Исчезнувшие. Дитя Закулисья

       Спустя несколько поворотов в случайном направлении погоня всё же прекратилась. Оперативники потеряли из виду Тима и Сашу и отстали от них. К тому моменту они успели достичь довольно тёмной и безлюдной части Уровня 52. Лампы на потолке горели настолько слабо, что увидеть коридор полностью помогали лишь фонари. Не было слышно никого и ничего, кроме далекого сквозняка, собственного пульса в ушах и шумных вдохов и выдохов. Горло жгло от сухости, а ноги подрагивали в коленях. Кажется, в последний раз так приходилось бежать от преследования мусорщиков на Уровне 40.        — Ты там… как? — спросила Саша, глядя на раскрасневшегося Тима.        — Пойдёт… Ух, оторвались. Слава богу.        Только тогда в полной мере удалось осознать, насколько же жуткой может быть безлюдная школа. И не просто безлюдная, а уже будто заброшенная: некоторые шкафчики покосились и стояли открытыми, пробковая доска неподалёку висела на одном единственном гвозде, а свет периодически пропадал, оставляя коридоры в истинном мраке. Вдали виднелись какие-то огромные надписи на неразборчивом языке. Казалось, что здесь побывали вандалы.        — Что будем делать дальше? — спросил Тим, чей голос эхом разносился по остальном коридору.        — Андрей сказал, что они с Ритой сами нас найдут. В принципе, мы можем остаться здесь и ждать, когда они придут. Или же попробовать пойти к ним навстречу, чтобы побыстрее пересечься.        — А ты помнишь, откуда мы бежали?        Саша как-то раздражённо выдохнула.        — Догадайся с трёх раз.        — Ясно… Ну, тогда остаёмся здесь. Спрячемся в классе и подождём.        Однако первая из дверей оказалась запертой. Как и следующая. Выглядело это довольно странно — казалось бы, на обыкновенном Уровне Закулисья нет места запертым дверям. Наверное, так и должно было быть, но тогда в чём логика?        — Знаешь, я беспокоюсь за Андрея и Риту, — сказал Тим, когда очередная дверь дёрнулась, но так и не открылась. — Возможно, биговцы побежали именно за ними.        — А ведь да… — проговорила Саша, задумчиво глядя себе под ноги. До этого она даже не задумывалась о том, в какой ситуации оказались её друзья.        — Вдруг с ними что-то случилось?        А если и случилось? Какая тебе разница? Кто они для тебя? Так, всего лишь спутники, с которыми ты разойдёшься, как только ваше путешествие закончится.        — Они обязательно что-нибудь придумают. Мне кажется, вместе с огнесолью и сверхспособностями Риты они не пропадут. А вот мы без каких-либо внятных знаний об этом Уровне можем так знатно попасть…        — Ты уверена?        — Но вы же как-то нас с Андреем спасли от банды мусорщиков.        Странники продолжали путь по коридору и дёргали дверные ручки в надежде на чудо.        — Мы просто застали их врасплох.        — Да ну? — усмехнулась с долей скептицизма Саша. — А по-моему, ты немного недооцениваешь Риту и то, что из нас четверых Закулисье на роль Звезды выбрало именно её.        И в этом была его ошибка. Такая слабая и чувствительная девчонка не должна обладать такой большой силой. Она не заслужила её. Она не справится с ней и умрёт от неё же. Хотя… а мне-то что? Мне же и лучше…        — Как же ты меня… — Саша тут же поняла, что сказала это вслух рядом с Тимом.        — Что?        — Извини, я не… это не тебе!        — А кому тогда? — Тим нахмурился, явно насторожившись, а тон его речи стал более строгим.        Как назло, именно в тот момент все возможные варианты ответа покинули голову, заставив бессильно оглядываться по сторонам в поисках хоть какой-то дельной отговорки.        — Само… вырвалось, — только и получилось сказать. — Случайно.        — Ничего это не случайно, Саш. Хватит лгать.        Вот и всё — тупик. Та точка, где придётся выбрать между подорванным доверием и смертью. От осознания предстоящего трудного выбора всё внутри замерло, словно онемело.        — Что это вообще такое? Ты постоянно говоришь сама с собой, куда-то уходишь, принимаешь какие-то странные решения… Я не могу понять, почему ты так поступаешь! Ты просто-напросто не хочешь рассказать, что с тобой! А с тобой явно что-то не так, я это прекрасно вижу.        Тим настойчиво смотрел на Сашу, будто надеялся, что она признается. Но она продолжала молчать, не в силах найти ответ.        — Я думал, ты мне доверяешь… Видимо, я чего-то не понимаю, — проговорил Тим холодно и устало вздохнул.        — Всё верно, ты ничего не понимаешь. — Саша со стороны слышала свой искажённый голос и ужасалась тому, что Дитя говорило от её лица. — Со мной всё в порядке. Было и будет. Не в порядке тут только ты. Тебе всё мерещится, что я стала ненормальной и веду себя неадекватно, когда на самом деле ничего не происходит! Ни-че-го, понимаешь?        Строгость в лице сменилась обескураженностью. От такого неожиданного ответа Тим даже отшагнул от Саши. Кажется, наш храбрый герой струсил… Боится криков со стороны собственной подруги…        Только спустя пару секунд Саша вернула контроль над собой и осознала, что она сказала. Точнее, что сказало Дитя её голосом.        — П-прости… Прости, пожалуйста! Я… не хотела, правда!        Но Тим, кажется, не спешил в это верить. Он молча глядел на неё и словно пытался преодолеть невидимую стену между ними.        — Да что с тобой творится?! — воскликнул он в полном негодовании. — Объясни уже наконец!        Ну что — скажешь ему правду? Готова замарать руки? Пора принять взрослое и обдуманное решение, милая. Не испытывай моё и его терпение.        Шаг назад. Ещё один. Голова покачнулась из стороны в сторону, заставив первые слёзы бежать по щекам чуть быстрее. Зубы стиснулись до боли, вынудив продолжать эту глупую игру в молчанку. Стена непонимания становилась всё толще и непреодолимее. Хотелось убежать прочь и больше никогда не возвращаться ни к Тиму, ни к людям в целом. Пропасть в лабиринте из школьных коридоров и бесконечно умирать в них от истощения…        — Я… не знаю, — проговорила Саша, глядя под ноги сквозь мутное стекло слёз. — Я просто… не знаю.        Она пыталась сохранять самообладание, когда её дрожащий голос вот-вот был готов сорваться на громкий стон и отчаянный крик о помощи. Когда её охватило настолько огромное бессилие, что тело казалось абсолютно онемевшим и даже мёртвым. Когда хотелось просто высказать всю правду Тиму и упасть ему в ноги с мольбой о прощении перед тем, как Дитя захватит над ней контроль.        — Может, я схожу с ума, и поэтому нам стоит… разойтись. Разбежаться и больше никогда не встречаться, чтобы я… не убила и вас.        Шаг навстречу. Протянутая к Саше рука и умоляющий, успокаивающе родной взгляд чёрных глаз. Неразборчивый шёпот, будто призывающий остаться и прекратить это безумие. Ещё один шаг, второй, третий… Стена непонимания уже не была такой непроницаемой, как раньше.        — Ну и пусть, — сказал Тим, оказавшись прямо перед Сашей. — Лучше ты меня убьёшь, чем я брошу тебя одной. Даже не думай, что я откажусь от тебя. Будь ты хоть трижды психопаткой.        Он взял её за плечи и чуть приблизился к ней.        — Ты не бросила меня, когда мне нужна была помощь. И я готов отплатить за это. Даже жизнью.        Губы подрагивали, в груди не хватало воздуха. Держать себя в руках больше не получалось. Но Саша уже и не старалась: в этом не было никакого смысла.        — Ты… Господи, ты самоубийца! — воскликнула она неровным, звенящим от слёз голосом.        — Я потомственный спасатель, Саш. — Тим непринуждённо улыбнулся ей. — Желание героически самоубиться у меня в крови.        Медленным движением Тим прижал Сашу к себе и обнял. Он знал, как сильно ей это было нужно. Нужнее, чем поиск открытой двери в класс. Нужнее, чем настороженность. Но как бы ты ни была к нему привязана, ты потеряешь и его. И тебе снова будет больно. Неужели ты готова на это ради того, чтобы потом страдать? Всё же, я не пойму вас и ваших идиотских поступков…        «Замолкни! Ты вообще пыталась нас рассорить!»        