Осторожная жестокость

Два дня до свадьбы. Моро очнулся в уютном тепле, привычно уткнувшись носом в тонкий аромат дождя. Среди растрёпанных прядей на макушке щекотался едва уловимый шелест чужого размеренного дыхания из приоткрытых губ, застывших во сне неподвижно. Сперва чуть поелозив спросонья, волшебник зарылся поглубже в это неиллюзорное ощущение безопасности, скользнув кончиком носа по чужой бархатной коже в аристократичную впадинку между ключиц, и лишь затем распахнул глаза, приходя в себя. Забывшись в комфорте, Хисока не сразу вспомнил предшествующие события. Холодная почва, надгробия, имена на них. А затем тёплые руки Иллуми, кажущиеся целебными. Когда на кладбище Моро немного оправился от внезапной истерики и просто уставился отстранённо на жестокие могилы, именно эти руки подняли его, ослепшего от слёз, чтобы отнести обратно к машине. Перед поездкой Золдик предусмотрительно отвёз мальчишек домой, так что возвращались женихи в уединённой тишине, в которой Хисока силился разложить разбросанные мысли по местам, а Иллуми просто ему не мешал. Добравшись уже глубокой ночью, брюнет, не произнеся ни слова, занёс в дом погружённого в себя фокусника, едва ли понимающего, что вообще происходит вокруг, и сразу направился в ванную, чтобы смыть с него всю могильную грязь. Лишь тогда Моро стал постепенно приходить в себя, услышав своё настоящее, давно позабытое имя, сказанное тихим, родным голосом. Это Иллуми попросил прикрыть глаза, чтобы он мог смыть пенной водой растёкшийся по щекам Хисоки макияж. А когда фокусник вновь раскрыл веки, то сразу же провалился в две утягивающие в себя бездонные дыры. Ни один человек в этом мире, кроме Моро, не увидел бы в этих глазах хоть что-то живое, никто бы не заметил слегка напряжённые, почти не использующиеся в повседневности мышцы на лице Золдика. Лишь Хисока был способен уловить это волнение, эту странную, нетипичную теплоту в чёрствых, равнодушных ко всему чёрных аметистах. Только Моро ощущал неподдельную заботу в ладонях, что безжалостно лишили неизмеримое количество людей жизни, а в эту самую секунду бережно держали лицо волшебника и аккуратно поглаживали большими пальцами по щекам. И тогда Хисоке стало спокойно. Он почувствовал себя спасённым этой душой, что безвозмездно оторвала от себя кусочек и залатала собой все раны в раскуроченной душе Моро, который из всех людей спасения заслуживал в самую последнюю очередь, но почему-то оказался единственным, кто его получил. Рачительно обтерев всего фокусника полотенцем, будто тот был маленьким ребёнком, ассасин отнёс его в спальню, уложил на кровать, обронив лёгкий поцелуй на щеке с как всегда неуместно каменным лицом, по которому было невозможно прочитать хоть какой-то оттенок чувств, тепло закутал Моро в одеяло и, укладываясь рядом, осторожно подтолкнул к себе поближе, чтобы ласково прижать лбом к груди, припасть губами к светлой макушке и невесомо целовать её до самого утра. Так лишённый всяких сил Хисока через какое-то время уснул: лёжа на плече любимого, дыша ему в ключицы, чувствуя затылком чужие запутавшиеся в волосах пальцы, которые утешающе гладили его по голове перед сном и благодаря которым фокусник наконец смог уснуть. Так Хисока и проснулся: окружённый бережными объятиями будто мягким коконом. Пробудившись, на мгновение Моро захотел, чтобы прямо сейчас их с головой залили цементом и они навсегда остались археологической загадкой. Чтобы их переплетённые мумифицированные тела нашли спустя столетия и выставляли в музее как неопровержимое доказательство существования любви. — Проснулся? — уловив перемену в дыхании и сердцебиении волшебника, хрипло подал сонный голос Иллуми, ласково перебирая в пальцах рыжий блонд. Хисока вновь прикрыл глаза и попытался вжаться лицом сильнее, словно нашёл в груди Золдика безопасное место и хотел в нём спрятаться от всего остального мира и неприятных тем. Не хотелось говорить и искать силы на рутинное притворство. Не хотелось вспоминать прошлый день. Не хотелось знать, что обо всём этом думает Иллуми. Хотелось ещё немного побыть обычным человеком, а не Хисокой Моро. — Неужели ты теперь нем? — снова заговорил брюнет спустя десяток молчаливых секунд и чуть ухмыльнулся, нежно проводя носом меж светлых прядей. — Как мне повезло. Просто идеальный супруг. — Не дождёшься, — невольно усмехнулся Моро. — Какая досада, — шутливо ответил ассасин, оставляя на чужой макушке новый поцелуй, от которого фокусник немного расслабился и чуть вздёрнул голову, заглядывая в тёмные глаза как будто осторожно. — Спустишься на завтрак? Или тебе сюда принести? — Не узнаю своего педантичного Луми, — скептично сощурился Хисока. — Разве не в столовой нужно принимать пищу? — Я готов сделать исключение. Только сегодня, — Золдик увёл глаза в сторону, будто смутившись своей доброты. — С чего вдруг? — Предполагаю, что общение с моими родственниками будет даваться тебе сегодня особенно тяжело. Не хочу, чтобы ты испытывал дискомфорт сверх текущего, — хоть Иллуми и пытался говорить отстранённо и бесстрастно, но не мог скрыть своего беспокойства, отчего Моро умилённо заулыбался и нежно чмокнул любовника в плечо. — Ерунда, не могу же я весь день лежать в постели. Хотелось бы верить, что, несмотря на вчерашние события, я ещё не настолько ничтожен, — пересиливая себя, Хисока выпутался из тёплых объятий и лениво сел на край постели. — Не хочу выглядеть ещё большей тряпкой в твоих глазах. Несколько мгновений Иллуми молча пытался понять услышанное с точки зрения партнёра, задумчиво разглядывая его затылок и опущенные плечи. Наверное, он понимал его. Ассасин помнил, как боялся даже просто поднять взгляд на фокусника после того, как плакал ему в плечо без малого полчаса. Будь на его месте кто-то другой, Золдик и не подумал бы давать себе слабину, проглотил бы всё как обычно, не позволил бы глазам даже слегка заблестеть, но именно перед Хисокой в тот момент не возникло даже мысли о том, чтобы как обычно притвориться и задавить разрывающую грудь обиду на отца. Моро тогда ласково обнял его, погладил по голове, подставил плечо без единого слова возмущения, но всё равно, когда брюнет нашёл в себе силы успокоиться, ему было тревожно узнать, как эту беспрецедентную ситуацию воспринял любовник, всегда смеющийся над чужой болью и не знающий ни для кого пощады. В тот день, когда Иллуми сделал Хисоке предложение, Моро тоже плакал впервые за долгое время, но тогда ситуация была иной. Фокусник всей своей натурой сопротивлялся и всячески уходил от темы, которая могла найти в его сердце болезненный отклик, а Золдик, по сути, насильно подталкивал его к самому краю, интуитивно намекая, что не посчитает реакцию партнёра на кошмарные воспоминания постыдной. Сейчас же Хисока оказался в схожем положении, что и ассасин в семейной резиденции Золдиков. Просто невольно дал слабину перед человеком, с которым уже привык быть самим собой, а теперь жалел об этом. Да, Иллуми не бросил его на кладбище, не оттолкнул. Да, он отнёс Хисоку домой и даже вымыл. Да, он уложил его рядом с собой и всю ночь обнимал. Но брюнет понимал, что, несмотря на всё это, Моро было неудобно и, возможно, даже страшно после произошедшего смотреть на жениха, который бо́льшую часть жизни презирал эмоции и чувства как таковые. А может, дело даже не в Иллуми и его отношении ко всему этому, а в нарушенном в очередной раз обещании не быть слабаком, которое фокусник давным-давно дал самому себе. — Хисока, неужели ты действительно думаешь, что слёзы на могиле родителей делают тебя тряпкой? Это в принципе не та ситуация, за которую можно осудить, уж каким бы бесчувственным я тебе ни казался, — заговорил Золдик непринуждённо, будто ничего не произошло, и плавно подполз к любовнику следом, ласково целуя шейные позвонки на его затылке в утешении и садясь затем рядом под напряжённый взгляд янтарных глаз. — Хоть очень долгое время для меня это было недопустимо, и я не сразу это принял, но теперь вынужден согласиться с тем, что мы с тобой тоже люди. — Что?.. — Моро вдруг удивлённо повернул голову, пытаясь вспомнить, почему эти слова кажутся такими знакомыми, и ассасин чуть дрогнул уголками губ в загадочной улыбке. — Да, возможно, не самые заурядные и со своими сложностями, но всё же, учитывая сам факт наших отношений, нельзя не признать, что ничто человеческое нам, как оказалось, не чуждо, пусть мы и привыкли скрывать это от посторонних глаз, — Золдик заправил спадающий на лицо локон за ухо, проводя по нему пальцами вниз, и пару раз задумчиво моргнул, пытаясь понять, что чувствовал бы на месте Хисоки и что хотел бы от себя услышать. — Ты почему-то считаешь, что меня это разочаровывает, но я рад, что ты оказался не совсем тем человеком, которого я видел в тебе бо́льшую часть нашего знакомства, и рад, что я перестаю с тобой быть тем человеком, которого из меня пытались сделать родители. Я благодарен, что ты позволяешь мне увидеть тебя с этой стороны, ведь это значит, что ты мне доверяешь. Я бы не посмел осквернить пренебрежением это доверие. Я, как никто, понимаю, как дорого оно стоит, — Иллуми поднял невыразительные, но честные глаза на растерянное лицо фокусника, что слушал своего на удивление понимающего избранника с замиранием сердца. — До сих пор боишься, что покажешься мне слабаком? Можешь быть уверен, даже зная все твои самые постыдные слабости, я ни за что не использую их против тебя, никогда не посмотрю на тебя свысока и буду защищать стороны, где ты уязвим, как свои собственные. Точно так же, как ты защищаешь мои. В этом настоящая сила, а не в твоей фальшивой улыбке и моём безразличии. Не сдержавшись, фокусник в следующую секунду резко притянул брюнета к себе в крепкие объятия, зарываясь носом в шёлковые пряди, как если бы не видел Золдика полгода. Из уст ассасина прозвучали именно те слова, которые в этот момент так были нужны Моро. Искренние, деликатные, заботливые. Конечно, он ведь тоже помнит — или, по крайней мере, вспомнил недавно — каково было любить родителей, и прекрасно знает, как сильно может не хватать их любви. Как же глупо было считать, что Иллуми остался настолько равнодушным после всего вместе пережитого. Как глупо было ожидать от него осуждение. Пускай он считает себя неумелым во всём, что касается отношений с людьми, и зачастую оказывается в этом прав, но в самые важные моменты, как этот, Иллуми проявляет удивительную чуткость и такое трепетное сострадание, которого просто не может возникнуть у обычных людей по отношению к такому садисту, как Моро. Ведь Иллуми в самом деле всем сердцем его любит: сильного и слабого, рассудительного и безумного, пошлого и милого, любящего и жестокого. Любого. До чего же несправедливо было в этом сомневаться, пусть даже жалкое мгновение. — Взамен того, что я вчера видел, хочешь узнать кое-что, чего, скорее всего, ты до сих пор обо мне не знаешь? Вообще-то, никто не знает, — промямлил брюнет куда-то в шею прижавшему его к себе фокуснику, не слишком пытаясь освободиться и, напротив, расслабленно обмякая. — Будем квиты. — И чего же я о тебе не знаю? — Хисока слегка отстранился, чтобы с мягкой, счастливой улыбкой заглянуть в любимые ничего не выражающие тёмно-фиолетовые глаза и погладить по щеке кукольно фарфоровое лицо. — Хочешь поведать о том, что в прошлой жизни ты был лягушонком? Не волнуйся, я и так это знал. — Нет, — невольно усмехнулся ассасин чуть смущённо. Хоть он и не произносил этого вслух, даже в мыслях боялся себе в этом признаться, но на самом деле очень любил прозвища, которые ему придумывал Моро. Произнесённые с любовью, они всегда вызывали в груди приятное ощущение тепла. — Возможно, это не настолько же значимо, как всё то, что знаю о тебе я, но… В общем… Я очень люблю животных… — Иллуми неловко отвёл взгляд будто пристыженно, пока уголки тонких бровей Хисоки удивлённо ползли вверх от услышанного. — Всегда хотел завести себе кого-нибудь, но родители запрещали, так что со временем я убедил себя, что от питомца не будет никакой пользы и смысла думать об этом нет. Я внушал себе это так усердно, что, когда вырос, мне даже стало казаться крайне глупым само желание завести собаку, если только не ради охраны территории. Мне было так стыдно допускать хоть мысль о том, чтобы подойти и погладить уличного кота просто из прихоти. Но знаешь, я… — брюнет опустил голову и сцепил пальцы, поджимая губы и выдавливая из себя откровенные слова через силу. — Иногда я покупаю бездомным животным еды. Странно, но они никогда меня не боятся. Сами подходят, едят с рук. Однажды я отнёс покусанного псами кота в ветеринарную клинику и оплатил ему операцию. Не знаю, зачем. Только не говори никому. Хисока замер, ошеломлённо разглядывая смущённого своей честностью и глубоко скрываемой мягкотелостью Иллуми, не решающегося поднять глаза. Внезапно все детские фото ассасина из его альбома сложились в единую картинку. Эти непринуждённые игры с таким, казалось бы, грозным Мике, рождённым, чтобы рвать людей на части, эта убитая чёрная кошка и горькие слёзы по ней. Животные ведь очень чутко чувствуют ауру человека. Только сейчас Хисоку посетила мысль о том, что, вероятно, если бы не бесчеловечно жестокое воспитание, Иллуми вырос бы одним из самых добрых, понимающих и отзывчивых людей во всём мире. Он был бы талантливым целителем или священником с самым большим сердцем, а может, меценатом, жертвующим все свои деньги в приюты, о нём наверняка рассказывали бы в школах как о примере добродетели и сострадания. У него была бы самая чистая и светлая душа. Наверняка. Но, хорошо это или плохо, знать об этом дано только Хисоке и бездомным кошкам. До конца времён фокусник останется единственным человеком, что когда-либо видел этот свет, скрывающийся от посторонних глаз во тьме. И потому было даже отчасти жаль этот гнилой и жестокий мир за то, что вместо спасителя и миссии он воспитал из дарованного ему ангела хладнокровную машину для убийств. Но каким бы ни был жестоким и гнилым сам Хисока, он ни за что не позволит этому слабому огоньку, что ещё тихо тлеет в сердце брюнета, погаснуть окончательно. Он сделает всё, чтобы защитить этот исцеляющий свет и оставить его себе. — Если хочешь, можем завести питомца, — наконец заговорил Моро с улыбкой, накрывая ладонью сцепленные руки жениха, и тот нерешительно поднял взгляд. — Дворецкие будут присматривать, пока нас не будет дома. — Нет, я не знаю, как я мог бы это объяснить родственникам. Не хочу им рассказывать, — Иллуми сплёлся с пальцами Хисоки своими. — Можешь свалить всё на мои хотелки. — Я подумаю, — чуть улыбнулся брюнет. — Спасибо. — Тебе спасибо, малыш. Вероятно, в тебе и правда вся моя сила, — волшебник наклонился к смущённому лицу и коротко чмокнул тонкие губы убийцы. — Но, извини, твоим родственникам я доверяю не так сильно, как тебе, так что на завтрак я спущусь. Не хочу давать им своим отсутствием повод для домыслов. К тому же мне уже гораздо легче после нашего разговора. — Полагаю, твой героизм достоин поощрения, — ассасин взглянул на Моро с лёгкой хитринкой в глазах. — О, Иллу… — хищно заулыбался тот. — Я люблю, когда ты поощряешь меня. — Не сомневаюсь. — Можешь сделать это авансом, — Хисока плавно перебрался одной рукой на внутреннюю сторону бедра Золдика, мягко поглаживая гладкую кожу. — Я собирался порадовать тебя чем-то более интересным, — Иллуми аккуратно отнял от себя чужую руку. — Если ты про судоку, то его считаешь интересным только ты, — опустил уголки губ фокусник, покорно убирая ладонь. — У нас уже давно не было совместного спарринга, — прозрачно намекнул брюнет, и Моро мгновенно воспрянул духом. — Моё ты счастье! — Хисока мигом вскочил со своего места и подхватил жениха, слегка приподнимая его над землёй в объятиях и ластясь к его груди. — Как же мне повезло с тобой, лягушонок. — Совершенно верно, — улыбнулся Золдик и ласково взъерошил рыжие пряди ладонью. — Но сначала поставь меня и пойдём позавтракаем. *** К тому моменту, когда Иллуми с Хисокой, переждав полтора часа после завтрака с ребятнёй, чтобы еда усвоилась, направились в зал для тренировок, к ним уже с утра пораньше приехал весь остальной состав семьи убийц. Впрочем, все они занимались каждый своим делом, так что даже не заметили, как двое парней куда-то вдруг пропали. — Правила? — разминаясь, с предвкушающей полуулыбкой поинтересовался у партнёра Моро в розовой облегающей майке с блёстками и привычных широких штанах, повязанных фиолетовой лентой на голенях. — Всё как обычно: рукопашный без использования нэн и специальных способностей, — сделав себе на голове пучок, Золдик, одетый в свободные домашние чёрные брюки и тёмно-зелёный жилет, неспешно заматывал плотными лентами сгибы запястий, чтобы случайно не вывихнуть, если кто-то из них слишком увлечётся — однажды такое уже случалось по вине самого Иллуми, когда тот неудачно приземлился после своей же атаки. — Проигрывает тот, кто не сможет освободиться из захвата дольше десяти секунд. Разрешаю использовать тэн, чтобы не обращаться к целителям до свадьбы. Не хочу идти под венец с ссадинами. Уверен, что и ты тоже. — Иллу, ну что ты, я бы не посмел оставить на тебе даже крохотную царапинку. Это же всего лишь спарринг, а не реальный бой. Я буду сдержан. — Я тебе того же обещать не могу, так что лучше активируй тэн, — брюнет чуть хрустнул шеей, разрабатывая её подвижность. — Ммм, Иллу, я завёлся, — оскалился хищно фокусник и выпрямился, всё-таки покрывая тело тонкой шалью собственной