Мы будем жить

– Павлуша сегодня сам не свой, – деликатно начал Деревяненко, вышагивая по улице рядом с подругой. Говорил тот с иронией, видимо, желая сгладить углы. Всё же напряжением веяло не столько от Давыдова, сколько от их дуэта с Королёвой. – А что необычного? Волнуется из-за сборника, весьма объяснимо, – спокойно ответила Марина, рассматривая на ходу магазинные вывески. Шли они по Дальнему переулку. По правую сторону находилась территория Донского монастыря с большим палисадником, голые ветви деревьев искривлённо торчали из забора, будто бы желая вырваться наружу, и, если бы не наличие наполненных розовой негой почек, набухших настолько, что чудилось – они сейчас лопнут и весь мир зацветёт вместе с ними, то растения бы скорее походили на каких-то монстров из древнегреческих мифов. – Брехня! – хоть говорил он о Павле, но подсознательно уже сделал собственный вывод – врут и недоговаривают оба. Глупо, что они до сих пор питают надежды что-то скрыть, точно дети. – Он всё время кичился, мол вот моя тётушка точно согласится, и я наконец смогу снискать заслуженную славу, а тут хвост поджал, как сборник уже почти в его руках! – Значит та самонадеянность была напускной, – всё так же бесстрастно отвечала женщина. Ветер трепал её светло-блондинистые волосы, которые чем-то напоминали струйки чистого белого золота, растекающиеся по невидимой поверхность волнистыми ручьями. – Уж поверь, но врёт и притворяется он весьма дурно. Могу как актёр это заявить… – Ну и что с того? Даже если его что-то тревожит, говорить он нам этого явно не желает, соответственно это не наша забота. Юрий бы не прочь и сам так рассуждать, но что-то всё же останавливало его. Чужеродное чувство засело в мозгу и не давало покоя. Нет, что-то тут не сходится. Впрочем, логику Марины можно было переложить и на неё саму. Она не хочет говорить, значит актёру стоит оставить свои попытки разузнать причины странного поведения друзей, но почему-то ему казалось, будто это его святой долг – понять. – Позволите личный вопрос? – когда крючки-наводки не помогают выведать правду, приходится прибегать к тяжёлой артиллерии – честности. Королёва таинственной вуалью бросила на мужчину полупрозрачный взгляд светло-голубых глаз. Чернота зрачка в них виднелась настолько хорошо, что радужка чудилась в какой-то степени продолжением белка. Можно предположить, что это «да». – Между вами с Павлом что-то стряслось? В воздухе повисла тишина, слышался лишь отдалённый запах булочной. – Так заметно? – врать ему бесполезно. – Очень… – тот облегчённо выдохнул про себя. – Я тебя недооценила, Юра, – со стороны женщины послышалась одобрительная усмешка. – Он предложил мне публиковаться вместе. Деревяненко вскинул смольные брови, и лицо мужчины вытянулось ещё сильнее его природной формы. – Это плохо? – приходилось подбирать слова, ведь понимание ситуации всё ещё витало где-то вокруг головы поэта, словно игриво подхваченный ветром листок, который расклейщик упорно пытается поймать за край. Марина скептически скривила рот и нахмурила светлые брови, еле-еле как видневшиеся на коже, от чего мимика её становилась ещё более сложной. – Очевидно, что тот открыл свой блокнот, в коем записаны все варианты заигрываний, и остановил свой огромный косматый палец на цифре, положим, 34 – «Помощь». Естественно, никакой тетрадки для горе-любовников не существовало и в помине. – То есть вы думаете, он таким образом привлекает к себе ваше внимание? – Юрий всё ещё пребывал в шоке, но, как минимум, картинка начала складываться, и многое он уже понял, дополняя оставшиеся пропуски своими познаниями в психологии что Королёвой, что Давыдова. Честно говоря, ему вся эта эпопея уже казалась вымученной донельзя, прямо передавай Льву Николаевичу – строй роман, но может он что-то не так интерпретировал? – Абсолютно. Нет, всё так. Что ж, тогда, если он прав, то проблема решаема и, более того, весьма банальна. Но почему же так произошло? Попрошу минуточку вашего внимания. Марина Викторовна была из такого вида женщин, которых можно было классифицировать одной цитатой Ницше: «Независимость — удел немногих. Она — привилегия сильных». Несмотря на то, что Королёва была родом из богатой семьи, судьба её сложилась не столь красочно, как описывают классики. Родители погибли при неизвестных обстоятельствах, будучи 17–летней девушкой, она осталась одна на руках с младшей сестрой. Из