Мы будем жить

Павел нервно запихивал сорочки в чемодан и что-то бубнил себе под нос. Спешка всегда превращала его в комично большого и неповоротливого медведя, бегающего по квартире туда–сюда в поисках той или иной вещи. Всё валилось из его крупных ладоней, любой предмет подвергался потенциальной опасности быть сбитым и вдребезги разбитым об пол. – Стоит ли брать набор для письма? Вдруг телеграфа не будет, а как мне с тобой связываться? – обеспокоенно спросил мужчина, обращаясь к супруге и держа в руках подобие блокнота. Марина усмехнулась, скорее снисходительно, точно она общалась с ребёнком, который задал какой-то очевидно нелепый, но очень милый в своей искренней невинности вопрос, и подошла к Давыдову, накрыв его руку своей, жесткой, но такой нежной, и забрав записную книжку. – Я всё соберу, присядь, – на её устах всё ещё лежала мягкая улыбка. Под пышными ресницами покоилось монументальное спокойствие, плескающиеся в полупрозрачном зеркале радужки. Павел вскинул брови, но послушно примостился на стуле, сложив руки на коленях. Оставшееся время перед его откровенно шокированными глазами летала фигура жены в белом домашнем платье, та, словно какой-то призрак или туманное видение, ловко перемещалась из комнаты в комнату, то с одним предметом, то с другим. Через 10 минут чемодан уже был собран, а мужчине оставалось лишь дивиться столь поразительной лёгкости и радоваться, что именно ему досталась такая чудесная женщина. Впрочем, он вполне себе отчётливо ощущал, как за маской спокойствия прячется волнение и нервозность. Это выражалось в неизменной привычке дамы разглаживать пряди своих волос, насколько бы хорошо те не лежали до этого. В очередной приступ ложного прихорашивания Павел подошёл сзади к Королёвой и легонько коснулся её макушки губами, оставляя в проборе жаркий след поцелуя. Марина задрала голову и посмотрела на мужа снизу. На щеках её занялся персиковой свежести румянец, а сама она смотрела несколько удивлённо. Щетина разъехалась из-за улыбки на устах мужчины. – Я ненадолго, обещаю, – проворковал тот, говоря так осторожно, как разговаривают натуралисты с птицей, коею бояться спугнуть. В небольшой комнатке с кофейно-коричневыми обоями стоял приятный запах чабреца, источаемый тьмою чая в фарфоровой чашке с нарисованными на ней нежно-пурпурными фиалками. Ёмкость была полупуста, но это никак не мешало аромату трав распространяться и дальше, заполняя всё помещение. Если прикрыть глаза, то даже самый не мечтательный человек сможет с лёгкостью вообразить себя на крыльце загородного домишки. Синицы трещат за окном, и даже едва слышен шорох их прыжков с ветки на ветку. В свете лампы кружатся вихри пыли, взвинчиваясь в причудливых танцевальных движениях. Где-то вдалеке старая кляча отбивает копытцами лишь только ей известный ритм, под который, видимо, и подстраиваются те самые игривые пылинки. В этой природной музыке и в оболочке из зелёных флёров даже расставаться не столь больно, ведь атмосфера старины и безмятежности даёт чётко понять – это не конец. – Верю, – шепчет та в ответ и поворачивается к нему лицом. Он приобнимает супругу за тонкий девичий стан и дарит ещё один поцелуй, на этот раз в лоб. – Я точно не могу поехать с тобой? Давыдов отрицательно качает головой. – Мало ли, как там дела обстоят. Лучше привлекать меньше внимания… На этих словах идиллия резко рухнула каменной плитой, разбившись прямо у ног женщины. Она упорно не желала думать об истинной причине отъезда мужа. И равносильно этому она не хотела принимать осознание политической ситуации в стране. Вчера пришла телеграмма из Воронежа от тёти Павла. Излагая вкратце, красные уже почти дошли до их деревни, а им, помещикам с собственным имением, может грозить обыкновенного рода грабёж. Мужчин дома не было, так что страшно подумать, что могут учинить солдаты над двумя беззащитными женщинами, чей статус только