столетний дождь

19 ноября 2035 г., москва. долгие споры о том, по какой дороге ехать и где же будет безопаснее закончились около часа назад. по нашим подсчётам, не учитывая всех остановок, нам придётся ехать около сорока трёх часов. передохнуть было решено в лагере "гайдаровец", куда мы сейчас и направляемся. мне сложно говорить о безопасности данного маршрута, ибо он проходит как минимум через два достаточно крупных в прошлом города, но у павла все карты, так что не мне решать, через какой именно маршрут мы поедем. меня настораживает то, с какой упорностью павел агитировал ехать по первому пути, тогда как я говорил, что безопаснее и быстрее будет ехать по третьему, ибо по нему нам будут встречаться только сёлы и деревни, так, что не придётся заезжать в крупные города. у меня не было выбора — павел не показывает карты и отмахивается от любой попытки переубедить его. это можно бы было свалить на типичную упрямость морозова, но что-то мне подсказывает, что эта задумка ничем хорошим не кончится, если я не приму меры. артём, устало вздохнув и расправив плечи после писанины на коленях, отложил ручку и украдкой взглянул на пашу. тот мирно спал на соседнем сидении внедорожника, положив руку на впалый от голода живот сквозь форму и повернув лысую голову к окну. рейнджер обратил внимание на то, как смешно содрогаются его веки с рыжими ресницами во сне и еле смог подавить в себе улыбку, пусть и одной стороной лица. кажется, пора ехать. артём отбросил дневник на заднее сидение, но вдруг его взгляд задержался на пледе, что был сохранён спартанцем на случай, если в поездке станет холодно, тут же переплыв на иногда смиренно похрапывающего пашу. он улыбался сквозь сон: видимо, снилось что-то хорошее, может даже вспоминались мирные деньки в москве... и пока морозов находил место для улыбки хотя бы во сне, в артёме бурной дискотекой чувств заиграло противоречие. окстись, молодой человек: перед тобой спит самый что ни на есть настоящий предатель, что готов отдать тебя под добровольную красную пытку ради собственной выгоды и спасения своей же шкуры, и если он один раз так поступил, станет ли таких внутренностей персона выручать тебя и дальше? зачем он вообще вызвался тебе помогать? но... то, с каким умиротворённым выражением лица он дрых, напомнило артёму о тех не очень беззаботных, но тёплых днях, когда от павла действительно можно было ожидать лишь поддержку и на него можно было положиться, а не сидеть, как на иголках и ждать, когда же за вами погонятся красные свиньи, а его повторное предательство будет, как рояль в кустах. но его улыбка... артём сглотнул огромный злостный ком и, схватив серый плед, покрутил его в руках. обычное вязаное и невероятно держащее тепло покрывало с небольшой бахромой на концах, коих немало делали до войны. он, усердно стараясь не смотреть в сторону спящего майора, развернул плед и деланно небрежно накрыл им павла так, что из-под него торчал один лишь нос небольшой картошкой. он сел в исходное положение, немного подумал и быстренько, так, чтобы паша не особо почувствовал, подоткнул покрывальце со своей стороны. иногда артём терпеть себя не мог за непозволимую самому себе, но очень часто проявляющуюся эмпатию. — я бы, между прочим, тоже бы сейчас поспал... — завистливо прошипел он сквозь зубы и повернул ключ зажигания. внутренности внедорожника ответили на это привычным рыком и на удивление тихим гулом мотора, будто чудо-машина знала, что в салоне находится спящий морозов. артём выжал сцепление, переключил передачу и наконец подгазанул — наверное, с автоматом он бы не подружился, ибо был тем типом людей, что учились рулить на папиной "ладе ниве", даже не успев перейти в пятый класс. машина была до одури деревянная, но, как оказалось, поддалась рукам артёма слишком быстро — именно после неё любой автомобиль кажется лишь лёгким кораблём, только не так дыхнёшь – и он укатится, сверкая фарами. рейнджер, наверное, отдал бы многое, чтобы вновь прокатиться на такой, не думая о том, что тебя могут подстрелить или сдать в любой удобный момент. фары их железного коня освещали дорогу небольшими лучами, и даже дальние, честно