Beastly Beauty

Хосок решил выполнить свое обещание помочь мне вспомнить наше прошлое, и первой частью этого было отвезти меня на пляж — тот самый, на который Чонгук привёз меня ночью и  впервые оживил мою память о нем.  Вместо того, чтобы подниматься на холмы, Хосок вывел меня на песок и подвел к берегу. Небо было кристально-голубым, резкий бриз доносил запах океана, а пряди рыжих волос падали мне на лицо. Его рука сжимала мою достаточно крепко, заставив меня на секунду задуматься, не думает ли он, что я скоро исчезну.  — Почему мы здесь? Мы вместе ходили на пляж? —  сказала я между звуком катящихся волн и ветром. Но Хосок не ответил, даже не повернул ко мне голову.  Он все смотрел на горизонт, где темное, серо-голубое море переходило в более светлые оттенки неба. Волны разбивались, и прилив подходил к нашим ногам. Я коротко вздохнула, когда ледяная вода коснулась моей кожи, а затем, глянув вниз, обнаружила, что мои ноги босые. Когда я сняла обувь? Снова взглянув вверх, я вздрогнула, увидев небо, теперь уже грифельно-серого цвета, и бушующие черные тучи.  Моя рука инстинктивно потянулась к руке Хосока, и я сжала его ладонь в перчатке, когда молния ударила в воду прямо перед нами. Сверху раздался оглушительный гром, и я повернулась, чтобы найти эти янтарные глаза, но вместо этого меня встретила скрытая пустота. Я попыталась отстранить руку, но его железная хватка не позволила этого сделать.  Я стиснула зубы, когда он склонил голову набок, от этого зловещего искаженного смешка у меня по коже побежали мурашки.  — Очень милый сон, который у тебя был. Только одна проблема, — сказал он, притягивая меня ближе и обвивая рукой мою талию. — Твой выбор спутника оказался не верным. Мне просто нужно было прийти и исправить это для тебя.  Я услышала злую ухмылку в его изменившемся голосе, и мне не терпелось выбить ему зубы.  — Почему ты здесь? — с осторожностью спросила я, стараясь держаться как можно напряженнее.  Еще одна вспышка молнии и последовавший за ней раскат грома были настолько громкими, что земля содрогнулась.  — Разве мужчина не может скучать по своей любви и нанести ей визит? Эти покрытые перчатками пальцы с нежностью коснулись моего подбородка, и хотя это действие вызывало у меня отвращение, я задавалась вопросом, было ли оно искренним для него. Я подавила желание огрызнуться, что я не принадлежу ему. Он уже знал это, он просто хотел вывести меня из себя. — Ты давно не приходил ко мне. Почему сейчас? Что изменилось?  Возможно, он расскажет мне о своих планах. Капюшон замычал, проводя кончиком пальца по моему горлу.  — Это твой способ сказать, что ты тоже соскучилась? Ты заблуждаешься, хотела сказать я, но у меня пропал голос. Через несколько секунд бушующих волн и ревущего грома он вздохнул.  — Тихо сегодня вечером, я смотрю. Как скучно. Я ничего не ответила, но попыталась отступить, когда в тени его капюшона запульсировали светящиеся оранжевые радужки. Рычание вырвалось у него из груди, затем он толкнул меня назад, и я чуть не потеряла равновесие. — Было бы разумно с твоей стороны заговорить, Чеён, прежде чем я сделаю что-нибудь менее приятное, чтобы заставить тебя общаться со мной. Мой желудок скрутило от последствий того, что он сказал, но я отказалась удовлетворить его ответом. Он хотел увидеть, как я отреагирую, хотел почувствовать, что может проникнуть мне под кожу. Так что я продолжала смотреть на него, не произнося ни слова. Он усмехнулся, пока голос не превратился в полномасштабный смех.  Маниакальный. Ужасный смех оборвался так же внезапно, как и начался, и его тело стало больше от глубокого вдоха. Мои глаза метнулись к его рукам, когда он начал снимать перчатки достаточно медленно, чтобы вызвать во мне страх.  — У тебя есть пять секунд, чтобы убежать от меня как можно дальше.  От его тона мне казалось, будто холодный костлявый кончик пальца провел по каждой косточке моего позвоночника.  Его перчатки упали на песок. Невероятно черный плащ оставался неподвижным, несмотря на резкий ветер. Его глаза продолжали сверкать на затененном лице. И когда он начал обратный отсчет, малиновое пламя вспыхнуло и вырвалось из его ладоней. Когда его плечи расширились, а рост стал выше, моя решимость окончательно рухнула.  — Пять, — он изменил форму, как Хосок в лесу. Высвобождая свое темное «я», которое должно быть гораздо более опасным и готовым сделать больше, чем просто пугать меня и играть в интеллектуальные игры…Его голос стал глубже.  — Четыре.  Я побежала.  Бежала по пляжу так быстро, как только позволяли мои мышцы, я не обращала внимания на дождь, который начал хлестать потоками, на вспышки и грохот бури наверху, на грохот волн и вопли ветра.  Я сосредоточилась только на том, чтобы добраться до ближайшего ко мне укрытия, которым оказался обветренный причал. Я бы попыталась отправиться в город, но его уже не было; город растворился в бесконечной полосе пляжа и бурлящем небе. Я находилась в нескольких шагах от причала, когда песок и лес передо мной замерцали красно-оранжевым светом.  Сзади исходил жар, на затылке выступил пот, но я продолжала бежать по причалу, пока доски скрипели у меня под ногами.  А после причал закончился, ведя в неведомые глубины черной воды.  Я развернулась и встала достаточно близко к краю, чтобы мои пятки больше не касались дерева — только воздух и морские брызги. Он стоял в начале причала, весь пляж, через который он преследовал меня, был очерчен красным пламенем. Пламя от его рук поднималось вверх, сгибалось и обвивалось вокруг его груди, его рук, его шеи, как будто они обрели собственную змеиную жизнь. Он шагнул вперед, но вместо того, чтобы приблизиться хотя бы на один шаг, он резко оказался прямо передо мной — так близко, что я почувствовала его дыхание на своем лице, ощутила тепло его силы и зловещее обещание, которое давали эти сияющие глаза.  Я взглянула в ответ и прочитала этот навязчивый взгляд, увидела сквозь слезящиеся глаза судьбу, в которую он поклялся, что втянет меня. Я не вздрогнула, когда он схватил меня за руки, и змеиное пламя переместилось с его плаща на мою кожу. Ожог был мучительным, но боль быстро прекратилась, когда я позволила себе упасть назад.  Ледяная вода окутала меня, я вздрогнула, и распахнула глаза.  Но тогда было тепло, спокойно и что-то пахло хвоей.  — Эй, эй, — ровный голос Хосока вернул меня к реальности, и, хотя в комнате было еще темно, я могла различить мышцы и изгибы его тела, на которые опиралась. — Ты в порядке? — продолжил он, собираясь сесть, но я уткнулась лицом ему в грудь и прижала его обратно.  — Я в порядке, — прошептала я ему в кожу, позволяя его теплу смягчить кошмарную иллюзию мучительного огня и ледяной воды.  — Чеён, — его пальцы зарылись в мои волосы и начали массировать кожу головы. — Поговори со мной. Что тебе приснилось? Я вдохнула его запах, позволив себе ещё больше удостовериться в реальности. Я в безопасности. Под охраной. Он не допустит, чтобы со мной что-то случилось.  — Он был там, — ответила я.  Движения рук Хосока прекратились.  Его грудь на мгновение перестала подниматься.  — Я так и думал, — сухо сказал он. — Он...