Прежде чем всё разрушится

      Гермиона последний раз проверила содержимое бисерной сумочки, подняла сосредоточенный взгляд на зеркало и в очередной раз испытала удовольствие от того, как теперь выглядела: яркие поглощающие внимание обсидианы так красиво блестели в полумраке комнатки, значительно смягчая острое лицо, сильно исхудавшее за год жизни здесь, что Гермиона не могла насмотреться на себя. Она стала безумно нравиться себе, будто по возвращении важного куска своей души вернула какие-то очертания Тома, от природы выделяющегося идеальным лицом. День ото дня ей приходила мысль, что его магия, ранее заключённая в крестраже, а теперь полностью переплетающаяся с нутром Гермионы, делала какую-то специфическую коррекцию и вытачивала из неё внешний образ и подобие его.       Ей вспомнились времена, когда больше года его магия, приплетающаяся с её, съедала её душу миллиметр за миллиметром, пока сама не озадачилась над тем, как же она становится похожа внешне и внутренне, ломая собственный стержень день за днём и обрастая новыми фактурами личности, ставшими её спутниками вплоть до последнего дня пребывания в девяноста восьмом году — дня, когда в последний раз держала за руку Тома, смотревшего ей в глаза и помнящего абсолютно всё, что было между ними.       Они прощались, но не навсегда.       Том был уверен, что Гермиона точно найдёт способ вернуть всё, что было между ними, хоть и не ставил это важной задачей.       Ему просто хотелось её помнить, как и ей хотелось всё время помнить оттенки их чувств, когда она сходила с ума от бесчувствия и одиночества. Странное ощущение — знать, что испытывал и как это было мощно, но не суметь воспроизвести, будто кто-то силком всё схватил, скомкал, удушил и выбросил, чтобы никогда-никогда мысли не возвращались к сокровенным воспоминаниям.       Это было не только странно, но и страшно. До сих пор было тяжело с этим жить — пережитое сродни кошмару, в который не хотелось возвращаться, и что лучше бы забыла Гермиона, так это период, проведённый здесь без чувств, чем то, что раньше случилось с ней, когда Том был рядом всегда.       Гермиона сделала шаг от зеркала, одновременно хватая простенький гребень с туалетного столика, быстро собрала каштановые кудри на макушке, туго завязала и вставила украшение.       Теперь она готова к очередному ночному рейду.       Признаться, за четыре дня они нравились ей, и сегодня наступил пятый, который в этот раз должен был состояться в компании Фрэнка и Джонатана.       Они встречались ровно в полночь в прихожей, Том смотрел на собравшиеся группы, коротко напоминал о предстоящих на эту ночь целях, и все молча и самоуверенно расходились по своим заданиям. Как и во все предыдущие разы, Гермиона спустилась вниз одной из первых, спокойно накинула на себя приталенную мантию, доходящую лишь до колена, призывно кивнула Августусу, который невербально наложил на неё ряд маскировочных чар, для чужого взгляда превращая её в размытую тень без каких-либо внятных очертаний, пока она крутилась вокруг себя.       Когда последним явился Антонин, разминая пальцы в кожаных перчатках и внимательно осматривая собравшихся, Том заговорил:       — Адам и Август очерчивают юго-западную границу столько, сколько это возможно, до первого предрассветного проблеска. Антонин и Нагини, продолжаете заниматься коридором трансгрессии и разработкой тайных зон для отступления согласно разработанному плану на карте, и не забудьте навестить старого друга в Лютном, который кое-что обещал мне, — он выразительно посмотрел на Антонина, получая короткий кивок, а затем бросил взгляд на скучковавшихся Джонатана, Фрэнка и Гермиону, смазанных маскирующими чарами даже при свете прихожей. — Сегодня вы должны покончить с центральной частью города.       Они одновременно кивнули, но то, что их силуэты неприметны и размыты, из-за чего даже Том не в силах уловить их жесты, первым сообразил Джонатан, потому вскоре согласно промычал.       Все были настолько полны решимости, что недавняя новость о погибшем в огне Брюсселе никого не ввела в отчаяние, а скорее наоборот заставила ещё твёрже и увереннее двигаться к цели. Даже Адам храбрился и больше не смел поддаваться переживаниям за то, что с ними может что-то произойти. Очевидно, родные земли, знание местности и сплочённая команда очень благоприятно влияли на него, и ещё Гермиона подозревала, что налаживающиеся отношения с семьёй очень хорошо способствовали его настроению: он больше не цеплялся к ней по любому пустяку, когда на последний раз она уже решила, что треснет ему по морде, если ещё раз услышит что-то ядовитое в свой адрес.       За несколько дней Гермиона поняла, как все очень хорошо умеют действовать в команде сплочённо. Первый раз её рейд выпал на восточную границу с Августусом. Оказывается, Руквуд владел настолько потрясающим уровнем маскировочных чар, что блокада, которую они воздвигали невидимой стеной по незримой границе на расстоянии сотни миль к северу, даже самой Гермионе являлась неощутимой: тот так умело скрыл действие магии, что, даже зная о ней, с трудом улавливались её колебания. За несколько часов перемещений на границе Гермиона не только вспоминала и вкладывала все свои навыки защиты на местность, но и параллельно слушала лекцию о некоторых видах скрывающих чар, пополняя знания от получившего уже неплохой опыт в этой области Августуса.       Второй рейд пришёлся на то, чтобы совместно с Джонатаном очертить границу защиты в разных районах города и нанести эти области на карту, чтобы в дальнейшем в другие рейды можно было продолжать устанавливать огромную блокаду над самим городом, протягивая защиту с дальних границ ближе к центру. Гермиона удивлялась тому, как талантливо Джонатан даже без палочки нащупывал в воздухе влияние магии и её границу, а затем ловко кончиком древка подхватывал невидимую пелену волшебства откуда-то с линии горизонта и накрывающим куполом протягивал до точки над их головами и дальше, будто навешивая над ними огромный бархатный шатёр. Гермиона цепляла невидимые края пелены вслед за Джонатаном, а когда они переходили в другой район города, то по пути пытала вопросами о том, как ему удаётся распознавать все магические барьеры, на что получала сначала хмыканье и покачивание головой, а после поняла, что докучающим признанием его умения вызывает в нём смущение.       Наконец ближе к рассвету он дал ей несколько полезных советов, которые помогли бы развить ей чутьё, и Гермиона даже слегла расстроилась тому, что подобное умение заключает в себе то, чего ей так не хватало с самого детства: природа наделила её рациональным мышлением, способным анализировать информацию досконально, но оставила без интуитивной чувствительности для сбора тех данных, которые могли быть улавливаемыми только изумительным уровнем восприимчивости чувств, каким обладал её напарник, с лёгкостью цепляя магическую пелену, умело замаскированную Руквудом.       В третью ночь они делали то же самое, что и в четвёртую, когда к ним присоединился Фрэнк, помогая свести всю защитную пелену к единому центру. Четвёртую ночь навык Джонатана уже не требовался — над их головами практически всё небо было застлано невидимым куполом, в который Том и Юджин вторую ночь с центра, а Адам и Августус с границ пускали заклинания, будто вшивая разнообразными пёстрыми нитями огонь, к прикосновению чужой магии которые должны вспыхнуть адским заревом и не поглощать город в столбах пламени, а наоборот отталкивать своими кошмарными языками любого, кто посмеет напасть или воздвигнуть связующий барьер над Лондоном и прилегающими к нему огромными территориями.       Сегодня они должны были закончить работать над центральной частью города, возвышая магический шатёр до максимума над головами, пока Антонин и Нагини работали в разных секторах вверенной им территории, преимущественно в магических районах, создавая коридоры трансгрессии и защитные зоны для эвакуации, которыми и без них занимались авроры из Министерства. Но Том настоял на том, что у них должны быть свои безопасные места, в которых они смогут встретиться, если катастрофа окажется неминуемой и придётся отступать.       С нападением на Брюссель настроение магической Британии, в особенности членов Визенгамота и самого министра магии значительно изменилось: теперь они воспринимали это как неизбежную войну и неоспоримый повод бросить все силы на то, чтобы обезопасить не только столицу и прилегающие к ней территории, но и в целом границы государства. Маги из международной конфедерации за неделю провели столько совещаний и встреч, посвящённых переговорам, в некоторых случаях крайне напряжённым, что это мгновенно коснулось даже магловских премьеров. Всем необходимо было действовать сообща, и прекрасные политические отношения министра Спенсер-Муна с господином Черчиллем были как нельзя кстати — магловская часть Британии до последнего сдерживала свои войска и не стремилась развивать войну, в которую уже успели ввязаться страны восточной Европы.       