Не здесь и не сейчас

      — Еще счастья привалило, — воспитатель скрипнул зубами, но остался стоять на месте.       Виктор Альбертович совершенно не торопился, поплевывая на провожавшие его взгляды. Вероника, поджав губы, смотрела за его продвижением и качала туфлей.       — Господа, добрый вечер, — пропел старший брат Венцеслава, ставя бокал рядом со Славиным и смотря только на Янко Петровича.       Лисицкий вежливо, без тени улыбки кивнул. Воспитатель играть в политес не стал, предпочитая дождаться цели. Чем же он так обязан… очередной порции внимания.        — Что-то ты такой невеселый, а? — Виктор стеклянно звякнул бокалом о бокал. — Богатство не приносит радости?       Слава под прикрытием скатерти быстро настучал сообщение. Янко почувствовал, как рядом ненавязчиво снова возник Тим. Несмотря на яркую внешность, помощники Лацислава могли быть незаметными.       — Беру пример, — Янко Петрович все же пригубил вино, горечь на языке смыло терпким привкусом. — Тебе же все неймется.       Аудитория разразилась аплодисментами, когда очередной лот ушел за кругленькую сумму, и на его место ослепительная блондинка вынесла хрустальный конус с запертым в нем серым камушком. Распорядитель принялся нахваливать уникальность «небесного осколка», зрители скептически поджимали губы и кривились. Кто-то высказал сомнение в подлинности, так громко, что все обернулись на него. Виктор усмехнулся.       — Ты знаешь, если бы мне внезапно свалилось такое наследство, я бы, наверное, действительно... кхе-кхе… был рад.       — У каждого свои радости, Виктор Альбертович, — Янко щурился, присматриваясь, как собеседник держит одну руку опущенной, не показывая, что в ней.       Венцеслав, то ли почувствовал, то ли Слава исправно настучал не только Тимофею, повернул голову. Братья столкнулись взглядами. Виктор приподнял бокал. От него пахнуло такой сильной ненавистью, что никакая улыбка и внешняя невозмутимость не могли это скрыть. Директор был более спокоен. Дети совсем расслабились и щебетали, явно подтрунивая над лотом.       — Идеальная семья, да, Янко? Если не знать подоплеки, — Виктор снова рассмеялся, он пребывал в поразительно хорошем настроении для человека, лишенного наследства. — Я был о братике лучшего мнения, но, видимо, ему реально нужна была собачка на поводке… то есть, прости, жеребчик на контракте. Намедни заглянул.       У Славы напряглись плечи и проступили вены на шее.       — Ну, Лацислав, — старший брат Венцеля благодушно похлопал Славу по руке. — Не только у тебя хорошие хакеры, да? Ничего, я никому не скажу. Мне даже приятно — сон стал лучше. Бывает головоломка никак не складывается. А тут раз — и все на своих местах!       — Это все? — воспитатель поболтал оставшееся вино.       Сегодня слова пролетали мимо. Он даже не раздражался, что детали их юридических взаимоотношений стали известны. Были проблемы покруче. Виктор поморщился, фейерверка не случилось, и мужчина был капельку разочарован.       — С другой стороны, — попробовал подбросить дровишек в незанявшийся костер Виктор, — на каждое… кхм... странное, найдется свой покупатель.       — Продано! — с радостью возвестил распорядитель, и хрень в хрустале обрела хозяина.       Тим поменял дислокацию, спрятавшись в тени. Чуть дальше, зато совсем не на глазах.       — Виктор, тебе не надоело? — Янко Петрович вдруг ощутил, что смертельно устал. — Что ты хотел? В очередной раз смешать меня с грязью? Мне все равно, а сегодня вдвойне все равно.       Виктор Альбертович отпрянул, а Лацислав напрягся сильнее. Кого держать прикидывал? Виктор весил больше сотни, его душить умаешься, разве что по голове тарелкой приложить. И той нет. Воспитателя обуяло истеричное веселье.       — Виктор, говори уже. Ты подошел не просто же так комплементами обменяться.       Тот помолчал, то ли справляясь с эмоциями, то ли наоборот, придумывая новый повод распалить себя. Янко было плевать. Он дождется, послушает и уйдет. Хотелось домой. Дети поймут. А он больше не мог. Хватит с него цирка и балета.       — Когда-то очень давно, — старший брат Венцеля нехорошо улыбнулся. — Мы с Веней поспорили.       Янко Петрович вздернул бровь, представив себе реакцию поименного даже в младенчестве Веней директора.       — Спор был не то чтобы пустяковый, но тогда казался совершенно фантастическим. Про очень нескорое будущее, — старший брат Венцеля смотрел в пустоту перед собой, мысленно находясь далеко, и в глазах плескалась желчная злость. — Но… отправной точкой было наследство. Если до того, как огласят завещание отца, кто-то из нас не выполнит условия спора, то он подарит другому бутылку коньяка. У отца был ящик этого пойла. Терпеть его не могу, но уговор дороже денег, а?       — Какие у вас жизнеутверждающие споры, однако, — хмыкнул воспитатель. — Заранее похоронить папеньку.       — Я бы это сделал с большим удовольствием, — оскалился Виктор. — Но не судьба.       — И что, вот теперь мир, дружба, жвачка? — нарочито зло и ядовито спросил воспитатель.              Слава не ждал от этого разговора ничего хорошего. Когда Тим прислал сообщение, что воспитатель вышел отравиться, то есть подышать, Слава быстренько перебазировался за его одноногое убежище. Доводить, так весело. Им просто необходимо развести воспитателя на открытые эмоции. Пока он замкнут и кипит в себе — результат непредсказуем. Пусть проорется. Заодно и директору полегчает, и это будет хоть какой-то прорыв.       Виктор спутал карты. Слава не был уверен, что Янко готов к этой беседе. Но выбора не оставалось. Тим мягко вернулся, пусть никто и не думал, что старший братец директора начнет стрелять или попытается овдоветь соперника с помощью столового ножа. Заявление о контракте долбануло секретаря поленом. Вот это что еще за сюрпризы? Лисицкий быстро просчитал варианты: их всего два. Убивать Максима, который клялся своим хвостом и членом Кита, что его защиту информационных серверов, если и взломают, то об этом узнает половина страны и планеты. А хакера вычислит собственноручно и протянет ему канал питания через нос в жопу за пять минут. Но вторая вариация этого пассажа была куда более вероятна: подавая документы нотариусу после чтения проклятого завещания, они приложили копию брачного контракта. Вот кому голову оторвать. Или продал, или просто бросил туда, откуда продали. Лисицкий мысленно пометил жертву. Завтра фирма юриста пойдет ко дну, таких просчетов не прощают.       Слава незаметно поманил Тима. Пора было сворачивать развлечение. У Янко явно отказали тормоза, а вцепится Виктор ему в глотку тут или немного погодя чужой вставной и, скорее всего, свинцовой челюстью — уравнения не меняло.       — Нахальный выскочка, — брат Венцеслава пренебрежительно сплюнул. — Но это не мне с тобой жить. Так что передай братцу с моими наихудшими пожеланиями. Он поймет. Память хорошая, этикетку вспомнит. И встретимся в суде, господин Лисицкий. Терять мне особо нечего, так что, надеюсь, вы готовы.       Виктор Альбертович поставил на столик небольшую бутылку с потертой надписью. Такие на аукционах идут за суммы с большим количеством нулей, а коллекционеры на них молятся, придерживая для употребления что попроще.       — Хорошего вечера, господа.       Слава смотрел вслед Виктору. Что-то не то. В голове буквально орала сирена. Как Илья с Мишей в детстве — громко, настырно и несмолкаемо.       — М-да, — высказался воспитатель, покручивая бокал. Бутылка надменно сверкала этикеткой. — Хороший коньяк. Директору понравится.       Он дернул предохраняющую обертку на горлышке, вытащил пробку, принюхиваясь. Пахло глубоко и благородно. Густой аромат вырвался, как джин из бутылки. Лисицкий все не мог отвести глаз от удаляющегося Виктора Альбертовича. Тот, словно почуяв, повернулся и ехидно отсалютовал бокалом.       — И все же интересно, на что они спорили, м? — Янко поднял бутылку, нагловато поболтал и пригубил прямо из горла. — Господи, какой крепкий.       Слава успел придумать ехидный ответ, прежде чем случилось сразу две вещи. Воспитатель побледнел — хотя куда больше — и, шагнув в сторону, неловко качнулся. Бутылка выпала, разливая янтарное содержимое на кремовую скатерть. Лисицкий поймал падающего воспитателя одновременно с гулким взрывом толстого стекла о пол.              Директор видел, что Виктор подошел к Янко и Славе. Первой мыслью было встать, но… Янко достаточно умен, чтобы не провоцировать конфликт на публике. Особенно, когда здесь дети. Тим, пристроившийся было рядом с Митей, испарился. Вот и хорошо.       