Вам не суждено быть вместе. Ни тогда, ни сейчас. А ты оттягиваешь это событие, делая себе только хуже… Отпусти его, Ася.        «Обломись, сука. Ты меня не заставишь это сделать»        Ты так в этом уверена? Что ж, не буду тебя разочаровывать. По крайней мере, пока что.        Вдруг далее по коридору с громким скрипом сама по себе открылась дверь. Уровень 52 будто сделал странникам намёк и добродушно указал на нужное место. Только вот… почему именно эта дверь? И какая сила отворила её?        Без лишних слов странники нехотя покинули объятия и всё же перешли порог класса. Они оказались в тёмной и полупустой комнате: несколько парт и стульев, которые обычно составляли интерьер класса, были придвинуты к стенам. Доска в конце класса явно была исписана мелом, учительский стол куда-то делся. Зато вместо пропавших привычных школьных предметов под ноги попадал мусор, а в воздухе стояла удушающая смесь запахов разложения и какой-то сладкой выпечки. Поистине убойное сочетание. А вместе с темнотой — тем более.        Странники прошли ещё немного вглубь комнаты. Слабый свет фонаря, давно нуждающегося в смене батареек, улавливал под ногами коричневые пятна то ли обыкновенной грязи, то ли свернувшейся крови, а ещё… очень много рассыпанного конфетти и разноцветных, но испачканных бумажных стаканчиков, растоптанных бывшими посетителями этого места.        С каждой секундой отвратительный запах становился всё более заметным и тошнотворным, намекая на то, что делать здесь попросту нечего. Да и вообще… зачем странникам понадобилось искать пустой класс, если они могли просто постоять в коридоре и подождать? Соображения безопасности? А разве в этой части Уровня может быть хоть кто-то, если тут уже всё попросту гниёт?        — Мне кажется, мы зря сюда пришли, — сказал Тим подавленным голосом, исследуя противоположную от Саши часть класса. — У меня очень плохие предчувствия…        Нахмурившись, Саша всё же кивнула.        — Ты прав. Зря мы всё это затеяли, — ответила она, продолжая напряжённо вглядываться в темноту класса.        Воображение издевалось над ней, дорисовывая в углах комнаты улыбающиеся лица. Неведомая сила тянула Сашу в сторону выхода из класса вслед за Тимом, который уже понял, что здесь нечего искать. Но как же так? Неужели вы не хотите остаться на вечеринку?        Не успели они выйти, как дверь захлопнулась прямо перед ними, оставив класс без нормального источника освещения. Дёргать за ручку оказалось бесполезно — класс заперли снаружи. Странникам пришлось отойти назад и снова включить фонарики, чтобы осмотреться. Но вслед за фонариком рука догадалась достать пистолет. Саша чувствовала, что всё это не к добру, а в классе и за его пределами… есть посторонние.        Долгое время в тёмном пространстве вокруг стояла невыносимая тишина, прерываемая громкими и взволнованными вздохами. Странники светили в оба конца класса, чтобы найти возможную угрозу, но свет был настолько слаб, что лишь бросал на предметы огромные чёрные тени. А тем временем среди темноты, кажется, началось какое-то шевеление…        — Кто здесь? — спросил Тим.        — Хватит прятаться! — крикнула следом Саша.        Темнота начала издавать детский смех и перемещаться по кругу от странников. Источников этого звука было настолько много, что даже не получалось сосчитать примерное количество бродящих вокруг… сущностей. В том, что это не безобидные дети, не было никакого сомнения.        Резкое включение света в классе ударило по зрению, а громкая и весёлая музыка, включившаяся следом за этим — по слуху. Но Саша быстро пришла в себя и поняла, в какую западню они с Тимом попали.        — Ёбаный пиздец… — проговорила она, чувствуя, как холодеет внутри от взглядов множества разноцветных улыбающихся сущностей вокруг.        Звук хлопка — и в воздухе повисли блёстки конфетти. Где-то над потолком показались цветные лучи света. Тусовщики в ярких праздничных колпаках водили медленный хоровод вокруг странников и постепенно приближались к ним. А ещё нескладно пели какую-то детскую песню, перекрывая своими голосами друг друга и не попадая в ритм музыке.        Они устроили этот праздник в честь Саши и Тима. Праздник, который будет для них последним, если они не выберутся с него…        — Что вам нужно? — спросил Тим, обратившись, по всей видимости, к самому высокому и главному тусовщику. — Давайте… мы просто разойдёмся? Мы не станем вас трогать, обещаю.        Хоровод жутко захохотал, прервав свою песню. Руки крепко вцепились в пистолет, а мысли тем временем путешествовали по карманам рюкзака в поисках дополнительного магазина.        — А мы… ста-а-анем, — прозвучал хриплый и искажённый голос высокой сущности.        — Помеха, помеха… — угрожающе зазвучали остальные голоса тусовщиков. — Должна быть, должна быть… уничтожена.        Стальной звон — и в свете лампы над головой блеснул меч. Странники окончательно поняли, что не выберутся из круга, пока не перерубят этих коварных сущностей.        — Извини, Зверобой. Но м-мы не на ва-а-ашей стороне. — Главный тусовщик развёл руками, продолжая улыбаться своим намертво застывшим лицом.        Тим и Саша столкнулись спинами. Места уже попросту не было — круг тусовщиков сомкнулся до предельно опасного диаметра. Палец оказался на курке, но пока не нажимал его. Дыхание замерло в ожидании, а зрение обострилось и сосредоточилось на лице каждого тусовщика в пределах видимости.        — Дитя же… просто обманывает вас. Использует для достижения своей цели. И вы… верите ему?        Но попытка продолжения переговоров не увенчалась успехом. Первый тусовщик чуть не набросился на Сашу, но она успела сделать выстрел прямо ему в голову и обезвредить его. Это словно дало сигнал остальным сущностям, чтобы начать по-настоящему ожесточённую атаку, и они быстрой лавиной двинулись на странников.        Жуткий детский смех сменился не менее жуткими криками боли и ярости. Саша не видела того, что происходит со стороны Тима, но боковым зрением замечала под ногами отрубленные головы и конечности, посыпанные опавшим конфетти. А ещё огромные лужи крови, становившиеся всё больше и больше. Но казалось, что тусовщиков не становилось меньше…        Очередной выстрел на поражение. Пора перезаряжаться, но на это нет времени. Карманный нож вовремя спасает Сашу от лапы появившегося за спиной тусовщика, но вряд ли одно холодное оружие могло изменить ситуацию.        — Перезаряжайся, я прикрою! — крикнул Тим, развернувшись к Саше.        Следующим ударом лезвие меча снесло головы двух тусовщиков, а вместе со светом вокруг блеснули оранжевые глаза Тима. Но сущностей это нисколько не испугало. Ведь они ненавидят избранников Закулисья и всем сердцем хотят их уничтожить.        Они не отступят, Саша. И ты ничего с этим не сделаешь. Признай поражение и отдайся на волю победителю.        Стиснув зубы от злобы на Дитя, Саша всё же зарядила пистолет и тут же выстрелила в тусовщика, который пытался напасть на Тима. Тот рухнул в кровавую лужу под ноги своим сородичам, напоследок проревев и подняв брызги. Вспотевшие и нервно подрагивающие руки чудом удерживали оружие и вовремя нажимали на курок. Звуки выстрелов уже не казались настолько громкими, а вопли тусовщиков, весёлая хриплая музыка и звон меча на фоне быстро стали привычными. Перед глазами мельтешила цветастая каша из улыбающихся лиц, света и окровавленных мёртвых тел. Вокруг царила самая настоящая атмосфера дискотеки на выживание вместе с убийственной духотой, мерзким запахом смерти и головокружением. И, как на самой настоящей дискотеке, кто-то должен был быть в центре круга танцующих. Впрочем, тусовщики уже выбрали на это место кандидатов…        Меч и пистолет дополняли друг друга, как Тим — Сашу, а она — его. Словно они исполняли свой собственный танец. Точнее, умело импровизировали под неслышимый ритм в попытках выжить. И как бы тусовщики ни пытались предугадать этот ритм, у них ничего не получалось. Всё же, круг нужно держать, а всех нарушителей порядков этой вечеринки — наказывать.        