Их главной задачей оставалось защитить свои границы, покончить по возможности с зачинщиком всех ужасов, тем самым сбросив напряжение между государствами, а дальше всё залечит время и желание жить в мире и процветающем будущем.       В это верил каждый из них. В это верила Гермиона, зная, что война на личном противостоянии решает весь исход, пока толпы вооружённых сражаются, нападая или защищая то, за что они борются.       Всю неделю Том грузно размышлял о том, как поступит Гриндевальд и как добраться до него. Больше всего его беспокоило то, что у них нет никакого преимущества, разве что уповать на непобедимую палочку Дамблдора, которая однажды, выходит, всё-таки подвела предыдущего своего владельца в знаменитой дуэли. Загадка этого дара смерти была слишком размытой, чтобы её правильно разгадать, иначе каким образом палочка предала своего владельца? Распознала противника более сильным и присягнула ему?       Том ни черта не понимал в отношении палочек, как и сама Гермиона. Когда он высказал свои мысли на этот счёт, остальные принялись выискивать хоть какую-то информацию, Джонатан и Антонин переговорили с мастером волшебных палочек, но это не отвечало на их вопрос. В конце концов, может быть, палочка Гриндевальду досталась хитрым путём и потому она не столько не слушалась нового владельца, сколько хотела бы слушаться более сильного мага, в сражение с которым вступила? Даже сказка о трёх братьях говорила, как Смерть легко забрала жизнь старшего, когда непобедимую палочку просто выкрали и пустили ею кровь владельцу.       Выходит, Бузинная палочка не такой уж и надёжный вариант.       И Том каждый раз повторял остальным свои опасения, с которыми соглашалось большинство: они не могут рассчитывать только на Дамблдора и только на преданность и силу его палочки. Если это не сработает, то им придётся только убегать: каждый из них, даже Том, не был настолько самоуверен, чтобы полагать, что сможет противостоять Гриндевальду. Могла помочь только случайность, но полагаться на такой вариант было ещё хуже, чем на Бузинную палочку.       Нужно было что-то другое и более надёжное.       Идея — собрать все три дара и вручить их Дамблдору в ожидании, что это сделает его неукротимым хозяином Смерти — посещала каждого поочерёдно. Сначала о ней достаточно завуалированно высказался Джонатан, затем, пожимая плечами, проговорился Адам. Гермиона сама задумывалась об этом и поддержала слова Розье, рассуждая так, что это хоть и не самый надёжный вариант, как та же Бузинная палочка, но шансы увеличивались, и если это тоже не сработает, то вряд ли они что-то теряют.       — Я теряю бессмертие, — стискивая челюсти, отозвался Том; его голос прозвучал достаточно невинно, чтобы осознание его слов быстро ворвалось им в разум.       — Возможно и так, — спустя долгую паузу первым заговорил Джонатан, пристально глядя в тёмные глаза друга. — Однако не только дар смерти освобождаешь от тёмной магии, но и кое-что обретаешь взамен.       В тот момент Гермиона отвлеклась от рассматривания высокого стеллажа с книгами и резко бросила внимательный взгляд сначала на Джонатана, затем на Тома, который лишь на миг посмотрел на неё в ответ и быстро отвёл взор.       Тогда он ничего не ответил, но Гермиона догадалась, что оба уже успели поговорить насчёт того, как вернуть Тому воспоминания. Похоже, даже пришли к достаточно убедительным умозаключениям, которые решили бы эту проблему.       И с тех пор Гермиона сама стала разбираться в этом вопросе, проводя аналогию с собой: с частью её души, которая влюбилась и переплелась с магией Тома, а после была заточена в кольцо, но по возвращении из вместилища вернула всё то, что ранее принадлежало ей. Гермиона была живым примером того, как работает душа и вложенные в неё качества и чувства, а это значит: чтобы вернуть Тому свои воспоминания, нужно всего лишь вернуть ему часть души из диадемы.       Другой момент заключался в том, что провести ритуал раскаяния на конкретную часть души не получится — это разобьёт все крестражи Тома, без исключения, а значит, сделает его полностью смертным.       И после того диалога Гермиона поняла, что Том и Джонатан точно нашли ответ о воспоминаниях, но, судя по всему, в выборе возвращения воспоминаний и сохранения бессмертия Том придерживался последнего.       Осознавать это... было вполне болезненно.       Однако Гермиона пыталась думать об этом рационально и тут же вспомнила бесчувственную себя — такую, которая забыла обо всех проявлениях тепла и многое считала бессмысленным и никчёмным. Возможно, Том был хуже неё — у неё всего лишь был один крестраж, а у Тома их уже пять. Более того, в пятом — в диадеме — были собраны все возможные чувства тепла, привязанности, сострадания и самое важное — с ним связаны воспоминания.       А может быть, Гермиона зря утешалась этим.       По меньшей мере, ей не хотелось давить на Тома — она была уверена, что этот выбор он должен сделать сам и, может быть, не сейчас, но когда-нибудь примет окончательное решение, о котором она обязательно попросит поставить её в известность.       Зачем? Чтобы не мучить себя ложными ожиданиями и неоправданными надеждами. Просто сейчас ещё не всё потеряно, не так ли?       Гермиона шумно вздохнула, выбрасывая скоротечные мысли, и мигом направилась за вышедшими на улицу Фрэнком и Джонатаном. В отличие от остальных она могла прекрасно различить их, будто они были связаны внутри собственного круга, который оставался размытым для других. Оба молча дождались, когда она прикоснётся к ним, и в следующую секунду их выплюнуло на какую-то узкую улочку магловского сектора центральной части города.       Здесь были небольшие каменные дома, обвешанные ветвями ещё не созревшего плюща, который с приходом весны явно украсит весь фасад бледных стен. В центральном районе не было не только снега, но даже луж — улочки серые и влажные, но аккуратно тянущиеся бесконечной сетью в разные стороны, по меньшей мере, на милю.       Это был спальный район шумного центра. С наступлением полуночи почти нигде не горел свет, поэтому трое, находясь под надёжными чарами, спокойно пересекли улицу, вышли к другой, прошли и её, а затем остановились возле двухэтажной постройки, оставившей после себя массивные руины.       — Думаю, лучше места сейчас не найдём, — тихо произнёс Джонатан, внимательно разглядывая каменные развалины, наполовину укрытые оголёнными ветками ивы.       Фрэнк пошёл первым, сразу же обогнул постройку с левой стороны и скрылся в темноте, сотканной из безлунной ночи и густого ряда спящих деревьев. Гермиона не решилась идти за ним, ожидая какого-то сигнала или хотя бы того, куда направится Джонатан, чтобы последовать за ним. Однако, немного задрав голову, он молча смотрел на разрушенную кровлю, стремящуюся к небу.       Спустя полминуты в густой тишине, куда не проникал даже ветер, Гермиона услышала шум воды — кажется, рядом протекала река, какой-нибудь малюсенький болотистый приток Темзы.       Некоторое время спустя, пока она прислушивалась к журчанию воды, наконец-то раздался шум сверху, и чёрный силуэт показался на краю крыши.       — Там заводь, забирайтесь, — в полтона позвал Фрэнк.       Джонатан первым направился к левой части постройки, Гермиона пошла за ним и быстро потеряла из виду, потому ориентировалась только на раздающийся где-то впереди шум: они оказались возле другого конца здания, где росли высокие болотистые кустарники, сквозь которые почти ничего не было видно, хотя те были ещё голыми. Джонатан взобрался по выступающему фасаду достаточно легко. Гермиона проследила за ним, отмечая, куда он ступает, и приготовилась взбираться, когда увидела его силуэт уже на самом верху. Выступающие камни не вызывали никакого опасения: она легко преодолела уровень первого этажа, поравнялась с оконными выемками второго, куда взобралась и тут же осмотрелась по сторонам. Отсюда было не только слышно, но и видно кустистую заводь, а ночь уже не выглядела такой непроницаемой: очевидно, с другой стороны заводи раскинулся горящий в огнях центр и его широкие вымощенные камнем проспекты. Небо из чёрного пятна превратилось в синеющее, и на фоне этого, когда Гермиона снова посмотрела наверх, чтобы окончательно взобраться на крышу, хорошо смогла различить даже светлый оттенок завихрившихся от лёгкого ветра кудрей Джонатана.       Он протянул ей руку и рывком помог ступить на крышу.       — Кажется, вчера мы остановились где-то там, — подал голос Фрэнк, указывая куда-то вдаль, где стояла непроглядная темень спальных районов.       — Вон там уже ощущается множество защитных чар, — указывая правее, отозвался Джонатан.       Гермиона мысленно очертила примерные границы воссозданного над городом защитного купола, пронзённого рядом мощнейших заклинаний, и выставила перед собой ладони в одной руке с палочкой, готовясь нащупать нужное место, откуда нужно продолжить колдовать.       