Праймы не ходят на вечеринки

Оптимус никогда не позволял себе робеть перед Мегатроном и определенно не собирался делать этого сейчас, какими бы запутанными ни были его чувства. Он растерянно стоял под десятками разноцветных прожекторов, глядя в пустоту. Слишком хорошо отсюда были видны десептиконы, слоняющиеся по террасе пентхауса Локтрека, и автоботы, стоящие напротив. Обе группы всеми силами игнорировали присутствие друг друга. Только ньюспарки бегали туда-сюда, пытаясь поддерживать видимость нейтралитета. Совсем не похоже на триумфальное празднование воссоединения Кибертрона, которого, возможно, мог бы хотеть Оптимус, если бы его мысли прямо сейчас не были в другом месте. Звуки светской болтовни и легкого смеха начали заполнять и без того уставший процессор: группа автоботов потихоньку перемещалась в его сторону. То, что Прайм ни слова не проронил, похоже, никого из них не волновало (за исключением Рэтчета, который большую часть вечера бросал обеспокоенные взгляды на Оптимуса). Медик, конечно, заметил, что даже его собственные попытки вовлечь Прайма в разговор не увенчались успехом. Время от времени Оптимус всё-таки пытался слушать и кивать, но сам говорил очень мало, даже если к нему обращались напрямую. Хотелось снова поговорить с Мегатроном. Это было все, о чем он мог сейчас думать… Пару часов назад они были наедине впервые после окончания войны! На приватный разговор с Мегатроном на таком мероприятии надеяться не стоило, но Прайму вполне хватило бы даже просто стоять рядом и наслаждаться речами бывшего гладиатора. Лорд десептиконов всегда излучал невероятную харизму, что в самом начале войны и помогло ему завладеть умами и искрами сотен последователей. Когда-то это была его любимая часть подобных собраний. В те дни он мог спрятаться за массивным телом гладиатора, тихо прижавшись к его боку. Единственное внимание, обращенное на него тогда, исходило от самого Мегатронуса, и Орион Пакс ни в коем случае не был против. К сожалению Оптимуса, прятаться под серво Мегатрона сейчас было решительно невозможно. Он был Праймом, лидером автоботов и героем войны: роль, которую он выбрал и для которой был выбран. Миротворец. Мудрый и рассудительный. Всегда честный и справедливый. Он не мог себе позволить бороться за прошлые привязанности. Это бремя, которое он будет нести, покуда Оллспарк наконец не заберет его. Иногда он надеялся, чтобы это произошло скорее «рано», чем «поздно». Оптимуса бесцеремонно вырвали из темного потока мыслей: Рэтчет легонько толкнул его в руку, протягивая куб высококачественного сверхзаряженного. — Выпьешь? Оптимус уставился на бокал, вспоминая окончание их с Мегатроном последнего разговора: «Я знаю, что ты не выпьешь со мной сегодня вечером, что бы ты ни подразумевал ранее… Ты боишься хоть немного ослабить жесткий контроль над своими эмоциями, чтобы их ураган не снёс ботов, долг перед которыми ты ставишь превыше всего». Проклятье; он ведь был абсолютно прав. — Спасибо, старый друг, — сказал Оптимус, вежливо улыбнувшись и уже подняв сервопривод, чтобы жестом отказаться. — Это очень любезно с твоей стороны, но я не могу… — Всего один, — настоял Рэтчет. — Тебя не убьет, а? Иногда можно расслабиться. «Мне абсолютно точно нельзя этого делать», — подумал Оптимус, хмуро рассматривая напиток. Но теперь все взгляды в зале были направлены на него, и отказывать казалось неблагодарным, особенно такому близкому меху, как Рэтчет. А еще в голове крутился голос Мегатрона, насмешливый и отдающий торжеством: «Я знаю, что ты не выпьешь…» Тихо провентилировав, Прайм выдавил из себя слабую улыбку и с опаской взял бокал. — Как скажешь. Он сделал маленький глоток, и Рэтчет успокаивающе похлопал его по спине. Так-то, Мегатрон. Один глоток, но я уже хотя бы частично выполнил задание. Как только сверхзарядка коснулась глоссы, процессор, против воли своего обладателя, начал выдавать изображения: файл памяти о том бое