Гори, чтобы светить...

«...А вчера у окна ввечеру Долго-долго сидела она И следила по тучам игру, Что, скользя, затевала луна. И чем ярче играла луна, И чем громче свистал соловей, Все бледней становилась она, Сердце билось больней и больней. Оттого-то на юной груди, На ланитах так утро горит. Не буди ж ты ее, не буди… На заре она сладко так спит!» Афанасий Фет.

Мерзлое начало февраля сопутствовалось хлопьями колючего снега, мгновенно таявшего на тёплых руках или рукавицах. Да только ни того, ни другого у Саши Лукьяновой не было. Лёгкая кожанка, потрепанная то ли временем, то ли прошлым обладателем в лице отца, рукава которой были закатаны до локтей, в силу дыр, образовашихся на ней; спортивные штаны держащиеся на тонкой талии благодаря туго затянутым шнурам, были подогнуты, оголяя щиколотки; кроссовки, скользящие по льду и потерявший былой вид и легкая футболка, что была видна по причине растегнутой кожанки. Тело дрогло страшно, видела бы мать – убила бы, не думая. Но Саше всё равно, краснющих пальцев, что упорно сжимают маленький серебряного покрытия телефончик, она уже не чувствует около двадцати минут. Шипит при каждом дуновение ледяного ветра, потому что горло начинает жутко болеть, что глотать больно. Она переехала недавно в Петербург, где так неожиданно грянули холода. Лукьянова старалась об этом не думать и спешила на работу, пытаясь при этом говорить по телефону, что был готов разрядиться из-за погодных условий. – Саш, ну где ты там? Ау? – послышился девичий голос из шипящего динамика. – Иду. – сухо бросила, вдыхая морозный воздух. – Да, в твоём этом Купчино – не пройти и не проехать, что ты за гопарский район выбрала?! – выходили довольно громкие возмущения, отчего Саша отвела телефон чуть в сторону. – У меня выбора особо не было. Где смогла, там и живу, не начинай. – данное высказывание вызывало раздражение, но Саша всеми силами его подавила. Образовалось молчание, что начинало напрягать Александру. Паника подступила к больному горлу, потому что остаться одной сейчас, где ни души на улице – совсем никак. Отпустило только спустя пару мгновений, когда послышались вздохи и забывая про диалог, собеседница начала что-то активно рассказывать. Саша, по правде говоря, даже не слушала, но и не чувствовала себя потерянно хотя бы. Лукьяновой уже двадцать пять, достижений почти нет, кроме окончания школы и института, да получения работы, на которую она ходила почти две с половиной недели. Мать не считала это успехом вовсе, потому что в её годы – она вышла замуж и уже воспитывали четырехлетнего Никиту – брата Александры. Никите двадцать девять, у него жена и девятилетняя дочь, учащаяся в третьем классе. И Сашка в их глазах, этих семьянинов, выглядела как изверг, кланяющейся Сатане. Каждый ужин, где собирались многочисленные братья с сёстрами, у которых было по выводку детей или они просто состояли в браке – главным объектом смеха и негодования становилась Саша. И в последний их сбор она не выдержала напора, жизнь и без того шагала медленно, но верно, под откос, потому прилюдно послала сестру, которая ждала уже третьего ребёнка, несмотря на свои двадцать три, скинув быстро вещи в сумку – уехала на вокзал, купила билеты и оказалась в Питере. Казалось бы – все просто, но нет. О своём поведении она ни капли не жалела, пусть знатно и потрепала нервы девушке в положение, все прекрасно знали Сашин характер, манеру речи и поведение. Глупо было думать, что чья-то беременность остановит её мнение и острый язык... – Саша, ты слышишь? Саша! – голос в трубке упорно звал её, но слышала Лукьянова только сейчас. – Да, я задумалась. – резко ответила она, и услышала негромкий писк, поглядывая на небольшой экран телефона, оповестила, – Слушай, у меня сейчас телефон сядет, скажи Ильичу, что я опоздаю, потому что... ну, придумай короче! – Чёрт с тобой, Саш, ладно! – после этих слов последовали гудки. Грудную клетку опять свела невыносимая боль, пронзающая рёбра. Лукьянова спрятала обмёрзшие руки в карманы и спешно огляделась, наткнувшись взглядом на мужчину с чёрно-красными волосами, стоявшими торчком. Страх подступил к горлу. Она была совершенно одна в этом переулке, а он шёл в паре метрах, в любой момент имея возможность обернуться. Саша коротко окинула его взглядом: зимняя кожаная куртка, угольного цвета джинсы и чехол с гитарой, повисшей на правом плече. «Вроде на насильника не похож...» – проскользнула в голове мысль. Александру все так же не покидало непонятное ей чувство страха, которое она испытывала, видя незнакомых мужчин, но сжав волю в кулак вместе с озябшими пальцами, с мыслью, что по средь бела дня, её никто насиловать не будет, она двинулась дальше, решив обогнать прохожего. Тем более, на работу она катастрофически опаздывала, опять. Лукьянова делала аккуратные шаги, обходя замерзшие лужи, чтоб наверняка не распластаться прямо на дороге. Она стояла почти за мужчиной, но он не оборачивался или вовсе её не замечал. Заветный шаг, который отделял бы её от незнакомца, оставляя того позади, но под снегом оказывается лёд, ноги предательски быстро разъезжаются, а Саша падает вперёд, прямо на него. Впечатовшись лицом в снег, она услышала треск и едва уловимый хруст левого