признаться, никаким образом не спасали ситуацию, а лишь тускло подсвечивали сверху, как будто это действительно чем-то поможет. впереди вместо изящных оленей, бывавших здесь раньше, мелькали лишь пробоины в дорогах — артёму стало не по себе. колёса, уже обутые в зимние покрышки (не без помощи наивных военных на поверхности у гаражей) вели и вели рейнджера дорогами, и когда ему показалось, что он доплыл уже чуть ли не до нулевого километра, привели его к какому-то зданию с большущими воротами и оградой, покрытой колючей проволокой... видать, они доехали до склада. рейнджер взглянул на спящего морозова. ему жутко не хотелось будить столь спокойного — а спокоен и добр паша был только во сне — майора, но его рука уже тормошила плечо мужчины, как тряпичную куклу: — рота, подъём, мы до склада доехали. надо разведать обстановку, посмотреть, вдруг что интересное найдётся. паша очень нехотя разлепил один глаз и сверкнул огоньком в них, недовольно сопя: — ничего себе добрый вечер... артём, что за дела? я же так дремал прекрасно! — некогда сейчас дремать, особенно тебе, с твоими-то картами и прикрытием меня, — грубо отчеканил артём и, взглянув на кое-как освещённое здание, успел приметить вход. — давай быстрее... — ой... а что это? — паша слегка удивлённо снял с себя серый плед, и вдруг на его щеках проступил очень уж предательский румянец. — а я ещё себе сквозь сон думаю, чего так спится тепло, да и я не укрывался, если я ещё с катушек не съехал... неужели бабай приходил? — пашка и сейчас осмелился очевидно подколоть артёма и вывести его на яркую краску. он демонстративно скрестил руки и отвернулся к окну, с пылающими, как у школьника, ушами: — да, бабай, именно, блять, он... — он фыркнул и поспешил скорее выйти на улицу, чтобы хоть немного сбавить пыл. воздух здесь всё так же насквозь провонялся непонятной тревогой и плыл неспешным ветром в близлежащий лес со слишком уж высоким березняком и сосновым бором. артём осторожно вскинул калаш, но выдохнул, услышав за спиной шорох морозовых одежд и лязг оружия о металлические отделки на поясе майора. — значит так, я вовнутрь пойду, а ты здесь стой, мало ли что... — нет уж, подожди, ковбой, придержи коней, — он удержал было идущего вперёд рейнджера за плечо крепкой хваткой. — куда ты так спешишь? как на вокзал, блин... давай лучше разделимся — быстрее склад обыщем, а, значит, и уйдём отсюда быстрее, время же тоже надо экономить, сам подумай! идея казалась очень рациональной, но каков шанс того, что они не сдохнут от лап мутанта и что подмога придёт вовремя? приходилось полагаться только на самого себя. артём посмотрел на свой калаш, как на спасительную реликвию, и на секунду ему показалось, что он держит в руках не серьёзное оружие, а огромную палку, как в детстве, когда он самой большой и ровной махиной с грациозной лёгкостью "подстреливал" всех неугодных в игре в войнушки. он сжал его покрепче и смело ступил вперёд, свернув налево к огромному лабиринту полок и множеству консерв, сигарет и воды. на консервы очень везло: многие остались так и не вздутыми, так что в пищу это точно было пригодно. артём взял ровно четыре штуки – на сейчас и на будущее – и воду стороной не обошёл, налив её во флягу по самое горло. во многие моменты его новой жизни пить было практически некогда, так что об этом он совсем не волновался: может, вот, паша захочет. почему-то эти полочки очень дико напоминали рейнджеру лабиринт минотавра: войдёшь и больше уже никогда не выйдешь. впрочем, бывшие уже-не-владельцы явно расщедрились, оставив такое большое количество продуктов на произвол судьбы. артёму особенно заплыла в душу одна из полок с папиросами, где было всё от "кэмела" до "мальборо". он не думая сцапал две упаковки последних, да ещё и третью сверху, но... а как же закурить? он сорвал зубами прозрачный слой плёнки с пачки и, вынув одну сигарету, повертел её в руках: толстая, длинная, без малейшего намёка на капсулу. "ну, ради "мальборо" можно и потерпеть", — подумал артём уже с никотиновой чертовкой в зубах, как на другом конце склада, а конкретно позади спартанца бабахнул пронзительный выстрел. одна из