Любовь прекрасна

На Крите Чонгук сделал круг, чтобы заехать к дяде Джину. После приветствий, произнесенных со свойственным ему энтузиазмом, он указал на картонную коробку. — Они здесь. — Я хочу поблагодарить вас за них, — произнес Чонгук, задумчиво развязывая ленту, которой была перевязана коробка. — Они принадлежали твоему отцу. — Джин посмотрел ему в глаза. — Найдены в вещах отца после его смерти. Фотографии, — омега вздохнул, — это все, что осталось от него. — И что же на них? — Альфа усмехнулся. — Подозреваю, что моя мать там отсутствует. — Я не знаю, — уклончиво сказал старый омега и добавил: — Я не смотрел. — Он подошёл поближе к Чонгуку и произнес твердо, почти по слогам, словно хотел запечатлеть в его памяти каждое слово: — Твой отец Чон Джин Ён любил твою мать, по крайней мере вначале. Возможно, им не следовало жениться, но виноват во всем не только он, ты понимаешь? Не просто муки совести заставили его свести счеты с жизнью. Он застрелился сразу после смерти твоей матери. У Чимина резкой болью перехватило горло. Господи… Бедный мальчик, бедный маленький Чонгук! Машинально он протянул руку и прикоснулся к его руке, альфа ответил крепким сжатием. — Я отдаю должное вашей потрясающей осведомленности, — с явным сарказмом произнес Чонгук, холодным взглядом окидывая Сон Сокджина. — Вы хранили эти любительские снимки почти тридцать лет, почему вы вспомнили о них именно сейчас? Не глядя на смуглую мужскую руку, в которой пряталась хрупкая ладонь омеги, дядя Джин ответил тепло и безмятежно: — Я думаю, пришло время тебе взглянуть на них. Горячая волна залила шею Чимина. Альфа поднес его руку к губам и поцеловал, затем позволил омеге отойти и с улыбкой, но довольно сухо произнес: — Вы правы, как всегда. — Пришло время, Чонгук, принять своего отца таким, каков он был. Рэн, твой дядя, и бедняжка Джей сделали все, чтобы заменить тебе родителей, но они смотрели на Джин Ёна глазами твоей матери, то есть предвзято. Я уверен, они не желали быть несправедливыми, но не могли быть беспристрастными. Чимин переводил глаза с одного на другого. Его ухо уловило стальную нотку в голосе дяди. — Я знаю, что за человек был мой отец, — твердо произнес Чонгук. — Ты знаешь его только с одной стороны, — сказал взрослый омега. — Тем не менее эти фотографии твои, и я надеюсь, что ты удостоишь их внимания, прежде чем сжечь. Чонгук наклонился и поцеловал дядю в щеку. — Я посмотрю, но только ради вас. Откинувшись на удобном сиденье машины, Чимин смотрел в окно на проплывающие мимо пыльные улицы, которые означали, что блестящий отпуск закончился и неминуемо приближался понедельник. Скоро наступит осень, затем зима… Конец лета всегда нес в себе щемящую грусть, не то что весна, хотя и весной зачастую стояла отталкивающая погода. — Куда едем, Минни? Ко мне или к тебе? — спросил Чонгук, не поворачивая головы. — Мне нужно домой. Завтра с утра я должен взяться за работу. — Я мог бы подбросить тебя домой утром по дороге на работу. — Я чувствую себя не очень. Обычное недомогание. — Вот как? — Альфа взглянул на него с недоверием, словно Чимин нашёл новую отговорку. — Я хочу тебя, но дело не в том, я могу подняться и посидеть рядом. Если все, что ты хочешь сейчас, — лишь спать, то я просто побуду около тебя и посчитаю себя счастливым, если ты позволишь мне это. Чимин молчал, не торопясь с ответом. Как долго он ждал таких слов, как долго мечтал услышать их? Влюбиться не трудно, а когда романтическое увлечение подогревается страстью, можно легко потерять голову. Но страсть быстро вспыхивает и быстро гаснет. Другое дело, когда людей связывает нежность и преданность, которая дает уверенность в будущем. Смахнув внезапные слезы, он сказал: — Твои слова — лучшее, что мне когда-либо приходилось слышать. — Сомневаюсь, — усмехнулся Чонгук, скрытые эмоции придали его голосу некоторую неровность. — А как насчет того альфы, за которого ты собирался замуж? Тэмин, кажется? — Это довольно грустная история. Порой мне казалось, что он любит не меня, а какой-то вымышленный образ. Ему нужен был идеал, которому он мог бы поклоняться. — Ты не спал с ним? — Омега