Monster obsession

Дневник

7 февраля, воскресенье Раньше было лучше. Раньше было лучше, да. Было лучше, когда моя жизнь была предоставлена только мне. Было лучше, когда моя мать не помышляла знакомить меня с многообещающими молодыми людьми (но сейчас, имея то, что приходится иметь, я бы не отказалась и от того абсурда). Было лучше, когда я не знала Хидана: все, что я сейчас имею, в какой-то степени произошло из-за событий, связанных именно с ним. Было лучше, когда мы с друзьями просто веселились всей компанией, были вместе, еще так далеки от проблем взрослой жизни. Я так хочу вернуться в беззаботную жизнь, которая была когда-то тогда. Школа, экзамены, совместные проекты, тесты, признания в любви. Жаль, что Киба не выбрал для себя ту милую девочку, состоящую в женской команде волейболисток. Мне до сих пор кажется, что они могли стать замечательной парой. То невинное время все чаще всплывает в памяти, тогда никто из нас и представить не мог, что в жизни могут быть такие лихие повороты. У нас же было все, и мы могли все. Мы дети состоятельных родителей, мы отличительные. И что есть у нас сейчас? Хотя, конечно, это больше вопрос ко мне. У остальных все складывается куда лучше. На данном этапе. Обидно сидеть и писать все это. Обидно сидеть и вспоминать беззаботные годы: наши встречи с Гаарой, походы на тренировки с Ино, мои вечера писательства, когда я могла и хотела бесперерывно писать историю на компьютере, давно прописанную в голове. Тогда это приносило удовольствие. Но не теперь. Нет никакой мотивации, нет собранности. Однажды я и Гаара провели весь день вместе в каком-то парке, сидя под деревом с книгами в руках. Правда, в руках Гаары периодически появлялся фотоаппарат, если тот видел перед собой что-то интересное и хотел это запечатлеть. Тогда чаще всего он фотографировал собак, проходящих мимо со своими хозяевами. Хотелось бы мне повторить это прямо сейчас, например, на какой-нибудь зимней ярмарке. А те изнурительные походы по магазинам с Ино? Если сравнить с нынешними днями, то я готова вернуться в те дни, и пусть меня запрут в торговом центре — я готова и к этому. Готова бродить там ежедневно до потери сознания и помутнения взгляда. Так тошно от самой себя. Тошно закапывать себя в состояние уныния, постоянно жаловаться на нынешнее положение вещей и вспоминать прошлое, плача при этом, что мне в него уже не вернуться. И все же, пояляется резонный вопрос: что я могу с этим сделать? Резко перестать унывать и жить как жила до появления Итачи? Забыть о поступке родителей, поступке Ино, и весело идти по жизни без случайных воспоминаний о проблемах? Да, мне бы этого хотелось. Но это невозможно, только если бы я была отбитой на голову. Или ненормальной оптимисткой. Интересно, а что становится с конченными оптимистами в таких как у меня обстоятельствах? Они продолжают прежнюю жизнь или все-таки понимают, что в нынешнем положении вещей произошел серьезный сбой и пора задуматься о плохих развитиях сюжета? Все, что произошло после Хидана, заставило меня озлобиться, стать более недоверчивой, холодной. Я очень зла на всех, в особенности на саму себя. Если сравнивать меня с собой прежней, думаю, сходство осталось только во внешности, поведенческих привычках и неубиваемых чертах характера. Но снаружи я заледенела, обозлилась, впала в яму гребаного отчаяния с мыслью, что уже не выбраться из этого дерьма. Теперь все не так весело, как было полгода или год назад. Не так безумно и абсурдно, как было во времена наших с Хиданом отношений. Если честно, сейчас мне кажется, что это было безобразно давно. Два или три года назад. Я его забыла, точнее, Итачи вытеснил все мое недавнее прошлое куда-то очень далеко. Иногда вспоминаю наше безумие, любовь, ревность, тот просмотр фильма в кинотеатре под открытым небом в багажнике машины, но все это такое далекое. Столько понаделано ошибок, столько появившихся в то время странных ожиданий, от которых теперь ты хватаешься за голову, например: что мои родители когда-то его примут, что я смогу оставить их и убежать с Хиданом на край света, или что смогу открыто им противостоять. Такой бред, Юмико, такой невероятный бред. И это понимается лишь по прошествии времени, а в голове появляется вопрос: чем ты думала тогда, идиотка? На что рассчитывала? Готова посмеяться с самой себя. Не знаю, такое чувство, что я резко стала умнее. Что передо мной наконец-то открылась истина, что я резко бросила маленькую Юмико позади, став старше лет эдак на пять. И что самое обидное: у маленькой Юмико остались та радость, беззаботность, веселье, а у нынешней остались только разрушительная депрессия и нытье о том как "все плохо". Баланса нет. Сегодня этот придурок подарил мне музыкальный инструмент, он до сих пор лежит на кровати. Я не играла, потому что Итачи находится буквально за стенкой, если не переместился в свой кабинет или вниз. А я сейчас сижу в паршивом настроении, хочется язвить, сделать Итачи какую-нибудь гадость, разозлить или расстроить его. Просто потому что я не понимаю как мне вести себя с этим человеком. Почему он так добр ко мне до сих пор? Я отказалась от его затеи, воспротивилась стать его женой. Значит, пусть ведет себя со мной оставшееся время как с малознакомой соседкой. Иначе мне будет трудно возненавидеть его на все сто процентов как тот того заслуживает. И еще мне очень сложно перестать злиться, перестать думать о моей мести, как я делаю ему какую-то пакость в ответ на приветливость. Наверное, я просто считаю его ко мне отношение притворством? Кажется, считаю в некоторых моментах. Мне сложно определить для себя самой каков Итачи Учиха, где он действительно искренен, а где создает лишь видимость. Знаю только, что он причинил мне зло, хотя рассчитывал сделать для меня добро (с его слов). Да плевать мне на это положение! Ничего особо и не поменялось бы, у меня и так было все, в чем я нуждалась. А что мог дать Итачи? Чувство защищенности? Ну да, если не вспоминать нападение Айлы. Ладно, отбросим это в сторону и представим более глобально, немного иначе. Я бы могла испытывать чувство защищенности на правах его жены, безусловно. Влияние Итачи и его семьи насильно создают вокруг тебя осязаемый купол, прочный и непробиваемый (такое не ощущается в моей семье, мы не так сильны в сравнении с Учиха). Рядом с молодым, перспективным наследником крупного бизнеса любая девушка будет чувствовать себя особенной, сильной, защищенной, влиятельной. Если как следует поразмышлять над этим, перспектива замужества уже не кажется такой уж отвратительной темой. Даже если представлять Итачи — вроде не так уж все и стремно. Ладно, поразмышляю еще глубже и дальше. Допустим, Учиха не стал бы так гнусно поступать со мной, сговариваясь о помолвке с моими родителями. Что если бы мы продолжили наше дружеское общение? Часто виделись на мероприятиях, встретились пару раз, чтобы выпить пару чашек ароматного кофе со сливками. Смогли бы мы посмотреть друг на друга иначе? Главный вопрос — смогла ли бы сделать это именно я, учитывая свое особое отношение к этой ненормальной семейке. Может, смогла бы? Не знаю, как бы ухаживал за мной Итачи, смог бы тот изменить мое негативное отношение? Допустим, тот смог. Вот мы становимся друг другу ближе, постепенно раскрываемся, он начинает больше интересовать меня, мне становится нехватать того времени, что мы проводим вместе — теперь хочется больше. Так вот постепенно, шаг за шагом мы бы смогли прийти к предложению помолвочного кольца, мужчина получил бы мое согласие. Мне всегда казалось, что все происходит примерно по такому сценарию, разве нет? Ну, у кого-то немного иначе, конечно, есть еще сотни других вариантов со своими нюансами и ответвлениями дорог. Но наш вариант — вообще не вариант. Быстро, насильно, без моего согласия, без взаимных к друг другу чувств. Если подумать, так ведь и должно происходить в обществе, к которому я принадлежу. Есть очень много подобных моей историй. Но я никогда не рассчитывала оказаться в такой ситуации. У моих родителей было не так. Почему же тогда они пожелали мне пройти через этот ужас? Если бы наша с Итачи история пошла по совершенно другому пути, я действительно могла стать довольно влиятельной рядом с таким мужем, и я смогла бы наслаждаться своим положением, чувствовать защищенность, тот непробиваемый вокруг меня купол. Но без любви так не получится. Брось к моим ногам все, Итачи, и иди рядом, удерживай рядом с собой, но я не буду получать от этого какое-то удовлетворение. Пишу это, и так вдруг захотелось подорваться в ошеломительно дорогой ресторан Токио, спустить в нем безобразно огромное количество денег, а после отправиться в любимые магазины моей матери, чтобы скупить понравившиеся вещи последних коллекций и показать их ей. Она бы никогда не смогла позволить себе более десяти вещей за один поход. А я бы смогла. И все это на деньги Итачи. Без присутствия Итачи. Интересно, тот разозлится, если я спущу за один вечер пять тысяч долларов? А если десять? Да он должен будет как минимум забрать себе ту кредитку, которую дал мне, не думая о последствиях. И ему просто повезло, что я не могу пересилить себя, чтобы спустить с нее все деньги. Разозлится, если я вылью в раковину всю премиальную воду, стоящую в холодильнике? Он пьет только ее. Разозлится, если я зайду в его гардеробную с чашкой кофе и та случайно выплеснется на его рубашки? Разозлится, если я буду разговаривать с ним... Да это же идеальное решение. Разговаривать с ним только на русском языке! Вряд ли этот полиглот его изучал. И что ты будешь делать тогда, гребаный Учиха? Хоть я и сказала тогда Саске, что стану делать все возможное, чтобы испортить к себе отношение Итачи, все это было не более чем одним из способов заткнуть Саске еще на какое-то время. Я хотела убедить его, что со своей стороны сделаю все возможное, чтобы Итачи отказался от своей затеи. Но у нас с ним договор, мне ни к чему заниматься чем-то подобным. Но я хочу его разозлить. Хочу устроить вокруг него ту жизнь, которую он заслуживает за все то, что сделал. Разве я не права? Сейчас вспомнила о работниках этого дома. Каору меня никак не напрягает, девушка быстро справляется со своей работой, зачастую мы даже не пересекаемся в ее рабочие дни, если только уборка не происходит в моей комнате. А вот частое присутствие Масако-сан... Это раздражает. Мне кажется, что я под надзором Учиха даже когда его нет дома. Сама по себе Масако-сан меня никак не трогает, я не считаю ее плохим человеком или что-то в этом роде, не испытываю никакого негатива в ее сторону. И тем не менее. Нужно поговорить с Итачи. Хочу, чтобы он отказался от услуг Масако-сан. Не знаю, что он будет есть, приходя домой, но пусть как-то выкручивается. Ужинает в ресторане при отеле, например. Что буду есть я — вопрос не нерешаемый. Да меня это и не особо волнует.