приложил руку? — Это уже не в первый раз. Этого было достаточно, чтобы Хосок принял сидячее положение, взяв меня с собой. Его руки обвились вокруг меня и притянули как можно ближе, затем он  мягко прижался своим лбом к моему и прикрыл глаза. Я тоже закрыла свои, слушая его контролируемое дыхание. — Мне очень жаль, — его слова тронули мое сердце тем, насколько расстроенным он казался. — Я никогда… никогда не позволял себе думать, что в тех снах он делал что-то большее, чем просто пугал или угрожал тебе. Если бы я знал, я бы нашел способ быть рядом с тобой. — Это бы ничего не изменило, — тихо сказала я, обхватив руками его голову. — Я никогда не знаю, когда он появится. И ты все равно не сможешь использовать свою силу. — Чеён, — грубо произнёс он, опуская голову вниз, пока его лицо не оказалось на изгибе моей шеи. — Если бы я знал, мне было бы все равно, что для этого нужно. Как ты думаешь для чего я тренировался?  Я должен остановить его, — я позволяю своим пальцам зарыться в его волосы. — Но мне не все равно. Меня волнует, кем ты хочешь быть и кем не хочешь стать, Хосок. Я не хочу смотреть, как ты попадаешь в то самое место, которого ты годами пытался избежать. — А я не хочу смотреть, как тебя ранят или отнимут у меня.  — Мы можем найти способ остановить его, не поддаваясь этой тьме, — возразила я. Его руки чертили узоры на моей нижней части спины, лицо все еще дыша мне в шею. — Позволь мне защитить тебя.  Позволь использовать эту часть себя для чего-то хорошего. — В конце концов, эта сторона будет контролировать тебя, а не наоборот.  Я видела, что это сделало с тобой, что это сделало с ним. Пожалуйста, просто...прекрати тренироваться, — прошептала я. — Помнишь, я сказала, что не стану подвергать себя риску ради тебя? Ты обещал мне, что тоже не будешь, — я вздохнула, когда Хосок обнял меня за талию и вдохнул, слегка проводя носом по моему плечу и ключице. Он пробирался вверх по моей шее, пока его щека не коснулась моей, а его губы не коснулись моего уха. — Я уже покинул тебя однажды.  Теперь, когда ты здесь, в моих объятиях, я больше никогда не хочу тебя отпускать, — прошептал он. — Тогда не делай этого, — мягко сказала я, обхватив его лицо. Он откинулся назад достаточно, чтобы встретиться со мной взглядом.  — Тебе не придется. Мы не позволим ему победить, хорошо? Хосок слегка нахмурил брови, когда  взгляд намеренно охватывал каждую частичку моего лица.  Мой большой палец коснулся края его шрамов, в то время как он поднес руку к моим губам, проводя пальцем по моей нижней губе. Он обхватил меня  за подбородок и притянул к себе, чтобы приблизить свои губы к моим. Я прикрыла глаза, и мое сердце забилось, когда он не торопясь поцеловал меня. Мягко и не спеша. Со смыслом. Он отстранился и поцеловал меня ниже уха, прежде чем заговорить тихим голосом.  — Ты так много сделала, чтобы я чувствовал себя достойным и замеченным. Для меня было бы очень важно, если бы я мог заставить тебя тоже почувствовать это. Если ты позволишь мне, я покажу тебе, насколько ты прекрасна.  Это была самая добрая и в то же время самая страстная вещь, которую кто-либо когда-либо говорил мне. И я бы не хотела, чтобы это исходило от кого-то другого, потому что знала, что только он мог произнести эти слова так, что мое существо пронзило тоскующую боль.  Простая, безошибочная потребность показать ему любовь и получить от него любовь в ответ.  Эти медово-стеклянные глаза засияли, когда заметили мою улыбку. — Полагаю, теперь твоя очередь, — сказала я. Хосок усмехнулся и погладил меня по щекам, позволив своим большим пальцам коснуться очертания моего подбородка. — Ты необыкновенно красива, — его шепот пронесся по мне, как ветерок с ароматом роз. Наклонившись вперед, он поцеловал меня в нос. Потом виски.  