отрицательно покачал головой. — Он холост? — Нет, во всяком случае, когда я говорил с ним последний раз… — Вы поддерживаете отношения? — Голос Чонгука был спокоен и сдержан, но какой-то неприятный холодок пробежал по его коже. — Он звонит мне время от времени. Для него важно знать, что у него есть друг. — Не думаю, что он видит в тебе друга. Если ему нужен объект обожания, он мог бы найти кого-нибудь другого, — сказал альфа тоном, не позволяющим усомниться в его правоте. — Ты надолго взвалил на себя эту обузу, хорошо хоть вовремя смог понять, что это замужество обернется несчастьем. Чимин взглянул на его профиль, состоящий из резких линий и черт. Чонгук только повторил то, что ему говорили другие и что он знал сам, но в его устах это звучало определенно и убедительно. — Итак, что бы ты хотел делать вечером? — спросил альфа. — Чонгук, — взмолился омега. — Мне очень жаль, но я действительно неважно себя чувствую. Отвези меня домой, я выпью таблетку и лягу в постель. Мужчина свернул с оживленной трассы на тихие безлюдные улицы, ведущие к морю, и через несколько минут остановился около его дома. Когда они поднялись в квартиру, он проследил, чтобы Чимин принял таблетку от головной боли, потом поставил чайник. Они мирно пили чай. Чонгук протянул руки и мягко усадил омегу к себе на колени, он примкнул к его пухлым губам, целовал его, пока ресницы не сомкнулись, а рот стал податливым и ищущим. — Ты хочешь, чтобы я остался? — спросил альфа, его голос грубо напрягся. — Минни, ты выглядишь усталым и несчастным. — Меня немножко знобит, —поежившись, признался Чимин. — Но ничего, проснусь утром, и все будет прекрасно. У меня всегда так… Чонгук прижался щекой к его затылку, стук чужого сердца отдавался в омежьей груди, затем осторожно поставил парня на ноги. — Марш в постель! Улыбаясь, Чимин пошёл в ванную комнату, с наслаждением встал под теплый душ. Сильные струи освежали тело, которое Чонгук заставил испытать такую страсть, его руки скользнули по бедрам, поднялись к груди, и он задрожал, вспоминая… Вытершись и надев ночную рубашку, достающую кружевной оборкой до пола, он распаковал свою сумку, когда Чонгук появился в дверях спальни. — В постель, — скомандовал альфа. Чимин улыбнулся: — Хорошо, я оставлю это на завтра. Его улыбка была мимолетной, но голос был полон значения. — Если ты чувствуешь себя лучше без меня, я еду домой, но мне очень хочется остаться. Внезапно глупые слезы потекли из зелёных глаз. Глотая их, омега сказал: — Я тоже хочу, чтобы ты остался. Мужчина раскрыл большую дорожную сумку. — Только у меня нет пижамы. Чимин тихо рассмеялся: — Ничего страшного. Чонгук рухнул на постель, своими королевскими размерами соперничающую с его собственной, растянулся во всем своем нагом великолепии, согревая омегу теплотой своих сильных рук, пока его дыхание не стало ровным, а веки не сомкнулись. Чимин спал тихо и безмятежно.                          *** На следующее утро, чувствуя себя совершенно поправившимся, Чимин лениво повернулся и поцеловал щеку альфы, ликуя от сознания, что наконец он может видеть свое будущее так близко, стоит только протянуть руку. Я люблю этого альфу, люблю так сильно, и он любит меня… Такое пробуждение было внове для него и приятно во всех проявлениях: хрипловатый со сна голос Чонгука, его ленивое потягивание, чувство удовлетворения в улыбке, слабое возбуждение от его поцелуев, стеснение в ванной и даже то, что мужчина предпочитал очень крепкий кофе. Чимин что-то напевал себе под нос, пока они готовили завтрак: апельсиновый сок, кофе и яйца-пашот для альфы, тост и яблочный сок для него. Я никогда не забуду эти мгновения, думал омега улыбаясь, когда они сидели друг против друга за столом. — Ты выглядишь как летнее утро, — сказал Чонгук ленивым хрипловатым голосом, не вяжущимся с горящей синевой его глаз. Взяв хрупкую руку, он поцеловал ладонь. — Мне жаль оставлять тебя, но я не хочу начинать день с опоздания и должен идти. Квартира опустела, и Чимин долго стоял у окна, перебирая в памяти подробности их совместной ночи. Даже обычная доза неприятностей в свежей газете не смогла изменить его настроения, и