ауры и ожидая готовности оппонента. Стоило Иллуми статично замереть и стрельнуть взглядом в партнёра, они оба тут же сорвались с места, чуть не врезаясь друг в друга. Их движения едва мог уловить даже опытный глаз: они сталкивались и разлетались по разным углам подобно протонам в ускорителе частиц, ловко уворачивались в последний миг перед ударом соперника, извиваясь так диковинно, как суставы человека в принципе не должны выгибаться, бесконечно ускользали друг от друга, словно солнечные зайчики из пальцев, и вновь настигали, швыряя о стены. Во время спарринга, больше напоминающего страстный танец, они не ощущали времени, наслаждались друг другом, купаясь в чужой силе и даже не обращая внимания на разнесённые вдребезги зеркала зала и трещины в стенах. Они были концентрацией, обратились во все свои чувства: от осязания до слуха — ни на миг не упуская из виду любовника. Но внезапно оказавшаяся неподалёку сильная аура переняла на себя всю сосредоточенность брюнета, сбивая настрой, и тот увидел в дверях образовавшегося там отца, решившего проверить, что это здесь за шум, а за ним — мечущийся электронный зрачок Кикио и заинтересованные глаза Каллуто. Всего одно мгновение промедления, и Иллуми оказался резким ударом отброшен лицом в пол и придавлен сверху тяжёлым распалённым телом партнёра. Доли секунды потребовались Моро, чтобы прижать к полу левую руку Золдика, а правую, которой тот уже потянулся назад, чтобы схватить Хисоку за волосы, вывернуть почти до перелома. — Чёрт… — пару раз бестолково чертыхнувшись, прошептал раздражённо брюнет, недовольно разглядывая растерянного отца сквозь пряди растрепавшихся волос, пока Моро уже шёпотом вёл отчёт от десяти, игриво покусывая шею жениха. — До трёх побед… — Что? — лениво оторвался фокусник от бархатной кожи Золдика. — До трёх побед, — повторил Иллуми чуть громче. — Ещё чего, какой хитренький, — покосившись на входные двери, Хисока хрипло посмеялся и прижался всем телом крепче, отчего брюнет почувствовал недвусмысленный бугорок, упирающийся в зад. — Думаешь, мне хватит терпения? Так не хочешь, чтобы папочка был свидетелем того, как ты проиграл мне? — Это наш первый спарринг за последние полгода. Не хотел бы насладиться им как следует? — Золдик чуть повернул голову, с вызовом глядя на любовника. — Вертишь мной как хочешь, чертёнок… — томно простонав, Моро зарылся носом в чёрные локоны, глубоко вдыхая любимый запах. — Так и быть, немного подыграю. Хисока плавно слез, отпуская ассасина из хватки, и тот поднялся на ноги, непринуждённо отряхиваясь. — Ты отвлёк меня, — стрельнул в упрёке Иллуми глазами в отца, распуская разворошённый пучок. — Что-то случилось? Зачем вы пришли? — Нет, всё в порядке, просто подумали, что на дом напали, — Сильва прошёл чуть вперёд от дверей, а за ним и Кикио с Каллуто. — У вас спарринг? Мы можем посмотреть, с твоего позволения? Каллуто будет полезно. — Хорошо, — равнодушно пожал плечом брюнет и обратился взглядом к партнёру. Тот выглядел так, словно прямо сейчас был готов наброситься на Иллуми и либо загрызть его, либо зацеловать до смерти. Они вновь схлестнулись в битве, даже не замечая, как со временем один за другим подтянулись посмотреть на их противостояние Гон и остальные Золдики. Во время второго раунда Иллуми был особенно внимателен, не пропускал ни единого удара оппонента и в конце концов, спустя сорок минут поединка, смог воспользоваться кратковременным промедлением Хисоки, когда тому показалось, что одна из лент на его ногах начала развязываться, и пригвоздил его лицом к стене, заламывая руки до такой степени, что, если бы волшебник попробовал хоть слегка повернуться, у него определённо вылетели бы плечевые суставы из впадин. А тот лишь ещё сильнее развеселился, озорно посмеиваясь, и покусывая губы в нетерпении. В третьем раунде на то, чтобы одолеть Моро, Золдику вовсе не потребовалось и десяти минут: фокусник просто засмотрелся на брюнета дольше, чем следовало бы, когда тот особенно изящно извернулся прямо в воздухе, как если бы мог летать, походя на гордого сокола, пикирующего стрелой вниз. Хисока был до того заворожён, что вообще никак не отреагировал на то, как Иллуми подлетел к нему и сбил с ног, тут же наваливаясь сверху, и пока тот считал до десяти, Моро ещё несколько секунд глядел на нависшего убийцу с немым восхищением, ласково улыбаясь. Однако в четвёртом раунде расслабился уже сам ассасин, предвкушая победу, а вот Хисока, напротив, был взбудоражен не на шутку и оттого стал двигаться и реагировать на каждое мельчайшее движение партнёра гораздо быстрее и острее. Иллуми то и дело стал пропускать атаки, подставлялся под удары, не успевая их блокировать или уворачиваться, и в какой-то момент даже подумал, что абсолютно не зря решил использовать тэн, потому что, войдя во вкус, Моро не слишком успешно контролировал свою силу, хоть и старался себя оттормаживать моментами, когда чувствовал, что перегибает. В конце концов, когда Золдик в попытке перехватить инициативу не заметил очередного манёвра фокусника, ускользнувшего из его поля зрения, Хисока воспользовался шансом и нанёс удар сопернику в спину, резко впечатывая в и без того треснувший пол. Не успел Иллуми и опомниться, как Моро уже взял его в удушающий захват, оттягивая на себя за шею и вдавливая его поясницу коленом в пол, а свободной рукой умудрился схватить и потянуть руку Золдика так, что она плотно придавила собой же вторую к груди. Чувствуя жар чужого тела позади себя и хрипя от невозможности сделать вдох, брюнет вдруг подумал, что проигрывать Хисоке довольно приятно. Он в принципе мало кому проигрывал в своей жизни, в основном только отцу, но тот всегда побеждал его с таким видом, будто его заставили заниматься нудной тягомотиной. Сильва никогда не увлекался, не входил в азарт, иногда даже тяжело вздыхал со скучающим видом, словно был разочарован тем, что его сын в свои семнадцать не настолько же силён, как его сорокалетний отец. Но вот Хисока — совсем другое дело. Иллуми до сих пор не знал, на одном ли они уровне силы или всё же кто-то один немного сильнее другого — ведь выяснить это окончательно возможно только в смертельном поединке — но как бы там ни было, Моро действительно веселился во время спаррингов, ему искренне нравилось по-ребячески драться с Золдиком не с целью показать ему свою силу, не с целью выставить слабаком, а просто чтобы поразвлечься. Ему было интересно сражаться с Иллуми, пусть и не всерьёз, он даже не стремился победить, лишь смаковал доставляющий удовольствие процесс. И потому брюнету было приятно иногда заслуженно проигрывать любовнику, ведь в отличие от Сильвы, Хисока смотрел на Иллуми не надменно, а восхищённо и восторженно, даже если побеждал его. — Счёт сравнялся, — прошептал дрожащим голосом фокусник с хищной улыбкой, отпуская ассасина из железной хватки и бережно укладывая, но так и не поднялся с него, продолжая нависать сверху и разглядывать черноволосую макушку. — Не хочешь объявить перед мамочкой и папочкой ничью, пойти в спальню и снова оказаться подо мной… в несколько иной ипостаси?.. — хитрый хриплый баритон соблазнял подобно демону, сидящему на плече, а ласковая ладонь поглаживала спину вдоль позвоночника так нежно, что пытающийся восстановить своё дыхание Иллуми едва мог найти в себе силы сопротивляться. — Это была лишь разминка, — чуть повернул голову Золдик с невидимой усмешкой, разглядывая через плечо пылающие пламенем жёлтые глаза. — Дразнишь… — ехидная улыбка рассекла лицо Моро сильнее. — Ты уже довёл меня до жажды крови, я и так на пределе. Не боишься, что я не выдержу и сорву с тебя одежду прямо при них? — Рискни, — ассасин слегка скосил глаза, и Хисока не смог сдержать тихого стона, склоняясь над ухом партнёра. — Когда мы закончим, я трахну тебя так, что ты позабудешь собственное имя, — прохрипел фокусник, сжимая пальцами ткань жилета на боку брюнета. — Только и кормишь обещаниями, — продолжая подначивать и разжигая запал, Иллуми повернулся к жениху полубоком, шепча в самые губы. — Или, быть может, ты уже устал? В таком случае тебе не о чем переживать, я быстро тебя одолею. — Мой маленький провокатор… — усмехнулся Моро и ласково чмокнул аккуратные губы напротив. — Поднимайся и разорви меня на части, — Хисока нехотя отстранился, слезая с брюнета, и даже великодушно помог ему встать на ноги. В каком-то смысле брюнет оказался прав: финальный пятый раунд продлился недолго, всего пару минут. Стоило им только начать и обменяться несколькими атаками, как вдруг фокусник внезапно взглянул за спину Золдика с крайне обеспокоенным видом, шепча одними губами неверяще: «Какого чёрта?» — и Иллуми как пятиклассник повёлся, абсолютно неосознанно и без всякой задней мысли оборачиваясь. В следующую же секунду он снова оказался лежащим лицом в пол, и только тогда вспомнил о том, что трансформаторы — подлые пройдохи. — Первый раунд ничему не научил тебя, любовь моя? — посмеивался победно Хисока. — Ни на что не отвлекайся в двух случаях: когда ты сражаешься и когда ты со мной. А тем более, когда сражаешься со мной, — Моро наклонился ближе, ласково покусывая ушко брюнета за мочку, пока тот безрезультатно пытался вырвать прижатые к полу запястья из чужой хватки. — Ну что, теперь доволен? Не хотел ударить в грязь лицом перед папочкой, а в итоге сделал это трижды. Не слишком умный ход. Раздражённо поджав губы, Иллуми перевёл взгляд на собравшихся у входных дверей родственников. Все они выглядели умеренно впечатлёнными и в целом довольными захватывающим поединком, даже Зено, а Каллуто, не видавший прежде ни разу, чтобы старший брат показывал соперникам хотя бы четверть своей силы, и вовсе светился восторгом. Все они понимали, что примерно равные по силе бойцы — а в выдающейся силе Хисоки сомнений ни у кого из них не возникало — в зависимости от различных обстоятельств могут как победить, так и проиграть, в чём нет ничего зазорного, когда речь идёт о тренировочном спарринге, ведь он направлен как раз на то, чтобы развивать навыки, а без поражений это невозможно. К тому же Хисока уже считался членом семьи согласно уставу, а в скорейшем времени был намерен примкнуть к рядам Золдиков ещё плотнее после заключения брака с одним из них, поэтому проигранный ему бой не мог восприниматься родственниками так же унизительно, как поражение от рук какого-то чужака. Но брюнет прекрасно видел, что хоть Сильва и пытался всеми силами выглядеть гордым за сына, но всё равно был отчасти разочарован. Конечно, с его стороны огромной уступкой являлся один только тот факт, что Сильва вообще пытался своё разочарование скрыть, тогда как раньше в такой ситуации смотрел бы с открытым пренебрежением. Однако Иллуми всё равно было обидно, что отцу были важны лишь его победы, а не в целом умения, хотя как бы ни хотел, не мог винить в этом родителя. Как бы ни хотел, Иллуми не мог закрыть глаза на то, что ясно видел, как Сильве, натянувшему на губы едва держащуюся улыбку, и самому жаль, что он не может по-настоящему порадоваться двум победам сына при трёх его поражениях. И потому, как бы сильно Иллуми ни хотел, не мог за это на него злиться. У брюнета и так уже есть более весомые основания для злости, высасывать новые обиды из пальца было слишком малодушно. Ну и пускай разочаровывается, не привыкать. Зато получилось поднять Хисоке настроение, ведь для того всё и затевалось, а значит, главная партия всё же выиграна. — Это было нечестно, — возмутился для вида ассасин, просто чтобы хотя бы на словах оспорить несправедливый результат. — А кто вообще дерётся честно? — вновь тихо засмеялся фокусник, наконец поднимаясь с распятого жениха. — Да и, вообще-то, я ничего не нарушал. Мы условились биться в рукопашную без применения особых навыков и нэн. Не могу сказать, что всем известная уловка — это какой-то особый навык, — продолжая самодовольно забавляться насупившимся видом следом вставшего на ноги Золдика, Хисока плавно подошёл к нему вплотную и уложил ладонь на затылок, почти касаясь кончика его носа своим. — Ну а теперь я хочу, чтобы ты наглядно показал мне, чего стоило моё стальное терпение. И раз уж мы играли до трёх побед, ты продемонстрируешь мне это трижды. — Вообще-то, я тоже два раза одолел тебя, — поддался атмосфере ассасин, приобнимая Моро за талию с едва уловимой кокетливой улыбкой. — Значит, хочешь, чтобы я взял тебя дважды в качестве награды и трижды в качестве нагоняя? — по-лисьи скосился тот, скалясь. — Нет, — резко похолодел Иллуми. Каким бы выносливым он ни был, но заниматься сексом пять раз подряд после затянувшегося энергичного спарринга даже для него было перебором. Вполне вероятно, что последние один-два раза он бы просто не застал в сознании, пока заведённый Хисока, активность и выносливость которого каким-то магическим образом лишь повышались после каждого изнурительного сражения, продолжал бы сексуально истязать его безвольное тело себе в удовольствие. Не то чтобы Золдик был против, но ему всё же хотелось присутствовать при этом, а не лежать как коматозник в отключке. — Хорошо, тогда оставим только нагоняй, — облизнулся фокусник и коротко поцеловал партнёра в щёку, хватая его за руку и быстрым шагом направляясь к выходу с предвкушающим хищным видом. — Левый фланг немного страдает, Иллуми, — заметил Зено беззлобно, когда волшебнику пришлось остановиться перед Золдиками, непроизвольно закрывающими собой свободный проход. — Чаще всего ты пропускал удары Хисоки, когда он атаковал тебя слева. Обрати на это внимание. — Хорошо, спасибо, — отозвался тот бесстрастно, уставившись на затылок жениха. — Прекрасный спарринг, молодцы, — одобрительно кивнул Сильва, стоящий как раз на пути Моро и мешающий пройти. — Благодарю. Не уступите дорогу? — поинтересовался на удивление вежливым тоном фокусник с мягкой улыбкой на губах. — Нам бы в душ. — А, да, конечно, — без лишних вопросов мужчина отошёл чуть в сторону и перевёл взгляд на Иллуми, пытающегося игнорировать родителя. — Ты хорошо справился, сын. — Ты так не думаешь, — кинул небрежно брюнет, и едва успевший двинуться к дверям Хисока вновь остановился и обернулся на жениха, а тот просто спокойно зашагал на выход, будто и не замечая воцарившегося напряжения. Коротко скользнув зрачками к понурому Сильве, Моро с непричастным видом сделал пару шагов вслед за скоропостижно покинувшим помещение брюнетом, но зачем-то вновь замер, постоял неподвижно несколько секунд и тихо цокнул языком самому себе. Тяжело вздохнув, он повернулся к главе семьи и ободряюще улыбнулся ему. — Избавьте нас всех от этой унылой физиономии. Иллу ведь не разозлился — просто повёл себя как обычно. Вы же не рассчитывали, что он в ответ на вашу скупую похвалу восторженно бросится в ваши объятия от радости? — фокусник подошёл к Сильве поближе и бестактно ткнул кончиками ногтей на указательных пальцах в его опущенные уголки губ, подтягивая их вверх. — Всё правильно, улыбайтесь ему. Важно не то, что вы чувствуете на самом деле, а то, что хотите показать сыну. Даже если он прекрасно видит этот обман, ему наверняка приятно, что вы хотя бы пытаетесь сделать счастливый вид, чтобы не расстраивать его. Это значит, что вы заботитесь в первую очередь о его чувствах, а не о своих. Он не мог этого не заметить, так что уберите с лица эту угрюмость и не портите мне настроение перед свадьбой. Стараясь всеми силами игнорировать искреннее удивление, если не шок, на лицах Сильвы, Киллуа и Гона, которые за всё время успели узнать Хисоку лучше, чем остальные присутствующие, Моро скорым шагом скрылся за дверьми. Мальчишки переглянулись между собой недоуменно, а затем взглянули на растерявшегося главу семьи. — Что это было? — изогнул бровь наследник. — Не уверен, — мужчина, продолжая рассматривать с задумчивым видом давно закрывшиеся двери, потёр ладонью лицо, будто пытался стереть с него остатки чужого неуместного прикосновения. — Кажется, Хисока пытался… подбодрить меня? *** — Погоди, а как же душ? — оторопело выдохнул в чужие губы Иллуми, когда его резким движением впечатали спиной в стену спальни. — К чёрту душ, — рвано дыша, Моро без церемоний одёрнул отвороты жилета на любовнике в разные стороны, беспощадно надрывая ткань в местах крепления застёжек и впиваясь голодным взглядом в оголённую гладкую грудь. — Мы же потные, — почти рефлекторно порозовел щеками Золдик от того, как тесно и напористо прижался к нему Хисока, жадно вдыхая насыщенный аромат кожи с шеи брюнета, а затем начал гулять ладонями по его поджарым бокам, попутно стягивая с плеч испорченный жилет. — Да стой же ты! — взяв себя в руки, ассасин воспротивился и настойчиво отпихнул от себя фокусника, пытаясь вернуть себе строгий вид. — Когда я возвращаюсь домой весь в крови, ты охотно раздвигаешь передо мной свои прекрасные ножки, а сейчас из-за того, что я просто немного вспотел, капризничаешь и строишь из себя недотрогу? — захрипел Моро почти угрожающе, с глухим стуком укладывая ладони на стену по обе стороны от головы жениха и царапая ногтями обои. — Если не хочешь секса, зачем тогда дразнился? Ты же знаешь, что мне теперь будет сложно успокоиться, когда я так взбудоражен. Решил помучить меня? — Я не говорил, что не хочу секса, — отвёл взгляд Иллуми, начиная ощущать, как внизу живота, уподобляясь податливым гравитации песчинкам в перевёрнутых песочных часах, скапливается приятная тяжесть от одного только вида заведённого дракой любовника. — Определённо хочу… — Тебе не нравится мой