***

Снова понедельник. Восьмое февраля, началась третья неделя. Итачи ушел на работу по уже привычному всем расписанию. Вчера я так и не напакостила Учиха — уснула почти сразу после ужина с книгой в руке. В одиннадцать часов подушка начала вибрировать — лежащий на ней смартфон сообщал о звонке Итачи. Я схватила его и, без раздумий приняв вызов, приложила тот к уху, ощущая каждый сильный удар сердца в грудной клетке. Итачи не звонил мне до этого дня, только лишь слал смс-сообщения при острой необходимости. Что могло произойти за четыре часа его отсутствия в пентхаусе? — Юмико? — Что-то произошло? — с ходу спросила я, оценивая то, с какой интонацией он произнес мое имя. Кажется, ничего страшного не произошло, но я узнаю все наверняка только после того как Итачи обозначит мне причину своего звонка в этот час. Мне так страшно, что тема может коснуться меня и Саске... — Мой отец настаивает на повторении ужина. Он уже общался с Атсуши-саном, в этот раз будет полный состав. Я хотел предупредить тебя заранее, ужин состоится этим вечером. — Чт... — я опешила от этой новости настолько сильно, что поперхнулась воздухом, — Уже этим вечером?! — мой голос показался мне слишком громким, особенно в тишине просторной спальни, поэтому я выдохнула, зажмуривая глаза, стараясь успокоить свое внутреннее волнение. Итачи со мной согласился: — Я тоже не в восторге от этой новости, потому что придется экстренно переносить некоторые дела... — Учиха сделал паузу, видимо, поняв, что мне ни к чему его откровения по поводу переноса расписания,— Но выбор нам не предоставили. В этой семье, видимо, не предоставлять выбор другим — в порядке вещей. — Скажите, что мне жаль, я болею и не хочу заразить остальных. Я и не пыталась скрыть от Итачи своего притворства, мы оба понимали, что я не больна. — К сожалению, я не могу поехать один, Юмико. Я перебила Учиха и задала вопрос с нескрываемым недовольством: — Почему? — Потому что приехать к ним с новостью о приостановлении свадебных приготовлений без тебя — значит дать всем повод думать, что ничего не состоится. Честно говоря, я не готов к этому, Юмико. Если мы приедем вместе — все пройдет более тихо. Итачи был прав. Проклятье, он прав всегда! Коснись чего угодно — Учиха окажется прав. Получается, мне совсем не избежать этой встречи с нашими родителями. С внушающим трепетный страх Фугаку. С отцом, на которого я обижена не меньше, чем три недели назад. С Саске. Который должен будет успокоиться, узнав, что мы с Итачи "хотим проверить свои чувства". — К какому времени я должна быть готова? Гиноми с грохотом коснулась стола и раскололась надвое. Вздрогнув, я опустила взгляд на свои ладони, лежащие на коленях. В комнате стояла тишина, казалось, все перестали дышать, и только Фугаку-сан дышал громко, протяжно, через нос. — Что это значит, Итачи! — снова взревел Фугаку. Послышался возмущенный голос родительницы: — Юмико!.. — она остановилась на полпути, видимо, не зная, что сказать, как правильно передать свое возмущение. А может, та побоялась влезать в ругань отца Итачи. Вся комната покрылась мрачной аурой, когда Итачи сообщил присутствующим, что мы откладываем скорое планирование свадьбы на несколько месяцев, чтобы посмотреть на нашу совместную жизнь, чтобы дать мне время привыкнуть к своему новому статусу и чтобы Итачи не разрывался между работой и важной подготовкой к торжеству. Нам обоим необходимо время, чтобы привести в порядок жизнь, превратившуюся в хаос из-за неприятного происшествия с Айлой, вступления Итачи в новую должность и так далее. — Пожалуйста, успокойтесь, — ровным тоном попросил Итачи, смотря на отца. Я косилась на своего жениха, боясь посмотреть в какую-либо другую сторону, и поражалась его выдержке перед рассверепевшим Фугаку. Если я испугалась до такой степени, что ноги порывались выпрямиться и сбежать из этой небольшой комнатки ресторана, как Итачи справлялся со своими чувствами? Ему не страшно? Он не дрогнул, он не отводит взгляд и смотрит прямо, поза не изменилась — осталась такой же открытой, он не защищался. А вот я почти сжалась в комок. — Я знал — ничем хорошим этот союз не кончится! — с новой силой взревел отец Итачи, — Вы уже создаете проблемы, даже не заимев этого самого союза! Несмышленые дети! О чем ты думал, Итачи?! Мои глаза нервно забегали по всем присутствующим. Микото старалась успокоить мужа, то и дело бросая на нас с Итачи обеспокоенный взгляд, полный разочарования. Мой отец наливал себе саке дрожащей рукой, второй отгоняя мою мать в сторону, чтобы та не забирала из его руки емкость, дабы налить саке мужу самостоятельно. Саске смотрел на нас ничего не выражающим взглядом, а Хаку смотрел на родителей, явно готовый броситься на помощь, если кому-то станет плохо. — Не имеет значения — произойдет свадьба через неделю или через несколько месяцев. — Что подумают люди, Итачи? — мягко спросила Микото, качая головой, — В начале такая спешка, а сейчас вы откладываете все на неопределенный срок. — Простите, — Итачи сделал поклон, — тогда я не подумал о возможных трудностях, с которыми столкнется Юмико, и с которыми столкнусь я сам. Я согнулась вслед за Итачи, и выпалила, зажмурив глаза: — Простите, что поставили всех в трудное положение своим решением. Фугаку вновь взял слово, выплюнув: — Решение принимают взрослые люди. У детей нет такой привилегии — для этого они слишком малы. — Фугаку, прошу тебя, — пролепетала Микото, смотря на нас с сожалением. Тело почувствовало, как в него прилетел большой камень, запущенный Фугаку, состоящий из огромной претензии, злости и неприязни. Я не нравлюсь ему, это было очевидно еще в Киото. Он явно не приветствует наш с Итачи союз. Как тогда тот согласился с выбором старшего сына? Если ему не нравится наша семья и сама я — не нужно было идти на поводу Итачи. Я никак не могу понять этой ситуации. Поэтому сейчас, снова осознав тот высокий уровень неприязни Фугаку к своей персоне, внутри меня стала прорастать надежда. Надежда на то, что отец Итачи рассвирепеет настолько, что вовсе отменит помолвку и заберет от меня своего сына. Мой папа вдруг обратился к Итачи спокойным, ровным тоном: — Итачи, Юмико часто боялась глобальных перемен, но ей не нужно слишком много времени для того, чтобы подготовиться к новому, особенно, если этого требуют обстоятельства. Не стоит переживать, она справится с трудностями, если приложит к этому чуть больше своих усилий. Уверен, ты поможешь ей, а значит, вы поторопились с принятием этого решения. Мама воодушевленно подхватила рассуждения отца: — Когда вы вместе — почти любая трудность преодолевается очень быстро. Итачи еле-заметно покачал головой, напомнив всем с сожалением: — Как я уже сказал — с трудностями столкнулась не только Юмико. — О каких трудностях ты говоришь, несамостоятельный щенок?! Итачи перевел взгляд на своего отца. Его брови заметно нахмурились. Обстановка явно накалялась, раз его отец перешел на такое оскорбление, заставившее Итачи сжать кулаки, лежащие на коленях. Мой страх только усиливался, я противилась находиться в этом помещении и дальше принимать участие в разговоре на повышенных тонах. Со стороны родителей исходила осязаемая злость вперемешку с огромным отчаянием, со стороны Фугаку была огромная неприязнь к моей персоне, а со стороны Итачи теперь зарождалась злость на отца. Я чувствовала свою вину, как ни крути, но я приложила к этому руку — этого отрицать не получится. Все негативные чувства присутствующих в этом помещении людей были настолько осязаемы, что доводили меня до дурноты. Переваривая внутри себя эту гадкую смесь из собственного страха, обиду на Фугаку и эмоций окружающих, я решила остановить Итачи от продолжения конфликта, не зная наверняка, стоит ли вообще ожидать этого от мужчины. Вряд ли бы Итачи стал вступать с Фугаку в громкий конфликт при всех нас, но мне стоило перестраховаться. Словесно остановить его не получится, учитывая, что мы не одни, а вот ладонью — вполне. Мне остается только надеяться, что Итачи поймет, что именно я хочу передать своим прикосновением к его руке. Итачи никак не показал, что почувствовал мою дрожащую ладонь на своей руке, однако его кулак заметно расжался. А тем временем Фугаку продолжил выплевывать свое недовольство на старшего сына: — В твоем распоряжении не менее десяти человек, способных значительно разгрузить потоки задач, и несколько личных помощников! О каких трудностях ты сейчас говоришь?! Выходит, что я зря передал тебе дела компании, решив, что у тебя хватит ума и опыта, чтобы продолжить работу вместо меня?! Постепенно громкий голос Фугаку становился дальше, тише. В голове билось на бешеном повторе: "Хватит, прекратите, хватит, хватит, хватит, остановите этот кошмар, успокойтесь!". Но через несколько секунд прекратилось и это. Настала странная тишина, тело почувствовало как резко меняется его положение. Веки открылись резко, к горлу подступил ком. Чувство тошноты — то, что я ненавижу больше всего. В этом состоянии холодеют руки, лоб покрывается испариной, кровь отливает от лица. И твоя единственная, неизменная мысль в такие моменты: только бы не стошнило. Особенно при свидетелях. Надо мной возвышалось лицо Итачи, если завести глаза на самый верх, а справа находилось лицо незнакомого мужчины, рука которого находилась у моего лица. Поняв, что я смотрю на него почти сфокусированным взглядом, мужчина что-то сказал присутствующим — я не расслышала его слова, только отдельные буквы, — и те тут же приблизились ко мне, как я поняла, лежащей на татами, а голова чуть возвышалась, лежа на чем-то теплом. Это были ноги Итачи. На меня смотрели обеспокоенные глаза всех тех, кто присутствовал на нашем милом семейном ужине. Поморщившись, я закрыла