он, продолжая улыбаться, пошёл в свою мастерскую и принялся за работу. День был расписан до минуты. Перед ланчем позвонил Яннис подтвердить, что они с Рэном приняли окончательное решение. — Нам нравится последний вариант, — заявил омега. — Абсолютно. И мне не терпится начать. — Тогда я пошлю его вам для утверждения. У вас есть на примете кто-то из строителей? — Мы хотим выбрать строительную фирму, с которой Рэн имел дело прежде, — сказал Яннис. Чимин осторожно поинтересовался: — А кто будет контролировать их работу? Кто-то должен все организовать — от заказа материалов до оплаты счетов. — Я, — ответил вердо Яннис. — Я пока не говорил никому, кроме Рэна, но я жду ребенка, и проект, подобный этому, как раз то, что мне нужно, чтобы чувствовать себя занятым. — Но это непосильная работа для человека без опыта, — заметил Чимин, стараясь быть предельно вежливым. — Я справлюсь, — заверил парень. — Тем не менее, мне хотелось бы знать, что ты будешь поблизости в случае, если мне понадобится помощь. — Конечно. Это будет оговорено в контракте. В ближайшее время я собираюсь на три недели в Японию. — К сожалению, подумал Чимин. Три недели без Чонгука! Да это целая вечность! — Но тебе не следует полагаться только на собственные силы. Десять минут спустя Чимин повесил трубку, радостно улыбаясь. Этот дом будет таким, как хотел Яннис, и внесет ощутимую лепту в его бюджет. Когда он вернулся к работе, то вдруг понял, что до сих пор нет звонка от Чонгука. Не то чтобы он ожидал этого звонка, альфа очень загружен работой, и у них не было планов на вечер, но… Между прочим, мужчина звонил, когда его обожгла медуза… Обычное недомогание, сказал омега себе. Это вовсе не причина, чтобы справляться о здоровье. Вечером он не выдержал и написал ему сам: «Чонгук, это я, Чимин. Просто хочу написать тебе «привет». Отчего-то на душе было тяжело, непостижимый страх холодил сердце… Ночью Чимина мучили кошмары, и наутро головная боль раскалывала его виски. Ни день, ясный и безмятежный, ни легкий ветерок с моря, рассеявший городской смог и наполнивший воздух ароматом цветов и соли, не могли развеять тучи, которые, казалось, сгущались над ним. Чтобы справиться с пасмурным настроением, он решительно отправился в гимнастический зал и занимался до седьмого пота, силясь заглушить раздражение из-за того, что Чонгук все еще не объявился. Но это было отнюдь не раздражение. Омегой владел страх, беспричинный, панический, возраставший с каждой минутой. Чимин открывал входную дверь, когда у подъезда остановилось такси. К своему изумлению, он услышал голос матери: — Минни! Обернувшись, омега воскликнул: — Мама, как ты здесь оказалась? Богом с тобой? Не отвечая, Чеён расплатилась с шофером. Когда такси отъехало, другой автомобиль поравнялся с подъездом и остановился на том же самом месте. Из него вышел Чонгук, высокий и неприступный, солнце отбрасывало блики на его каштановые волосы. Паника охватила Чимина, сердце замерло, перехватило дыхание. Он стоял, вцепившись в ручку двери и молча наблюдая, как они оба поднимаются по ступеням, не глядя друг на друга. — Что случилось? — спросил омега голосом, который показался ему незнакомым. — Нам нужно поговорить, — холодно сказал Чонгук, чеканя слова. Чимин удивленно взглянул на него. Не в состоянии ничего прочесть по выражению его лица, он перевел взгляд на мать, которая выглядела измученной. Чеён кратко сказала: — Пригласи нас войти, Минни. Они молча поднялись на лифте, Чимин открыл дверь квартиры. Когда все вошли, он, стараясь подавить мрачное предчувствие, бодро спросил: — Присаживайтесь и скажите мне, что все это значит? Чеён села, но Чонгук отказался: — Спасибо, я постою. — Чонгук, в чем дело? — недоумевал омега, ненавидя себя за то, что голос звучит неуверенно, словно он собирается в чем-то оправдываться. Мужчина достал фотографию из кармана пиджака и протянул ее Чимину. — Я нашел это в коробке, которую дал мне дядя Джин. Чимин посмотрел на фотографию. Хотя любительский снимок выцвел по краям, две фигуры в центре были видны совершенно ясно. Держась за руки, мужчина и женщина стояли где-то посреди улицы, женщина