запах? — Нет, ты всегда приятно пахнешь из-за своей ауры. — И в чём тогда дело? — Хисока вновь смело приблизился, опираясь о стену на локти, и прикрыл глаза, выводя слова губами по щеке брюнета. — В том, как пахну я, — цедя сквозь зубы, Золдик сильнее вжался в стену, словно искренне боялся случайно соприкоснуться с телом любовника своим. — Я не трансформатор, чтобы менять вкус и запах своих телесных жидкостей. Обычно мне и не приходится: в нормальных условиях я почти не потею, но сегодня жарко и мы бились дольше обычного… — О, глупыш… — усмехнулся фокусник, зарываясь носом в слегка влажные чёрные пряди на виске убийцы. — Я ни в коем случае не хочу, чтобы ты принимал сейчас душ. Ты очень сексуально пахнешь. Гораздо лучше, чем сам себе надумал, — Хисока чуть отстранился, чтобы заглянуть в наигранно безразличное лицо с предательским смущённым румянцем на нём. — Ты словно солоноватый морской бриз на пустом галечном пляже ранним утром. — Как это абстрактное сравнительное описание может быть настолько конкретным? Почему пляж галечный, а не песчаный? — задался неуместным вопросом Иллуми, пытаясь вообразить себе этот аромат. — У меня исключительная фантазия. Не желая впустую тратить время на ненужные объяснения, Моро резко развернул Золдика спиной к себе и наконец сорвал с его плеч и так одёрнутый жилет, тут же припадая губами к лебединой шее. Руки фокусника сразу потянулись к груди брюнета, и тот задрожал с тихим выдохом, слегка прогибаясь в пояснице непроизвольно, когда чужие пальцы чутко, но требовательно сжали чувствительные соски. — Как же я это обожаю… То, как ты реагируешь… — обжёг ушную раковину трепещущего ассасина жаркий шёпот, пока мягкие подушечки волшебника нежно покручивали отвердевшие розовые бусинки, вынуждая Иллуми, едва сдерживающего стоны, извиваться, подаваться вперёд и тут же дёргаться назад в попытке тщетно убежать от дразнящих прикосновений, но оттого лишь сильнее вжиматься спиной в чужое тело. — Тебе же нравится, когда я трогаю тебя здесь, м? — Хисока прижал брюнета к стене ещё чуть крепче, почти не оставляя места для его чертыханий. — Далеко не каждая женщина вот так сразу течёт, когда ей ласкают соски, а ты, наверное, можешь даже кончить от этого. Золдик ещё пуще залился краской, кое-как опираясь о стену руками, чтобы устоять на подкашивающихся ногах. Ему казался невероятно постыдным тот факт, что он, в самом деле, как девственная девица каждый раз растекался от таких незамысловатых ласк, но ничего не мог поделать с тем, что, насколько его тело выносливо и устойчиво к боли, настолько же оно отзывчиво и падко на все эти развратные нежности. А Моро этим бесстыдно пользовался. Тем временем фокусник уже успел чуть приспустить край домашних штанов с бёдер Иллуми — тот, отдавшись умелым рукам жениха с головой, и сам не заметил, в какой момент это произошло. Однако Хисока не прикасался к налившейся кровью плоти, лишь нависал над Золдиком и просто жадно разглядывал через его плечо поблёскивающую головку и красивые рельефные венки. — Знаешь, Иллу, мне кажется несправедливым, что ты получаешь удовольствие в одиночку, ничего для этого не делая. Это ведь я победил, а теперь стою и удовлетворяю тебя, — с ехидной улыбкой проворковал Моро, стискивая один сосок чуть сильнее между пальцев и вырывая из груди ассасина новый стон, а затем потянулся второй рукой освободить и своё возбуждение из плена одежды. — Тебе придётся извиниться за свой эгоизм и постараться угодить мне, — влажный член скользнул между двумя половинками и упёрся головкой в рефлекторно сжавшееся отверстие. — Сделай всё сам, а я буду просто наслаждаться своей наградой. Так будет правильней. — Что?.. — подал Иллуми чуть слышно голос, слабо понимая смысл услышанного. — Чего ты… хочешь?.. — Ждёшь, что я скажу прямо? Какой милый, стеснительный лягушонок, ну что за прелесть… — потираясь плотью между ягодиц и продолжая истязать подушечками пальцев раздразнённые, чуть покрасневшие соски Золдика, Хисока любовно оставил несколько влажных поцелуев на его шее, щеке и за ушком. — Долой стеснения, Луми. Я хочу, чтобы ты трахнул себя моим членом и довёл нас обоих до оргазма. Брюнет моментально вспыхнул румянцем, теряясь на несколько секунд, но долго переваривать просьбу ему не позволили. Едва ассасин успел подготовиться, головка коротко толкнулась внутрь него, и он с шумным выдохом непроизвольно дёрнулся в противоположную сторону, соскальзывая с интимного органа жениха и прижимаясь к стене вплотную. — Убегать от меня вздумал? — ощутимо щипая зажатой между чужим телом и стеной рукой нежную горошинку измученного соска, отчего убийцу чуть не подкинуло на месте с жалобным всхлипом, Моро как ни в чём не бывало придвинулся следом к трясущемуся от возбуждения телу и, не теряя времени, повторил действие, входя только на головку. — Вот так… Теперь подвигай для меня своей красивой попкой, сделай мне приятно. — Может, лучше на кровати?.. — спросил дрожащим голосом Золдик, покусывая губы. Это положение было для него уж слишком смущающим, ассасин чувствовал себя породистой сучкой на случке, к которой подстраивался кабель, ведомый инстинктами. Вообще-то, практически так оно всё и было на самом деле, разве что рожать потом щенят брюнет не планировал, однако менее смущающей эта поза быть от этого не перестала. Он неосознанно пытался вжаться в стену ещё сильнее, чтобы избавиться от распирающего изнутри давления, которое без полноценного проникновения ощущалось слишком странно и напоминало введение чёртовой анальной пробки, которые Иллуми терпеть не мог, однако ассасин быстро понял, что сам себе вырыл яму, отстранившись при первой попытке и лишив себя любых путей отхода. Теперь он мог или насаживаться сильнее, или продолжать стоять так и дальше с головкой члена в заднице. В обоих случаях было до ужаса стыдно. И то, и другое заводило до трясущихся коленей. — Нет, до кровати мы дойти ещё успеем, а сейчас я хочу тебя так, — безжалостно разрушил надежды Золдика Хисока, наконец отпуская его сосок и чуть выпрямляясь, чтобы была возможность полюбоваться зрелищем во всей красе. — Раздвинь ножки чуть пошире и можешь начинать, малыш. Сгорая со стыда и поджимая губы, брюнет немного расставил ноги, стараясь не представлять, как выглядит со стороны. Хоть жажда убийств Хисоки сейчас и не была настолько же сильной, какой бывала после некоторых его сражений, когда он не успевал насладиться дракой вдоволь до момента смерти противника, но всё равно вызывала лихорадочный трепет и неразумное желание подчиниться. Иллуми всей душой ненавидел это своё безвольное состояние и искренне им наслаждался. Он робко двинул бёдрами чуть назад и на мгновение замер, напрягаясь. Как если бы Моро умел в точности считывать ощущения партнёра по реакции его тела, он сплюнул себе на ладонь и, ласково поглаживая второй рукой спину Золдика, смазал влагой насильно растянутый узкий вход и ещё не вошедшую в чужое тело длину. — Больно? Разработать тебя? — тихо спросил фокусник без своей обычной лукавости в голосе. Иллуми позволил себе незаметную улыбку в ответ. До сих пор было так странно, что кому-то не плевать, больно ли ему. Но то была вовсе не боль. — Ерунда. Просто нужно привыкнуть, — брюнет толкнулся назад чуть резче, и Хисока сдавленно простонал, машинально укладывая руки на подтянутые бёдра партнёра и слегка сжимая пальцами мягкую кожу. Едва сдержав собственный голос, ассасин вновь задрожал, прерывисто дыша. Набираясь терпения и закапывая прямо на месте свою гордость, он медленно двинулся вперёд и снова прижался к стене вплотную, затем повторил ещё раз, но уже плавнее. Ещё раз и ещё. Отчего-то именно сейчас эти двадцать сантиметров сзади впервые ощущались настолько несоразмерно длинными и невыносимо крупными в диаметре. С каждым движением Иллуми краснел всё сильнее, чувствовал, что заполнен до предела, хотя даже не всегда касался ягодицами чужой кожи, и как бы сильно ни жался к стене, как бы ни становился на носочки, чтобы перевести дух и немного сбавить возбуждение, не мог заставить член Моро выскользнуть. Но только Золдик, в очередной раз двинув бёдрами, решил попросить Хисоку о минутной передышке, тот его опередил: — Немного побыстрее. Брюнет замер, чуть не скуля и едва держась, чтобы не рухнуть на пол. — Не могу… Не в этой позе… — Конечно, можешь. Насаживайся поглубже, малыш, — фокусник слегка подтолкнул бёдра Иллуми себе навстречу, подсказывая нужное действие, и тот смиренно вжался ягодицами в пах любовника, почти задыхаясь от переизбытка ощущений. — Умничка, просто замечательно… Проклиная всеми бранными словами третью несправедливую победу трансформатора, Золдик стал двигаться размашисто и быстро, безуспешно пытаясь проглотить громкие стоны. Чтобы была мотивация биться серьёзнее, по их договорённости победитель имел право делать с проигравшим в постели всё, чего захочет, поэтому Иллуми даже возразить нечего не мог и продолжал подаваться бёдрами туда-обратно с развратными влажными шлепками, от которых кружилась голова. — Никогда бы не подумал, что тот высокомерный двенадцатилетний мальчишка, которого я видел в нашу первую встречу, спустя годы будет вытворять со мной такое, — пальцы Хисоки вновь плавно перебрались к груди ассасина и любовно обвели подушечками соски по ареоле. Напряжённый каждой клеточкой тела брюнет отчаянно цеплялся пальцами за стену, упираясь в неё лбом, чтобы хоть немного закрыться от этого стыда, и на мгновение ему показалось, что он по крупицам теряет рассудок. Как назло каждая фрикция отзывалась короткими, но сильными судорогами внизу живота, каждый раз чужая плоть попадала безошибочно в самую слабую эрогенную точку, а неуёмные пальцы Моро на груди ещё и подстёгивали. Даже стена, единственная опора, казалось, была настроена против распалённого Золдика — снова и снова дразнила своими шершавыми обоями, испачканными в смазке, скользящую по ним головку. Хисока наслаждался этим видом, этими жаркими стонами Иллуми, движениями его тела, его дрожащими плечами, его терпким запахом. Всё это выглядело так вульгарно, пошло и так невинно-нежно одновременно, что оставляло в голове непроизвольный вопрос о том, как в принципе возможно сочетать это в себе. Как можно за год активной сексуальной практики остаться таким робким? Научиться всем возможным позам, делать горловой лучше самых опытных представительниц древнейшей профессии, но всё равно так искренне и мило стесняться своего мужа? — Почему ты замедлился?.. — отвлёкся расплавленный ощущениями Моро, слегка щипая и оттягивая твёрдые соски партнёра, когда заметил, что толчки снова стали плавнее и короче. — Я больше не могу, Хисока… — едва нашёл в себе силы говорить Иллуми, вцепившийся в стену острыми когтями: ноги уже почти не держали. — Как странно слышать от тебя, что ты якобы чего-то не можешь. Уверяю, ты можешь всё, малыш, я в тебя верю, — Хисока скользнул одной рукой ниже, не упустив возможности погладить рельеф сухого пресса брюнета, и расположил у самого основания его члена кольцо из «жвачки», аккуратно затягивая его. «Подлец», — подумал про себя Золдик, стискивая зубы и наблюдая, как в такт неторопливым движениям его таза, пальцы Моро нежно оглаживают крепко перетянутую чувствительную плоть, вызывая мурашки по позвоночнику. — Двигайся, Луми, у тебя прекрасно получается. Не волнуйся, я не заставлю долго ждать. — Пожалуйста, идём на кровать… — взмолился шёпотом Иллуми, чувствуя, что вот-вот свалится на пол. — Тяжело стоять? — фокусник бегло оглядел пронзившие обои и бетон когти ассасина и успокаивающе погладил его трясущееся бедро. — Ладно, хватит с тебя. Мой лягушонок и так хорошо постарался, правда? Отпуская чужую плоть, Моро резко подхватил жениха под грудью этой же рукой и прижал его к стене вплотную всем своим телом, начиная двигаться в нём быстро, горячо, почти жестоко, врезаясь в чужие ягодицы со звонкими громкими шлепками, и Золдик окончательно растёкся, безвольно повисая на руке Хисоки и откидывая голову на его плечо. — Это всё для меня… — слышал он шёпот сквозь пелену перед глазами и белый шум в ушах. — Твои стоны, твоя маленькая родинка, твоё тело, что так живо на меня реагирует, — заулыбался хриплый голос, пока болезненно-приятные пульсации от ритмичного скольжения, заполняющего Иллуми до самой диафрагмы, как ему казалось, концентрировались внизу его живота, скручивая внутренности. — Мне так сильно всё это нравится, Иллу. Хочу только тебя. До конца времён, пока весь мир не обернётся прахом — только тебя. — Убери… — собрал в себе ассасин последние силы. — «Жвачку»… Убери её… Прошу… — Ещё немного… — промурлыкал Моро, слегка ускоряясь. — Дай мне кончить… Это же не помешает тебе… продолжить… — Не хочу мучить тебя после оргазма. Хочу помучить до: это приятнее, — усмехнувшись, Хисока пролез свободной рукой между стеной и прижатым к нему телом и вновь накрыл ладонью возбуждённый до боли член. — Тебе же нравится это? Признайся честно, и, возможно, я сниму с тебя «жвачку». — Да-а… — царапая ногтями обои, громко выстонал Золдик от ощущения сводящих с ума подушечек пальцев, дразнящих головку. — Умница, хороший мальчик. Податливый, как разогретый в руках пластилин, — фокусник любовно прижался губами к щеке Иллуми, что так и лежал головой на его плече, вздрагивая от каждой фрикции. — Прозвучит ужасно, но кажется, я начинаю понимать твоего отца. Наверное, пытать тебя — одно удовольствие, — прошептал интимно Моро, подводя себя к разрядке одной только мыслью о том, чтобы бережно отхлестать связанного жениха плетью по его упругим ягодицам, аккуратно водить заточенным лезвием по его груди, оставляя тончайшие нити порезов, чтобы Иллуми извивался и просил о большем. — Позволишь мне это как-нибудь?.. — Да… Да, позволю… — окончательно проваливаясь в какое-то абстрактное полуобморочное состояние, выдохнул ассасин, чувствуя с облегчением, как наконец стянувшее член кольцо из чужой ауры пропало и давление в паху нашло выход, изливаясь в такт толчкам на стену и оставляя после себя во всём теле сладкую негу. Золдик даже не услышал протяжного хриплого стона над ухом, лишь ощутил приятное тепло внутри себя и сжавшие его крепче в объятиях сильные руки, не дающие упасть. — Ох… — волшебник, пришедший в себя лишь через минуту, с расслабленной улыбкой оглядел полуприкрытые тёмные глаза, продолжая держать Иллуми одной рукой под грудью, а второй поглаживая по щеке. — Микросхемки перегорели? Неужели было так хорошо? До сих пор ничего не соображая и не находя в себе сил подать голос, брюнет не ответил и лишь прикрыл глаза окончательно, даже не попытавшись самостоятельно встать на ноги. — Совсем я тебя измотал, — нежно чмокая приоткрытые тёплые губы, Хисока взял расплывшегося Золдика на руки полностью и наконец донёс до кровати, укладывая на одеяло и стягивая с его ног лодочки и приспущенные брюки. — Отдохни. Я помогу тебе прийти в себя перед вторым заходом. Аккуратно поправив чуть влажные смоляные локоны ассасина, чтобы те прилежно лежали на подушке, Моро неспешно разделся сам и забрался сверху, увлекая жениха в расслабленный, неторопливый поцелуй. Так и не раскрывая глаз, Иллуми отвечал почти неосознанно, лениво: в голове до сих пор стоял звенящий шум, а по венам бежали все гормоны счастья разом, превращая безжалостного убийцу в кусочек топлёного масла, тающего при комнатной температуре. Золдик сам не понимал, как у фокусника получается снова и снова доводить его до этого состояния, не делая для этого ничего из ряда вон выходящего. Хисока так ловко умел пользоваться элементарными словами, руками и ситуацией — всем этим вместе и по отдельности, что это возбуждало до мурашек даже во время самого будничного и непримечательного секса. Продолжая тонуть в тёплых объятиях Моро, чувствуя на себе его мягкие руки, сплетаясь с его языком и заполняя комнату влажными причмокиваниями и шумными вздохами, брюнет вдруг подумал, что ему немыслимо повезло с любовником в интимном плане. Не то чтобы он когда-либо в этом сомневался, но только сейчас Иллуми осознал, что в постели, вероятно, лишь единицы могли бы сравниться с Хисокой, его умениями, фантазией и способностью чувствовать партнёра. Губы фокусника оторвались от губ брюнета и в следующую секунду коснулись его щеки так нежно, словно касались невесомой паутины. Затем так же мягко провели по аккуратному подбородку, спустились к шее, выцеловывая каждый видимый сантиметр кожи, и вот выгибающемуся навстречу Золдику уже начало казаться, что второй заход не потребует такого уж долгого отдыха, но тут непрошено зашептал ненавистный голос, сидящий внутри и всегда выжидающий самый худший момент для своего монолога.       Наслаждаюсь собственным проигрышем, как это жалко. Резко теряя настрой, похолодевший Иллуми слегка поджал губы, невольно вспоминая глаза главы семьи после третьей победы Моро.       Отец возлагал на меня столько надежд, которые я даже не попытался оправдать. Не слыша постороннего голоса, Хисока продолжал оставлять влажные поцелуи всё ниже, уделил внимание порозовевшему жемчугу сосков, лаская их губами с любовью и особой трепетной нежностью, затем провёл языком дорожку до пупка и скользнул в него самым кончиком, невесомо поглаживая пальцами бороздки между аккуратными кубиками пресса партнёра, но Иллуми словно вовсе перестал замечать чужие прикосновения к своему телу.       