Я видел, в кого ты превратишься

Утро нового дня было наполнено сумраком. Окна Большого зала пропускали только слабый свет, а заколдованный потолок был полон тяжёлых, снежных туч. «Еще немного, и начнется сильная метель», это было первое, о чем подумал Том, как только открыл глаза. По-видимому, он спал на своей импровизированной кровати поверх стола. Стеклянный постамент с частью его души пропал из Зала, теперь этот осколок ощущался внутри памяти, как часть большого пазла из воспоминаний. Том приподнялся с кровати и увидел фигуру своей матери, сидящей за соседним столом. «Она не исчезла, осталась в этот раз здесь». Женщина тоже подняла на него свой взгляд. — Доброе утро, Том. Надеюсь, тебе стало немного лучше? — улыбка затронула её глаза, сделав все лицо значительно более милым. Реддл не знал, как описать свое состояние после событий этой ночи. Внутри ощущалось незнакомое ранее спокойствие, устойчивое и непоколебимое. Наверное, так ощущается избавление от огромного горя, из-за которого рыдаешь до судорог много часов подряд, а потом тебе сообщают, что все в итоге закончилось хорошо. Том знал — это не его история, однако все же чувствовал себя значительно лучше. Сейчас, только проснувшись, он почему-то перевел взгляд на свои руки, рассматривая ладони, сжимая их и разжимая, словно отвык за ночь от своего тела. — Сколько времени прошло в реальном мире, пока я спал? — О, кажется… — она задумалась на пару секунд, — около пяти месяцев. — Да в этом месте вообще можно нормально уснуть и не проспать половину жизни? Я очень ярко представляю себе картину, в которой Поттер умер, пока я спал, и вот я просыпаюсь под его недоуменным взглядом! Знаешь, я не хочу застать его прибытие в таком состоянии, — Том не то чтобы всерьез злился. Это ворчание на скорость течения времени уже превращалось в рутину. — Хочешь, перескажу тебе, что с ним было за это время? — Я бы предпочел увидеть своими глазами, — Том повел плечом, пытаясь удержать равнодушное выражение лица. — Просто признай, что ты планировал развлечь себя комментированием лекций профессоров Хогвартса. Я думаю, тебе не о чем беспокоиться, Гарри планирует учиться дальше на аврора. Тебе не кажется, что за этим наблюдать будет даже веселее? — Кстати, о Поттере. Я теперь помню все, что знала та часть моей души, тот… незапланированный крестраж. Я могу почти полностью ощутить его память, хотя в ней так много событий… Том некоторое время сидел и размышлял над полученными воспоминаниями. Он видел в них своих родителей из воспоминания какого-то министерского чиновника, пришедшего в дом Гонтов. Его мать в памяти Гарри Поттера выглядела точно так же, как женщина перед ним, разве что в тех событиях она была моложе. Также Том видел себя самого в разные периоды жизни: день, когда он узнал, что является волшебником, день, когда он получил отказ в должности профессора Защиты от Тёмных искусств. «Дамблдор, старый собиратель чужих воспоминаний, все-таки надо было собственноручно тебя добить». Еще Том теперь помнил много чужих прожитых дней, которых он никогда и не предполагал узнавать. Он мог прочувствовать эти моменты жизни Поттера и словно воскресить все те эмоции, что испытывал этот человек. «Его путь ко мне в лесу под мантией невидимости, этот путь в один конец… Он несколько минут смотрел на меня у того костра, обреченный, преодолевший свой безумный страх. Как же беспросветно сплелись наши судьбы. Гарри, я может и хотел бы, но и сейчас не могу оставить тебя без внимания». А еще Том увидел много воспоминаний Гарри Поттера из последнего года, пока тот с друзьями скрывался по разным магическим и маггловским местам Великобритании. Порой Поттер был буквально помешан на том, чтобы увидеть, чем занят Волдеморт, где он находится и о чем думает. Реддл помнил, что сам в то время хотел знать примерно о том же. Том собрался с мыслями и рискнул озвучить их вслух: — Я признаю, что