на гладиаторской арене. ::Он задыхается от ужаса, когда Мегатронус спотыкается. Мех падает, поворачивается, ища лицо Ориона среди толпы. Если это конец, — хрипит, — пусть последним, что я увижу, будешь ты…:: Прайма накрыла волна печали с гневом, когда всплыло следующее воспоминание: ::неустойчивый барный стул под шатким телом; прикосновение незнакомца к его ноге, спине, плечам; холодный куб тошнотворно сладкого сверхзаряженного, прижатый к его губам::. Он видел ярость на лице Мегатронуса так ясно, будто всё та же светлая оптика сейчас смотрела на него. Ярость, направленную на незнакомца, который довел Ориона Пакса до того состояния. Прайм чувствовал сервоприводы, мягко удерживающие его; слышал шепот, который теперь преследовал его в кошмарах: «А что, если бы тебя было достаточно для него? Что, если бы ты был всем, чего он хотел?» Он вздрогнул и осушил весь бокал за раз, силой прервав архивный файл и поток воспоминаний вместе с ним. Очевидно, эти слова были очередной ложью Мегатрона. Ему никогда не было достаточно Ориона Пакса. Он хотел славы, власти и планеты, созданной по его велению и подчиненной только его воле. Он никогда не хотел Оптимуса. Только не так, как он обещал в тот вечер. Почему меня не было достаточно? Искра болела. Он тосковал по прошлому, по будущему, которое он всегда надеялся, что наступит: он и Мегатрон, бок о бок, вместе и влюблены как тогда. Работать вместе, чтобы восстановить планету, а не строить заговоры друг против друга. Кажется, этому никогда не было суждено случиться. Оптимус взял второй бокал, и также залпом выпил его, искренне благодарный за болезненное жжение в горле.

***

Прошел еще час или около того. Оптимус успел взять третью порцию сверхзаряженного. Разговоры вокруг него продолжались, но он не обращал на это внимания, снова и снова поглядывая на Мегатрона. Прайму показалось забавным, что сам Мегатрон не пил. Сервоприводы десептикона оставались пустыми, сложенными за спиной, и он только бросал насмешливые, отстраненные взгляды на мехов вокруг. Его доспехи были идеально отполированы и ослепительно сияли прекрасным серебром, отражая вечерний свет. Старскрим и Нокаут заняли места по бокам от лидера, как только тот прибыл. Немного позади маячил Саундвейв, вертя безликим шлемом туда-сюда, осматривая любого, кто осмелится приблизиться к Лорду Верховному Защитнику. Что-то в том, как выглядел его соправитель, заставило искру Оптимуса болезненно пульсировать. Было странно видеть Мегатрона одиноко стоящим посреди такой вечеринки – меха, который когда-то был в центре внимания на каждом собрании. Он был окружен десептиконами, но всё же молчал, не двигался и как будто был потерян в своем собственном процессоре. Оптимус всё задавался вопросом, чувствовал ли Мегатрон то же самое: лишенный права голоса в мире, который они создали; невольный свидетель тех же проблем, которые когда-то привели к войне. Чувствовал ли Мегатрон то же одиночество, что и он? Хотел ли Мегатрон тоже отдохнуть? — Мегатрон никогда не уставал, — криво усмехнулся Оптимус. Никакие препятствия не могли помешать этому меху добиться цели. Единственным, что не даёт ему достичь полной и абсолютной победы, был и остается сам Оптимус Прайм. Так было не всегда. Когда-то мы были братьями. Родственными душами. Любовниками. Однажды меня было для него достаточно. Возможно, я все еще могу таковым стать, если мне хватит наглости для.... Прежде чем он успел одуматься, Оптимус допил свой третий бокал и выхватил еще два стакана сверхзаряженного у проходящего мимо официанта. — Прошу меня извинить, — сказал он, вежливо кивнув притихшим мехам вокруг него. Рэтчет изогнул зрительный гребень. — Куда-то собрался? Оптимус уже отвернулся, взглядом скользнув по Мегатрону. — Так точно. С этими словами он пересек условную границу между автоботами и десептиконами, как будто имел на это полное право, сосредоточив взгляд на одном и только одном мехе.