запястья, а так же глухой звук падения тела. – Блять! Ты где глаза потеряла, дура!? – слышились возмущение, вместе с тем мужчина встал, отряхиваясь. – П-простите, – Лукьянова начала робеть, словно школьница и привстала с помятого чехла от гитары. – А что мне твоё "простите"!? Ты, блять, разъебала мне гитару на раз-два! Она, пиздец, дорогая! – музыкант не унимался, подбирая вещицу. Саша в замешательстве встала, глядя мужчине в лицо, на лбу которого пульсируют жилки, сама от себя не ожидая, выдала: – Д-давайте я вам новую куплю... – Ты? – удивлённо приподнял бровь. – Тебе денег не хватит, дорогуша! Ты хоть знаешь, сука, сколько она стоит!? – П-приблизительно. – мямлила она. Мужчина окинул её взглядом, встречаясь на мгновение с серо-голубыми глазами, в которых плещется дикий страх, он чуть смягчился, на вдохи сказав: – Пошли. – Ку-куда? – Как куда? Гитару мне новую покупать! Мне она сейчас нужна, я и так опаздываю! – Х-хорошо. – Было бы что. Он резко сорвался с места, а Саша поспешила за ним, судорожно дыша и пытаясь не шлепнуться вновь. Левое запястье ломило от боли, но Лукьянова игнорировала это, закусывая до боли губу. Спутник не смотрел на неё, лишь шагал вперёд, сжимая руки в кулаки. По пути ему постоянно звонили, спрашивая, наверное, долго ли он, а он отвечал, что скоро будет, буквально рыча это в трубку. Лукьяновой было стыдно, что из-за её глупых предрассудков музыкант подводит людей, как и она, опаздывая на приличные полчаса. От бессилия и чувства вины хотелось плакать, ком подкатил к горлу, но она не смела издать и всхлипа. – Пришли. – кинул мужчина, резко останавливаясь перед небольшим музыкальным магазинчиком. – Иди. – А вы? – недоумевала Саша. – Я же не знаю, какую вам надо... – На, – оборвал её на полуслова, протягивая бумажку с незамысловатым названием, сказал, – покажешь продавцу, он даст нужную. Александра забрала с его рук листочек, касаясь обжигающих пальцев, отдернула холодное запястье. Развернулась и поспешно ретировалась в здание магазина, услышав, как за спиной чиркнула зажигалка, а потом почувствовала как до неё долетел табачный дым. – Добрый день, чего желаете приобрести? – сразу к ней подбежала консультантка, лучезарно улыбнувшись. «День был добрым, но явно не сегодня. Не в мою смену.» – летели в голове мысли, которым она усмехается. – Здравствуйте, не подскажите, имеется ли гитара данной марки? – Саша протянула бумажку девушке, та пару мгновенный думая, кивнула и повела Лукьянову за собой. Она подошла к стенду и взяла с него гитару синего цвета, плавно переходящего в голубой, явно покрытого каким-то лаком. – Вот поглядите, – она указала на часть со струнами. – гриф достаточно прочный, потому может быть чуть тяжеловатым, но это, при падении, избавит от поломки! Корпус тоже примерно такой же, но думаю, если приобрести пояс, то будет не тяжело... Александра слушала внимательно с умным видом, ибо ничего не смыслила в музыкальных инструментах и понятия такие, как «корпус» и «лады», она понимала, когда консультант на них показывала. – Как вам? – закончив свой монолог девушка повернула голову к Саше. – Да, мне нравится, – согласно кивнула она. – Так же, помимо этой, есть ещё другая расцветка, – девушка положила гитару обратно и указала на рядом стоящие, – красно-оранжевая, зелёно-салатовая, черно-белая... – Прошу прощения, – прервала Лукьянова. – можно последнюю посмотреть? – Конечно! Девушка поспешно передала гитару в руки Александре. Саша обхватила ту аккуратно, даже бережно, рассматривая сверху до низу. Музыкальный инструмент был белого цвета, а по бокам корпуса чёрного, так же рядом с грифом был незатейливый узор чёрного цвет, ввиде потёка. Сам корпус был необычной формы, справа был чуть вытянут угол, как и слево, впрочем, . Оглянув гитару снова, она перевела взгляд на стекло, за которым к ней спиной стоял музыкант. Почему-то ей показалось, что именно такой оттенок подойдёт. – Я беру эту! – объявила она консультантке. Та засияла, как бриллиант и повела её к кассе. – Чехол, пояс, ремень? – попутно спросила она. – Нет, спасибо, есть. – чуть соврала девушка, ведь чехол и вправду был, а о наличие последнего она была не уверена, да было как-то не до этого. Потыкав на калькуляторе, консультант сияя, изрекла: – С вас шестьдесят три тысячи восемьсот девяносто рублей! По карте или наличными? «Сколько!? Ё маё, я же месяц жрать не буду тогда! Зачем я вообще родилась...» – Саша внутри просто кричала, но снаружи улыбнулась и протянула кредитную карту. – Набирайте код. Трясущимися руками, Лукьянова набрала код и услышала звук печатающегося чека. Гора с плеч не упала, а наоборот. Камни теперь давили ещё сильнее. – Спасибо за покупку! Приходите ещё! «Ещё раз и я в окно.» – До свидания. Саша вышла из магазина, о чем оповестил колокольчик на двери и на неё тут же обернулся музыкант. – Простите ещё раз, мне правда очень стыдно за этот инцидент, – протянув гитару, она густо покраснела, вспоминая об былом менее получаса назад. – хорошего вам дня! Она засунала чек между струн, чтоб на всякий пожарный можно было поменять, если ему не понравится. Саша быстро упорхнула по улице, попутно набрав номер и совсем не замечая, вытянувшегося от удивление лица. ***