каким-то ужасно искаженным образом я привязан к нему. Связь двух смертельных врагов — это самое близкое и откровенное, что у меня было, и я понимаю, насколько абсурдно это звучит, но я не намерен отрицать наличие этой связи. Моя душа была его частью столь долго, это не могло не наложить свой отпечаток на нас обоих. По крайней мере, я бы хотел так думать. Она вскинула на Реддла взгляд, очень острый и проникновенный, полный неясных эмоций в своей глубине, после чего произнесла: — Твой незапланированный крестраж неоднократно помогал Гарри своими способностями, вынужденно он это делал или добровольно, можешь сейчас знать только ты сам. Теперь же эти способности для него более не доступны, он перестал понимать змеиный язык, а также утратил ещё некоторые качества, ты догадываешься какие? — Мне сложно разделить его врождённые особенности от приобретённых из-за части моей души, — Том подумал пару мгновений и вскоре продолжил мысль. — Скорее всего эти изменения отразятся на его магии в ближайшее время, я постараюсь их определить. Интересная загадка… я не думал, что моя смерть может лишить его чего-то. — Тебе нравится об этом думать, не так ли? Почему тебя радует эта мысль? Том был удивлен. Радость? Да… может быть он ощущает это в какой-то степени. — Потому что, как бы Гарри Поттер ни хотел, он никогда не забудет меня. Каждый день в зеркале будет видеть на своем лице след моей магии, каждый раз, творя заклинания, он будет помнить, что перьев феникса было два, каждый канун дня всех святых и начало мая он неизбежно будет вспоминать. А если ещё и будут затронуты какие-то его способности, что ж, ему придётся признать, что без моей души он и вовсе не тот человек, которым считал себя. Взгляд женщины стал холоднее и задумчивее, пока она слушала этот монолог. — Не слишком ли много ты думаешь о себе, Том? Разве не о своих потерях он будет вспоминать и горевать? Когда-нибудь ты станешь просто именем, над которым следующие поколения посмеются. Таков ход времени. — Пусть так, но я и не о будущих поколениях говорю. Она продолжила неожиданно эмоционально: — Даже если он будет думать именно о тебе, неужели его мысли не будут полны ненависти? Тебе достаточно того, чтобы тебя ненавидели? В это мгновение её слова отозвались в душе Реддла всплеском чувств. — Я уже ничего не могу изменить. Поэтому — да, я хочу, чтобы он помнил обо мне, а как именно он это будет делать — я и так вполне себе представляю. Я теперь ощущаю сам то, что чувствовал Поттер в течении своей жизни. Слегка снизив эмоциональный порыв, Том добавил: — Воспоминания этой части моей души — бесценны. Через пару минут молчания Реддл сел поближе к женщине и решил напрямую задать волновавший его вопрос: — Скажи, что мне делать здесь дальше? Я ощущаю свою душу по-настоящему цельной, как когда-то очень давно, и даже сверх того… что-то еще изменилось. Я словно чувствую больше контроля над своими эмоциями, хотя их много и они все так же причиняют боль. — Ты сам веришь в то, что ты искренне раскаялся в своих преступлениях? — Нет. Потому и удивительно всё то, что произошло со мной. — Будь ты снова ребенком, ты бы прошел тот же путь, разделил бы душу? — Нет, я не готов пережить это еще хоть один раз, — Том скривился, ощутив фантомные отголоски боли. — Сколько в тебе противоречий. Лечение душ непростое занятие, возможно, для тебя отказ от прошлых решений уже является большим шагом вперед. Те изменения в себе, которые ты заметил, это новые, не знакомые тебе эмоции. Они идут частично от крестража, как воспоминание о чужих чувствах. — Это странное ощущение… страха, униженности и беззащитности одновременно — что это? Иногда из воспоминаний приходит это ощущение, оно вызывает у меня отвращение. — Это стыд, Том. Что-то очень похожее на него. — Я не хочу это чувствовать. Это… плохо переносимое состояние. Как только я начинаю его ощущать, во мне поднимается ярость. — Ты