столетний дождь

прошло двое суток каторги с того момента, как мы не ели, не пили и нормально не спали. двое суток с того момента, как мы не можем даже нормально разговаривать друг с другом. двое суток длиною в вечность, у которых нет ни конца ни края. и как так глупо можно было попасться на это всё? как можно было не заметить фальшивую доброжелательность? павел был прав: мы давно не в том месте и не в том времени, где люди могут так гостеприимно относится к незнакомым людям и всецело им доверять. я не верил, наивно полагал, что есть ещё хорошие люди среди всех тех, что я видел под землёй, в метро, но оказалось, люди на поверхности еще гаже, ещё хуже и противнее... артёму пришлось оборвать свои дрожащие записи, ибо к его плечу бессильной рукой неожиданно прикоснулся паша: — ты, это... кончай свои записки писать, сил и так нет, а ты сейчас всё на них потратишь... вон, посоветуй лучше, чё с мойшей* делать, совсем поник... миша сидел в углу, совершенно понуро опустив голову. он, казалось, не смотрел никуда больше, кроме одной точки на полу: вот как, оказывается, выглядит полностью разбитый человек в придачу к разбитому сердцу. рядом с ним спустя сутки бессонницы наконец-то уснул харитонов. артём осторожно обвёл их взглядом, будто боялся потревожить, и, не отрывая глаз с ноткой сострадания от федотова, завершающе выдохнул: — дела-а... даже не знаю, тут сейчас вряд ли что-то поможет. после предательства тяжело опомниться, по себе зн... вдруг со стороны решётки послышался оглушительный лязг и резко разбудил своим противным звуком диму: бедняга аж вскочил и запуганно забегал глазами по помещению: — кто? что случилось?.. — но услышал лишь отвратительный смех их смотрителей – видать, увидели, что харитонов осмелился уснуть и решили поиздеваться и довести его до белой ручки. — спящая красавица, за тобой принц пришёл! — и вновь мерзкий, слюнявый гогот. дима, отчаянно стараясь унять мелкую дрожь в теле от озноба, прижался щекой к плечу миши. он никак не отреагировал и, словно каменный, всё высматривал и высматривал что-то неизвестное в половице. снова. он снова убедился, что людям совершенно нельзя доверять. сколько его уже так опрокинули? два человека? пять человек? десять? всё начиналось хитрыми и двуличными дворовыми приятелями и закончилось алей. а ведь ему казалось, что она смотрела, говорила, танцевала, тянула его за руку искренне, пыталась спасти его от самобичевания, читая этого своенравного юношу, как открытую книгу, но... уж не думал он, что план по захвату может быть столь внушителен и жесток. вот и новый, заключительный повод зарыться в себе ещё глубже. — да тебя, ковбой, разбили, как хрустальную рюмку... — скорее с сочувствием, чем с упрёком пробасил морозов, понимая, что слова "а я говорил" горю не помогут. — ты, ну... не отчаивайся сильно, шпиёнаж – он такой... а на твоём пути ещё придётся много чего гаденького пережить, смекаешь? внезапно миша поднял голову и очень внимательно, как-то глубоко печально посмотрел на пашу. обычно между ними сеялись лишь конфликты, но этот взгляд, кажется, заставил обоих вояк их забыть: не тот случай, чтобы про это помнить. это был взгляд человека, который осознал все беды и весь тернистый путь жизни, и спрашивал "это правда? всё так и будет?", как ребёнок, узнавший, что вечно быть детьми — дело мечт, и паша, кажется, это понял. — мне кажется, тебе надо вздремнуть, приятель, — павел одобрительно кивнул ему, подталкивая на сон. — нам еду дадут хрен знает когда, а если поспишь, то хоть немного сил прибавится... давай, давай, и диму агитируй! миша повтыкал на него абсолютно пустым взглядом ещё секунду, но вслед покачал головой и предпринял попытку уснуть, положив голову димы себе на плечо снова и при этом прижав его к своему телу, чтобы согреть. когда суровый юноша, не разводя хмурой стойки бровей, наконец начал размеренно дышать во дрёме, артём шёпотом, так, чтобы не услышал дима – а он точно был не намерен разбивать надежды этого солнечного паренька, – обратился к паше: — ты веришь в то, что мы выберемся отсюда?.. ответ был ожидаем, но от этого не менее трагичен: майор, сглотнув огромный колючий ком в горле, мотнул головой... — павел игоревич, извините... — за что извинять, димка? ты нас никак не подвёл, ты старался нас