Gallavich

— Я помню каждого мужчину, с которым спал. Все они так или иначе остаются в моем сердце. Похоже, слишком расстроенный внезапной смертью своего бывшего партнера, Йен совершенно перестал задумываться о словах. Или просто не подумал о том, как сильно они могут задеть его любимого супруга. Глядя в пол и продолжая одеваться, он, к сожалению, совершенно не замечает, каким взглядом смотрит на него Милкович. Не замечает и не видит, сколько в нем боли. Тот смотрит так, будто готов заплакать или сбежать куда-нибудь. — Значит, все они в твоем сердце? — чтобы не так была заметна горечь, Микки делает голос тише на пару тонов. — Абсолютно все? — Ну, практически, — Галлагер пожимает плечами, все так же не глядя на супруга. — А что, с этим какие-то проблемы? Микки смотрит на рыжего, как на идиота. Смотрит и не может понять, шутит тот или говорит всерьез. И вроде бы все это такой пустяк, но в сердце что-то неожиданно сильно колит. Это больно. Впрочем, ему не привыкать. К боли от разбитого сердца этот парень привык уже давно. И не сосчитать, сколько раз он уже страдал из-за Йена. Начиная с того раза, когда младший решил бросить из-за своего биполярного расстройства. Это был первый раз. А потом еще много, много раз. Кажется, в эту копилку можно добавить еще одно. Однако устраивать скандал Милкович пока что не собирается. На фиг надо. Хотя сейчас находиться рядом с ним очень болезненно. — Пожалуй, я пойду прогуляюсь, — вздохнув, старший быстро вскакивает с места. — Вечером, возможно, вернусь. — Вечером? Возможно? — Йен наконец соизволяет поднять голову и посмотреть вокруг. — Куда ты идешь? Но ему ничего не отвечают. Впрочем, ничего нового и удивительного. На эти вопросы Микки только фыркает, качает головой и, резко развернувшись, быстрым шагом выходит из дома, даже не взглянув в сторону Галлагера. Потому что находится рядом с ним невыносимо. Теперь стоит только чуть-чуть задуматься, перед глазами сразу возникает не самая приятная картинка. Например, как тот снова трахает какого-нибудь ебучего старика, как сидит у него на коленях, целует, говорит какие-то пошлости или даже, может, слова любви. По правде говоря, очень хочется что-нибудь расхерачить, сломать или кого-нибудь побить. Останавливает только то, что за это могут посадить снова в тюрьму. Не хотелось бы. Тогда Йен точно найдет себе кого-то получше. Все-таки нужно что-нибудь сломать. Очень кстати подворачивается скамейка. Такое себе средство успокоения, но за неимением лучшего сойдет. Да что же это за день-то такой?! От ударов нога начинает неслабо так болеть, но Микки не обращает на это никакого внимания. Это тоже не в новинку. По крайней мере, физическая боль немного отвлекает от душевной. И вот что теперь делать? Куда идти? К Галлагерам домой нельзя, к себе домой тоже лучше не соваться. С одной стороны этот ебучий рыжик, а с другой — этот урод Терри. Никого из них видеть не хочется в ближайшее несколько лет. Хотя в глубине души он понимает, что скучать без Йена начнет уже через пару часов. Идея приходит сама собой, и Микки решает отправиться на старую заброшенную стройку. Туда, где он прятался от всего пиздеца перед свадьбой. И плевать, что младший вообще-то знает об этом месте. Наверняка он теперь даже не вспомнит. Спрятавшись в самый отдаленный угол, Милкович устало прикрывает глаза, обхватив себя руками. По правде говоря, сидеть тут довольно-таки холодно. Но ничего не поделаешь. Все же это лучше, чем дома. Нет. Разумеется, он не собирается вечно тут торчать. До вечера. Ну, может, максимум до завтра. Больше не выдержит. Нужно только немного остыть. Твою ж мать! Что же все-таки Галлагер за мудак такой? Ебучий пидор, блядь! Ну как так можно-то? Почему так больно? Ничего ведь такого особо страшного не случилось. Йен ведь не сказал ему, что бросает. Ну и что, что не все его сердце принадлежит супругу? Это ничего страшного. 