Мы будем жить

Резкий хлопок двери заставляет Антона вздрогнуть и моментально подорваться с дивана, машинально прикрыв книгу, но при этом не забыв придержать нужную страничку пальцем. «С чего кто-то так рано? Встреча через час…» Слышатся шорохи и торопливые копошения в прихожей. За эти полминуты юноша успел перебрать всех, кто мог бы заявиться настолько заранее. Паша не отличался пунктуальностью, хоть, казалось, и был родом из богатой семьи. Марина всегда приходила точь-в-точь, чаще всего в сопровождении своего ближайшего друга – Юрия, у которого, определённо, в руках был бы свёрток с гостинцами. Антону даже порой было несколько неловко, что вроде квартира и его, а угощает не он. Впрочем, разве можно было устоять перед фирменным печеньем Деревяненко? Вскоре в дверном проёме показалась знакомая долговязая фигура в кофейного оттенка рубашке, коричневых штанах и подтяжках, которые он, увы, носил не для красоты, а из-за несвойственной его полу худобы. Красинов вскинул брови и вновь уселся на диван, будто бы обрадовавшись, что это не воры. – Вы чего так рано? – с ноткой беспокойства проговорил брюнет. Гость расплывается в ехидной ухмылке, и волнение тут же пропадает. Да, это прежний Юрий, нечего и думать, что что-то не так. – И тебе добрый день, – произносит тот в ответ и подходит к сидящему другу, протягивая тому руку, обрамлённую пятью длинными бледными пальцами. Антон пожимает её, из-за чего ему приходится отложить книгу на колени. – Ого! Что читаем? По-видимому, вопрос был риторическим, ибо сборник бесцеремонно подхватывают и подносят ближе к лицу. – Ага, Шекспир! Не то что бы я удивлён, – насмешливо подмечает Юрий. – У Павла Александровича понабрался охоты к романтике? – Вообще-то я читал «Короля Лир», и мог бы и дальше наслаждаться гениальностью слова Шекспира ещё где-то час другой… – Ах, точно! Твой вопрос, прошу меня простить, – мужчина возвращает книгу законному владельцу и подходит к полке со статуэтками. Их состав не менялся уже года два, с самого дня, когда Антон только переступил порог своей новой квартиры. Она, к слову, была совсем небольшая, располагалась на окраине Москвы – единственное, на что ему хватило денег, вырученных с продажи его старых икон (Юрий до сих пор помнил слёзы, которыми сопровождалась их покупка другим человеком) и работы редактором в какой-то газете. До этого Красинов либо снимал крошечную комнату, либо жил с Павлом, чья квартира могла вместить и пятерых жильцов. Но мужчинам не хотелось, чтобы подумали чего-нибудь не того, учитывая растущую известность Давыдова. – Собственно, никакой срочности нет, просто захотелось поговорить с моим милейшим другом. На этих словах Юра ставит статуэтку шута обратно на полку и оборачивается к хозяину квартиры, продолжая заискивающе улыбаться. Антон нервно поджимает тонкие губы. Милейший друг? – Если что-нибудь нужно, могли бы просто попросить… – отвечает Красинов несколько сдержанно. Ему не нравился этот «фарс». Мужчина тут же нахмурился и недовольно сложил руки на груди. – Уже поговорить с тобой нельзя без поисков подвоха? – тот надменно поднял смольную бровь. Что-что, а вот спорить с Юрием Антон никак не хотел. Стоило признать, что тот был жутко убедительным, и чаще побеждал аргументацию оппонента не столько настырностью, сколько змеиным спокойствием, с которым мог называть и вовсе ложные факты. Но кто сможет это проверить? И кто не поверит такому тону? Как бы хорошо ты не разбирался в оспариваемой теме, Юра всегда находил лазейку, чтобы сбросить тебя с плота уверенности в своей правоте. Сейчас у Красинова было меланхоличное и расслабленное состояние, из которого его бы легко мог выбить очередной выпад приятеля. Так что пришлось просто поддаться его «игре». – Хорошо, давайте поговорим. Чаю? – Нет-нет! Сидите! Нет времени чаёвничать, – собеседник явно оживился, обрадованный, что