была одета по моде тридцатилетней давности. Позади них угадывался морской прибой. Оба улыбались, хотя улыбка женщины была несколько вымученной, будто она вот-вот заплачет. Нахмурившись, Чимин спросил: — Мои мать и отец? — Посмотри повнимательнее на его голову, твой отец был почти лысый, а у моего отца была шевелюра, — сказал Чонгук. — Это твоя мать и мой отец. — Его голос был ровным и лишенным каких бы то ни было эмоций, мертвым. Не дав омеге осмыслить сказанное, он продолжил: — Они на отдыхе, шикарный курорт. Тридцать лет назад. Чимин повернулся к матери, лицо той было серым и напряженным, глаза устремлены на сына. Я не должен паниковать, в отчаянии подумал омега. Я отказываюсь паниковать. Жестким голосом он спросил: — Пусть кто-то из вас объяснит мне, ради всего святого, что происходит? Чеён вздохнула, собираясь что-то сказать, но Чонгук опередил ее: — Из всего следует, — начал он с холодным презрением, — что ты и я — единокровные братья. У нас один отец, Чимин. Побелевшими губами Чеён воскликнула: — Нет! Чимин уставился на Чонгука: эмоции клокотали в нем с такой силой, что, казалось, воздух вокруг вибрировал. Ровным бесстрастным голосом альфа произнес: — Я не верю вам. Вы спали с моим отцом! — Да, — тихо подтвердила Чеён. — Я спала с ним. — Нет, — прошептал Чимин, — этого не может быть! — Послушай, — Чеён обратилась к Чонгуку , — Чимин не сын Чон Джин Ёна. — О, ради бога! — грубо прервал Чонгук.— Зачем продолжать лгать? Разве вы не видите, что вы делаете с Чимином? Вы сломали нас обоих! — сказал альфа, его тон был полон холодного сарказма. — К сожалению или к радости, мой отец сохранил эту фотографию как трофей. — Чимин не его ребёнок. — упрямо твердила Чеён , одеревеневшими губами произнося слова по слогам. — И ты можешь доказать это? — спросил Чимин, с трудом преодолевая комок, застрявший в горле. Чонгук потянулся к нему, потом уронил руку, не смея коснуться омеги. Он сказал: — Я ухожу. — Вы останетесь здесь и выслушаете меня! — выкрикнула Чеён. — Зачем? — спросил альфа, его глаза напоминали острые осколки льда на хмуром лице. — Вы действительно думаете, что мне интересно слушать ваши объяснения, зачем и почему вы спали с моим отцом? Я достаточно слышал о его похождениях, когда был ребенком. Мой отец был мастер оправдываться. — Да, я совершила это и не собираюсь оправдываться, но ты и Чимин не родственники, возможно, лишь очень-очень дальние. Чимин родился через год после моей встречи с твоим отцом. — Как вы докажете это? — безразлично спросил Чонгук. — Я могу показать паспорт, там есть дата моего рождения, — сказал Чимин, заметно нервничая. Чонгук мягко возразил: — Это ничего не доказывает. Прикрыв свои темно-зеленые глаза, Чеён продолжала настаивать: — Чимин — ребёнок моего мужа! — Почему мы должны верить вам? — произнес альфа чертовски вежливо. — Вы не можете доказать, что он не ребёнок моего отца. Полагаю, вы встречались несколько месяцев. Он часто ездил в Японию по делам. Чеён вспыхнула: — Хорошего же ты мнения обо мне! Я знала, что мой сын встречается с тобой, и ты думаешь, что я могла не предупредить его, если бы вы были родственниками? — А что я могу думать о женщине, которая спала с моим отцом только потому, что он был похож на ее мужа, в то время… — В его глазах закипал такой гнев, что Чимин невольно встал между ними. Чонгук оттолкнул его и продолжил: — В то время как ее собственный муж последние полтора года жизни был прикован к инвалидной коляске? Что, кстати, делает маловероятным, что он мог стать отцом ребенка. — Но это так! — Чеён сжала губы, затем сказала: — Я расскажу вам, как это случилось. Год спустя после несчастного случая с Кихо я подхватила ужасный грипп и никак не могла поправиться. Я была совершенно истощена. Благотворительная организация оплатила пребывание Кихо в госпитале, и у меня появилось свободное время. Той весной в Токио стояла холодная погода, и врачи рекомендовали мне поехать на южный курорт. В первый же день моего пребывания там я встретила Чон Джин Ёна. Чимин взглянул на Чонгука. Его взгляд, словно холодный луч лазера, сверлил его мать. Чувствуя, что собственное