Восход Великого Солнца

«Коль хорошо сыграли мы, похлопайте

И проводите добрым нас напутствием»

Октавиан Август

Светоний «Жизнь двенадцати цезарей. Божественный Август»

В последние минуты жизни человек чувствует холод, словно его внесли в глубокий погреб. Перед глазами темно. Мгновения кажутся часами. Боль, не мучительная, но опустошающая, разносится по телу. И ты уже не знаешь, чего хочешь — продолжения или избавления. Хочешь двинуться — не можешь. Хочешь вздохнуть — тоже не можешь. Когда же наступает долгожданный момент, то тело приподнимется над землёй, его берут на руки, тянут куда-то вперёд. К свету. Становится тепло, и все волнения проходят. Но внезапно на смену тяжести в животе пришла резкая боль во всём теле. Особенно в спине и в руках. Не остаётся ничего, кроме как сожмуриться посильнее. А в следующий миг понять, что лежишь. Гай Юлий Цезарь Октавиан Август открыл глаза и не узнал потолка. Как и всей комнаты. Это была явно не спальня его кровного отца. Было душно. Он ощущал тяжесть. Будто ему под кожу залили медь, и с каждой попыткой двинуться она разогревалась. Он только и мог, что поворачивать голову и недоумевать. Где все — жена Ливия, пасынок Тиберий, слуги? Или они перевезли его из Нолы без его приказа. Но куда? Неужели в казарму? «Что, во имя Юпитера, здесь происходит?» Но вопрос остался без ответа. Однако было и кое-что хорошее в этом. Например, он чувствовал… молодость, словно с него сняли лишние наросты. Когда боль в теле пройдёт, то он сможет познать, вернее, вспомнить это ощущение получше. Пока она убывала по капле. Кроме этого, за место страха пришёл интерес. Некоторые вещи здесь он никогда не видел. Это его друзья так постарались и преподнесли такие дары? Вряд ли Август был хорошего мнения о них. Они не стали бы беспокоить его чем-то подобным. Больше всего его заинтересовал странного вида доспех на стойке напротив. Чёрный, с витиеватыми золотыми линиями, вычурный по форме, но в то же время крепкий на вид. Даже у преторианцев подобного не было. В глаза врезался странный символ на груди в виде солнца с лучами. «Это знак Аполлона? Или это что-то другое?» Дверь в комнату открылась, и вошёл человек с подносом. За ним поднялось много песка и пыли. Заметив, что Октавий не спит, он поставил поднос на стол и удалился. «Его наряд не похож ни на один, что я видел. Может быть, я оказался в одной из провинций, в которой никогда не был? Странно» По крайней мере он знал, что находится где-то в засушливом месте, вероятнее всего, в пустыне. Однако представить не мог, кто и как перевёз его через Mare Nostrum, да и так быстро? Но вскоре эти вопросы пришлось отложить. Через несколько минут в комнату поочередно вошли три человека, каждый из которых всё больше и больше удивлял Октавия. Первым был невысокий мужчина, явно не италик, с лысой, как колено головой, рыжими усами и слегка полноватый, однако несмотря на это он держался по-военному. Вторым был мальчик в мягко-синей мантии с кожей цвета бронзы и сильно подстриженный. От вида третьего, вошедшего последним, принцепса охватил ужас. Он хотел закричать, но не мог. Перед ним предстал монстр с телом человека, птичьей головой и блестящими глазами. Кожа в несколько слоёв нарастала на его теле. Он стал приближаться, пока не навис над ним. От него пахло уксусом. — Так-так, больной… глаза, — голос был сухим и приглушённым. Зверь коснулся нижнего века и потянул вниз, — в норме. Мальчик записал в тетрадку. — Язык, — он схватил Октавия за челюсть, надавил и заглянул в рот, — Высуни его. Да, вот так. Хорошо. — Он поправится, доктор? — беспокойно спросил человек с усами. — Вполне, комендант. Чудовище, названное доктором, отпрянуло, достало из кармана ткань и начало протирать руки. — Как хорошо. Как мне вас отблагодарить? — Благодарите не меня, но Великое Солнце. И дигидропероскид. «Что? О чём они?» — думал Октавий, понимая слова, но не их значения. — Разумеется, вы же уже получили свою плату…причём немаленькую, — мужчина брезгливо оглядел лекаря. — Скажите, а вам обязательно носить этот…костюм. Тот дпже не заметил его взгляда, или не подал виду. — Естественно. Это стандартные санитарные