сп... — да не за это... — бедный уж очень тяжело дышал, будто ему на грудь положили внушительный груз в качестве пытки. — извините, что беспокою, в смысле, но... — он унял дрожащую губу и продолжил, — я очень хочу есть... к глазам павла резко прильнул поток слёз, но он сдержал его и улыбнулся на столько, на сколько хватало сил: — ах, вот оно что... не боись, димыч! вот мы выберемся и полянку таку-ую накроем!.. и тушёнка, и шпроты с томатами, и чего похлеще... обязательно! рейнджер взглянул на него с благодарностью: всё-таки, успокаивать даже в самый критических ситуациях он умеет блестяще. он опустил ресницы так, что они умильно доставали до щёк, и паша тотчас это заметил: — а ты чего поник? не раскисай, мушкетёр, прорвёмся, иначе быть не может, понимаешь?.. — и тут майор, абсолютно не стесняясь, повернулся к нему лоб в лоб и осторожно поцеловал его в место, где начиналась линия роста волос. он сделал это так, будто это было что-то обыденное, да и словно неделю с лишним назад они не крыли друг друга матами. он вогнал совсем бледное лицо артёма в краску, и оно даже на доли секунды обрело здоровый цвет — и как ему это удаётся?.. — чё, ещё ласты не склеили? в башне томитесь, принцесски? — паше пришлось быстро отстраниться, ибо к ним через небольшую решётку в соседнем помещении заглянули двое придурков, что их охраняли. — а мы вон чё!.. один из них держал что-то наполовину плоское и металлическое в руках, и только приглядевшись паша смог понять, что они притащили себе тушёнку и сейчас собираются бесстыдно над ними глумиться. — ну, суки... — как-как? "скуки"? да, таких огузков действительно скучно сторожить, скорее бы уже вас пристрелили... — подал голос старший, — ну, а у нас заслуженная трапеза, только не захлебнитесь слюнями. они ловко вскрыли банки и принялись мучительно долго есть эту проклятую тушёнку, пропади она пропадом. они нарочито громко чавкали, видимо, подчёркивая этими звуками то, как им было вкусно есть, но лишь сделали невозможное и отвратили голодных от еды. наконец они закончили и, так же отвратительно хохоча, унесли за собой запах некачественных сигарет, шлейф дешёвого вонючего одеколона и лязг погнутых ложек о пустые банки. благо, что дима не видел этого ужаса, да и когда бы ему это делать? у него дела поважнее: он снова победил противную бессонницу и с упоением сопел в обнимку с федотовым. артём попытался сфокусироваться на чём-то одном, но потерпел неудачу и в его глазах забегали мушки, а голова предательски закружилась: голод давал своё. — паша... — а? — рейнджер вырвал майора из дрёма, и тот аж вздрогнул от тихого, но резкого звука. — что случилось, д'артаньян? — у меня в глазах темнеет... это нормально? — нет, конечно, но у меня тоже... давай поспим, а? — а если мы не проснёмся?.. — а если не проснёмся, то даже там, — паша грустно, но многозначительно ткнул пальцем куда-то в потолок, — я тебя не брошу. понятно? "да что ж тут непонятного?" — подумалось наконец умиротворенному артёму, что уже лежал на пашином плече и плавно погружался в мир снов. *** в доме для слежки было крайне тихо, но тишина эта была очень неспокойной: иногда проскакивающие шумы рации вселяли в алю всё больше тревоги. она сидела напротив своей беловласой подруги, уперевшись локтями в колени и напряжённо размышляла. она посмотрела на натирающую ваксой носки "говнодавов" девушку и резко нарушила эту некомфортную идиллию: — блядь, марин... иногда я просто думаю, нахуя я всё это делаю... — а? — обозвалась названная, на мгновение прервав своё больно увлекательное занятие. — что случилось, аль? обычно ты не материшься... — да при чём тут матерюсь я или нет? я понимаю, что довериться могу только тебе... — она откинулась на спинку поодинокого стула и чуть не продавила своим тяжёлым взглядом потолок. — заебало меня это, и всё тут. — что ты имеешь в виду под "это"? — вот скажи мне, — она резко наклонилась к марине и подвинулась чуть ближе, — могли бы делать что-то полезное... — а это чё, не полезное? — да дослушай ты! — она стукнула весомой ладонью по спинке стула. — мы могли бы зарабатывать на дойке коров, на грузе чего-либо, на постройке... мы же с тобой работящие! а вместо нормальной работы делаем чёрт пойми что, по итогу, только людей берём и предаём... — до этого у тебя таких