когда-то научился вытеснять его гневом в очень раннем возрасте. Возможно, ты совсем не сохранил воспоминания об этом. Но данное чувство не просто так свойственно людям. Будь ты способен ощущать его, как все, исход твоей жизни был бы иным. — Обладай я этим чувством, сдох бы в приюте от недостатка еды и чужих побоев — в лучшем случае. — Тебе не знакомо понятие золотая середина? Одно качество не исключает наличие остальных. Том замолчал. — Раз уж мы заговорили об эмоциях и чувствах… Скажи, считал ли ты себя врожденным легилиментом или ты приобрел эти способности в детстве? — Какое отношение этот вопрос имеет к эмоциям? Насколько я знаю, считается, что мой предок Салазар Слизерин был легилиментом. Скорее всего это еще одно из качеств, передающихся по наследству. — Твоя мать, дед или дядя были легилиментами? Реддл очень в этом сомневался. — Морфин был не способен защитить свой разум. Про остальных родственников я не знаю наверняка, но вряд ли они были на это способны. Я вообще не уверен, что они обладали достаточным уровнем магической силы. На что ты в итоге намекаешь? Эти способности появились у меня сами по себе еще в далеком детстве. Меня никто не обучал, да я и не знал тогда, что это нечто магическое. Мне просто казалось, что моего тона голоса достаточно, чтобы убедить кого-либо сказать мне правду. — Ты был достаточно внимательным ребенком. Как, по-твоему, другие дети понимали, говорят им правду или врут? Обманывал ли кто-то тебя, когда ты был совсем маленьким? — Я помню несколько таких раз. Я не мог понять их мотивы, не мог предусмотреть какой-либо обман. И не был способен считывать их эмоции достаточно качественно для понимания причин поступков, а логика в таких вещах не помогала. Некоторое время этим пользовались, после я научился расправляться с ними, их мысли стали всплывать в моей голове, когда я пристально смотрел им в глаза. Это стало огромным облегчением. — Остальные дети лучше понимали друг друга, не так ли? — Меня это не интересовало, большую часть времени я был один, их общество не казалось мне привлекательным. В итоге… ты что хочешь сказать? Что эти способности возникли как реакция на мое окружение? — Не сколько на окружение, сколько на отсутствие у твоей психики некоторых способностей. В том возрасте ты уже не был способен на сопереживание другим людям, но утрата этого качества привела еще к некоторым последствиям. Будь ты магглом, то начал бы очень внимательно наблюдать за другими людьми, анализировать их эмоции, отслеживать реакции и копировать их с идеальной точностью, ничего не ощущая при этом. Ты бы развивал когнитивную эмпатию, основанную как раз на логическом понимании того, что люди чувствуют и почему поступают так, а не иначе. Некоторое время ты шел по этому сценарию, но твоя проснувшаяся магия, действительно впечатляюще могущественная, дала тебе иной орган чувств. По аналогии с тем, как у слепых людей обостряются слух и обоняние, ты смог, применяя легилименцию, понять, что думают и ощущают другие люди. Но у этого дара была и обратная сторона, ты не смог нормально развить какой-либо вид эмпатии, пойдя по наиболее прямому и простому пути чтения чужих мыслей, который тебе предоставила твоя магия. — В очередной раз ты рассказываешь мне, что я неполноценен. Но именно эти способности неоднократно помогали мне выжить. — Я говорю про это не для того, чтобы унизить тебя. Я хочу, чтобы ты точно знал, кем ты являешься, и перестал игнорировать свои личностные качества, которые тебя не устраивают или кажутся тебе слабостью. Найти в себе смелость посмотреть на себя без иллюзий. Без этого дальнейшее развитие для тебя невозможно. — Что ты хочешь этим сказать? Все это бесполезно, мне не вернуться в прошлое, я не смогу его изменить. Я прожил свою жизнь так, как мог. Пусть для вас моя жизнь отвратительна, но мне понятны все причины моих поступков. Если хочешь, чтобы я признал, что