двадцати гадостей стремительно полетела на пол, ломаясь на две части и просыпая табак в эту же секунду, пока артём разворачивался на носках и нёсся сквозь полчище разных стеллажей чуть ли не лошадиным галопом. после выстрела он сто процентов краем уха уловил гулкие шаги, а значит, что паша, вероятно, повлёк мутанта за собой, убегая прямиком на улицу. он поступил правильно: на улице и тупиков меньше, и пространства больше, но что, если... он не справится и позволит огромной твари уничтожить себя ещё и физически? от одной только мысли про это артём заметно ускорился и с пониманием, что паша — его последняя надежда, выскочил на улицу. паша валялся на земле под огромными лапищами мутанта, отчаянно пытаясь дотянуться до валяющегося почти рядом автомата. страшный монстр лязгал окровавленной челюстью прямо возле лица павла и будто дразнила его своей медлительностью. нож он тоже достать был не в силах, и ясно почему: паника даже у самых бывалых в таких ситуациях бьёт ключом. рука артёма уже потянулась к спусковому крючку, но что-то явно противостояло его дулу, уже направленному на голову мутанта. рейнджеру почему-то резко вспомнилась надменная пашина улыбка под майоровской фуражкой, когда артёма вели, крепко схватив за руки, колоть непонятную хрень, именуемую "сывороткой правды" и избивать тяжёлой рукой москвина, и тут ему стало противно. отвратно до ужаса. почему он вообще должен спасать того, кто его так подло и бессовестно сдал своим, до этого сладко называя "д'артаньяном"? — артём, чего ты ждёшь?! помоги! — спартанцу почему-то стало нереально приятно видеть на лице павла гримасу отчаяния и бешеного страха смерти, а что? пусть прочувствует то же, что пришлось пережить ему самому: как итог, получится идеальная, холодная месть, если только он не помешает нависшему над майором мутанту доделать своё грязное дело до конца. — я? жду? я ничего не жду, — артём ледяным взглядом окинул содрогающиеся от страха руки паши. — просто подумал о том, что если не застрелю эту тварь над тобой, преподам тебе отличный урок, — он склонился над искорёженным ужасом обликом паши и бросил ему в лицо оглушающую фразу: — а зачем ты мне? что-то внутри паши очень сильно оборвалось и кубарем полетело вниз, прямо в пятки. кажется, это было его сердце. в голове всё спуталось, и он действительно не понимал до конца цели поступков рейнджера. он по-детски испуганными глазищами пронизывал артёма и часто-часто дышал под упором тяжёлых лап, не понимая и того, за что с ним так жестоко обходится его же жизнь. он действительно настолько плох, что его готовы убить просто так, вот такой глупой смертью? он и вправду настолько противен собственному напарнику, что в том спустя время заиграли обида и хладнокровие? если он способен сподвигнуть мирных людей на столь ужасные поступки, значит, он действительно монстр, чья самая мягкая мера наказания — это смерть. что-то резко придало паше сил, и он наконец смог выудить складной нож. пару резких, молниеносных движений — и ещё более окровавленная тварюка лежала ногами к небу без каких-либо признаков жизни, пока павел сидел на земле, пытаясь совладать со страшнющей дрожью внутри себя. артём, не отрывая взгляда от мёртвой тушки, ядовито хмыкнул: — жаль. — чего тебе жаль? чего тебе, дурак ты эдакий, жаль? — прошипел с земли паша, принимаясь потихоньку становиться на нетвёрдо держащие ноги. — если бы в тебе осталась хоть доля совести, ты бы живому человеку такое никогда в жизни бы не сказал! эх-х, а я-то думал!.. артём с закрытыми глазами стоял лицом ко складу и думал. думал о том, какой же он всё-таки редкостный мудень. ну вот зачем он это вообще сказал? кто тянул его за язык? он же сам, или его внутренняя обида затеяла такую подлую гадость? может, человек и правда одумался и правда хочет помочь ему в исследовании территорий, в конце-концов даже просто вспомнить былое и... подружиться? — паша... эй, паша! — он обернулся и вдруг увидел мелькающий в траве силуэт, направляющийся в сторону леса. это был паша. что задумал этот лысый чёрт? — паша, ну стой ты! он бежал так быстро, насколько мог, а сильные порывы ветра делали всю работу за