Я видел, в кого ты превратишься

— Жил на свете чародей — молодой красавец, да к тому же богатый и талантливый. Он заметил, что его друзья, стоит им только влюбиться, превращаются в глупцов — говорят странными словами, теряют аппетит, прихорашиваются и вообще ведут себя так, как не пристало уважаемым людям. Молодой чародей решил, что с ним такого никогда не должно произойти, и обратился к Темным искусствам. Хотел он стать неуязвимым для любви. Том слушал, как существо с внешностью его отца читает какую-то историю из маленькой, потрепанной книжки. Они оба сидели в библиотеке уже около часа в уютном молчании, и тут вдруг чтение вслух. Для Реддла в последние месяцы это стало своеобразной рутиной. «Отец» приходил к нему не столько для обсуждения каких-то тем, сколько для компании. Иногда между ними случались дискуссии по поводу некоторых книг, и это общение постепенно начало напоминать странный вид наставничества. — Что за книгу ты читаешь? — Реддл не мог рассмотреть надпись на обложке, настолько старенькой и ветхой была книжка. — Это сборник сказок, которые в магических семьях родители читают перед сном своим детям. Тебе они, конечно, не знакомы, хотя одну из них, про Дары смерти, ты должен знать. — Из какой сказки эти строки? Есть у меня предчувствие, что в этот раз ты не просто поболтать зашел. Тот на его слова только ухмыльнулся. — Сказка называется «Мохнатое сердце». В магическом сообществе она породила одноименное расхожее выражение, так стали называть холодных и бесчувственных людей. Никогда не приходилось слышать? Том проигнорировал издевку в его голосе. Это выражение Реддл может и слышал когда-то, но скорее всего не придал ему никакого значения. — Нет, не помню ничего такого. И про что там? Очередная несчастная история любви? — Несчастная история, это правда, но любовью события сказки назвать сложно. Давай прочту тебе, может появится вдохновение для твоего исследования. Том кивнул и прислушался к ровному голосу отца. Сказка повествовала о том, как чародей после проведения ритуала черной магии приобрел способность оставаться равнодушным ко всему вокруг. Много девушек были привлечены его высокомерным хладнокровием, но, как ни пытались, на какие уловки ни шли, все никак не могли завоевать его сердце. Вскоре умерли родители этого чародея, но он был только рад их кончине. В подземелье доставшегося по наследству замка он поместил величайшее свое сокровище и зажил беззаботной жизнью. Однако вскоре чародей понял, что его собственные слуги насмехаются над ним, мол хозяин так богат и могущественен, а жену себе найти так и не смог. Задетый этими словами, чародей решил непременно жениться на самой красивой и богатой девушке в округе, и такая нашлась в скором времени. К тому же, она была весьма искусной волшебницей, да еще и из чистокровной семьи. Чародей принялся очаровывать девушку, нашептывал ей самые красивые слова, которые вычитал у поэтов, сам не понимая их смысла. А девушку все эти комплименты и привлекали, и отталкивали. От его признаний в любви веяло холодом, и девушка все же решилась сказать чародею, что не верит в то, что у него есть сердце. Тогда чародей заверил её, что она может быть насчет этого совершенно спокойна. Он отвел девушку в глубокое подземелье замка, где в зачарованном хрустальном ларце было заперто еще живое сердце чародея. Проведя в темноте и холоде столько лет, сердце почернело, сморщилось и обросло длинной шерстью. Девушка не выдержала этого зрелища и попросила чародея вернуть сердце на прежнее место. — Он рассек себе грудь и вложил в нее свое уродливое сердце, но оно за годы в одиночестве исказилось и оголодало, — продолжал Том Реддл-старший. — Так и не смог чародей ничего почувствовать, только ощутил непомерную жажду вернуть себе способность любить. Он вспорол девушке грудь и вынул её алое сердце, намереваясь заменить им свое собственное, но уродливое сердце оказалось сильнее. Выхватив серебряный кинжал и поклявшись никогда не подчиняться собственному сердцу, хозяин замка вырезал его у себя из груди. Так и умер он, сжимая в каждой руке по сердцу. Закончив читать, Реддл-старший некоторое время помолчал, медленно закрыл книгу и передал ее Тому. — Вот и конец сказки — все умерли в