отцовского наследства ей досталась лишь совсем крохотная квартира на окраине Москвы, остальное всё растаскали наглые родственники, имён некоторых из них Королёва даже не знала, так что тех смело можно было принять за обычных жуликов, что мышиным роем набежали на выгодный капитал. Переехав в столицу, Марина устроилась на работу – ей было без разницы кем и как, лишь бы прокормить себя и сестру. В свободное от пошивов платьев, мойки полов и расклейки листовок время девушка зачитывалась всяческой литературой, которую находила либо в старой квартире, либо в библиотеке. Она и сама пробовала сочинять. Безусловно, по словам маленькой Леночки, она была гением, но ей нужна объективная оценка. Тогда она наведалась в поэтическое кафе, желая набраться опыту и подчеркнуть для себя то, чем же сейчас дышит отечественная лирика. Тогда в самом рассвете был акмеизм, в основе которого лежала девственность жизни и материальность тематики. Это направление показалось Марине таким искренним и прекрасным своей простотой в отношении бытия, что она тут же принялась знакомиться со сборниками тогдашних членов «Цеха поэтов» – Гумилёвым, Ахматовой, Гиппиус и прочими. Но работа отнимала слишком много времени и сил, так что на чтение и писательство никакой ни внутренней, ни внешней энергии не оставалось. Увлечение литературой пришлось отбросить ради банального желания выжить и обеспечить сестре хорошее детство, хотя после случившегося его вряд ли можно исправить, только если склеить по кусочкам, как разбитую драгоценную вазу. Вскоре девушке удалось пробиться в поэтических кругах. Сначала она набралась смелости и публично зачитала своё стихотворение, людям оно понравилось, и та, переполненная мотивацией трудиться на данном поприще и дальше, продолжила писать. Ушла с одной из работ, стала посещать собрания поэтов, где и познакомилась со своими будущими друзьями. В данный момент её приняли редактором в одну из маленьких газет, однако и этим она была более чем довольна, ведь писать статьи или сочинять нелепые гороскопы куда лучше, чем драить полы. В общем, Марина Викторовна была самодостаточна и ни сколько не чуралась гордости за проделанный ею путь. Помощи она никогда не получала, да и не просила, ведь была полностью уверенна, что справится сама, а если сейчас примет чью-то протянутую руку, то обесценит все свои прошлые труды. Юрий вздохнул. – Могу предположить, что Вы отказали. Выходит, что единственная причина Вашего негативизма в адрес этого предложения – это попытка отстранить его от себя и дать понять, что он не на тот фронт воюет? – Да будь это хоть обыкновенного рода дружеская сделка, я в помощи не нуждаюсь, – резко отчеканила женщина, на что брюнет лишь покачал головой. – Давно за вами заметил эту тенденцию к «я всё делаю сама». Марина Викторовна, поймите, не весь мир против Вас одной, и в помощи нет ничего такого. Вы и сами прекрасно понимаете, как Павел Александрович к Вам относится, он бы не стал делать это из какого-то снисхождения или милосердия, мол вот Вам, с барского плеча, местечко на одну страницу в моём сборнике… Королёва молча смотрела на свои шагающие ноги, облачённые в плотно стягивающие ступню туфли. Она ощутила себя прямо как обхваченная тонким ремешком лодыжка – поймана и беззащитна. Безрассудно и неуважительно к её персоне полагать, что женщина не знала о своей проблеме. Именно поэтому она старалась избегать её, не желая слушать нравоучения от знакомых. Но стоило признать, что это в той же степени наивно думать, что кто-то вроде Юрия такого бы не заметил. – Давыдов уже давно не глупый мальчишка, у которого чешется в штанах, только он приметит какую-нибудь симпатичную даму на горизонте его окружения… – продолжал Деревяненко, пытаясь заполнить неловкое молчание. Ей нечего сказать, она задумалась или может даже раздражена на его назойливость? – И всё же не пойму… – наконец проговорила та, и Юрий внутренне поблагодарил за это и Бога, и императора, и прочих. – Каковы его намерения на самом деле? – Не слышал уж, что он там вам налепетал сладкого или даже приторного, но именно для данных вопросов природой нам был дана прекрасная мышца – язык. Поговорите с ним… Марина характерно сморщила нос, из-за чего его избороздили хребты–складочки. – Ты прав… Мужчина уже давно понял, что же имел в виду Павел, и был более чем уверен – и сама Королёва в курсе. Интересно одно – что же будет дальше?