глаза рукой, почувствовав в них резь от яркого света ламп. Теплая ладонь легла на мои волосы. Я знала, это была ладонь Итачи. Когда я вновь открыла глаза, рядом со мной уже не было незнакомого мужчины — он стоял в дверях, переговаривался с моими родителями. Чуть поодаль от них стоял Фугаку, я посмотрела на него как раз в тот момент, когда темные глаза взглянули на меня — и тут же стыдливо вернулись обратно, как будто тот и не поворачивался в мою сторону. Я тут же завела глаза назад до упора, зная, кого увижу на прежнем месте. — Хочу домой. Наверное, меня скоро стошнит. Итачи тут же наклонился чуть ниже, чтобы расслышать мои тихие писки. Было трудно прибавить громкость, если честно, даже разговаривать не хотелось, язык отказывался от своих прямых обязанностей. — Я подготовил пакет, — мягко ответил Учиха, и показал мне этот самый пакет, предназначенный именно для таких как у меня случаев. Я сморщила лицо, сама мало понимая, что именно сейчас им изображаю. Голова стала перекатываться по ногам Итачи вправо-влево. — Не хочу здесь, все смотрят. — Юмико, это абсолютно нормально. Меня резко накрыла тоска. Почему Итачи спорит со мной? Мне так странно чувствовать себя маленьким ребенком, требующим уход и заботу. И от кого я хочу ее получить? От Учиха Итачи. От человека, из-за которого я оказалась во всей этой передряге. Но не смотря на это, я все равно ищу его защиты. Потому что только Итачи способен защитить меня от Фугаку, Саске, моего отца, матери. От всех. От своих родителей и брата — потому что это его родственники, а от моих родителей потому, что те во всем потакают своему зятю. — Хочу домой, — устало повторила я, закрыв глаза. — Сейчас я, — Учиха подложил под мою голову обе ладони и продолжил: — осторожно опущу твою голову, чтобы встать с пола. Итачи сделал так, как и сказал. Во время его действий я не ощущала прежнего легкого головокружения, смена положения головы не вызвала какой-либо негативной реакции со стороны организма, я не почувствовала тошноту, кажется, спазмы начали утихать. Но свет ламп по-прежнему был слишком ярким. Кажется, вот-вот сильнее заболит голова. Учиха опустился рядом со мной, но почему-то ничего не сказал. Мои глаза закрыла тень. Когда я подняла веки в ту же секунду, увидела рядом своего брата, который загораживал собой яркий свет, склонившись надо мной. — Юмико, ты... Ты в порядке? — Хаку смотрел на меня слишком обеспокоенно. Наверное, я выглядела очень паршиво. Ну еще бы. Я попыталась выдавить улыбку, ответив: — Не волнуйся, я чувствую себя лучше. Просто нужно немного поспать и тогда все точно пройдет. Знаю, что Хаку уже давно не маленький мальчик и эти уверения уровня школьника совсем ни к чему, но почему-то продолжаю считать, что это должно сработать с моим младшим братом. — Если ты так думаешь, — брат криво улыбнулся, неизменно смотря в мои глаза с прежним беспокойством,— то стоит попробовать. Неожиданно для самой себя, я тихо захихикала, приложив холодную ладонь ко лбу. — Да ладно тебе, спроси у кого угодно, и тебе подтвердят, что сон — лучшее лекарство. Когда у меня болит голова, я выпиваю таблетку и сразу же ложусь спать. Все быстро проходит. — Я согласен с Юмико, — подал голос Итачи, — ей стоит хорошо выспаться, чтобы восстановить силы. Врач сказал нам, — теперь Итачи обращался ко мне, — что ты сильно перенервничала. — Хм... Когда я сильно нервничаю — из носа идет кровь. Сознание я еще не теряла. — Здесь было душно. Голос Саске резанул нервные окончания. Все внутри меня содрогнулось. Я перевела взгляд ниже, Саске сидел у моих ног. Я вымученно ответила, смотря в темные глаза бывшего любовника: — Значит, ничего страшного, мне просто стало душно. Итачи тут же добавил: — Но стоит отвезти тебя в больницу для полного осмотра. Скоро приедет машина. После осмотра, обещаю, мы вернемся домой. Я взглянула на Итачи. Внутри скреблось странное чувство, на котором я не стала заострять особого внимания в данный момент — все равно не смогу с ним разобраться, учитывая свое состояние. Захотелось тихо заплакать: искренняя забота Итачи достучалась до маленькой Юмико, которая искала в мужчине своего защитника. Она нашла его в раннем детстве, а потом продолжила получать защиту вплоть до средних классов. Это было даже во сне. И вот теперь сейчас. Я не стала оспаривать решение Итачи отвезти меня в больницу для осмотра, потому что не хотела отворачиваться от его заботы и делать вид, что справлюсь со всем сама, к тому же мне самой было важно узнать мнение врачей касательно этой внезапной потери сознания. Тем более, я прекрасно понимала: семья Итачи захочет удостовериться в отсутствии моей беременности, Фугаку уж точно прямо сейчас возносил молитвы, чтобы я оказалась не беременна от его сына. Надеюсь, они помнят, что мы с Итачи прожили под одной крышей уже две недели, и виделись до помолвки. Если бы я была беременна — этот ребенок на все сто процентов мог являться лишь заслугой их сына. — Я снова доставила вам всем слишком много проблем. — Это не так, Юмико, — твердо возразил Итачи, протянув ко мне руку. — Как ты оцениваешь свое состояние: можешь встать и идти с поддержкой, или я возьму тебя на руки и донесу до машины? Саске вдруг усмехнулся, переводя на себя наше внимание: — Ю, помнишь, я донес тебя до комнаты? — его глаза улыбались, — Она мне доверяет. Давай, я донесу тебя до машины, все как в тот раз. В голове воскресли воспоминания того дня, но я быстро вернулась в реальность и затараторила, глотая страх, чтобы мое молчание не показалось Итачи и Хаку странным: — Я и сейчас не настолько немощная, чтобы идти не своими ногами, тогда ты сам почему-то решил, что мне очень плохо и меня нужно нести на себе, — я быстро облокотилась об пол руками и подняла себя вверх, из-за чего голова резко запротестовала легким головокружением. Итачи и Хаку положили на мои плечи ладони каждый со своей стороны, чтобы предотвратить мое падение, если вдруг я действительно окажусь слишком слаба. — Но и сейчас мне не нужна помощь, я смогу дойти сама. Если бы не головокружение и свидетели — я бы тут же набросилась на Учиха с кулаками. Даже учитывая мое состояние, он не упускает момент для гнусной выходки. Неужели ему было мало нашего с Итачи заявления о проверке чувств, что мы хотим посмотреть на нашу совместную жизнь и попутно разобраться со всеми возникшими проблемами? Я же сказала ему, что со всем разберусь, отверну от себя Итачи. То что тот сейчас находится рядом со мной и проявляет заботу — в порядке вещей, это нормальное поведение любого человека, и здесь вовсе не задействованы какие-то личные чувства. Но этому идиоту плевать, он уязвлен, а значит продолжит ставить меня в неловкое положение, порционно выдавая всем подробности нашего прошлого. Что могли подумать Итачи и Хаку, услышав, что у нас с Саске был момент с ношением меня на руках? Ситуацию тот не раскрыл, значит, они могут придумать ее сами. Если предположить, что у них хорошая фантазия или они очень хотят покопаться в полученной от Саске информации, которую тот преподнес слишком уж скользко и с явным ехидством, — варианты могут быть совсем не невинные. — Ты уверена, что сможешь самостоятельно дойти до машины? — тихо поинтересовался Итачи, наклонившись ко мне чуть ближе. Его ладонь сильнее сжала мое плечо. Я не успела ответить и даже взглянуть в сторону мужчины — справа, позади моего брата, вдруг появилась Микото, женщина осмотрела нас с беспокойством, а после громко сообщила моим родителям, что их дочь пришла в себя и даже приняла сидячее положение. В итоге с пола меня подняли отец и мать, они подхватили меня под руки, внимательно следя за моими неуверенными движениями. Я держала равновесие, даже смогла сдержать первый рвотный позыв. Итачи забрал меня у родителей только около машины, мужчина помог мне забраться на заднее пассажирское и сам позаботился о ремне безопасности. Он еще раз пообещал моим родным, что как следует присмотрит за мной, передаст в руки опытных врачей, а после отвезет домой и сообщит о нашем прибытии им по телефону. Мы вернулись в пентхаус только в час ночи. Дорога от больницы была не близкой, а на полное обследование всей меня мы потратили около трех часов времени. Вердикт врачей: острое переутомление. Вдобавок мне прописали успокоительное, оно уже куплено и лежит в сумочке. Итачи шел сзади, буквально следовал по пятам, хотя еще в коридоре я просила мужчину больше не беспокоиться обо мне. Теперь мы дома, а значит, наша дистанция восстановилась. Он такой же упертый, как Саске. Резко остановившись на последней ступеньке, я развернулась к Итачи. Тот смотрел на меня с непониманием и беспокойством, по позе его тела мне показалось, что тот уже готов вот-вот перепрыгнуть три ступени между нами, чтобы вцепиться в мою руку и не дать упасть вниз. Но я стояла уверенно, держась правой рукой за перила. — Я благодарна за заботу, но дальше я справлюсь сама, Итачи-сан. Явно опешив от моего заявления, Итачи немного помолчал, а потом сказал будничным тоном: — Я шел за тобой в свою комнату, Юмико. Если бы я была Гарри Гудини, то непременно исполнила трюк с исчезновением. Такого уровня стыда я не испытывала с того самого вечера, когда Учиха застукал меня в своем кабинете. И вот опять меня накрывает лавина стыда в его присутствии. Я продолжила стоять на своем месте, приросшая к полу, а Итачи продолжил свой путь вверх по лестнице. Подойдя к двери своей спальни тот тихо сказал: — Я всегда к твоим услугам, если понадобится какая-то помощь, — и скрылся в помещении. Сделав выдох через рот, я пробормотала под нос: — И долго это будет продолжаться, Учиха?.. Следующие бессонные полчаса были проведены в раздумьях: как же заставить Учиха Итачи испытать при мне стыд?