нормы. На случай, если больной принёс из пустыни Корат какую-то хворь, то все, кто с ним контактировал, благополучно умрут. Я же останусь единственным, кто опишет новый недуг. — Как-то не очень успокаивает. — А должно? Моя цель — бороться с болезнями и их изучать, комендант Краус. Если в процессе нужно будет ампутировать конечность или даже вскрыть заживо — я это сделаю. Во благо науки и мира. Говорил он спокойно и естественно, даже с капелькой гордости, от этого становилось не по себе. — Понятно, давайте закроем эту тему… Как скоро он встанет на ноги? Доктор посмотрел в тетрадь мальчика. — По срокам ничего сказать не могу. Может месяц или два. Я удивлён, что он выжил с такой кровопотерей. Воистину, юный организм творит чудес. Будь у меня время и материал, я бы изучил это подробнее. — Благодарю, благодарю ещё раз… Ян, что последнее ты помнишь? Октавий понял, что обращаются к нему. Его самого одолевало множество множеств вопросов: кто такой этот Ян, что это за место, лагерь, что, во имя всех богов пантеона, значит Великое Солнце и прочие вопросы. Но прокричать хотел только один. «Что здесь происходит?!» Видя это, Краус и врач переглянулись. — Должно быть, — начал второй, тщательно подбирая слова, — излишняя кровопотеря вызвала дефект речи. Запиши это, неофит. — Он тыкнул в мальчика, и тот подчинился. — Это лечится? — голос Крауса вздрогнул. — Конечно. Со временем. Итак, больной Ян Кальвейт, моргните раз — «да», два раза — «нет». Понятно? Октавий моргнул. — Чудно. Скажите, Вы помните события недельной давности, поход в пустыню Корат? Конечно нет, он даже не знал пустыни с таким названием. — Понятно. А своё детство? Это уже как посмотреть. С одной стороны, Октавий ясно осознавал себя, помнил события последних недель, даже моменты молодости. С другой — ничего не знал о человеке с именем Ян Кальвейт, а спрашивали именно про него. — Понятно. Всё хуже, чем я думал. Память сильно повреждена. — Это п-плохо? — Это не самый плохой случай в моей практике, но всё же. Он хотя бы находится в здравом уме, так что есть надежда на то, что память вернётся. В качестве профилактики я бы посоветовал Вам вести менее активный образ жизни. Желательно низвести себя до бездейственного состояния. — Какого состояния? — Овоща, — выцедил доктор. — Если выражаться по вашему, комендант. — Прошу меня простить, — мужчина потупил взгляд, хотя по статусу определённо находился выше. Глубоко вздохнув, доктор продолжил: — Это основа основ. Мир представляет собой весы. Солнце и затмение, вода и пламя, жизнь и смерть. В нашем случае, разум и дух. Они должны находится в гармонии. Если мы отягощаем дух, то укрепляем тело, этого генералы требуют от солдат: делать, а не думать. Если мы печемся о разуме, то меньше двигаемся, а соответственно ведём лежачий образ жизни. Порядок вещей требует гармонии, примером которой для нас является наш Великий Император. Об остальном можете узнать из листовок. Да здравствует Император! — Да здравствует Император! — последовал ответ. После салюта, врач поправил одежду. — В таком случае предлагаю лишний раз не тревожить больного. Всего наилучшего, пусть Вечное Солнце убережёт Вас от хвори. — Конечно, и вам того же. — Не думаю, что это мне грозит. На этом человек в маске и мальчик вышли. Краус задержался, но не надолго. Он украдкой посмотрел на доспех, что привлёк внимание принцепса. — Ты, должно быть, уже заметил. Это лучшее, что есть в крепости. — Только сейчас Август заметил мешки под глазами старика, его красный нос и невыразимое страдание во взгляде. Его голос дрожал. Должно быть ему очень трудно дались последние дни. — Возьми его заместо того, что потерял там. Всё, что осталось от… Он с минуту помолчал, а потом вышел. Октавий не сочувствовал ему. Как можно сопереживать незнакомцу? Однако какое-то скверное ощущение это оставило. Но сейчас не об этом. Теперь принцепс предоставлен сам себе, и это не очень радовало. Он остался наедине со своими вопросами. Голова болела, грудь учащенно вздымалась, а в теле скапливалось напряжение. Ему было страшно, очень страшно, настолько, что он был готов поверить, что это шутка. Его пугала неизвестность, этот