Это было похоже на один сплошной кошмар, снившийся в лихорадке: бред, смазанные звуки и действия, за которыми не получалось уследить. Не успевала Саша подумать о том, что у неё закончились патроны, как руки с невероятной скоростью и ловкостью перезаряжали пистолет. На таком же автопилоте она поворачивалась в сторону кричащих тусовщиков и стреляла в них. Без раздумий и прицеливания. Лишь бы убить этих тварей и выбраться в коридор живыми.        Красный. Чёрный. Жёлтый. Множество грязных цветов, вызывающих лишь чувство тошноты и омерзения. Вызывающих… приступы слепого безумия и даже отчаяния. Было страшно представить, что случится, если тусовщики всё же доберутся. Быть может, за себя Саша не беспокоилась, однако с Тимом могло бы произойти что угодно — от превращения в тусовщика до… смерти. И знаешь, мои милые друзья скорее рассмотрят последний вариант.        Очередной выстрел — и после него не осталось ни одного патрона. Ладонь по привычке попыталась нащупать в кармане магазин, но ничего не нашла. Именно в этот момент сердце пропустило удар, а ноги сделали неуверенные и опасливые шаги в центр круга.        — Всё, — сказала Саша, услышав в своём голосе самую настоящую обречённость.        Пришлось достать нож и обороняться уже им. Но получалось лишь оставлять раны на зубастых лапах тусовщиков, а раны тех… не беспокоили от слова совсем. Они продолжали подходить. И продолжали оттеснять странников. Казалось, что ещё чуть-чуть — и множество лап лицемерно улыбающихся тварей превратят их двоих в фарш.        — Ве-ве-е-ечеринка подходит к концу, — раздалось посреди музыки и криков.        Еле-еле получалось отбиваться. Сил уже не хватало, а тусовщиков становилось только больше. Взглянув назад, Саша поняла, что Тим чувствовал то же самое: бессилие и страх. Окровавленный меч всё реже поднимался в воздух и скорее служил предметом угрозы, нежели полноценным оружием. Всё шло к тому, что скоро круг сомкнётся и поглотит странников…        Удар ножом прошёл мимо тусовщика, что стоял прямо перед Сашей. Это было её ошибкой перед тем, как он схватил одну её руку, а его сородич — другую. Схваченная тусовщиками, она больше не могла ничего сделать. Разве что покорно сдаться. И передать им привет от меня. Она не смогла спасти Тима, которого тусовщики попросту окружили, обезоружили и подавили общей силой. Как бы он ни пытался вырваться из их лап, они не отпускали его. И уже не собирались отпускать…        Главный тусовщик прорвался через толпу своих сородичей и оказался в том самом кругу, в котором какую-то минуту назад происходила кровавая бойня.        — Ч-что мы-ы будем делать с ни-и-ими? — спросил он, но тон его голоса был издевательски-весёлым.        Взгляд Саши быстро перемещался с лиц тусовщиков на Тима. Он со страхом смотрел на неё, как бы понимая, что их двоих ждёт. В это время на фоне играла очередная детская песенка и раздавался невинный звонкий смех, прерываемый криками:        — Убить! Убить! Убить!        Все внутренности в тот момент будто провалились вниз, далеко под пол. Саша попыталась совершить рывок вперёд, но не смогла. Главарь тусовщиков поднял с пола меч Тима и подошёл к нему. От страха тот стал настолько бледным, что даже не узнавался, а в широко раскрытых чёрных глазах были видны отблески радужного света. Он застыл, не говоря ни слова и никак не сопротивляясь удерживающим его тусовщикам, и ждал исполнения своего приговора…        И что же ты теперь будешь делать? Неужели ты позволишь им убить его?        Из груди вырвался первый всхлип, мир вокруг помутнел. Не хватало ещё, чтобы Дитя начало издеваться!        «Иди к чёрту, тварь!»        А ведь я бы могла помочь спасти его… Почему бы тебе попросту не попросить тусовщиков обменять его жизнь на свои мучения?        «Ч-что?»        Я просто предложила. Твоё дело либо принять моё предложение, либо… смотреть, как твоего ненаглядного будут лишать головы… Думай быстрее, Ася, у тебя не так много времени.        Меч в руках главного тусовщика угрожающе висел над головой Тима. На решение оставалось несколько секунд. Всего лишь несколько секунд, чтобы выбрать между гордостью и спасением… самого дорогого для неё человека. Между невыносимой болью и доброй, невинной улыбкой. Между собой и им. Между приближением конца света и его жизнью. Но какое ей, к чёрту, дело до остальных людей, когда единственный, кого она сейчас хочет и может спасти, это Тим? Может, он и не стоит жизни целого мира. Но для Саши он важная часть её собственного мира. Он — главная причина, по которой она ещё видит смысл своих мучений…        — Стойте! — прокричала Саша. — Пожалуйста, не надо!        Тусовщики одновременно обернулись к ней, заставив на время потерять дар речи.        — Не трогайте его, пожалуйста! — взмолилась Саша и, не сдержавшись, разрыдалась, повиснув в лапах тусовщиков. — Я готова на что угодно, только не убивайте его! Прошу вас!        Главарь тусовщиков опустил меч. Кажется, просьба на него подействовала.        — Мучайте меня! Бейте, режьте, душите! — продолжала она. — Делайте, что хотите! Я согласна! Я, чёрт возьми, согласна!        — Саша… — донеслось до слуха сквозь шумы и галдёж тусовщиков. — Не надо, Саш…        — Я согласна!        Последнюю фразу Саша прокричала уже в исступлении и некотором безумстве, чуть ли не срывая голос и давясь рыданием. Её бледное лицо затопили слёзы, блестевшие разноцветными огнями, а в глазах на секунду промелькнули красные блики. Да, может, с её бессмертием эта жертва была никчёмной, только вот она собиралась обречь себя на нечто более ужасное, чем смерть. Именно от этого и хотел отговорить её Тим, но что он мог сделать против её упрямства? Она так отчаянно просила о мучениях в обмен на его жизнь, что ему на секунду показалось, что он ей… небезразличен?        Организатор медленно подошёл к Саше, которая с нервным ожиданием провожала его взглядом. На фоне его она выглядела непривычно покорной, будто вся та гордость, которая была у неё, в один момент попросту сломалась. Но, кажется, её это нисколько не волновало.        — Как ска-а-ажешь, Защитница, — наконец ответил организатор.        Тусовщики поволокли Сашу в противоположный конец класса, а оставшиеся тусовщики, удерживавшие Тима, усилили свою хватку до того, что в плечах начало ломить. Ведь они наверняка знали, что он обязательно сорвётся к ней, как только услышит первый крик агонии…        Неизвестно — откуда, но возле меловой доски появился стол, накрытый яркой праздничной скатертью, украшенный воздушными шариками и уставленный бумажными стаканами. Именно среди всего этого нелепого декора и оказалась Саша, которую тусовщики усадили на край стола. Она была всё такой же бледной, заплаканной и неподвижной: не пыталась бежать и не вырывалась из хватки тусовщиков, которые продолжали держать её. Ожидание боли длилось настолько долго, что резкий крик посреди играющей на фоне музыки и дикого смеха заставил сердце пропустить пару ударов. И, как только тусовщики немного отошли в сторону от стола, Тим сумел разглядеть руку Саши, начавшую нещадно кровоточить. Кажется, из пальца вырвали ноготь…        — Ну чт-то ты плачешь? Мы всег-го-о лишь удаляем ли-и-ишнее, — сказал организатор в ответ.        