
Метки
Описание
Умрёт ли человек, если отобрать у него свободу? Может ли он одержать душевную победу над жестокой, всевластной машиной? Это история о четырёх поэтах, переживающих личные конфликты и противостоящих страшной, кровавой эпохе перемен.
Примечания
Небольшой рассказ, вдохновлённый судьбами таких прекрасных поэтов как Мандельштам, Гумилёв, Есенин и Ахматова.
Сборник
06 июля 2021, 03:09
– Можете себе представить? Тётушка дала добро на выпуск сборника! – блондин восторженно всплеснул руками, продолжая шагать по аллее. Прохладный весенний ветер не мог остудить его пыл, благодаря тёмному мужскому пальто, плотно осевшему на крупной в плечах фигуре. – Я был бы весьма признателен, помоги Вы мне выбрать несколько моих стихов…
Женщина, что шла по правую сторону от его руки, смотрела вниз на дорожку, мощённую серой плиткой. Создавалось впечатление, будто она считает их количество, так как ступала своими туфельками на каблуках ровно по ним, оглашая столичную аллею характерным постукиванием.
Мужчина кинул на неё беглый взгляд и несколько нервно продолжил, видимо, смущённый поведением знакомой:
– А ещё я подумал о том, что мы могли бы и Ваши стихотворения там опубликовать…
Немая собеседница резко остановилась и посмотрела на блондина, который уже успел пройти немного дальше, но заметив, что спутница куда-то пропала, ошарашено обернулся и тоже остановился.
– Не стоит, – впервые за 15 минут он услышал её голос, беспомощно смотря на чёрную шляпку с белой лентой, на подпоясанное чёрное пальто, красиво облегающее широкие женские формы как снизу, так и сверху, и на ясные голубые глаза, обвивающие его бешено бьющиеся от волнения сердце холодной прозрачной вуалью безразличия.
– Почему? – тот облизнул пересохшие губы.
– Вы так давно твердите мне про этот сборник, я просто не могу отнять у Вас ни лучика той славы, что, очевидно, свалится на Вас после его выпуска. Пусть это станет Вашим дебютом, Павел, – женщина расплывается в ласковой улыбке и снова срывается с места, уже обгоняя мужчину. Тот поспешил за ней.
– Но Ваши стихи так прекрасны, Марина Викторовна! – в его голосе зайцем проскочило отчаяние.
– Я польщена, но всё же остаюсь при своём мнении...
Они с минуту шли, молча, теперь уже Павел тоскливо считал плитку под ногами, рассуждая, какая же она отвратительно серая, а Марина равнодушно смотрела вперёд, будто совершенно не сосредоточенная на пейзаже вокруг. Впрочем, она бывала здесь сотню раз, скоро они должны выйти к памятнику Пушкина.
Знакомая зеленоватая фигура на постаменте. Угукающие под ногами голуби. Беспомощное перед заслонкой из облаков солнце. Грязные лужицы в трещинах плитки. Раньше всё это бы вдохновило Павла, дало толчок для создания очередного стишка с драматично смехотворным, как говорил Юрий, названием. Впрочем, оставим описания пейзажей на Антона, сейчас он пытался уловить каждое движение белёсых волнистых локонов, изящно ложащихся на чёрный ворс пальто, они напомнили ему ниспадающие потоки небольшого водопада. Они были слишком величественны для простого ручейка, но и одновременно с тем нежны и мягки, что не ставило их в одном ряду с огромными африканскими водопадами.
Наверное, он бы стал составлять в голове строки, посвящённые женской красоте, но в то же мгновение его одолела ненависть ко всей этой затее со сборником, а соответственно и со стихами.
«Боже, к чему такая спешка!»
И правда, даже с немаленькой шириной шага Павлу было тяжело поспеть за юркой фигурой в дамской шляпке. Куда она так летит?
Мужчина сделал усилие и аккуратно, стараясь не показаться каким-то хамом, схватил девушку за руку в лайковой перчатке. Та моментально обернулась, недоумённо хлопнув пышным ободком ресниц. Идеально лежащие до этого волосы съехали набок, и ему бы очень хотелось поправить их.
– Вы себя недооцениваете! – выпалил Давыдов, внутренние кончики его густых бровей слегка приподнялись, добавляя ему то ли отчаянный, то ли жалостливый вид.
Марина вздрогнула, продолжая сверлить собеседника взглядом.
– Это же такой шанс для Вас! Когда ещё мы оба сможем опубликоваться вместе?
Тонкие брови вздёрнулись, а пронзительный взор будто стал ещё более холодным, чем до этого, теперь стреляя шрапнелью из всех вариантов того, что же она ответит.
– Вот оно что… – тихий голос был едва слышен, уносимый розовым весенним ветром, который тоже в момент показался ледяным, и тёплая одежда на этот раз никак не спасала от постепенного ощущения регресса времён года и наступления зимы. – Вы, видно, считаете, что Вы – мой единственный билет в люди?
Павел удивлённо раскрыл рот и уже хотел начать отрицать выпад спутницы, хотя не то, чтобы он понял, что же он сказал не так, но та малая часть осознания, что пришла к нему в голову, нисколько не радовала его своей, как он посчитал, иррациональностью. Однако его перебил, увы, не голос, на этот раз резкий жест – женщина вырвала свою руку из неловкого замка крупных, мужских пальцев и глянула с явной неприязнью. Глаза были раскрыты настолько, что, чудилось, он мог пересчитать все её реснички, пухлые губы, напоминающие собой две коричневатые подушки, плотно сомкнуты. Мужчина оторопел, и, казалось, дрожь прошлась по его телу, которому не свойственен был страх.
– Всё не так, я имел в виду сам факт того, что нас опубликуют!
– По-моему, я уже говорила, что в помощи не нуждаюсь, – моментально отчеканила та, нисколько не сбавляя раздражение в тоне. – Я очень рада за Вас, давно пора Вам выйти за пределы «Бродячей собаки». Но я предпочту остаться там, потому убедительно прошу Вас, Павел, не пытаться утянуть меня с собой.
Мужчине в тот же миг почудилось, что он наступил в одну из тех коричневатых луж, что попадались им по дороге, и теперь все его ступни и нижние части штанин мокрые и грязные, отчего очень хотелось бы моментально оказаться дома, скинуть с себя одежду, даже не думая о её стирке, и упасть лицом в мягкую подушку. Хоть эта нежная перьевая девица не оттолкнёт его.
«Или просто утонуть в этой луже, и чтобы имени моего никто не вспомнил»
Он ничего не сказал и только отвёл взгляд по-собачьи больших, добрых глаз в сторону. Впрочем, что бы он мог сказать? Марина поставила его в тупик, вновь обозначив расстояние между ними на этот раз уже не пунктирной линией, а жирной чёрной полосой. Даже извинения были бы излишни в данный момент, как ему показалось.