***

Мегатрон почувствовал наступившую гробовую тишину ровно за шесть секунд до того, как увидел приближение Оптимуса Прайма. Волна ужаса, прокатившаяся по полям его солдат, была почти физически ощутимой; наполненная тревогой и немым вопросом, что лидер автоботов забыл среди них. Было ли это угрозой хрупкому миру, который они сейчас поддерживали, или он пришел только по политическим причинам, создавая видимость нейтралитета? Эти вопросы произносились шепотом и зависали в воздухе, пока Прайм проходил мимо фиолетовозначных. Смесь любопытства и беспокойства промелькнула в оптике Мегатрона. Он уже имел некоторое представление о том, что мог делать Оптимус; просто десептикон не предполагал, что тот решит так прямо ответить на его вызов. Он уже был полностью готов к разговору с соправителем, когда Старскрим схватил его за руку и настойчиво что-то прошептал: — Мой Лорд, Оптимус Прайм идет сюда, он… Мегатрон отмахнулся от Старскрима, стиснув дентопластины. — Я уже понял, — прорычал он. — Если ты хотел удивить меня этой новостью, то опоздал как минимум на полминуты. Старскрим издал возмущенный звук, раздраженно взмахивая крыльями, но Мегатрону сейчас было не до его заместителя. Вместо этого он повернулся к Прайму. Красная оптика остановилась на лице Оптимуса, впитывая каждую деталь его фейсплейта. Это нечестно, что Прайм все еще был таким красивым, даже спустя столько лет. В роли архивиста он был прелесть: ростом ниже, стройнее и милее по натуре; но как Прайм он был бесподобен. Ростом почти с Мегатрона, широкоплечий и с тонкой талией, он сиял, сильный и мрачный, но все еще несущий в холодной голубой оптике крошечный огонек надежды. Было неприятно видеть на теле воина то самое милое лицо, которое когда-то принадлежало наивному архивисту. Болезненно, потому что это было еще одним напоминанием, что Прайм, этот предатель, был тем мехом, которого он когда-то любил всеми фибрами своего существа. Мехом, которого Мегатрон все еще любит, несмотря ни на что. Тепло невольно пробежало по схемам Мегатрона, когда Оптимус остановился всего в нескольких дюймах от него. Военачальник стиснул челюсти и наклонил шлем, не приближаясь. Он не хотел, чтобы Оптимус поверил, что ему здесь рады. Он не хотел, чтобы Оптимус знал, что он все еще проявляет к нему такую мягкость. — Оптимус, — бросил он холодно. — Мегатрон. Оптимус предложил ему рифленый куб сверхзаряженного с трепетной улыбкой. Он произнес имя Мегатрона с той открытой привязанностью, что проявлял только до того, как принял титул Прайма. Он говорил почти… непохоже на себя. Или, возможно, более похоже на себя. Трудно было сказать, какие аспекты его личности принадлежали Матрице, а какие черты были врожденными. [ОПТИМУС.ПРАЙМ{ОБОЗНАЧЕНИЕ:{МОЙ.ВРАГ}, {МОЙ.ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ}, {МОЙ.ДОРОГОЙ}, {МОЙ.ПАРТНЕР}=НАХОДИТСЯ.ЗДЕСЬ; МОТИВ=??????] Мегатрон яростно оборвал эти строчки кода; и неприлично длинный список нежностей, все еще связанных с именем Оптимуса, снова был перемещен в архивную память. Он пытался удалить список больше раз, чем мог сосчитать, но теперь стало ясно, что это просто колоссальная трата времени. Как бы это ни раздражало, Мегатрон не мог помешать своей искре тосковать по потенциальной половинке. Если бы закодированные ласки были единственным видимым признаком этого стремления, он был бы рад их принять. Оптимус неловко перезагрузил свой воказайзер. — Наслаждаешься вечером? Мегатрон усмехнулся. — Наслаждался, — сообщил он. — Пока сам Прайм не решил мне его испортить. — Как ужасно грубо с его стороны, — невозмутимо произнес Оптимус. – Тебе придется научить его манерам. О, они теперь шутят, не так ли? Как прекрасно, что Оптимус заново открыл для