мыслей не возникало, — марина с упрёком взглянула на степаненко и поправила тугой хвост на голове. — с чего бы вдруг? — да ни с чего... просто устала на себе груз нести... — да какой груз, если у тебя всё на лице написано? я, кажется, знаю, в чём твоя беда, — девушка усмехнулась, будто всё происходящее было для неё ожидаемо. — подопечный твой понравился, а? — поймав нужную реакцию в виде взгляда "как ты узнала?", она кивнула своим мыслям, — мне всё ясно... ну да, тут и у черствяка душа заболит. — она меня уже вторые сутки не отпускает, — стараясь спрятать глубоко расстроенный взгляд направлением в окно, просипела аля. — его ведь такая же судьба ждёт, как и всех остальных... москвин и корбут прибудут – и поминай, как звали... жалко мне его, а ещё его друга. мелкий такой, ошивался возле него... прибежал к нему сказать, о том что я — козачок засланный, а миша не поверил... — она грустно улыбнулась, перебирая в это время в руках собственные пальцы. — наверное, он во мне разочаровался... марина, конечно, была человеком с принципами и никогда не нарушала поставленной ей задачи, но когда она смотрела на свою почти убитую горем подругу, она не смогла пойти ей наперекор. спустя достаточно долгую паузу она вполголоса обратилась к але: — слушай... у тебя ещё есть шанс спасти ситуацию. — да как я её спасу-то? — да есть выход, просто у тебя, наверное, смелости пока не хватает... неожиданно аля прозрела. она зыркнула на марину ошарашенными глазами и кивнула в подтверждение своим словам: — я всё правильно поняла?.. — ну, не знаю, что ты там себе надумала, но можем сверить и посмотреть, насколько одинаково мы мыслим. я подруг не бросаю, а уж особенно, если у них тяжёлая, как сказать... амурная ситуация, — девушка развеяла все алины сомнения одной улыбкой и заговорщически положила свои руки ей на плечи. — а теперь слушай внимательно... *** артём проснулся от пробивающегося сквозь щели в забитом окне закатного солнца и... шороха снаружи. к дому, судя по скрипу шин, подъехала какая-то машина. — эй! просыпайтесь... — артём осторожно растормошил пашу и вырвал федотова из чуткого сна. — там кто-то приехал и, кажется, нам труба... хлопнула дверь, и снаружи послышались торопливые шаги по направлению к двери. как ни странно, смотрителей слышно не было. — почему кто-то пробирается сквозь этих двух остолопов? — вдруг дима опешившими глазищами уставился на павла. — неужели главные?... — тш! — только и успел шикнуть паша перед тем, как кто-то очень яростно вставил в скважину ключ, но он не подошёл и человек за дверью начал пихать туда второй. — вот же блядство... не дышите... и на вторую попытку у загадочного гостя ничего не подошло. он от злости пнул дверь ногой, но, наконец подобрав нужный ключ, завертел его в скважине, и дверь открылась с небольшим скрипом, обнажая лик того, кто там находился. миша забыл то, как ему нужно дышать. за дверью стояла... — аля?.. — он не верил своим глазам. её силуэт освещало солнце напротив него, придавая этому какую-то святость и веру на спасение. — трясця*... судя по лицам остальных, они тоже знатно прихуели. паша подал голос: — уж не думал, что нас спасёт наша же предательни... эй, коней-то придержи, а! — окликнул он федотова, что потратил последние силы на то, чтобы подняться и молниеносно заключить в объятия стоящую перед ним. степаненко так удивилась, что не смогла сдержать прильнувшего к щекам румянца и лишь стояла, поглаживая мишу по спине: — ну ты уж потише, орёл, рёбра у меня не стальные... мужики, поднимайтесь скорее! у нас очень мало времени. — но как же ты... — погоди, э-э... дима, да? — угадала она имя обратившегося к ней и освободила место у выхода, придерживая мишу за ладонь. — выбегайте скорее, сейчас вам всё расскажу! паша никогда не думал, что будет радоваться обыкновенному солнцу, но вот он, бежал и улыбался навстречу огромному светилу, да ещё и заметил, что машиной, на которой приехала аля, оказался их родной внедорожник. — миша, садись за руль! в тебе больше сил, чем в остальных, димка – ты рядом, тёмыч назад, — он остановился, собирая последние силы в кучу. — а я побегу разведаю, может, наберу чего... — да погодите вы, еда в машине!.. — но паша уже убежал за дом, так и не расслышав оклика али. она обернулась к машине и положила