***

С раннего утра вторника я начала принимать лекарства, прописанные врачом накануне. Масако-сан в это утро была сама не своя: женщина беспокоилась о моем самочувствии и даже подумывала посадить меня на особую диету, просмотрев результаты моего анализа крови, которые той великодушно вручил Итачи перед уходом на работу. Смотря на искреннюю заботу женщины, я просто не могла продолжать помышлять о том, чтобы попросить Итачи отказаться от ее услуг. Возможно, я вернусь к этому чуть позже, но уж точно не сейчас. Все утро и половину дня я провела за чтением книги, усилием остатка внутренней воли старалась не уснуть, чтобы наладить режим сна и бодрствования по назначению врача. А потом снова появился Саске. Его сообщения заставили голову оторваться от подушки, рука отложила книгу на свободную часть постели. Младший Учиха писал с незнакомого номера, его первое сообщение было длинным, в нем было описание неистовства Фугаку. Когда они вернулись домой, отец Саске и Итачи очень долго не мог отойти от нашего заявления, громкая ругань затрагивала половину их большого дома. А Саске был счастлив. Он писал о своей надежде, что очень скоро Фугаку надоест эта ситуация и тот насильно разделит нас с Итачи. Как казалось Саске, моя свобода была не за горами, однако я не стала надеяться на что-то раньше времени и воспринимать предположения Упыря как реальность своего будущего. Все может поменяться, Фугаку может успокоиться и согласиться с нашим решением. Кто знает, насколько тот хочет ввязываться в борьбу с собственным сыном, когда у него столько политических забот. Он побесится, а после решит махнуть на нас рукой. Но я не стала писать этого Саске. На это сообщение он не получил никакого ответа. После Саске писал о своем желании встретиться со мной в квартире, расположенной около телевизионной башни Токио, которую он снял несколько часов назад. Конечно, тот получил мой отказ. Я сидела, таращась в экран смартфона, с полным непониманием: почему и для чего вообще отвечаю Саске на его сообщение. Этот сумасшедший Учиха снял квартиру недалеко от главного отеля, в котором находился Итачи. В том районе в принципе было слишком много ненужных глаз, и неужели тот рассчитывал, что никто нас не заметит? А главное: почему тот решил, что я хочу встречаться с ним за спиной Итачи? Почему тот думал, что мне до сих пор интересен наш с ним секс? Секс с Саске — последнее, о чем я могла бы подумать в нынешних реалиях, да я бы вообще о нем не вспомнила без посторонней помощи. Значит, он действительно помешался на наших отношениях. Саске хочет, чтобы я встречалась с ним за спиной Итачи, потому что сам этот факт принесет ему колоссальное удовлетворение: я, живя вместе с Итачи, уезжаю спать с Саске, его младшим братом. Или какой еще резон был во всем этом? Чего Саске добивался, почему никак не отстанет? Если я позвоню ему и скажу, что между нами никогда и ничего больше не будет — что тот сделает? Он постарается отомстить. Даже не переубедить, не попросить обдумать это. Нет, Саске не такой. Думаю, тот сделает пакость. Он может со злости рассказать обо всем своей семье, старшему брату. Конечно, Учиха не успокоился: Упырь продолжал долбать мой телефон сообщениями, настаивая на встрече. Блокировать контакт было бесполезно — Учиха напишет мне с нового номера. Думаю, у него было еще с десяток номеров, он всегда качественно подготавливался к наступлению. Впоследствии я решила просто игнорровать его сообщения. С тех пор как я отказалась от общения с лучшими друзьями, все появления Саске воскрешали воспоминания о нашем прошлом. Я начинала думать о Ино, Сакуре, Гааре, Наруто, Хинате и остальных. Ино гналась из мыслей с особым остервенением, но мысли о Гааре были практически неубиваемы. Все воспоминания о лучшем друге были чистыми, светлыми, настолько идеальными, что я зарывалась головой под подушку, не в силах сдержать рыдания. И я сотни раз спрашивала себя: зачем ты отказалась даже от него? Уверяла себя, что нам нельзя так расстаться, я должна продолжить нашу дружбу. Но потом в голове появлялись горькие фантазии, как Гаара осуждает меня за молчание о раннем замужестве с представителем влиятельной семьи или то, что я пошла на поводу родителей. Как тот подозревает, что я беременна, что после разрыва с Хиданом обратилась к жилетке Итачи и теперь ношу его ребенка. Мои пальцы много раз открывали нашу с Гаарой переписку и даже писали скудное приветствие, но потом быстро стирали написанное и закрывали диалог. Я до дрожи в коленях боялась его осуждения. Не хотела, боялась объясняться. Для меня было немыслимо представить наш с ним диалог, в котором я рассуждаю на тему своих личных отношений с Итачи, про свою нынешнюю жизнь. Не хочу, чтобы тот стал жалеть меня. Не хочу заводить с ним такие темы, потому что Гаара был подобен старшему брату, а я не смогла бы обсуждать такое с близким родственником противоположного пола. Я боялась осуждения или подозрений всех ребят из нашей компании, но Гаара в этом плане был особенне всех. Этим вечером Итачи вернулся домой после семи часов, почти сразу после ухода Масако-сан. Его шаги тут же раздались на лестнице. Я слышала как мужчина остановился у моей двери, а я тем временем лежала на кровати, отложив книгу в сторону, и боялась сделать вдох. Тихий стук все же нарушил тишину, заставил меня убрать книгу и направиться к двери. Если Итачи пришел ко мне сразу же, как вернулся домой, ему действительно необходимо увидеть меня. Наверное, тот все еще беспокоился за меня из-за вчерашнего обморока. Я отодвинула дверь в сторону, наши глаза встретились. Лицо Итачи заметно расслабилось как только я приподняла брови, намереваясь узнать причину его визита. Но движение мужской руки, в которой находилась какая-то вещь, заставило меня остановиться и перевести взгляд вниз. Итачи протянул мне коробку с ювелирным украшением бренда Mikimoto, и, не дав опомниться, поднял крышку вверх, демонстрируя мне кулон из белого золота, украшенный россыпью розовых сапфиров и нескольких бриллиантов. В прошлом году Саске подарил мне украшение на шею. — Это... — глаза были не в силах оторваться от изучения украшения. Оно было простым, но в то же время изысканным, именно таким, какое бы я купила для себя. Я взглянула на мужчину за секунду до того, как тот заговорил. Голос Итачи был слегка хриплым, а интонация была с привкусом неуверенности: — Мне стоило позаботиться об этом намного раньше. Надеюсь, это украшение поможет мне получить хотя бы минимальный процент твоей благосклонности, и даст возможность порадовать тебя. Должен сказать, я не силен в выборе подарков... Сегодня это мое извинение за вчерашнее поведение моего отца. Сумасшедший. Этот бренд — самый удачный подарок, я не знала ни одной девушки в своем окружении, которая бы не хотела заполучить себе жемчуг бренда Mikimoto. Удивительно и то, что Итачи обошел стороной жемчуг, выбрав симпатичный кулон с нежного цвета камнями. Бриллианты были умопомрочительны. Оно стоило не меньше трех тысяч долларов. Кажется, мое сознание помутилось на моменте рассчета стоимости украшения, поэтому я промямлила совсем невнятно, смотря на россыпь камней: — Но я... Как же... — Что-то не так? Взгляд резко метнулся к лицу Итачи. Мужчина находился в замешательстве. — Я не могу его принять. Однако рукам так и хотелось сделать всего одно заветное движение, шея уже чувствовала вес украшения. — Оно... Слишком простое для тебя. — Нет-нет, оно чудесно! Я бы сама купила такое для себя! Но как же я могу сказать тебе прямо в глаза простую истину: что ты даришь безобразно дорогую вещь той, которая с удовольствием сбежит из твоей жизни через несколько месяцев? Мы просто соседи, Итачи совсем не обязан делать мне дорогие подарки в качестве извинения или чтобы получить мое нейтральное к себе отношение. Я не могу ненавидеть человека и при этом принимать от него украшения. — Вот как... Значит, дело в дарителе? Я больше не могла слушать эти ноты боли в его голосе, с каждым моим словом Итачи становился все мрачнее. Мужчина рассчитывал увидеть хотя бы толику радости в моих глазах, а получил только лишь отказ. Шумно выдохнув воздух через рот, я призналась: — Это очень неловко. Я всего лишь временный сожитель, даже не близкий друг. — Теперь мы можем стать друзьями только в случае твоего на это согласия. Я никогда не считал тебя своим временным сожителем, это звучит достаточно грубо. — Но я и не невеста. — Юмико... — Итачи тяжело вздохнул, быстро поправив очки, — Я считаю тебя интересным собеседником, привлекательной личностью. И своим хорошим другом. Считал именно так, до того, как все стало значительно сложнее... Значит, насильное замужество Итачи решил называть "значительной сложностью". — Я не хочу ссориться из-за подарка... Какая-то глупая ситуация. Явно что-то обдумав, Итачи изменил выражение своего лица, натянув на него подобие безмятежности, потому что так было нужно, и сказал с сожалением: — Кажется, я поспешил, думал, ты захочешь ответить согласием на мое предложение вывести наши взаимоотношения в более стабильную динамику... — смотря на меня с тенью