себя чувство юмора. – Полагаю, мне следует быть благодарным за такую честь. Прошло немало времени прежде, чем ты решил обратить внимание на мое присутствие! Он с опозданием осознал, что Оптимус держал в своих сервоприводах два бокала сверхзаряженного вместо одного: тот, что он предлагал Мегатрону, и другой, который, по-видимому, принес для себя. Он действительно пришел, чтобы доказать мою неправоту. Похоже, я задел за живое. — Я вижу, ты решил принять мой вызов. А я-то думал, что ты просто издевался надо мной, когда предлагал выпить вместе! — Я бы не посмел, милорд, — сказал Оптимус, сверкнув легкой улыбкой. — Кроме того, я хотел поздравить тебя с недавним принятием закона о безопасности. Я знаю, что это был долгий и изнурительный процесс. Ты, должно быть, доволен, что проект почти не был изменен. Мегатрон фыркнул. — В основном. Компромиссы, на которые пришлось пойти, мне очень не нравятся, но, как однажды сказал мне один раздражающе мудрый архивист: «Лучше пойти на компромисс и получить хоть что-то, чем настаивать и потерять всё». Цитировать его было ошибкой. Глаза Оптимуса загорелись, тепло заполнило поле, и искра Мегатрона вспыхнула в ответ. — Ты помнишь. — Я забыл очень немногое из того, что Орион Пакс сказал мне в первые дни моей революции – до того, как меня предать, конечно. Слова были пронизаны горечью, ярко напоминающей о том, что Оптимус когда-то сделал с ним; для его собственного блага, и для блага Оптимуса. Какими бы ни были их нынешние отношения, Мегатрон никогда не мог себе позволить забыть то предательство, которым Оптимус украл у него звание Прайма. — Спасибо за поздравления, Оптимус. Надеюсь, ты меня простишь, если я не буду переступать через себя для дальнейшей благодарности. Наконец он улыбнулся, но в этой улыбке было мало тепла. — Ну вот. Ты с таким рвением принял мой вызов, еще и доказал всем свою нейтральность! Этого хватит, чтобы успокоить твою совесть и вернуться к стаду поклонников, как я уверен, ты и хочешь. Выражение лица Оптимуса сразу потускнело, а яркая надежда во взгляде растворилась. Мегатрон ожидал разочарования, может быть, гнева, но Оптимус просто смотрел так… для этого не существовало другого описания, кроме как «с разбитой искрой». Раненый. На мгновение он перестал быть Праймом и снова стал архивистом. Мегатрону очень захотелось утешить его. Как коварно с твоей стороны использовать этот трюк, Оптимус. Вот так играть с моей искрой. — Или ты хочешь что-то добавить…? — нетерпеливо подсказал Мегатрон, наклонив шлем. Оптимус стиснул челюсти, и его оптика сузилась. — Я пришел к тебе не просто для того, чтобы выиграть пари, Мегатрон, — проговорил он. — Мои добрые слова были искренними. Он снова протянул напиток, и Мегатрон осторожно, колеблясь, взглянул на него. — Пожалуйста. Он почти мог услышать в голосе Оптимуса: «Пожалуйста, Мегатрон. Война окончена. Разве мы не можем быть друзьями? Разве этого недостаточно?» Друзья. Ха. Как будто он когда-либо был способен просто дружить с Оптимусом Праймом. Саундвейв подошел ближе, его кабели повисли в воздухе, всем видом выражая неодобрение; Нокаут лишь пожал плечами, когда Мегатрон взглянул на него; а Старскрим был слишком занят изображением оскорбленного вида. Его хмурый взгляд легко мог бы убить, если бы взгляды были способны убивать. Оптимус демонстративно игнорировал всех троих, вместо этого сосредоточив всё свое внимание на Мегатроне, как будто тот был единственным мехом в комнате. Как он мог отказать, когда Оптимус просил его так? Как он мог отвергнуть Оптимуса, когда сейчас они были ближе друг к другу, чем за все последние тысячелетия? — Ну, кто же отказывается от такой невиданной щедрости Прайма? — съязвил он наконец. — Очень