Щеки. Уголки губ. Его руки медленно, но робко скользнули вниз по моей шее, зажигая знакомое, но слабое жжение на ключицах, плечах, руках. Его прикосновение было теплым, ярким и сладким. Прикосновение, которое очистило каждое пятно, оставшееся от монстра из моего кошмара. Но когда кончики пальцев Хосока сгладили каждое пятнышко, его прикосновения изменились, стали горячими, соблазнительными и смелыми. Его руки обвели мою талию, прежде чем найти мои бедра и притянуть меня ближе, пока я не оказалась у него на коленях, и наши тела не прижались друг к другу. Его пальцы оказались у меня под рубашкой, зажигая дорожку искр по моему позвоночнику.  Я вздохнула, когда адреналин захлестнул мои вены, и Хосок поймал мои приоткрытые губы своими, чтобы поцеловать меня со страстью.  — Ты великолепна, — нежно сказал он, коснувшись моих губ. Но я услышала отголоски эха — более тихого, юного голос, пронесшийся в моей голове.  — Ты великолепна, — сказал Хосок, увидев, как я пытаюсь научить его пируэту в четвертый раз за вечер. Мои глаза нашли его в зеркале.  — Великолепна? — я положила руки на бедра. — Что это за выбор слов? Звучит так причудливо.  Его щеки приподнялись, показывая, что за его черной банданой скрывалась улыбка.  — Это просто… единственное слово, которое тебе подходит.  Я хихикнула.  — Хосок, я даже не так хороша в танцах!  — Это неправда, — быстро ответил он, прежде чем сделать шаг вперед. — Но я говорил не о твоих танцах. Я говорил о тебе.  Мой взгляд метнулся к собственному отражению, обнаружив стремительно краснеющие щеки. Я снова посмотрела на него. — Что ты имеешь в виду? — Я имею в виду, — он сделал паузу, пока не прошел передо мной, перекрывая мне взгляд на зеркало. Наши глаза встретились, и я не могла поверить, насколько хороши его радужки и как трудно было отвести от них взгляд. Я никогда раньше не была влюблена в мальчика...никогда не чувствовала того, что другие девочки в моем классе говорили о чувствах. Но когда мальчик передо мной посмотрел на меня и положил руку мне на плечо, мое сердце забилось быстрее. Мой румянец стал ярче. И мне захотелось узнать о нем побольше, спросить, почему у него обычно такие грустные глаза и почему он закрывал половину лица. Хосок был другом, мальчиком, о котором я заботилась и чувствовала потребность защищать. Но было что-то в том, насколько он был осторожен, когда прикасался ко мне, что-то в его глазах, которые казались более счастливыми, когда он был со мной... Мне было интересно, не были ли ощущения в моем животе теми бабочками, о которых всегда упоминали мои друзья. — Я имею в виду, что ты, как человек, удивительна для меня. Не только потому, что помогла мне полюбить танец, но и потому, что ты относишься ко мне, как и ко всем остальным. Ты говоришь со мной, ты на самом деле хочешь узнать меня. И ты не смотришь на меня так, будто я тебя пугаю. Где-то глубоко в груди мне было больно за него. Мне было больно от той боли, которую он, должно быть, испытывал каждый день из-за того, как все — взрослые, учителя и дети его возраста — смотрели на него. Я заметила это после того, как проводила время с ним достаточно много раз. Но я так и не осознавала, как много для него значило то, что я не смотрела на него так же, как и все остальные. Я улыбнулась и положила свою руку поверх его. Мы на секунду взглянули на свои руки, почувствовав странное тепло, но я не отступила. Его взгляд снова встретился с моим, и я притворилась, что не заметила наворачивающихся в них слез, когда прошептала: — Я никогда, никогда не буду бояться тебя, Хосок. Ты всего лишь мальчик. Особенный мальчик, которому никогда не позволено покидать меня, ясно?  