мучениях, никакой любви не испытав. Том взял книгу в руки, провел ладонью по обложке, параллельно пытаясь определить свою собственную реакцию. В это время мужчина рядом с ним продолжил: — Знаешь, Дамблдор в своих заметках сравнил это вырванное сердце с крестражем, который разделяет не душу и тело, а тело и чувства, но мы с тобой оба понимаем, что иногда для этого вовсе не нужно прибегать к черной магии. Таким можно родиться. Кто-то пытается получить неуязвимость от смерти, а кто-то от сильных чувств, и все эти пути приводят к деградации личности, поскольку утрата собственной смертности и чувственного восприятия искажает саму суть понятия человек. — Еще несколько месяцев назад я бы сказал, что могу понять главного героя этой сказки. Но я бы… солгал. Мне не довелось испытать никакой любви, не то чтобы я имел от рождения достаточный шанс на это, а этот чародей, судя по всему, просто боялся, что его бросят и, как это называют?.. разобьют ему сердце? — Все, кто любят, боятся этого. Без подобного риска не существует отношений между людьми. Том не чувствовал себя способным быть хорошим собеседником по данной теме, но, судя по всему, от него хотели получить какую-то реакцию. И у него она была. — То, что я не был способен это почувствовать, не значит, что не хотел. Мне непросто далось это признание, когда впервые я его для себя сформулировал. Я и сейчас с трудом могу думать на эту тему, стоит мне зайти в своих мыслях чуть дальше, прихожу к тому, что как бы я ни пересмотрел свои прошлые цели и методы, да даже свои прошлые глубинные мысли, все это бесполезно. Я мертв, дальше неизвестность — или страдания, или бесконечное одиночество, или что-то хуже этого. Какой смысл мне думать и воображать то, чего я лишен и не могу получить? — Мы уже обсуждали с тобой, что признание собственных слабостей и потребностей — это единственный путь к прогрессу для тебя. Ты же знал, что однажды мы дойдем до этой темы. И, знаешь, я искренне рад тому, что ты способен говорить об этом без истерических припадков, как раньше. — Подожди еще пару лет, и я, возможно, без сарказма смогу вспоминать цитаты Дамблдора. Они оба рассмеялись своим холодным смехом на это упоминание. — Ладно, «отец», что ты хочешь от меня в рамках этого разговора. Ближе к сути. — Хотел проверить, насколько ты глубоко погрузился в свои эмоциональные потребности. Ты не использовал Омут памяти со свадьбы Поттера, уже пару месяцев как. Что, настолько наскучила чужая счастливая семейная жизнь? — У меня появилась интересная задача по исследованию Омута, для этого его использовать не обязательно, это только отвлекает. Тем более, твоя коллега развела меня на ставку в один месяц, а я повелся как идиот. Уже прошло более полугода, и пока до меня дошло с достаточной достоверностью только то, что руны означали не слова, а цифры. Вот скажи, почему ты не хочешь обсуждать со мной исследование? В этом проклятом нематериальном замке я могу получать новую информацию только от вас, библиотеки и Омута. С учетом того, что Омут — загадка, вы — ее составители, остается рыться в старых книгах. Все по теме рун перечитано по несколько раз, с книгами по арифмантике и нумерологии, которые тут доступны — тоже покончено. Я уже перешел на маггловские книги по физике, и знаешь что? Пока это лучшая моя идея, потому что это натолкнуло меня на подмечание интересных закономерностей. — Давай, Том, рассказывай. Я готов выслушать и даже что-то подсказать, если после этого мы вернемся к обсуждению первоначальной темы. Для Реддла было неожиданно, что сегодня ему пошли на встречу. «Подозрительно, но ладно… Надо использовать шанс». — Вот, здесь был интересный отрывок о том, что есть определенные «коридоры», они соединяют разные области пространства-времени, обладают «устьями» и «горлом». В нашем случае одно из «устьев» расположено здесь, а второе в реальном мире. Скорее всего Омут способен перенастраивать расположение «устьев». В этих книгах подобные «коридоры» описаны разных видов. Существуют непроходимые, из которых просто нет выхода, проходимые — этот вид очень напоминает обычные магические порталы, однако есть еще межмировые «коридоры», в которых «устья» расположены в разных мирах — это наш случай. Том