хорошо. Если ты хочешь продолжать этот фарс и дальше… Оптимус посмотрел на него, на этот раз осуждающе, и всучил напиток. Их пальцы соприкоснулись. Когда Прайм отстранился, электрические искры пробежали по цепям сервопривода Мегатрона. — Мне кажется, что Прайм и Лорд-Протектор должны быть способны вежливо разговаривать друг с другом на собраниях и государственных мероприятиях, — сказал Оптимус. — Особенно учитывая их прошлое. Губы Мегатрона скривились. Опять это? Почему Оптимус так настойчив в стремлении напомнить ему о Зале Чемпионов? Они уже давно не говорили ни о том вечере, ни о многих последовавших месяцах. Для этого упоминания точно должна быть какая-то скрытая причина. Он не посмел предположить, что Оптимус скучает по нему. — Ты про войну, которую мы вели друг против друга, или дружбу, которую поддерживали в юности? Мегатрон поднес свой стакан к свету и внимательно его рассмотрел. Убийство казалось наиболее вероятным мотивом для такой тактики. Возможно, отравление? Это объяснило бы напиток. Но в стекле ничего подозрительного не нашлось, и когда Мегатрон взглянул на Прайма, тот весело улыбнулся, покачивая шлемом, как бы говоря: «Только ты способен на подобное». — Если последнее – то это было очень давно. С тех пор многое изменилось. Оптимус задумался над его словами, помешивая жидкость в бокале. — Правда? Сегодня вечером один военачальник напомнил мне, что некоторые вещи остаются неизменными даже спустя столько времени – особенно, возможно, если речь идет о «дружбе, которую когда-то поддерживали» Воздух между ними затрещал, внезапно наполнившись статическим электричеством. Взгляд Мегатрона с недоверием остановился на Оптимусе. Ты не имел в виду - я знаю, что ты не имел в виду - ты не мог подумать - Оптимус не отвел оптики, выдерживая взгляд Мегатрона. Он поднял свой стакан и держал его, ожидая, пока Мегатрон повторит этот жест. — За Кибертрон, — сказал Прайм. Мегатрон выдохнул, и, наконец, поднял свой бокал, чокнувшись им с Оптимусом. — За Кибертрон, — хрипло повторил он. Как только тост закончился, Мегатрон почувствовал, что напряжение вокруг ослабло. Все боты в зале молчали, пока они разговаривали. Десятки оптик неотрывно следили за правителями: ждали, что сделает Оптимус, что ответит Мегатрон. Теперь, когда разговор казался довольно обыденным, все начали возвращаться к тому, что говорили раньше, и настороженные поля опустились с облегчением. — Старскрим, выпьешь? — спросил Нокаут, многозначительно взяв сикера за руку. Старскрим взглянул на Мегатрона, ожидая инструкций. На этот раз Лорд был ему благодарен хотя бы за это. Мегатрон колебался, но, наконец, кивнул, жестом показывая: — Свободны, все вы. Я сообщу, если понадобитесь. Ворча, троица разошлась, тревожно оглядываясь, пока толпа не сомкнулась вокруг них. И теперь, наконец, они остались одни – во всяком случае, настолько одни, насколько могли быть сегодня вечером. Мегатрон посмотрел в лицо Оптимуса, изучая его настороженным, недоверчивым взглядом. Тот лишь улыбнулся в ответ. Его оптика светилась странным, мерцающим светом. Почти как если бы… Нет. Конечно, нет. Это должен быть первый бокал Оптимуса, не так ли? Он не осмелился бы рисковать сильнее, особенно когда Мегатрон был основной причиной его пьянства. — Тебе действительно настолько не хватало интеллигентной компании, что пришлось искать меня? – протянул Мегатрон, указывая на автоботов на противоположной стороне террасы. — Или окружающие подхалимы в конце концов тебя довели? Я не припоминаю, чтобы ты особенно любил такое внимание. Оптимус тихо рассмеялся. — Я обнаружил, что бремя чужих ожиданий начинает утомлять меня. Думаю, ты чувствуешь то же самое. — Вряд ли я знаю, каково это. Никогда не достигал