не способен быть таким же, как большинство других людей — я признаю! Я ненормален по вашим меркам. Мне все равно. Это не значит, что я хуже только из-за этих отличий! Я действительно хуже из-за совершенных действий, но не из-за качеств характера, приобретенных в период полной беспомощности для собственного выживания. — Ты совершенно прав, Том. Но люди, даже считающиеся нормальными, крайне далеки от идеала. Они могут проявлять сочувствие в какой-то момент, а через секунду выкинут из головы чужие проблемы. Они могут любить своего избранника и считать его лучшим человеком в их жизни, а через несколько лет возненавидеть, изменить ему, испытывать муки совести, но продолжать и продолжать предавать его каждый день. Даже родители способны ненавидеть своих детей или быть к ним совершенно равнодушными. Мне не нужно доказывать тебе эту простую истину. Ты понимаешь, о чем я говорю, Том? Даже если ты не способен чувствовать любовь, ты все равно способен сделать выбор — как относиться к конкретному человеку, и придерживаться этого выбора в будущем. Уже с этим небольшим принципом поведения ты будешь лучше столь огромного количества людей, от рождения способных на сочувствие к ближним, но не способных быть последовательными в своих чувствах. — Я… не умею проявлять… свое отношение. Меня вообще мало кто из людей интересовал, они не вызывают каких-то чувств сами по себе. Их личности мне не интересны, большинство из них - посредственности. — Так тебя и убила посредственность, если отталкиваться от твоих слов. И что же, его способностей оказалось достаточно. Том неожиданно ощутил в этот момент довольно много чувств. — О чем ты думаешь сейчас? Разве я не права? — Я хочу отрицать, что он победил меня благодаря каким-то своим личным способностям, в его магии действительно не было ничего особенного, но в то же время я понимаю, что, парадоксальным образом, не готов обесценить его поступки. Она улыбнулась, глядя на него, а потом отвернулась и негромко рассмеялась. Смех показался ему очень знакомым, он был искренний и как будто смущенный одновременно. — Том, иногда я так удивляюсь, когда у тебя случаются подобные просветления. Возможно, ты испытываешь к нему уважение, несмотря на то, что вы сделали друг с другом? — Я уважаю его смелость, это правда. И… он оказался сильнее, это я также признаю. Не в последней битве, я вовсе не про наши сражения. В его жизни, как я теперь понимаю, также было много моментов, на которые он смог отреагировать более адекватно, чем я когда-либо. Я не справлялся со своей жизнью. Конечно, он с самого детства знал, что родители не отказались от него. Возможно, это помогло ему преодолеть тот период взросления, когда собственная беспомощность ещё столь велика, а сознание уже способно осознать всю бедственность положения. — Ты уважаешь его не за силу магии, а за характер, как же удивительно. Некоторые люди бы сказали, что только за магические способности ты и был способен считаться с другими людьми. — Больше силы я ценил личную преданность. С этим, как ты могла заметить, у моих людей были проблемы. — И это снова отсылает нас к твоим сомнительным способностям распознавать мотивы людей, с детства мало что изменилось… Да и легилименция может быть преодолена сильными окклюментами. В твоей броне сплошь щели и трещины. — Я не способен гарантировано защитить себя. Это… звучит непереносимо. — Но так живут все люди! Никто не может быть защищён от предательства, никто не может обещать тебе своей любви и преданности навсегда. Люди меняются, жизнь полна событий, все непостоянно. — Я знаю, но это не значит, что я могу спокойно это принять. Том некоторое время смотрел на облака, медленно плывущие по потолку Большого зала. Тяжелые снежные тучи отступали на край горизонта, местами уже проглядывались полоски чистого неба. — Я хотел бы заглянуть в Омут, ты пойдешь со мной? — Если ты хочешь. Том