подстрекает к не самым гуманным вещам. Поэтому семья сошлась на мнении, что в доме нужен хозяин, чтобы в случае чего защитить дам. Бросать дом они решительно не собирались, даже под страхом смерти. Впрочем, Давыдов был настроен, на удивление, позитивно. Мол мы все мужики, зачем друг другу лица бить. Марина лишь удручённо вздыхала – разве ему невдомёк, что сейчас за время? Вспомнить только ситуацию с театром, в котором работал Юрий. В итоге же эти убийцы вышли сухими из воды, смыв при этом чужую кровь новой. Где гарантии, что и с Павлом ничего не случится на Родине? – Но ты не волнуйся так! Вернусь, как можно скорее! – блондин расплылся в своей фирменной широкой лыбе и потёр заднюю часть шеи. По правде говоря, она никогда не могла устоять перед этим выражением лица мужа. Почему-то сразу хотелось ему верить, и, действительно, женщина каждый раз выдыхала и подхватывала его настрой. Все беспокойства исчезали, только он начинал смеяться, демонстрируя ряд белоснежных зубов. – Тебе пора на поезд, – заключает Марина, кидая взгляд на настольные часы. К счастью, вокзал был не очень далеко, можно было не спешить расставаться. – Пойдём, провожу. Ещё больше повеселев, мужчина подхватил тяжёлый чемодан и поспешил в прихожую, где принялся натягивать сапоги, а после шинель. Вскоре они оба вышли на улицу и направились в сторону Брянского вокзала. Его здание поражало своими размерами и размахом. Закончилось строительство сравнительно недавно, так что выглядело сооружение весьма опрятно и всё ещё непривычно для жильцов данного района. Погода была пасмурная, но это нисколько не смущало пару. Какой бы противной и промозглой не была атмосфера, рядом с ними всегда расцветала невидимая розовая нега, убаюкивающая окружающих подобно матери. Пройдя все необходимые процедуры, Давыдовы встали на перроне, поодаль от толпы таких же людей, ожидающих свою железную «карету». Марина поправляла толстый воротник из овечьей шерсти на одежде мужа. – Передавай привет тёте и сестре, – улыбнулась та, смахивая подобие налипшей на ткань грязи. Большие, волосатые с тыльной части ладони аккуратно заключили в замок двух своих тонких собратьев. Отстранив руки жены от своей шинели, мужчина поцеловал её пальцы. – Как знал, что ты замёрзла, – собеседница удивлённо распахнула глаза, но тут же отвела их в смущении. – Хорошенько отогрейся дома. Королёва опустила голову и уткнулась в мужскую грудь, обнимая супруга за широкую спину. Тот тоже не растерялся и погладил белёсые волосы, собранные в тугой пучок, напоминающий собой клубок змей. Они стояли так с минуту, ни слова не говоря друг другу. Впрочем, им и не нужно было. Самое дорогое в общении с близким человеком – совместное молчание, которые комфортно обоим. Это как некое соприкосновение ваших душ, что обычно не издают ни звука, но в безмолвии просыпаются на поиски своих родственников, поэтому людям стоит научиться тишине, чтобы дать этому эфирному контакту случиться и укрепить ваши взаимоотношения. Поезд прибыл, и Паша ловко вскочил на железные ступеньки. В последний раз обернувшись и помахав жене, тот исчез в проёме. Сделав ответный жест, Марина села на скамейку и начала провожать уходящий транспорт взглядом. Поток ветра выбил из причёски ещё несколько прядей, которые стали развиваться в воздухе, слегка касаясь щёк женщины. Они почти не расставались со дня свадьбы. Да и уезжать было некуда. Ни средств, ни возможности не представлялось, учитывая обстановку в стране. Королёва вздыхает и откидывается назад. Говорят, что отсутствие близкого человека полезно для отношений. По-видимому, подразумевается некая проверка. Но это же так нелепо, Марине уж точно не надо было убеждаться в чём-либо в отношении своего супруга. Она всегда была в нём уверена, а он в свою очередь и не давал поводов для беспокойства. Может Юра тогда был прав, когда сказал, что Павел уже совсем не такой, каким был раньше.