть его должницей. Нет, это Итачи должен мне. — Он так и будет идти за нами, дыша в спину? — шепотом возмутилась Киоко, чуть склонив голову ближе к моему уху. — Прости, у меня не особо богатый опыт хождений в торговом центре в сопровождении охраны, потому что мой личный охранник так и не появился на свет. Проигнорировав юмор подруги, я ответила той со всей серьезностью: — Да. Если бы не охранник — я бы не пошла в место, где ходит столько людей. Если честно, за последние два часа мне несколько раз мерещилась опасность... Только не считай меня ненормальной... Тот случай с Айлой сильно встряхнул мои нервы и добавил страхов. — Ладно, я понимаю, — Киоко заботливо погладила меня по спине, после чего добавила: — у каждого есть свой страх. Вот я, например, боюсь облысения. Ну, знаешь, что у меня вдруг выпадут волосы, просто пуф! — и все. — Это что, — я взглянула на Киоко, всем своим видом и интонацией выражая скептический настрой, — очередная провалившаяся попытка поддержки? Девушка хихикнула, кладя руку на мое плечо. Она притянула меня ближе, а когда наклонилась в мою сторону, серьезно прошептала: — Я не хочу обсуждать твоего жениха при чужих ушах, которые на него работают. Я прошептала в ответ: — Думаешь, ему дали такое задание? Он будет рассказывать все услышанное Итачи? — Думаю, да. — Очень странно, раньше он не останавливал тебя от разговоров об Учиха. — Сейчас я хотела поговорить о важном. Ты как-то сказала одну фразу... и я хочу поговорить о ней. Пришлось пойти на поводу у Киоко: я попросила господина Сакумо сходить за напитками, когда мы снова уселись за небольшой столик в ресторане, покинутый нами двадцать минут назад. Мужчина, оценив обстановку, отправился на выход. Мы заказали у него газировку, которая продавалась в автоматах на первом этаже. — Не волнуйся, — Киоко придвинулась ко мне ближе, почти вплотную, — я буду тебя защищать. — Сакумо-сан довольно резвый для своего возраста, лучше переходи к сути уже сейчас. — Да, конечно. Ты сказала, Итачи часто встает на твою сторону и поддерживает, понимает по одному взгляду. Вы понимаете друг друга. Думаю, у него есть к тебе что-то очень серьезное, он не просто так решил поиграть в магазин. Купить кого-то — не ставку сыграть на скачущую лошадь. На самом деле, я думала об этом и раньше, но тогда ты заразила меня своим негативом, который был направлен на всю семейку Учиха, и я не могла думать сама, подключить свои чувства. Он правда относится к тебе особенно, ты этого не видишь? Подумав об этом, дыхание перехватило на несколько секунд. Но я быстро пришла в себя, внутри взыграли недоверие и злость. — Даже если все так, что я от этого имею? Насильно живу с ним, езжу к его родителям, а дальше будет больше, тем более, ты же сама говорила о мужской озабоченности. Единственный плюс: я могу им манипулировать, нужно только научиться. Кажется, его заботят женские слезы. — И что? Каких-то полгода. И я.. уже не утверждаю, что он закоренелый мудак, который воспользуется тобой после ближайшей алкогольной вечеринки. А манипулировать тебе зачем? Вроде как Итачи и без этого во всем тебе потакает, как бы стелиться на пол не начал. У тебя появится новый теплый футон. Я проигнорировала юмор Киоко, серьезно обдумывая ситуацию с Итачи. — Не знаю... Просто.. наверное, мне хочется пользоваться им в отместку за все, что я пережила, и за то, что еще предстоит. Из-за него я потеряла лучшую подругу. Киоко стала серьезной, она поджала губы и нахмурила брови, прежде чем предостеречь меня: — Если он все поймет — больше не позволит использовать его. Ваши отношения могут стать еще хуже. Юмико, да он же тебе жизнь спас! — Плевать. Я так от всего устала, Киоко!... Мне плевать. Я уже отдала ему свой долг за спасенную жизнь. Девушка резко врезала мне в левое плечо, заставив меня испугаться и отсесть в сторону, смотря на нее ошарашенными глазами. В моем кругу общения такое было совсем не принято. Только в особо исключительные моменты. — Успокойся и подумай, что ты делаешь! — А бить-то зачем?! — я потерла ушибленное место ладонью. — Потому что ты ужасно тупишь. Мой рот открылся в удивлении и я пискляво протянула: — Чего? — С тобой так сложно! Я говорю тебе не манипулировать им, парень и так делает для тебя многое. Поддерживает, спасает от стычек с родителями, на уступки идет. Может, он так свою любовь выражает, тупица! — Я? — Нет, вы оба. — Но почему я тупица? И он... — Этот тупица — тупица, потому что, если у него есть к тебе серьезные чувства, почему сразу не сказать об этом? Зачем молчать перед покупкой