некоторое время помолчал, собираясь с мыслями, после чего продолжил: — Я здесь ограничен в ресурсах и не могу использовать магию, также я не могу взаимодействовать ни с кем из реального мира. Соответственно, как-либо доказать эту гипотезу не выйдет. Что еще хуже, я не в состоянии протестировать работу Омута на перемещение во времени, и возможно, опровергнуть свои предположения. Омут никак на меня не реагирует. Я вспоминал нашу первую встречу и что мне было сказано о возможностях человека, собравшего Дары смерти. Там было про возвращение в прошлое. Если это и возможно осуществить отсюда, то, видимо, только из Омута. Это видится мне наиболее логичным. — Ты придумал объяснение рунам, изображенным на Омуте. Если они означают цифры, то для каких целей они на нем размещены? — Это наверно самая простая часть загадки. Там есть нулевая отметка, которая всегда неподвижна, влево и вправо от нее по кругу идут числа от одного до десяти, которые объединяются как раз в десятке. Скорее всего это выбор движения — вперед или назад по временной шкале. Предположу, что одно деление равно десятилетию, видимо радиус перемещений ограничен столетием в прошлое и будущее. Еще есть второй круг чисел, они как раз периодически видоизменяются, так как ведут отсчет от моего появления здесь. По крайней мере именно благодаря второму кругу у меня есть предположение о том, сколько лет заключено в одном делении. — Что насчет способа перемещения? Как заставить Омут работать? — Это устройство — не маховик времени. Он больше напоминает портал. Волшебники давно придумали способ мгновенно перемещаться в пространстве, это устройство имеет сходство. Моя лучшая гипотеза в том, что он, как любой магический портал, сработает в запланированное кем-то время. Это все, что я могу пока предположить. Том требовательно взглянул на мужчину перед ним. — Ты сказал, я могу задать вопросы. — Я сказал, что готов выслушать и что-то подсказать. Конечно, я сам решу, что я могу тебе прокомментировать, а что нет. — Какие ошибки есть в моих предположениях о работе этого артефакта? Реддл-старший задумался, крайне внимательно подбирая слова для ответа. — Ты забываешь об основном предназначении Омута. Он показывает воспоминания, как считается, но на самом деле его способность столь детально воспроизводить картины прошлого вовсе не случайна. Омут, существующий в реальном Хогвартсе, настроен на показ только прошедшего времени, чужие воспоминания являются проводниками, а не истинными носителями информации, потому маги так поражаются детальности воспоминаний в Омуте — в их собственной голове те были смутными изображениями. При этом вовсе не значит, что Омут нельзя перенастроить на показ будущих событий или настоящих, как ты видишь сейчас в нем из этого мира. — То есть он выполняет две функции: и показывает события и перемещает в них? Том дождался утвердительного кивка. — Не могу спорить, это логично. Нужно видеть, куда ты перемещаешься все-таки. Я так понимаю, мне доступен только просмотр настоящего? — О нет, увидеть в нем прошлое и будущее ты тоже сможешь, но для этого должно пройти еще некоторое время. — Переместиться в реальный мир я не могу? — Перемещаться между мирами доступно только полноправному обладателю Даров, как и выбирать куда и в какое время переместиться. Но, как ты понимаешь, вряд ли Гарри Поттер решит перемещаться в то время, в котором завалялось твое собственное тело с цельной душой, в которое ты бы смог вернуться. Будем честны, Поттеру и в голову не придет, что он вообще наделен какими-то особыми способностями, в очередной раз. Да и зачем ему это, если он наконец-то живет свою спокойную и счастливую жизнь. Том погрузился в размышления. — Зачем мне вообще было заниматься этой загадкой, если я бессилен здесь что-либо сделать. У меня нет цели, я могу заниматься только теорией магии и следить за тем, как человек, убивший меня, женится, работает, общается с близкими людьми. Все эти недоступные мне вещи. Это тюрьма, я понимаю. Это мое наказание за все совершенное ранее. Я не хочу сдаваться, но иногда я близок к отчаянию. Даже убить себя тут не смогу, ничего не смогу! — Том, всему рано или поздно наступает конец. И твое пребывание здесь не вечно. — Я уже больше