кивнул. *** Гарри вместе с Роном сидели в библиотеке, окруженные учебниками для подготовки к выпускным экзаменам. За окнами падал густой, крупный снег — настоящая метель. Поттер выписывал конспект по ядам, кажется, он начал это делать уже давно, так как его свиток был свернут впереди на очень приличный объем. — Никогда не думал, что я настолько много упустил в учебе. Честно, Рон, мне всегда проще дается практическое применение магии, но по зельям я лучше буду зубрить теорию и молиться, чтобы мне выпал билет с темой за шестой курс, иначе это будет грандиозный позор. Скажи, вот почему так мало хороших учебников? Рон как-то рассеяно посмотрел на Гарри. — Всегда задавался этим вопросом. Но вот у Гермионы с этим никогда проблем не было, так что, думаю, дело все-таки в нас. — Она последнее время выглядит очень счастливой, хотя и беспокоится об экзаменах, как всегда. Рон улыбнулся слегка грустно. — Да, приятно, что теперь нужно беспокоиться только о такой ерунде. Гарри, я хотел сказать тебе кое-что. Поттер оторвал взгляд от одного из учебников и посмотрел на друга. С его пера сорвалась маленькая капля чернил. — У вас что-то случилось? — Что? Нет, нет! У нас все прекрасно, почему ты так подумал? Гарри отвел взгляд и очень удачно наткнулся им на растекшиеся чернила. Он положил перо и принялся уничтожать последствия с помощью заклинания. — Не знаю, почему-то в голову первым делом про это мысли пришли… Наверно, потому что быть в серьезных отношениях, как выяснилось, довольно непросто. Так что ты сказать хотел? — Я… Я, наверное, после экзаменов никуда не буду поступать. Если честно, я не уверен, буду ли сдавать выпускные экзамены. — Но… Мы же… Мы оба получили приглашение на ускоренные курсы авроров. Я уверен, что тебя примут даже с удовлетворительно по каждому предмету, а такого точно не будет ни у кого из нас. — Гарри, скажи мне честно, ты всерьез собираешься продолжать воевать? Иначе я это назвать не могу. Выходить на рейды с разбежавшимися по стране недобитыми последователями Волдеморта? Если надо, непростительные применять тут и там, жизнью рисковать? Я потерял брата, у меня семья никак отойти от горя не может. На Джорджа до сих пор страшно смотреть, я хочу помочь ему с магазином, чтобы хоть как-то присматривать за ним. Он совсем плох. Гарри Поттер явно злился, хоть и продолжал молча слушать. — Я не хочу, чтобы моя мать потеряла еще одного сына. Лучше я останусь без карьеры, которую от меня кто-то может ожидать, зато буду со своей семьей. И еще, если честно, ни ты, ни я уже никому ничего не должны. Мы все слишком многим пожертвовали в последней войне, чтобы продолжать жить ради чужих ожиданий. — Зачем ты в таких выражениях говоришь мне это? Думаешь, раз у меня нет семьи, то я не смогу понять твои мотивы? Я просто думал, что мы продолжим вместе работать после учебы, что будем и там друг друга поддерживать. — Я же не перестану быть тебе другом только потому, что предпочел выбрать другой путь. — Гермиона знает? — Пока не говорил ей. Ты же знаешь ее отношение к учебе. Кстати, Джинни вот поддержала тебя в выборе будущей работы, хотя мне это совершенно непонятно. — Что может быть непонятного? Я только и умею, что сражаться да в квиддич играть. Лучше уж продолжу заниматься тем, чем уже начал. А на счет твоего выбора, мне конечно будет жаль, если мы не сможем продолжить учиться и работать вместе, я этого правда очень хотел. Но выбор твой, я понимаю, никто не обязан после всего, что мы пережили, продолжать рисковать жизнью. — Ты так говоришь, как будто все равно осуждаешь меня! Как будто я опять трус и бросаю тебя в сложный момент. Я не понимаю, Гарри! — Рон встал из-за стола и начал складывать свой конспект и книги. — Рон, послушай, я действительно ни в чем тебя не виню, я думал, мы это уже давно прошли. Ты прав, ты мой лучший друг, и так будет всегда. Я могу тебя понять, просто не хочу оставаться так скоро