несколько недель, купить тебя, и держать рядом, совсем при этом не контактируя? Точно, кровь — не водица. Эти два брата точные копии друг друга: Саске так и не признался тебе в чувствах, а теперь и его брат делает то же самое, — Киоко резко замолчала и посмотрела на меня так, будто сказала лишнее. От потока настолько абсурдных мыслей Киоко моя голова была готова вот-вот разорваться. — Какой-то бред, Киоко. Причем здесь Саске? Чувства?... Да и с чего ты взяла, что Итачи испытывает ко мне.. любовь? Нет, ты точно сошла с ума. — Иначе я не могу объяснить, почему этот человек делает для тебя так много и почему тот хочет привязать тебя к себе за следующие полгода. — Что? — уяснив только что услышанное, я впала в еще большее удивление. Теперь Киоко считает, что Итачи планирует привязать меня к себе за полгода совместного проживания. В принципе, это логично, если у него есть ко мне чувства. Но ведь это не так! А Саске? Что за бред она несет? Каждая новая фраза абсурднее и ненормальнее предыдущей. И как она только пришла к таким умозаключениям? Наш разговор резко прекратился, когда к столику подошел Сакумо-сан. Приняв из его рук бутылку холодной газировки, я тут же приложила ее к больному месту, до сих пор саднившее после сильного удара Киоко. Надо спросить, не занималась ли она баскетболом. Девушка, залпом выпив половину жидкости из своей бутылки, обратилась ко мне с серьезной интонацией, как будто обещая, что этот разговор еще продолжится, но чуть позже: — Подумай над моими словами, Юмико. — Но я не понимаю твоих мыслей о... его брате. — Тш, забудь об этом на некоторое время, — Киоко чуть кивнула в сторону мужчины, смотрящего в сторону, — не сейчас. Мы договорили об этом только когда я оказалась дома. Пентхаус был пуст, Итачи так и не вернулся домой. Но я ожидала, что и сегодня тот окажется в этих стенах в уже привычное всем время. Киоко гнула свою линию, а я доказывала ей, что такого просто не может быть. Только не Саске. В конце концов, я лучше знаю этого человека, я вижу его ко мне отношение, я знаю что он из себя представляет. И я знаю семью Учиха лучше нее, я знаю Саске, немного знаю Итачи, поэтому имею большее представление о их поступках, о причинах, хоть немного разбираюсь в этих темных душах. Саске никогда не любил меня, я это знаю. Я не являлась и не являюсь девушкой его мечты, а вцепился в меня он только потому, что не хочет проигрывать меня старшему брату. Это просто гонка, это его собственничество, ревность, желание обладать тем, чем он хочет обладать, пока тому не надоест. Я видела его ко мне ненависть, получала мерзкое отношение как подарки на рождество — в большом количестве и красивой обертке. И Киоко будет убеждать меня, что это просто манера поведения влюбленного человека? Нет, я ни за что не поверю в это, не приму ее слова как правду. Поскольку, действительно, кровь — не водица, как и сказала сегодня Киоко, по портрету младшего Учиха можно составить примерный портрет старшего. Тот имеет больше влияния, имеет высокое положение, у него есть амбиции, цель, и тот привык достигать желаемого результата. Я просто подвернулась в неудачный момент: когда близилось время возвышения Итачи, когда тому понадобилась жена. Возможно, я ему понравилась, возможно, он действительно чересчур добр ко мне, очень внимателен, но это не может говорить о чувствах, тем более о любви. Если бы Киоко имела хотя бы часть представления о этих людях — мы бы не пришли к такому разговору. Поблагодарив новую знакомую за хорошую компанию и то, что та вытащила меня во внешний мир, я решила попрощаться на этой ноте. Я не могла успокоиться после нашего разговора, голову разрывало от различных мыслей. Итачи до сих пор не было дома, стрелка часов близилась к одиннадцати. — Значит, сегодня он и не вернется, — пробормотала я, нетерпеливо открыв дверь своей комнаты. Я тихо зашла в кабинет Итачи, свет зажегся автоматически. С тех пор как я была здесь, в помещении ничего не изменилось — только прибавилось вещей. Кажется, неплохо пополнилась книжная полка. Но я пришла не за книгами. Порыскав вокруг стола, мое внимание переключилось на шкафчики. Открыв один за другим, я не нашла искомого. — Где же он может быть?... Неужели... Нет, я не пойду в комнату Итачи. Поищу в том шкафу и загляну в другие места, но на этом все и закончится. — Нашла! — я расплылась в улыбке, найдя музыкальный инструмент. Как хорошо, что он оказался в кабинете. Сев на пол по-турецки, я положила лепестковый барабан на ноги. Сначала попробовала издать им красивые звуки ногтями и