грусти, Итачи плавным движением руки опустил крышку подарочной коробки. Теперь между нами не было яблока раздора. — Прости. Я могу быть довольно настойчив, когда в этом нет смысла, или когда не наступил нужный момент, — неестественно приподняв уголки губ, он сказал на прощание: — Извини за беспокойство. Отдыхай. Когда дверь в спальню Итачи закрылась и я переварила все произошедшее, напоследок вспомнив отпечатанное разочарование на лице мужчины, грудь защемило болью. Но она была не физической. На автомате закрыв дверь, я дошла до кровати и упала на нее, снова и снова прокручивая в голове весь диалог. Итачи пришел ко мне с дорогим подарком, рассчитывая сделать мне приятно, попросить прощение за отца. Стоит ли мне винить себя за такой исход нашей встречи? Как я и сказала — мы просто соседи, даже не друзья. Или тот думал, что я буду прыгать от радости и без колебаний приму его подарок? Каким бы ни был мой уровень неприязни к Итачи и как бы я ни противилась сделать хотя бы шаг ему навстречу из-за того, что тот натворил с моей жизнью — мне было неловко так резко отвергать его проявление доброты. Мне это не свойственно. Но ведь у меня получается отвергать Саске. Почему так паршиво делать это в сторону Итачи? Может быть, потому что вчера я, сама того не заметив, плюнула на ужасный поступок Итачи и не стала душить в себе желание получать от него заботу? Но это была воля случая, так сложились обстоятельства. Кроме него никто меня не защитит, если только мой брат, но тот в силу возраста и своего положения просто не может начать бороться с родителями, и уж тем более с семейством Учиха. Это мог сделать только Итачи. Если не думать о той поездке и помолвке, доброе отношение Итачи ко мне выходит на первый план. Я отметила все хорошие качества этого человека еще при нашей встрече в ресторане при отеле, да я бы тогда с удовольствием могла расписать все его положительные качества на бумаге, если бы в этом была необходимость! Мне спокойно рядом с этим человеком. В отличии от Саске, рядом с которым ты можешь чувствовать себя некомфортно, или ощущать его угнетающую все пространство ауру, с Итачи все было совсем не так. Он действительно хорошо воспитан, умен, может оказать необходимую поддержку в трудный момент, учтиво укажет на твои ошибки, объяснит тебе что-то, чего ты не понимаешь касательно его поведения или обычных бытовых вопросов. Итачи внимателен к чувствам другого человека, он не требует к себе уважения — ты хочешь уважать его просто потому что он действительно этого заслуживает. Размышляя о добрых поступках Итачи, я не заметила, как пролежала на кровати полтора часа, не сдвинувшись с места. Приняв ванну и переодевшись в ночную сорочку, я вышла в зал с твердой решимостью сделать то, что запланировала. И если у меня не получится выполнить эту задачу здесь и сейчас — я сойду с ума от ожидания завтрашнего утра. В кухне никого не было, первый этаж был угрюмо пуст. Все помещения второго этажа были без признаков посторонней человеческой деятельности. Значит, оставалась только спальня Итачи, больше ему некуда было деться. Три робких удара костяшками о дверь не получили никакого ответа с той стороны. Последующие более бодрые удары также остались без ответа. Мне остается только продолжать переминаться с ноги на ногу, изредка повторяя стук, либо войти самой. Но я не смогла бы так просто ворваться в комнату Итачи. Минуты шли одна за другой, теперь мои стопы нервно перекатывались вперед-назад, с пятки на носок и обратно. Неужели он не слышит назойливый стук? Итачи уже спит после трудового дня или же тот был настолько оскорблен моим отказом, что решил проигнорировать мой приход? Мой к нему приход. Впервые за прошедшие недели именно я стучу в дверь его комнаты, желая поговорить. Устав от бессмысленного стояния под дверью, я направилась к двери в кабинет, желая посмотреть на комнату Итачи с другой стороны. Мне нужно убедиться либо в том, что тот спит и действительно не слышит посторонние звуки, либо в том, что тот не спит и стоически игнорирует мое присутствие за дверью. Быстрыми шагами дойдя до самого конца небольшого помещения, я решительно отодвинула стеклянную дверь и вышла на длинный, широкий балкон. Морозный ветер больно кусал ничем не прикрытые ноги. Смотря на темный силуэт, я втянула в нос сигаретный дым. Итачи заметил продрогшую меня, когда расстояние между нами составляло всего несколько шагов. Он слегка сощурил глаза, смотря на мое лицо. — Юмико? — удивленно сказал тот, затем быстро отбросил сигарету куда-то позади себя на холодный керамогранит, сделал два шага вперед, положил ладони на мои плечи и решительно завел в свою комнату, тускло освещенную зеленым светом высокой напольной лампы. Закрыв дверь, Итачи мигом снял с себя легкий халат и опустил его на мои плечи, после чего я ощутила чужое тепло. Он сделал то же самое в тот вечер на мероприятии Ирмы, когда я вернулась в зал с посиневшей гусиной кожей, заледеневшей на улице. Но тогда от его одежды не исходил слабый запах табака. Итачи схватил свои очки с прикроватной тумбочки, надел их. Теперь он хорошо меня видит, это точно была я, а не незванный гость. Он смотрел на меня с вопросом, наверное, пока не сообразив, что хочет сказать или какой задать вопрос. — Я стучала в дверь, но ответа не было, — простое и понятное объяснение моего внезапного появления на ветреном пространстве балкона, на котором я никак не ожидала обнаружить Итачи с сигаретой в руке. Итачи приложил ладонь к голове, продолжая смотреть на меня так, как будто наблюдает странное видение. — Извини, я не слышал стук... Ты... Все в порядке? Нет, все совсем не в порядке, и я осознала это только сейчас, мельком осмотрев помещение и поняв, что нахожусь в это время там, где совсем не должна быть. Иногда моя упертость и непробиваемое желание получить то, чего я хочу, или сделать сию секунду то, что я запланировала, доводят меня вот до таких ситуаций, когда ты стоишь перед человеком, неловко хлопая глазами, потому что вся решимость испарилась секунды назад, а на смену ей появились осознание содеянного и стыд. — Я пришла, потому что тот разговор закончился слишком... Неправильно. Обычно я себя так не веду. Итачи покачал головой: — Я заслужил. Ты права, я не могу делать вид, что между нами еще осталось то, что было до того вечера. Ты обижена. — Нет, я... — я тяжело выдохнула, на секунду прикрыв глаза и чуть опустив голову вниз, — Да, я ужасно обижена, но я не считаю вас плохим человеком. Не всегда. Если я не выбираю удобных людей и насильно не ввожу тех в свою жизнь, это не значит, что так не делают другие. У вас свое видение взаимновыгодных отношений, у меня — свое. Вы сделали ошибку, поступили со мной бесчеловечно, но сейчас я не хочу думать об этом и злиться. Я пришла, чтобы принять подарок и извинение. Наверное, Итачи хотел бы что-то ответить на все мной сказанное, но после последнего услышанного предложения мужчина безмолвно вернулся к прикроватной тумбе, выдвинул ящик и достал ту самую коробочку с украшением. Развернувшись в мою сторону, Итачи подошел чуть ближе. — Позволишь помочь тебе? Обдумав предложение, я сделала один решительный кивок головой. Убрав волосы в сторону, я без колебаний развернулась к Учиха спиной. Когда кулон оказался на груди, я почувствовала легкие, случайные прикосновения чужих пальцев к шее, позвонкам. Чужое теплое дыхание. Быстро закончив с застежкой, Итачи оповестил меня о успешно проделанной работе. — Спасибо. Развернувшись к мужчине, я сделала один глубокий вдох, и обратила внимание, что вдыхаю впитавшийся в помещение аромат парфюма Итачи. До этого момента я совсем не обращала на него внимание. Молчание затянулось, Итачи стоял напротив меня, кажется, не собираясь сказать что-то еще, а я теребила кулон двумя пальцами, изучая неровную поверхность, усыпанную мелкими, сверкающими камнями. Мои глаза бегали в разные стороны, иногда возвращаясь к мужскому лицу, — и тут же убегали в соседний угол. Мне стоит уйти, теперь стало неловко, особенно после его прикосновений к моей шее. Я сделала поклон, а через секунду мысленно выругалась на себя за это. Я больше никогда не должна была кланяться Учиха. — Простите за беспокойство. Спокойной ночи. Не дожидаясь ответа, я быстро зашагала в сторону входной двери, а когда коснулась той и сделала неловкий рывок в сторону — та не поддалась. Слева тут же оказался Итачи: легким движением пальцев тот открыл замок, предоставляя мне возможность сбежать из чужой комнаты. Возможно, тот бы хотел сказать что-то вслед или ответить на мое прощание, но я не дала ему такой возможности. Коснувшись спиной своей двери, я сделала нервный вдох, подметив про себя смену аромата — теперь вокруг был запах розмарина и лаванды, от запаха Учиха не осталось и следа. Однако, если принюхаться и опустить нос чуть ниже, можно услышать запах кожи мужчины. И запах табака. Ладонь сама потянулась ко лбу, в тишине комнаты слышались раздосадованные движения руки, которая наносила легкие удары по голове. — Идиотка, сумасшедшая... — причитала я, думая о халате Итачи, оставшимся на моих плечах.