Некоторое время она не могла сосредоточиться, выискивая нужную грань, — отвлекали шум воды, трепыхание веток, пока вовсе за спиной не раздался глухой хлопок чьего-то окна, из-за чего Гермиона резко вздрогнула и обернулась. И только когда Джонатан первым подцепил невидимую пелену, на несколько мгновений предавая ей светлое сияние, чтобы его смогли разглядеть другие, у Гермионы получилось сконцентрироваться на задании, и она увлечённо начала разделять землю и небо, спустя минут пять различая, как где-то вдалеке врезаются едва заметные вспышки магии — похоже Том и Юджин были совсем где-то рядом.       Гермиона внимательно наблюдала за тем, как вдалеке в небо вплетается красивая магия, сверкающая подобно пламенным искрам, исходящим от жаркого камина, но вскоре полностью погрузилась в своё дело, рисуя тяжёлую пелену наравне с Фрэнком и Джонатаном. Где-то посреди ночи они закончили завязывать в центральной точке узел из магии, скрепляющей всю невидимую мощную пелену чар с самого начала границ, раскинувшихся за много-много миль от города.       Небо потихоньку начало расцветать, готовясь к вторжению неясного дня, когда трое перешли к вплетению защитных чар, чем не первый день занимались остальные. Похоже, сегодня действительно последняя ночь, когда они выбираются в город, чтобы поставить защитное поле.       Гермиона так сильно увлеклась волшебством, что на фоне светлеющего неба солнечные искры не казались ей чем-то странным, пока их не стало так много, что ей пришлось отвлечься, замирая, а затем сделать неуверенный шаг по крыше в сторону раскинувшейся болотной заводи, над которой уже поднялся утренний туман.       — Что за..?       Она не смогла договорить, ошеломлённо наблюдая за тем, как едва заметные мерцающие искры, палящие неоновым жёлтым сиянием, подобно паразитам, проникают в плотную пелену магии и подсвечивают пламенный настил, не за одну ночь воссозданный ими.       То, как с ней поравнялись такие же ошеломлённые и неотрывно наблюдающие за небом Фрэнк и Джонатан, Гермиона ощутила только тогда, когда их мантии коснулись её.       — Что происходит? Так и должно быть? — спросил Фрэнк, и в тишине, ставшей неестественной на фоне красочной картины в воздухе, где пёстрые жёлтые искры увеличивались до всеобъемлющих размеров, его тон прозвучал слишком громко и будто искажённо.       Несколько мгновений они молчали, как вдруг где-то вдалеке начал подниматься раскат грома. Он набирал силу так стремительно, что под ним защитная пелена стала виднее, обнажая связанную магию в пёстрых цветах, и пошла мощной рябью с одной стороны линии горизонта до противоположной. Вскоре неестественный раскат грома оказался настолько оглушающим, что Гермиона ощутила, как под ногами ходит каменная крыша, будто земля готова разверзнуться в этом самом месте, раскалывая два берега пополам.       Фрэнк и Джонатан по обе стороны интуитивно схватили её, в то время как она сама вцепилась в них, стараясь удержать равновесие от пробежавшегося землетрясения.       Не успели они что-то предпринять, даже открыть рот, чтобы что-то выразить, как чужое вторжение магии заставило огромный защитный купол загореться ярким пламенем в центре и стремительно направиться по всей округе к границам, вспыхивая подобно пороху. Гермиона дёрнулась от осознания, что сработали охранные чары и активировали только что законченный распростёртый щит, способный некоторое время защищать их от чужеродной магии. Но это так же значило, что именно сегодня, совсем недавно кто-то начал вторгаться, причём так мощно и безукоризненно, что в первую минуту от этой мысли стали подкашиваться ноги.       На них напали, чёрт подери!       И прежде чем кто-то хоть как-то среагировал, по вспыхнувшему огненному небу пробежалась ещё одна мощная рябь, вызывая ужасающее чувство того, что сейчас этот бесконечный огонь обрушится прямо на голову, а следом раздался такой силы раскат грома, что Гермиона не сдержала ошеломлённый возглас, потонувший под низкими частотами стихии.       Ей стало так страшно при виде нависшего ужаса, будто сама природа и вселенная решили обрушиться, в страшных муках поглотив её никчёмное крошечное существование. Сердце буквально воткнулось в глотку, перебивая любой звук, желавший выскользнуть наружу, чтобы передать ощущение от настигающего кошмара, будто от этого станет легче. Перед глазами всё плыло, пока землю знобило от дрожи, и только нервный, почти неслышный вскрик Джонатана немного привёл в чувство и вывел из парализованного состояния:       — Нет, так не должно быть! Быстро вниз! Кто помнит, где ближайший трансгрессионный коридор?!       — У меня есть карта! — крикнул Фрэнк, уже устремляясь с края крыши на землю.       Гермиона так и не поняла, когда он успел использовать волшебную палочку, чтобы смягчить падение, но когда пришла её очередь, то снова ошеломительным раскатом набирал обороты гром, уже больше похожий на взрыв, и у неё все мысли вылетели из головы, уступая место неподвластному звериному страху. Она забыла заклинание и даже то, что делает, будто это стало бессмысленным, как же сильно хотелось жить и не стать поглощённой адским огнём.       Спустя миг она была поймана Фрэнком, который смягчил её падение взмахом палочки и тут же схватил за плечи, собираясь со всей силы встряхнуть и привести её в чувство. И только когда Гермиона увидела рядом с собой такого же обеспокоенного Джонатана, что-то кричащего ей о том, чтобы она взяла себя в руки и справилась с парализующей её паникой, она резко дёрнулась и крепко сжала свою палочку, прогоняя ужас и цепляясь за самообладание.       — Пламя работает как щит — оно наше! — уверял её Фрэнк, быстро доставая смятый пергамент — копия, доставшаяся вчера от Антонина после очередной его ночной вылазки с Нагини.       Гермиона опасливо задрала голову, убеждаясь, что огненный купол действительно не рушится на землю, а наоборот сдерживает полотном связанной в узлы магии и борется со сторонним вторжением, пока что вплетающимся ослепительно-жёлтыми искрами и рябью устремляющейся волной, от которой по небу раздавался неестественный мощный раскат грома и земля стремилась уйти из-под ног.       — Ближайшая точка трансгрессии почти в трёх милях отсюда, — выдал вердикт Фрэнк, заставив Гермиону снова опустить голову с ужасающего неба и посмотреть на остальных.       Джонатан внимательно просканировал план города и отмеченные коридоры, где возможность трансгрессировать была защищена, если на пространство наложат антитрансгрессионный барьер, а затем согласно кивнул, после чего Фрэнк смял и пихнул пергамент обратно в карман.       Втроём они побежали.       Они побежали так быстро, что Гермиона не задумывалась над тем, как ей выдержать вынужденный марш-бросок, а когда очередной раскат вторгающегося грома обрушался на землю, то это лишь заставляло её бежать так, что пятки будто не касались тротуара, на который они выбежали, огибая спальный район.       Повсюду в ужасе кричали люди, возгласы которых поглощались только тогда, когда земля под ногами тряслась так же, как над головами небо, заполоняя низким раскатом грома. На улице людей становилось больше, и спустя некоторое время свободно бежать к примерной точке трансгрессии стало намного сложнее.       Гермиона уже не видела ни Фрэнка, ни Джонатана, бегущих перед ней, но осознание этому пришло не сразу. И только она хотела уже запаниковать, пробиваясь в толпе обезумевших от страха людей, бегущих в разные стороны, как чья-то ладонь её крепко схватила и дёрнула на себя.       — Джо, — её дрожащий всхлип звучал на грани облегчения и слёз.       Он быстро выдернул её из толпы дико кричащих маглов и юркнул вместе с ней в узкий безлюдный переулок, спрятанный в сумраке ещё не наступившего рассвета, который вряд ли уже наступит, когда всё кругом полыхало страшным огнём. Лишь наверху, на фасадах состыкованных каменных домов, плясали отражения угрожающих языков пламени, немного освещавших путь вглубь.       — Где Фрэнки? — почему-то шёпотом вырвалось с пересохших губ Гермионы.       — Не знаю, но я уверен, что он доберётся до нужного места. Во всяком случае у него есть карта, — отозвался Джонатан, когда они сбавили шаг и принялись блуждать по лабиринту домов.       У Гермионы появилось стойкое ощущение, что даже в полной темноте и удалении от всех проспектов и улиц он знает, куда им идти.       — А у нас нет карты...       — Нет, но я запомнил, где находятся ближайшие места для трансгрессии, — резко отозвался тот, даже не поворачиваясь к ней, а лишь сильнее стискивая ей ладонь и требовательнее заставляя поспевать за ним.       Несколько минут они блуждали по мрачным проходам, где звуки людской паники и даже оглушающего грома слышались не так явственно, напоминая лишь дрожью под ногами, и Гермиона даже успела немного успокоиться и полностью сконцентрироваться на том, чтобы добраться до нужного места, как вдруг где-то справа послышался глухой протяжный треск, а после в проходах так сильно затряслись стены, что оба не сразу поняли — рядом почему-то рушатся дома.       