сердце разрывается, омега сказал: — Не надо, мама. Ты не должна рассказывать нам это. — Нет, должна. — Она тяжело вздохнула. — Контраст был разителен. Кихо пребывал в глубокой депрессии, он говорил исключительно о том, что хотел бы умереть. Джин Ён был полон жизни и был похож на мужа, каким тот был прежде. Я знаю, что это было дурно, грешно, безнравственно… Но я… Мягко взяв мать за руку, Чимин перебил: — Пожалуйста, не надо... Чеён смахнула слезы и, схватив руку сына, долго не выпускала ее. — Джин Ён говорил мне, что заехал на курорт в надежде посмотреть на омег. Я сразу поняла, что хоть он и похож внешне на моего мужа, но он совсем другой. Кихо был сама любовь. И он был моя любовь. Моя настоящая любовь. — Теперь она смотрела на Чонгука. — Ты был прав, когда сказал, что я спала с твоим отцом потому, что он похож на Кихо. Я не знала Джин Ёна хорошо, но не требовалось долгого времени, чтобы понять, что он в подметки не годится моему мужу. — Значит, поэтому ты… — начал Чимин. — Да, именно поэтому я беспокоилась, когда ты сказал, что встречаешься с Чонгуком. Я боялась, что он, возможно, похож на своего отца. — Похож или нет, разговор не обо мне. Вы не отрицаете, что спали с ним, — настаивал Чонгук. Чеён кивнула. — Я не думаю, что ты сможешь понять, но мы с Кихо были женаты всего год, когда произошел несчастный случай, и я так сильно любила его. Потом он совсем переменился. — Ее рука сжала руку сына, но она не сводила глаз с Чонгука. — Когда я была с твоим отцом, я могла притвориться, что все снова как прежде. Я не знала, что он женат. Чонгук покачал головой. Его губы были жестко сжаты. — Он лгал, впрочем, это было нормой для него. Очень мягко Чеён продолжила: — Когда все произошло, я возненавидела себя. Я раньше уехала домой. — Все это очень впечатляюще, но ничего не доказывает, — заметил альфа. Чеён посмотрела на сына. — Это случилось в сентябре, за год до твоего рождения. — Я не знаю точно, когда мой отец ездил в Грецию. — Чонгук говорил с холодной ясностью, его глаза стали прозрачны и безучастны. — Я знаю, что он застрелился за три месяца до рождения Чимина, четыре месяца спустя после смерти моей матери. Очень осторожно, без намека на злость, Чеён сказала: — И ты не веришь мне, когда я говорю, что Чимин тебе не брат? — Я не смею, — тихо сказал он. Чимин знал, что альфа чувствует. О, он доверял своей матери полностью, но, пока они не смогут каким-то образом выяснить дату поездки Джин Ёна на тот злополучный курорт, Чонгук будет не в состоянии победить сомнения. Словно отвечая на его мысли, альфа повернул голову, на его напряженных скулах ходили желваки. — Я должен знать, — сказал он, наклонившись к Чимину. — Ты понимаешь? — Да. Отпустив руку матери, омега подошёл к окну. Внизу сверкал черной эмалью автомобиль Чонгука. Чимин вспомнил, как он стоял, запрокинув голову, глядя на его окно, и как говорил, что ждал обещания и розу. Рыдания перехватили горло. Почти беззвучно омега сказал: — Нам никогда не удастся доказать это, не удастся убедить себя. — А ты можешь позволить себе пойти на риск? — Голос альфы был так же тих, как его. — Я знаю мою маму. — А я знаю лишь женщину, которая спала с моим отцом, потому что он напоминал ей собственного мужа. — Мне очень жаль, — прошептала Чеён. — Не сомневаюсь, — сказал он с подчеркнутой вежливостью. — Но не так, как Чимину и мне. Ничего не получится. Я ухожу. Чимин зажмурил глаза, чтобы не видеть его уход. Когда хлопнула дверь, Чеён провела дрожащей рукой по лицу и сказала: — О господи! Минни, я бы хотела, я хотела… — Не нужно. Он наведет справки, подумал Чимин с дикой, безумной надеждой. Он найдет выход. Но он не мог не понимать, что шансы отыскать нужную информацию после тридцати лет почти нереальны, Чонгук никогда не вернется, и он должен будет всю оставшуюся жизнь оплакивать свою несчастную любовь. Если только… Так как эти два слова были самыми бесполезными в языке, он сказал: — Не знаю, как ты, а я ужасно хочу чаю. — Минни… — Все в порядке, мама. — Если бы… — Мать посмотрела на свои руки, два кольца Богома: одно — подарок в день помолвки, другое — свадебное переливались