***

Пришлось проснуться ранним утром и внимательно прислушиваться к звукам. Дождавшись ухода Итачи, я быстро покинула свою комнату, зашла в кабинет и повесила мужской халат на свободную напольную вешалку. Зайти в комнату я бы не решилась и за весь день уговоров самой себя. Как жаль, что сегодня у Масако-сан был выходной — тогда бы я смогла попросить ее передать халат владельцу прямо в руки. Поскольку я не отвечала на звонки матери, Хаку вновь пришлось звонить мне после школы, чтобы узнать подробности о моем самочувствии и здоровье. Брат признался, что если бы не просьба родителей, тот не стал беспокоить меня звонком при них, включив динамик, а обошелся перепиской. Всем было важно услышать мой голос, потому что в сообщении легко соврать о реальном положении дел, к тому же, это была отличная возможность задать мне пару вопросов через брата. Интересно, все это продолжится до конца недели или те успокоятся уже сегодня? День вышел достаточно насыщенным: разговор с братом, двухчасовая ванна с маслами, приготовление клубничного кекса, долгая переписка с Киоко, в которой я рассказала о подарке Итачи, после чего та выяснила стоимость кулона. Я была права в своих вчерашних рассчетах. Киоко очень интересовали мысли Итачи, о чем тот думает, чем руководствуется. Ее последняя фраза, посвященная разговору о мужчине, была такой: как бы я хотела покопаться в его голове, тогда бы нашла ответы на многие вопросы. А мне не хотелось искать никаких ответов, потому что у меня не было абсолютно никаких вопросов. Когда вернулся Итачи, я сидела в комнате, боясь издать лишний звук. Сегодня его шаги проследовали мимо моей комнаты без остановки. На следующий день мы случайно столкнулись на втором этаже, когда я вышла из комнаты, чтобы посетить уборную, а Учиха вышел из кабинета. Пришлось обменяться с мужчиной сухим приветствием, а после сбежать вниз по своим делам. В утро пятницы я чувствовала себя крайне паршиво в моральном плане: все предыдущие дни мысли вертелись вокруг Гаары, я то и дело открывала наш с ним диалог как только смартфон попадал в мои руки. Но так ничего и не написала. Ближе к вечеру терпение меня покинуло, тело буквально потряхивало от борьбы с моими эмоциями, опасениями. Я написала Гааре глупое приветствие. Глупое, потому что со стороны оно так и выглядело: я молчала несколько недель, а теперь написала ему, как будто мы переписывались буквально пару часов назад и не было недель молчания с моей стороны. Если бы Гаара проигнорировал это сообщение или ответил на него с открытым негативом — я бы не стала его осуждать. Единственный из нас двоих, кто мог быть покрыт осуждением — только я. Мысли постепенно прояснились за все то время, что я находилась на территории Итачи. Буря эмоций постепенно улеглась. Внутри появился интерес к моей прошлой жизни, к друзьям, к учебе, и даже к Ино. Мне было интересно: как Ино вела себя все то время после того, как предала меня. Как она живет сейчас, что говорит обо мне. Если та меня вспоминала. Я стала тянуться к прежнему, к знакомому и такому родному. Разговоры с Карин были минимальны и по своему количеству, и по времени проведения. Общение с Киоко помогало отвлекаться, но эта девушка не была равной моему лучшему другу. Ни Карин, ни Киоко не могли дать мне успокоение, не могли дать мне чувство прежнего комфорта, которое я испытывала несколько месяцев тому назад. Да даже появись сейчас Хидан в моей жизни — я бы с интересом обратила на него внимание, попробовала отвлечься на что-то, связанное с этим человеком, только бы не думать о здесь и сейчас. И пусть он поступил со мной паршиво, но само его появление могло погрузить мои мысли в доброе, веселое прошлое. Хотя бы в какую-то его часть. Мне действительно нехватает прежней жизни, и особенно я понимаю это в те моменты, когда задумываюсь о появлении Хидана и какова была бы моя реакция. Мне просто нужна частичка прошлого, потому что все поменялось черезчур резко. Новое ворвалось с грохотом, не дав мне попрощаться с былыми временами, с моей любимой зоной комфорта. Гаара ответил в своей манере. Прежней. Как будто ничего не произошло. Сначала он вел диалог осторожно, как мне показалось, а потом, когда мы оба оттаяли и обрели уверенность, стал рассказывать о чем-то своем. Мы не затрагивали персону Итачи и саму семью Учиха. Пока что я не хотела говорить об этом, однако понимала, что мне этого не избежать. Нужно просто начать один раз, сделать это усилие, а потом станет легче продолжать. Если я хочу продолжать наше общение с Гаарой, когда-нибудь нам придется обо всем поговорить, и главное для меня было: не услышать в его голосе недоверие или осуждение. Мне необходимо, чтобы Гаара всегда был на моей стороне, а не поступил как Ино, поверившая моей матери, посчитавшая, что будет лучше послушать посторонних людей. Спустя два часа переписки мы прервались на несколько часов из-за неотложных дел Гаары в студии. Я чувствовала себя так глупо в этот момент, так ужасно. Мир за окном не изменился, жизнь идет своим чередом, у каждого из ребят продолжается прежняя рутина, и только я застыла на одном месте. И мне казалось, что все замерло вместе со мной, но все было не так. Теперь я вновь чувствовала себя неким аутсайдером, странной девчонкой, ушедшей в себя по личным причинам и обстоятельствам. У меня не происходит абсолютно ничего, а другие продолжают жить свою прежнюю жизнь. А я сама от этого отказалась, вовремя не совладав с эмоциями. Сбежала, закрылась ото всех по своей личной инициативе. Сама нажала стоп-рычаг, называемый жизнью. Гаара написал мне, когда вернулся домой, примерно в десять часов вечера. Теперь он решился спросить о моей нынешней жизни, про свадьбу с Итачи. Мне пришлось соврать ему о нас так же, как я врала Саске. Пока что я боялась рассказывать другу о нашей с Итачи договоренности. Мы общались до глубокой ночи, Гаара получил ответы почти на все свои вопросы, я рассказала ему практически все, что могла сейчас рассказать. Все-таки он был на моей стороне, сказал, что никогда бы не поверил тем, кто говорил о моем желании выйти за Учиха. Когда друг честно сообщил мне о всех слухах, изо дня в день ходящих вокруг моей персоны, мне стало паршиво. Все люди вокруг, как я и предполагала, думали обо мне не в позитивном ключе. Многие, в особенности девушки, говорили о моей возможной беременности — мол, поэтому все случилось так резко, Итачи еще гулять и гулять, но вдруг Юмико забеременела и разрушила его свободную жизнь, а себе приобрела новый статус, обеспечила свою семью. И самое обидное было то, что эту теорию в нашей группе сильнее всех поддерживала Харуно Сакура. Остальные девушки не особо что-то предполагали, не бросались какими-то утверждениями, а вот Сакура наоборот — активно рассуждала о моей жизни. И она не постыдилась обсуждать меня в нашей компании. Наруто не касался этих обсуждений, апельсин старался затыкать каждый рот, говоривший обо мне гадости, и в этом его активно поддерживала Хината. В этом их поддерживал Гаара, поддерживал Ли. Темари, Тен-Тен, Неджи, Шикамару, Сай — вообще не затрагивали какую-либо тему подобного характера. Гаара предполагает, что они могли обсудить это между собой, например, дома за ужином, но не хотели обсуждать в самом университете. Чо и Киба ни в чем не были уверены, Ино отмалчивалась, Саске орал всякий раз, когда слышал имя своего брата. Прочие ребята группы, не входящие в нашу компанию, строили разные догадки. Остальные учащиеся университета изредка затрагивали имя нового управленца известной сети отелей, а также и его невесту, но самый пик обсуждений пришелся на момент нашей с Айлой драки, через какое-то время после нее все улеглось. Все мои друзья были едины в одном: каждому была интересна правда, все хотели услышать именно мою версию случившегося. Но я боюсь. И я не хочу соваться в этот гадюшник, в чем-то переубеждать тех, кто мне безразличен, что-то им доказывать. Я не хочу видеть Сакуру, потому что боюсь оставить ее голову без волос, или видеть Ино, которая не останавливает Сакуру от роспуска грязных слухов. И мне было обидно, что и другие девушки так и не заткнули рот Харуно. Со слов Гаары, у них были попытки остановить Сакуру, но те быстро сдались. Главное то, что думают они, а не то что думают окружающие. И конечно, я с этим согласна, но это не снижает мой уровень обиды. Если я все-таки полноценно вернусь к прежней жизни через какое-то время, снова вольюсь в прежнюю компанию друзей, мне захочется крепко обнять Наруто и Хинату, Ли и Гаару. Всех тех, кто не пускается в обсуждения моей личной жизни в стенах университета. А Саске не рассказал правду обо мне и Итачи, не рассказал как помолвка произошла на самом деле, по чьей инициативе и кто являлся жертвой. Это было и не удивительно. Хорошо, что теперь я знаю о ситуации с Сакурой, которая до сих пор гордо ходит со статусом девушки Учиха. Упырь мог спокойно заткнуть ее рот, но не стал этого делать. Он не сделал для меня ничего хорошего и при этом требует к себе моего внимания, хочет продолжать встречи. Неужели я выгляжу настолько жалкой в его глазах? Я дала Сакуре мысленную клятву: я сделаю так, что семья Харуно не получит от Учиха никакой поддержки, если те столкнутся в каком-то вопросе. Если только Сакура не выйдет замуж за Саске, а это было маловероятно. Невозможно. Да и вряд ли у Саске когда-либо будет подобное влияние как у его старшего брата. Спать с Саске на зло Сакуре даже и не мелькнуло в голове. С учетом его ко мне отношения, как тот мешает меня с экскрементами, я больше ни за что даже не посмотрю в его сторону. Ближайшее время придется, чтобы не случилось провокации, но потом Саске обязательно познает весь уровень моего безразличия.