85% тоже неплохо. Хотя… Нет. Плохо. Этого очень мало. Микки хочет безраздельно владеть каждым миллиметром его сердца. Только так. И никак иначе. *** За всеми этими переживаниями по поводу смерти одного из своих старых друзей Йен примерно на полдня забывает обо всем на свете. Даже о собственном муже. Вернее о его внезапном побеге. Сначала он идет на похороны, а потом несколько часов подряд просто напивается. Сидит и пьет, пережидая, пока грусть хоть немного отступит. Вот чего он так убивается? Это же просто какой-то старый хрыч, с которым он когда-то трахался. Поэтому только ближе к вечеру Йен неожиданно вспоминает о том, что произошло утром. И о ом, что Милкович сбежал от него неизвестно куда. Будучи в не совсем трезвом состоянии, младший решает поговорить с единственным человеком, который может его понять. — Лип, — не обращая внимания на то, что старший брат, вроде как, чем-то занят, подсаживается к нему. — Чего тебе? — оторвавшись от каких-то непонятных бумажек, Лип поднимает глаза и вопросительно смотрит на младшего. — Йен? Но тот молчит. Видно, что хочет, о чем-то рассказать или спросить. Хочет, но почему-то не решается. Просто смотрит на Филипа своими красивыми, но безумно грустными глазами. Кажется, переживает. Что ж, отыскать повод не так-то сложно. Ни для кого не секрет, что только из-за одного конкретного придурка Галлагер бывает в таком состоянии. — Ну что? Опять Микки? — сочувственно интересуется Лип. — Что он натворил на этот раз? — Ничего, — Йен тяжело вздыхает. — Просто он… Я не понимаю, почему и куда он так внезапно съебался. Кажется, нынче думать действительно не в моде. Или это только у одного рыжего парня такая проблема? Все ведь понятно и очень просто. Если бы он только в тот момент обернулся, посмотрел, то сразу бы все понял. Но Йен ничего не заметил. Возможно, причинять боль своему супругу у него и в мыслях не было. Просто так получилось. Со всеми же бывает. Наверное. — Съебался? Куда? — Если бы я только знал, — еще один вздох. — Просто взял и свалил куда-то. Сказал, что возможно вечером вернется. — Просто ни с того ни с сего свалил? — кажется, Лип не совсем ему верит. — Так не бывает. — Не бывает, конечно. Просто мой бывший… партнер вчера умер, — Йен так на него смотрит, что старшему становится не по себе. — И я… Черт, я не помню, что было, но, кажется, я сказал ему, что часть моего сердца принадлежит всем им. Глаза Липа расширяются, когда он слышит эти слова. Вот же придурок! Идиот! По правде говоря, так и хочется стукнуть рукой себе по лбу. Это же надо быть таким беспросветным придурком! Ну, теперь становится все более-менее понятно. И, похоже, на этот раз виноват вовсе не Микки. Если бы ему человек, которого он любит, сказал что-то такое, ему бы тоже крышу снесло. — Ну ты, конечно, даешь, — качает головой Лип. — Совсем идиот? Или только прикидываешься? — А? О чем это ты? — неужели все еще не понимает. — Послушай, — зная о болезни младшего, нужно быть осторожным. — Я думаю, что знаю, в чем тут дело. В глазах Йена появляется самая настоящая надежда. Кажется, еще чуть-чуть и он просто расплачется. Это вообще-то в его стиле. Ну, плакать, если что-то случается. От боли и страха потерять своего любимого. — Так что? — Йен хватает старшего за руку, заглядывая ему в лицо. — Почему Микки вдруг сбежал? — Потому что, — снова качает головой. — Представь, хоть на одну секунду, что нечто такое сказал бы сам Микки. Да ты бы сразу же устроил ему истерику, — Филипп грустно улыбается. — Просто подумай об этом. — Черт! Сука. Ебаный в рот, — судя по тому, что Йен внезапно начинает матерится, до него наконец дошло. — И что мне теперь делать? — опустив глаза вниз, обхватывает голову руками. — Что делать? — Лип разводит руками. — А разве непонятно? Ищи скорее своего мужа. Ищи и извиняйся перед ним. Может, он и простит. Да. Наверное, брат брав. Не наверное, а точно. Нужно срочно найти, куда мог сбежать Микки. Найти беглого гопника, конечно, трудно, но есть еще кое-что. Пожалуй, труднее всего будет извиниться перед ним. Как вообще просить за такое прощение? Если Лип прав и Милкович действительно обиделся, это будет очень трудно. Как бы тот не послал его и не потребовал развод. От Мика всего можно ожидать. Особенно, после такого. Ему сейчас наверняка очень больно. Черт. Это же надо было так лопухнуться. Меньше всего на свете Йен хотел причинить своему мужу очередные страдания. *** Вообще-то, найти Микки Милковича не такая уж большая проблема. У него только одно излюбленное место: та самая стройка. Стройка, которую Йен прекрасно помнит. Что ж, тут ничего особо не изменилось. Хорошо. Даже несмотря на то, что прошло довольно много времени с их последнего визита сюда. Боже, как же давно это было. Как давно была эта идиотская свадьба с русской проституткой Светланой. Немного