Мы будем жить

Антон остался наедине в своей небольшой квартирке. Друзья ушли совсем недавно, но в воздухе всё ещё стоял аромат духов Марины и какой-то невидимый, но весьма ощутимый гул разговоров и дискуссий. Красинов глубоко вдохнул и выдохнул – рецепторы в носу игриво защекотал цветочно-фруктовый флёр с примесью духоты. Своеобразное сочетание. Павел Александрович так волнуется. Странно, на него не похоже. Бывало, даже в самые напряжённые моменты он просто начинал злиться как маленький ребёнок, утрировать как подросток и бурчать себе под нос как старик. Но, на памяти Антона, он никогда не был мрачен. Хмур – пожалуй, но на его лице всегда хорошо читались эмоции. Малейшее движение скулы, перекатывание желвака, тихий стук верхней челюсти об нижнюю – всё это было куда красноречивее самого Давыдова. Ему даже не нужно было говорить: «Я зол» – все уже всё поняли в немой сцене, где главный актёр – его мимика. Красинов знал Павла достаточно хорошо, так как им случалось делить жилплощадь. Но стоит рассказать с самого начала. Родился Антон в Калужской губернии в религиозной семье. С самого детства он посещал церковь не только по воскресеньям, как все его сверстники, он в ней работал. Родители до исступления верили во все священные писания, что попадались им на руки. Власть любили до закатывания глаз, ведь Император – наместник Божий на земле нашей скверной. Если находился какой юродивый, что во время своего странствия набрёл на их селение, они тут же брали его себе под крыло и заботились о нём трепетнее, чем о собственных детях. А нищий, он как бродячая собака с торчащими рёбрами – нашёл место, где кормят, там и оставался. Те, неизвестно к сожалению или к счастью ли, в подавляющем количестве оказывались больными и вскоре умирали. И всё на глазах маленького мальчика. Образование он получил, но только из соображения чтения молитвенников. Не сказать, что он был против, всё же вырос в такой среде – попробуй тут не уверуй. Ему это даже помогало, ведь наличие Бога предполагает, что есть где-то спасение, а значит есть и надежда. Но сколько бы Антоша не просил, лучше не становилось. Тогда он подумал, может он что-то делает не так? А может Господь хочет, чтобы он сам нашёл выход и справился? В таком случае, ради своей веры, он должен что-то поменять. Нахождение рифмы, чувство ритма – всё это давалось мальчику очень хорошо, но весь его талант уходил на религиозные стишки или написания новых колядок для праздников. Есть же и другое искусство? Пушкин, Лермонтов, да даже Державин. Он хотел, как они. Нельзя, Красинов знает, но хочется. Юноше удалось уговорить родителей отпустить его преподавать в церковную школу ближе к Москве. Здесь он наконец смог избежать вездесущего родительского глаза и иногда посещать саму столицу. Антон был и восхищён, и поражён. И он всё это время жил так близко к чему–то настолько великолепному? Вскоре он узнал и про поэтические кафе, и про самих тогдашних знаменитостей. До его рук дошли сборники Блока, Гумилёва, Мережковского, коими тот зачитывался до опьянения. Слова, звукопись, цветопись, рифма, ритм, обороты речи – это казалось таким прекрасным и фантазийным до этих самых пор, а теперь и он может стать частью всего этого. Нет, он не готов показать свои работы общественности, но хотя бы слушать других, до этого он был охотник. Вскоре он познакомился с Павлом Александровичем, они быстро поладили. Красинов рассказал, что живёт при православной школе и приходится мотаться достаточно далеко до самой Москвы, но он, впрочем, готов на такие жертвы ради посещения вечеров поэтов. Давыдов тут же предложил ему пожить пока у него, мол квартира всё равно большая, а он один в ней, к тому же попытаться устроить Антона в какую-нибудь газетёнку. Но для этого надо начать прорываться в свет лампочки известности. Не дюжими силами и терпением троицы друзей всё же удалось уговорить юношу зачитать свои работы. Они пришлись публике по вкусу – равномерная смесь божественного с земным, грешного со святым. Его приняли в издание, и не без помощи Павла он таки смог выкупить совсем небольшую квартирку на окраине Москвы. Цену снизили из-за смерти бывшего жильца, однако Красинова это нисколечко не смущалось, ведь это его новая жизнь. Пускай она и началась среди противных зелёных обоев, жутких статуэток, трагической продажи любимых икон и засохших, траурно опустивших головки, георгинов в вазе, что принесли в память о скончавшейся хозяйке, да так и не убрали. Так, что же произошло? Странный день, в целом, раз уж на то пошло. Давыдов опечален чем-то неясным, а перед этим Юра свалился как снег на голову, да ещё и с такими заявлениями…Оставшейся час они обсуждали «волнения в народе». Из их рассуждений можно было прийти к одному выводу – Деревяненко восторжен предстоящими изменениями, в осуществление которых он был решительно уверен. Красинов же своего мнения толком не имел – на какие-то аргументы отвечал скептически, на какие-то пессимистически, а общей картины всё никак не вырисовывалось. Другу, конечно, абсолютно честно не признается, но он, впрочем, и сам не знал, как к этому относиться. С одной стороны перемены всегда к лучшему, к тому же стоит учитывать не самую хорошую государственную политику прежних лет. Но разве это верный путь? По словам Юрия, революции не избежать, народ слишком взбешён. Очень не хотелось верить, что ни реформы, ни другие варианты политического вмешательства простых граждан не возымеют должного принятия. Не уж то люди настолько озверели от жизни, что решили устроить кровавую расправу и анархию? И почему его друг столь рад этому? Как можно улыбаться, говоря о свержении власти? Она так просто уйдёт? Глупости и нелепица, всё закончится жестокостью. Причём всё может обернуться против самих протестующих – действие порождает противодействие. Жандармы не станут становиться на сторону народа, а чиновники со свиными хряками вместо лица зубами вцепятся в насиженные ими места, всё это – оточенная система. Что-то хаотичное и сумбурное, как огромное цунами, не сможет уничтожить даже нечто маленькое, но идеально выстроенное, дисциплинированное и крепкое за счёт круговой зависимости друг от друга. Сменится государь – все эти мелкие блошки, служащие ему, попадают с их перистых тронов-облаков следом и за самой жирной, массивной тучей – Императорской Россией. Именно поэтому весь этот зверинец не покинет свой золотой водопой.