года здесь. Я перестал наблюдать за его жизнью потому, что мне невыносимо видеть чужую любовь и успех, и понимать, что ничего из этого мне никогда уже не получить. Еще хуже — видеть как они колдуют. Я уже забыл это чувство, когда магия зарождается в теле в проходит сквозь него, я забыл, как были красивы мои собственные заклятья и как бесконечно разнообразие творческих проявлений колдовства. Я никто без магии — беззащитен, ничтожен. Если и был для меня какой-то глубинный смысл в жизни, то, что я искренне любил всем сердцем — это была магия, и ее у меня отняли. Единственная взаимность, доступная мне. Та, что всегда отзывалась на мой зов и всегда спасала меня, наделяла и могуществом, и славой. Я мечтаю о том, чтобы снова ощутить чувство полета, чтобы видеть искры волшебного пламени в воздухе, вдыхать спирали пара над готовым зельем. Я не могу видеть их мир больше, это невыносимо. Его «отец» смотрел на него в ответ очень серьезным взглядом. В нем не было мягкости, но зато была некая предрешенная справедливость. — Я могу тебя понять, даже если тебе кажется, что это не так. Теперь ты способен сожалеть. «Пускай грехи мою сжигают кровь, но не дошел я до последней грани, чтоб из скитаний не вернуться вновь»… Ты зашел за эту грань так далеко, что путь назад для тебя неизмеримо сложнее. Едва повернул обратно, и уже испугался своих чувств. — Разве плохо избегать боли? Что в этом странного? Я должен к ней стремиться? Чушь! — А избегание что тебе даст? Ты сам говоришь, что твое существование тут все равно непереносимо. В конце концов через боль ты постигаешь хоть какие-то новые грани своей души. Том балансировал между двумя крайностями — игнорировать или срываться на ругань. В итоге он решил сменить тему. — Откуда эта цитата была? Мне смутно знакомо. В руках Реддла-старшего появилась книга, которую он кинул прямо в руки Тома. — Открой стих сто девять и прочти. Том пролистал книгу до нужной страницы и медленно начал читать: — «Как мог я изменить иль измениться? Моя душа, душа моей любви, в твоей груди, как мой залог, хранится. Ты — мой приют, дарованный судьбой». Я не буду это читать, хватит. — Читай, Том. — Хватит, это… Не смей подсовывать мне эти слова! Я знаю, что ты читаешь мои мысли, но я не намерен обсуждать это. — С кем тебе вообще говорить о своих мыслях, как не со мной? Мы тут вдвоем, и поверь, это лучше, чем если бы ты проводил все время в одиночестве, ты сам это понимаешь. Том не мог контролировать свое лицо. Попытка изобразить на нем злость не удалась — отчаяние было сильнее. Он сдался, закрыв лицо ладонями. Реддл-старший продолжил: — «Ты — мой приют, дарованный судьбой». Хорошая строчка, простая, ничего в ней нет особенного, если не наделять её своими собственными ассоциациями, не так ли, Том? «Моя душа, хранимая в твоей груди, как залог». Романтично, не так ли? — ПРЕКРАТИ! — Понятно, вот мы и подошли к точке нетерпимости. Том, ты думаешь, я желаю тебе вреда? Ты правда хоть на миг допускаешь это? Том молчал, отказывался воспринимать слова и отвечать. — Сколько прошло времени с тех пор, как ты стал что-то чувствовать к нему? Сразу после получения воспоминаний от крестража или позже? — Я не буду тебе отвечать. Я отказываюсь говорить об этом. — Я знаю, что здесь, вне реального мира, ты способен испытывать полный спектр чувств. Ты не ограничен своим смертным телом и травмированным мозгом и давно это понял, не так ли? Единственное твое ограничение — собственные страхи. Том тяжело дышал, обхватив ладонями голову у висков. — В этих словах нет для меня никакой романтики и любви. Ты не в состоянии понять, что значит провести шестнадцать лет рядом с чужой душой. Быть ее частью, образовать с ней единственную за всю жизнь связь, а потом навсегда потерять. Я не могу переносить это чувство потери. Когда я пытаюсь хотя бы подумать об этом, не могу прекратить испытывать боль. Я вспоминаю, что этот кусок моей души мог ощущать его чувства, как свои собственные… Радость, привязанность… любовь, стыд… надежду. Часть меня, хранимая в его теле эти долгие годы, понимает и может испытывать эти чувства. Это его дар мне и вечное проклятие… теперь, когда этот осколок души вернулся ко мне. Реддл медленно убрал руки от лица и посмотрел