Не здесь и не сейчас

      Лацислав прислушался. В библиотеке было относительно тихо. Слишком тихо для того состояния, в котором был Янко. Слава такого выражения у него еще не видел. Даже при знакомстве. В столовой тоже признаков жизни не наблюдалось. Кто кого убил? Слава выдохнул, потер снова шею, по которой морально наполучал за последнюю пару минут, и осторожно постучался в библиотеку. Никто не ответил. Лисицкий поскребся еще раз, чувствуя себя не самым умным человеком на земле, но ему было откровенно не по себе. Скандалы он уже слышал, а вот тишину в исполнении воспитателя впервые. И это до усеру сейчас пугало. Снова тишина. Перебрав в уме острые и не очень предметы, хранившиеся в библиотеке и представив картину убивающего его книгой Янко, помощник директора не стал дальше пытаться. Остынет, успокоится. Слишком больная мозоль, так и не зажившая за все время. Предупреждал же Венцеслава.       Раз первый абонент невминько, попробуем ко второму, решил Лисицкий и пошел к шефу. Венцель стоял у окна, спиной ко входу. В руке бокал, на лице ничего, разорванный галстук на полу. Разорванный шелковый галстук. Слава сглотнул. Риск жизнью у него проходил особым бонусом в контракте, но сейчас он был реален как никогда.       — Я еще нужен? — ровно спросил помощник, прекрасно понимая, что нарывается.       — Нет, — Венцеслав Альбертович стиснул бокал, стекло явственно треснуло. — Увидимся утром.       Лисицкий мысленно попросил кто-там обитает этажом выше, чтоб эти двое реально к утру остыли, и покинул особняк. Усевшись на пороге собственного дома в пятидесяти метрах от директорского, Слава вытянул ноги и привалился к перилам. Как-то все пошло не так. Как был Альберт Кронов сволочью, так и остался, умудряясь гадить даже после смерти.       — Эй, Слав? Ты чего? — первым из дверей высунулся вездесущий Матвей.       В пижамных штанах, с убранными и влажными волосами. Следом Тим уже с пледом. Ночь к утру баловалась сквозняками и прохладным, взамен дневной духоте, ветром.       — Что случилось? — Аверин как обычно без обиняков интересовался в лоб.       — Завтра узнаем, — Слава отрешенно поцеловал наклонившегося Митю, поднялся и потянул своих двух спутников в дом. — Можно я просто лягу, а вы меня обнимете?       Митя и Тим переглянулись. Рыжий состроил страшные глаза, Левин пожал плечами. Редко им доводилось видеть своего шефа в таком состоянии, ох, редко. А это значило крупные неприятности. И источник у них мог быть только один. Рухнув в постель, Слава выдохнул, прикрыл глаза. И все равно не спал почти до солнца, перебирая Митины кудри одной рукой, второй гладя Тима по шее. Они тоже не спали, но молчали, понятливо не задавая вопросов.              Утром выяснилось, что ничего не выяснилось. Лисицкий слегка оживился душем и лаской, дошел до главного дома и заглянул в кухню. Воспитатель, одетый в свежее домашнее, стоял и пытался убить взглядом молоко в кастрюльке.       — Привет! — Слава изобразил жизнелюбие и бодрость, получил еще более мрачный взгляд и сдулся.       — Да черт, Янко, — Лисицкий попытался раскрутить воспитателя на эмоции. — Ну чего ты, в самом деле? Он что, первый раз тебя без тебя женил?       Воспитатель сжал кулаки.       — Слав, ты сам как думаешь? А? Знал же, в чем суть? — голос у Янко Петровича звенел, но не срывался.       Лисицкий поднял руки под шипение сбежавшего на плиту молока.       — А твою мать! — ругнулся воспитатель, отскакивая — горячие брызги попали на футболку.       По лестнице протопало две пары ног и на пороге нарисовались кудрявые воспитанники. Миша на ходу подвязывал рыжий хвост, а Илюша поправлял сбившуюся кофту. Дети вломились и замерли.       — Ой, — дружно изрекли «принцессы», синхронно поджали губы и с опаской посмотрели на Славу.       Лисицкий изобразил обряд поклонения богу молчания и кивнул вопросительно на воспитателя. Дети тут же сгрудились вокруг него.       — Мать не в духе? — шутливым шепотом вопросил помощник директора.       Мишенька и Илюшенька переглянулись.       — Мы не знаем, что случилось, — решился Илюша. — Он с утра такой… как проснулись. Это третья порция молока. И все убегает. Дядя Слава, что происходит?       — Да ничего страшного, повздорили. Бывает.       — Не бывает, — вздохнул Мишенька, Слава в который раз хмыкнул про себя, что «принцессы» они только с виду. — По крайней мере, такого мы не помним. Они когда ругаются, все равно спят вместе. А на утро, как правило, уже не так страшно. А здесь…       — Отец не ложился, мы точно знаем, — продолжил оглашать разведданные Илюша. — И... кажется, пил. Он редко пьет. А здесь много.       — А еще папа спал в библиотеке, — Слава подскочил, когда Сема заговорил, неслышно подойдя со спины.       Коля тоже стоял рядом, подпирая крепким плечом стену и поглядывая на лестницу на второй этаж. Поймав Славин взгляд, он беззвучно цокнул языком.       — Отец сидел в кабинете наверху, а папа в библиотеке…. Что происходит?       — Слышь! Мировой заговор! — рявкнул воспитатель. — Если вы такие умные и считаете, что я вас не вижу и не слышу, то варите себе какао сами. А я пошел в душ.       Кастрюля жалобно громыхнула о камень мойки, завалилась на бок, беспомощно вздернув металлическую ручку к потолку.       — Иди-иди, — Слава решил делать вид, что ничего не случилось — так безопаснее. Глядишь, воспитатель начнет расслабляться. — Я сделаю какао. И тебе заодно.       Воспитатель зло сощурился.       — Мне лучше сразу водки.       Бросив тряпку в раковину, Янко Петрович вышел. Хлопнула дверь библиотеки.       Кудрявые, закусив палец, смотрели ему вслед. Рыцари хмурились.       — Да что случилось-то? — спросил, не выдержав, Илюша.       — Не знаю, — Слава вернулся к процессу готовки. — Но лучше не лезть. Я сам не суюсь и вам не советую. Если хотите успеть пообщаться с Митей, что вам надевать, то быстро пьем какао, давимся булкой и бежим к нему. А то они с Тимом уедут через час.       — А! — переключились кудрявые, а Сема и Коля с благодарностью выдохнули.       Молоко благополучно погрелось, какао обрел своих верных почитателей, а Слава, сварганив еще и по бутерброду на каждого, уселся за стол. Через некоторое время лестница скрипнула, и вошел директор. Стало понятно, что дети нашпионили правильно. Кивнув помощнику, Венцеслав налил себе сок и пристроился к окну, щурясь на свет.       Кудрявые заерзали, переглядываясь.       — Пап, — первым на сей раз решился Мишенька, — а сегодня все в силе? Нам собираться вечером?       — А разве я сказал, что все отменяется? — резонно вопросил директор, приподнимая бровь. — На подобных вечерах положено появляться со спутником. Так что, раз вызвались, отдувайтесь.       «Рыцари» перестали жевать. Миша, наклонившись и едва не искупав локон в кружке, глянул на Славу.       — А…       Воспитатель, вопреки угрозе завоевать душ, вернулся в кухонную зону, увидел директора и уставился на свои босые ноги. Но сбегать и делать вид, что никого тут нет, не стал. Как и спешить общаться или разряжать мгновенно натянувшуюся атмосферу. Демонстративно упершись задом в столик, Янко Петрович глушил воду. Слава мельком даже позавидовал, он бы подавился нахрен под такими взглядами. Иммунитет Янко отрастил знатный, а все же Венцель умудрился попасть кончиком лезвия в тонкий волосок трещины.       Илюша повозил кружку по столу.       — А ты с нами поедешь, папа?       Янко Петрович цыкнул, со стуком приземлил стакан в мойку и фыркнул:       — Пока у меня нет выбора. Так что да, поеду. Но вы все еще сопровождающие. Так что марш определяться с одеждой, чтоб потом не бегали как курицы без голов.       Директор отчетливо скрипнул клыками на «пока», но опять промолчал. Янко Петрович подождал, пока кудрявые допьют и выметутся из-за стола, и все-таки ушел наверх.       — М-да, — высказался Слава.       — Молчи, — приказал директор.       — Доброе утро, — вздохнул про себя помощник и пошел варить себе кофе.       И начальству заодно. За руль его сегодня точно нельзя пускать. Если только танка. Хотя так еще хуже.              