странный мир со своими правилами и законами, так непохожий на тот, что он знал прежде. И самое ужасное то, что он оказался в личине другого человека, которого местные знали. Ему захотелось закрыть глаза и очнутся уже на руках у супруги. Но нет, такого не случалось. «О боги! За что мне всё это?» Всё тщетно. В этот самый момент солнечный блик попал ему в глаз. Проследив за ним, Октавий увидел тот самый доспех, чья гладкая поверхность отражала лучи. Такой красивый, гордый и непобежденный. Новый и блистательный. «Вот оно, — подумал римлянин. — Это знак. Это испытание. Боги избрали меня для великой цели. Должно быть, моих деяний в прошлом было недостаточно, и они решили убедиться, достоин ли я возвышения» От одной этой догадки для него всё стало понятно. Ну конечно, поэтому они отправили его в тело нестоль известного юноши, Яна Кальвейта, чтобы он опять возвысился. Мысль, что это была обычная насмешка судьбы или сил более беспорядочных, так и не осенила его. «Спокойно-спокойно. Главное — последовательность мысли» Он пару раз вдохнул и выдохнул полной грудью, стараясь игнорировать боль. «Итак, что ещё за император? В их стране кто-то одержал ряд блистательных побед? Нет, здесь что-то другое. Может это один из консулов? В стране настолько тяжёлое положение, что один из них наделил себя абсолютной властью, стал диктатором, но провозгласил себя императором для публики? Нет, не похоже. Они говорили о нём, словно о владыке или божестве. Это очень интересно. Кстати, их речь. Движения губ были отнюдь не похожи на латинский. Но как тогда я их понимал? Возможно, это божественное благословение Минервы. В таком случае, поймут ли они меня, когда я смогу ходить? Это надо будет проверить. А тот мальчик с бронзовой кожей, он раб или слуга? Или, может, полноправный гражданин? Нет, последнее вряд ли. Однако его учат письму, а значит, и чтению. Отсюда следует, что это либо исключение, либо в их империи поощряется грамотность. Также этнически империя не однородна. А ещё эта их вера в Великое Солнце? Похоже, они признают только одного бога, как жители Иудеи. Может, это даже к лучшему» При мысли, что бог может быть один, Октавий продрог. В прошлом он возглавил культ Аполлона, провозгласил себя его сыном, возвещал о скором наступлении рая на земле, но и не забывал остальных богов. Он делал это так хорошо, что даже сам в какой-то степени уверился в это. Выходит недостаточно. Он не мог позволить себе сомневаться, так как не знал, кто из пантеона ответственен за произошедшее с ним. Что до веры в Великое Солнце, то он вполне допускал, что основатель империи объявил этот культ основным, и все позабыли старых богов. «Раз таковы правила игры, то мне не остаётся ничего, кроме как их принять» Насчёт личности Яна Кальвейта, то надо будет посмотреть его вещи, когда представится возможность. Октавию было не впервой, так что если постарается, то хорошо справиться с новой ролью. Что потом? Во-первых: понять местную географию. Всё-таки не стоит исключать, что боги отправили его в другое время, на десятки или сотни лет, в будущее, или всего навсего в какую-то другую часть света. Возможно, если оно так, он сможет выйти на контакт с Римом. Во-вторых: политическую систему, пусть и не в подробностях. Всё же Октавий очень сомневался, что находится вблизи центральной провинции Нильфгаарда. Но то, как империя расширялась, кем насаждала свою власть, какие у неё внешние противники, узнать и о них. Затем, какие дома являются важными, какие органы управления им подчиняются, какую роль в этом играет император, И, что наиболее важно: какое место в обществе занимает Октавий, вернее, Ян Кальвейт. Это необходимо было узнать. Отталкиваться он будет от этого. В-третьих: войско империи. Её состав, количество, тактики, снаряжение и прочее. Он сам предпочёл бы заняться политической карьерой, но, к сожалению, не имел верных знакомых среди военных, и у него нет легионов, готовых пойти за ним только из-за того, что он сын их военачальника. В-четвертых: культура, язык, налаживание связей со всеми, с кем это возможно. Этот пункт может облегчить все предыдущие. Ведь друзья дороже денег.