***

Когда в доме послышались звуки уборки Каору, я выползла из комнаты, желая найти в кладовой что-то вкусное, шоколадное и очень каллорийное. Масако-сан так и не призналась, есть ли в доме крайне, просто ужасно нездоровая пища, поэтому я полезла изучать полки своими силами. Я знала, хоть где-то я найду что-нибудь вкусное, хотя бы моти с отвратительной начинкой. Я прыгала с полки на полку подобно обезьяне, но так и не нашла ничего, что могло заинтересовать мой взгляд. Когда отчаяние найти сладкую еду достигло максимальной точки и в мыслях я представляла свой поход в ближайший магазин шоколада, в котором были тысячи наименований сладостей, я открыла одну из коробок с консервами, не пользовавшиеся особой популярностью у Масако-сан. Сверху лежала записка, почерк Итачи. Ровными, почти каллиграфическими иероглифами сообщалось, что я могу найти огромную заначку конфет и прочих сладостей в кабинете Итачи, за закрытой дверью шкафа. Ключ находился в первом ящике стола. Также в записке Итачи написал причину появления сладкого склада в своем кабинете: потому что Масако-сан следила, чтобы в доме была только полезная еда. Она что, близкий друг семьи? Или раньше та работала поваром в семье Учиха? Может, была его няней? Иначе зачем ей следить за питанием Итачи? А также зачем Итачи позволять ей себя ограничивать? Или тот спрятал сладкое специально для меня, потому что Масако-сан придерживала меня здорового рациона? Или тот догадывался, что когда-то настанет такой день, что мне безумно захочется сьесть килограмм конфет? Одни вопросы и ни одного на них ответа. Теперь и мне захотелось забраться в его голову, чтобы найти свой ответ. На мой громкий смех прибежала виновница всех этих пряток. Засунув записку в карман шелкового халата, я задвинула коробку с консервами на ее прежнее место, подскочила с пола и побежала к лестнице на второй этаж, игнорируя недоумение Масако-сан. Пусть она сама ест рисовые десерты или банановый пудинг, а я наконец поем что-то вкусное. Впервые за все время проживания в пентхаусе мне действительно захотелось чего-то до безумия, до нервной дрожи. И это что-то вновь дает мне именно Итачи. Скорей бы тот дал мне свободу. Влетев в кабинет, я обнаружила в нем Каору, полирующую стол. Тот заветный стол, в первом ящике которого находился мой ключ в рай. Почему она пошла именно сюда? Совсем недавно та крутилась на первом этаже. Девушка, оторвавшись от своего дела, посмотрела на меня с вопросом и даже тенью страха на лице — она до сих пор относилась ко мне с настороженностью. Я не планировала отступать и откладывать нахождение клада, поэтому улыбнулась Каору перед тем, как открыть рот: — Извини, мне очень нужен кабинет буквально на несколько минут. Возможно, ты будешь рада десятиминутному перерыву. Поклонившись, Каору без лишних слов взяла все свои предметы уборки и покинула помещение, будто той здесь и не было. Заперев дверь, я направилась к столу. Ключ нашелся довольно быстро, а вот отыскать нужный шкаф было непросто — в записке Итачи не было описания его точного месторасположения. Спустя пару минут поиска, дрожащими от предвкушения руками я открыла дверцы. Моим глазам предстал самый настоящий клад: какао-батончики с хрустящими шариками, шоколадные чипсы всех видов, несколько видов печенья, шоколадные палочки, пончики в виде лапок котиков, зефир, газировка и многое другое. Интересно, представлял ли Итачи меня, возносящую благодарности его персоне, когда писал ту записку? В шкафу даже находилась сумка, в которой я могла унести половину этого добра в свою комнату. — Да ты и сам неплохо справляешься с зачисткой этих запасов, — вслух усмехнулась я, найдя несколько пустых коробок на последней полке. Я поглощала шоколад долгие полчаса, не боясь, что меня вдруг прервут от важного занятия — дверь в комнату была предварительно заперта. Это были самые счастливые полчаса моей жизни в пределах этой комнаты, в пределах всего пентхауса. — Спасибо Учиха Итачи за еду, — сказала я, сложив руки в молитвенном жесте, после чего рассмеялась. График Итачи был известен лишь ему одному, вот и в эту субботу тот не вернулся даже после семи часов вечера. Я вспомнила о мужчине, когда сунула в рот очередную конфету, оторвавшись от переписки с Гаарой. Мне было очень грустно читать его сообщения, поэтому я отвлекалась на конфеты чаще, чем стоило это делать. Прямо сейчас Гаара ехал в такси, совсем скоро тот окажется в шумном помещении клуба, в котором будут и другие ребята из нашей компании. Конечно, пару минут назад он приглашал меня приехать к ним, зная, что я откажусь. Еще вчера я попросила его не рассказывать ребятам о нашем общении, что я резко вышла на связь. Неужели после такого тот мог рассчитывать на мой приход? Спустя час, прошедший с тех пор, как Гаара приехал в нужное место, я начала беситься, не могла найти себе занятие, которое бы отвлекло от мыслей. Меня раздражало то, что прямо сейчас мой лучший друг находится в обществе тех, кто либо в чем-то неуверен касательно меня и моей ситуации, либо открыто поливает меня грязью — Сакура. К остальным вопросов не было. Конечно, моя вина, что те не знают правду, но тем не менее. Я не заслужила их ко мне недоверия. Еще спустя полчаса, проведенных в попытках хоть как-то успокоить разыгравшийся внутри ураган, я стала активно писать Гааре, заставляя того почти не отлипать от экрана смартфона. Я пишу ему сообщение и представляю, как тот сейчас смеется с остальными. Когда приходит его ответ, я представляю как Гаара убирает телефон и продолжает пить, весело проводить время. И я не могла понять: это происходит только потому, что в компании есть те, кто не имеет однозначной позиции касательно меня, либо потому что меня нет сейчас рядом с ними. Но я бы не хотела делить стол с Саске, Ино и тем более Сакурой. Тем не менее, мне бы хотелось быть рядом с Гаарой, Хинатой и Наруто. Я снова начала скучать по прошлому и стала чувствовать себя каким-то изгоем. Через несколько минут я совсем отчаялась. И Гаара это почувствовал. Он позвонил мне, зная, что почти ничего не расслышит из-за постороннего шума. Быстро обо всем договорившись, я бросила смартфон на кровать и ринулась к шкафу. Совсем скоро мы встретимся, так внезапно и незапланированно. И мне плевать как я самостоятельно выберусь из этого здания и сяду в заказанную Гаарой машину — главное, что скоро он оставит всех в клубе и встретися со мной. И мне все равно, что я ухожу, ничего не сказав так и не появившемуся дома Итачи. Лучше бы ему не появиться вплоть до моего ухода. Не думаю, что тот сунется ко мне в комнату глубокой ночью, а если что, то у меня всегда есть железное оправдание — я уже спала в это время. Каору и Масако-сан давно ушли, никто не увидит моего ухода. Пришлось собираться быстро, Итачи мог появиться в любой момент. Часы показывали почти десять часов вечера, когда я вышла из здания и направилась в сторону дороги. Ехать до студии друга совсем недалеко, справимся за двадцать минут. Наша с Гаарой встреча была из разряда тех, которые часто показывают в слезливых сериалах. Мы крепко обнимали друг друга примерно полминуты, тихо смеясь как маленькие дети. Войдя в здание и пропустив меня, Гаара закрыл дверь, после чего мы пошли в сторону лестницы по темному коридору, освещаемому одной лампой, горевшей на первом этаже круглосуточно. — Как хорошо, что его не было дома в этот вечер, — весело, на выдохе облегчения повторила я то, что уже писала Гааре полчаса назад в сообщении, — Иначе бы мне пришлось остаться в своей комнате. Гаара неспеша шел впереди меня по лестнице, освещая ту фонариком телефона. Обычно мы так и появлялись в этом здании, окруженные темнотой, потому что поначалу Гааре не хотелось копаться в шкафу с множеством кнопок, а потом мы привыкли. — Значит, ты не можешь куда-то выходить без его разрешения? — Я даже не пробовала. Мне было некуда, не для чего. Но я знаю, что Учиха оказался бы против, уже поздно для встреч и выходов в свет. Хорошо, что почти всегда он работает с утра и до вечера, сегодня, видимо, у него снова появилось слишком много работы. Немного помолчав, Гаара вдруг сообщил: — Но он не на работе. Саске сказал, его брат закончил работу еще вечером. Я резко остановилась и Гаара это услышал. Он тоже сделал остановку, но не стал разворачиваться ко мне лицом. — Ты сказал Саске, что уезжаешь ко мне? Если Упырь знает, к кому направился Гаара, не досидев вечер со всей компанией, скорее всего, мой телефон очень скоро будут разрывать сообщения. Странно, что до сих пор от Саске не было написано ни одного слова по данному вопросу. Он бы обязательно уязвился тем, что я встретилась с Гаарой, но так и не встретилась с ним. — Я не говорил. Саске увидел в моем телефоне нашу переписку, когда наклонялся к Сакуре. Я поздно приехал, пришлось сесть рядом с ними там, где было свободно. Я усмехнулась: — И он зачем-то сказал тебе, что его брат давно закончил свой рабочий день? Получается, Итачи не работает круглыми сутками? Когда тот приходил домой в час ночи, а то и позже, он возвращался не из своего рабочего кабинета? — Он догадался, почему я ухожу, и не понимал как ты можешь куда-то уйти в это время, если его брат уже дома. — Интересно, откуда Саске знает расписание своего брата... — я стала подниматься по лестнице следом за Гаарой, начавшим движение, — Оно неизвестно даже мне. Да и не помню, чтобы они были в хороших отношениях. Мы подошли к нужной двери сразу после окончания моих размышлений. Отперев дверь, Гаара вдруг остановился и повернулся ко мне. — Лучше проведем этот вечер без разговоров о Саске и его брате, хорошо? — толкнув дверь, Гаара включил свет, добавив:— Хочу показать тебе все, что сделал за это время. Мы отыскали немного еды в небольшой столовой, где обычно ели ребята во время своих перерывов. Беря чужую еду, Гаара обещал вслух: завтра я оплачу ваши обеды и куплю лучший горячий кофе. Я такого пообещать не могла, но в моих силах было заказать им доставку еды и оплатить ту с кредитки, которую дал мне Итачи. Быстро собираясь на встречу с другом, я совсем забыла взять кошелек с оставшейся в нем наличностью. Мы ели на полу, сидя на небольших подушках. В здании было довольно прохладно, но Гаара отыскал обогреватель, поэтому мы могли есть там, где делали это всегда в его студии. Это была наша привычка, в этом была особая романтика момента: есть и вести разговоры, сидя на бетонном полу, в окружении специальной техники, расставленной по углам. Гаара показал мне все свои работы, которые сделал за время моего отсутствия в его жизни, попутно рассказывая о проведенных подготовках и самом процессе работы с моделями. Было странно видеть на одном из сетов фотографий тех ребят, которые отправились вместе с нами в ту поездку и помогали нести меня до воды в том неудобном костюме рыбы. Гаара пояснил, что эта фотосессия была запланирована давно, чуть позже я увижу несколько фотографий, на которых найду его в роли модели. Это было так интересно, что после этих слов пальцы стали перелистывать фотографии с бешеной скоростью. Смеясь, Гаара пытался остановить меня. — И я поперхнулась воздухом, когда открыла шкаф и увидела огромную гору шоколадок, печенья и шоколадных чипсов, — смеялась я, разворачивая одну из тех конфет, которые взяла из кабинета Итачи сегодня днем. Я взяла их с собой в студию Гаары, потому что так и не наелась сладким. Гаара смотрел на меня каким-то уставшим взглядом, с натянутой улыбкой. — Ты всегда говоришь об этом Итачи. Мои глаза расширились от удивления, я замотала головой: — Нет, я говорила о конфетах! — Многое, о чем ты рассказываешь, связано с этим именем. Я пожала плечами, невесело улыбнувшись своим мыслям и тому, что собиралась сказать, голос заметно потускнел: — Потому что я живу с этим человеком на одной территории. Конечно, сейчас его имя будет встречаться в рассказах. В них будут мои родители, фамилия Учиха, Итачи, потому что в моей жизни есть только это. Больше ничего. Иногда Киоко, но очень редко... Гаара кивнул, прикрыв глаза: — Прости, ты права. Поэтому я хочу, чтобы ты вернулась. Я хочу разбавить твою жизнь собой. — Я не хочу возвращаться, Гаара. Не хочу. Я не вернусь. Произошло слишком много... всего. И все изменилось. Я не хочу приходить туда, где на меня будут смотреть с интересом. Было достаточно всех тех мероприятий, на которые я ходила с родителями, но в университете я этого не вынесу. Все эти разговоры, слухи, чьи-то догадки... — Расскажи всем правду. Что ты этого не хотела, что ты об этом не знала. Что ты не беременна. — Я не могу об этом рассказать, иначе эту семейку обвинят в насилии, либо никто мне не поверит и все останется как прежде, я только зря