Венцель только один раз обернулся. «Братец в своем репертуаре», — прозвучало в голове голосом Янко. Ничего не меняется. Надо отдать ему должное, держать лицо Виктор умел. Это наследство ему досталось. В остальном… Венцеслав Альбертович считал, что отец слишком много ждал от первенца, не дав самостоятельно развиваться. Слишком рано окунул в ту реку, где распущенность и минутное удовольствие ценятся больше, чем хватка и сила воли. Среди старых взрослых и сытых львов не может вырасти нормальных хищник. Он будет слаб. Забросив воспитание младшего… да и дочь сбагрив с глаз при первой возможности, Альберт Вениаминович дал им, возможно сам того не желая, ту самую львиную долю начальной злости, которая помогает выживать и выращивать крепкие здоровые клыки.       Митя вдруг вскочил, едва не опрокинув стул. Следом за ним обернулись и замерли Миша и Илюша. Побледнели. Сема попытался схватить того, кто ближе за руку, но не успел. Кудрявые рванули вслед за Левиным. Венцеслав повернулся… и, наверное, впервые в своей жизни застыл. На мгновение просто заледенел. Лацислав с совершенно непередаваемым выражением лица стоял на коленях на полу, уродуя дорогой костюм, и держал на руках бессознательного Янко.       Звуки отдалились и исчезли. Свет, люди, музыка, крики. Все пропало. Венцель глубоко вздохнул, удивляясь, что в легких совсем пусто, и дальше время, щелкнув, понеслось вскачь.       — Тим, убери детей! — рявкнул Слава, видя рядом перекошенные мордашки Илюши и Мишеньки, за которыми не поспели рыцари.       Кудрявые невменяемо, широко раскрытыми глазами смотрели на распростертого воспитателя. Лисицкий боялся отпустить пульс на шее Янко, как будто это могло что-то изменить. Митя подхватил Мишу, Тим — Илью. Сема загородил обоих, оттесняя к Коле. Увлеченная публика мало что пока понимала, но на них уже начали оглядываться.       — Что? — директор оказался рядом внезапно и неотвратимо.       — Скорее всего, яд, — Слава кивнул на бутылку, потом на синеющие губы Янко. — Я не знаю, что именно. Не успеваю.       Тимофей, держа Илью за локоть, разговаривал по телефону. Вернее рычал в него, требуя дежурную скорую. Парамедики всегда стояли за углом, как такси, на таких мероприятиях. Вдруг у кого от восторга или наоборот, от огорчения, что игрушку увели, сердечный приступ случится. По щекам принцесс катились крупные слезы, они ничего не понимали, но им было ужасно страшно.       — Бутылка, — коротко приказал Слава Тиму.       Рыжий осторожно принюхался к горлышку, но сильный аромат коньяка забивал все остальные запахи. Сдернув скатерть, Аверин замотал остатки бутылки и сунул под мышку. Среди световых пятен показались белые кресты на синей униформе. Пожилой медбрат опустился на колени, попытавшись оттеснить Славу, но тот лишь оскалился, выдавая, как выстреливая, показатели.       Венцеслав слушал, понимая, что счет идет на минуты в лучшем случае. В худшем — они уже опоздали. Если яд подействовал так быстро…       — Поднимайте, — скомандовал парамедик. — В машину. Ему срочно нужно в больницу…       Слава только кивнуть успел. Директор подхватил Янко на руки, проигнорировал остальные советы. Медик едва поспевал бежать перед ним. Тим консультировался по телефону с кем-то из личной клиники, той самой, в которую не попадали обычные пациенты.       — Туда не успеем, — директор вытолкнул дверь вместе с рамой, выходя в ночь. — Звони в ближайшую. Со всеми вытекающими. Меня не интересуют их проблемы.       Лисицкий скрипнул зубами. Опустив воспитателя на носилки, директор выскочил из машины скорой обратно на улицу, подтолкнув помощника внутрь. Опыта спасения у Славы было куда больше. Директор специализировался на обратном действии.       — Кровь сможем перелить? — спросил Лисицкий у ставшего бледным медика — кажется, до них дошло, что это дежурство будет запоминающимся.       Главное, его пережить, чтобы было кому запоминать.       — Можем, — откликнулся второй медбрат, помоложе, с военной стрижкой, которая то ли ещё не отросла толком, то ли просто делалась по старой привычке. — Но только как в полевых условиях. Вы его группу знаете? У кого-то есть нужная?       — У нас одинаковая, — Слава сбросил пиджак, рванул манжет на рукаве. — Я не пил, почти не ел с утра. Вариантов нет. Мы его не довезем. Токсикология есть при клинике?       — Смеетесь? — старший, встряхнувшись и избавившись от давления директора, воспрянул и начал работать четко и быстро. — Нет.       — Ясно.       Лисицкий постарался упереться поудобнее, чтоб не мотало. Машина набирала ход, сирена противно грызла слух. Телефон чуть не выскользнул.       — Мить? Да. Отправь Тима к нашим. Надо знать, что это за яд.       — Не двигайтесь, — предупредил медбрат, вводя иглу.       Лисицкий поморщился. Давненько он не был в роли подопытной крысы.