***

Прошло время. Октавий пролежал в кровати и не сказать, что был против. На старости лет он не обременял себя лишними делами, а в юные годы любил вздремнуть днём, а уже потом работать. Здесь за ним присматривали солдаты гарнизона. Он иногда ловил их взгляды: в них было что-то странное. Повязки сняли, оставив только бандаж на плечо. За это время в молодом теле скопилось много энергии, что нуждалась в высвобождении. Но сперва Август подошёл к зеркалу в человеческий рост. «Внешне всё достаточно неплохо, — заключил он, рассматривая лицо Яна Кальвейта; с короткими светлыми волосами, в меру мягкими и резкими чертами и взглядом чёрных глаз, — Когда мраморщики будут ставить памятники, надо будет распорядиться, чтобы убрали эти шрамы. Пусть люди запомнят меня без них… А хотя, если я буду играть роль полководца, то этот изъян пойдёт мне на пользу. В любом случае, пока до этого ещё далеко» Он также просмотрел записи и вещи Яна, но ничего полезного сперва не нашёл. Мальчик отправлял кому-то письма, имел пару книг в сумке, но принцепс не знал таких символов. Нет, конечно, какие-то схожести с латинскими буквами есть, но откуда он мог знать, какой слог и произношение имеет конкретная гласная или согласная. Это его обеспокоило. Неужели благословение Минервы ограничивается этим, или это тоже часть испытания? Но потом, когда он всматривался в слова, то перед глазами появлялась картинка или ассоциация с ней. Как если бы ему кто-то их нашептывал. Например, «щит» был щитом, «длинный меч» как гладиус, но больше во всём и непредназначенный для колющих ударов, «Нильфгаард» — Рим и так далее. Однако были и слова, которые ничего не значили: «Назаир», «академия», «Королевства Севера», «картошка» и ещё ряд других. Через день после этого его навестил Краус, названный комендантом. Выглядел всё также плохо. — Тебе лучше? — спросил он в дверях. — Да, вполне. Лицо старика просветлело. Он широко улыбнулся, что-то оставил на столе и быстро удалился. Октавий почувствовал облегчение от мысли, что мог говорить на их языке. Осталось только понять, как писать. Комендант положил ему на стол чёрную повязку с золотым солнцем, с одним белым лучом и двумя точками. Октавий догадался обмотать её на руку. Этим же днём он впервые покинул комнату. Шёл уверенно, демонстрировал знание крепости, но на деле заглядывал и запоминал каждый её уголок. Он увидел такое множество пыли, грязи и мусора, какое не видел ни в одном лагере легиона. Налицо явное отсутствие сильной командной власти и недостаток офицеров, деканов. Впрочем, у заставы были плюсы: высокие каменные постройки, стены, глубокий ров, арсенал различного оружия. В планах ремесла и инженерии империя Нильфгаард превосходила все его смелые ожидания. В этот момент к нему подошли двое солдат. От них разило, и принцепс подался назад. Но один из них уже положил свою руку ему на плечо. Октавий попытался скрыть отвращение. Всё же подобное с ним происходило не часто. В самом их жесте не чувствовалось угрозы, скорее желание поддержать. Он заглянул в карие глаза мужчины, в его взгляде отражалось безмерное уважение. Подобное он видел на лицах своих легионеров во время триумфов. Второй боец тем временем перевесил повязку с руки на плечо. На этом они разошлись. Тем не менее, от всего этого Август вспомнил, что давно не мылся. До этого все необходимые