потрачу свое время. Я боюсь очередного предательства, Ино меня многому научила. Не хочу объясняться перед кем-то, особенно после своего позорного побега... Но нет, не считаю его позорным, может быть, только наполовину... Когда все случилось, я не могла сделать иначе из-за своих эмоций и страха. Я билась в разные стороны, не знала что мне делать и куда теперь бежать, что вообще можно сделать в такой ситуации, как отреагируют близкие люди. А сейчас ничего не исправить, пусть все будет так... Когда-нибудь все узнают правду. Напишу мемуары. Историю о том, как девушку чуть не выдали замуж без ее желания, а та настолько достала будущего мужа до свадьбы, что тот сам от нее отказался, — я рассмеялась появившейся идее и тому, что все будет почти так, как я сказала. Вряд ли у меня получится написать правдивую историю, никто не должен знать о нашей договоренности даже через книгу. Этим я подставлю и себя, и Итачи, и свою семью. Гаара рассмеялся следом за мной: — Мне нравится эта идея, неплохая история для хорошей книги. Ты уже пытаешься достать его, чтобы он отказался от свадьбы? Я соврала с улыбкой на лице, теребя кулон двумя пальцами: — Конечно! И кстати, раз он доверил мне тот шкаф с конфетами, я выгребу его полностью, и ничего не оставлю. Лица Гаары коснулось сомнение, он нахмурился: — Это слишком... просто. Это не сработает. — На месте любителя сладкого я бы, ну... Задушила вредителя голыми руками. Гаара категорично покачал головой: — Нет, нужны другие идеи. Что ты уже делала? Этот вопрос поставил меня в тупик. Я ничего не делала, чтобы насолить Итачи, и даже не собиралась делать этого всерьез, просто для развлечения, потому что мне хотелось сделать ему что-то неприятное. Но мне не нужно злить и выводить того намеренно, эта история для окружающих, чтобы заранее объяснить как и почему мы разойдемся по итогу. Изначально она была придумана для Саске, чтобы тот знал, что я уже готова предпринимать какие-то действия, что я действительно не хочу быть с Итачи и так далее. Мне пришлось соврать Гааре, сказать первое, что пришло в голову: — Не вижусь с ним, избегаю, игнорирую, или разговариваю на русском языке. На прошлой неделе вылила всю премиальную воду в раковину, думала довести того до обезвоживания за один вечер. Немного обдумав услышанное, Гаара ответил: — Неплохо, но нужно что-то еще. Можем сейчас подумать над этим. Мне поплохело, стоило представить, как приходится выжимать из себя какие-то идеи. — Но ты не хотел разговаривать о Учиха, сам же сказал. — Ради твоей свободы... Я могу потратить на это всю ночь. Главное, чтобы ты надоела ему как можно быстрее. Я прикрыла глаза, воя внутри себя. Такая перспектива провести ночь в студии друга, придумывая вместе с ним способы насолить Итачи, меня вообще не радовала. А вот Гаара зажегся: выдавал идею одну за другой, каждая хуже предыдущей. В какой-то момент я перебила его: — Мы же хотим, чтобы я ему надоела и тот меня бросил, а не чтобы задушил меня ночью подушкой или сбросил с балкона пятнадцатого этажа. Гаара рассмеялся в ответ, явно пребывая в хорошем настроении, а вот мне было совсем не весело представлять все его идеи, и себя в главной роли. Особенно неприятно представлять на это реакцию Итачи. Он точно решит, что я чокнутая, сошла с ума, сидя в четырех стенах. Вскоре я смогла сместить внимание Гаары в другую сторону, предложив тому устроить фотосессию. Эта идея, безусловно, перечеркнула все остальное, тот сразу же вскочил с пола, готовый к работе. Пока оборудование настраивалось умелыми руками друга, мы вместе продумывали идею небольшой фотосессии. В ней не будет ничего особенного, никаких космических тем, рыбьих хвостов, смены париков, переодевания в сказочного персонажа сказки и прочего. Все будет придумано буквально на коленке. За время подготовки к фотосессии и неспешно движимого процесса мы успели обсудить многое, даже прошлись по всем нашим преподавателям университета, а после них вспомнили о школьных учителях, вспомнили те давно прошедшие годы. Мне было грустно сравнивать прошлую жизнь с нынешней, говоря о школьных временах. Гаара тоже согласился с моим утверждением, он считал так же: тогда все было беззаботнее, проще, лучше, веселее. Постепенный вход во взрослую жизнь, в которую мы вошли еще не полностью, был трудным, а сколько еще предстоит претерпеть. Поправив одежду, стоя спиной к объективу, я продолжила рассуждать о насущных делах, которые хоть как-то разбавляли движением мое застывшее существование: — Вчера вылезла напоминалка, я уже давно была записана к косметологу. Скоро придется подбросить работу моему охраннику. А еще... — Повернись чуть в сторону. Да, вот так, приподними правую руку. — А еще мне нужно привести в порядок волосы. Да и кожу бы почистить... Она совсем засохла. — Вот, теперь вижу мою Юмико. Процедуры красоты, разговоры о внешнем виде. Я нахмурилась, смотря в стену: — Я не разговариваю об этом двадцать четыре часа в сутки, в отличии от... — я осеклась, вспомнив о бывшей подруге, вспомнив, что теперь той нет в моей жизни. Моя интонация заметно изменилась, теперь голос был куда тише, а вот Гаара продолжал разговаривать как и прежде: — Ино. Да, она разговаривает об этом чаще, но сейчас больше об одежде. — А что про нее?.. — Все про белый цвет. Еще не вышла замуж, но хорошо сдвинулась. — М-м-м... Может, это цвет сезона? — Может быть, я не разбираюсь. Ты знаешь, у меня всегда несколько цветов, больше не нужно. — Да-а-а, — с улыбкой протянула я, — было бы все так просто и у нас. Я бы с удовольствием ходила сейчас в одном и том же цвете, желательно что-то темное, непримечательное. Но пока что начала ходить в одном и том же. Сделав несколько снимков и пройдя чуть вперед, Гаара вдруг спросил: — Этот Итачи... Если он заметит, что тебя нет дома... Я перебила Гаару, разворачиваясь к нему: — Он не заметит. И меня не только нет дома, сегодня я там не ночую. И я не знаю, что бы он сделал или сказал мне на это. В любом случае, он сам где-то отсутствует после работы. Почему и я не могу не побыть в своей комнате, пока никто не видит? Может, он даже не вернется домой этой ночью. Наведя на меня объектив, друг ответил: — Теперь мне стало казаться, что тебя это волнует. — Что именно? Раздался щелчок, за ним еще один. — Что он не вернулся домой после работы. Услышав эти слова, я отвернулась обратно к стене, борясь с желанием сложить руки под грудью. Жест защиты, который показывает, что ты закрываешься от собеседника. И с чего мне должно быть не все равно? Мы давно выяснили, что не будем счастливой парой с детьми и собакой, я не свяжу с Итачи свою жизнь, он отпустит меня через пять месяцев. Какая мне разница, где тот пропадает после работы? Главное, чтобы это не навредило моей репутации, пока мы живем вместе и делаем вид счастливой пары.

***

Единственным и главным вопросом этим утром было: как незаметно вернуться домой? Я не знала, дома ли сейчас Итачи, и если тот дома, а я заявлюсь на порог в одиннадцать часов с мешками под глазами из-за практически бессонной ночи — что мне скажут? К тому же, Масако-сан уже давно была на рабочем месте, и если не Итачи, то она увидит мое возвращение домой. Конечно, та все расскажет моему жениху. Идя вдоль дороги, пролегающей у детской площадки, я смотрела по сторонам, щуря глаза от яркого солнца. До прихода домой осталось несколько минут, идти по дорожке несколько метров. А в моей руке тихо шуршит причина, по которой я вышла этим утром на улицу, и надеюсь, эта причина будет для всех крайне убедительна. Масако-сан встретила меня нескрываемым удивлением уже просто въевшимся в ее лицо за последние дни. Я помахала той пакетом с свежей выпечкой и большим куском торта, сунула ноги в тапочки и пошла по коридору вперед, прямиком к расспросам женщины. Как я выяснила на кухне, пока раскладывала выпечку на тарелки, Итачи находится в своей комнате, он еще не просыпался и не почтил первый этаж своей персоной в этот воскресный день. Наверное, у него была крайне интересная, насыщенная ночь. — Я купила вам вот этот тортик, Масако-сан, угощайтесь. Женщина подошла ближе, чтобы посмотреть на аккуратный, аппетитный кусочек сладости, украшенный ягодами. Когда та что-то ответила, я уже смотрела на экран смартфона, вчитывалась в поступившее сообщение с незнакомого номера, поэтому не разобрала сказанных ей слов. Да и сейчас они меня совсем не волновали, самое интересное было там — в сообщении незнакомца, в котором было написано: "Это должно заинтересовать Итачи". Во вложении я нашла фотографии, снятые на улице, где мы с Гаарой обнимаем друг друга при встрече, затем как мы заходим в здание. Следующие фотографии сделаны с улицы, со стороны окна, но непонятно, как их сделали с высоты четвертого этажа. На этих фото был процесс нашей фотосессии, отлично просматриваемый через окно. На этих фотографиях я была в шелковом халате малинового цвета, стояла у кровати, лежала на ней, сидела, слегка оголив плечо. Далее шли фото, на которых было примерно понятно время съемки — ранне утро, то время, когда мы с Гаарой закончили фотосессию и легли на ту самую кровать, чтобы немного вздремнуть и восстановить силы после бессонной ночи. Не сказав ни слова Масако-сан и забыв про выпечку, я убежала в комнату. Тело тряслось от страха, сердце билось в самом горле. В голове появились картинки того, как я наблюдаю часть этих фотографий на таблоидах, в новостях желтых газет, а к ним следуют разнообразные лживые приписки. Думать о реакции родителей, семьи Учиха и своего несостоявшегося жениха было равносильно самоубийству, все это пугало еще больше, чем остальное. — Что теперь будет... Что мне делать, как... — я сползла на пол по двери, тяжело дыша через рот, — кто... что это... Будто услышав интересующий меня вопрос, в диалоге появилось новое сообщение от неизвестного адресата, дающее мне ответ. В нем был написан адрес, совпадающий с тем, который дал мне Саске, когда пригласил меня в свою новую квартиру, снятую специально для кратких встреч с девушками. Саске сделал все эти фотографии. Теперь он будет шантажировать меня ими, пригрозив показать все Итачи и своей семье. Вряд ли кто-то меня услышит и послушает, вряд ли кто-то поверит, что этой ночью в студии происходила безобидная фотосессия двух друзей. В том, что фотосессия действительно была, никто не усомнится, но как доказать ее безобидный, дружеский характер? Пусть у него нет и не могло быть фотографий наших голых тел, нет сцен секса, — кому до этого есть какое-то дело? Я ушла из дома в десять часов вечера, пока Итачи отсутствовал в неизвестном мне месте, и плюс к этому — я не вернулась домой, осталась с неизвестным, неженатым парнем на ночь в одной постели. В этом случае никому и не нужны доказательные фотографии нашего полового акта. Доказательством неверности являлся сам поступок. Саске прекрасно знал, что мы не спали, но он не поделится этой информацией с окружающими. Только лишь фотографиями, способными навсегда очернить меня в глазах общественности. Когда я накрыла лицо ладонями и заплакала в них, мне показалось, что мир вокруг меня трещит по швам, он вот-вот разрушится. И он действительно рушился, его раздавливали руки Учиха Саске.