твоих высот власти. — Так ли это, мой Лорд-Протектор? Я вот верю, что мы были на равных на протяжении всей войны. Даже сейчас, когда она закончилась, я стараюсь обходиться с тобой справедливо. О, теперь они бросались друг в друга титулами. Мелочь, но не неожиданно. Было что-то восхитительное в том, чтобы наблюдать, как Оптимус опускается до его уровня. — Как щедро! И все же я бы не осмелился считать себя равным любимчику Праймуса, — сказал Мегатрон, слегка насмешливо поклонившись. Оптимус опустил свой бокал, внезапно посерьезнев. — Я не очень часто чувствую, что Праймус благосклонен ко мне. Особенно учитывая, что то, чего я действительно хочу, так никогда и не случилось. Мегатрон моргнул, на мгновение потеряв самообладание из-за этого замечания. Что, квинт возьми, это значит? Здесь стоял Оптимус Прайм, любимый лидер и герой войны, которым восхищается и поклоняется весь Кибертрон - и все же он хотел, чтобы Мегатрон поверил, что ему чего-то не хватает? Абсурдность этой идеи была смехотворной. Смехотворной и приводящей в бешенство. Если это не то, чего ты хочешь, Оптимус, то я с радостью займу твое место. Оптимус допил сверхзаряженное и немного удивился, когда через мгновение материализовался официант, чтобы взять его бокал и дать еще один. — Ох, — сказал он, моргая, — спасибо. Официант поклонился, нервно взглянув на Мегатрона, и снова поспешил обратно туда, где ему было комфортнее – в сторону автоботов. Мегатрон раздраженно посмотрел ему вслед. Естественно, он не обратил на меня внимания, но обслужил Прайма, как только его бокал опустел. И снова Орион Пакс получает милости и подарки исключительно из-за своего статуса. — Надеюсь, ты простишь мне мое неверие. Когда боты готовы отдать всё, что тебе нужно, в любой момент, трудно представить тебя кем-то, кроме как избранным. — О, мне определенно повезло — этого нельзя отрицать, — сказал Оптимус. — Я был благословлен кастой, трудоустройством и дружбой, и все это благодаря случайности моего рождения. Я бы не назвал это честным или справедливым. Есть тысячи мехов, готовых предложить всевозможные материальные блага Прайму, и я мог бы легко жить в роскоши, если бы захотел, в то время как другие страдали бы под моими ногами; но это никогда не было моим желанием. — Я знаю. В груди Мегатрона зашевелилось нежелательное чувство, защитный инстинкт, который он долго подавлял: глубокая привязанность, которую он решил игнорировать в пользу враждебности, что вместо этого лелеял. Здесь и сейчас, когда Оптимус так нежно смотрел на него, он больше не мог игнорировать это тепло, эту тоску. — Я видел башню, в которой ты построил кварту. Твоя комната настолько скромна, насколько это вообще возможно. — А у тебя роскошная квартира в Каоне, — ответил Оптимус, улыбаясь поверх края бокала. — Ты многое изменил с тех пор, как я в последний раз посещал Ямы, если изображения, которые я видел, отражают реальность. Выглядит прекрасно. Я хотел бы когда-нибудь увидеть ее лично, если у тебя возникнет желание пригласить меня. — Как будто ты когда-нибудь согласишься снова посетить Ямы, — презрительно сказал Мегатрон. — Кроме того, какая у меня причина приглашать тебя в свои частные владения? Ты, конечно, не был бы рад мне в своих. Оптимус наклонил шлем и сделал медленный многозначительный глоток напитка. — Напротив, милорд. Моя дверь всегда открыта для тебя, когда бы ты ни захотел придти. [ОПТИМУС.