процедуры он выполнял в комнате или сам, или пользуясь помощью того мальчика-неофита. Бани искал долго. В конце концов вышел за крепость и увидел, как очередной солдат сидел и что-то складывал в ведро. — Эй, ты… Солдат поднял на Октавия взгляд, затем на его плечо. Его глаза широко открылись, и в следующий миг он встал по струнке. — Да, лейтенант. «Лейтенант? Это опцион, помощник центуриона? Что ж, достаточно неплохо Ян Кальвейт устроился» — Скажи, солдат, где здесь у вас термы? — говорил он с достоинством, повышая голос и приподнимая голову. Нильфгаардец уставился на него, как истукан, хлопая глазами. Выглядел он просто и глупо, как житель самой отдалённо провинции. И говорил также. — П-простите, что? Лёгкий укол раздражения впился в виски. Римлянин не думал, что все будет так сложно. — Я говорю про место, где можно помыться. — А-а, понял, лейтенант. Я провожу вас. Только сперва картошку соберу. «Что соберёшь?» Это слово он уже встречал в письмах Яна Кальвейта. Теперь мог узнать, что это. Он заглянул в ведро и увидел нечто похожее на камни. Взял один, самый крупный, что едва поместился в руке, на ощупь он был жёсткий и при этом мягкий. Таких вокруг было с десяток. Отдельной кучей лежали зелёные листья с побегами. Сам солдат копнул лопаткой под росток и через несколько секунд достал ещё парочку картофелин. И таких насажено по полю в десять скрупул. Спустя двадцать минут ведро наполнилось до краёв. — Но не рановато ли, лейтенант? — спросил солдат, вставая и хватаясь за ручку ведра. Октавий приподнял бровь. Боец явно не понял этого жеста и испугался. — Прошу меня простить, я имел виду, что для бани ещё рано. Солдаты должны сперва поесть. — Вот как, что ж, пусть наедаются, я есть не буду. — Как же так, лейтенант? Хотя, может быть вам комендант разрешил… Тогда можно мы пройдём через кухню? — Веди. Они оказались в просторной палатке под навесом, что держали четыре колонны. В ней стояло множество столов, длинных скамеек и шкафов. В каждом углу находилось место для костра и заготовленная для этого кастрюля. Пройдя дальше, Октавий увидел, что их ждали ещё двое военных. «Как-то мало людей на этой заставе? У империи проблемы с добровольцами или это ошибки в снабжении?», — думал тот, пока нильфгаардцы обменивались фразами. Затем они расставили вокруг ведра и кастрюли табуретки, взяли ножи и начали чистить картошку. В недоумении остался только Октавий. — Извините, лейтенант, — начал солдат, его проводник, глядя на него исподлобья, — не возражаете ли подождать ещё малость. Нам с ребятами надо ужин состряпать. Все трое застыли в ожидании ответа. — Ладно, я подожду тебя или, что лучше, пойду найду другого проводника. — А может вы нам поможете? Если конечно вы можете, — он многозначительно посмотрел на перевязанную руку. Октавий чувствовал её хорошо, со дня на день это снимут. Больше всего его поразило само предложение. Никогда ещё не предлагали ему, Августу, принцепсу, сыну Юлия Цезаря, сесть и в восемь рук почистить ведро картошки. «Какая причудливая метаморфоза! Как ненадежно колесо судьбы!» Октавий воспринял это как вызов, а потому присоеденился. Оказалось, это довольно просто, не труднее чистки яблока или оливок. Когда же ему показали ванны, то всё оказалось куда хуже. Огромная деревянная ванна. И мыться посоветовали быстро, чтобы не тратить воду.