Он был очень разочарован моей неудачей. Неудачи недопустимы. Потеряв надежду отогнать ненавистные мысли, Золдик вяло раскрыл глаза и бессильно посмотрел в окно, против своего же желания прокручивая в голове проигранные Хисоке недавние сражения раз за разом, насильно и без всякой жалости отмечая все свои до глупого обидные ошибки, ругая и выжимая себя наизнанку до стойкого чувства тошноты.       О каком уважении я могу просить, когда охотно отдаюсь тому, кто запросто одолел меня, как какая-то шл… — Милый Иллуми, ты до сих пор в сабспейсе? — причмокнув, оторвался Моро, поднимая голову удивлённо, когда, спустившись от пупка ещё ниже и предприняв безуспешную двухминутную попытку возбудить жениха орально, потерпел крах. — Или мой ротик уже не так хорош, как раньше? — А? — пришёл в себя брюнет, уводя глаза от окна, и взглянул на растерянного фокусника, искренне не понимающего, почему со всех сторон вылизанная и исцелованная плоть любовника всё так же мягка и неподвижна, как мёртвый хомячок. — Извини, я задумался, — смутился Иллуми, чувствуя вину за то, что какое-то время не замечал стараний Хисоки, в которые он всегда вкладывал всего себя. — Думать во время секса вредно. Чревато импотенцией, — усмехнулся Моро, целуя тазовую косточку ассасина. — Неужели? — вздёрнул брови Золдик. — Я в этом убеждён. Проверять не рекомендую, — фокусник просунул руки под бёдра брюнета и немного приподнял их, вновь опуская голову. — Расслабься, малыш, — кончик шершавого языка на пробу лизнул уже растянутое колечко мышц и почти сразу проник глубже, слизывая с горячих стенок остатки семени, но вместо того, чтобы привычно расслабиться и, желая большего, прогнуться навстречу ласкам, Иллуми лишь сильнее напрягся, не ощущая никакого удовольствия на фоне тревожных мыслей. — Стой, — упёрся он ладонью в макушку Хисоки, скользя ногами по одеялу, чтобы отстраниться. — Что такое? Я сделал что-то не так? — облизнувшись, Моро недоуменно отпустил ноги партнёра и приподнялся с видом теперь уже не столько растерянным, сколько обеспокоенным. — Было неприятно? — Нет, ты… — не договорив, хмуро мотнул головой Золдик, вдруг понимая, как могло выглядеть его поведение со стороны. — Не в этом дело, — брюнет стушевался, гадая, как объяснить свой настрой, и снова посмотрел в окно, за которым без капли солидарности жизнеутверждающе светило Солнце во всю свою силу. — Я… недостаточно хорошо дерусь? — Луми… — вздохнул с усмешкой Хисока. — Я имею в виду, что мог бы драться лучше, разве нет? — перефразировал своё беспокойство убийца, мрачно взглянув на жениха. — Да, ты можешь драться лучше, я в этом абсолютно уверен. И это поразительно. Это значит, что ты показал далеко не весь свой огромный потенциал, — понимающе улыбаясь, Моро переполз повыше, снова навис над ассасином, лежащим на подушках угрюмо, и взял одну его руку, бесцеремонно протягивая её к своему паху, отчего Золдик слегка вздрогнул, чувствуя подушечками пальцев налившийся кровью орган. — Иллу, если бы ты дрался «недостаточно хорошо», этого бы не было. Чувствуешь? А ведь я только что кончил. Ты сам знаешь, что, в отличие от меня, он никогда не врёт. И я обмануть его не могу, как бы ни старался. У меня никогда не встанет на слабого бойца, даже не на каждого сильного встаёт. — Пытаешься утешить трижды побеждённого меня своим стояком? — изогнул бровь Иллуми, пытаясь подавить румянец. — Получается? Какое-то время обрабатывая информацию, Золдик молча смотрел в тёплые золотые глаза, не моргая, но затем всё же аккуратно обхватил чужой член крепче. — Да. — Он польщён, — чуть прикусил губу Моро, не отрывая взгляда от равнодушного лица и начиная медленно двигать бёдрами. — Скажу по секрету, ты ему очень нравишься. Думаю, он даже влюблён в тебя, — дыша немного сбивчиво, Хисока опустил глаза, и брюнет неосознанно повторил за ним, разглядывая, как по раскрасневшейся головке стекла капелька смазки. — Смотри, как от одного твоего взгляда засмущался. Даже слезу пустил, стесняшка. — Хисока… — прикрыл глаза Иллуми, сдержав неловкий смешок. — Луми, у тебя выдающиеся навыки, не сомневайся в этом, — убирая от себя ладонь любовника, когда наконец удалось поднять ему настроение, всё-таки вернулся к теме фокусник. — Ты сильнее и способнее всех без исключения, с кем мне доводилось драться за всю мою жизнь. Единственная причина, по которой ты иногда мне проигрываешь, заключается в том, что ты не намерен меня убивать. По той же причине иногда проигрываю тебе и я. Ты не привык ограничивать свою силу с противниками, поэтому тебе сложно рассчитать её со мной так, чтобы случайно не убить, но при этом, чтобы удар был весомым. Я это знаю по той же причине, — Хисока наклонился поближе к расслабившемуся лицу ассасина и чмокнул его тонкие губы, игриво потеревшись о его кончик носа своим и вызывая непроизвольную улыбку. — Мы аккуратничаем, без этого никак. Проигрыш в спарринге не значит ровным счётом ничего. Ни твой отец, ни даже мы с тобой — никто не может сказать, кто бы победил, будь сражение реальным, но уверяю, у тебя были бы все шансы. Не переживай о таких мелочах. — Хорошо, — удовлетворённо кивнул Золдик, погладив Моро по щеке. — Хочешь расскажу секрет? — Хисока чуть повернул голову, чтобы поцеловать протянутую к лицу ладонь. — Какой? — У тебя уже девяносто семь очков, — фокусник растянул губы в кровожадной улыбке, которой он одаривал достойнейших из своих соперников перед их смертью, и сердце Иллуми непроизвольно ёкнуло от радостной гордости. — Врёшь, — не поверил он, быстро успокоив в себе случайную эмоцию. — Сам знаешь, что мне незачем тебе врать о таком. Я ведь надеюсь однажды умереть от твоей руки, так что для меня гораздо полезнее было бы занижать твой уровень, чтобы ты не расслаблялся и старался ещё усерднее, но я не пользуюсь теми же методами, что и твой отец, — усмехнулся Моро, перебирая пальцами длинные тёмные пряди. — Эти очки складываются не только из физических показателей и боевых навыков. Ментальное состояние, характер, уровень ауры и стойкость духа также учитываются, ведь они тоже очень важны в сражении. После того праздника в поместье твоих родителей что-то в тебе изменилось. Уж не знаю, я ли тебя каким-то образом надоумил или на твои взгляды повлияло что-то ещё, но именно тогда ты наконец осознал себя свободным от отца и матери человеком. Золдик едва заметно дрогнул ресницами, вспоминая тот вечер, когда танцевал с Хисокой на глазах у всей семьи и многочисленных постоянных клиентов. «Ты ведь говорил, что хочешь быть свободным. Так будь», — услышал тогда брюнет, но даже сам не полностью осознал, как сильно эта нетрезвая реплика его отрезвила. Неужели такие простые слова могли так глобально повлиять на личность убийцы и его отношение к главе семьи, которого Иллуми всю жизнь чтил и уважал, когда-то боялся, а ещё раньше, наверное, любил? Быть может, брюнета так воодушевил отпор, который любовник дал его отцу в этот день, когда решительно отстаивал их с Иллуми отношения, несмотря на хмельную голову? А может, дело в их с Моро комплементарных аурах, периодически непрошено сливающихся воедино? Или старший сын Сильвы просто-напросто повзрослел, освободился от ядовитого влияния родителей и лишь тогда начал постепенно понимать то, что для него не было очевидно прежде? Ну, или же всё это вместе. Так или иначе, то, что Иллуми после того визита в семейную резиденцию изменился, было неоспоримо, раз даже Хисока обратил на это внимание. — Как твой духовный партнёр, я стал ощущать, что уровень твоей ауры постепенно становился выше после того дня, — будто бы объяснил Моро Золдику его же мысли. — Ты стал полностью независимым, и это спровоцировало всплеск духовной энергии, которую ты всю жизнь подавлял, считая себя простой пешкой своей семьи, — приобнимая жениха за талию, фокусник умиротворённо прикрыл глаза и улёгся ему на грудь, пока тот слегка растерянно разглядывал пространство перед собой. — Вообще-то, должен признаться, причина, по которой я не хотел сегодня с тобой биться до трёх побед, заключается в том, что первый раунд дался мне действительно тяжело для обычного спарринга. После него я немного побоялся, что могу сорваться на серьёзный бой такими темпами, но, к счастью, ты тоже старался сдерживаться, и всё обошлось. — Я не хотел тебя случайно ранить перед свадьбой. За вызов на дом день в день нэн-целители берут пятикратный оклад, — пояснил безразлично брюнет, задумчиво водя пальцами одной руки по лопаткам Хисоки. — Ты сама забота, — уронив пару смешинок, Моро чуть приподнял голову. — Потешить твоё самолюбие ещё сильнее? — ехидно скосил он глаза, и Иллуми вопросительно взглянул вниз. — У твоего отца тоже девяносто семь очков. — Что?.. — в голосе ассасина промелькнул искренний шок, однако лицо его не изменилось даже отчасти, что в совокупности показалось волшебнику крайне забавным. — Ты хочешь сказать, что я сравнялся по силе с отцом?.. — Что ж, он всё ещё сильнее тебя по некоторым критериям, но и ты стал солидно превосходить его по многим другим, — с аппетитом облизнувшись, Хисока аккуратно прикусил сосок любовника и тут же нежно поцеловал его, посасывая и цепляя языком, отчего брюнет шумно выдохнул, вновь непроизвольно ощущая приливы возбуждения. — На данный момент среди Золдиков, которых я видел, значительно сильнее тебя только твой дедушка. У него девяносто восемь очков. Так что впредь никогда не сомневайся, хорошо ли ты сражаешься, — Моро плавно поднялся на руках и хищно оскалился, жадно разглядывая Иллуми под собой. — А теперь я бы всё-таки хотел попробовать утешить трижды побеждённого тебя своим стояком, если ты не против. — Не против, он в этом хорош, — хмыкнул приободрённый брюнет, инициативно обнимая партнёра ногами. — Но сначала у меня для тебя небольшой сюрприз, — хитро заулыбался Хисока, резко подхватывая брюнета за талию, и сел на согнутые ноги, усаживая его сверху на свои бёдра. — Ты ведь не думал, что я стану тебя жалеть после бурного первого раза? — Себя пожалей, — надменно фыркнул Иллуми, лениво укладывая руки на плечи фокусника. — Ауч, — зашипел будто бы от лёгкой боли тот, ухмыляясь, и вдруг поднялся с кровати, придерживая Золдика на весу. — Я бы мог обидеться, если б не знал, каким ты становишься покладистым, стоит мне только засунуть в тебя член. Не отходя от кровати и пары метров, Моро вдруг резко отпустил ассасина, но вместо того, чтобы рухнуть на пол, тот лишь слегка откинулся назад и повис в воздухе. Не особо удивившись, Иллуми активировал гё и оглядел розовые тарзанки из ауры, тянущиеся от потолка к его конечностям: руки вдруг оказались тесно склеены запястьями между собой над головой Золдика, а ноги — приподняты и подвешены по бокам от трансформатора. Способность Моро была такой же непредсказуемой, как её хозяин. Многие пользователи нэн, особенно неопытные, при выборе хатсу обычно очень озабочены в первую очередь его потенциальной силой: насколько мощным будет удар; насколько прочными выйдут, допустим, цепь или кинжал, если речь о материализации; какой максимальный урон сможет нанести созданное оружие. А вот основная способность фокусника, «жвачка», сама по себе не была сильной вовсе, её использование совершенно не влияло на соперника и не вредило ему. Хисока будто вообще не задумывался о том, чтобы использовать этот хатсу в бою, когда выбирал его. Однако, как это часто бывает, первое впечатление обманчиво. На деле этот хатсу был почти неуязвим. Моро мог выборочно скрывать свою «Банжи» с помощью ин и показывать лишь то, что дозволено видеть, отвлекая внимание, мог не использовать её до последнего, усыпляя бдительность, или мог зацепить её заранее, а активировать в любой подходящий момент. При этом для прикрепления ему не требовалось особо ничего делать, было достаточно указать пальцем или ладонью, что в моменте легко маскировалось его перманентной манерной театральностью и чрезмерной жестикуляцией. Во время сражения с фокусником постоянно использовать гё вместе с остальными техниками было нереально, так что уйти от его скрытой атаки было практически невыполнимой задачей. За счёт своей липкости его аура надёжно приклеивалась к чему угодно, поэтому защититься или поставить блок тоже было невозможно, а благодаря упругости она была прочнее любой цепи, ведь каким бы ни был сильным оппонент, какие бы титанические усилия ни прикладывал, «жвачка» лишь растягивалась, но не рвалась. Да, конечно, был и минус: чем больше она растягивалась, тем сильнее истончалась, однако стоило учитывать, что по мере её растяжения приходилось прикладывать пропорционально всё больше и больше силы, чтобы двигаться дальше, а неизвестный максимальный предел этого растяжения ещё и угнетал моральный дух, подталкивая сдаться. Что уж говорить о той ситуации, когда Хисока использовал не одну тарзанку, а две и больше, усложняя задачу для противника, как смола дерева усложняет для комара задачу улететь прочь, делая её во всех смыслах невозможной, если только тот не оторвёт себе лапки. Иллуми же оказался в самом проигрышном положении из возможных — без опоры. У него хватило бы сил вырваться из плена «жвачки», если бы он был просто приклеен к стене. Возможно, поразительную эластичность самого хатсу он преодолеть бы не смог, но по крайней мере просто вырвал бы кусок стены. Но подвешенный в воздухе ассасин не мог ни опереться, ни зацепиться за что-то, ему оставалось только либо бестолково брыкаться, пока не кончатся силы, либо принять ситуацию как есть. — Качели? Это твой сюрприз? — он слабо подёргал ногами на пробу, чтобы оценить, насколько сохранилась свобода подвижности. — Не совсем. Качели мне просто нравятся за… этот вид, — Хисока довольно облизнулся, во всех подробностях рассматривая распятое перед собой тело. — Выглядишь очень соблазнительно, когда ты такой. — У меня так провисает поясница. Поправь, — брюнет чуть отвернулся, надеясь скрыть смущение. Пусть они уже прежде использовали «жвачку» в таком положении, но это было довольно давно и всего пару раз, а потому сейчас ощущалось непривычно и отдавало редкостным фетишизмом. — Конечно, — мило улыбнувшись, Моро добавил ещё несколько лиан, поддерживающих бёдра, талию и лопатки Золдика, чтобы ему было комфортно, но при этом ограничивая потенциал его движений ещё сильнее. — Так вот, удивить я тебя хотел своим новым умением, которое начал тренировать в твоё отсутствие несколько месяцев назад. Смочив безымянный и средний пальцы слюной, фокусник мягко погладил подушечками и без того влажный вход, аккуратно проникая внутрь. Прикрыв глаза, Иллуми слегка задрожал и сдавленно выдохнул, всё ярче ощущая зарождающееся внутри возбуждение, но вдруг почувствовал неожиданное движение по бедру, а затем и по торсу. Он вновь раскрыл веки, пытаясь идентифицировать раздражитель, и заметил медленно ползущий по груди отросток «жвачки» непривычного фиолетового цвета. — Что за?.. Хисока, что ты делаешь? — сжимаясь от неожиданности и дёргаясь всем телом, Золдик напряжённо наблюдал, как другой такой же отросток, напоминающий безглазую змею, плавно поднимается по внутренней стороне его бедра к промежности. — Перестань. Твой нэн не подойдёт для такого, он липкий, ты мне всё разорвёшь, — сопоставил он наблюдения. — Да, уверен в этом: я уже находил «жвачке» подобное применение с другими партнёрами. Было так много крови, что бедняжки умирали от внутренних повреждений за считанные минуты. Возбуждает, правда? — Моро резко добавил третий палец, и брюнет с коротким стоном вскинул бёдра, заливаясь румянцем до кончиков ушей. — Мой беспокойный дух будет преследовать тебя до конца дней, если ты убьёшь меня, пока я в таком унизительном положении. Клянусь, я сживу тебя со свету, — попытался вернуть себе самообладание Иллуми, тяжело дыша. — Не бойся, сладкий. Я ведь не зря заговорил о новом умении. Травмировать тебя у меня, само собой, и в мыслях не было, но я не мог просто лишить «жвачку» клейкости, иначе пропала бы вся её суть, да и нормально нанести смазку на ауру вряд ли бы вышло, так что пришлось подойти к вопросу с другой стороны, — добавив четвёртый палец к предыдущим, Хисока и сам едва сдержал стон при виде тихо поскуливающего брюнета, извивающегося подобно ужу на раскалённой сковородке. — Конечно, эффективнее всего полное освоение одной-двух способностей на основе присущего типа нэн, но я решил, что придумать третий хатсу, если он не потребует особой концентрации и духовных затрат, не будет проблемой. — Третий? — переспросил Иллуми, стараясь сосредоточить взгляд на янтарных глазах и не замечать странные фиолетовые отростки на своём теле. — Хатсу с незначительным применением навыков материализации и манипуляции… — фокусник приподнял свободную руку ладонью вверх для демонстрации и создал на её поверхности длинный бугорок фиолетового цвета. Воплощённая фигура начала лениво двигаться, вытягиваться и сокращаться, напоминая дождевого червя после грозы, и Моро, вытаскивая пальцы другой руки из разработанного отверстия, хитро прикусил губу. — …наделённый свойством скольжения. — Только не говори, что… — сглотнув вязкую слюну, Золдик метнулся вопросительным взглядом к щупальцам из нэн, которых уже порядком поприбавилось и на боках, и на бёдрах, а одно даже гладило его по щеке. — Да, специально для тебя, любовь моя, я создал тентакли из собственной ауры, — гордо заявил Хисока с довольным видом, укладывая ладони на округлые ягодицы партнёра. — Потребовалось немало времени, чтобы всё учесть и проработать, но цель оправдала средства. Надеюсь, ты оценишь. Я очень старался тебя порадовать, — трансформатор слегка оттянул в стороны две половинки, хотя