К обеду не изменилось ничего. Янко Петрович подремал на диване все в той же библиотеке, с неудовольствием отметив, что забыл запереть дверь. И его накрыли пледом, подсунув под голову подушку. Миша и Илюша немного отвлеклись, завертевшись со сборами. Для них вечер обещал быть настоящим событием, даже круче, чем грядущий выпускной. Слава сбегал к Киту, оказавшемуся дома в отличие от своей шизофренутой половины, обрисовал в двух словах ситуацию, с небольшим экскурсом в предысторию, которую Никита и без того частично знал. И вздыхал после, когда вместо совета Негоциант грязно выругался, не иначе как у Макса подцепил пару словечек, и с шумным выдохом откинулся на спинку хэкнувшего стула.       — Хреново, Слав, — сообщил он аксиому. — Венцель попал в самое яблочко. Единственное, что могу сказать… тут не получится компромисса. И если раньше Янко мог спустить на тормозах, понимая, что это действительно на благо общей пользы, то здесь никакого блага нет. Надо было с ним поговорить до…       — Рассказывай! Но кто-то заупрямился. Я одного не могу понять, почему? Шеф всегда, несмотря ни на что, был очень чуток к людям. Он мог чуть ли не мысли читать. С Янко, конечно, сложнее, там сюрприз на сюрпризе — иначе б не сошлись, — но он его всегда чувствовал. Что засбоило? Возраст?       Никита покачался, угрожая сломать себе шею, когда сломается стул. Но к счастью, мебель тут была рассчитана на негабаритного хозяина и его любящего эксперименты партнера.       — Да нет, я думаю… — Негоциант снова вздохнул. — У них разное понятие мести отцу. Венцель спокойно ждал все эти годы. Расхождение с родителями не было таким болезненным. Он всю жизнь использует именно их постулаты, вывернув под свою религию. А Янко… Янко дорого заплатил за бунт. И отсюда такая болезненная реакция. И, по сути, сейчас Венцель с ним поступил так же, как когда-то не удалось отцу — прогнул под свою волю, даже не спросив. Не выслушав.       — Но это же не первый раз, когда шеф думает сразу за всех, — возразил Слава, тихонько охуевая от масштабов перспективы и упитанности пиздеца.       — А тут триггер другой, — Кит изобразил спусковой крючок. — Одно из немногих больных мест. И, я же говорю, попал в самое что ни на есть.       — И что теперь будет?       — Не уверен… — Кит потер руки, хрустнул суставами, перебирая в голове опыт и мысли. — Если бы Венцель поступил так, не зная всех обстоятельств, наверное, Янко бы позлился, но простил. Сейчас… сейчас не знаю, правда. Я предлагаю пока посмотреть за обоими. Главное, не дать им сейчас разбежаться. Потому что Янко вырастит из этой обиды… даже не обиды, это прямой конфликт интересов, который уже не исправить — не отыграешь назад смерть его отца, — так вот, из него он может вырастить реальное отчуждение, перекинув негативные воспоминания с одного на другого.       — Вот только этого нам сейчас для полного счастья и не хватало, — Слава помянул плохих людей в плохих позах.       — А еще что случилось? — Кит нахмурился.       — Да ничего хорошего, как обычно. Вчера огласили завещание. И... Виктора в нем нет.       Никита присвистнул.       — Вот это поворот. Чем он так насолил папеньке? Или это происки Венцеля?       Лисицкий картинно развел руками:       — Не оправдал папенькиных надежд. Совсем не оправдал. А с завещанием — не поверишь, но мы тут совершенно ни при чем. И если ты спросишь, как Виктор это воспринял, скажу, что херово. Он зол и бессилен. В его случае — так себе сочетание. Готовимся к войне. Сейчас посыплются иски, и будем бегать, как бешеные лоси, кругами по всему лесу.       Негоциант рассмеялся.       — Не первый и не последний раз. А то Максим от скуки уже не знает, на какую пальму залезть.       — А что, — ехидно подмигнул Слава, — собственный баобаб его перестал устраивать?       — Иди ты, Слав, — показал палец Кит. — За своей лесопосадкой следи.       Лисицкий засмеялся. Из них Кит и Макс сходились дольше всех, Слава уже и не надеялся. И теперь не упускал возможности подколоть. Все развлечение, когда на душе кошки концерты в лотке устраивают.