в лучах солнца. — Ты был зачат, когда твой отец сумел преодолеть депрессию, и мы оба отчаянно хотели ребенка. Несколько недель спустя ему стало хуже, и он умер у меня на руках. — Она горестно вздохнула. — Все было кончено. — Мама… Но Чеён выпрямила спину. — Хотя мы не могли знать точно, но мы оба были уверены, что я беременна. Кихо был так счастлив, просто ликовал. — Она взглянула на сына. — Я никогда не понимала изречение Библии о том, что дети расплачиваются за грехи родителей. Теперь поняла. Я не могу ничего изменить из того, что сделала в те годы, но могу поклясться тебе, что ты не ребёнок Чон Джин Ёна. Быстрого взгляда было достаточно, чтобы понять, о чем Чеён думает. Чимин присел рядом с ней и крепко обнял. — Не нужно говорить так! — сказала омега. — Кто я такой, чтобы осуждать тебя? Мы все делаем ошибки, но я уверен, что ты самая лучшая мать на свете! Губы Чеёг дрогнули. — Ты веришь мне, Минни? Чимин провел рукой по щеке матери. — Да, — сказал он просто. — Я верю тебе. Не припомню, чтобы ты обманывала меня. — Хотя я не говорила тебе всю правду, — проговорила Чеён с горечью. — О господи! Если бы я могла начать свою жизнь сначала, то многое бы сделала по-другому. — Но ведь не все, мама? Не плачь, моя милая, а то я тоже начну плакать, и мы утонем в слезах. Позже, уже после того как они выпили чаю, Чимин спросил: — Когда Чонгук позвонил тебе? Чеён ответила всепонимающим взглядом. — Вчера вечером. Он сказал, что я необходима тебе и будет лучше, если я вылечу первым рейсом. — Богом знает? — О Джин Ёне и обо мне? Конечно. Я рассказала ему еще тогда, когда он сделал мне предложение. Он понял. Мне едва удалось отговорить его ехать со мной, хотя он защитил бы меня, потому что верит мне. Он просил меня позвонить. — Ее глаза наполнились слезами, но она твердо заявила: — Будет лучше, если я сделаю это сейчас. Чимин пошёл в ванную и умыл лицо, пока его мать разговаривала по телефону. — Он настаивает, чтобы ты приехал и пожил с нами, — сказала она, когда Чимин вернулся. — И я с ним согласна. — Я не могу так сразу, мама. Мне нужно еще сделать массу дел до отъезда в Японию. — Чонгук вернется? — спросила Чеён. — Если сможет убедиться, что ты и его отец не могли спать вместе за девять месяцев до моего рождения, то возможно. — Омега говорил спокойно, почти без волнения. Чеён прикрыла глаза, помолчала секунду, затем произнесла с сожалением: — Ты любишь его. — Я переживу это. Но хотя слова, казалось, с легкостью слетели с его губ, они словно прорвали плотину, и он разрыдался. Слезы градом потекли по его щекам. Чеён, обняв его за плечи, гладила сына по спине, пока приступ не прошел. Чимин почувствовал в душе полную опустошенность. Чеён сказала: — Ты справишься с этим. Это долго будет терзать тебя, и другая любовь никогда не будет такой же, но время хороший доктор. Я люблю Богома так же сильно, как любила твоего отца, но по-другому. И, дорогой, хотя тебе сейчас так тяжело, но я рада, что Чонгук разбудил твои чувства, пробудил тебя от сна. Я боялась, что ты останешься замурованным в своей башне навсегда, в страхе, что другой альфа обидит тебя. Не сдавайся. Любовь никогда не бывает напрасной, нужно только помнить, что страдание и боль — ее неизбежные спутники.                          *** Потянулись ужасные дни. Чимин цеплялся за слова матери, вспоминая их посреди ночи, когда не мог спать. Они с матерью пили чай и разговаривали о чем угодно, но только не о Чон Чонгуке. Спустя неделю мать уехала домой. Чимину недоставало её ненавязчивой поддержки, он заставил себя вернуться к привычной жизни: навещал друзей, развлекался, позволял другим развлекать себя, много работал — до темных кругов под глазами. Ночью он как лунатик бродил по квартире, пока в изнеможении не падал на постель, чтобы забыться тяжелым сном. Однажды днем позвонил Яннис. — Все готово, мы с Рэном подписали бумаги. Можем пообедать вместе, выпить шампанского и отпраздновать! Инстинктивно Чимин воскликнул: — О нет, только не обед! — Хорошо, — настаивал Яннис. — Тогда ланч завтра? Чимин колебался, но, конечно, Чонгук не будет присутствовать. — Это будет чудесно, — согласился