Следом за первым ногтем вырывали второй. А затем третий и четвёртый. А вскоре тусовщики приступили ко второй руке. Для Тима пропали все звуки, кроме всхлипов и дрожащего завывания, полного боли. Внутри нарастало неприятное чувство, словно он сам испытывал то же, что и Саша, но в разы меньше. Только вместо полноценной боли он страдал морально, когда видел руки, залитые кровью и обезображенные остатками ногтей. И ведь это было лишь началом долгих мучений…        Зубастые лапы тусовщиков вцепились в пальцы Саши и начали медленно грызть их. Мелкий хруст ломающихся костей доводил до холодного содрогания и заставлял биться в мёртвой хватке ради возможности подбежать к мучавшейся Саше и прекратить этот ужасный садистский акт. Но тусовщики в ответ на сопротивление Тима лишь били его. Больно и жестоко. По телу, по лицу, а иногда вместе. Но он не обращал внимания на свою боль. Она была ничем по сравнению с пытками, которым в тот момент подвергали его подругу. Ведь её прямо на его глазах поедали заживо. И делали это так, словно в этом нет ничего ужасного.        — Тим! — раздался сорванный от долгого крика голос Саши. Она наверняка видела, как тусовщики избивали его, но не могла ничего сделать. Только сильнее рыдать от боли и бесчеловечности вокруг.        Глядя на то, как её руки постепенно пропадали в пастях лап и покрывались кровью, Тим не мог принять, что это не какой-то кошмар, а реальность. Может, он и видел мёртвых людей, но ему никогда не приходилось наблюдать за настолько изощрённой и медленной смертью. Причём смертью близкого человека, которого хотелось, но не получалось спасти…        Пока одни тусовщики поедали Сашу, другие пытались накормить её тортом из человеческой плоти. Она давилась, воротила нос, но ела каждый протянутый ей кусок, едва сдерживая тошноту. От одного только взгляда на подобный торт всё внутри неприятно сжималось: за маскировкой из крема и прочего декора виделись красные слои, больше похожие на человеческое мясо или грубо перекрученные вместе с костями внутренности. Даже непонятно, что из этого было хуже…        Со стола на пол опрокинулся ботинок Саши. Вместе с кровью, вылившейся из него, показалась часть отгрызенной ноги, так и оставшейся внутри обуви. Треск костей продолжал стоять в ушах и вызывал головную боль… Или же это был настолько сильный удар по затылку? Всё начало сливаться в одном котле из страданий и желания, чтобы этот ад закончился как можно скорее. Но его конца не было видно. Он лишь усиливался.        — Да здравствует Дитя! — восклицали тусовщики, пока на фоне раздавалось рыдание, хриплый крик и непрекращающийся кашель.        Под грохот на полу оказалась Саша. От её рук не осталось почти ничего, кроме обрывков плеч, а ноги отгрызли уже выше колена. Волосы свалялись в крови, а на щеках вместе со слезами и конфетти перемешалось кровавое месиво, которым до этого пичкали Сашу тусовщики. Бессильно дёргаясь, она пыталась хоть как-нибудь встать, но без опоры у неё ничего не получалось. Тусовщиков, собравшихся вокруг, эта беспомощность только забавляла. Они стояли над ней и периодически пинали её, весело посмеиваясь и продолжая прославлять Дитя. Сущностей стало настолько много, что Сашу попросту перестало быть видно. Зато отчётливо слышались удары ног о тело и глухие, задыхающиеся стоны.        Вместе с кашлем вышла кровь, из носа нещадно текло. Тим уже не чувствовал собственного лица и рук, отёкших от скручивания, и постепенно терял связь с реальностью. Комната всё чаще погружалась во тьму, а звуки отдалялись и казались чем-то из мира снов. Лишь удары могли ненадолго привести его в себя и заставить снова всматриваться в толпу тусовщиков и обезображенное, окровавленное тело, закрытое ими.        Он не боялся за себя и за то, что он может умереть. Он боялся лишь того, что Саша больше не возродится. Что он больше не сможет услышать её голос. Что он больше никогда не сможет обнять её и взять за руку, снова сказав, что она холодная. Он боялся, что больше не сможет неотрывно глядеть в её карие глаза и разглядывать в них её недоступную душу. Что та самая девушка, которая не давала ему упасть духом… навсегда исчезнет из его мира.        Смех тусовщиков окончательно затопил слух. Тёмный силуэт лишённой конечностей Саши прятался под столом. Волосы полностью закрыли её лицо, но и это не помешало Тиму понять, что она мертва. Кровопотери и множество травм попросту убили её. А рядом с трупом валялись оторванные глаза…        Может, Тим и хотел сорваться к Саше, только вот почти сразу же силы покинули его, а разум рухнул в забвение, заставив наконец потерять сознание и всякую чувствительность к боли.        Она не помнила, как оказалась в этом школьном коридоре, в котором очнулась. Не помнила, что произошло до этого, но точно знала — она только что пережила смерть.        Оглядевшись по сторонам, она обнаружила рядом с собой два рюкзака, испачканный меч и… избитого до ужасного состояния Тима. Его лицо было в синяках и крови, а на запястьях остались следы зубов. Кажется, накануне они вдвоём попали к каким-то сущностям…        Да, вы попали к тусовщикам по твоей вине. Ты завела своего ненаглядного мальчишку на верную смерть. Радуйся, что тусовщики помиловали его. Они бы с лёгкостью превратили его в труп…        Голос в голове принадлежал Дитя. Странно, что его имя и имя Тима она прекрасно помнила… но не помнила собственное имя. Вообще. Оно выскользнуло из памяти вместе с воспоминаниями о мгновениях смерти.        Твоё имя — ничтожество. Эгоистичное ничтожество, чуть не погубившее невинного человека.        Она быстро подползла к Тиму и легонько постучала его по щеке, чтобы привести в сознание, но он не откликался. Она повторила это действие ещё несколько раз, однако не получила никакого отклика.        — Пожалуйста, очнись… — молила она, с надеждой вглядываясь в лицо Тима и ожидая того, что он откроет глаза. — Прошу тебя…        В отчаянии она прислонилась ухом к его груди и попыталась расслышать его сердцебиение. Оно было настолько слабым, что она не выдержала: из души вырвался болезненный вой, а футболка Тима вмиг стала мокрой от слёз.        Он может не выжить, если ничего не сделать… И в этом всём твоя вина… моё маленькое ничтожество. Но у тебя ещё есть шансы всё исправить. И для начала… следовало бы отойти подальше от кабинета, где тебя ждут на повторную смерть.        За злосчастной дверью в класс играла музыка — тусовщики были внутри. Но всё могло измениться…        Недолго думая, она встала на ноги и подхватила Тима под плечи, чтобы поволочь его дальше по коридору в безопасное место. Однако это оказалось довольно тяжело — руки не слушались и казались ватно-слабыми, как и всё остальное тело. Но она продолжала медленно двигаться вперёд, напрягаясь изо всех сил и игнорируя боли и усталость. Ведь Тиму было намного хуже, чем ей.        Ослабшие ноги подкосились, и она упала на колени, но продолжила тащить Тима, позабыв о том, что рядом с классом остались их вещи. Слёзы текли уже от отчаяния и осознания того, что она натворила, когда привела Тима прямо в ловушку тусовщиков. Сможет ли она простить это себе? Уже нет. Это никак нельзя прощать. Особенно, если он всё же умрёт по дороге…        Силы подошли к исходу, а отползти удалось всего лишь до дверей в следующий класс.        — Прости меня, — прошептала она, обняв со спины Тима. — Я не могу. Я не справлюсь без тебя…        Очередная бессильная попытка сдвинуться с места обернулась разочарованием и дрожью в руках. Быть может, в рюкзаке ещё оставалась миндальная вода, бинты или какие-то лекарства, однако она попросту не знала, что ему поможет. И не знала, есть ли у неё вообще шанс вернуть его в сознание…        Бросив идею с поисками безопасного места, она вернулась к рюкзакам и принялась обыскивать их. Среди мусора и скомканной одежды в первом рюкзаке валялся флакон с перекисью и заполненная наполовину бутылка с миндальной водой. Примерно в этом же месте должна была лежать лицензия странника, однако в тот момент ей было всё равно на собственное имя. Ведь оно не играет роли, пока нет того, кто будет звать тебя им.        