ПРАЙМ{ОБОЗНАЧЕНИЕ:ЛЮБИМЫЙ}=ФЛИРТУЕТ?] Процессор Мегатрона на мгновение завис, а оптика вспыхнула алым от гнева. Тело вышло из-под контроля, и пока он молча пытался успокоиться, его поле кричало: Не смей, не смей, не смей - — И какая польза от такого визита? — Мегатрон зарычал. — Надеешься пристыдить меня экономичностью своего жилья? Не выставляй меня дураком. Понятно, что твоя простота — это показуха. В конце концов, великого Оптимуса Прайма никогда нельзя было назвать экстравагантным! Как пострадает твоя репутация, если ты вдруг окажешься таким же, как и все мы! Нет-нет, Прайм должен оставаться вечно святым и всегда святее остальных. Он сделал глоток, и шорох обшивки предательски выдал его дискомфорт. — Твоя корыстная скромность меня не впечатляет. Абсурд. Грубая и неправильная характеристика всего, чем когда-либо был Оптимус; Мегатрон слишком хорошо это знал. Хуже того, Оптимус тоже знал, что он в свои слова не верит: неодобрительное движение одного из гребней над оптикой о многом говорит. «Ты пытаешься не видеть во мне хорошего», — говорили его глаза. Ты пытаешься притвориться, что я такой же, как Праймы, которые были до меня, хотя ты знаешь, что я все еще тот архивист, которого ты любил. Тебе больно это видеть. Знать это. Знать, что мы могли бы иметь. Вот почему ты не можешь вынести напоминаний об этом. Но вслух Оптимус только спросил: — Почему ты думаешь, что я делаю это, чтобы произвести на тебя впечатление? Мегатрон напрягся, оптика глючила. — Что? — Почему ты считаешь, что любое из моих действий направлено на то, чтобы заслужить твое расположение? — надавил на голос Оптимус. — В твоем понимании мы не более чем враги, генералы с настолько древней историей, что она для тебя практически бесполезна. — Я никогда этого не говорил, — прорычал Мегатрон. — Ты искажаешь мои слова. — Тогда объясни так, чтобы я мог понять. Оптимус теперь стеснял его, наклоняясь ближе, его поле слегка целовало поле Мегатрона. Всё в Оптимусе казалось таким же опасным и взрывным, как сверхновая, как святой огонь, настолько ослепляющий, что, посмотрев на него прямо, Мегатрон почти наверняка погибнет. Он был таким открытым, что больно находиться близко; больно чувствовать, что он полностью расслабился и остался без защиты после столетий, когда существовал лишь в виде пустой оболочки Прайма. Что, черт возьми, на него нашло? Мегатрон отвернулся, глядя на свой напиток. — Ты прекрасно знаешь, что я имел в виду. — Да? — Оптимус моргнул и сделал еще глоток. — Я не знал, что мне нужно так сильно стараться, чтобы произвести на тебя впечатление. Насколько я помню, это ты неоднократно произносил «Оптимус Прайм никогда не разочаровывает» при любом удобном случае — возможно, сегодня тоже... — Какое эго! — Губы Мегатрона дернулись в мимолетной улыбке. Ему нравилось видеть этого уверенного в себе Оптимуса, кокетливого и умного: уже не наивного, не боящегося добиваться своего, называть вещи своими именами. — Ты позволил моим комплиментам вскружить тебе голову. Оптимус просиял. — Что я мог сделать? Твои комплименты были и остаются моими любимыми. Двигатели Мегатрона взревели, недоумение проскользнуло в поле. Он не знал, что делать с этим разговором, и не мог догадаться о намерениях Прайма. Оптимус явно наслаждался этими изменениями: на его губах играла добродушная усмешка. Ну, это никуда не годится. Пришло время вернуть себе часть достоинства. Мегатрон ухмыльнулся, и улыбка Оптимуса тут же испарилась. Десептикон был готов поклясться, что он услышал его мысленное «О нет». О да, Оптимус. Если ты не играешь честно, то и я тоже не буду. — Твои любимые, хм? Я мог бы еще многое предложить тебе, и ты бы получил гораздо больше удовольствия от этого, мой Прайм, — промурлыкал Мегатрон. Поле Оптимуса вспыхнуло жаром, и его лицевая пластина окрасилась легким румянцем. — Но я думаю, что оставлю это при себе. В конце концов, это ужасно невежливо с твоей стороны принимать мои комплименты, но не отвечать тем же. — Ой! Полагаю, это так. — Оптимус сделал долгую паузу и