руки на открытое настежь лобовое стекло у водительского сидения. — как вы здесь? берите, вон, ешьте, пока есть время... — да мы уже потом... — миша, обнаружив то, что всё-таки её слова были настоящими, удивлялся и удивлялся тому, как близко её лицо находится у его губ. — ты уж расскажи, как ты этих коней педальных остановила! — да это же не только я работала, а и подруга моя, маринка! ну, та, которая с пашей работала... она вон какая молодец. сказала этим двум истуканам, что генсек приехал, а они и понеслись туда... я их на полпути перехватила и вырубила прикладом по голове, пока они соображали. набрала консерв, слямзила ключи у одного, пригнала вот вам машину... но есть одно "но": я до того, как вас спасать решила, шины проколола для надёжности. но вы не переживайте — я доехала сюда нормально, думаю, они должны ещё хотя бы немного протянуть... в общем, из села выедете... пока два приятеля вкушали голос одумавшейся спасительницы, артём конкретно переживал, как бы чего не случилось с пашей. несмотря на его самую большую мощь, помотало его больше всех, да и сейчас, наверное, выдохся он очень сильно. он подумал о том, как рейнджер добровольно покормит его консервами, о том, как довольно будет улыбаться паша и как его губы будут смыкаться на ложке с едой, но его размышления резко оборвало сильное сигнальное оповещение, завывающее на всю округу. — блять... — аля взглянула на столб со звукоусилителем и обеспокоено покосилась на ребят. — едьте же, езжайте скорее!.. вас в любой момент могут накрыть... — а как же павел игоревич?! — если вы хотите выжить и уехать отсюда, скорее давайте дёру, только... миша, — она хотела что-то сказать, но не нашла нужных слов и... вдруг губы федотова накрыло непонятным теплом, и только по прошедшим секундам он понял, что его целуют. сладострастно и нежно. он, думая о том, что ещё сегодня сможет произойти, дрожащей рукой коснулся щеки любимой, но, только словив её изящное лицо, она скоро отстранилась с острыми огоньками в глазах, а миша же словно излечился от всего. прямо поцелуй иисуса, а не бойкой девушки, которую он знает всего несколько дней. — ну, езжайте... в добрый путь! — она только успела махнуть рукой перед тем, как благодаривший всех богов на свете миша поехал в сторону, противоположную от ворот, ибо там их могут засечь. поцелуй придал невероятных сил, таких, что мише казалось, что он сейчас обойдёт всю землю вокруг оси два раза, и плевать на голод, но всё же решил ехать потихоньку, чтобы паша смог догнать их в любой момент, не забывая про его растяжение. они ехали напрямую, ища ближайшую дыру в заборе или что-то такое, и нашли бы, если б не дима, заглянувший в боковое зеркало и не вскрикнувший от страха и боли: — мамочки! павел игоревич!.. он из последних сил бежал по дороге, но, кажется, заметил что-то справа и остановился в честь этого. к его большому сожалению, то, что он увидел, оказалось человеком с пистолетом. выстрел. его звук привёл артёма в нормальное самочувствие, и тот с ужасом заметил, что бок майора дико кровоточит, но тот упорно продолжает бежать по направлению к машине. его можно было любить хотя бы за упорство, даже если бы он и продолжил быть предателем. неожиданно для всех они смогли впервые за всю их совместную поездку увидеть то, как разозлился дима. нет, он не разозлился... он просто озверел. не видная до этого жилка на его виске бешено пульсировала и норовила выскочить из-под кожи, а его нос и уши цветом стали похожи на буряк. наконец он зашипел, словно ядовитая змея. — никто. не имеет права. ранить. павла игоревича! — вдруг он открыл дверь и на ходу пришиб ею бегущую возле них пешку москвина с автоматом в руках, шокируя федотова и артёма ещё больше. он без слов отобрал у ушибленного им военного оружие и жестоко пристрелил его, тут же принимаясь бежать и прытко отстреливать остальных. артёму пришлось подобрать челюсть, а миша лишь подлил масла в огонь: — вот он шо может, если дело до близких дойдёт... видать, дорог ему ваш морозов... тем временем морозов бежал к бешено несущемуся к нему диме, превозмогая ужасную боль в боку. ему уже не было ничего видно, ибо в глазах темнело так, что и самой глубокой ночи не снилось. диме оставалось до него всего пару метров, но вдруг он остановился, упал на колени