Салфетки, обрывки одежды и платки — всё, что осталось в карманах рюкзаков. Пусть этого и было мало, но именно столько хватило на то, чтобы закрыть раны на запястьях Тима. Но даже так ей казалось, что она сделала недостаточно и что её жалкий компаньон всё равно скоро умрёт. А в этом я и не сомневаюсь… Может, ты хочешь добить его, чтобы он не мучился?        — Да пошла ты к чёрту! — не выдержала она, но тут же начала говорить тише: — Я… я больше никогда не посмею…        Взгляд упал вниз, а руки крепче обхватили Тима в объятиях.        — Он будет жить. Он обязательно будет жить. Я сделаю всё, чтобы он жил…        Но тогда почему же ты плачешь над ним, словно видишь его в последний раз? Ты не веришь в собственные слова? Что ж, разумно…        Я никогда не любила оптимистов. И никогда не любила таких самонадеянных людишек, как ты. Но я рада, что ты потихоньку исправляешься…        Позади раздались чьи-то лёгкие и тихие шаги. И, когда она обернулась, то увидела идущих в её сторону сущностей в чёрной одежде и с синими масками на лицах. Может, сначала её посетил испуг, но когда она вспомнила, кто это, то поняла — они с Тимом скоро будут в безопасности.        Всё, что было дальше, запомнилось туманной картинкой и тишиной, с которой зануды несли Тима и помогали ей перетащить их вещи до какого-то класса. На его двери ярко-жёлтой краской крупными буквами было написано «Война окончена». А рядом — улыбающийся смайлик — главный атрибут тусовщиков. Но всё же, они были не правы, посчитав, что с занудами навсегда покончено…        Из комнаты с компьютерами, за которыми работали несколько зануд, она попала в класс, заваленный пакетами с мусором и спальными мешками. Из окон, забитых досками, лил яркий свет, который просвечивал тонны пыли в спёртом воздухе. Этот свет был настолько непривычен для глаз, долго глядевших лишь во тьму, что вызывал небольшое недоумение. Но, вместе с тем… напоминал Сцену и её солнце.        Тим пока не приходил в себя. В это время она старалась не отходить от него ни на шаг. Разве что иногда выходила к занудам и просила у них воды, чтобы намочить тряпку. А затем возвращалась. И сидела рядом с Тимом на одном спальном мешке. Ей хотелось спать и пить, но она игнорировала саму же себя. Её волосы растрепались и прилипли к мокрым щекам, а голова всё никак не могла пройти. Но физическая боль и моральная разруха не могли передать всей той огромной печали, которую она испытывала в те нелёгкие часы. Казалось, что такой несчастной она себя не чувствовала с момента смерти отца.        — Что я наделала… — говорила она, аккуратно вытирая краем бинта кровь с лица Тима.        Красные пятна синяков по всему его телу вызывали содрогание. Если бы она не привела его туда… Как он вообще после этого сможет ей доверять? Ведь ты предала его доверие. Моё маленькое ничтожество не справилось со своим обещанием… Какая жалость…        Она уронила голову на грудь Тима и тяжело вздохнула. Всё же, как бы ни сложились обстоятельства, она не собиралась бросать его умирать. Что бы ни случилось, она будет с ним до самого конца и сделает всё, чтобы Тим пришёл в себя.        Периодически она всё же засыпала. Но сон настолько сильно походил на реальность, что пугал и навевал лишь большую усталость. И каждый раз когда она просыпалась, то не могла понять, проснулась ли вообще. Сознание будто ходило по кругу от края забытья до края осознанности, возвращая её в ужасную реальность, в которой сердце Тима переставало биться…        По несколько раз за полчаса или час? она меняла бинты на запястьях и щупала пульс. Заново смачивала холодной водой тряпку и клала на лоб Тима. Пыталась дозваться до него, но без толку. А затем снова провалилась в короткий и ужасный сон. Как бы она ни хотела проживать этот кошмар снова и снова, но усталость была сильнее. Даже сильнее страха проснуться и осознать, что леденящее сновидение стало реальностью.        В один момент сквозь зыбкую дрёму она неожиданно услышала голос из реальности, грустно и устало повторявший только одно:        — Ася, я здесь. Не уходи, Ася…        Но стоило проснуться, как голос затих. Словно всё это было иллюзией… Иллюзией, больно отзывающейся в сердце и звенящей эхом в разрушенной памяти.        «Разве меня не так звали? И кто это был? Кажется, Асей меня звали только родители и… он. Тот парень из прошлого… Стоп, но кто тогда звал меня в реальности? Разве зануды умеют разговаривать? И не показалось ли мне это всё?»        Неожиданно для себя она вспомнила. И заметила, что голос, который её звал, был очень похож на голос Тима. Хотя раньше он звал её…        — Саша, — сказал тот же голос, на что она обернулась и поняла, что Тим очнулся. И так же поняла, что наконец вспомнила своё имя.        Он попытался встать, но почти сразу уронил голову обратно, зашипев, видимо, от боли.        — Не вставай, — тут же приостановила его Саша, пока возилась с красным термосом, который ей дали зануды. — Тебе нужен покой, чтобы восстановиться. А будешь рыпаться — привяжу к спальнику.        — А я и не собирался… Ох, господи… Где мы вообще?        — Мы в безопасности. Точнее, в убежище зануд.        Саша налила немного миндальной воды из термоса в его крышку и приподняла голову Тима, чтобы напоить его. Однако как только он сделал первый глоток, то закашлялся.        — Ну и дрянь…        — Это полезная дрянь. Допивай давай.        Тим с усталым и брезгливым прищуром посмотрел сначала на Сашу, а затем на крышку с водой. В тот момент он был похож на ребёнка, которому хотели дать какое-то горькое лекарство.        — Мне так обычно про алгебру говорили.        — Эх ты, юморист… — вздохнула с лёгкой улыбкой Саша. — Я ж не отстану.        Как бы Тим ни привередничал, ему пришлось допивать эту горьковатую миндальную воду. В конце концов, травмы так просто себя залечивать не собирались. По крайней мере, физические…        Вскоре у Саши появились силы встать с места, чтобы убрать термос, а затем вынести остатки грязных бинтов, которые пришлось сменить за время, проведённое в убежище зануд. Причём руки в тот момент будто жили своей жизнью: дрожали, совершали какие-то резкие действия, никак не согласовывая это с мозгом. Да и Саша заметила, что без цели бродила из одного угла комнаты в другой. Даже заглядывала через щели между досками, закрывавшими окна.        Как бы ни было стереотипно выражение о том, что шрамы украшают мужчин, но именно сейчас Тим казался Саше совершенно другим. Может, ещё в самом начале знакомства с ним она не думала, что может привязаться к человеку всего за несколько месяцев, то сейчас… она была готова на любые жертвы ради Тима.        На единственной в комнате парте лежала старая куртка, оставленная прошлыми странниками. Руки сами вцепились в её воротник, не контролируемые разумом, ходившим ходуном от пережитых потрясений.        — Тебе… что-нибудь нужно? Может, укрыть? — спросила Саша, думая о том, насколько она глупо звучит. — Извини, я правда не знаю, как оказывать первую помощь…        — Мне достаточно видеть тебя живой, — ответил Тим и слабо улыбнулся.        Саша замерла на полпути к нему, держа куртку, которую она для непонятных целей прихватила с собой. Она уже не контролировала себя и чувствовала, как быстро краснеет. Дрожь, которую она испытывала, могла сравниться лишь с ощущениями после погони. Казалось, что ещё чуть-чуть — и можно будет задохнуться. Или сорваться в эмоциональную пропасть.        — Спасибо, — сказал Тим, добродушно взглянув на Сашу.        — За что это? — удивлённо переспросила она.        — Ты спасла меня от тусовщиков.        В голове произошёл диссонанс. Как же так произошло, что Саша одновременно подвергла Тима опасности и спасла ему жизнь? Заслуживает ли она в таком случае благодарности?        Саша присела рядом с Тимом и опустила голову.        — Нет, я не заслуживаю благодарности. Это была моя вина. Это я привела тебя к тусовщикам…        В чёрных глазах промелькнуло удивление и, кажется, недопонимание. Тим точно запомнил произошедшее иначе.        — Но мы же шли туда вместе… Из нас никто никого не вёл.        «Стоп, что?.. Ах ты паскуда…»        А что я-то сразу? Между прочим, ты сама мне поверила, хотя могла поставить мои слова под сомнение.        — Я понимаю, что ты наверняка всё забыла, но… это не повод начать обвинять себя в том, чего ты не делала.        Рука Тима еле-еле обхватила руку Саши.        — В конце концов, именно тебе я обязан тем, что отделался лишь ушибами… ну, и не самыми приятными воспоминаниями.        Его глаза потихоньку закрывались: эффект миндальной воды из красного термоса давал о себе знать. Да и Сашу почему-то начало клонить в сон.        — Такие же холодные руки… — проговорил Тим сонно, продолжая смотреть на неё. — И, к счастью, такие же целые…        — Ты всё помнишь? — спросила она и улыбнулась.        — И буду помнить ещё очень долго. До конца всей своей жизни.        До конца всей своей жизни… Может, это прозвучало бы банально, но именно тогда Саша обрела мечту разделить эту самую жизнь с Тимом. И горе, и радость. И болезнь, и здравие. И безумие, и ясность. Всё, чём судьба могла бы их испытать.        Но вам не суждено.        В почти пустом классе монотонно жужжала лампа над доской. В душе немного ныло от молчания, которое ненароком повисло между двумя странниками, выжидающими момента, когда можно будет снова отправиться в путь.        — Ты как? Тебе получше? — спросил Андрей у Риты, которая в это время всё ещё отходила от бега.        — Да, вроде.        Хотя бледность кожи говорила об обратном. Конечно, по сравнению с тем, что было полчаса назад, Рита выглядела чуточку пободрее, но от этого нисколько не легче.        — Может, миндальной воды? — предложил Андрей, взяв её за руку.        — Не надо.        Рита покачала головой, но тут же прикрыла рот рукой, словно её снова начало тошнить. Однако через пару вдохов и выдохов ей стало лучше, а затем она и вовсе встала из-за парты с явным намерением продолжать путь. Но в глубине души Андрей понимал, что Рите приходится заставлять себя это делать, несмотря на болезненное состояние. И не просто понимал. Он это знал, ведь прекрасно помнил, как Рита, простуженная и лихорадящая, шла к нему на пары и при этом винила себя за то, что ничего не соображает.        Однако что-то всё-таки было непохожее на типичную усталость. Будто бы Риту беспокоило что-то ещё… Может, Андрей и догадывался, в чём причина, но не верил в её обоснованность. Или не хотел верить?        — Ты уверена, что выдержишь?        — Мне наверняка станет получше. Это… временно. — На этих словах Рита посмотрела куда-то в сторону и обняла себя за плечи. — Со мной такое уже было на Уровне 33. Давление, наверное, просто скачет…        Она медленно подняла свой рюкзак с пола и закрыла передний карман. Затем так же медленно и, постоянно промахиваясь руками, она надела рюкзак на спину и бросила на Андрея ожидающий взгляд.        — Всё-таки идём? — спросил он, собирая вещи следом за ней.        В ответ Рита кивнула и неспеша подошла к двери. И даже уже взялась за ручку, но в последний миг застыла и обернулась к Андрею, заставив его остановиться на полпути к выходу. Её лицо замерло в тревожном выражении, а рука всё же отпустила дверную ручку.        — Ты слышишь? — спросила Рита шёпотом.        Андрей прислушался и понял, к чему был этот вопрос. Ведь посреди жужжания лампы отчётливо слышались далёкие шаги нескольких людей. У кого-то из них были каблуки, которые громко отстукивали какой-то ритм и намекали на то, что уже совсем скоро в классе будет не так безопасно… И, возможно, во всём коридоре.        — Чёрт, — ругнулся Андрей и принялся бегло оглядываться по сторонам. — Прячемся!        Нужно было срочно отыскать укромное место. Но ни учительский стол, ни многочисленные парты не могли скрыть странников. Им не оставалось ничего, кроме как перебежать в дальний конец класса.        Скрипнула дверца — Рита открыла шкаф посреди книжных полок и заглянула в него.        — Мы можем спрятаться здесь, — сказала она, открыв вторую створку. — Мы должны уместиться.        Внутри было абсолютно пусто, а шаги за дверью становились всё ближе. Вот-вот в класс кто-то должен был зайти… Времени на иной выбор не было, и Рита с Андреем залезли в шкаф и быстро закрыли его. В этот же момент стало настолько душно и тесно, что на секунду вскружилась голова. Но головокружение вмиг прошло, стоило скрипнуть двери в класс…        — Говорите — здесь были эти двое странников?        Между створками шкафа едва-едва проглядывался класс, в который зашёл оперативник с винтовкой наперевес и двое сущностей, похожих на местных учеников. Даже в слабом свете и при маленьком угле обзора было видно, как их лица постоянно менялись, размываясь и снова становясь чёткими.        — Да, они прибежали с противоположной стороны коридора и зашли в кабинет. Кажется, это было примерно полчаса назад, — сказала ученица, в то время как шла по проходу между третьим и четвёртым рядом парт. Стук каблуков её туфель, кажется, отзывался глубоко внутри…        — И где же гарантия, что они к тому моменту ещё не успели уйти? — спросил оперативник, следуя за ней.        Рита прижалась к боковой стенке шкафа и зажмурила глаза от страха. Казалось, будто она вообще не дышала, но при этом умудрялась держать свою способность под контролем. Андрею, может, и было легче перенести эти ужасно тревожные минуты, да только он уже успел вспотеть и сжал руки в кулаки до боли.        Нужно было оставаться тихими и неподвижными. Будто мёртвыми или отсутствующими. Настолько долго, насколько хватит терпения и нервов. Продержаться. Просто продержаться и ни в коем случае не выдать себя. Ни дыханием, ни слишком громким биением сердца.        — Эти двое были настолько уставшими, что они бы вряд ли так быстро смогли уйти, — третий голос принадлежал уже ученику-юноше.        Три неразборчивых тёмных силуэта носились по классу и переворачивали и двигали всё, что только могли. Рядом со шкафом настолько часто проносились чьи-то тени, что казалось, что сердце скоро попросту остановится. Но нужно было продолжать стоять на месте и не издавать никаких звуков. Слиться с окружающей тишиной и интерьером. Держать себя под контролем. Но напряжение было настолько сильным, что по вискам уже пинала мигрень.        Андрей бросил взгляд на Риту, округлившую свои плечи и сжавшуюся от страха уже в углу шкафа. Она тревожно-большими глазами глядела в сторону щели между дверцами, вцепившись левой рукой за правое запястье. Кажется, она едва сдерживала слёзы и мысленно молилась господу, чтобы они вдвоём остались незамеченными.        — Что-то никого здесь нет… — с какой-то усмешкой в голосе проговорил оперативник, проходя мимо шкафа.        — Странно, — отозвался голос ученика, который облокотился о тот же самый шкаф и скрестил руки на груди.        — Похоже, они всё-таки успели уйти, — сказала ученица, стоявшая возле противоположной от двери стены.        — Ну и зачем я тогда сюда пёрся? — возмутился оперативник и поставил винтовку на парту.        — А откуда мы знали, что всё так окажется?!        Вспыливший ученик от раздражения и досады ударил ладонью по дверце шкафа, заставив Риту и Андрея одновременно вздрогнуть и отодвинуться от выхода. Теперь они оказались в настолько опасном положении, что любой неверный вздох или движение могли выдать их с головой.        — Может, мы сможем найти их дальше по коридору? — спросила ученица, как бы пытаясь примирить оперативника и своего товарища.        Казалось, что прошла целая вечность, прежде чем они втроём приняли решение. За это время, как чувствовал Андрей, он успел несколько раз поседеть. Но всё же… удаляющиеся шаги звучали невероятно успокаивающе. Пока они не стали менее чёткими, что значило лишь одно — кто-то остановился. Да, дверь успела закрыться и хлопнуть, однако интуиция заставила Андрея и Риту остаться на своих местах.        — И всё-таки, что-то тут не сходится… — проговорил ученик и направился прямо в сторону шкафа.        В те секунды Андрей понял, что их всё-таки заметили. Рука сразу полезла в карман за коробкой огнесоли, а внутренний таймер будто начал отсчёт до старта побега. Но даже так Андрей не чувствовал уверенности в собственных силах и продолжал во все глаза наблюдать за тем, что происходило снаружи шкафа.        Упрямый ученик медленно ходил вокруг шкафа и всё вглядывался в него, пытаясь найти что-то подозрительное. Но странники, к их удивлению, ещё держались и пытались не выдавать себя.        — Думаете, сбежали — да? А чёрта с два!        Ученик подошёл вплотную к дверям шкафа и прижался к щели между дверьми, чтобы получше разглядеть, что за ними. В тот момент и Рита, и Андрей будто действительно стали мёртвыми, хотя всё внутри напряглось до какого-то неслышимого звона натянутых связок. Вдох застыл в груди, а лоб начал потеть. Ведь сейчас у них двоих нет права на оплошность. Держаться. Быть тихими и неподвижными. Не попадаться под какой-либо свет. Просто держаться и молиться на то, что всё обойдётся.        Левая дверка легонько дёрнулась: кажется, с той стороны взялись за ручку. Может, то, что шкаф был старый и плохо открывался, могло сыграть на руку, однако сейчас уже просто некуда было деваться. Оставалось лишь приготовиться к тому, что придётся бросить под ноги огнесоль и бежать через другую дверку.        — Эй, ты чего там застрял? — раздался приближающийся голос ученицы. — Мы же собирались искать дальше.        Открывающаяся дверка стукнулась о порожек шкафа и оказалась на своём законном месте.        — А может, они всё ещё здесь?        — Где же? Мы всё тут перерыли! — ученица обвела рукой класс.        — Мы не заглядывали в шкаф.        Ученица подошла к своему напарнику и бегло осмотрела шкаф.        — Их там никак быть не может. Я знаю такие шкафы — у них обычно внутри несколько полок, — сказала она, проведя рукой по дверце. — Не влезешь…        — Ты уверена?        — Ты говоришь с человеком, который побывал в каждом уголке этой школы, — с гордостью сообщила ученица, подперев бока руками.        Какое-то время ученики стояли молча и глядели на шкаф. В ушах почему-то заложило и зазвенело, а в горле пересохло. Тревога измотала Андрея до состояния слабости и вялости. Ему казалось, что, если через пару минут в классе не станет пусто, он просто не выдержит.        — Ладно, пойдём, — вздохнул ученик, махнув рукой на шкаф и развернувшись на сто восемьдесят.        Наконец шаги стали удаляться, а вслед за этим взвыла открывающаяся дверь. Класс и коридор постепенно начал погружаться в тишину, пока не утонул в ней полностью. Только тогда Андрей смог спокойно выдохнуть, а Рита — сползти по стенке шкафа со слезами на глазах. Возможно, когда они впервые встретились с закулисной сущностью на Уровне 0, поводов для страха было намного больше, но теперь… на кону остро стояло нечто другое — жизнь Риты и возможность её продолжения.        Но пока что всё тревожное и опасное осталось позади. И единственное, что им двоим ещё нужно было сделать — это найти обходной путь к Саше и Тиму. А дальше — хоть на самый конец Закулисья.        Очередной сон уже не так пугал Сашу. Кажется, она начала отличать реальность от хитрых декораций, созданных руками Дитя. Но с каждым разом игра в угадайку становилась всё сложнее и сложнее. И всё более и более жестокой. А вскоре эта жестокость достигла своего предела.        Единственными цветами, которые могли уловить усталые глаза, были чёрный, красный и белый. А единственной эмоцией, преследовавшей Сашу, был страх. Ведь ей некуда было деваться от Дитя и его произвола. Куда бы она ни шла, оно всегда находилось рядом и готовилось подставить подножку…        — Ты можешь называть меня тварью, мразью, отродьем… только всё это я слышала задолго до твоего появления в Закулисье.        Казалось, что Дитя повсюду. Что оно затопило своим ядом весь разум, не оставив ни единого уголка для спасения. Ни единого выхода или надежды. Оно будто изолировало Сашу от реального мира и заперло в своей клетке, как диковинную зверушку.        — Ты проиграла, Саша. Мне жаль, — щебетало Дитя, выглядывая из-за каждого угла. И его голосу будто вторили мысли.        За каждым углом этого сонного лабиринта скрывалось его продолжение и чернота. Вместе с секундами копился страх не очнуться и навсегда потерять контроль над собственным телом и не выбраться из этого кошмара…        — Я не проиграла. Нет.        Голос предательски неуверенно сорвался. Саша будто бы потеряла надежду.        — Знаешь, сколько у меня до тебя было жертв?        Дитя уже рычало и не казалось таким провокационно-заигрывающим, как раньше. Теперь оно в открытую издевалось над Сашей, ведь знало, что она ничего не сможет ему сделать.        — Сотни и тысячи наивных и отчаявшихся людей соглашались на сделку со мной, лишь бы устранить источник своей боли или получить что-то. Много кто из них пытался сопротивляться мне. Но никто не победил. Я оказалась сильнее их жалких душонок и тел. Я смогла их сломать. Я сломаю и тебя. И даже знаю, как это сделаю.        Дитя выскочило прямо перед Сашей, загородив собой проход. Его острые изогнутые когти одним только видом вызывали боль, а в жестоких и диких глазах можно было разглядеть лютую ненависть, пробирающую до холода.        — Сначала я убью Риту. Разорву пополам и раскидаю по какому-нибудь Уровню. Потом Андрея. Сожгу его на огнесоли. А затем ты будешь долго-долго глядеть, как я буду убивать Тима. Душить или расчленять — ты можешь выбрать.        Саша медленно отступала назад, в то время как Дитя ползло из глубин коридора. Она уже знала, что за спиной обязательно встретит тупик. У неё не оставалось ничего, кроме…        — Ты обещала, что никого не тронешь! — неожиданно для себя и довольно смело воскликнула Саша, сделав шаг к Дитя. — У нас был договор! И я свою часть выполнила!        — Договор? — Дитя хлопало глазами так, будто даже и не знало, о чём идёт речь. — Ах да… Я поменяла условия. Ты мне уже даже и не нужна.        — Ты обещала! — прокричала она снова, ещё раз шагнув на Дитя. — Ты, сука черномазая, обещала!        Дитя наклонилось к Саше и со снисходительной издёвкой посмотрело на неё.        — Я имею полное право менять договор так, как я этого хочу. К тому же… это обещание действовало лишь на тот период, пока я набиралась сил. Ты выполнила свою работу, и договор может быть расторгнут. Да и… не помню, чтобы я на крови клялась, что никого не трону.        Широкая и натянутая улыбка Дитя выглядела поистине пугающе. Но страх быстро сменился гневом, стиснувшим дыхание, а руки сжались в кулаки.        — Мразь, — процедила сквозь зубы Саша, но тут же повысила голос: — Тварь! Ненавижу тебя!        Ладони упёрлись в плотное, покрытое чёрной жидкостью тело и попытались оттолкнуть его от себя. Но выходило это с трудом. С слишком большим трудом.        — Ненавижу тебя! Будь ты проклята!        