подушечками пальцев, но у меня не получалось того звука, который я слышала во время игры Учиха. Сделав несколько мягких ударов предназначенными для инструмента палочками, я услышала тот самый звук. Внутри разлилось облегчение. Игра затягивала, пусть я и не была научена каким-то мелодиям. Даже обычное постукивание расслабляло тело и чистило мысли, было совсем не обязательно отыгрывать определенные мелодии. В конце концов, можно придумать свою, или просто продолжать отыгрывать определенный понравившийся ритм. Или продолжать пытаться повторить услышанное. Глюкофон черного графитового цвета помог мне успокоить тот ненормальный поток мыслей, голова стала чуть более ясной. Он настолько отвлек меня от этого мира и всех проблем, что я готова была плакать от досады: почему этот инструмент не попался мне раньше? Теперь я понимала почему Итачи готовился к чему-то важному именно при помощи игры на инструменте — он отлично расслаблял и приводил мысли в порядок. Жаль, у меня никак не получалось повторить ту мелодию, которую он играл чаще всего. Она запала мне в душу с первых мгновений, и плевать, что ее играл ненавистный мне человек. Насупившись, я снова стала бормотать над инструментом недовольства: — Можно было оставить краткое обучение... Я же не могу воспроизвести все в точности только по памяти. Я даже не знаю названия. — Я мог бы научить тебя, если ты этого хочешь, Юмико. Тихий, спокойный голос Итачи раздался со стороны двери. Я не смела вздрогнуть и повернуться к нему, мое тело просто застыло, а в голове пронеслось: попалась. Уровень стыда поднимался даже выше вчерашней отметки, когда мне пришлось увидеть Учиха в одних штанах. Как я осмелилась заявиться сюда, спокойно усесться на пол и играть несколько часов без остановки, не вспомнив о рисках? Итачи ведь часто возвращался домой посреди ночи, за все время таких случаев было минимум пять. Я совсем расслабилась, думала, что на этот раз он заявится только утром. Ужасно стыдно. — Извини, я отвлек тебя от игры. Ты так долго пыталась сыграть нужную мелодию, что я не мог продолжать оставаться в стороне. Значит, он пришел не только что, и долго стоял за дверью, слушая мои попытки воспроизвести его мелодию и тихие бормотания на этот счет. — Простите, — мой голос был холодным. Он стал таким из-за лавины стыда, полностью накрывшей мое тело. Я быстро встала с пола, сунула инструмент в шкаф и развернулась к двери. Я не смотрела на Итачи, но видела его силуэт. Когда я подошла ближе, ему пришлось уступить мне дорогу, но тот вдруг опомнился, я почувствовала прикосновения к одежде. Итачи мягко ухватился за мою одежду пальцами, чтобы остановить. Я развернулась к мужчине, посмотрела в его глаза. Сегодня он снова был в очках. — Я смутил тебя? Кажется, он даже чувствовал себя виноватым. Мне казалось, глядя в его глаза, что Итачи очень боялся спугнуть меня, как будто я была маленькой красивой птичкой, иногда прилетающей к его окну. Он смотрел на изредка прилетающую птичку через стекло, ему нравилось наблюдать. Может быть он хотел подружиться с ней, покормить? А может, он хотел поймать ее? Та всегда улетала, когда видела силуэт человека, появляющийся за окном. Пугливая птичка никогда не знала и не хотела проверять: этот человек хочет принести добро или жестоко посадить в клетку, лишить свободы, убить. Я опомнилась, отбросив мысли о маленькой птичке, которая оказалась в клетке. Сердце сделало несколько громких ударов, когда я всмотрелась в темные глаза. И что со мной происходит? Неужели, мне его жаль? Я не привыкла быть жестокой и холодной с людьми, я совсем не такая. Может быть, из-за разговора с Киоко в моей голове что-то перемешалось не в ту сторону? Я поклонилась Итачи так, что тому пришлось отпустить ткань моей одежды. — Простите, мне не стоило заходить в кабинет. Мне очень стыдно. Простите. Я убежала в свою комнату, по-прежнему сгорая от стыда.

***

На следующий день я даже боялась выйти из комнаты, опасаясь встречи с Итачи. В это воскресенье он был дома. Проснувшись днем после недолгого обеденного сна, я обнаружила на кровати коробку. В ней находился лепестковый барабан с палочками, а так же сложенный лист бумаги, на котором рукой Итачи были выведены нужные цифры, соответствующие лепесткам инструмента. Если буду стучать по листкам в указанной последовательности, у меня получится сыграть его мелодию. — Ну точно придурок... — я улыбнулась, достав инструмент из коробки. В конце инструкции Итачи писал: это мой подарок, не нужно его возвращать. Надеюсь услышать эту мелодию в твоем исполнении.