в чужие глаза. — В какой-то момент я провел в Омуте памяти двадцать дней подряд, практически не покидая его. Я ощутил свою зависимость от того, чтобы видеть его жизнь, проживать рядом каждый день. Но я просто тень, меня нет и не будет там. Его душа теперь бесконечно далека от моей. Я не могу позволить себе такую слабость, это убьет меня окончательно. — Ты же знаешь, что после его смерти вам все равно придется увидеться здесь. Не будет ли благоразумней все же отслеживать, что происходит в его жизни. Так ты поймешь, как продолжает развиваться его личность, что происходит с его чувствами и жизненными ценностями. Он тоже проходит свою трансформацию. Том ухватился за одну мысль, всплывшую в момент отчаяния. — Ты сможешь сделать так, чтобы временной период, который я вижу в Омуте, сдвинулся вперед? Как это бывало раньше? Мне нужно, чтобы события двигались быстрее. Может тогда будет проще это перенести. — Я сделаю это, но предупреждаю, нет гарантии, что тебе станет лучше от того, что ты увидишь. И вашу встречу это приблизит. — Для Поттера же время идет неизменно, так? Тогда вижу в этом только плюсы. *** Гарри Поттер выглядел старше на несколько лет, чем Том его помнил. Скулы стали острее и чётче обозначилась форма нижней челюсти. Волосы парня, эти вечные чёрные вихры, нисколько не изменились, всё такие же взлохмаченные, торчали в разные стороны. Гарри стоял у небольшой детской кроватки с совсем еще малышом на руках. Том медленно подошёл и из-за плеча Поттера посмотрел на ребёнка. — Судя по цветам кровати и пелёнок, это мальчик. Поздравляю, Поттер, — голос Реддла прозвучал очень хрипло. Он знал, что его никто не услышит. — Кажется, я припозднился с поздравлениями, ему уже несколько месяцев. Сколько интересно? Семь, восемь? Мальчик был темноволосым, совсем как отец. Том хотел подождать, пока ребёнок проснётся, чтобы увидеть его цвет глаз, но тот все никак их не открывал. Тогда Реддл перевел взгляд на Гарри, смотрел на него безэмоционально, пристально и долго. Поттер выглядел уставшим, словно давно не спал. Под глазами обозначились тёмные круги, добавляя ему возраста. Тут в комнату вошла девушка, подошла к Поттеру и шепотом спросила: — Уснул? Мерлин, наконец-то. — Я сейчас постараюсь положить его обратно в кроватку, наколдуешь ему огоньков? Кажется, они ему нравились. — Да, сейчас, схожу за палочкой. Джинни вышла, и Поттер принялся опускать ребёнка в кроватку, аккуратно придерживая. В эту секунду тот неожиданно раскрыл глаза и сразу же захныкал. — Светло-карие. Что ж, похож на своего деда. Иронично, малыш, что из всех присутствующих здесь людей вживую Джеймса Поттера знал только я. Джинни вернулась в комнату и перехватила ребёнка у Гарри, пытаясь укачивать его. Тот начал плакать ещё громче и вскоре перешёл на крик. Том, наблюдая за прекрасной картиной семейной жизни, отошел на безопасное расстояние к противоположной стене комнаты и разместился там на крае двуспальной кровати. — Поттер, тебя же учили основам легилименции, посмотри, что он хочет, и не строй из себя маггла. Кажется, мальчик слегка затих на руках у матери. Она вернула его в кроватку, накинула на неё заклинание тишины, чтобы ребенок не услышал их голосов, после чего вздохнула и села прямо на пол. — Знаешь, я думала в эту годовщину будет проще, но твой отпуск прошёл слишком быстро. Может, мне попросить маму взять его к себе еще на пару дней? «Что за годовщина у вас? Годовщина свадьбы?» — Восемь лет, Джин, а меня всё продолжают звать в Хогвартс каждый год в этот день. Я понимаю, что это дань памяти, но каждый раз эти просьбы рассказать, что было и как… Дети смотрят так, словно я нечто… Как на Локхарта на моем втором курсе. Мне мало двух недель отпуска, чтобы прийти в себя. И Джеймс не виноват, что он плохо спит по ночам, хотя я уже просто молюсь, чтобы этот период прошёл. Может, стоит ещё раз показать его целителям, Джин? — Мы уже ходили к маминой знакомой в Мунго, ты все не успокоишься. Ну, давай я её к нам приглашу, второй раз на её работу я не поеду, у Джеймса чуть магический выброс не случился там. — Какой выброс, ему еще года нет, он просто испугался незнакомого места со странными запахами. И вот почему у нас в Мунго нет нормального отделения