те и так ничего не скрывали в этой позе, и просто замер, внимательно следя голодными глазами, как один из отростков осторожно трётся о розовое колечко. — Подожди, я не уверен… — нерешительно замялся Иллуми, безуспешно пытаясь свести ноги вместе хоть немного. Золдик с самого начала отношений был категорически против искусственных фаллосов, игрушек и прочих имитаторов, которые ему предлагал попробовать Хисока, всегда отказывался от экспериментов с их использованием. Ему казалось неправильным и даже возмутительным само их применение при наличии живого и здорового парня с собственным вполне себе функционирующим половым органом. Единственное, с чем Иллуми смог смириться, — пробка. И то лишь изредка, в качестве разогрева. Вот и сейчас Иллуми не мог для себя понять, как относиться к ситуации, но тут тело внезапно пробило сладкой истомой от резкого проникновения, и брюнет подавился воздухом, широко распахивая глаза и выгибаясь. — Ч-чёрт возьми… Хисока, чтоб тебя… — Я сделал их немного ребристыми. Чувствуешь? — порозовел Моро до кончиков ушей, вожделенно рассматривая результат своих трудов. — Вытащи это из меня немедленно… — жмурясь и крупно вздрагивая от первых плавных фрикций, взмолился Золдик шёпотом, едва дыша. — Не будь таким категоричным. Я испытывал их на себе, так что уверен, что это очень приятно, — Хисока погладил Иллуми по бёдрам, а затем медленно провёл кончиками пальцев от яичек до натянутой уздечки, вынуждая его тихо простонать и нетерпеливо податься бёдрами. — Прислушайся к своему телу, оно реагирует однозначно положительно. — Это слишком… странно… — через силу выдавил из себя ассасин. — Оно шевелится внутри… — Как насчёт ещё одного? — коварно улыбнулся Моро. — Нет, Хисока, не надо, — брюнет тут же разлепил влажные глаза и опустил взгляд, рефлекторно сжимаясь. — Не переживай, я не делал их слишком толстыми. — Нет, убери это… — Тише, малыш, расслабься, всё хорошо, — фокусник ласково улыбнулся и обхватил ладонью возбуждённый член Иллуми, аккуратно поглаживая. — Это мой хатсу, моя аура, продолжение меня самого. Я просто хочу подарить тебе особенные ощущения. Можно? Неуверенно заглянув в медовые радужки, ассасин рвано выдохнул и бессильно упал головой на собственное плечо, давая молчаливое разрешение. Сквозь дразнящие и вместе с тем расслабляющие движения тёплой руки Хисоки, он вдруг почувствовал осторожное прикосновение одного из щупалец к соску. Оно медленно водило по кругу, цеплялось, тёрлось, словно кончик языка, а затем стало слегка пощипывать и сжимать отвердевшую бусинку. Потерявшись в чувствах и своих же несдержанных стонах, Золдик даже не сразу заметил усилившееся давление внизу. Стыдливо краснея, он понял, что принял в себя второй отросток, уже тогда, когда те перестали двигаться внутри медленно и синхронно и начали толкаться чуть быстрее и в разном темпе, пошло чавкая остатками спермы. Ощущения и правда были неожиданными. Иллуми даже не знал, с чем их можно в принципе сравнить. Этот неоднозначный хатсу не был похож на что-то чужеродное, нэн-тентакли хоть и выглядели странно, но не ощущались мерзко или противно, вообще не были похожи на какую-либо физическую форму из существующих. Они как будто целиком состояли из лубриканта, из-за чего скользили легко, без всякого малейшего дискомфорта, но при этом не были влажными. Они не были такими же тёплыми, как человеческое тело, но и не были прохладными, словно вовсе не имели собственной температуры, отчего воспринимались как что-то абстрактное, нереальное, воздушное — давление, которое можно было увидеть. — Если бы ты только взглянул на себя со стороны… — прошептал сбивчиво Хисока, гуляя руками по разгорячённому телу брюнета. — Восхитительное зрелище, смотрел бы на это вечно. — Ты… чёртов… извращенец… — выдавил из себя Золдик на выдохе между стонами. — Которого ты любишь, — довольно заулыбался Хисока, прикусывая губу. — Прекрати это… — безвольно закатил глаза Иллуми, тщетно пытаясь освободить конечности из липкого плена. — Тебе в самом деле не нравится? — склонил Моро голову на бок, медленно оглаживая кончиками пальцев напряжённые, широко разведённые бёдра партнёра. — Во время секса ты врать не умеешь, так что если скажешь, что тебе неприятно, то я тут же прекращу, ты сам знаешь. Но если тебе просто стыдно настолько, что ты не знаешь, куда себя деть — что мне кажется гораздо более вероятным — то я собираюсь продолжать, пока мне не надоест, — хищно оскалился фокусник, заглядывая проницательными янтарными радужками в помутнённую тьму полуприкрытых глаз ассасина. — Так что? Нравится тебе мой сюрприз или нет? — Я нашпигую тебя иглами, как только ты меня отпустишь… — капитулировал Иллуми, охотно отдаваясь с головой необычным ощущениям вразрез собственным словам. — Тем меньше поводов отпускать тебя, — улыбнулся ехидно Хисока, покусывая губы. — Знаешь, осознавать, что тебя доводит до оргазма не только моё тело, но и моя аура… это в какой-то мере по-особенному интимно, — он нежно огладил большим пальцем чуть покрасневшие края растягивающегося отверстия любовника. — Моя душа буквально проникает в тебя и приносит тебе удовольствие. Так сакрально. Золдик в ответ, кроме стонов, выдавить из себя ничего не мог. Голова шла кругом, «щупальца» ласкали чуть ли не каждый сантиметр кожи: губы, грудь, соски, член, бёдра, руки — а ощущение невесомости добавляло к этому чёткое понимание собственной беспомощности. Брюнету, к его стыду, всё это до смерти нравилось: эта поза, эта ситуация, эти голодные жёлтые глаза. Власть Хисоки над ним. Сейчас Иллуми был совершенно открыт, полностью уязвим, словно запутавшаяся в паутине бабочка, наблюдающая, как к ней подбирается птицеед. Проводя аналогию, ассасин не возражал быть съеденным заживо. В действительности Иллуми было важно не столько контролировать всё вокруг, сколько быть уверенным в своём превосходстве, и с Моро он ощущал его, даже полностью лишившись контроля и над ситуацией, и над самим фокусником. Ассасин почти не понимал лица людей и их эмоции, но ясно видел, что всегда, в любой ситуации Хисока смотрел на него так, словно видел сильнейшего человека на планете, самое прекрасное из чудес, драгоценность, за которую не жалко отдать жизнь. Неважно, был ли Иллуми беспомощно распят перед Моро, связанный по рукам и ногам, или нависал сверху, страстно в него вбиваясь, подчинялся ему или приказывал, терпел ли от Хисоки поражение в спарринге или побеждал. В золотых глазах всегда без исключения блестели любовь и нежность, восхищение и развратное желание, что безмолвно превозносили Золдика над всем миром, на который фокуснику было совершенно плевать. Превосходство. — И снова я ублажаю тебя, а сам остаюсь без внимания, — протянул наигранно расстроенно фокусник. — Может, хотя бы порадуешь меня своим ротиком? Сквозь шум в голове Золдик кое-как смог разобрать услышанное, а вот понять и осознать просьбу сил уже не хватило. Он просто отстранённо кивнул, не придавая значения тому, на что согласился, и с протяжным стоном запрокинул голову бессильно, когда один из отростков сжал возбуждённую плоть чуть крепче, обмотавшись вокруг, и, продолжая совершать по ней ритмичные движения, стал ласково поглаживать уздечку самым своим кончиком. Получив заветное согласие, Хисока аккуратно опустил Иллуми на пол, убирая с его тела несколько ненужных более лиан. Растворившийся в блаженстве брюнет не сразу осознал, что поменял положение в пространстве с горизонтального на вертикальное, пока не коснулся коленями паркета, моментально приклеиваясь к нему чужой аурой. Хатсу волшебника всё ещё крепко держал его руки над головой и не давал свести ноги вместе. Отростки не останавливались ни на секунду, уделяли внимание каждой чувствительной точке тела, щипали, гладили, сжимали, бесстыдно толкались, двигались быстро, даже отчасти грубо, но до безумия приятно, будто тоже получали от этого какое-то своё удовольствие, словно обладали сознанием. Кончики пальцев Хисоки ласково провели по линии подбородка Золдика, и тот интуитивно чуть вздёрнул голову, пытаясь сфокусировать взгляд хоть на чём-то. — Высунь язычок, — попросил ненавязчиво Моро, поглаживая подушечкой большого пальца приоткрытые губы ассасина. Даже не думая о том, чтобы перечить или сопротивляться, как если бы находился под действием каких-то психотропных препаратов, лишающих воли, Иллуми раскрыл рот пошире и выполнил просьбу, чувствуя, как фокусник стал осторожно наматывать на кулак волосы на затылке. На язык опустилась горячая головка, и брюнет мгновенно ощутил сладковатый привкус смазки. Он через силу пытался не отводить поплывший взгляд от Хисоки, от этих голодных янтарных глаз и хищной улыбки, но зрачки то и дело закатывались под веки от чавкающих звуков и непрерывных частых толчков сзади. Слегка покачивая бёдрами и покусывая губы, Моро жадно следил за тем, как головка плавно скользит по языку Золдика, как выделяется смазка и стекает в чужой рот. — Такой сексуальный… — сбивчиво прошептал Хисока, немного подталкивая затылок Иллуми вперёд и направляя собственную плоть войти глубже. — Можно будет кончить тебе на лицо? В очередной раз покрываясь ярким смущённым румянцем, брюнет покорно расслабил горло и в конце концов прикрыл глаза, непроизвольно пытаясь сдвинуть дрожащие ноги. От одного только представления слов Моро низ живота свело кратковременной судорогой. — Люблю смотреть, как по твоим нежным губкам стекает сперма, — фокусник сжал чёрные волосы немного крепче. С жалобным стоном ассасин зажмурился, задрожал всем телом в преддверии оргазма, но всё же сдержался, мысленно проклиная этот хриплый голос, шепчущий пошлости и сводящий с ума. Тентакли оплели бёдра и талию Иллуми уже так крепко, вынудив прогнуться в пояснице, что тот едва ли смог бы сдвинуться в таком положении хоть на сантиметр или даже выпрямиться. Хисоке не потребовалось много времени, чтобы осмелеть, и уже через несколько постепенных движений он стал раз за разом ускорять темп и входить всё глубже, не позволяя Золдику отстраниться. Иллуми и не пытался. Он чувствовал, как от резких толчков начинает саднить горло, как воздуха перестаёт хватать даже на стоны, как кровь закипает магмой под кожей от животного желания, и просто не мог остановиться. Не хотел останавливаться. Хотелось подольше чувствовать на себе прикосновения родственной души, ощущать её каждой клеточкой тела, как она умело гладит изнывающий от возбуждения член, как скользит между ног, пока в глотку вбивается горячая плоть. Было так невообразимо приятно осознавать, что Хисока создал третий хатсу, рискуя потерять эффективность первых двух, только чтобы доставить ассасину удовольствие в постели. Зная, как фокуснику важна его сила, Иллуми не мог не оценить такой подарок и собирался насладиться им вдоволь, а потому всячески пытался оттянуть свой финал, задыхаясь и стараясь доставить Моро как можно больше удовольствия в ответ. — Я удивлён, — немного рваный и сбивчивый, но такой соблазнительный улыбчивый шёпот с придыханием перебил влажное хлюпанье, пропитавшее комнату. — Так нравится, когда тебя имеют одновременно спереди и сзади, милый Иллуми? На мгновение ассасину показалось, что он теряет сознание или падает прямиком в бездну. Глаза накрыла непроглядная пелена, уши заложило, всё тело напряглось до предела и выгнулось, содрогаясь под натиском мучительно приятных ласк. Протяжно застонав, брюнет едва нашёл в себе силы случайно не сомкнуть челюсти и лишь непроизвольно напряг горло с гортанным жалобным всхлипом, отчего Хисока не смог сдержать возбуждённого полустона, запрокидывая голову и на секунду вжимая Иллуми в пах сильнее. Плавно обмякая, Золдик безвольно повис на розовых лианах, пока чужая рука продолжала держать длинные смоляные волосы. Моро милосердно остановил и убрал щупальца, сам ощутимо замедлился, а затем и вовсе оттянул от себя брюнета, чтобы дать ему отдышаться. — Порядок? — фокусник ласково погладил растаявшего жениха по щеке и вытер от слюны его подбородок. — Руки… — хрипло, чуть слышно прошептал ассасин, расфокусированно глядя вверх. — Затекли? Не дожидаясь очевидного ответа, Хисока вновь аккуратно приподнял Иллуми в воздухе и подхватил, окончательно отменяя действие хатсу. Вернувшись к кровати и забираясь на неё, он уложил расслабленного Золдика на одеяло и расположился сидя между его ног, с улыбкой рассматривая. Моро обхватил ладонью свою неудовлетворённую плоть, полагая, что придётся закончить дело так, но не успел сделать и нескольких движений, как Иллуми поднялся на руках и уставился на любовника не то вопросительно, не то оскорблённо. Быстро подползая к удивлённому такой реакцией фокуснику, он решительно убрал от него его ладонь и наклонился, перекидывая волосы на одну сторону, чтобы не мешали. — Тебе необязательно, можешь отдохнуть, — усмехнулся Хисока такой инициативности. — Даже не думай, что сможешь заменить меня рукой. К тому же ты ведь хотел кончить мне на лицо, — Золдик мягко обхватил губами головку, придерживая за основание, и сразу же слегка отстранился, причмокнув. — Мне понравился твой новый хатсу, дай мне выразить благодарность. — Как это мило с твоей стороны, — возбуждённо выдохнул в смешке волшебник, ненавязчиво вплетаясь пальцами в тёмные пряди. За столько времени в отношениях ассасин успел понять, что Моро бывает на удивление нежным во время секса, однако чаще он был в большей мере напорист, а порой даже жесток, что для такого садиста неудивительно и привычно. И всё же Иллуми заметил, что, несмотря на то, что сам Хисока обычно действовал резко и грубо, он очень любил, когда Золдик, будто в противовес, был с ним неспешным, размеренным и вдумчивым. Поэтому сейчас, желая поскорее довести жениха до проникновенного оргазма, брюнет двигал головой медленно, уделял больше внимания не скорости, а ощущениям, помогал руками, гладил, вылизывал, целовал, не забывая периодически поднимать взгляд, чтобы полюбоваться помутнёнными медовыми глазами и расширенными зрачками в самом их центре. Иллуми внимательно слушал частое дыхание сверху, сдавленные вздохи, тихие постанывания, чувствовал бешеный пульс на кончике языка и в тот момент, когда голос Хисоки стал громче, когда обласканная плоть напряглась во рту, а горячая кровь побежала по извилистыми венкам с немыслимой скоростью, Золдик чуть приподнял голову, продолжая двигать по члену рукой, и прикрыл глаза. Слегка сжимая чёрные локоны в руке рефлекторно, Моро содрогнулся, чуть не заскулив, и закатил глаза под веки, теряя голову от удовольствия. — Посмотри на меня, — строгий, безразличный, несмотря на обстоятельства, тон брюнета резанул слух контрастным холодом. — Ты ведь хотел это увидеть. Посмотри. Вновь прильнув к головке, губы убийцы начали влажными поцелуями собирать с неё выделяющиеся белёсые полупрозрачные капли, отчего Хисока протяжно замычал и, тяжело дыша, через силу бросил размытый взгляд вниз. По щекам, губам, бровям и ресницам — по всему лицу гордого аристократа развратно стекало семя, пока он продолжал вылизывать чувствительный орган, из которого сочились остатки эякулята. — Иллу… — хрипло позвал любовника Моро, сваливаясь спиной на одеяло и как бы ненавязчиво намекая на то, что пора прекратить, но Золдик неожиданно опустился ещё ниже, насаживаясь до самого основания, и фокусника подбросило с протяжным жалобным стоном. — Малыш… Ты меня убиваешь… — шептал сбивчиво Хисока, сжимая пальцами измятое постельное бельё. Он извивался, подкидывая бёдра в конвульсиях, не мог найти места рукам, то закрывая ими своё румяное лицо, то слегка царапая низ живота, будто не мог осмелиться помешать любовнику. Но Иллуми великодушно решил не мучить жениха слишком долго, так что, добившись от него ещё нескольких рваных всхлипов, отстранился окончательно и сел напротив, пытаясь привести в порядок дыхание и удовлетворённо оглядывая дрожащее тело. — Больше никогда не смей переключаться на мастурбацию во время секса со мной, пока я сам тебе не позволю, — строго велел ассасин. — Прости… — выдохнул чуть слышно Моро, раскрывая слипшиеся веки, и перевёл взгляд золотых глаз на брюнета. На несколько мгновений Хисока потерял дар речи. Он видел разного Иллуми: нежного и трогательного, безумного и яростного, пугающе хладнокровного и до мурашек страстного. Хоть волшебника всегда поражало то, с какой колоссальной амплитудой мог меняться манипулятор в зависимости от ситуации, тем не менее, чем ближе они становились друг другу, тем больше это казалось чем-то нормальным, привычным. Но к тому, что Моро видел сейчас, он никогда не сможет привыкнуть. Сидя на своих согнутых, разведённых чуть в стороны ногах, на него из-под полуприкрытых век жадно смотрел пошло растрёпанный Иллуми, по лицу, животу и внутренней стороне бёдер которого грязно стекали густые белые капли, напоминающие жидкую, ещё не успевшую затвердеть сахарную глазурь на каком-то десерте. — Мой сладкий кексик… — улыбнулся лениво Хисока, ощущая от этого вида необычное сочетание вновь распаляющего возбуждения и трепетного умиления. — Так бы и съел тебя. На пару секунд задумавшись, Золдик безразлично повёл плечом и откинулся назад, сгибая ноги в коленях и расставляя их пошире. — Вперёд. Усмехнувшись, Моро поднялся и хищно подполз к ассасину. Он сразу же, без всяких церемоний прильнул к порозовевшему колечку мышц и размашисто лизнул его всей поверхностью языка, вгоняя брюнета в дрожь. — Бесстыдник, — прохрипел Хисока интимно, продолжая с характерными причмокиваниями