парень. — Спасибо. Яннис умел отогнать неприятности и сделать из любого случая праздник. У него был отличный вкус, особенно когда дело касалось вин. Они пили прекрасное французское шампанское, к которому Чимин едва прикоснулся. Ну как «они», только Чимин сделал пару глотков, потому что Яннис был в положении. Омега был полон мыслей о предстоящем отъезде, и горький комок, стоявший в горле, мешал ему наслаждаться первоклассной едой. Ближе к концу ланча Яннис как бы между прочим заметил: — Ты тоже согласен с Чонгуком, что у меня в голове ничего нет, кроме денег? Чимин удивленно поднял глаза. — Нет, я видел, как ты смотришь на Рэна. Яннис покраснел. — Спасибо, — сказал он, чуть смутившись, искоса взглянул Чимина и, затем продолжил: — Мне следует извиниться. Когда мне рассказали, что Чонгук завтракал с какой-то особой, должно быть, сводным братом, я узнал, кто ты, и предложил тебе проект дома просто для приманки. Я хотел смутить Чонгука вероломством отца, вот почему затеял эту прогулку на яхте. Я не думал о твоих чувствах и потом сам чувствовал себя мерзко, особенно когда узнал, что ты вовсе не ребёнок Чон Джин Ёна. А когда ты показал мне план, я понял, что именно ты получишь эту работу. Я поступил ужасно, прости. — Ничего, — пробормотал Чимин, стараясь держать себя в руках. Яннис покачал головой. — У Чонгука были основания не доверять мне, но в свое время он здорово помучил меня. Он обращался со мной с холодной вежливостью, которая, скорее, была презрением. Он рассказывал тебе? Да, вижу, что рассказывал. — Не ожидая ответа, он продолжил: — Я любил его и думал, он отвечает мне тем же… — Тебе не обязательно рассказывать мне все это, — мягко перебил его Чимин. — Я хочу. А Рэна я знал и прежде и очень ему сочувствовал после смерти мужа. Он был таким потерянным, с этого все началось. Чонгук, конечно, решил, что я сблизился с его дядей, чтобы отомстить. — Но это не входит в круг моих обязанностей, — пытался возразить Чимин. Яннис пропустил его слова мимо ушей. — Сначала действительно я встречался с Рэном, надеясь позлить Чонгука и вернуть его, но прошло немного времени, и я понял, что Рэн это именно то, что мне нужно, — он добрый и простодушный и вместе с тем отлично разбирается в делах. Ну и деньги тоже немаловажный фактор для меня, не стану отрицать. — Я думаю, это важно для всех нас, — сказал Чимин, пытаясь найти способ прекратить этот разговор, не показав своих истинных чувств. — Для меня более чем важно, — сказал омега. — Я хочу жить с Рэном, иметь от него детей и научить его наслаждаться жизнью. И нам с Рэном будет легче, если семья примет меня. Чонгук в первую очередь, так как Рэн очень дорожит его мнением. — На твоём месте я бы все это рассказал Чонгуку, — посоветовал Чимин. Яннис исподлобья взглянул на собеседника. — Я думал, может быть, ты… С величайшей осторожностью подбирая слова, Чимин ответил: — К сожалению, это невозможно, мы больше не видимся. Молодой омега отставил чашку с кофе. — Я заметил, что ты очень бледный! — воскликнул он. — Господи, прошу прощения, но что произошло? Никакому другому омеге Чимин не смог бы открыться, но Яннис был так искренне дружелюбен, что мог растопить любой лед. Позже, может быть, он пожалеет, что сейчас, не вдаваясь в подробности, Чимин поведал ему, почему они больше не встречаются с Чонгуком. — О Боже! — выдохнул Яннис в наступившем молчании. — Что за жуткие вещи случаются на свете! Прости, Чимин! Но вы так чудно смотрелись вместе. Ты не возражаешь, если я расскажу Рэну? Я должен с кем-то поделиться. — Можешь рассказать, — кивнул Чимин. — Я знаю, Чонгук плохо относится к тебе, но он очень любил своего дядю. — Да, я знаю, — вздохнул Яннис. — Они не могли иметь детей, и это одна из причин, почему они взяли Чонгука после смерти его родителей. Возвращаясь домой, Чимин спрашивал себя, почему он был так откровенен. Выпитый бокал шампанского не мог спровоцировать это. Но он ни о чем не жалел, потому что доверял Яннису и знал, что тот не станет рассказывать никому, кроме мужа. Может быть, Рэн сможет простить Чонгуку его отношение к своему супругу и окажет племяннику