него, слизывая потоками воздуха с лица соленые слёзы. никто не должен был видеть морозова в таком состоянии, и именно поэтому он не придумал ничего лучше, чем справлять своё горе далеко в лесу, а главное, подальше от артёма. тот тоже не особо отставал, даже прихватив с собой двое калашей: бежал так, что колосья отсохшего дикого люпина больно лупили его даже сквозь плотную ткань, а в ушах трещал принесённый издалека ветер. автоматы ударялись о икры, пока артём бежал и кричал: — да подожди ты, придурок! наконец он домчал до того, что павел бежал буквально в двух шагах от него, почему-то старательно пытаясь закрыть лицо слетающей шапкой-ушанкой. внезапно он нашёл силы на прыжок и налетел на бегущего майора, вываливая его в дорожной пыли и заставляя колоть затылок жёсткими колосьями. — да что ты закры... ай! — артём попытался содрать с него шапку, но тут ему в нос прилетел кулак. на губу нежданно пролилось тепло, но спартанец лишь утёр нос рукавом и сел сверху. — ты что творишь, морда коммуняцкая?! — это я должен спросить у тебя! — паша рывком бедра сбросил артёма с себя на землю и быстренько утёр остаток слёз, злобно наблюдая за действиями рейнджера. — я-то вину свою осознал уже давным-давно, а ты, я вижу, всё никак не утихомиришься. думаешь, зачем мне ещё бежать со станции, где есть всё, от фильтров и до патронов? правильно — чтобы тебя, недоумка, выручить! — а ты думаешь, я тебя простил?! с какого макара ты вообще за мной увязался, оккупант бандитский? я тебя как невзлюбил, так и ненавижу! — да какая к чёртовой бабушке разница? никому такое нельзя говорить, понимаешь? никому! я, знаешь ли, тоже не железный! артём, закипая внутри от злости и сдерживая себя от того, чтобы не врезать сидящему напротив, парировал, как мог: — а знаешь, что?! иди ты к ебёной матери с такими новостями! ты меня сдал, морозов, ты и отве... он не договорил из-за второго кулака в нос за вечер. он очень болезненно пульсировал и отдавал этой болью в уголки глаз, но это не помешало спартанцу наброситься на пашу так, как обычно налетает на косулю пантера и зарядить ему пятернёй в челюсть. — ах ты!... — паша уже было занёс кулак над головой артёма, но вдруг остановился и ошарашено уставился куда-то сквозь него, словно что-то услышал. рейнджер непонятливо сдвинул брови: — чего ты там уже уловил? и понял через секунду — не очень глубоко в лесу пели под гитару два мужских, не очень высоких голоса, будто они принадлежали парням лет двадцати пяти: — зачем ты-ы... бежать стоял! м-м... би-бим, би-бом! они удивлённо перглянулись, позабыв о драке: это кто ж в такие лихие времена ещё находит время на распевание песен в таких рискованных местах? — пошли, разведаем, — морозов перекинул свой калаш за плечо и жестом поманил за собой слегка удивлённого спартанца. — некогда нам тут рты разевать... артём нахмурился, но послушно побрёл за майором с оружием наготове. идти пришлось не особо долго — почти на опушке, среди деревьев возле догорающего костра сидели на бревнах двое молодых парнишек. один, тот, что был слегка пониже ростом и с причудливой славянской повязкой на лбу, с упоением брынькал на гитаре и мелодично ей подпевал с улыбкой на лице, наблюдая за сидящим рядом парубком с курчавыми тёмными волосами и холодным взглядом, как две пропасти, карих глаз. — так поют, как два соловья... — паша с огромным нежеланием признавать, что убивать их совсем не хочется, посмотрел на засевшего вместе с ним в кустах артёма. — так что, валим их?... — с дуба рухнул? какое "валим"?! — а тебе не привыкать неугодных валить! — ах ты... когда кусты зашевелились от ожесточённых дебатов спартанца и коммуниста, голоса вдруг утихли, а руки их владельцев потянулись к ружьям. артём перевёл сердитый взгляд на пашку: — на, полюбуйся! это они из-за тебя за ружья схватились! — ах, да? а кто же кричал тут вовсю, не подскажешь?! тем временем вытянувшийся юннат повыше направил дуло на кусты, и двоим в зарослях удалось услышать его грозный бас: — кто такие? шарудение в кустах остановилось, и из-за них вытянулись две виноватые и вечно препирающиеся, как супружеская пара, фигуры. первым заговорил артём: — я – артём чёрный, спартанец, и идиот-коммунист павел... — что значит "идиот-коммунист"?! вообще-то... — притухни, на нас ружье наставили, если ты не заметил... — хорош болтать, вы с какой целью здесь? — темноволосый юноша слегка картавил и говорил с очень явным южноукраинским акцентом, разгоняя слова вперёд отца в пекло. — да мы вот услышали, видите ли, как дранчит в лесу что-то, вот мы и пришли, обстановку разведать, — морозов держался молодцом, и даже отпустил свой калаш. — а вы сами откуда, братцы? — да с ганзы мы, станция мирная, как и люди здесь, — паренёк, что сидел с гитарой сделал шаг вперёд, прямо к незваным гостям, робко наклонив голову. — я дима, дима харитонов, а это федотов мишка... — а как часто он икает? — подался в неудачную шутку паша и начал ехидно хихикать, за что тут же получил локтём рейнджера в бок. — ой... а вы что, тут, собственно делаете, босяки? — да мы по мелочи как-то... — дима слишком застенчиво для вояки поправил хвост и выдал из себя неловкое подобие улыбки. — хотели узнать, какого это... на квартирниках сидеть! ну, знаете, чёрные лукичи, клаксоны всякие... сибирских играем. мы вот, знаете ли, вообще в сибирь хотели бы поехать, в омск, думаем, люди там остались... паша заметил, как стремительно у артёма заблестели глаза. рейнджер тут же пихнул майора в плечо: — а я тебе говорил! не один я так думаю! — он повернулся ко двум новым знакомым, — не хотите с нами поехать, мы только об этом и мечтаем... — знаете, было бы очень хорошо... — дима робко опустил глаза, иногда поглядывая на строго скрестившего руки мишу. — мы бы были только рады! много места не займём, и особо ничего не требуем, возьмите нас, пожалуйста... век должны будем! — айда, артём... пойдём-ка, поговорим по душам... — паша задёрнул его за ближайшую сосну под непонимающий взгляд димы и шикнул на спартанца: — ты понимаешь, что мы ещё два желудка просто-напросто не потянем? им же тоже не святым духом питаться! да и вообще... ты и правда готов довериться тем, кого видишь в первый раз в жизни? меня, вообще-то, ищут, если ты не забыл! вдруг нас эти ссыкуны сдадут? артём смог совладать с собой и присечь майора одной лишь фразой: — если кто-то нас и сдаст, то это будешь только ты, морозов. паша хотел что-то добавить и уже открыл рот, но, услышав эту фразу, удивился так, что его челюсть так и осталась открытой. он, понимая, как глупо выглядит, захлопнул её и, окинув тёму крайне сердитым взглядом, остался стоять у этого дерева, наблюдая, как артём начал что-то говорить тем двум, на что дима очень радостно закивал. павел сдвинул брови и отвернулся к лесу, как его позвал артём: — морозов, ты чего там расселся? идём с нами, нас машина у склада ждёт... — если хочешь сдохнуть, как шакал паршивый, едь с ними, а я никуда не поеду и точка, — он облокотился о близстоящую сосну и для пущей убедительности задрал подбородок вверх. — да ну что вы говорите такое? — печально попытался добиться ответа харитонов, переводя взор наивных серо-голубых глазёнок с пашки на артёма. — нельзя его тут оставлять, ну никак нельзя! — а что? пусть идёт без меня, давно мечтал, чтобы его прирезали... артём устало и прерывисто вздохнул, вкладывая в этот вздох смысл аля "как же ты меня уже задрал за эти пару суток...". тут за пашу вступился миша: — он тебе друг или бездомный с театральной?! он поедет с нами первым делом, почему вы так взъелись на друг друга? — а ты его не защищай, — отрезал артём и отвёл их в другую сторону, слегка понизив голос. — это не тот человек, которого нужно прикрывать, вы просто его не знаете... — а что же с ним такое странное-то? ану поведай нам, чтобы мы понимали! тут артём слегка замялся, потому что сейчас ему придётся впервые изложить кому-то историю их несложившейся дружбы. он с грустью взглянул на сидящего под деревом павла, и втихую начал свой рассказ: — в общем, надо было мне уничтожить последнего чёрного. но не сложилось, и и меня, и его схватили в рейховский концлагерь... был со мной пленник один, он мне высвободиться помог, павел его звали, — он кивнул на всё ещё глубоко обиженного майора, — я его потом из петли вытянул, он всё меня