нахмурился, задумчиво рассматривая сверхзаряженное в его серво. Должно быть, он пытался придумать что-нибудь ошеломляюще очаровательное; но разрушительное обаяние никогда не было его сильной стороной. Наконец он опустил бокал и сказал вполне буднично: — Я не уверен, что мои комплименты подойдут для приличной компании. — Правда? — Оптические гребни Мегатрона взлетели вверх, на его лице светилась улыбка. — Теперь я заинтересован, Оптимус! Какие же комплименты ты бы сказал своему лорду-протектору, когда другие не слышат? «Хм». Оптимус наклонил шлем, позволяя кокетливо щелкнуть антеннам. Он сделал единственный шаг к Мегатрону, понизив голос до тихого шепота, глубокого и задумчивого, сопровождая данное действо самым откровенно любовным взглядом, который Мегатрон когда-либо от него видел. — Мой Лорд такой же умный и хитрый, как и всегда, — пробормотал он. — Но вдвойне красивее. Мегатрон едва успел предотвратить мгновенное короткое замыкание в процессоре, вызванное этими словами. Оптимус Прайм все еще считает его красивым? Нет, конечно нет. Наверняка там скрывался какой-то подтекст, какая-то причина, по которой он мог пытаться отвлечь внимание Мегатрона. Он быстро пробежался по списку текущих политических вопросов, которые курировал, гадая, от чего Оптимус, возможно, захочет его отстранить; но во всех этих областях Прайм молчаливо одобрял решения Мегатрона. Не было никакой причины, кроме настоящего флирта, для этих действий Оптимуса. — Почему, Оптимус Прайм, ты домогаешься до меня? — Спросил Мегатрон с притворной обидой. Оптимус моргнул, улыбаясь про себя. — А если, чисто теоретически, так и есть? — Если так и есть, — сказал Мегатрон, пристально глядя на губы Оптимуса, — то я сомневаюсь в твоих мотивах и в том, не затуманивает ли это сверхзаряженное твой разум. Никакой другой причины для такой внезапной перемены в поведении Оптимуса быть не могло. Мегатрон задавался этим вопросом и раньше, но теперь он был почти уверен, что его соправитель в лучшем случае подвыпивший, а в худшем — совершенно пьян. Прайм пожал плечами. — Может быть, — сказал он. — Ты ведь сказал, что я отказываюсь пить, потому что боюсь потерять контроль над своими чувствами, не так ли? Ты, конечно, был прав; ты и так это знаешь. Я думаю, не зря это называют «горячительным». — Ты считаешь это горячим? Флиртовать так, будто у тебя нет скрытых мотивов? Мегатрону доставило удовольствие то, как Оптимус вздрогнул; внезапная холодность его голоса была преднамеренной. Я еще не раскрыл твой мотив, но уверен, что он есть, как бы ты ни притворялся невинным. Оптимус нахмурился, и на его лице мелькнуло угрюмое выражение. — Ты такой упрямый, — сказал он сердито. — Почему ты не можешь принять меня таким, какой я есть – каким я всегда был? Разве ты не видишь, что я так стараюсь тебе дать? Мегатрон в свою очередь тоже нахмурился, смущённый. — О чем ты говоришь? Оптимус потянулся к нему. Они находились посреди переполненной комнаты, но все же Оптимус схватил его за руку. Поле Прайма пылало болезненной серьезностью, когда он начал сокращать расстояние между ними. — Разве ты не знаешь? Вентиляция Мегатрона резко захлопнулась, а оптика расширилась. Посмел бы он... Нет, мог ли он надеяться? — Разве ты не видишь, как сильно я… — Извините, — прервал незнакомый голос. — Простите, мой Прайм, могу ли я украсть вас на секунду…? И вот так момент был уничтожен. Что бы ни собирался сказать Оптимус, оно исчезло, стало навсегда потеряно и для него самого, и для Мегатрона… как будто сама судьба украла это у них. Ослепляющая ярость пронзила все контуры Мегатрона. Он резко повернулся в сторону злоумышленника, готовый сорвать с него шлем. Кем бы он ни был, он заплатит за то, что только что разрушил.