без вашей поддержки. Рон замер на пару секунд, а потом словно сдулся, опустил сумку обратно на скамью и снова сел. — Ладно. Наверно, я могу понять. Кстати, как те зелья, которые тебе выписывают, они дали наконец эффект? Поттер поморщился. — Спать стал лучше, настроение в целом тоже стабильнее. Мне выписали курс еще на месяц, потом нужно будет сделать перерыв. — Ты можешь сказать, что за кошмары тебе сняться? Я знаю, Джинни ты так и не сказал, она переживает по этому поводу. — Чаще всего снится ночь битвы за Хогвартс. Надеюсь, пояснять не надо, что там может сниться. — Я тоже иногда вижу во снах ту ночь. Всех их, уже сложенных в замке, рыжие волосы в пыли под грудой камней и… как мы разбирали эти камни потом. Иногда так ярко и детально это вижу, будто все произошло только что. Друзья молча уставились на чернильницу, стоявшую посередине стола. — Рон, я хочу быть аврором, чтобы чего-то добиться самостоятельно, понимаешь? Я хочу понять, кем я могу быть без постоянной мишени на своем лбу, — Поттер остановился на секунду, а потом рассмеялся. — Хотя это я, конечно, не так выразился, мишень на лбу мне не стереть. Но мне только восемнадцать, я хочу заниматься тем, что у меня хорошо получается и что может принести пользу людям. Даже если будет риск для жизни, разве это чем-то отличается от того, к чему я уже давно привык? — Вот это меня и пугает, Гарри. Ты не можешь переключиться на мирную жизнь, мы все это заметили. Гарри опять ощутил злость, однако смог сдержаться и продолжил говорить весьма спокойно. — Я знаю о своих проблемах, Рон. И успокоительные зелья — это часть лечения, которое уже и так начинает помогать. Это не значит, что мне нужно держаться подальше от работы, которая мне интересна. Разговор словно зашел в тупик. Чтобы разбавить повисшую тишину, Гарри добавил: — Знаешь, иногда думаю, если бы Волдеморт тогда, в моем детстве, целился бы Авадой не в мой лоб, а, например, в сердце, я бы при каждом приступе его гнева выглядел бы как умирающий от инфаркта?.. а если бы попал в руку… смог бы я ее потом отрезать, вырастить новую и избавиться от крестража? А, как думаешь? — Мерлин, ты иногда такой идиот, вот серьезно, — Рон громко рассмеялся, не смотря на прежний тон разговора. — Я при этом не лучше! На какое-то время атмосфера явно потеплела. — Целился в сердце? — продолжил Рон, — ооо, не заставляй меня додумывать эту мысль! Гарри рассмеялся, немного смутившись, хоть этот смех и продлился недолго. Вскоре парни затихли, вновь обменявшись задумчивыми, погрустневшими взглядами. — Знаешь, я иногда виню руководство Хогвартса тех времен, особенно Дамблдора, в том, что они ничего не предприняли в отношении Тома Реддла, когда тот был еще школьником. Я имею ввиду… Дамблдор же видел, к чему все может прийти. Еще тогда, когда Реддлу было одиннадцать лет. Мне сложно представить, что не было ни единого шанса как-то повлиять на этого ребенка. Конечно, последнее дело — обвинять мертвого человека, но… меня не оставляет чувство, что ни мои родители, ни я не должны были положить свои жизни на борьбу с ним. Что породило такое чудовище? Что волшебное сообщество сделало, чтобы подобный человек более не появился или, если даже появится, не нашел сторонников? — Но ведь сейчас у власти Кингсли, ты же знаешь, он хороший и смелый человек, да и в Министерстве не осталось никого, лояльного Волдеморту. Прошло столько кадровых чисток. — Его последователи не из воздуха брались, почти все они родились и выросли в волшебном мире или были полукровками, возненавидевшими магглов из личного опыта, возможно, перенеся от них какое-то насилие в детстве. Разве такие люди перестали рождаться? Может прямо сейчас где-то в маггловских приютах есть дети с магическими способностями. Кем они там вырастут и кем придут в наш мир после? — Давай поговорим об этом с Гермионой, я думаю, она точно сможет придумать какие-то варианты… — Я с ней