для детей, это же просто абсурд какой-то? Эти зелья, которые ему выписали, не помогают. Он от них слишком вялый, а без них рыдает и не спит. Мерлин, мне завтра на работу к восьми, спать осталось четыре часа. Поттер устало замолчал, у него уже закрывались глаза, не в состоянии долго фокусироваться. — Давай ложиться, пока он спит. Может в этот раз повезёт. Реддл подошел к колыбели, пока парочка устраивалась спать. Малыш и правда наконец уснул. Его личико все ещё было красным от сильного крика, но выражение лица — совершенно умиротворенное. Том вышел из комнаты. *** Через неделю он опять заглянул в Омут. На душе с прошлого посещения были странные чувства. Том давно уже ощущал себя так, словно ходит по пропасти и все никак не определится, упасть или отойти. Хрупкий миг баланса перед неизбежностью будущей катастрофы. В этот раз он застал Поттеров в выходной день, судя по тому, как Гарри сонно и неторопливо жарил яичницу на довольно просторной кухне. Сейчас, при свете дня, Том смог лучше рассмотреть их новый дом — двухэтажный, в светлых оттенках, с широкими комнатами и высоким потолком. Гарри закончил с завтраком и позвал Джинни за стол. Она вышла с маленьким Джеймсом на руках. Ее длинные рыжие волосы были слегка спутаны, видимо мальчик добрался до них. — Поттер, есть, между прочим, бытовые заклинания. Например, для приготовления еды. А ещё для уборки помещений, у вас тут приличный слой пыли. Если бы я был материальным, пришлось бы чистить мантию. Но ладно, я могу понять, в таком состоянии последнее о чем думаешь, это какая-то пыль. Джеймс неожиданно громко чихнул, испугался сам себя и заплакал. — Так, а может это я и не зря про уборку. Нет, Поттер, не пихай в него зелья от простуды, идиот! Убедись хотя бы, что у него есть температура. Ну отлично, он теперь плачет сильнее и к тому же дымится. Бодроперцовое нельзя давать ребёнку его веса в таком количестве! Как он до сих пор жив вообще у вас? В конце концов Джеймс угомонился и даже начал смеяться, играя с какой-то небольшой блестящей игрушкой. Том не сразу понял, что золотистый шарик, летающий вокруг мальчика, похож на снитч, конечно, значительно более медленный и не улетающий далеко. Гарри с Джинни быстро завтракали, не особо веря в то, что спокойствие продлится долго. Когда был приготовлен чай и левитирующий чайник начал разливать его по кружками, Джинни произнесла совершенно спокойным голосом: — Я в этот четверг почувствовала себя плохо, не ощущала себя так со времен беременности. Решила проверить и да, подтвердилось. Гарри поднял на неё такой взгляд, что Том не знал, смеяться ему или ужасаться. Поттер совершенно не понял, что происходит. — Ты себя плохо чувствовала? Почему не сказала? Сейчас уже все прошло? Том все-таки не сдержался и расхохотался в голос. Он уже сам не понимал, смешно ему или плохо до истерики, хочется быть здесь или сбежать как можно дальше. «Я ещё к наличию у него первого сына не привык, а тут второй ребенок. Вам сколько лет? Вы в курсе, что волшебники в среднем до ста сорока доживают и сверх того? Репродуктивный возраст лет на тридцать больше, чем у магглов». — Гарри, я беременна. Он смотрел на неё, словно все ещё не осознавал. — О… Ну… наверно даже хорошо. Поттер завис еще на пару секунд. — У детей будет совсем небольшая разница в возрасте… смогут играть друг с другом, потом вырастут, в Хогвартс тоже поступят почти одновременно. И ты же хотела второму ребенку сама выбрать имя… «Мерлин, что за лепет. Поттер, посмотри на себя. Ты не планируешь спать ещё пару лет, не так ли?» — Джинни, а какой срок? Мы же… это после второго мая? — Ну, тут вариант только такой. — Да уж, символично. — Да кому какая разница? Ты в последнее время слишком мнителен. И эта ностальгия по погибшим родственникам. Я правда понимаю, но вмешивать в это наших детей? Ладно, Джеймса ты так назвал, но больше ни намёка пожалуйста на то, что наши дети должны быть как-то связаны с событиями этого проклятого дня битвы за Хогвартс! Поттер отвел от нее взгляд, который из сонного и удивлённого в секунду стал жёстким, однако он промолчал, только сильнее сжал челюсти. — Я отведу сегодня сына к маме, и мы сможем куда-нибудь выбраться. — Я хотел провести день с Джеймсом и просил