Джонатан сильно дёрнул Гермиону, и оба побежали со всех ног дальше по темноте, которая сзади давила их звуком обрушения, грозя завалами. В какой-то момент глухой протяжный стук прошёлся так близко, что Гермиона вскрикнула и, будто быстрее ветра, побежала вперёд, боясь оказаться раздавленной под грудой камней.       Они вылетели из лабиринта переулков в считанные мгновения и оказались на опустелой набережной реки, по другую сторону от которой виднелась узкая полоса оголённых деревьев, полыхающих в огне.       Несколько секунд Гермиона не понимала, почему они горят, ведь огонь не мог сыпаться с неба — он наоборот защищал их! А затем она обернулась на разваливающиеся дома, между которыми они бежали, и расширившимися до невозможного зрачками вперилась в то, как огромный сектор каменных домов пылает в огне, будто на них сбросили бомбу. Резко переведя взгляд чуть левее, к небу, она увидела, что пламенный щит в некоторых местах повреждён, а десятки узлов магии порваны и сквозь них просачивался грёбаный каменно-огненный дождь. При всём их старании, выходит, они не смогли защитить город: магический Армагеддон из Адского пламени прорывался на землю в некоторых местах, и это заставило сердце Гермионы потяжелеть, а слезам проступить на глаза.       Однако мысль, что это даёт хоть какое-то время сбежать из котлована предстоящего ада, немного успокоила её. Конечно, сейчас она поняла, как наивно предполагала, что это не просто защитит их от вторжения и поражения, будто бесконечное время опоры магии готовы стоять неуязвимо. На самом же деле они просто дали шанс всем магам и маглам спасти себя, что-то предпринять, как-то побороться за жизнь и выйти за пределы ужаса или хотя бы спрятаться от него глубоко под землёй.       У них было самое важное — время.       И его ни в коем случае нельзя было терять.       — Куда дальше? — спросила Гермиона, наконец переводя взгляд на Джонатана, полностью сосредоточившегося на изучении местности.       — Нужно найти, где пересечь реку и оказаться вон там, — он указал куда-то вдаль, значительно левее места, где они находились. — Идём туда.       Они опять взялись за руки, будто в любой момент их снова может разбросать по сторонам, и почти бегом направились вдоль реки, приблизившись к берегу так близко, что возможное место переправы на ту сторону точно не останется незамеченным. На самом деле им хотя бы толстый ствол дерева или что-то ещё, имеющее прочную конструкцию, чтобы её длины хватило пересечь реку. На несколько мгновений у Гермионы даже появилась мысль преодолеть её вплавь, но течение было настолько быстрым и опасным, что пришлось отказаться от этой идеи.       Кажется, Джонатан думал примерно так же, как и она, поэтому приостановился, когда увидел поваленный ствол горящего дерева, макушкой упавшего в воду. Они могли бы воспользоваться этим, а, оказавшись ближе к той стороне, что-то наколдовать, чтобы добраться до берега. Но как только Джонатан собрался выразить эту идею, весь воздух наполнился очередным раскатом грома, вызывая настолько мощную дрожь, что приступ паники и ужаса снова схватили Гермиону за горло, туманя сознание и устраняя способность мыслить объективно. Оба в почти непреодолимом страхе воззрились на небо, жадно выискивая хоть какое-то изменение, и наконец увидели, что ещё один узел защитной магии прорван — он был совсем рядом с ними и из образовавшейся дыры, заклубившей чёрным непроглядным дымом, вырвался огненный всплеск дождя.       Гермиона не сдержала дикий крик, вцепившись в предплечья Джонатана так крепко, как и он мгновенно вцепился в её, а после его заглушил громогласный сигнал воздушной тревоги, разразивший небо явственнее пугающих раскатов. Кажется, прошло так много времени с момента, когда они втроём были на крыше, но почему-то только сейчас раздалась пугающая трель сигнала об опасности, что давило на психику ещё сильнее.       Но Гермиона знала, что сейчас не время поддаваться слезам и панике, как бы сильно этого не хотелось. Пересечь реку! Пока что просто пересечь реку!..       Они поняли друг друга без лишних слов, припадая к влажной земле, когда совсем недалеко от них разбился огненный камень размером с дракона. Тот накалил воздух так сильно, что волна жара коснулась макушек обоих, и они даже не смели поднимать лица с дрожащей поверхности острого гравия и мокрого ила, которыми был устлан весь берег.       Гермиона посмотрели на свои ладони, дрожащие не хуже самого неба, стиснула зубы и на несколько мгновений сжала веки, останавливая идиотские слёзы, так и норовящие застелить глаза пеленой, а затем осторожно поднялась на локтях и коленях, ища взглядом так же припавшего наземь Джонатана. Он тяжело выдохнул, тряся спутанными кудрями, ставшими пепельными после ударной волны, которая покрыла всё в округе пылью, и поднялся следом за Гермионой. Чуть позже она поняла, что пылающий камень врезался в мост, до которого они не дошли, наверное к счастью, потому что река от удара высоко всплеснулась и вышла из берегов, стремительно поглощая их по колено.       Гермионе никогда не было так страшно, как сейчас. В своём времени она даже так сильно не боялась попасться в лапы егерям, стать пленницей чокнутой Лестрейндж, быть запытанной до забвения, встретиться лицом к лицу с Волан-де-Мортом — вся её жизнь и все опасности в ней были абсолютно не страшным в сравнении с тем, что сейчас предстало перед глазами.       Ей хотелось молиться хоть сотням богов о том, чтобы они дали возможность выбраться из этого ужаса и пережить это чёртово утро. Она вспомнила про куклу, символизирующую Бога Амон-Рух, болтающуюся у неё на груди под мантией, потому дрожащей ладонью нашла её и крепко сжала, мысленно заклиная любым способом вытащить её отсюда.       Пожалуйста!..       — Придётся часть реки преодолеть вплавь, — растерянно выдохнул Джонатан и задержал взгляд на амулете, который Гермиона перестала стискивать, но не стала убирать обратно под мантию.       Она нервно кивнула, не в силах издать даже подобие звука из-за кома, застрявшего в горле, и оба, как по команде, принялись магией перетаскивать палёный ствол дерева, уже потухший под водой. Джонатан заставил его держаться на поверхности, как пустую пластиковую бутылку, а Гермиона сдвинула его к самой кромке реки, чтобы как можно больше они смогли пройти над водой. Когда всё было готово, первым залез Джонатан, наколдовав магические крюки, напоминающие скалолазательное снаряжение, помогающее преодолевать путь и не терять равновесие. Гермиона воспользовалась шестом, который трансфигурировала из торчащей толстой ветки, и теперь осторожно опиралась им о дно реки, создавая тем самым опору. Не сказать, что река была глубокой, однако где-то на середине шесту некуда было упираться, поэтому пришлось сконцентрироваться и пересечь опасную зону без какой-либо страховки.       Они удачно преодолели весь возможный путь, когда Джонатан замер в шаге от того, где ствол обрывался, оставляя только стремительно огибающую его воду, желающую поглотить дерево и утащить на дно. Гермиона хотела предложить верёвку, но немой ужас так и не проходил, сдавливая голосовые связки, однако тот и сам догадался наколдовать прочную перевязь от конца ствола до торчащего пня на берегу — благо, расстояние оказалось небольшим.       Он проверил верёвку, последний раз огляделся по сторонам и сорвался в воду. Верёвка прогнулась и скрылась где-то в потоке. Гермиона жадно выискивала макушку Джонатана, добела поджимая губы, пока наконец-то она не вынырнула из воды, как и натянутая над уровнем верёвка. Джонатан достаточно быстро устремился к берегу, и Гермиона поторопилась за ним, погружаясь в реку. Через несколько мгновений раздался очередной раскат грома и где-то вдалеке засвистели обрушивающиеся огненные камни, сумевшие пробить узел магического щита. От дрожи вода сильно заколебалась, укачивая бултыхающуюся на верёвке Гермиону. Она начала захлёбываться волнами, жадно глотая воздух вперемешку с водой, и пыталась не потерять ориентацию.       — Ещё немного! — где-то на пути раздался твёрдый крик Джонатана, и Гермиона изо всех сил устремилась к нему, переставляя по верёвке онемевшие ладони одну за одной до тех пор, пока под сильно волнующимся течением коленям не ощутила илистое дно.       Мужские ладони больно схватили её за шиворот и потащили на берег, помогая выбраться из реки, пока она громко откашливалась, сплёвывая капли, попавшие в дыхательные пути. Гермиона изо всех сил заставляла себя подняться, но мокрая одежда тянула её вниз. После холодной реки воздух казался душным и слишком чувствительно обтекал, будто заключая в мягкие объятия, поэтому тело пробивала мелкая дрожь, не в силах насытиться теплом.       