поддержку. Если тот захочет ее принять. Чонгук не звонил. И он уже перестал надеяться, но каждый раз, просыпаясь, невольно бросал взгляд на телефон, в надежде увидеть пропущенный звонок. Было удивительно, насколько остро он переживал горе: оно придавило и опустошило его, весь мир казался тусклым и серым, каждый, кого он встречал, представлялся призраком в этом враждебном мире. Слава богу, еще два дня, и он полетит в Японию, землю, где родился его отец и где он умер. Он покидал город, где от одного сознания, что Чонгук где-то рядом и все же недосягаем, щемило сердце. Всякий раз, заметив в толпе высокую фигуру, омега замирал в сладкой тоске. Поздно вечером, когда омега собирал чемодан, в сотый раз проверяя паспорт и билет, раздался сигнал домофона и голос Чонгука произнес: — Чимин, я должен увидеть тебя. — Хорошо! — едва переводя дыхание, пробормотал омега и положил трубку. Чимин ждал его, с трудом удерживаясь от желания грызть ногти, — привычка, от которой он избавился, когда ему не было и восьми лет. Желание увидеть его и смутные опасения соперничали друг с другом. — Ты не спал? — спросил мужчина с порога. — Как видишь, нет. Садись. Что-то случилось? — Это зависит от того, как ты к этому отнесешься, — мрачно произнес альфа.— У меня дела в Корее, я как раз еду в аэропорт. Должен тебе сказать, я выяснил, что мы не братья. Холодная отчужденность его взгляда остудила охватившую Чимина радость. — Как ты узнал? — тихо спросила омега — Дядя Джин и Рэн заезжали ко мне час назад. — Зачем? — Как я догадываюсь, ты рассказал Яннису, что мы перестали встречаться. В его голосе не было осуждения. Чимин поднял было руки, потом уронил их и сжал так, что побелели суставы. — Да. Извини, ты, наверное, не хотел, чтобы он знал. — Это не имеет значения. — Жесткая усмешка искривила его рот. — В сущности, Яннис пристыдил меня, воздав добром за зло. Это пойдет мне на пользу. Он, конечно же, пересказал ваш разговор Рэну, тот связался с Джином. Они пришли рассказать мне, что в ту страшную ночь, когда случилась трагедия с моей матерью, Рэн с дядей Джеем были в нашем доме. — Чонгук говорил ровно, без всяких эмоций. — Не понимаю. — Чимин облизал пересохшие губы. — Вероятно, мать устроила праздничный ужин в честь возвращения отца. Он в этот день приехал из Греции. На столе в гостиной горели свечи. Рэн рассказывал, что в тот вечер мать набросила на плечи большой прозрачный шарф. Когда Джеем вошли в гостиную, мама с фотографиями в руках бежала вниз по лестнице, шарф развевался за ее спиной. — Это были те самые фотографии? — в ужасе прошептал омега. Чонгук кивнул и продолжил: — В истерике она бросилась к свечам, чтобы сжечь их. Отец пытался оттащить ее, но шарф уже пылал, поджигая платье. Рэн подоспел ему на помощь, но она вырвалась и бросилась наверх, в мою спальню. Чимин стоял неподвижно, поражаясь порыву этой женщины, кинувшейся искать спасения в спальне маленького сына. Вероятно, потому, что он был единственным, не причинившим ей страданий. Но какие страшные воспоминания она оставила ему! Чонгук снова заговорил, ровно и бесстрастно. — Она умирала пять месяцев. Дядя Джей настоял, чтобы отец переехал к ним. Он был не в состоянии работать и никуда не выезжал, пока не привел в порядок завещание, чтобы обеспечить мое будущее. Потом он застрелился. Теперь все даты известны. Мы никак не можем быть родственниками. Чимин подошёл к нему, обняв за плечи. — Все хорошо, все хорошо, — монотонно повторял омега, пока его напряжение не ослабло. Чонгук прижал его к себе. Чимин ощутил его тепло, знакомый волнующий запах, но знал, что надежды нет. Чеён была косвенной причиной ужасной смерти его матери. Каждый раз, глядя на меня, он будет видеть эту страшную картину, на долгие годы омрачившую его жизнь, подумал Чимин — Я должен идти, — сухо сказал мужчина. — Да. Его руки бессильно повисли. Сухими глазами наблюдал он в окно, как альфа идет к автомобилю и, преодолевая себя, поднимает голову и машет рукой. Горькое прощание, подумал омега, содрогаясь от боли, и поднял в ответ руку. Их огромной любви больше нет. Для Чонгука, разумеется. Парень будет любить его до смерти.