Саша бы и дальше продолжала бороться с Дитя, но неожиданная пощёчина когтистой рукой заставила её упасть ему под ноги. Место удара тут же начало гореть от царапин, а ноги отшибло. Дитя, стоявшее над Сашей, долгое время молча смотрело на неё с нескрываемым презрением, пока не пнуло её в бок с такой силой, что Саша отлетела к стене и ударилась о неё спиной.        — Что мы с тобой говорили про непослушание? — спросило Дитя, пока шло к ней. — Кажется, ты плохо понимаешь по-хорошему и мне нужно серьёзно перевоспитать тебя.        По животу пролетел ещё один удар, от которого Саша чуть не задохнулась и согнулась в позу эмбриона, чтобы хоть как-то защитить себя. Но Дитя тут же схватило её за запястья и одним рывком подняло с пола. Другая его рука взяла Сашу за волосы и намотала их на кулак. В шее, держащей опрокинутую голову, всё пережало настолько, что казалось — вот-вот один из позвонков выскочит или переломится.        — Моими жертвами были многие. Врачи, военные, оперативники. Люди, чья воля закалялась долгими годами…        В этот самый момент Дитя со всей силы вдарило Сашу головой об пол. Казалось, словно от боли ненадолго отключилось сознание, а мозг несколько раз стукнулся о черепную коробку, которая чудом не раскололась. Нос хрустнул, а затем его заложило. Руки сразу же упёрлись в пол, как бы предвещая следующий удар.        — Стой, не надо! Я всё по…        Очередной удар об пол. Болезненный вскрик, а за ним хриплое и измученное дыхание. Лицо начало неметь от подступающих синяков, а шею — сводить.        — Никто из них не стал сопротивляться. Никто не сумел выдержать сопротивления. И ты до сих пор думаешь, что сможешь переиграть меня?        Ещё удар. Настолько сильный, что внутри будто что-то треснуло. Глотку затопили слёзы и кровь из сломанного носа, веки опухли. Казалось, что ещё один раз — и можно будет попрощаться с жизнью.        — Твоё тело всё равно будет моим. Твоя душа всё равно будет моей. СМИРИСЬ И ПОДЧИНИСЬ МНЕ НАКОНЕЦ!        Лоб снова встретился с полом. Мозг настолько сильно тряхнуло, что он будто и вовсе начал вытекать через нос. Руки уже не держали от удара, бессильно повиснув вдоль тела. От боли и унижения не получалось прекратить плакать, а всхлипы то и дело застревали в груди и душили.        — Ну, и кто же из нас обладает большей властью? Кто из нас сейчас сильнее?        Дитя сильнее запрокинуло голову Саши назад, чтобы смотреть на неё сверху.        — Ну же, милая. Неужели я перестаралась и перешибла весь твой мозг? — Оно чуть приблизилось к её лицу.        — Перешибленный мозг тут только у тебя, — прошипела Саша, несмотря на слёзы и боль, и плюнула в Дитя кровью.        Лицо Дитя искривилось в злобе, а его зубы, больше похожие на клыки, еле слышно скрипнули. Но за его мимикой долго наблюдать не пришлось, ведь в считанные секунды Сашу впечатало в стену. Настолько резко и с такой силой, что ей даже показалось, что это конец и ни одна из внутренностей не уцелела. Но Саша выжила. Выжила, чтобы медленно сползти по стене и оставить на чёрных обоях длинный кровавый след.        — Самодовольная сука, — с презрением бросило Дитя. — И угораздило же Закулисье выбрать тебя… Но ничего, я всё равно тебя сломаю. Я выбью из тебя всю эту дурь.        Саша не успела встать: Дитя прижало её всем своим огромным весом к полу, не дав даже чуточку двинуться в сторону и затруднив дыхание.        — Может, мне изнасиловать тебя? — спросило Дитя, пристально глядя на Сашу. На его лице не было ни улыбки, ни выражения злобы. Только мёртвое безразличие.        Попытка дёрнуться под тяжестью его веса обернулась лишь острой болью.        — Нет… не надо. Пожалуйста, — взмолилась Саша, захлёбываясь кровью и слезами.        — Теперь мы так заговорили, да? Теперь ты просишь меня, Асечка? Только я больше не слушаю тебя. Я не собираюсь договариваться с тобой.        Ведь теперь правила задаю только я. А ты лишь моя кукла для издевательств.        Для тебя всё кончено, Саша. Твоё тело теперь моё. Но я дам тебе шанс попрощаться с Тимом перед тем, как я наконец выйду и покажусь людям… спустя столько лет.        — Хотя знаешь… Такую жалкую грязную шлюху, как ты, даже не хочется насиловать. Ты ведь и не помнишь никого из тех парней, с которыми умудрилась переспать, — сказало Дитя с издёвкой в голосе и садисткой ухмылкой — оно знало, что эта тема больная для Саши. — Мне жаль его: он так искренне и бескорыстно тебя полюбил. Мало того, что ты предала его, так ещё и изменила ему не с одним парнем. Хотя именно ему ты клялась в верности до самой смерти. И… что же вышло, милая? Этот бедный мальчишка мёртв, ты перетрахалась со всеми в своём окружении, но при этом… осталась такой несчастной…        Тело Дитя начало давить сильнее. Но не так, как рыдание и жгучая вина перед парнем, которого Саше уже не вернуть.        — Ты не умеешь любить. Ты боишься любить. А даже если и преодолеваешь свой страх, то те, кого ты любишь, исчезают из твоей жизни. Твой отец, которого ты загубила своим поведением, этот милый парнишка, которого ты предала… Может, ты уже догадываешься, кто будет следующим на очереди?        Ей хотелось попросту оглохнуть, лишь бы не слышать Дитя. Лишь бы не возвращаться к тем мыслям, которые преследовали её уже второй год. Лишь бы не принимать заново тот факт, что Саша рушит всё, к чему прикасается… От повторного осознания этой суровой истины рыдание накатило с новой силой, перехватив и так еле живое дыхание и превратившись в стон, полный душевной боли.        — Неужели ты плачешь? О, не грусти, весь ад ждёт тебя в реальности, когда ты проснёшься и тебе придётся рассказать всю правду.        Когтистые лапы необыкновенно осторожно обхватили лицо Саши, а Дитя чуть наклонилось к ней.        — Как только я вырвусь на свободу, я избавлю тебя от этих страданий. Ты станешь моей частью и больше никогда не будешь испытывать боль, которую приносила тебе любовь. Тебе больше не придётся любить кого-то. Ты получишь своё желанное одиночество, в котором не будешь мучиться. Ведь одиночество — это свобода. Твоя треклятая любовь — всего лишь власть. А власть — это всегда насилие одного над другим.        — Я не хочу, нет… — сказала Саша слабым, задыхающимся голосом.        — А твоего мнения никто не спрашивал. Ты слишком глупа для того, чтобы иметь его. Всё человечество слишком глупо для того, чтобы что-то решать. Всё пытается найти пастуха среди овец, когда ему нужен кто-то поумнее…        Пространство вокруг начала затоплять чёрная жидкость. Саша потеряла контроль над собой и уже не могла пошевелиться. Она могла лишь чувствовать, как холодная чёрная вода касается её кожи, и ждать, пока она утонет в ней.        — Да, я жестокая. Но я не могу иначе. Я всего лишь хочу жить. И мне плевать, что придётся для этого сделать. И мне уже плевать, что будет думать Закулисье.        Дитя сливалось вместе с этой жидкостью, постепенно приобретая более чёткие контуры тела.        — Я так долго пряталась от чужих глаз и бегала от тела к телу, что уже забыла, каково это — ощущать себя. Но ты… — Улыбка Дитя была похожа на маньяческую, хоть и скрывалась за толстыми прядями волос, упавшими на его пустые глаза.— Благодаря тебе я снова стану такой же, какой была много веков назад.        — Нет… Пожалуйста, нет…        — Вот только выйдем на каком-нибудь людном Уровне… А дальше человечество может прощаться со своим существованием. Осталось-то всего ничего…        С каждой секундой Дитя всё больше и больше становилось похоже на чудовище со стен пещер Уровня 23 и всё меньше — на тень Саши. Скорее, на её искажённую версию.        — До встречи в твоём последнем кошмаре, милая.        Резкий поворот головы. Шея с пронзающей болью хрустнула, а в глазах мгновенно потемнело. Но смерть не изменила того факта, что Саше придётся очнуться в реальности, чтобы раз и навсегда решить: предаст ли она доверие своих товарищей или же сохранит тайну до самого конца.