О, жизнь без завтрашнего дня! Ловлю измену в каждом слове, И убывающей любови Звезда восходит для меня. Так незаметно отлетать, Почти не узнавать при встрече, Но снова ночь. И снова плечи В истоме влажной целовать. Тебе я милой не была, Ты мне постыл. А пытка длилась, И как преступница томилась Любовь, исполненная зла. То словно брат. Молчишь, сердит. Но если встретимся глазами — Тебе клянусь я небесами, В огне расплавится гранит.» Анна Ахматова.

– Сашка! Черт бы тебя побрал, ради Сатаны, я чуть твою роль не отдал, дурная! Где носишься? Такими словами, вместо распёртых объятий её встретили в здании театра имени Нильсена*. Старый добрый худрук Василий Ильич, не верящий в Бога, как и сама Лукьянова, достаточно часто её ругал, но по-доброму. – Извините, Василий Ильич, такая ситуация произошла, стыдно до сих пор! – в своё оправдание проговорила Лукьянова. – Перерыв! – громко изрек руководитель на весь зал, поворачиваясь к Саше, сказал , – Ну, сходи переодеться и удиви меня, аж интересно стало, что ж с тобой непутёвой произошло! ***

«...От каких кровей теплится дар, От каких вершин потребность любить, От каких ветров дышит пожар, Быть мне со щитом или не быть? Покажи мне, ночь, братьев судьбы, Что в боях за блеск остались без глаз. Дай поводыря читать их следы, Я приму, как есть. Вот и весь сказ.»

АлисА, "Солнце на блюдце"

Пока Александра Лукьянова повествовала о своих удивительных приключениях, сам их участник шёл по питерским улицам на репетиционную точку, не отходя от шока. Имя было этому музыканту, как многие могли догадаться – Андрей Князев. Но знала ли это героиня утренних событий – для него оставалось великой загадкой. Когда произошёл данный инцидент, Князев сполна поддался эмоциям, ведь день не задался с самого утра, а тут ещё какая-то девка налетела на него и расхерачила гитару к чёртовой бабке, чтоб её! Андрей уж было подумал, что фанатики совсем обезумили, но как начал догадываться дальше о том, что она его и знать не знала! Девчонка, даже можно сказать девушка, лет чуть больше двадцати, взирала на него своими серо-голубыми глазами, полными какого-то отчаянья, что сердце на мгновение сжалось, а в голове пролетело: «Что же я, блять, делаю?! Она... Она напугана? Неужели, это я так её испугал...?» Но злость вновь приливала, стоило ему отвести взгляд. Он вновь отчитал её, а она начала мямлить, что купит ему гитару, в чем он сильно сомневался, оглядывая её внешний вид, говорящий, как ему казалось, об неимение таких средств. Но все таки повёл её к магазину, выйдя из которого, она протянула ему гитару, стоящую в два раза дороже его и смылась, будто бы её и не было! В два раза, сука! В два! Ещё и чек пихнула, мол, не нравится, поменяй! – Ты где, блять, шастал, Князь!? – услышав свое местное погоняло голосом друга – Михаила Горшенева, он выплыл из воспоминаний. – Не поверишь, Мих! – воскликнул Андрей, перемещаясь в комнату, где была репетиция, шедшая в полном разгаре. – Ух ты, нихуя... – подал голос Александр Балунов, заставив всех обратить взгляд туда же, куда и он – на гитару. – Княже, ты че в мажоры заделался? Где урвал? – Андрюха, ды ты ебу даёшь, откуда у тебя лишние шестьдесят косарей на эту бандуру?! — более красноречиво выговорился Горшенёв. Остальные молча разинули рты, а опоздавший вновь сказал: – Да говорю же, не у меня, Гаврил, не у меня! Ща такое расскажу, упадёте!