тебя об этом. Я и так его вижу только по ночам, когда он или спит или плачет. — Ну, а мне нужно хоть иногда выбираться отсюда! Мы с ним постоянно вдвоём дома, пока ты на работе, да к тому же, если скоро родится второй ребенок, будет ещё сложнее куда-то выходить! — Ты можешь съездить к Рону с Гермионой, к другим нашим друзьям или твоим родственникам. Отдохни. Я посижу с ним дома. — Но мы уже столько месяцев никуда нормально не выходили вдвоем. Ты понимаешь, что нам это не идёт на пользу! — А нашему сыну идёт на пользу то, что мы его постоянно отправляем то к одним родственникам, то к другим? Я хочу проводить с ним больше времени, не хочу пропускать, как он растёт. Я знаю, что из-за моего желания иметь собственную семью, мы, возможно, поторопились и были не совсем готовы, но это не значит, что я буду ставить потребности сына на второй план. — Ты считаешь, что мне на моего сына все равно? Я его потребности не ставлю в приоритет? Ты понимаешь, что с такой работой, как твоя, особенно после повышения, ты просто не можешь быть ни мужем нормальным, ни отцом. У тебя на нас нет времени, у тебя на себя самого нет времени. — Тогда зачем второй ребенок, Джин?.. Станет лучше, думаешь? Или что, мне уволиться? В этом смысл? — Ты сам знаешь, мы не бедствуем, деньги есть, а на работу можно будет вернуться и через несколько лет, зато у тебя будет время на семью. — Во-первых, по большей части это деньги моих родителей, а не мои. И мы договаривались их использовать на покупку дома и в качестве наследства детям, а на собственные повседневные траты зарабатывать самостоятельно. Во-вторых, думаешь, место главного аврора будет пустовать несколько лет? Это бред, я потеряю должность, если уйду, вернуться назад будет в разы труднее, да и к тому же, если мне эту должность опять дадут за имя, а не за заслуги, я сам на неё не пойду. — Ты это и так давно заслужил. Это не просто из-за имени. — Чем? Многие годы меня спасала защита матери, куча случайностей, друзья и то, что Волдеморт был большую часть времени не в себе. Действительно, подвиг. И что мы имеем кстати, спустя восемь лет? Я до сих пор не могу вакантные места в аврорате закрыть, выпускников не хватает, а те, что приходят, больше ведутся на моё известное имя, чем на собственное призвание. — Может ты чуть больше будешь думать о себе и своей семье, а не о всей магической Британии? — Может, эту фразу нужно было всем сказать мне, когда я попал в Хогвартс? Может, эту фразу нужно было сказать моим родителям в свое время, пока эти два двадцатилетних подростка махались с темным магом многократно превосходившим их по силе? Может им тоже стоило думать и о своем ребенке? — Поттер был зол, но, помимо этого, Том впервые заметил в его взгляде странное сожаление. — Как бы ты ни хотел думать, что успеешь все, это просто невозможно. Ты должен определиться со своими приоритетами, это не может продолжаться так дальше. Я не хочу быть как моя мать, которая все время сидела с кучей детей одна, пока отец работал. У моей семьи тогда не было выбора, нужны были деньги. У нас с тобой выбор есть, ты его просто предпочитаешь игнорировать. — Твой отец отказывался от повышения и более высокой зарплаты, потому что ему нравилась его работа с маггловскими изобретениями. Он мог бы обеспечить вас лучше, но не стал. Это был его выбор и он его тоже сделал. Я так поступать не намерен. — Не смей приплетать моего папу к нашим проблемам! Тебе откуда знать, каково это жить в… — она остановилась. Поттер посмотрел на нее выгоревшим, холодным взглядом. — Джинни, я тебя прекрасно понял. Мне не дано понять, каково это жить в большой семье. Я прошу тебя, дай мне сегодня побыть с сыном вдвоем. Она молча схватила палочку и резкими шагами направилась к камину с летучим порохом. Тишина, повисшая в доме, была оглушающей. Когда Джинни покинула дом, Поттер подошел к сыну и взял его, неожиданно уснувшего, на руки. Аккуратно переместившись на диван, Гарри обнял Джеймса, стараясь не разбудить, слегка приподнял его и прижал к себе. Взгляд у парня был странный, он уставился в пустоту, медленно укачивая сына. В какой-то момент Том сел рядом на тот же диван, рассматривая обоих в непосредственной близости. Глаза Поттера покраснели от