***

Через три дня Октавиан Август оказался в кабинете коменданта. — Скажите, комендант, у вас есть скрипторий? — Что? — Ну, место, где хранятся книги, документы. Хотелось бы ознакомиться, раз выдалось время. — А, ты про это. Надо же, какие слова у вас там используют в академии, — он размашисто провёл рукой, как бы охватывая все шкафы с книгами у стен. — Все они в твоем распоряжении, Ян. Правда, ценности в них навряд ли много. Все-таки это не Императорская библиотека. — Мне этого хватит. Он нашел несколько книг про политику, географию, историю и военное дело. Таких и правда было немного, всего десять штук. Вся остальная сотня — третьесортные романы, каждый скучнее и объемнее предыдущего. Август собрался уже было уходить, но его окликнул Краус. — Постой, Ян. У меня к тебе дело. — Что такое? — Видишь ли, я всё прекрасно понимаю, что место у нас не очень добротное, даже опасное, ты сам видел. Парень ты перспективный, это я ещё с первого взгляда понял, так что по хорошему советую — валить тебе отсюда надо, — Лмык достал из-под стола лист бумаги и перо. — Я напишу тебе самую хорошую рекомендацию: на Альбу, конечно, не попадёшь. Может тебе будет спокойнее на своей родине, в Назаире, или на пляжах Этонии? «Этонии? Область Эллады? — он закачал головой. — Нет, такого не может быть. Это просто совпадение» — Ну, так что? Ты согласен? — Я подумаю. — Хорошо, понимаю. Но я бы на твоём месте поспешил. А ещё, не мог бы ты посмотреть, как там дела с главным смотрителем? Он ни с кем не говорит. — Да, хорошо. Отчего-то он предчувствовал, что не мог просто отказать в этой просьбе. Он покинул кабинет.