говорил. Насколько я понимаю, в Министерстве сейчас такой кадровый голод, что они перестали справляться со своими прямыми обязанностями. О чем-то новом и говорить не приходится. На восстановление уйдет несколько лет, не меньше. Как раз пока Хогвартс закончат те ученики, которые не участвовали в битве, а ведь им и после школы хорошо бы пройти дополнительное обучение. Сейчас даже курсы авроров сократили до одного года, такого никогда раньше не было. Некоторое время парни молчали, каждый задумался о своем. — Я также надеюсь стать аврором, чтобы сократить количество возможных жертв в будущем. Не знаю, как я смогу это сделать, но мне невыносимо думать, что еще хоть кто-то пострадает от его последователей или других темных магов. Я каждую ночь вижу мертвые лица близких мне людей. Они умерли, а я остался жив. Некоторые из них умерли за меня, это непереносимое чувство — знать это и продолжать спокойно учиться, смеяться, играть в квиддич… Просто жить. — Ты же понимаешь, что прежде всего они сражались за то, во что верили, за свои семьи или за своих близких и любимых людей. Нам всем было за что пойти на смерть в тот день. — Рон, спасибо тебе, я знаю, что ты прав в этом, но иногда мне сложно перестать ощущать и свою вину в том, что не успел защитить их раньше, не успел найти крестражи быстрее. Я не успел предотвратить те события, хотя какая-то вероятность у меня была. Столько раз я вспоминал все события, отрицал и смирялся, верил, что иначе быть не могло и снова представлял, что мог бы быть умнее, решительнее и… это крутится в голове постоянно, приходит во снах. Столько гнева внутри, на Реддла, на себя самого, на Дамблдора. А еще, иногда мне кажется, что раньше… до моей… смерти… — Гарри оборвал речь, словно не решаясь говорить дальше. — Мне кажется, раньше я лучше справлялся с чувством вины. Оно было словно притупленным, не настолько глубоким. Даже когда умер Седрик — в какой-то степени из-за меня, а потом и Сириус. Я горевал, мне было очень больно, но столь всепоглощающего чувства вины я не ощущал. Теперь же… я будто остался без какой-либо защиты от этих чувств. Я знаю, что я справлюсь, время все сгладит, но пока что… пока что успокоительные зелья. Вскоре диалог утих и парни стали собираться на обед в Большой зал. Том остался стоять в библиотеке, чтобы постепенно увеличивающееся расстояние между ним и Гарри отправило его обратно в Омут. *** — Ты его слышала? Что происходит вообще? Как он может винить себя за смерти других людей? Он их убивал? Нет! Он как-то заставил их идти сражаться? Нет! Я отлично понимал, что его совесть не позволит оставить их умирать от моих рук и он придет ко мне, сдастся и героически погибнет — в этом он был предсказуем. Но он же все это и сделал, какой смысл себя винить после самопожертвования, которое он выполнил для этих людей? Я ничего не понимаю. Поттер просто непроходимый идиот. — Тут непроходимый идиот не Поттер. — О, прекрати! Ты прекрасно понимаешь, о чем я. Это странно, он спас их, он умер за них. Какое еще чувство вины? Что за отвратительная привычка брать на себя не свою ответственность. Между прочим, да, я осознаю, что их смерти в большинстве своем — моя ответственность. Он таким темпом скоро и меня оправдает. Дамблдор, видите ли, не уследил за маленьким сироткой Томом! Я бы уже никогда не смог доверять Альбусу Дамблдору после нашей первой встречи, даже если бы тот попытался. Он пришел ко мне и применил магическую силу и угрозы в одном из немногих мест приюта, где я ощущал себя хотя бы в относительной безопасности. Он сделал вид, что поджег мои вещи — как будто я знал в тот момент, что это иллюзия! Нет! Едва я услышал лучшую новость в своей жизни, как получил угрозу о том, что эту возможность у меня могут отнять. Я ненавидел его с той минуты. Всё то немногое, что я мог бы посчитать хорошими воспоминаниями, было напрочь испорчено. Я только убедился в том, что