слизывать собственное семя с гладкой кожи. — Хочешь, чтобы я трахал тебя без перерыва? Не дожидаясь ответа, фокусник резко подхватил Иллуми под бёдра, придвинул к себе поближе и стал проникать языком глубже, настойчивее, отчего Золдик, едва сдержав голос, выгнулся дугой и закатил глаза в экстазе. Он рассчитывал, что после использования манипуляции, которая трансформаторам давалась крайне тяжело, Моро немного сбавит обороты, станет поспокойнее, уделит больше времени неторопливым ласкам и поцелуям, чтобы брюнет немного пришёл в себя. Однако, разрушая все ожидания, Хисока набросился на ассасина с новыми силами, как будто предыдущих двух раз и не было вовсе. Третий «раунд» вышел сумбурным. Волшебник словно пытался уместить в него как можно больше поз, менял их без остановки: сначала брал Иллуми сзади, грубо оттягивая за волосы, потом вбивал в матрас в миссионерской позе, нежно прикусывая за шею и бесстыдно слизывая с лица белёсые подтёки, а затем, усадив на себя сверху, активно подкидывал его на своих бёдрах, любуясь смущением и похотью в расфокусированных тёмных глазах. — Чёрт, нет, только не эта поза… — попытался возмутиться Золдик, когда Хисока уложил его на бок и начал пристраиваться сзади. — Замечательная поза. Такая откровенная, — вожделенно прикусил губу Моро, приподнимая рукой одну ногу брюнета, лежащую сверху на второй. — Агх-х-Хисока! — зашипел тот, когда жених резко толкнулся внутрь, со шлепком врезаясь в розовые ягодицы. — Ужасная поза! — Врунишка. В этой позе ты кончаешь быстрее всего, — развратно заулыбался Хисока, сразу переходя на быстрый темп и подтягивая вздёрнутую ногу Иллуми почти к его груди. — В этом и проблема! — мигом покраснел до кончиков ушей Золдик, пытаясь отвлечься мыслями хоть на что-то. Почему-то именно в этой постыдной позе Иллуми чётче всего представлял, как похабно выглядит со стороны, и оттого достигал оргазма за считанные минуты, что было только на руку хитрому трансформатору. Чтобы кончить следом, Моро, само собой, продолжал фрикции даже после кульминации партнёра, и к тому моменту, когда его возбуждение наконец тоже достигало пика, ассасин уже был вновь возбуждён. Пользуясь его состоянием, Хисока запросто мог уговорить его на «ещё один разок», что, судя по всему, намеревался сделать и сейчас просто из прихоти. И, к своему стыду, манипулятор прекрасно понимал, что не будет возражать. Его истерзанное удовольствием тело уже было в шаге от того, чтобы сдаться, пылающий разум был готов вот-вот отключиться от перенапряжения, но каждое нервное окончание продолжало реагировать на чужие прикосновения всё так же остро и молить о большем, словно Золдик никак не мог насытиться. Во время подобных марафонов, хоть это и должно работать в точности до наоборот, с каждым последующим разом брюнет возбуждался лишь сильнее, чувствовал всё ещё ярче, сходил с ума и всецело отдавал себя любовнику снова и снова, пока тот не сжалится. — Ты специально… ах… выбрал её… мм… последней? — едва находил в себе Иллуми силы говорить. — Просто оставил самое сладкое на десерт, — жарко выдохнул фокусник, покусывая мочку. — Паршивец… — Грязный ротик, — ухмыльнулся Хисока, дыша часто и сбивчиво прямо на ухо. — Отшлёпать бы тебя за такие слова. — Нет, стой… — ассасин не успел толком и запротестовать, как получил звонкий шлепок по ягодице и непроизвольно напрягся, отчего скольжение стало ощущаться ещё более отчётливо. — Мф… — бессильно упал он зарумянившимся лицом в подушку, чтобы сдержать стоны хоть немного. — Ух, как ты сжался… Понравилось, да? — просунув руку, на которую опирался, под шею брюнета, Моро внезапно согнул её в локте и потянул на себя так, чтобы слегка пережать Золдику горло и заставить снова поднять голову. Не давая ему и секунды прийти в себя, Хисока нанёс ещё один размашистый шлепок, и Иллуми крупно вздрогнул, машинально хватаясь за мешающую руку жениха на своей шее и глухо постанывая. — Сука… — невольно выдохнул он хрипло, даже не осознавая, что это было вслух, за что получил по ягодице в очередной раз. — Ах! Чёрт возьми! — запоздало понимая, что вновь выругался, убийца виновато прикусил губу, но чужая ладонь, не жалея, снова оставила на нежной коже яркий пунцовый отпечаток, отчего брюнет выгнулся дугой и неосознанно попытался уложить обратно вздёрнутую ногу. — Нет-нет, не опускай, малыш, — Моро моментально вернул руку на бедро Иллуми, подтягивая его повыше. — Ммм… Внутри тебя так влажно и мягко… — вогнал он в краску и без того донельзя смущённого Золдика интимным шёпотом. — Хотя до сих пор очень узко… И как ты только это делаешь? — Помолчи… — жалобно взмолился тот, жмурясь. — М? Запас ругательств исчерпан? — усмехнулся Хисока, опаляя жарким дыханием кожу за ушком. — И то верно, к чему эта болтовня? Нам и так есть, чем заняться. Золдик уже был готов разрыдаться от переизбытка ощущений. Фокусник держал его за горло и под коленом так крепко, что брюнет совсем не мог сдвинуться, хоть как-то закрыться, с трудом дышал через раз и трясся как осиновый лист от скручивающего низ живота блаженства. Изнасилование по обоюдному согласию — вот что это, скорее всего, напоминало со стороны. В попытке отсрочить оргазм и не идти на поводу у своего «истязателя» Иллуми пытался отвлечься мыслями на математические вычисления: перемножал в уме трёх-четырёхзначные числа, делил, возводил в степень, выносил корень. Однако, когда дело дошло до интегралов, Хисока всё же заметил искусственную сдержанность партнёра. — Что-то ты притих, — вкрадчиво прошептал Моро, низко хрипя. — Заскучал? — Нет… — вяло откликнулся ассасин, едва двигая губами. — Может, мне ускориться? — оскалился ехидно волшебник. — Нет, не надо! — запаниковал Иллуми, но не был услышан. Толчки стали грубее, глубже, резче, что Золдик практически закричал, извиваясь угрём, и в спешке схватил свою плоть ладонью, пережимая пальцами у основания. — Хисока… Хватит… Я сейчас кончу… — Дерзай, — облизнулся фокусник жадно. — Я хочу… с тобой… — признался честно брюнет, медленно напрягаясь каждой клеточкой тела в преддверии. — Хм… Поуговаривай меня, — по губам трансформатора расползлась хитрая улыбка. — Пожалуйста, Хисока… — вздрагивая от каждого несдержанного толчка, Золдик повернул голову назад, насколько мог, чтобы заглянуть затуманенным взглядом в янтарные радужки. — М… милый… Хисока… — не удержавшись, Иллуми начал поглаживать свой перевозбуждённый орган кончиками пальцев, теряя остатки разумности. — Давай вместе… Любимый… — чувствуя подступающие судороги, он уже сам не понимал, что говорил, лишь пытался не отводить глаз от дикого, пробирающего до костного мозга взгляда Хисоки. — Я… Ах… Прошу… Нгх… — Уговорил… — выдохнул рвано Моро, любуясь этим блаженным выражением лица на пике экстаза, и, отпуская ногу брюнета, обхватил под ней его член поверх его же ладони, совершая частые, ритмичные движения в такт толчкам. Как ассасин и просил, они кончили одновременно. С протяжным стоном Хисока плотоядно впился в губы партнёра, вжимаясь в него сильнее всем телом и чувствуя, как тот вздрагивает, сжимает его внутри себя, будто не хочет отпускать. Лишь слегка пачкая свою и чужую ладони в нескольких капельках почти прозрачной жидкости, больше напоминающей смазку, Иллуми постепенно обмяк, не нашёл в себе сил даже продолжить поцелуй и рухнул головой на подушку, отстранённо разглядывая изящные пальцы с острыми ногтями, продолжающие ненавязчиво поглаживать блестящую головку и размазывать по ней едва выделившийся эякулят. — Мне нравится, когда ты называешь меня ласково. Делай это почаще, — наконец позволяя жениху опустить ногу окончательно, Хисока измотанно, но крайне довольно откинулся на спину, поворачивая к себе лицом Золдика и аккуратно затаскивая его податливую тушку на себя сверху. — Ты замечал, что во время сухого оргазма твои стоны гораздо громче, чем обычно? — Если ты хотел получить в наследство дом и кучу денег, мог бы найти себе в любовники какого-нибудь старика и просто подождать. Необязательно ради этого загонять в могилу меня, — едва слышно отозвался Иллуми, принципиально не сдвигаясь с места, куда его уложили, и не возражая вот так пластом лежать на вздымающейся груди фокусника как оглушённый окунь. — Не люблю изюм, мне больше по душе наливные яблочки, — заулыбался Моро, ласково оглаживая ладонью одну из подтянутых ягодиц партнёра, почти не подающего признаки жизни. — Теряешь сноровку, а ведь у нас впереди ещё брачная ночь. Уснуть я тебе в неё не дам до утра, будь уверен. — Ещё посмотрим, кто кому не будет давать спать, — устало усмехнулся брюнет, всё же слегка поелозив, чтобы улечься удобнее. — Так значит, у тебя уже есть завещание? — ненадолго задумавшись, переосмыслил услышанное Хисока. — Разумеется. Ты забыл, кем я работаю? — И ты успел меня в него вписать? — Давно уже. Если в завещании Золдика не указано ни одного имени, все сбережения после его смерти переходят в семейный фонд. Я своему отцу такой радости не окажу, — ответил лениво убийца, ощущая теперь убаюкивающий покой после столь страстных постельных развлечений. — Так что, когда умру, получишь всё, что мне принадлежит. — Только я? — растерянно изогнул бровь фокусник и глянул вниз на темноволосую макушку. — А кого ещё мне вписывать? Остальные Золдики и так при деньгах, обойдутся. — Так ты, получается, мой папик? — заулыбался кокетливо Моро, нежно поглаживая ассасина вдоль позвоночника. — Дурак, — тихо посмеялся Иллуми, пряча лицо у Хисоки в груди, и тот подхватил смешинку из воздуха. — Надеюсь, что если я и унаследую этот дом от тебя, то только в очень глубокой старости, когда наши детки вырастут и обзаведутся своими, — не особо задумываясь над словами, фокусник с теплотой в глазах продолжал разглядывать лежащего на нём манипулятора, пока тот не замолк слишком резко для такой непринуждённой атмосферы. Внезапно понимая свою ошибку, Моро распахнул глаза и быстро попытался поправить себя. — Ой, прости, случайно вырвалось. Ты же знаешь, я вечно говорю какую-то ерунду. Давай вырежем последнее и оставим только часть про глубокую старость? — натянул на себя неловкую улыбку волшебник, и через несколько тяжёлых секунд Золдик скупо кивнул с холодным выражением лица. Проклиная себя за бескостный язык, Хисока решил тактично сбежать от неловкости ситуации и слегка приподнялся. — Пойду наберу нам ванну. — Ладно, — брюнет безразлично переполз на смятое одеяло, позволяя жениху встать с кровати. — И попроси дворецких здесь прибрать, пока мы будем мыться. — Как скажешь… — задумчиво произнёс Моро, останавливаясь у самой двери. Та была едва заметно приоткрыта. Точнее сказать, она была закрыта не до конца, буквально считанных миллиметров не хватало до того, чтобы ригель надёжно скользнул в предназначенное для него отверстие в раме. Хисока упёрся указательным пальцем в дверное полотно и слегка толкнул, добиваясь тихого щелчка, извещающего о том, что теперь дверь закрыта. Он зацепился этим же пальцем за ручку, не нажимая на неё, и слабо потянул на себя несколько раз, проверяя, может ли ригель вылететь самостоятельно без активации отворяющего механизма, но дверь не поддалась и неизменно осталась заперта. Помрачневший Моро медленно повернул голову к Золдику, что наблюдал за его действиями со стороны и по мере осознания всё сильнее терял былую расслабленность после секса, напряжённо сдвигая брови. *** В коридоре никаких очевидных следов чужого присутствия не было. Наскоро обтеревшись салфетками и нацепив на себя домашние широкие брюки, в которых сражался в спарринге, Хисока оглядел пространство за дверью, затем прикрыл глаза и попытался сосредоточиться на запахах вокруг. Мята и жжёная карамель — Киллуа. Слишком слабый аромат, он проходил здесь уже давно. Резкий запах пота… Иллуми? Нет, после поединка шлейф, исходящий от его тела, больше напоминал морскую волну, а этот запах был куда менее приятным, кислым. А ещё излишне парфюмированные духи. Они выделялись сильнее всего, из-за чего было сложно понять, как давно обладатель этого запаха проходил по этому коридору. Словно хищник, учуявший добычу, Моро сначала сделал на пробу несколько шагов влево от спальни, но там все ароматы, кроме карамели, терялись, так что он развернулся и медленно последовал за найденной рецепторами подсказкой. Запахи уводили его вниз по лестнице в гостиный зал, где за ноутбуком на диване сидели Кикио с Миллуки. Женщина, эмоционально жестикулируя, старалась объяснить сыну, что не может больше мучиться с безнадёжно сломанной техникой, которая «ничего не загружает и только нервы ей выматывает», а тот пытался по её абстрактным словам понять, что именно он должен настроить в и без того исправном и полностью функционирующем ноутбуке. — Кикио, простите, что отвлекаю, но вы случайно не заглядывали к нам с Иллуми в комнату несколько минут назад? — поинтересовался мягким тоном Хисока, занявший место на балконе второго этажа. — Мы были несколько заняты, так что могли не услышать. Учитывая бестактность этой женщины, предположить, что именно она стала свидетельницей того, чего ей видеть не следовало, было первой и самой броской, как и её духи, мыслью. Однако, отвлекаясь от монитора и глядя вверх на вопрошающего, она быстро эту догадку опровергла, неосознанно подкидывая вместо неё другую. — О, нет, Хисокочка, просто проходила мимо. Искала Миллуки, чтобы он настроил этот идиотский компьютер, и как раз встретила его там, в коридоре, но не заходила. А что? — А, да ничего, ерунда, — ничуть не меняясь в лице и сохраняя добродушную улыбку, Моро скользнул хищным взглядом к пухлому парню, который вдруг отчего-то занервничал и даже слегка вспотел за считанные секунды. — Снова Миллуки, значит… Вы не возражаете, если я украду его у вас на пару минут? — Конечно-конечно, мы как раз закончили, он весь в твоём распоряжении, — женщина безразлично махнула кистью и, подскочив с дивана, посеменила куда-то с «настроенным» ноутбуком в руках. — Миллуки, — бархатный голос фокусника прозвучал для второго сына Золдиков угрожающе звонко, и тот нерешительно поднял взгляд на балкон лестницы, с которого, облокотившись на перила, на него пристально смотрел Моро. — Подойди, пожалуйста. Поговорим. — М-мне некогда, — попробовал отговориться тот, деланно раздражённо сдвигая брови и отводя взволнованный взгляд от проницательных лисьих глаз. — Мне ещё столько всего нужно успеть сделать. Ради вашей же с братом свадьбы стараюсь, между про… — Миллуки, подойди сюда, — мелодично-нейтральный тон Моро сменился чётким приказным, и Золдик слегка вздрогнул, ощущая в этих словах какое-то неуловимое сходство с приказами от игл старшего брата. — Не вынуждай меня спускаться самому. Будем честны, тебе полезно периодически подниматься по лестнице. Нервно сглотнув и поджимая губы, Миллуки нехотя поднялся и нерешительно зашагал наверх. Он осторожно подошёл к фокуснику, что ни на секунду не отводил от него ледяной взгляд, и остановился с лёгкой одышкой после подъёма. Вновь ощущая едкий запах пота, Моро с приторной улыбкой повернулся к пухлому парню и наигранно дружелюбно уложил руку на его плечи, фамильярно приобнимая. — Какой-то ты взволнованный, Миллуки. Может быть, у тебя есть что-то, что ты хочешь мне рассказать? Я всегда высоко ценил чистосердечные признания. Они экономят уйму времени. — О чём ты вообще?.. — решил прикинуться дурачком Золдик. — Ну-ну, Миллуки, зачем ты пытаешься обмануть меня? Мы ведь практически семья, — Хисока медленно наклонился чуть ниже к лицу парня и заговорил более вкрадчиво, до пугливых мурашек по затылку. — Ты же не станешь врать члену своей семьи?.. — Э-это случайность, я просто… Я искал Иллуми, н-немного приоткрыл дверь и сразу же ушёл, как только увидел… — заикаясь попытался оправдаться тот, безуспешно стараясь отстраниться. — Я толком даже ничего не разглядел, клянусь! — Так значит, ты хочешь сказать, что ты, кровный Золдик с врождённым обострённым слухом, уже второй раз абсолютно случайно заглядываешь к нам с Иллу в спальню, скрывая ауру, именно в тот момент, когда мы с ним занимаемся сексом, несмотря на то, что он совершенно не умеет сдерживать свой голос во время этого? — равнодушно озвучил Моро неправдоподобный сценарий без малейшей искорки доверия в глазах. — Ну, я… — Миллуки окончательно потерялся, в панике бегая зрачками из стороны в сторону. — Я не придал значения… Да и вообще не вслушивался! Больно мне это надо! Отпусти! — попытался взбрыкнуться парень, надеясь вырваться из принудительных объятий. — Ох-х… — тяжело и протяжно вздыхая, Хисока вновь выпрямился и запрокинул голову устало, прикрывая глаза. — Если бы ты только знал, каких усилий мне стоит терпеть вас всех только потому, что вы ублюдские родственники моего дорогого Иллуми, — он немного приподнял лежащую на плечах трясущегося Золдика руку и, укладывая её ему на голову, запустил пятерню в его короткие чёрные волосы, неприятно с силой сжимая пальцами черепную коробку парня и слегка впиваясь кончиками острых ногтей в кожу. — От вас всегда столько излишних хлопот и шума, каждый норовит заглянуть к нам в койку, словно наша постель — общественное достояние, и ни один не думает о том, что чувствует Иллуми по этому поводу. Даже представить себе не можешь, как сильно вы меня бесите. До изнеможения. Поотрывать бы вам всем бо́шки, которыми вы не пользуетесь, — чуть не трясясь от злобы, прохрипел низко фокусник. — Хисока, это… — Миллуки вдруг почувствовал неосязаемый груз, свалившийся на грудь, напоминающий давление от рэн