препирания наконец закончились. – Я хотел обсудить это сначала с Мариной Викторовной, но она опять с Павлом Александровичем шатается, – в его голосе звучали нотки раздражения, приправленного досадой. – А я-то думал у него иного рода интересы. Но я это не к тому, что вы, Антон Алексеевич, – ага, резко на Вы перешли. – …запасной вариант в кругу моего общения. Наоборот! Есть множество моих товарищей, которые бы с большей охотой выслушали подобную тему, но недавно я поймал себя на мысли, что мы так мало друг о друге знаем, хотя встречаемся частенько. Так дела не делаются, согласны? – тот вновь расплылся в своей фирменной гладкой улыбке. Такой эпитет Антон дал ей совсем не случайно. Она действительно казалась чересчур идеальной и…приторной? Словно мышцы его лица с самого рождения специально ложились таким полумесяцем, напоминающим улыбку Чеширского кота из знаменитого произведения Льюиса Кэрролла. Кажется, Красинов когда-то давно читал его. Ему не нравились такие абсурдные работы, но полнота образов не могла не восхищать своей глубиной и разнообразием. Всё это время Деревяненко тараторил без умолку и только на риторическом вопросе перевёл дыхание и продолжил: – В общем, Вы наверняка наслышаны о волнениях среди народа… Антон округлил зеленоватого оттенка глаза и воровато осмотрелся вокруг – не могли же их подслушать. Юрий усмехнулся, позабавившись реакцией друга. – Это должно произойти. Красинов тут же подскочил с места, отбросил книгу с колен, подбежал к окну, через которое на пол ложились тёплые весенние лучики, и резко опустил ткань, из-за чего болотного цвета шторы наполнились лёгким сиянием со стороны улицы, приняв на себя солнечный удар. – Не дай Боже, нас подслушают вороны и доложат императору. Раз они колдуну доверяют слепо, то и птица не станет чем-то таким уж удивительным, да? – съиронизировал Юра, подвинув себе стул и усевшись на него. Это могло бы раздражить Антона, но он и сам не знал, зачем так сделал, ведь, правда, кто мог их услышать. Он, конечно, знает о всяческих гонениях и арестах радикальных элементов общества, но чем они с Юрой отличаются от каких-нибудь пресловутых эсеров в глазах жандармов? Как бы ты не завуалировал свои мысли, ты будешь стоять на одном эшафоте с каким-нибудь террористом-смертником. Такова нынешняя судебная система в эпоху перемен. Если её, конечно, можно таковой назвать. – Почему бы Вам не обсудить это с самим собой в голове, а? – так Антон и делал, если быть честным. Он не боялся думать, он боялся действовать и говорить. – А что? Трусите? – в его словах чувствовался вызов. Юноша обернулся на Юрия. Тот сидел, закинув ногу на ногу, и прожигал взглядом своих карих глаз приятеля. Создавалось ощущение, будто сейчас из них выскочат воображаемые крючки для ловли не столько рыбы, сколько ответов, которые Красинов бы предпочёл не озвучивать, однако попадись они в силки, то тут уже ничего не поделаешься – как не противься, а сказать придётся. Это совершенно магическое влияние на собеседников Деревяненко друзья замечали и ранее. Кто-то называет это банальной харизмой, а кто-то (вроде Паши) заявляет, что это манипуляции, которые нужно всеми возможными способами игнорировать. Но на памяти Антона только одна Марина Викторовна, давно знающая Юрия, могла не поддаваться этим «чарам». Что уж говорить о нём – ему сказать слово «нет» порой сложно, а тут надо проявить нешуточную выдержку. – Просто это не рационально, – чтобы выдавить из себя хотя бы это, Красинову пришлось отвести глаза от лица Деревяненко. – Что? Говорить? – Говорить об этом… – О чём? – Сами знаете – Не знаю, скажите «Да он же смеётся надо мной!» Антон метнул взгляд на приятеля и обнаружил, что тот не улыбался издевательски, как ожидал юноша. Более того, он выглядел так спокойно, точно говорили они о рецепте эклеров, а не о… – О революции.