и бессильно рухнул лицом в белесый песок, смешивая кровь и пот на лице ещё и с грязью. — о господи... павел игоревич! вы меня слышите?! ни в коем случае не засыпайте! говорите со мной! — дима закинул его руку за своё плечо и пожалел, что не таскал ничего тяжёлого столько времени, сколько требовалось: грузное тело паши чуть ли не прижимало его к земле. — не за-сы-пай-те! мы сейчас дойдём до машины, и всё будет нормально, слышите?! паша не отвечал, и это заставило диму зашевелиться интенсивнее. ему было невероятно тяжело, но он не мог оставить человека, что стал ему другом и наставником, просто так умирать на дороге. его преданность помогла ему донести павла до задних дверей, открыть их и осторожно передать морозова в руки рейнджеру. его голова легко легла артёму на колени, а сам харитонов скоро юркнул на своё сидение и уже подгонял сбавившего ход мишу. машина уже катилась волнами, будто бы военные плыли на корабле, но, в целом, несмотря на затруднения в шинах, ехать можно было спокойно ещё минимум десять километров, но спокойно не получилось, ибо пока артём держал импровизированный жгут у раны паши и умолял его не отключаться, дима каждые пять секунд начинал истерить: — как там пульс?! нормальный?! какой пульс у павла игоревича, мне нужно знать! — да есть пульс у него, есть! слабый, но есть, хватит пищать, сказали же! — миша плевался в него едкими словами всю дорогу и старательно делал вид, что он сидит на иголках только из-за диминого беспокойства, но причина было намного глубже. может, он всё же поступал по отношению к морозову не очень справедливо? может, он скоро ласты склеит, а он даже перед ним не извинился... но его вполне могла выручить одна скрытая димина способность, которая когда-то спасла и его. — я раньше на фельдшера учился, ты мне не перечь! — сердито пискнул дима и повернулся к павлу, что смотрел на него сквозь призму приоткрытых век. — мы доедем, и я вам жгутик сделаю, спиртиком вас напою, пулю вытяну, но вы, главное, держитесь... — дима, — федотов кивнул головой на здание сбоку от голой трассы, на которую они, слава богу, смогли выехать. — тут заправка есть... — пшёл ты со своей заправкой! я тебе такую кузькину мать устрою, "заправка"!.. у нас павел игоревич умирает, а у тебя заправки в голове! — дима ещё не отошёл от своей недавней вспышки агрессии и стремительно заставил мишу притухнуть и молча доезжать до ближайшего жилого пункта, а ехать было относительно недолго. вдали потихоньку проклёвывался бетонный мост, яры, в которых когда-то журчала речка, и приземистые, заброшенные дома. деболовское, кажется? оно отличалось от северного тем, что не имело ворот и было абсолютно открытым, да ещё и дома находились прямо у трассы и тянулись немного дальше какой-то хаотичной вереницей, проскакивая ещё где-то, кроме околодорожья. — останавливайтесь, наверное, поищите здесь чего-нибудь, а на меня аптечку оставьте, делать же что-то надо! — дима перелез на задние сидения, конечно же, не без усилий и недовольства мишки, но смог усесться между мужчинами и проверить пульс самостоятельно, будто всех сказанных ему слов было мало. — нормальный, вроде как... остановите у того дома! он, вроде, цел... *** федотов и артём блуждали по закромах села уже минут двадцать, оставив раненного морозова на юные врачебные плечи димы со спокойной душой, и заметили здесь одну странность... сколько бы они не фланировали по заброшенному посёлку и сколько бы не высматривали что-то в окнах, все хаты были абсолютно целыми. да, они встретили пару домин с выбитыми окнами или открытыми настежь дверьми, но в остальном всё было абсолютно невредимо. особо внимательный миша решил рассказать об этом артёму, на котором всё ещё не было лица: — ты заметил, что тут всё нетронутое? что-то здесь нечисто... — артём не отвечал, а только угрюмо ковырял сапогом землю и вздыхал. его глаза, кажется, начали слезиться не только от ветра. — эй, ты чего молчишь? — миша... ты не представляешь, как я устал, — артём остановился почти у конца их дороги до их временного дома и так беспомощно посмотрел на федотова, что тому показалось, что спартанец сейчас бессильно рухнет на землю. — я устал переживать за него даже со времён, когда мы враждовали... он постоянно находит какие-то неприятности, будто у него