Джонатан, сам едва стоящий на ногах, помог ей выпрямиться и наложил на одежду чары, приведшие её в сухое состояние, после чего оба мгновенно ощутили, что воздух действительно оказался достаточно нагретым скорее всего из-за полыхающего огненного щита, превращая резкую февральскую погоду дождливого города в июньскую саванну тропического пояса. На мгновение Гермионе подумалось, что так в мифологии зарождалось пекло.       Взгляд приковало к себе небо, с которого в пробитых местах снова посыпались бесформенные огненные искры, устремляясь к земле, разрушая здания, а затем ударной волной и страшным, подавляющим до ужаса звуком простираясь во все стороны.       Гермиона подавила в себе возглас, болезненно сглатывая ужас и резко смахивая проступившую пелену слёз, схватила за руку Джонатана, бегло окидывая взглядом упавшие сожжённые деревья, обрамляющие прибрежную зону, и оба устремились к опустевшей, но абсолютной целой улице — скорее проспекту, за которым Антонин прошлой ночью отметил трансгрессионный коридор, с помощью которого можно оказаться как можно дальше от эпицентра разрушений. С этой мыслью они бежали так быстро, будто летели над гладким асфальтом, и в погоне за спасением не заметили изменений: лишь когда чёрные фигуры стали достаточно большими, чтобы замаячить ярким пятном на фоне воздуха с поднявшейся плотной пылью и светящимся пожарищем, оба, как по сигналу, остановились, хрипло выдыхая и ошеломлённо наблюдая за приближающимися.       Гермионе казалось, что от испытанного ужаса и стресса её больше ничто не сможет напугать, однако подавляющая аура, излучаемая неизвестными, буквально стелилась к ним адской дорожкой предстоящих мук, и на несколько мгновений обоих поглотило настолько глубокое отчаяние, что они замерли, как парализованные, широко раскрытыми глазами глядя на волшебников — это точно были они, судя по чёрной и пепельной дымке, исходящей от плотных мантий, сшитых по одному фасону, будто в них облачена чья-то свита.       Первой ожила Гермиона и ногтями сильно впилась в запястье Джонатану, приводя его в чувство, и только они стремглав направились к ближайшему переулку, уводящему с главной улицы, как сзади пронёсся жёлтый луч, врезавшийся в кирпичный стык стен, преграждая проход небольшими завалами. Гермиона и Джонатан испуганно обернулись и по другую сторону от свиты в нескольких шагах от себя увидели — нет, сначала ощутили невыразимо мощной дымкой, способной за секунду удушить, — Гриндевальда. Он застыл с распростёртыми руками так, будто ангел спустился на землю, принося тёплой улыбкой исцеляющее сострадание и безоговорочное понимание, однако палочка, изящно вырисовывающая бесцельные круги, заискрившие в воздухе, вызывала стойкое чувство тревожности.       Гриндевальд не приближался, но смотрел на них так пристально и с чувством какого-то непостижимого любопытства, что становилось не по себе.       — Я отпущу одного, если второй останется со мной, — наконец произнёс он, и его бархатный тон будто впитался в тяжёлый воздух, делая его ещё более плотным и неподъёмным, обтекающим все преграды и величественностью проникающим в уши.       От ошеломления у Гермионы даже не осталось сил, чтобы переглянуться с Джонатаном — взгляд, как загипнотизированный, был прикован к Гриндевальду и образующимся от его палочки искрящимся кругам.       — Отведи взгляд, — шёпотом медленно произнёс рядом Джонатан.       Кажется, это была магия рассеивания сознания?       Гермиона попыталась собраться с мыслями, больше не позволяя себе бездумно всматриваться в рябь кругов, но они мгновенно усложнились какими-то сакральными символами, расцветшими магическими рунами, которые страсть как хотелось разобрать.       — Меня устроит девушка, которая обхитрила время, — продолжил Гриндевальд, снова пронзая воздух тяжёлой аурой величественности, вызывающей подчинение.       — Гермиона, не смотри, — ещё тише произнёс Джонатан, и она снова взволнованно выпрямилась, стискивая зубы и концентрируясь на том, чтобы отвести от величественной фигуры волшебника взгляд.       — Иначе что? — слова сами собой вырвались из нутра, прозвучав гортанно и слишком сдавленно.       Гриндевальд молчал и продолжал улыбчиво смотреть ей в глаза, а затем добродушно отозвался:       — Иначе не узнаешь секрет, болтающийся у тебя на шее.       Не отводя взгляд, Гермиона подумала о кукле, висящей снаружи, о её тайне, которую знала Астрид, но так и не рассказала никому, что-то в ужасе лопоча о разрушениях, затем обратила внимание на то, как назвал её Гриндевальд, очевидно, знающий откуда-то её секрет.       Откуда, чёрт подери, он мог знать, что она путешествует во времени?! Об этом знали только Том и его приятели, а также Дамблдор и Скамандер.       Стало страшно думать, что кто-то из них мог оказаться предателем.       — А что вы хотите от неё взамен? — подал голос Джонатан, лёгким жестом хватая Гермиону за запястье и теперь сам в этот раз больно впиваясь в неё пальцами, чтобы привести в чувство.       — Можешь и ты привести меня к прославленному сладкими речами мальчику с именем Том Риддл. Взамен я отпущу твоего отца и в новом мире у вас будет особое место подле меня.       Гермиона тихо выдохнула, ощутив, как от услышанного Джонатан ещё сильнее вцепился ей в руку. Несколько мгновений он безмолвно не двигался, рассеянно изучая плотный воздух, подсвеченный пылающим небом, а затем твёрдо произнёс:       — Закрой глаза, чёрт подери.       Почему-то сделать это было намного легче, чем отводить взгляд, и как только она вырвалась из плена мелькающих кругов с выгравированными магическими символами, где-то издалека начал набирать силу очередной раскат грома, а Джонатан резко дёрнул её на себя. Гермиона вздрогнула и мгновенно распахнула веки, когда в ту же секунду тот пробил завалы и вместе с ней юркнул в переулок. От вспышки заклинания за их спинами снова подорвалась стена, отрезая путь неприятелям, в то время как они чудом успели проскочить вглубь.       — Где-то здесь должна быть открыта трансгрессия, — глухо сообщил Джонатан.       Они только набрали скорость, устремляясь вперёд, как вдруг сверху скользнула пепельно-чёрная пелена и преградила им путь, бросая предупреждающее заклинание. Оба попятились назад, и Джонатан дёрнул Гермиону влево, вводя в прилегающий переулок, где они, не оглядываясь, побежали до ближайшего прохода, чтобы потеряться и не получить в спину проклятье. Но стоило им реализовать замысел, как путь преградил Гриндевальд, стремительно наступая на них.       Гермионе показалось, что теперь они точно в тупике и им некуда отступать.       — Бедные испуганные дети, разве вы не поняли, что всюду антитрансгрессионный барьер? Не испытывайте моё терпение, иначе ещё одного шанса помочь мне я не дам.       — Не всюду, — сдавленно выдохнул Джонатан и, будто почувствовав свежее дуновение, способное спасти их, изо всех сих побежал в прилегающий переулок, утаскивая за собой Гермиону.       Странно было обращать на это внимание, но спустя несколько широких шагов Гермиона почувствовала под ногами совсем другие ощущения от каменной кладки, будто они переступили какой-то невидимый барьер.       — Стоять! — за спиной взревел приказной тон, на который Гермиона зачем-то интуитивно обернулась.       Последнее, что она увидела, как красная сеть неизвестного ей проклятья устремилась и почти коснулась их, и Джонатан так крепко обнял её, больно ударяя об стену, что захотелось истошно закричать, но воздух будто перекрыли, а плотный жар исчез, сменившись короткой прохладой.       А затем снова обрушился и проник в носовые пазухи.       Вдалеке ревела сирена и под ногами расползалась сильная дрожь. Гермиона молча выронила несколько крупных градин из глаз, борясь со вспыхнувшей в затылке болью, и сбоку услышала протяжный стон, полный облегчения.       — Джонатан, — едва шевеля губами, выдохнула она, сползая по каменной стене незнакомого переулка.       Он лениво тряхнул растрёпанной шевелюрой, осторожно сжимая её запястье, будто убеждая, что они живы и спаслись, но также напоминая, что это ещё не всё.       Где-то рядом раздался треск трансгрессии, поэтому Джонатан быстро поднялся на ноги и потащил ослабленную Гермиону за собой. На негнущихся ногах она преодолела переулок и несколько поворотов, пока за спиной не раздался глухой звук преследования, а воздух снова на короткий миг стал прохладным и выплюнул их прямо на сваленные камни и арматуру в полуразрушенный дом где-то уже на окраине города или вообще в магическом районе.       Прежде чем отключиться от недостатка сил, Гермиона с удивлением подумала, что здесь воздух не нагретый, а достаточно свежий и прохладный, хоть и в огромное выбитое окно видно плотную огненную пелену ещё не тронутого щита, а затем где-то на задворках сознания услышала приглушённый шёпот, напомнивший голос... Джинни?       — Не сдавайся, Гермиона. Ты справишься.       В обессиленной ладони закололо и стало тепло, будто её кто-то сжал.