Он сморгнул слезы и кивнул головой.  — Да. — Чеён? — глубокий, зрелый голос Хосока перекрывал эхо его юного «я». Он обхватил моё лицо, наблюдая за  выражением, и слегка хмуря брови.  — Что случилось? Ты отстранилась и… — Извини, — сказала я, переплетая свои пальцы с его, все еще лежащими на щеках. — Ко мне вернулись воспоминания. Там были ты и я в той старой студии. Тогда ты тоже назвал меня великолепной.  Его хмурый взгляд сменился натянутой улыбкой. — Ты всегда ею была. — Я обещала, что никогда не буду бояться тебя, — мрачно вспомнила я. Улыбка исчезла, и он заправил прядь волос мне за ухо.  — Я помню, — прошептал он. — Ты так сильно покраснела, что на секунду убедила меня, что мои чувства не были односторонними.  — У тебя были чувства ко мне настолько давно?  Он усмехнулся.  — Милая, ты мне понравилась с тех пор,  как впервые посмотрела на меня.  Хосок, должно быть, почувствовал, как мои щеки загорелись, когда он убрал руки от моего лица, его глаза скользили по моим скулам.  Затем он издал хриплый смешок. — Вот оно.  Я закрыла глаза и попыталась запечатлеть голос, счастливый образ в своей голове. — Я хочу запомнить. Все это. Всех вас, и нас. Я хочу узнать тебя получше и чувствовать к тебе еще больше, чем сейчас — если это вообще возможно.  Я не хотела звучать отчаянно, но это прозвучало как мольба. Откинув со лба часть своих каштановых волос, он поглотил меня своим взглядом.  — И что именно ты сейчас чувствуешь ко мне? У меня перехватило дыхание, когда он откинулся назад, в ожидании моего ответа. Руки больше не касались меня, но глаза держали меня, как будто я все еще была в его объятиях. — Не уверена, как выразить это словами, — нерешительно признала я, так хорошо осознавая его ястребиный взгляд. — Я знаю только то, что когда ты тренировался, и мы не разговаривали, мне казалось, что я неполноценна. Я  понимала, что со мной все будет в порядке без тебя. Но я бы никогда не хотела бы оставаться без твоего присутвия, если бы могла помочь. Я никогда не хотела бы чувствовать себя так, как это было во время тренировки хореографии, когда ты был вроде так близок ко мне, но я знала, что через час ты снова уйдешь. —Чеён, — прошептал он так тихо, что по моим плечам пробежали мурашки. Но я продолжила. — Я не пытаюсь заставить тебя чувствовать себя виноватым. Я понимаю, почему ты решил сделать это. Я хочу сказать, что твое отсутствие заставило меня понять, как сильно я буду скучать по тебе, если мы больше никогда не поговорим. И это отсутствие уменьшилось, как только ты согласился остаться со мной прошлой ночью. Но осталось еще часть этого, прямо здесь, — сказала я, указывая на свою грудь, — как тупая боль, которая, я думаю, не уйдет, пока я все не вспомню.  Его хмурый взгляд вернулся. — Мне знакомо это чувство. Это то, что я чувствовал, когда мне пришлось заставить тебя забыть. Мне пришлось уйти от тебя, зная, что каждый раз, когда я видел тебя, у меня был шанс, что ты можешь заметить меня, и тогда мне пришлось бы видеть, как ты смотришь прямо на меня, не узнавая, кто я такой. Наступила долгая пауза, мы оба пытались осмыслить чувства друг друга.  У меня разбилось сердце от того, что он испытал такую ​​же дыру в груди.  Хосок потянулся ко мне и притянул к себе, лаская мои волосы, а я положила голову ему на плечо. — Я обещаю тебе, что исправлю то, что сделал с тобой. Я помогу тебе вспомнить. И перестану тренироваться. И я никогда больше не позволю этому трусу поднять на тебя руку, во сне или наяву. Я верила каждому его слову. Я просто не была уверена, что это обещание он сможет сдержать.