старшего брата. Душащая тревога. — П-прости… — Помолчи, — крепко сжимая второй рукой деревянный поручень, за который так и держался, Моро плавно выпустил воздух из лёгких, набираясь терпения, и поднял голову обратно, холодно глядя на неудавшегося шпиона. — У тебя встаёт на твоего брата? — Ч-что?! Нет! — тут же выпалил Миллуки, возмущённо краснея. — На меня? — скептично изогнул бровь волшебник. — Н-нет. — На гей-порно? В интернете внезапный дефицит? — Да нет же, мне девушки нравятся… — уже совсем стеснительно пролепетал Золдик, сгорая со стыда. Хисока задумчиво оглядел мнущегося парня и покосился вглубь коридора, ведущего к спальне. — Извращенец… — протянул он, возвращая взгляд. — Тебе нравится подглядывать? — Н… — хотел было уже по привычке отвергнуть очередное унизительное предположение Миллуки, но вдруг притормозил. — Ну… — Заводит адреналин от наблюдения за тем, что тебе видеть не дозволено? За родителями своими тоже подсматриваешь? — А?! Нет! Да к-как ты вообще?! — Ясно, — многозначительно выдохнул себе под нос фокусник, мысленно делая для себя какие-то выводы, и отпустил перепуганного Золдика, прислоняясь к резным перилам копчиком и строго скрещивая на груди руки. — И что же творилось в твоей пустой голове, когда ты уже второй раз рискнул подглядывать за нами? Ты ведь наверняка понимал, что мы в любой момент можем заметить тебя. Уже представляешь, что Иллуми сделает с тобой, когда узнает? — Прошу, не говори ему! — взмолился Миллуки, грузно падая на колени и хватаясь за ткань брюк Моро. — А ты думаешь, что я буду к тебе более снисходителен? — брезгливо поморщил нос тот, глядя сверху вниз. — Убери лапы. — Клянусь, я больше не посмею! — послушно убрал руки парень, складывая их вместо этого в молитвенном жесте и трясясь от страха. В это было сложно поверить, но разгневанный образ избранника старшего брата напоминал точь-в-точь гнев самого брата. У Миллуки даже мысли не возникало спорить, отпираться, грубить в ответ, как он мог бы запросто поступить с любым человеком, фамилия которого отличалась от его собственной. Потемневшая аура волшебника, его холодный, надменный взгляд — он словно на время позаимствовал их у самого Иллуми. — Умоляю, Хисока, он же меня… — Вот как? Умоляешь? — усмехнулся фокусник едко. — Не пойми неправильно, лично я весьма лоялен к любым фетишам, даже к таким, которые у большинства людей вызывают рвотные позывы, многие из них я испытал на себе неоднократно. На самом деле я и в инцесте не вижу ничего криминального, если только он не приводит к противоестественной беременности, которая производит на свет больных уродцев. На мой взгляд, никакое сексуальное пристрастие не может быть плохим, если приносит удовольствие всем участникам. Но знаешь, что отличает нас от животных? Вовсе не фетиши или богатая эротическая фантазия, — Моро плавно опустился и присел на корточки перед трясущимися парнем на коленях. — Согласие. Без согласия это уже не секс, а примитивное звериное совокупление. Перед тем, как подглядывать, нашего с Иллуми согласия на это ты не получил. Так почему я должен относиться к тебе как к человеку? Разве ты заслужил это? — Хисока вдруг крепко схватил Золдика за короткие волосы, резко придвигая побледневшее лицо к себе ближе. — Чувствуешь себя тупым животным — иди в лес и трахай куниц, но от нашей спальни держи свой стояк подальше, понял меня? — Д-да… — выдавил из себя Миллуки дрожащими губами. — Тебе следует поклоняться мне за то, что я до сих пор не вырвал тебе твой мелкий «подосиновик» вместе с грибницей, — чуть не зарычал Моро с прямой угрозой в золотых глазах. — Плевать я хотел на то, что ты его брат. Только я имею право видеть Иллуми обнажённым и стонущим от удовольствия, равно как и наоборот. Я могу понять нелепую случайность, но если я ещё хоть раз увижу, узнаю или хотя бы заподозрю, что ты подглядывал за нами, я тебя кастрирую и расскажу всей твоей семейке о том, что ты дрочишь на родного брата. Более чем уверен, что они не будут против сделать тебя евнухом, учитывая, что ты не наследник и до твоего сраного потомства никому нет дела, — фокусник с явным отвращением откинул от себя Золдика, что тот плюхнулся назад на спину от неожиданности, но тут же неуклюже попытался встать. — Ты правда не скажешь Иллуми? — затараторил он вслед удаляющемуся от него по коридору Хисоке, поднимаясь с пола. — Будешь должен. Ой как должен. Ради спасения твоей упитанной тушки мне придётся скрывать этот случай от моего любимого, которому я поклялся никогда не врать, — Моро вдруг остановился и обернулся на Миллуки через плечо без тени улыбки. — Ты мне теперь до конца жизни обязан всем, чего мог лишиться, узнай Иллуми правду. И я этот долг с тебя взыщу, будь уверен, — однако моментально избавляясь от мрачного настроя, Хисока с присущей ему простотой пожал плечом и, развернувшись, продолжил следовать своим путём. — А может, просто расскажу обо всём Иллу сразу после нашей свадьбы. Или всё-таки сейчас? Пока не знаю, что я решу. Придётся тебе помучиться в неопределённости, у меня очень переменчивое настроение. — С-спасибо… — Не разговаривай со мной, ты мне омерзителен. Раздражённый до танцующих в глазах чертей фокусник вернулся в спальню и, закрыв за собой, упёрся тяжёлым взглядом в брюнета, сидящего на кровати. — Миллуки, — безразлично констатировал факт тот. — Ты сильно расстроен? — вытаскивая иглу из своего затылка, Хисока подошёл к жениху и сел рядом с ним на край постели, протягивая булавку обратно. — Совсем нет, всё как я и ожидал. Ещё с того раза были подозрения, — в самом деле не выглядя и малость раздосадованным ситуацией, Иллуми забрал из рук жениха своё импровизированное устройство слежения. — К счастью, мои худшие опасения о предрасположенности Миллуки к инцесту не оправдали себя, это был бы позор для всех Золдиков. — И тебя не волнует, в каком виде он тебя застал? — изогнул бровь Моро. — Нет смысла переживать о такой мелочи. Я не потерял авторитет, он всё ещё до смерти меня боится, это главное. — А как же чувство стыда? В отличие от меня, тебе оно присуще в подобных обстоятельствах, — нахмурился Хисока такому простому отношению партнёра. — Мне может быть стыдно лишь перед теми, чьё мнение для меня имеет значение. Что важнее, Миллуки теперь — мой вечный должник, и я смогу бесплатно обращаться к нему за помощью на заданиях. Это окупает то, что он видел, — довольно улыбнулся Иллуми, будто выиграл пожизненный абонемент на любое мороженое в любом заведении. — Мой хладнокровный, расчётливый лягушонок, — не сдержал усмешки фокусник. — Но знай, я не шутил и не играл роль, когда разговаривал с ним. Только я могу видеть тебя таким, ясно? — снова похолодев, Моро аккуратно заправил за ухо ассасина его смоляной локон и будто бы ненавязчиво погладил большим пальцем по щеке. — Если он снова хотя бы рядом с нашей спальней окажется, я выполню данное ему обещание. — Если он снова увидит тебя обнажённым, я сам ему член оторву, клянусь, — резко убирая с лица улыбку, Золдик сжал свою иглу в пальцах с такой силой, что та погнулась. — О, Иллу, ты такой милый, — растроганно заулыбался Хисока. *** Один день до свадьбы. Спокойное, ласковое утро. Несмотря на свою буйную натуру и образ неуравновешенного клоуна-психопата, тщательно слепленный для глаз окружающих, Хисока умел и любил наслаждаться покоем. Даже до тесного сожительства с Иллуми, которому тишина и время наедине с собой были жизненно необходимы, Моро мог часами находиться в одном положении и, прикрыв глаза, просто наслаждаться каким-то особенно умиротворяющим моментом: вдумчиво слушать собственное дыхание, наблюдать размеренное покачивание крон деревьев, осязать мягкие порывы тёплого ветра. Каждый пользователь нэн должен уметь ловить такие моменты, медитировать. Никакие изнурительные тренировки и боевые практики не сравнятся в эффективности с диалогом души и тела, мгновением абсолютной гармонии между аурой и разумом. — Доброе утро, долговязые! — ворвался Киллуа в тихие покои женихов и тут же опешил, очерчивая взглядом странное положение парней: Иллуми лежал почти целиком замотанный в одеяло и полностью придавленный весом всего тела Хисоки, что крепко сжимал брюнета в своих руках и, лишь слегка прикрывшись свободным уголком одеяла, преспокойно спал сверху на ассасине, которого вообще почти невозможно было разглядеть, и только вылезшие из-под одеяла, небрежно раскиданные чёрные локоны выдавали истинное местонахождение старшего сына семьи. Киллуа почесал затылок. — Ты чё, задушить его удумал? Ему ж так дышать нечем совсем. Раздражённо выдохнув, Моро нехотя разлепил глаза и лениво скользнул зрачками к блондину в дверях, напоминая тяжеловесную анаконду, которой потревожил отдых в комфортном тёплом водоёме какой-то маленький надоедливый зверёк. — Иллу так лучше спится, — прохрипел спросонья фокусник, слегка приподнимаясь и заглядывая куда-то в свёрток под собой. — Птицы этой ночью были неспокойные, то и дело будили его своими перекличками. А так ему кажется, будто он спит в земляной яме, — аккуратно сдвинув одеяло, Хисока добрался до взъерошенной тёмной макушки и на ощупь пощекотал кончиком ногтя кожу за ушком брюнета. — Там тоже почти нет воздуха, зато есть гарантии, что никто не потревожит, поэтому ему спокойнее и он реже просыпается. — Неважно, — закатил глаза мальчик очередным странностям старшего брата. — Подъём! Гона посетила просто гениальная идея! — Почему я вынужден слышать это имя первым, как только проснулся? — ворчливо прогундел Иллуми, начиная ворочаться и вынуждая Моро аккуратно свалиться с пробудившегося тела рядом и прикрыться получше. — Сладко спал? — заулыбался умилённо Хисока, когда большие тёмные глаза выглянули из-за краешка одеяла, так и не обнажившего всего остального лица. — Да, больше ни разу за ночь не проснулся. Спасибо, — ассасин позволил жениху ещё немного приспустить пальцем ткань одеяла и ласково поцеловать себя в губы. — В таком случае доброго утра, — умаслил слух брюнета бархатный шёлк голоса в полтона. — Хорош нежиться, натягивайте плавки! — прикрикнул Киллуа в попытке привлечь к себе внимание вновь, сбивая с милующихся романтичный настрой. — Пока на улице стоит такая невыносимая жара, самое время воспользоваться вашим озером по назначению. Недовольный таким сумбурным пробуждением Иллуми выполз из своего укрытия и приподнялся на локтях полусидя, строго оглядывая наследника семьи. — Кил, сколько мне ещё раз повторить, чтобы ты не врывался ко мне в спальню с ноги? Ты же понимаешь, что мы здесь можем не просто лежать в обнимку. — Сейчас же утро, — склонил Киллуа голову в недоумении. — Ох, эта детская невинность… — усмехнулся Моро. — Думаешь, что по утрам мы этим заниматься не можем? — Иллуми и сам чуть было не дрогнул уголками губ наивности брата. — Чё, прям с утра пораньше? — скривился тот. — Тут нечего осуждать, — негодующе приподнял бровь такой реакции старший Золдик. — Этим можно заниматься всегда, когда есть возможность и взаимное желание. — А с твоим братцем у меня всегда есть такое желание, это называется «страсть», — заулыбался Хисока ехидно, вновь обвивая руками талию брюнета и прижимаясь ближе под одеялом. — К тому же, малыш Киллуа, ты уже и сам наверняка знаешь, что по утрам определённая часть тела у парней приходит в боевую готовность сама по себе и порой даже быстрее, чем голова начинает работать. — Хисока, будь добр, не тычься этой частью тела в меня, пока я разговариваю с братом, — поелозил ассасин в принудительных объятиях, чувствуя бедром чужую эрекцию. — Фу, блин, прекращайте, извращуги. Я и так за последнюю неделю проживания здесь слишком много противных звуков слышал из этой комнаты, — поморщился брезгливо подросток. — Сам ты противный. Прекрасные звуки, — нахмурился обиженно Моро. — Короче, вставайте и погнали купаться, — Киллуа хлопнул несколько раз в ладоши, чтобы поторопить парней. — Вообще-то, идея неплоха, м? — промурлыкал ещё немного сонно на ухо брюнету фокусник. — Всё равно мы уже закончили со всей подготовкой к свадьбе, можно и расслабиться немного. — А завтрак? — поинтересовался Иллуми, хотя и не был голоден. — Всё схвачено, — подмигнул Киллуа, кивая. — Я попросил дворецких накрыть на улице, чтобы совместить приятное с приятным. Вам нужно только спуститься на всё готовенькое. — Командуешь в чужом доме чужими дворецкими? — Ну вы б ещё до полудня дрыхли, чтоб мы голодной смертью померли. Уже десять утра. — Сколько? — тут же взбодрился брюнет и потянулся к телефону на тумбочке, активируя экран. — Ну и ну, — хмыкнул Хисока, заглядывая через плечо ассасина в подсвеченный электронный циферблат, показывающий начало одиннадцатого часа. — Видимо, мы вчера слишком утомились на тренировке. И после неё… — коварно заулыбался он, слегка щипая кожу на бедре жениха. — Заниматься плаванием и другими видами спорта не рекомендуется в течение часа-двух после еды, — Иллуми невозмутимо отложил телефон обратно, игнорируя неоднозначный комментарий и щипок. — Душнила, — закатил глаза Киллуа и, развернувшись, покинул комнату, закрывая за собой дверь. — Что? — запоздало переспросил брюнет, понимая, что не ослышался, и обратился взглядом к Моро. — Что это значит? — У меня не спрашивай, я только недавно узнал, что такое «рофл», — пожал плечом тот без особого интереса. — Бессмыслица, — моргнул недоуменно Иллуми, пытаясь переозвучить в голове незнакомый лексикон. — Это несуществующее слово, не поддающееся морфологическому разбору, у которого нет этимологии. — Гон сказал, что это иноязычная аббревиатура, которая означает шутку. — Зачем придумывать новые слова для обозначения уже существующих? Кто их придумывает? Почему я не могу? — возмутился этой абсурдностью Золдик и вновь взял в руку свой мобильный. — Теперь это нетофел. — Ты же просто сделал анаграмму от слова «телефон», — изогнул бровь Хисока. — Вот именно. Это же не значит, что теперь нужно вносить в словари новое слово. Зачем заниматься ерундой? — Кажется, я понял, что имел в виду Киллуа… *** Солнце неизменно припекало. Вероятно, Иллуми с его бледной кожей охотнее отказался бы от идеи лишний раз выходить на улицу, когда на небе нет ни единого облачка, если бы не отстроенная по желанию Хисоки веранда, где был приемлемый тенёк. Вообще, Моро очень дотошно организовал прибрежную зону: предусмотрел и комфортный спуск в воду, и ведущее к нему покрытие, представленное садовым паркетом светлого оттенка, чтобы не пачкать после купания ноги в песке и глине. Непосредственно в паре метров от берега Моро спланировал небольшую, но комфортную террасу, немного приподнятую над уровнем воды, где они с ассасином обычно и проводили вечера́, сидя рядом на уютной скамейке, напротив которой прямо в полу была бетонная выемка с невысоким каменным ограждением для разведения костра. Там же, чуть поодаль расположились два откидных стула-лежака и столик между ними, где уже как раз успели разлечься Киллуа и Каллуто, прикрывшийся от Солнца полотенцем почти с головы до ног, пока Гон с Аллукой резво плескались в озере. Зено и Миллуки не были фанатами водных развлечений, как и семейного отдыха, поэтому от жары спасались под кондиционером в доме, а вот глава семьи с супругой, на пару попивая огуречную воду, без особой радости занимали диванчик на веранде, где был подан завтрак, и, судя их по обыденному одеянию, определённо не собирались присоединяться к ребяческому веселью, из-за чего возникал вопрос, что их вообще здесь держит в таком случае. Подстрекаемый Хисокой Иллуми хоть и надел плавки, но тоже сначала собирался присоединиться к родителям, позавтракать и просто насладиться каким-нибудь прохладным коктейлем в спокойной обстановке, однако едва успел выйти из дома на территорию заднего двора, тут же был подхвачен идущим позади фокусником на руки. Брюнет в первые мгновения даже растерялся, инстинктивно оборачиваясь по сторонам в попытке обнаружить, от кого они бегут, а когда жених, ехидно посмеиваясь, завис в прыжке над водой, продолжая крепко держать в руках убийцу, было уже поздно отнекиваться. Да и не то чтобы брюнет был так уж против. Раздался оглушительный всплеск воды, окропившей брызгами купающихся подростков, и Гон весело рассмеялся такому нетипичному поведению хладнокровных убийц, глядя на эпицентр, расходящийся по воде частыми кругами. — Мог бы предупредить, — вынырнув, бесстрастно отозвался манипулятор, зачёсывая назад мокрые волосы, спадающие на лицо, и едва заметно усмехаясь при виде довольной широкой улыбки Хисоки, глаза которого тоже застилали промокшие розовые патлы. — Тогда было бы не так забавно, — Моро подплыл поближе и аккуратно подхватил в воде Иллуми под бёдра, ненавязчиво скрещивая его ноги у себя за спиной на пояснице для опоры и ласково разглядывая строгие черты лица брюнета. — Лягушонок, — констатировал факт фокусник, расплываясь в умилённой улыбке, когда Золдик приобнял его в ответ за шею, слегка прижимаясь. — Тебе не надоела такая жизнь? — задумчиво спросил брюнет, касаясь носом чужой щеки и умиротворённо прикрывая глаза, пока Хисока плавно покачивался вместе с ним под водой, будто танцевал в невесомости. — Волнуешься, что мне будет скучно в браке? — понимающе выдохнул в смешке Моро, поглаживая повисшего на нём Иллуми по спине. — Не переживай, я всегда в состоянии обеспечить себе развлечение. Ты ведь меня не держишь на привязи. Если я заскучаю, то найду, где и чем заняться, как это было всегда. В конце концов, за последний год я ни разу не испытывал