***

Кое-как Октавиан взобрался на гору по лестнице в скале. Там, на плато, он увидел смотровую башню. Под ней сидел человек. Подойдя к нему, он потряс его за плечи. Старик посмотрел на него. Он был очень уставшим, едва живым. — О, ты вернулся, Ян, — хриплый голос слабел. — Я дождался. Скажи мне, я, ты — мы властны над своей волей? Я долго думал. Решил, что да. Я же захотел просидеть здесь так долго. А ты властен? Октавий молчал. Он не знал, зачем, почему этот некто задает ему такие вопросы? Должно быть Ян Кальвейт с ним сдружился. Услышав ответ, смотритель присмотрелся к собеседнику, взглянул прямо ему в глаза. Во взгляде блеснуло понимание, а затем ужас. В следующее мгновение он обмяк и испустил дух. Августа это не испугало. Ему приходилось видеть смерти и не раз. Он спустился и рассказал обо всём коменданту.

***

После нескольких недель изучения книг, Октавий разложил у себя на столе в комнате карту Нильфгаарда и всей части Континента, включая Королевства Севера. Как он и предполагал, этот мир никак не был похож на тот, что он знал. Нильфгаард — самая большая империя, расширялась с юга на север. На западе она омывалась Великим морем, на востоке границей служил горный хребет Тир Тохаир. Самыми крупными судоходными артериями были: реки Альба, на которой стоит Город Золотых Башен, Им Лебар в Геммере, Вельда, что течёт в Гесо и Эббинге и Велена в Назаире. Всё это привело к разнообразию климата. Так, например, на юге он теплый, отчего земли близ Альбы отличались плодородностью, совсем как Сицилия, в то время как в Назаире, у гор Амелл — умеренный, как у подножия Альп. В историю Октавий погрузился очень поверхностно, а потому всех тонкостей не узнал. Она начинается в 891 году. Тогда разнообразные племена людей, что пришли то ли с юга, то ли с севера, то ли с востока, оказались на берегах реки Альба. Объединиться им помогли какие-то эльфы, чёрные сетдхе. Люди переняли их язык, культуру, стали нильфгаардцами и возвели свою столицу. Первые две сотни лет именуются периодом Консулата. Народ Нильфгаарда избирал двух консулов из числа Сената, что сменяли друг друга раз в четыре года. Новые выборы консулов начинались только тогда, когда умрут два предыдущих. Так продолжалось семь раз. Четырнадцать консулов сменили друг друга, одни действовали сообща, другие убивали своих соперников и тем самым провозглашали себя диктаторами. И те, и те укрепляли власть и расширяли территории города. В этот период народ им диктатуру прощал, но когда в конце 11 века Нильфгаард вышел к границам других королевств: Виковаро, Этонии, Геммеры. Начались проблемы. Первые несколько лет он подвергался налётам и выплачивал им дань. В конце концов, ни знати, ни народу это не понравилось, и последний консул Тарквиний Луций, прозванный Гордым за своё упрямство, а возможно горб, был изгнан. На трон в 1135 году воссел Торрес вар Эмрейс, наделенный абсолютной властью. Именно он ввёл культ Великого Солнца. Он отражал атаки Геммеры и воевал с Виковаро. Для этого он провёл ряд военных реформ, которые предопределили нынешнюю имперскую армию: ввёл обязательную службу для аристократов, появилось сословие всадников, иерархия в армии, первые деления на роты, полки и батальоны. Люди из числа ополчения призывались на войну с собственным вооружением. Те, что не могли содержать коня, закупались пиками и формировали фалангу, совсем бедные становились в авангарде или пращниками, или лёгкой пехотой. Армия эта мало чем отличалась от тех, что были у соседей, а потому активных завоеваний при нем не было. Следующим императором стал его сын — Фергус вар Эмрейс. Он продолжил политику предшественника, вёл активные войны с соседями: завоевал Этолию, Виковаро и Геммеру. Провел новую реформу в армии, ввел стандарт формы, делал ставку на тяжелую пехоту и новый вид войск-арбалетчиков. При нём появились первые бригады и дивизии, в том числе «Магна» после покорения Геммеры. Однако как реформатор он зашёл слишком далеко. За ним не поспевали советники. Он выжимал из страны все соки, чтобы её изменить. Ограничил влияние аристократии, ввел правила, по которым наследовать поместье теперь мог только один из сыновей. Остальные должны были служить и иметь возможности занимать высшие военные должности. В 1230 году произвёл попытку смещения всех королевских семей покорённых территорий. Он призвал их в Собор Великого Солнца в столице, дабы потребовать отречений в его пользу. Внезапно начался пожар, охвативший несколько кварталов. Через ещё три дня Альба вышла из берегов и затопила оставшиеся районы города. Царствующие фамилии все как один отказались прибыть, ссылаясь на небезопасность столицы. Кроме того, он прекратил экспансию и начал налаживать связи с Ковиром и Повисом, и другими Королевствами Севера. Из-за этого группа военачальников, во главе с Узурпатором, руководя одной из дивизией прошли через всю страну и ввели войска в столицу. Императора убили, и Узурпатор захватил власть. «Как Луций Корнелий Сулла» — подумал Октавий. И действительно, многое между ними было общим. Узурпатор, как и Сулла, продолжил экспансию, в 1239 году захватил Эббинг, затем между 1240-х—1250-х Метинну, Назаир и Мехт. Когда же силы империи были истощены, начались репрессии. Сперва они были направлены на покорённые территории, затем перекинулись на всю страну. Узурпатор издавал проскрипции и тем самым уничтожал своих оппонентов. И знать, и царские династии поняли, что на троне оказался безумец. После очередного заговора Узурпатор был убит и на трон сел нынешний император Эмгыр вар Эмрейс. Как так получилось, что Узурпатор его не убил это это время? Как у него получилось организовать переворот одной дивизией, если у Фергуса было ещё четыре, одна из которых прямо в столице? Оценив всё это, Октавий пришёл к выводу, что у империи есть огромный изъян, а именно территориальное устройство: провинции лишь принесли клятвы верности и оказались под военной пятой империи. Стоит ей проиграть, как поднимутся мятежи. В таком случае, куда же направит империя свой взор. Единственной преградой к другим королевствам Севера была Цинтра. Достаточно небольшое княжестве, и тем не менее, оно могло за себя постоять. Нынешняя королева Калантэ в 1239 году при Хочебуже разбила армию Назаира. Октавиан сомневался, что Калантэ знает о том, что убила тогда командующего назаирской армии, который мог дать бой Узурпатору. Вопрос теперь в том, когда император решит начать войну. Уже шёл пятый год его правления, страна более-менее восстановилась после Узурпатора. С его неограниченной властью и местом пантифика это будет просто. Скоро всё начнётся...