участь такая, как не растяжение, так пуля в брюхе... мне страшно. страшно, что в один день он просто... и тут-то юноша растерялся окончательно, потому что стоящий перед ним артём, рейнджер всея метро и просто невероятно сильный человек... разрыдался. он просто стоял и пускал слезу за слезой, стараясь спрятать это от федотова, словно тот его засмеёт. да и вообще, где это видано, чтобы он да и плакал? взял и сломился?.. обычно он невероятно паниковал, когда перед ним пускали слезу. его мать часто сидела на кухне и одиноко плакала от жизненных бед, а маленький миша стоял за дверью и не знал, как ему поступить. чаще всего он бежал к ней и обнимал её худые плечи, наговаривая: "мамо, всё будет хорошо, вы только не плачьте!..", и здесь, кажется, надо было обойтись похожим образом. — эй... — он осторожно подошёл к плачущему мужчине и позволил ему намочить слезами свою верхнюю одежду, подбадривающе поглаживая рукой по его плечу. — ну ты чего, а? у морозова нет другого выхода, кроме как выжить... ты вообще видел, как он на тебя смотрит? он, видимо, очень тобой дорожит и точно не оставит тебя. артём даже перестал плакать от услышанного, боясь прерывать успокаивающий и охуенно редкий мишкин монолог. всё-таки, он не амёба, думающая только про себя. он позволил ему говорить дальше, а миша укачивал его в неловких объятиях, как мать-наставница: — дима прекрасный врач, я знаю это по себе. он сейчас расчехлит твоего павла, и тот быстро очухается, а через сутки вообще забегает, ты уж поверь... и будет тебе сказка, — миша, сохраняя серьёзное выражение лица, указал головой на их убежище. — идём скорее, расскажем диме про дома, да и про павла узнаем... вытирай слёзы, а как дойдём, умоешься водой из фляги. понял? — понял... — он отстранился от миши, но остановился, чтобы поблагодарить его. — спасибо тебе, миша. — так а за что "спасибо"? я рад помочь, если проблема оправданна, — почему-то начал отнекиваться федотов, аккуратно ведя рейнджера к пункту назначения. — иногда меня просто-напросто кумарит то, как ты про него волнуешься, поэтому я тебе про это и сказал... зная, что это — лишь отмазки и миша в упор не хочет признавать свою доброту, довольный и успокоенный артём шёл рядом вплоть до самого дома, пока из двери не выбежал уставший, но совершенно счастливый харитонов с пинцетом, в котором покоилась окровавленная пуля: — смотрите!.. — дима, казалось, сейчас выпрыгнет из штанов от счастья. — я ему спиртика дал, а тем временем вот, вытянул... он сейчас в отключке, но жить будет! моя вторая пуля... а чья же была первая? оставив этот вопрос на позднее обсуждение, артём зашёл в дом за федотовым и обратился к диме: — есть хочется... есть еда? — естественно! я все консервы из машины сюда принёс, садитесь, кушайте скорее... — он подбежал к куче банок, взял три штуки, вскрыл их ножом из кармана и вручил по баночке ребятам, оставив одну и себе. — всем приятного аппетита! после единогласного "спасибо" и двух минут тихой трапезы, артём наконец заговорил, передавая пустую банку мише: — димыч, мы вот прошлись по посёлку и заметили, что окна непобитые, двери закрытые, всё, в общем-то, целое... с чем это может быть связано? — может, здесь живёт кто-то? да, до сих пор, а что? местность удачная, уровень радиации маленький, аномальных зон особо нет... вы уже завтра с утра походите, посмотрите, а сейчас спать ложитесь, я выложил наши мешки. там есть одна односпальная кровать, но на ней будет спать павел игоревич, думаю, вы понимаете, почему, — насчёт домов харитонов, кажется, был поголовно прав. артём выдержал большую паузу перед тем, как это прокомментировать: — нам определённо нужно поспать и проверить дома на жильцов, как ты и сказал, так что я с тобой согласен... а сейчас я проведаю пашу и пойду спать, если вы не против, утомился: жуть... димкино "спокойной ночи!" заполнило какую-то отдушину в сердце спартанца теплом, и тот, глупо улыбаясь, зашёл в общую комнату, наблюдая согревающую его всего картину. его отчаянный крепко спал и кошмарно умилял зашедшего к нему артёма только одним своим сном. больной бок был умело перевязан бинтами в несколько туров*. — паша... — артём беззвучно присел на корточки у кровати и погладил майора по щеке. кожа под его пальцами, к его огромному счастью, была тёплой.