труднее оказывается отыскать спрятавшегося парня. Уж что-что, а прятаться он горазд. Да еще и источник света очень слабый, солнце постепенно уже закатывается за горизонт. В какой-то момент Йен даже начинает переживать, что с его мужем что-то случилось. Только бы с ним все было хорошо. — Мик, — когда вдалеке возникает чья-то сгорбленная тень, рыжеволосый облегченно выдыхает. — Слава богу. Все в порядке? Я переживал. — Съебись отсюда, — огрызается Микки, не поднимая головы и откидывая в сторону хрен знает какую по счету сигарету. — Хэй, Микки, — Йен все-таки присаживается рядом со старшим, но не решается дотронуться. Знает, что не стоит рисковать своим лицом. — Прости меня. — Иди на хуй, Галлагер, — на эту грубость даже обижаться не стоит. — Уже всех своих… партнеров навестил? — горько усмехается Милкович. — Иди дальше к своему этому… Как его там? Еще несколько минут назад больше всего на свете Микки хотел, чтобы младший пришел за ним сюда. И, конечно, он не собирался устраивать истерики. Все-таки это не в его характере и привычках. Но, кажется, что-то снова пошло не по плану. Брюнет, правда, не знает, что с ним происходит. Просто, когда Йен показался перед ним, боль с новой силой полоснула по сердцу. — Мик, ты же знаешь, что все это глупо? — да, теперь младший хорошо видит, что происходит. Видит, и ему это очень не нравится. — Глупо? Неужели, — Микки громко фыркает, резко вскинув голову. — Да пошел ты на хуй, ебучий пидор. И вот что теперь делать? Что? Йен знает, что муж обижен на него и именно поэтому старается уколоть побольнее. Но все равно на какой-то миг ему хочется уйти, чтобы не слышать столько матов в свой адрес. Правда хотеть и сделать — это разные вещи. Разумеется, он не собирается бросать брюнета здесь одного. Как-никак, а вина целиком и полностью лежит на нем. Пожалуй, нужно сильнее стараться. — Ну прости меня, — вздыхает Галлагер, легко коснувшись чужой руки. — Я не хотел обидеть или задеть тебя. Прости, пожалуйста. В ответ — молчание. А вот это уже совсем нехорошо. Йен знает, не может не знать, что, когда старший перестает материться и замолкает, значит, все совсем хреново и нужно срочно, что-нибудь предпринять. Но и это еще не все. Буквально через секунду он замечает то, что заставляет всерьез испугаться. Плечи Микки слишком сильно дрожат. И вряд ли это от холода. Хотя тут и правда довольно прохладно. — Эй, — тихо и испуганно зовет Йен. — Мик, ты чего? Микки? — Да съебись ты, — голос слишком сильно дрожит и через каждый слог прерывается судорожными выдохами. — Иди, тусуйся дальше с этими старыми пидорами. Дальше тянуть нельзя, и Йен, глубоко вдохнув и надеясь только на то, что ему не врежут, резко хватает Микки в охапку, прижимая к себе как можно крепче. Ну конечно. Кто бы сомневался, что он тут же попытается вырваться. Впрочем, у него ничего не выходит. Силы-то не равны. После армии и тюрьмы рыжий сильно возмужал и поднабрался сил. Так что теперь даже Микки не всегда может с ним справиться. И биполярка тут не мешает. — Ну чего ты? — снова спрашивает Йен. — Мик, послушай меня, пожалуйста, — так, кажется, еще не плачет. Только очень сильно дрожит. — Давай ты все же немного успокоишься и послушаешь меня. Хорошо? — Я слушаю, — перестав наконец вырываться, Микки медленно кивает, постепенно согреваясь в родных руках. — Вот и хорошо, — если честно, Йен очень боялся, что старший откажется его слушать и продолжит выебываться. — Мик, разумеется, я буду помнить их. Они не были плохими людьми, — тот снова дергается, и рыжеволосому приходится зафиксировать его. — Но, прошу, запомни хорошенько, сейчас ты единственный для меня. Я люблю тебя, Микки Милкович. Тебя и никого больше. Мик, я правда не хотел тебя задеть и заставить переживать. Прости. Микки молча слушает этот тихий уверенный голос, практически не дыша. Вот теперь, кажется, от слез удержаться совсем не удастся. Приходится уткнуться носом в грудь младшего, чтобы скрыть заблестевшие влажные глаза. Он чувствует успокаивающие поглаживания по волосам, но почему-то остается неподвижным. Просто сидит и старается надышаться. Страшно подумать, что бы было, если бы Йен вдруг решил уйти от него. От этого сердце разрывается на части. Наверное, стоит что-нибудь ответить, но голос не желает слушаться. — Йен, я… — и все. Больше ничего сказать не получается. — Я… — в