связанных с этим неудобств. Разве что во время твоей затяжной командировки, но, как мне помнится, ты обещал больше не отлучаться так надолго, так что, надеюсь, не заставишь меня снова прозябать здесь без дела несколько месяцев. Я к этому не приспособлен. Удовлетворившись таким ответом, Золдик кивнул, оставил мягкий поцелуй на шее волшебника и уложил голову ему на плечо, наслаждаясь ощущением прохладной воды, бережно омывающей тело, и тёплых рук, продолжающих заботливо укачивать в своей колыбели. Даже резвые крики и смех подростков, что были чуть в стороне, не раздражали и почти не привлекали рассеянное внимание. Словно так всё быть и должно. И в какой-то момент Иллуми понял для себя, что часто испытывает такое ранее незнакомое уравновешенное спокойствие именно рядом с Хисокой, особенно в последнее время. Тот будто сам по себе стал спокойнее и рассудительнее, больше не срывался с места ни с того ни с сего в поисках сражений, словно потерял к ним былой интерес, тогда как в первые месяцы отношений почти каждую неделю куда-то уезжал, сбегая от рутинной скуки. Во многих смыслах это был уже не тот Хисока, которого знал Золдик полтора года назад, но почему-то от этого не было грустно или тоскливо. Напротив, это давало слабую надежду на то, что однажды они будут жить здесь тихой, мирной жизнью, о которой Иллуми всегда тайком мечтал, но не смел и просить. Мечта о жизни, где никого больше не нужно будет убивать, где не понадобится регулярно травить себя, чтобы поддерживать толерантность к ядам, где можно будет смело забыть, как вообще использовать нэн. Запретная, но такая притягательная обычная жизнь. Именно сейчас эта мечта казалась ассасину реальнее, чем когда-либо: просыпаться в тёплых объятиях, смотреть телевизор, читать, купаться в озере, играть в настольные игры как нормальные люди без мрачной подноготной, как самая обычная женатая пара без травмирующего прошлого. Возможно, они когда-нибудь всё-таки заведут питомца, а может даже и… — Идём в тенёк, а то сгорим, — прервал воображаемую идиллию Хисока через какое-то время и, развернувшись, зашагал к берегу, так и не выпуская Иллуми из объятий. — Я могу идти сам, — слегка поворачивая голову, вяло возмутился тот чужими руками, до сих пор поддерживающими бёдра и не дающими встать на ноги. — Хочу ещё немного подержать тебя на ручках, — проворковал Моро, любовно потеревшись носом о щёку брюнета, который, для вида что-то ворчливо фыркнув, снова уткнулся в шею жениха, чтобы скрыть от родственников зарумянившиеся щёки. — Милый Иллуми, а… — вновь заговорил Хисока, уже почти покинув воду, когда зацепился взглядом за Аллуку и Гона. Те, накупавшись, тоже решили немного погреться на Солнце и поднялись на террасу. Фокусник ещё пару секунд прикидывал что-то в голове, пытаясь проанализировать увиденное, но в конце концов осторожно продолжил мысль. — …а Аллука, выходит, вовсе и не сестрица тебе?.. — О, ну, да. Аллука — мой брат, — буднично пожал плечом ассасин. — Забыл тебе рассказать. — Забыл?.. — выдавил из себя неловкий смешок Моро, выходя на берег и отрывая поражённый взгляд от хлипкого, однозначно мальчишеского тела, почти не сокрытого одеждой кроме неуместного ни сверху, ни снизу девичьего купальника. — Не кажется ли тебе странным, что об этом вообще нужно было рассказывать? Обычно пол человека — довольно очевидная вещь, о которой можно догадаться уж хотя бы по местоимению, если не по внешнему виду, — Хисока вдруг остановился, не доходя до веранды порядка десяти метров, и снова оторопело посмотрел в сторону детей, будто хотел удостовериться в том, что его сдвинутые набекрень мозги действительно верно обработали информацию. — С самого раннего возраста, задолго до полового созревания, Аллука утверждал, что он девочка. Никакие доводы о первичных половых признаках не могли переубедить его в обратном, — вздохнув, Иллуми поелозил и нехотя поднял голову, глядя на младших братьев. — Полагаю, это из-за Наники, живущей в нём. Он закатывал невыносимые истерики каждый раз, когда к нему обращались как к мальчику, и в конце концов родители от этого устали, поэтому согласились называть его дочерью, лишь бы избежать этих капризных криков, — чувствуя на себе взгляды родителей из веранды, Золдик аккуратно похлопал Моро по предплечью, чтобы тот всё-таки поставил его на ноги, и задумчивый фокусник даже не стал спорить, послушно отпуская жениха. — Прошло уже так много времени, и мы все к этому так привыкли, что иногда я и сам забываю о том, какого Аллука на самом деле пола. — Судя по всему, я здесь единственный, кто не был в курсе, — заметил Хисока вполне себе обыкновенное поведение Гона, сидящего с Аллукой рядом на одном лежаке, который великодушно освободил им Киллуа, утащивший за собой в озеро Каллуто, всё пытающегося хоть как-то прикрыть свою непривычную наготу. — Кстати, об этом… — нахмурился брюнет, не заметивший этого раньше. Наследник тем временем уже настолько привык находиться рядом с эксцентричными хозяевами дома, жить и есть с ними бок о бок, что почти перестал обращать на них внимание. Вот и сейчас Киллуа скорее был увлечён тем, чтобы посильнее обрызгать возмущённого младшего брата, делающего вид, будто его принудили отдыхать, загорать и купаться. — Киллуа, прекрати этот детский сад! — вспылил Каллуто, жмурясь и закрываясь руками от всплесков воды. — Дурак! — Эй, откуда наглости набрался старшего брата дураком называть? — засмеялся блондин и, замахнувшись, шлёпнул ладонями о воду с такой силы, что капли долетели до самого берега. — А тебе как совести хватает задирать младшего? — смирился со своей участью промокший до нитки мальчик, упрямо застыв на месте по пояс в воде с недовольным лицом. — У нас в семье дедовщина, смирись. — Я слышал, что у тебя были проблемы с Рёданом. В таком случае тебе теперь следует бояться и меня, — сверкнул Каллуто угрожающей улыбкой. — О нет, помогите! Он сейчас закидает меня своими бумажками! Щас обделаюсь от страха, — заливисто рассмеялся наследник, снова плескаясь водой в брата. — Хорош зануду пародировать. Не отказывай себе в удовольствии побаловаться, тут все свои. — Ага, «свои», — угрюмо насупился младший Золдик, терпеливо прикрывая глаза, чтобы в них не попали брызги. — Особенно этот клоун и твой дурной Гон… — Эй! Офигел?! — Киллу, подойди, пожалуйста, — прикрикнул Иллуми издали, чтобы увлечённый наследник его услышал. — Чего тебе? — отозвался тот так же громко, но покидать озеро не спешил, понадеявшись услышать продолжение отсюда. Однако брюнет только стоял и молчал, пока Моро позади него заботливо вытирал его длинные волосы полотенцем с довольным видом. — Блин, ну чего? Обязательно прям подходить? У меня тут важные дела, — хихикнул подросток и в очередной раз размашисто черпнул ладонью воду в сторону Каллуто, который тихо пытался прокрасться к берегу, но Иллуми не шевельнул и пальцем и остался ждать на месте, словно вовсе не слышал Киллуа. — Блин, вот вредная семейка… — вздохнул мальчик и нехотя поплёлся к двум женихам. — Ты, кажется, говорил, что Гон с Аллукой сблизились, — заговорил отстранённо брюнет, стоило Киллуа только подойти ближе, чем на два метра. — Ну да, — безразлично пожал плечами тот, останавливаясь напротив. — Позволь спросить, насколько сильно? — чуть не прошипел сквозь зубы Иллуми, недвусмысленно намекнув на всю серьёзность своего вопроса крепко сжатыми челюстями. — Не, ты чё, не было ничего такого. Рано ей ещё, — замахал руками Киллуа, в недоумении глядя на брата. — Малыш, — аккуратно вклинился между делом Хисока, целуя манипулятора в плечо. — Не буду вам мешать, пойду на веранду, иначе придётся попрощаться с верхним слоем кожи. Приходи, как закончишь, покушаем. — Хорошо, — холодно кинул в ответ ассасин, даже не обернувшись, впрочем Моро этим не оскорбился и, заботливо накинув полотенце на плечи партнёра, чтобы те не обгорели, непринуждённо зашагал за стол к скучающей семейной паре. — Гон не выглядит удивлённым, — продолжил свой допрос Иллуми, сверля взглядом наследника семьи. — Мы же часто путешествуем, это не первый раз, когда они вместе купаются в водоёме, — изогнул бровь подросток, не понимая причину раздражения брюнета. — Значит, ты рассказал ему? И какой была его реакция? — Удивился, конечно. — И после этого Аллука всё ещё ему нравится? — Почему бы тебе его самого не спросить? Он шафер твоего жениха, — скрестил руки на груди Киллуа. — Если бы я хотел с ним говорить, я бы позвал его, но передо мной стоишь ты. Мальчик глубоко вздохнул, набираясь терпения. Мало того, что Иллуми в принципе не слишком доброжелательный и учтивый собеседник, так ещё и накануне свадьбы он стал гораздо раздражительнее, так что злить его лишний раз не хотелось, чтобы случайно не нарваться на конфликт. В глубине души Киллуа даже хотел бы поучиться у Хисоки уметь правильно общаться с таким непроходимым упрямцем и не принимать близко к сердцу некоторые его особенно резкие слова, однако ещё больше он не хотел спрашивать у Хисоки каких-либо советов когда бы то ни было. Не лучший советник. — Гон свободен от предрассудков. Аллука ему, в первую очередь, нравится как человек, — начал Киллуа вновь спокойным тоном. — Он же прост, как две педали, он даже не думал о том, что её биологический пол может быть чему-то помехой. Ну мальчик и мальчик. У них дальше поцелуев в щёку ничего не заходило, для этого пол не так уж и важен. — Ты чего-то недоговариваешь мне, Кил, — подозрительно сощурился манипулятор. — Снова появились от меня секреты насчёт Аллуки? Я полагал, что этот наш конфликт исчерпан. — Не то чтобы это был секрет… — блондин непричастно увёл глаза в сторону. — Это просто её слова, она ещё маленькая, чтобы говорить о таком всерьёз… — Киллуа, — ледяной тон прервал череду оправданий, и мальчик нахмурился, поджимая губы. — Она попросила меня об одном желании для Наники, — аккуратно начал издалека наследник, пытаясь подобрать слова. — Аллука не может воспользоваться её силой сама, нужен другой человек, который будет загадывать. — Что за желание? Напряжённо выпустив воздух из лёгких, Киллуа обернулся на террасу. Гон увлечённо о чём-то без остановки рассказывал Аллуке, а та не менее увлечённо слушала. Изредка встречаясь взглядами, они неловко отводили глаза, хихикая, и скромно переплетались пальцами ладоней, лежащими между ними. — Она попросила приказать Нанике сделать Аллуку девушкой биологически, — выпалил на одном дыхании Киллуа, готовясь отражать последующие нападки брата. — Нет, — совершенно пресным тоном отозвался манипулятор, будто пытался ответить на эту просьбу вместо Киллуа или опровергал сам факт того, что эта просьба в принципе была. — Это не из-за Гона, если что. И мы договорились, что дождёмся её совершеннолетия, чтобы она к этому времени всё взвесила и… — Я сказал — нет. — Это не тебе решать, — твёрдо настоял наследник, выпячивая грудь. — А кому? Аллуке, который полжизни провёл в заточении и теперь находится на уровне развития в лучшем случае десятилетнего ребёнка? — наклонил голову вбок Иллуми, приподнимая брови надменно. — Одно дело — детская прихоть зваться девочкой, имея член между ног. Совсем другое — надругаться над природой и стать девочкой в самом деле. Аллука считает, что секс — это массаж, о какой смене пола может в принципе идти речь? На секунду Киллуа показалось, что он вполне отчётливо слышит насмешливую издёвку в равнодушном голосе брюнета, и хоть лицо его не изменилось ни капли, мальчик был уверен, что не ослышался. — Ты лучше других знаешь, каково это, когда всю жизнь всё решают за тебя. Ты сам недавно вырвался из оков наших родителей. Не надевай на Аллуку свои, — решил наследник ударить по больному. — Я всё ей расскажу до её совершеннолетия, обо всех нюансах. Если после этого она не передумает, я прикажу Нанике сделать Аллуку девушкой, и ты не сможешь этому помешать. Как и не сможешь помешать им с Гоном встречаться, если они захотят, — осмелел Киллуа в конце концов, и непробиваемая маска его брата дала трещину: в бесстрастных глазах блеснул гнев, а брови хмуро сдвинулись к переносице. — Ты не в каждой бочке затычка. Это не твой выбор. — Я скорее вскрою себе глотку, чем стану звать Гона членом нашей семьи, — категорично твёрдо заявил Иллуми, и блондин понурился, опуская плечи. Конечно, он не ожидал от брата положительной реакции и даже принял для себя такой исход, что Иллуми никогда не станет мягче по отношению к Гону, но всё равно было слишком больно слышать о том, что презрение к Фриксу для Иллуми перевешивает ценность собственной жизни. — А вот это уже твой выбор, — тихо кинул он напоследок и развернулся, желая поскорее сбежать от дальнейшего разговора. Несколько секунд Иллуми смотрел вслед, провожая Киллуа отрешённым взглядом, и физически ощущал, как постепенно выходит из себя, как терпение и сдержанность капля за каплей смываются яростью. Сердце зашлось от внутренней злобы, брюнет затрясся, стискивая зубы до скрипа, рука сама потянулась за удаляющимся блондином, будто пыталась дотянуться и схватить его, а тело напряглось до такой степени, что готово было в любой момент сорваться с места, подобно стреле, что сорвалась с натянутой тетивы.       Я потерял бдительность, стал слишком много ему позволять.       Он начал пользоваться моей мягкотелостью.       Всё из-за Хисоки и этих глупых отношений.       Великодушие, сострадание, доброта, способность любить — бесполезные качества для убийцы.       Мне необходимо от них избавиться.       Нужно избавиться от Хисоки, и всё встанет на свои места. Скривившись, ассасин испуганно одёрнул вытянутую руку и страдальчески застонал едва слышно, потирая лоб дрожащими пальцами словно от нестерпимой мигрени. Моро, краем глаза наблюдавший за женихом со стороны, обождав несколько секунд, решил в конце концов оторваться от завтрака и подойти к нему сам, раз тот не сдвигается с места, но вдруг Иллуми слепо попятился назад и, агрессивно что-то рыкнув и скидывая с плеч полотенце, спешно зашагал в дом прежде, чем фокусник успел подойти и заговорить. — Малыш, постой… — только и успел сказать вдогонку Хисока, растерявшись. Часто дыша и судорожно хватаясь за голову чуть ли не до вырванных волос, Иллуми ввалился в дом, на полном ходу врезаясь в подставку для зонтов и снося её с ножек.       Нужно подчинить Киллуа, снова вонзить в него иглу, да поглубже.       Малолетний неблагодарный подонок. Истинный сын своего отца.       Я НЕ ОТПУЩУ ЕГО.       Киллуа принадлежит мне.       Чёртов избалованный выродок.       БУДЬ ОН ПРОКЛЯТ. — Хватит… — измученно прошептал себе Иллуми на выдохе, прикрыв глаза и устало оперевшись плечом о стену прихожей.       Я уничтожу всех, кто его окружает.       Убью Гона.       МОЁ.       В этом мире ни на кого нельзя полагаться.       Разочарование.       Почему они не слушают меня?       СЛУШАЙТЕ МЕНЯ.       Убью.       ПОВИНУЙТЕСЬ.       Убью их.       СЛУШАЙТЕ МЕНЯ.       Всех убью. Каждого.       ДЕЛАЙТЕ, ЧТО Я ВАМ ГОВОРЮ. — Луми, любовь моя, что случилось? — зашёл следом озадаченный Хисока и оглядел понурую фигуру ассасина со спины, но тот лишь тяжело, прерывисто дышал, не говоря ни слова. — Иллуми? Фокусник подошёл поближе к Золдику и аккуратно уложил ладонь ему между лопаток в попытке привлечь внимание, но брюнета от этого ненавязчивого прикосновения тряхнуло так, словно от удара током. Перехватив конечность Моро позади себя за запястье и на чистых рефлексах занося руку, убийца упёрся острыми когтями прямо в сонную артерию Хисоки и, вероятно, если бы не безукоризненная реакция последнего и крепкий хват его пальцев, снёс бы голову с плеч. — Не трогай меня сейчас, — раздражённо процедил Иллуми, фокусируя бешеный взгляд на ласковой улыбке напротив. — Ну-ну, тише, сладкий, — Моро приподнял украшенное голубоватыми венами запястье Золдика, не слишком пытаясь освободить собственное, и нежно прижался щекой к его ладони, расслабленно прикрывая глаза. — Мой милый. Невольно успокаиваясь, брюнет через силу заставил себя отпустить руку любовника и попытался восстановить сбившееся дыхание, стараясь не отводить глаз от лица Хисоки. Ощущение его тёплой и мягкой кожи на ладони немного отрезвляло и будто бы даже отпугивало неприятные и мерзкие мысли. Как бы ни был зол ассасин, как бы деструктивно ни вёл себя, Моро не сторонился его, не боялся и не отвечал на его агрессию встречным гневом. Так было всегда. Это напоминало ожесточённые удары о мягкую перину, дикий крик в успокаивающей тишине леса, разбушевавшееся во время шторма море, безжалостно разбивающее свои волны о спокойный скалистый берег. И это было приятно. — Вот так, — улыбнулся волшебник ещё ярче, замечая перемену настроения, и стал осторожно, словно на пробу, гладить кончиками пальцев сначала предплечья, затем плечи Иллуми, пока тот, потихоньку приходя в чувства, в конечном итоге не позволил заключить себя в бережные объятия. — Буду трогать тебя, когда захочу, — промурлыкал Моро ему в ухо и чутко поцеловал куда-то в висок. — Можешь ударить меня за это, если хочешь. — Тоже считаешь, что я неправ? — глядя куда-то сквозь пространство спросил отстранённо Золдик, даже не задумавшись воспалённым разумом о том, что Хисока их разговор с Киллуа по большей части и не застал. — Мне плевать, кто прав, — не растерялся тот, утешающе ласково поглаживая любимого по волосам. — Я всегда на твоей стороне, в любом вопросе. — Хорошо, — спокойно выдохнул ассасин, прикрывая глаза и взаимно обнимая фокусника. — Этот ответ меня устроит.