***

      Том изрядно нервничал, приминая под ногами крошку камней и мелкие осколки выбитых окон — один из трансгрессионых коридоров вёл в трёхэтажное здание без окон и дверей, находящемся в Лютном переулке. Ранее работая в лавке магических артефактов, Том прекрасно знал, что в этом месте иногда собирались бродяги, вылезающие из трущоб, чтобы весело провести время: напиться какой-то бурдой, понюхать порошок из высушенных корней златоглазки или съесть галлюциногенные псилоционовые грибы, найденные в лесах, а некоторые и вовсе пытали здесь своих жертв, воруя, насилуя и даже убивая.       Место было злосчастным, а значит, в момент катастрофы надёжным укрытием от всех неприятелей, потому что сейчас даже самый отъявленный проходимец бежал, как крыса с тонущего корабля.       Час назад Том сразу же понял при появлении первых жёлтых искр в небе, что началось вторжение, потому незамедлительно проинструктировал Юджина, и оба последовали к ближайшей точке трансгрессии. Там они оказались довольно быстро, и Том позволил себе задержаться на некоторое время, чтобы оценить масштаб вторжения и замысел врага, пробивающего огненный щит в попытках разгромить город. Заметив, что первый узел прорван и через образовавшуюся дыру посыпался пламенный дождь, который он видел ранее в Берлине на приёме у герра Фон Фейербаха, Том не сомневался, чьих рук это дело, а также смог оценить прочность и рассчитать примерное время на то, когда все магические опоры рухнут под натиском врага.       А затем они с Юджином произвели несколько трансгрессионных скачков и оказались в ближайшей точке, отмеченной на карте Антонина как укрытие.       Спустя минут десять здесь же появились Августус и Адам, следом — Антонин и Нагини. Они принялись изучать карту и все отмеченные на ней убежища, скопления сил Министерства и Аврората, созданные ими трансгрессионные коридоры, а после Августусу пришлось оставить их, чтобы разведать политическую обстановку.       Прошло более получаса — Фрэнка, Джонатана и Гермионы до сих пор не было ни в одном убежище, как показывала зачарованная карта Антонина.       Том застал себя за тем, что нервно заламывает ладони и слишком часто бросает взгляд в большое оконное отверстие на пустую улицу Лютного, будто трое должны вернуться по ней. Когда прошла ещё четверть часа, наконец-то раздался характерный треск трансгрессии, и следом послышался крик Адама о том, что появился Фрэнк. Изнурённый он поднялся наверх, плюхнулся на пыльный диван и протянул дрожащую ладонь, всю измазанную грязью и кровью, с просьбой дать ему воды.       Антонин нервно жевал губы, выполняя просьбу, и было видно, как он решался спросить, где остальные, но не был готов услышать какой-либо ответ.       — Фрэнк, — слишком сухо окликнул его Том, и ему не нужно было слышать вопрос — он прочитал его в безжалостных тёмных глазах.       — Мы потерялись. Там было слишком много людей и наш район оказался центром нападения. Я... надеялся, что они уже здесь.       — Почему ты в крови? — почти неслышно обеспокоенно прошептал Адам, осторожно садясь рядом с другом.       — Это не моя кровь. Началась давка, а вскоре группа вооружённых выскочила на проспект и начала расстреливать всех без разбора. Чудом выбрался из этой кровавой бани и скрылся по другим улицам, добежал до ближайшей точки и через несколько скачков оказался здесь.       Адам нервно сжал запястье Фрэнка, а затем молча достал палочку и начал применять очищающие чары, а Том снова отвернулся к оконному проёму и уставился на пустую улицу, плотно сжимая губы. Если Гермиона и Джонатан до сих пор были в центральном районе магловского Лондона, то на спасение у них практически не оставалось времени — в любой момент магический натиск врага может прорвать щит, и там начнётся настоящий ад.       Том обернулся и посмотрел на собравшихся: он не мог туда отправить никого из них, ведь это было невероятно опасно и они даже не знают, где искать.       Спустя пять минут лихорадочных размышлений хоть какая-то идея возникла в голове.       — Тони, твоя карта показывает состояние убежищ и коридоров?       Тот согласно кивнул и снова вернулся к раскрытой карте, на которой были нанесены необходимые метки, после чего остальные подошли ближе.       — Поработайте над тем, чтобы карта могла показывать все перемещения. Возможно, так мы смогли бы выяснить, где и когда они воспользовались трансгрессией... Если воспользовались.       Все задумчиво склонились над огромным пергаментом, и Юджин воодушевлённо подал голос:       — Я знаю, как нанести навигацию, чтобы чары смогли показывать историю пользования.       Ему уступили место, и тот аккуратно принялся очерчивать какие-то замысловатые линии, водя концом палочки по карте и магией нанося какие-то разводы, которые спустя несколько секунд впитывались и будто оживляли карту. На некоторых отметках начали загораться зелёные пятна, указывающие на нетронутые точки трансгрессии, на некоторых — оранжевые пятна, указывающие на использованные точки. Вскоре они соединились линями и показали пути, по которым прибыли Том и Юджин, Антонин и Нагини, Адам и Августус, а затем Фрэнк. Когда вся карта была проявлена, первым ткнул Антонин, указывая на место, откуда производил трансгрессию Фрэнк — там была не одна, а целых три оранжевые точки, что означало, что оттуда производили трансгрессию трижды.       — Либо они все разделились, либо... — Том не договорил, нахмурившись в непонимании, почему там было три трансгрессии, одна из которых ранее пришлась на Фрэнка и две произошли в одну и ту же минуту.       Они отследили, куда дальше вели оранжевые линии: путь Фрэнка прошёлся по дальнему коридору, где сначала его забросило в небольшой сад магловского храма, а затем он переместился в Косую аллею и на последний скачок оказался здесь. Следующие две линии от начальной точки уходили в магловский неприметный переулок, состоящий из узких лабиринтов маленьких домов, откуда в ту же минуту состоялся лишь один трансгрессионный скачок в следующую точку — в полуразрушенное здание на окраине города. Следующее перемещение должно было забросить их к Министерству магии, а далее можно было за один ход оказаться здесь. Почему они остановились там, и вообще, почему был один скачок, оставалось загадкой.       — Смотрите! — спустя несколько минут резко произнёс Антонин, склоняясь над картой.       На их глазах вторая оранжевая линия пересекла карту с предыдущей точки до последней, а затем оранжевая точка, означающая место трансгрессии, начала тухнуть, пока совсем не испарилась.       Все внимательно проследили за этим и подняли головы, чтобы переглянуться.       Если точка исчезла, значит, кто-то заблокировал путь, обрушив трансгрессионный коридор.       Антонин так дико выпучил загоревшиеся безумием глаза, что Том успел сделать шаг от стола быстрее, чем тот яростно взмахнул рукой, не сдерживая поток искр, скопившихся на кончиках его пальцев. Кажется, из-за нервозности магия так полыхала в нём, что вырывалась без палочки.       — Что это значит? — прошептала Нагини, осторожно заходя за спину Тома, будто прячась от случайного всплеска магии.       Вдруг из утратившей силу точки снова всплеснула линия в другое место — в район, где находился вход в Министерство магии, однако тут же потухла, а сама зелёная точка загорелась сначала оранжевым, а затем вовсе исчезла.       — Это значит, что их кто-то преследует, и либо они, либо преследователи блокируют коридор, который, судя по всему, могли разгадать, — сделал вывод Том, рассеянно огляделся, а затем, поколебавшись несколько мгновений, напряжённо выдал: — Для безопасности всех мы обязаны запечатать наше убежище.       Адам и Юджин посмотрели на него затравленно, а Антонин резко воскликнул:       — Нет! Мы не можем!..       — Тони, он прав, — тут же подал твёрдый голос Фрэнк. — Если их преследуют, то следующий скачок приведёт всех сюда, и никто из нас не сможет трансгрессировать. Мы останемся заключёнными в Лютном, если не окажемся сразу убитыми на месте!..       — А мне плевать! — кричал тот, снова рассекая воздух палящими искрами. — Они не могут оказаться в убежище!..       — Они у Министерства магии и, думаешь, не смогут позаботиться о себе? — возразил Том.       — Это риск!..       — А не риск — пускать сюда кого бы то ни было, кроме них?! — с вызовом воскликнул Фрэнк, приближаясь к Антонину.       Том интуитивно отступил на шаг, видя, как между двоими вспыхивает ярость.       — Больше чем уверен, что они сами не сунутся сюда, поняв, что их преследуют! А если мы запечатаем этот вход, то они просто перескочат нас и попадут в другой, понятно тебе?!       — В противном случае мы оставляем под угрозой всех, Антонин, — добавил Том, выступая ближе из-за плеча Фрэнка. — Адам, закрой проход.       — Даже не смей! — заорал ему в спину Антонин, но тот быстро юркнул к спуску вниз и уже скрылся там. — Не смей, я сказал!       Антонин оттолкнул Фрэнка, бросаясь вслед за Адамом, но тот так сильно вцепился ему в плечи, что оба повалились на пол и кубарем прокатились по грязной брусчатке, что-то рыча и противостоя друг другу. Некоторое время Том отстранённо наблюдал за ними, а затем взмахнул палочкой и разбросал их по разные стороны.       — Вы в своём уме? — грозно зашипел он, свирепо впериваясь в Антонина. — Я не поступил бы так, если не был бы уверен, что они справятся. Закрыть проход не значит отказать им в помощи! А теперь слушаем меня внимательно, и пусть только кто-то вякнет что-то против.       Твёрдый угрожающий тон подействовал на всех: они замерли и напряжённо уставились на Тома, принявшегося выдавать указания.       — Сейчас все вместе отправляемся в Косую аллею, где расположена трансгрессионная точка. Я и Адам идём к Дамблдору — без него вряд ли мы сможем выйти на след Гриндевальда и дать ему достойный отпор. Остальные перемещаются к ближайшей точке, откуда доберётесь до Министерства. Нагини и Юджин остаются там наблюдать за изменениями на карте. Антонин и Фрэнк могут заняться поисками. Если они не сглупили, в чём я не сомневаюсь, то оба поняли, что их блокируют или преследуют, потому не должны больше предпринимать попыток переместиться куда-то, но на такой случай всё равно Нагини и Юджин будут следить за картой.       — А где мы встретимся потом? — после короткой паузы напряжённо задал вопрос Антонин.       — И когда? — добавил Фрэнк.       — Когда всё закончится, — немного подумав, ответил Том.       — К этому моменту здесь всё разрушится, — безжизненным тоном отозвалась бледная Нагини, выходя из-за плеча Тома и вставая рядом с Фрэнком, прикрепляясь к его группе и будто негласно назначая его за главного.       — Действуйте по ситуации. Потребуется бежать — бегите. Я найду вас.