горле стоит какой-то ком размером с комету. — Черт. — Так-так-так, — Галлагер уже и не знает, что делать, чтобы успокоить и привести в чувство. — Успокойся, милый. Не нервничай. Все хорошо. Я люблю тебя, — главное, продолжать убеждать. — Все? Может, пойдем домой? М? — Нет, я… — причин сопротивляться больше нет, но Микки — это Микки. Не может он просто так отступить. После того, как целый день просидел в одиночестве с пивом и сигаретами. — Йен. Ну что это такое? За какие такие грехи ему в мужья достался такой упрямец? Но почему-то Йен не может перестать улыбаться. Все-таки, да, Микки — такой Микки. Ничего нового. Хоть он и продолжает упрямится, младший знает, что уже все в порядке. Более-менее. Впрочем, к разговору этому они еще наверняка вернутся. Может, не сейчас, но через несколько дней точно. Тогда, когда Милкович немного придет в себя. А на это потребуется как минимум дня три-четыре. — Пошли уже домой, — вздохнув, Йен отпускает старшего, встает на ноги и тянет за собой. — Идем уже. — Стоит ли мне идти домой? — спрашивает Микки, поднимаясь на ноги. — М? — Идем, — повторяет рыжий, утаскивая особо не сопротивляющегося Микки к выходу. — Ты едва стоишь на ногах, — замечает. — Сколько ты выпил? — Не достаточно много, чтобы обо всем забыть, — невесело хмыкает Милкович, снова затягиваясь. — Ладно. Пошли уже домой. *** — Значит, Мик, несмотря на свой блядский характер, простил тебя? — возможно, Филип и недолюбливает этого гопника, но он действительно рад, что те помирились. — Все хорошо? — Ну, это не совсем так, — пожимает плечами Йен, выглядя почему-то вполне себе довольным. — Мик все еще злится на меня. Но это не страшно. Это же Мик. Еще несколько дней он будет злючкой-колючкой. — Слушай, — на пару секунд Лип задумывается. — никогда не думал, что скажу это, но, пожалуйста, береги его. Микки, похоже, неплохой парень. — Микки, самый лучший парень на земле, — поправляет его младший, краем глаза замечая какое-то движение в дверном проеме. Да, разумеется, он знает, что именно Милкович сейчас наблюдает за ним из-за угла. Знает, но говорит эти слова не поэтому. Просто Мик и правда самый лучший парень. По крайней мере, для него. Самый лучший и любимый. И Йен готов повторить это сколько угодно раз. Не Липу, не кому-либо другому. А самому брюнету. Прямо в глаза. Чтобы тот больше не смел сомневаться в нем. Потому что все эти старперы, конечно же, ничего не значат. А Микки действительно стоит за углом, во все глаза глядя на своего мужа. Все это очень неожиданно, но безумно приятно. Приятно, когда о любви слышишь не только ты, но и другие. Тогда ты понимаешь, что тебя по-настоящему любят. Что ж, ладно. Если Галлагер не может забыть всех этих уебков, пусть будет так. Микки согласен простить и потерпеть. Главное, чтобы младший был всегда рядом с ним и не вздумал съебаться к кому-нибудь из них. Вот это будет полная катастрофа. Тогда точно в пору будет сигануть с крыши или, например, застрелиться. Чем не вариант? Впрочем, сейчас не стоит даже думать об этом. Иначе велика вероятность снова сорваться. А ругаться снова с Йеном очень уж не хочется. Наоборот. Прямо сейчас хочется подойти, обнять, поцеловать. И плевать на присутствие Липа в комнате. Он все поймет. Не тупой же. Однако Микки ничего не делает. Просто стоит и молча смотрит, пытаясь понять, за что же ему такое счастье. Ведь со всеми своими делами он явно этого не заслуживает. Именно поэтому и безумно боится, что рано или поздно до рыжего дойдет, и он оставит его. Блять! Опять? Опять эти гребаные ненужные мысли лезут в голову. — Мик? — задумавшись, старший не замечает, когда Йен оказывается прямо перед ним. — Все хорошо? — взгляд зеленых глаз становится обеспокоенным. — Опять думаешь. Брось. Тебе это не идет. — Извини, немного задумался, — усмехается Милкович, качая головой. - Сходим перекусить? Я жутко голоден. — Ладно, идем, — младший кивает и, схватив мужа за руку, тянет его за собой. — Лип, я сегодня уже не вернусь. И завтра тоже. Присмотри тут за домом. — А вы присмотрите друг за другом, ушлепки, — показывая средний палец, улыбается Лип. — Не ссорьтесь больше, девочки. — Иди на хуй — Я тоже люблю тебя. Галлавич отвечают одновременно и сразу же уносятся в сторону ближайшего кафе, где можно хорошо перекусить. А со всем остальным можно разобраться и позже. Когда все уляжется.