и в новом мире прав тот, кто сильнее. Гарри Поттер, как ты можешь оставаться таким наивным в отношении меня? Том смотрел в ее глаза и словно повторно переживал те чувства, что ощущал в тот давний день. То, как он потерял контроль, как раскрылся и позволил своим искренним эмоциям выйти наружу, как эти эмоции были низведены до порочных, отвратительных и злых в тот же миг, как были восприняты этим новым взрослым человеком. — Я хотел бы воспринимать Дамблдора иначе, я бы мог, если бы тогда он хотя бы попытался меня понять. Он пробовал прочитать мои мысли, полез в мою голову, хотя я не сразу сообразил, был слишком взволнован. Я бы даже простил это, если бы он сделал попытку понять меня, узнать мою версию событий. Но его это не интересовало. Я до сих пор не знаю, почему он сделал выводы так быстро. Не уверен, что он часто сталкивался с людьми, похожими на меня, чтобы вынести мне приговор за один короткий разговор. — Как знать, может и сталкивался. Может ты и не первый амбициозный, магически одаренный человек с манией величия и насильственными методами борьбы в его жизни. — Нет, у меня не было мании величия. Я делал выводы о своей силе из сравнения с другими магами. Если они проигрывали мне в способностях, с чего я должен был считать их равными себе. Я был лучше. А в остальном — можешь не продолжать. Я знаю, что Дамблдору было не до чужих проблем всю первую половину сороковых годов, он только своими и занимался. Я этим неоднократно пользовался во времена старших курсов. Да и какая разница, он уже сделал обо мне выводы, переубеждать было бесполезно. — Конечно не бесполезно. Поступки наиболее четко отражают личность, а ты сам знаешь, какими были твои поступки в школе. В какой-то степени ты даже пошел по противоположному пути — «раз вы считаете, что я такой отвратительный человек, я стану еще хуже». Не знаю, что ты пытался Альбусу доказать из раза в раз, но пользы это не принесло никому. А мания величия все-таки была, так как в итоге ты действительно переоценил свою исключительность, гениальность и силу. Том, это нужно признать, твои иллюзии сейчас не помогают тебе, а только вредят. Ты и по объективным критериям действительно умен, но не самый умный в мире, ты был сильным волшебником, но, как минимум, в некоторых областях магии ты полнейший глупец. Ты действительно талантливый изобретатель, только никто твои изобретения использовать не будет, наследие ты оставил — прескверное. Твои достоинства не отменяют недостатков, и наоборот это тоже работает. Будь объективен к себе, и тогда ты сможешь свои слабости действительно устранить, а не уйти в их бесполезное отрицание. Том прошел к креслу рядом с Омутом памяти, сел в него, сложив ногу на ногу. Женщина тоже присела у директорского стола. — Я подумаю над твоими словами. Том действительно планировал это сделать. Убегать от самого себя уже не было ни желания, ни сил. Здесь все становилось очень простым, боль от осознания собственных ошибок теряла остроту, превращалась в беспощадный факт, который только после признания его реальности мог стать… терпимым. Взгляд Реддла прошелся по чаше Омута и зацепился за высеченные в камне руны. Том вспомнил их описание, которое прочел в книге, и только через несколько секунд пристального рассматривания понял, что его зацепило — руны были изображены вовсе не в той последовательности. «Руны как в описании, похожи на англосаксонские, хотя и не совсем идеально совпадают. Но их расположение совсем иное. Смысл тем более не угадывается… Надо потом сходить за словарем». — Что за магия тут творится с Омутом памяти? Эти руны странные, они не образуют смысловой последовательности, да и к тому же отличаются от описания из книг! — он обернулся к женщине с этим восклицанием. В его голосе слышалось неподдельное удивление. — Делаю ставку, Том, что у тебя уйдет месяц на то, чтобы разобраться, — она азартно улыбнулась ему, бросая вызов.