***

      Четверть часа ушла на то, чтобы перейти разделяющие от цивилизованного мира переулки трущоб Лютного и выйти к Косой аллее. На удивление, им не встречались оборванцы или преступники, которые могли наживаться на положении. Хотя чуть позже Том подумал, что в этом нет ничего удивительного — все ублюдки покинули свои норки и побежали в центральную часть людского района, где, воспользовавшись паникой, можно было учинить мародёрство. А может быть, страшно было так, что даже они спасались, покидая магические кварталы и устремляясь куда подальше от населённых пунктов. Возможно, так было бы правильнее, если бы они боялись смерти и хотели жить.       Том коротко скосил глаза на рядом идущую с ним группу волшебников и немного задумался над тем, почему у них не срабатывает инстинкт самосохранения в полной мере?       Лично ему не особо приходилось переживать: укоренившаяся мысль о крестражах позволяла ему чувствовать если и не абсолютное, то высокую степень бесстрашия, которое не заставляло думать о возможной смерти и смело продвигаться вперёд, даже если в следующую секунду огненное небо начнёт падать им на головы. Том точно был уверен, что справится с любыми напастями и вряд ли ему придётся воспользоваться своим крестражем, однако ничего подобного у остальных не было, но они твёрдо шли нога в ногу с неуклончивой решительностью, написанной на лицах каждого.       Может быть, в этом они были сильнее Тома, безусловно. Однако в очень сложные моменты ему легче было принимать тяжёлые решения, не опираясь на то, что однажды случайно где-то он может сдохнуть, в то время как остальным в критической ситуации подсознательно приходилось мириться с этим. В конце концов, они не гриффиндорцы, чтобы бездумно бросаться в бойню и глупо геройствовать. Возможно, в Берлине они испытали настоящий ужас, находясь под прицелом пламенных разрушений, и теперь нервная система не давала сбой, упорно толкая их вперёд и даже не заставляя глаза поднять к небу, а сердце стучать бешено от испуга.       Фрэнк и Антонин шли быстрее остальных — почти бегом — и внимательно осматривали улицы, применяли магию на присутствие чужаков и возможной засады, но, судя по всему, даже самые отъявленные отморозки бросили свои трущобы, опустошив Лютный. Том шёл чуть быстрее Юджина и Адама, обступивших его по обе стороны: один в руках со сложенной картой, а другой держа палочку наизготовку, будто в любой момент может выпрыгнуть противник и бросить проклятье. Позади размеренно ползла Нагини, трансформировавшись в змею и прижавшись к земле так, что её практически не было видно: её голова внимательно озиралась по сторонам, а массивное туловище по каменной кладке описывало слишком фигурную траекторию, позволяющую ей с лёгкостью наблюдать за тем, что происходит за спинами остальных.       Когда они подступили к переулку, переходя который наконец-то окажутся в Косой аллее, а там быстро доберутся до нужного трансгрессионного коридора, над головами раздался мощный взрыв, а за ним — невыносимо громкий свист, заставивший каждого панически оглядеться и испуганно задрать голову к небу. Том замер, вытянувшись подобно самой тонкой струне, готовой лопнуть: над огромным магическим кварталом образовалась невероятных размеров дыра, сорвавшая все возможные защитные магические узлы, и сквозь неё прорвались разрушительные огненные булыжники, окропляющие весь воздух пылающим огнём. Один из крупных устремился слишком близко к переходу из Лютного, где-то в округе истошно закричали испуганные волшебники, и Том мгновенно среагировал, больше не давая никому оставаться в ступоре дольше возможного.       — Быстро на улицу! Вперёд! Быстро!       Все оживились и бросились через переулок так молниеносно, будто ничего важнее в жизни не было, чем обогнать поднявшийся ветер. Друг за другом они юркнули в узкий проход, пересекли по каменным ступенькам, едва касаясь склизких стен, и выскочили на широкую дорогу Косой аллеи, натыкаясь друг на друга. Только Нагини обвила их в полукруге, как за спинами прозвучал настолько оглушающий свист, что каждый интуитивно вжался головой в плечи. Следом разразился взрыв, ударной волной подхватывая их и снося куда-то в сторону. Все вцепились друг в друга мёртвой хваткой, Том и Антонин мгновенно выставили защитные заклинания, через которые не смогли пробиться опасные глыбы, каменная крошка и щебень.       Обнаружив себя на другой стороне улицы завалившимися за небольшую лестницу, ведущую ко входу в обрушившуюся чайную, они вскочили на ноги, сплёвывая пыль и взъерошивая волосы.       Том больно сглотнул, облегчённо подумав, что они успели выбраться из Лютного, путь в который теперь был полностью разрушен каменными развалинами, воспламенившимися магическим огнём, пожирающим всё на своём пути. Побелевшие Адам и Юджин в безмолвном ужасе уставились в небо, поражённое магическим дождём, но не позволяли панике полностью овладеть ими, Фрэнк судорожно ощупывал себя, будто выискивая травмы и глухо спрашивая у других, не повредили ли они что-нибудь и смогут ли бежать, а Антонин прямо, будто с вызовом, смотрел на Тома, не обращая ни на что внимания.       Возможно, сейчас он смог согласиться с тем, что они не зря запечатали трансгрессионный коридор в Лютном, потому что оттуда уже было бы не выбраться.       — Не паникуем, — жёстко выкрикнул Том, дёргая на себя Адама и привлекая внимание Юджина. — Даже не вздумайте позволять ужасу овладеть вами, понятно? Скоро мы выберемся в более безопасное место. А теперь вцепились друг в друга и не отстаём! Не позволяйте никому разъединять вас. Пошли!       В поднявшейся пыли нагретого воздуха Том сиганул вперёд по тротуару, сквозь панические крики и небесный грохот прислушиваясь к тому, что остальные бегут за ним следом. Так они лавировали между домами, волшебниками и сквозь улицы достаточно долго, прежде чем вышли на огромный проспект Косой аллеи, ранее всегда освещённой солнцем, даже зимой и в дождливую погоду. Эта улица была достоянием всего магического квартала: здесь жили зажиточные маги, любящие шум и суету, кругом всё всегда было украшено цветочными лавками и очаровательными вывесками ресторанов, развлекательными и концертными залами, куда приходили аристократы послушать симфонии зачарованных скрипок и контрабасов или экзотический джаз, недавно вошедший в моду на Британских островах; здесь же располагалась и театральная площадь с величественным зданием самого театра, по архитектуре напоминавшего белоснежное мраморное здание банка Гринготтс.       Теперь красивое здание театра вырисовывалось развалинами на фоне пылающего неба, весь огромный, уходящий вдаль проспект почернел, безобразно испачкавшись в саже и пыли, ряд домов блестел от повреждённой магии конструкций, крыши которых начали заваливаться друг на друга, а в нескольких местах уже были только руины, охваченные магическим пламенем, пожирающим всё на своём пути. Застывший воздух был так раскалён, что с каждым проведённым здесь мгновением тяжелее становилось дышать.       Пересекая небольшую площадь, краем глаза Том заметил, как куча волшебников устроила настоящую бойню. Замерев на некоторое время, пока остальные нагоняли его, он разобрал среди них некоторых нищих из трущоб Лютного, которые в магическую лавку, где он работал несколько лет, приносили редкие безделушки на выкуп. Если раньше такая жизнь вынуждала их красть осторожно и с умом, то сейчас, несмотря на угрозу жизни, их мания наживаться была сильнее, чем банальный инстинкт самосохранения. Похоже, таких людей уже ничто не спасёт: они мародёрствовали, пользуясь всеобщей паникой, не гнушались убивать и не боялись забираться в повреждённые дома богачей, вынося оттуда сумки с набитыми драгоценностями, галлеонами и ценными безделушками, напоминающими любопытные артефакты. Никакой магический дождь, ранее уничтоживший ряд столиц европейских городов, их не пугал, и это навело его на странный вопрос: в несбыточном будущем в ипостаси Волан-де-Морта он также подбирал союзников, делая ставку на их звериную натуру, готовую продать всех и всё, лишь бы отобрать лакомый кусочек? И каким же способом нужно было запугать всех, чтобы эти твари боялись пойти против него?       Насколько он смог стать жестоким и из какого же отребья состояла его армия — отвратительно.       — Том! — из задумчивости его вывел окрик Фрэнка, в то время как массивная змея возвысилась над ним, привлекая к себе внимание высунутым языком: Нагини ничего не говорила, но её предупреждающее шипение заставило отвлечься от рассматривания происходящего.       Том последний раз кинул взгляд на дерущихся волшебников, что-то не поделивших между собой, и сорвался с места догонять остальных.       Буквально спустя несколько мгновений им пришлось сбавить скорость: практически все одновременно в красках пламенного неба увидели несколько чёрных точек, стремительно приближающихся к широкому проспекту. Странное предчувствие чего-то ужасного подкралось со спины и медленно схватило в обволакивающие объятия, не желая выпускать из плена, — всем нутром на грани сознания Том понимал, что на этом его путь пересекают силы, в поединке с которыми он вряд ли сможет выбраться победителем.       В голове замелькали сокрушающие думы: он так долго представлял эту встречу, так долго искал способ быть готовым к ней, так долго размышлял над тем, как возглавить величественную победу над вездесущим хаосом, огнём и смертью, чтобы по завершении быть и остаться на самой последней ступени пьедестала признания, а в конечном итоге не сделал ничего из задуманного. Смерть коршуном кружила над головами, хаос дирижировал всюду, а огонь пожирал даже камень — и во всём этом у Тома не было ни времени, ни идей, как не то чтобы дать отпор, а элементарно выбраться отсюда живыми. И с приближением фигур, укутанных в чёрных и пепельных мантиях, он прекрасно понимал, что даже не сможет связаться с Дамблдором. Они просто не успели добраться до трансгрессионной точки, если она ещё оставалась в рабочем состоянии.       — Что это? — тяжело дыша прохрипел Адам, напряжённо всматриваясь в небо над разрушенным заданием театра.       Стискивающие объятия ужаса так крепко захватили в кольцо, что Том не мог даже отозваться, неотрывно всматриваясь в спускающиеся на землю фигуры, будто из разверзшегося неба снизошли всадники апокалипсиса, не меньше.       Хотя, учитывая, что Гриндевальд ищет именно его, для Тома незнакомцы ими и являлись, волоча за собой тяжёлую смертоносную энергию незримым подолом мантий, в нити которых было вшито столько магии, сколько простому смертному никогда не поднять — Том ощущал это всеми частичками нутра, как и приблизившиеся к нему приятели.       Никто не смел отводить взгляд от разившей мощью ауры: сложно было представить, сколько на их руках смертей и пролитой крови, если они были в силах заключать огромные города в блокады, вызывать и управлять настолько мощным огнём, способным поглощать целые ярды земель и пожирать тысячи и тысячи людей. В них было поглощено столько тёмной магии, что количество крови их жертв должно было вылиться в огромную реку, не меньше.       Что они могли сделать?       Оставшихся секунд было так мало, будто они намеренно скоротечно ускользали белым песком в пропасть, и Том лихорадочно соображал, прикидывая все возможные варианты событий.       То, что враги направлялись именно за ним, не подвергалось сомнению: они ничего не рушили, даже попросту не обращали внимания на всё происходящее, будто не смертоносный дождь прорывался с неба, а безвредная, нагревающая воздух плазма, будто не огромные здания рушились, а всего лишь карточные домики за игральным столом, будто не жизни обрывались, а падали какие-то невзрачные фигурки с волшебной шахматной доски.       Они могли бы в следующую секунду побежать до нужного места и попытать шанс трансгрессировать. Возможно, у них бы получилось, но не удалось бы заблокировать вход — их преследовали бы до тех пор, пока не достали бы его. Возможно, они даже не успели бы добежать до точки трансгрессии, и их на месте схватили бы и убили — как минимум, всех остальных, потому что в них не было никакой надобности.       Как бы Том не думал, всё говорило о том, что смерть неминуема, если только...       — Я и Адам остаёмся. Остальные уходят и пробуют вырваться отсюда.       — Нет, — жёстко не согласился Антонин, в то время как остальные также не сдвинулись с места.       — Не будь идиотом, Долохов. Им нужен я, а вы просто букашки, которые будут мешать под ногами.       — А Адам за компанию, отождествляя как твоё слабое, так и сильное место? — невесело усмехнулся Фрэнк.       Том повернул голову к Адаму.       Он был неестественно бледен и, возможно, растерян, но губы сомкнуты так решительно, а в серых, почти прозрачных глазах зародилось столько агрессии, что казалось, ещё минута — его стошнит ею. Адам ужасно нервничал, но устремлял невыносимое напряжение в злобу и уверенность, позволяющие ему стоять на ногах, а не падать на колени под тяжестью выпавшего бремени.       Почему он оставлял Адама рядом с собой, а других отпускал?       Ему вспомнилось, как очень давно, будто это было не несколько лет назад, а в другой жизни, Антонин сокрушался на него за то, что он не может оставить Адама в покое. По его словам, Розье буквально увядал на глазах, не находя ни в чём утешения и бездумно следуя за Томом, хоть по головам, хоть по костям. Он бросался во все ухищрения жизни: женщины, наркотики, самобичевание и другую презираемую мерзость, — лишь бы заглушить боль и чёртову мысль, как Том — не просто сокурсник, его приятель, его близкий друг, а его грёбаный бог! — всегда был, есть и будет недосягаем.       Том оставил бы его в покое давно, если бы не был уверен в том, что так тот завянет ещё быстрее. Если он его личное божество, то он с ним не жесток, нет. И именно поэтому он оставил Адама с собой, потому что если Гриндевальду всё-таки нужна его смерть, то Розье не заслужил последующих мук и с облегчением сдохнет рядом с Томом — рядом со своим божеством.       В остальных не было никакой надобности — если выживут, они смогут продолжить существовать дальше.       — Это не обсуждается, — спокойно произнёс Том, оборачиваясь на других с безжалостным взглядом, будто ещё одно слово — и все сдохнут быстрее, чем враги достигнут их.       Первым послушался Юджин, сминая карту в ладони и отступая в сторону улицы, ведущей к трансгрессионному коридору. Фрэнк, напряжённо сомкнув губы, переминался с ноги на ногу, явно колеблясь, в то время как Антонин непреклонно остался стоять на месте и наблюдать за сотрясающейся землёй и приближающимися фигурами.       — У нас был другой план, Долохов, и ты должен отправиться на поиски Грейнджер и Эйвери, — в том же тоне добавил Том.       — Вот именно, что у нас был другой план, и по нему ты должен был направиться к Дамблдору, — проскрежетал тот, почти не размыкая губы.       — Если я сдохну, то некому будет вытирать сопли Грейнджер, — спустя недолгую паузу произнёс Том.       Он так даже не думал, не рассматривал такой вариант, но сказал лишь для того, чтобы убедить Антонина убраться отсюда к чёртовой матери, пока это возможно.       — У тебя есть крестражи, — возразил тот.       — И кто сможет меня воскресить, если твоя шкура будет погребена здесь, а не таскаться где-то на свободе в поисках меня, а?       Похоже, эти слова сработали, потому что Антонин наконец-то отвернулся от полыхающего неба и безжалостным тёмным взглядом вперился в него. Они смотрели друг на друга, казалось, вечность, впервые безмолвно высказывая взглядами то, что за всё время не прозвучало между ними, пока Фрэнк не окликнул:       — Мы уходим, ты идёшь?       Том лишь на секунду мягко улыбнулся отступившему на шаг Антонину, будто обещая, что в конечном счёте всё должно быть хорошо. Так странно было понимать, что в выборе между ним и Гермионой — между другом и возлюбленной — Антонин выбрал его.       Антонин, не колеблясь, легко, будто так и должно быть, выбрал Тома.       И теперь сам был ошеломлён тем, что это оказалось правдой.       Юджин, Фрэнк и Антонин устремились прочь, в то время как Адам продолжал стоять не шелохнувшись, а Нагини замерла между ними, прижавшись к земле так, будто готовясь к броску.       Том с силой втянул в себя воздух и шумно вздохнул, уверенно приподнимая подбородок — по дрожащей земле, приминая каменную крошу тяжёлыми шипованными сапогами, украшенными золотыми бляхами, неторопливо вышагивал Гриндевальд.       На его губах цвела восторженная улыбка, а в разноцветных глазах одинаково плясал уничтожающий пожар.