д'артаньяном называл, помешан на мушкетёрах... мы на поверхности побывали, много чего опасного пережили, но в один момент он просто взял меня и сдал: оказался майором на красной линии. коммунист, в общем, ну, вы понимаете. гад редкостный, мы виделись в последний раз на красной площади, у меня представился шанс его убить, но я этого не сделал из-за чёрного... а потом всё. канул он куда-то в тишину, и наши пути разошлись. честно признаться, я похоронил его ещё тогда, когда коммуняки пытались отжать д-6, думал, всё... но тут не всё так просто — мне начали через месяц после встречи на красной открытки приходить всякие: с эйфелевой башней и триумфальной аркой чаще всего... и подпись сзади — "павел". я уже тогда начал понимать, что ошибался я по поводу его смерти, а вот, недавно опять объявился... захотел, видите ли, мне помочь, — но артём смолчал одно, но кое-что очень важное, такое, что точно вышло бы за рамки дозволенного вселенной. он долгое время подавлял в себе чувство влюблённости, а то, что не убил его только из-за чёрного, он, конечно же, приврал. артём понимал, что перед ним — самый настоящий харизматичный мерзавец, и это привело его к осознанию. как можно было втрескаться в собственного врага? бред сивой кобылы, такое могло случиться только с ним... артёму пришлось скрыть чувства за призмой ненависти и забвения, пока они вовсе не подавились и не превратились в то, что происходило между ними сейчас, но всё же из песни слова не выкинешь: рейнджера всё ещё тянуло сердцем, но мозги явно были обеими руками против, вот и варился он в этом болоте до этих пор, да и сейчас варился, стоя и застенчиво ожидая ответа от новых знакомых. дима долго стоял в раздумиях и впечатлениях от рассказа артёма, пока тишину не нарушил федотов: — ну, знаете, что я вам могу сказать... раз он один раз вас через плечо кинул, значит он запросто сможет сделать так и во второй раз. я бы ему не доверял!.. — да вот, я тоже сомневаюсь очень, всё-таки, обидно до сих пор... — вам бы, хлопцы, вразумиться! он же вон какой, хороший... тоже человек... — дима, пусть и был младше, не стеснялся разбрасываться фамильярными выражениями на первой встрече, — и ему шанс дать надобно! ты ж его только пальцем поманишь, и он прибежит: всё для тебя сделает! даже открытки присылал... — дідька лисого!* — выругался миша и сердито зыркнул на харитонова. — вот сколько тебя знаю, а ты всё такой же наивняк... думаешь, он резко белой лошадкой станет? посмотрим на эту лошадку, когда мы в плену у коммуняк всяких окажемся! — да что ж ты мнительный такой, а? ну по глазам же видно, что хороший он, и мухи не обидит больше! о... — дима за дискуссией с мишкой и не заметил, как спартанец зачем-то направился к дереву, где всё ещё сидел морозов. — гляди, чё делает! — слушай, паве... паша, — воздух в горле артёма норовил выйти не словами, а предсмертным хрипом, — и... извини меня, пожалуйста. виноват. пошли с нами?.. я точно без тебя никуда... какое-то время паша не поворачивался вовсе, но наконец артёму показался кончик его смешного носа: — значит, ты мне теперь доверяешь? никаких обид? — насчёт обид не знаю, но... нужен ты мне, — благо, что ранним утром было настолько темно, что ни выражение лица, ни окрас щёк рассмотреть было невозможно. — вставай давай. он протянул к паше свою узкую ладонь, и тот впервые за долгое время прочувствовал добровольное касание спартанца к нему же. интересно, это можно считать воссоединением братьев-мушкетёров? паша подумал, что спросит об этом попозже. увидевший их димка от радости даже захлопал в ладоши и восхищённо прижал их ко рту: — матерь божья, как же я рад, что всё так хорошо! ой, как хорошо! только подождите, я гитару заберу, и пойдём! — харитонов шмыгнул в темноту, как провинившийся кот, и тут же рывком вернулся к компании, но на этот раз с пузатой коричневой гитарой. — а давайте споём! — а давай! что петь будем, босяки? — айда "бешеного воробья" повторим... из-за облаков вынырнуло ночное светило, что величается луной и оплескало всё вокруг своим серебристым светом, пока по округе доносилась задорная песня про непослушного воробья в четыре весёлых голоса.