недосыпа, и казалось, он сам вот-вот заснет. Через несколько минут парень лег на край дивана, разместив Джеймса ближе к большим подушкам у стены. Они оба заснули в полуобъятии, пока Том сидел у изголовья, плохо справляясь со своими запутанными, невнятными чувствами. Том вспомнил разговор с Реддлом-старшим, который состоялся не так давно. — Как ты там сказал, Поттер «наконец-то живет свою спокойную и счастливую жизнь»? Недалеко от него раздался голос: — Том, у них просто кризисный период после рождения первого ребёнка, через такое проходят практически все родители. — Возможно и так, только я вижу в этом более глубокие проблемы, а ты, как всегда, меня разубеждаешь. И, признаться честно, я больше согласен с Джиневрой. Напомню, ему сколько сейчас, двадцать пять? С чего бы переживать, что твоя карьера рухнет, если тебе ещё жить и жить. Видно, что он совсем не равнодушен к своему ребёнку, как и к работе. А вот на себя ему похоже совершенно наплевать. Что у него за отношения с женой, я совсем не понимаю. Впрочем, это не удивительно, учитывая мой почти нулевой опыт… в этом. Когда я видел их последний раз, ещё до скачка во времени, они были так сильно сосредоточены друг на друге, все эти тошнотворные взгляды и прикосновения. Сейчас же они обсуждают фундаментально важные для собственной жизни события так, как будто это рутина, повседневность. Я поверить не могу, что он спровадил жену из дома, едва узнав о ее беременности. Том смотрел на кисть своей руки, расположенную в дюйме от головы спящего Поттера. Он ощущал навязчивое и совершенно бесполезное желание прикоснуться к этим черным прядям волос. — Она отдохнет немного от этой самой рутины и почувствует себя лучше — вот о чем думает Гарри. Ты, конечно, уже меньше занимаешься самообманом, Том, но в этот раз не сдержался, да? Я же знаю, что внутри себя ты восхищен тем, что Поттер сохранил амбиции в работе и при этом не стал плохим, равнодушным отцом. И единственное, что ты не готов принять, это его очередное принесение себя в жертву — теперь не в твою честь, а во благо семьи — как он это видит. — Ты даже мысли не допускаешь о том, что я могу злорадствовать и быть счастливым от его страданий, да? Почему мне должно быть дело до его состояния? Хочет страдать — пусть страдает. Он это выбрал сам. — Я не допускаю таких мыслей, поскольку твои для меня как на ладони. Что бы ты сделал на его месте? Скажи, раз считаешь, что знаешь, как справиться с ситуацией? Том задумался. — Сначала отвел ребенка к действительно хорошему целителю и зельевару. У них нарушены дозировки зелий, причем, судя по всему, как для ребенка, так и для самих себя. Ни одного толкового зельевара в семье… Северус, тут из-за тебя уже второе поколение страдает, надо было лучше учить детей. Том посмотрел на Джеймса, спящего с игрушечным снитчем в руках. — Потом бы разобрался с бытовыми чарами для дома. Я совершенно не мастер в них, но это заняло бы у меня пару дней от силы. Кстати, стоит уже дойти до полки с книгами по этой теме в библиотеке, это одно из немногих направлений, которыми я никогда не занимался. Может и там скрыта какая-то неведомая и сильная магия, которая спасет от меня мир в очередной раз? Да, я все еще не переношу воспоминания о Дамблдоре. — Зачем бытовые чары? Чтобы привести квартиру в порядок? — И обезопасить ребенка от непредвиденных обстоятельств. В этом доме у них некоторые из этих чар есть, но, как я заметил, их недостаточно. А если говорить всерьез, то Поттер на своей работе уже несколько лет, судя по всему, пытается устранять последствия проблем их общества, а на источник влиять не может — видимо даже статуса национального героя не хватает для реализации толковых реформ. Да, это старая проблема. И не смотри на меня так, я признаю, что мой способ решения был значительно более катастрофичен, чем вот это их соблюдение статус-кво. Возможно, ему бы стоило выбить себе преподавательскую должность на полставки. Тогда хватило бы времени на семью, и остатки амбиций бы сохранил. Том бросил последний взгляд на уснувших отца и сына. — Я думаю, нам пора уходить отсюда. Мне надоел этот бессмысленный бытовой фарс. Его рука все-таки прошлась сквозь пряди чужих волос, но он был не в состоянии их ощутить.