***

— Я возвращаю вам книги, — принцепс поставил их на стол. — Также я подумал о вашем предложении и… Но не успел он закончить фразу, как в комнату влетел дозорный со стены. — Комендант, к нам кто-то приближается. — Из пустыни? — Краус встал и насупил брови. — Нет, с юга, у них белая хоругвь с чёрной птицей. Краус Лмык тут же побледнел и вытянул лицо. Он на несколько секунд потерял дар речи. — Пойдёмте, Ян, — наконец сказал он, перебирая ногами, — вам это будет интересно. Октавиан без вопросов последовал за ним. Он знал: вскоре сам все увидит. Через час в крепость вошла колонна пехоты в черных доспехах, что переливались на солнце, крылатых шлемах и с лесом пик. Поменьше мере в ней было две сотни солдат. Остальная часть войска ждала за стенами. Во главе шёл отряд тяжёлой кавалерии, эскорт. Все были достаточно выносливы, чтобы переносить жару. Среди всадников выделялся мужчина лет двадцати пяти в легкой светлой куртке, с белым шарфом на шее и широкополой шляпе с пером. Перед ним простроились Краус, Октавий и ещё парочку достойных солдат гарнизона. Сперва он оглядел двор заставы. — М-да, не думал, что у вас всё будет так плохо, комендант, — он говорил это, не смотря на Крауса. Красивое лицо, казалось, ничего не выражало, лишь излучало спесь. — Однако лучше, чем-то, что мне докладывали месяц назад. Вы хорошо распределяете выделенные вам средства. — Приветствую, да осветит Вам путь Великое Солнце! — Краус вышел ему навстречу и поклонился, да так, что его нагрудник затрещал. — Благодарю за похвалу, но не я один приложил к этому руку. Услышав слова коменданта, мужчина наконец посмотрел на него, будто только что увидел. — Приветствую, и хорошо, если так. Но вольно, давайте обойдёмся без этого. Не за тем я, что бы вас отчитывать. Меня зовут Аграэс аэп Альбрык, и у меня важное задание от Генерального штаба. — А что за задание? — Замолчи! — прорычал рыцарь, выехавший из числа телохранителей. Говорил он грозно и низко, не поднимая забрала, а доспехи его были более вычурными и габаритными. — Как ты вообще смеешь открывать рот? Ты и твоя застава не выполнили боевую задачу по пресечению дикарей из пустыни. И всё это с крупными потерями! Тебя следовало отправить под трибунал! Краус подгибался и вздрагивал под каждым словом. — Ну-ну, не горячитесь, офицер Дышлаф. Не раздувайте из мухи офирского слона! — вмешался Аграэс, поднимая руку. — Он получил свою должность также, как и ты: по рождению. Просто он не был рождён для неё, вот и всё. Дышлаф ничего не ответил, лишь поклонился. Краусу же было очень неприятно слышать эти слова, и он опусти плечи. — Кроме того, я бы все равно ответил на этот вопрос, — он достал из сумки на плечах пергамент. — Я должен был отправиться в Тир Тохаир, под гору Анур, к гномам. Год назад мы заключили с ними контракт на крупную партию оружия, — Он передал Краусу копию договора. — Однако теперь обстоятельства изменились. Мне нужно вернуться в столицу. Так что я надеялся, что такой человек, как вы, комендант Краус, располагает достаточной компетенцией, чтобы пройти вдоль гор, спустится к гномам и доставить заказ в Гесо. Вам в сопровождение я выделю полк пикинеров из Нижней Альбы и две роты арбалетчиков из Виковаро. В сумме почти шестьсот солдат. — Нижайше благодарю за такое предложение, — Краус поклонился, но затем замялся. — Однако вынужден отказаться. Аграэс искренне удивился, а Дышлаф, казалось, напрягся так будто был готов вот вот и накинуться на старика, прямо с лошади. — Однако, я могу предложить кандидатуру на своё место. Куда более подходящую, моего заместителя. Ян Кальвейт, подойди. Октавий вышел из строя с каким-то особым достоинством. Почти всю свою прошлую жизнь он то и делал, что представлял себя сперва Сенату, затем римскому народу. Аграэс пристально, словно оценщик, оглядел его. — Ян Кальвейт, — он попробовал имя на вкус, — неужели тот самый, что окончил военную академию с отличием? Возможно, вы не помните, но я был на вашем экзамене. Ваш доклад о «Мерах обустройства и защиты лагеря» был высоко оценён самим Маркусом Брайбантом. Не возражаете, если я спрошу, как вы оказались здесь? — Меня распределили, вот и всё. — Вот как. Сожалеет? — Никак нет, служба империи уже для меня награда. Кроме того, я участвовал в той экспедиции в Корат и выявил ряд ошибок. — Каких? Октавий посмотрел исподлобья, голос понизил для эффекта. — В снабжении. Как оружием, так и продовольствием. Если солдат занимается не войной, а полем — он плохой солдат. Но это только полбеды: сюда не отправляют офицеров в должном количестве. Один комендант и его заместитель с этим ничего поделать не могут. Из-за этого возникает расстройство, и застава не может выполнять боевые операции. Как видите, здесь проблема серьезнее, её не способны решить два человека на местах. — Воистину, нет для солдата силы более ужасной, чем бюрократия. Вы, должно быть, тоже стали её жертвой. Аграэс ненадолго замолчал. Август видел, как он что-то прикидывает в уме. А как закончил, улыбнулся шире. — Славно. Я дам вам шанс проявить себя. Вы будете ответственны за переговоры и маршрут, Дышлафа я оставляю командовать отрядом… Однако прежде вы пообещаете мне кое-что, господин Ян Кальвейт. — Благородный снял и протянул один из перстней. — Когда встретитесь со старостой гномов, передайте ему это и скажите, что вы от меня. Это касается меня лично. — Конечно, с радостью это исполню. Я не растрачу вашего доверия. Он склонил голову и принял кольцо. Дышлаф же так и сверлил Октавия взглядом из под шлема, но ничего не сказал. — Заступайте немедленно. Я же удалюсь. Пусть вам поможет Великое Солнце. На этом Аграэс аэп Альбрык уехал, вместе с отрядом кавалерии. Дышлаф возвратился к войскам. Краус и Октавий поднялись в кабинет. Старик был очень взволнован и встревожен. — Вот ж как оно получается, Ян, — тараторил он, что-то ища в тумбочках. Затем достал пергамент и что-то написал. — По пути вы пройдёте через седьмую заставу. Она более состоятельная, чем наша… сам всё увидишь. Но дело в том, что комендант в ней — мой свояк. Передай ему это, и он предоставит тебе всё необходимое, а в особенности отряд кавалерии для охраны. — Благодарю, но мне кажется это излишне. — Брось, нечего препираться и смущаться, — замахал тот руками. — Для тебя мне ничего не жалко. Иди, отправляйся туда, куда хотел. Верши свою судьбу. Да осветит тебе путь Великое Солнце.