catch up with you.

У него синяки под глазами. Опять. У него ссора с родителями из-за оценок и вызова в школу. Опять. У него была сегодня бессонная ночь и взгляд в потолок, в пустоту в потолке. Как будто в этом потолке уже дыра образовалась, откуда видно всю Вселенную. Но Лёша видел только его. И голову прятал под одеяло, чтоб не видеть. Заебал. Даже поспать не даёт. Опять. И теперь Лёня спит на первых двух уроках, если это не среда и не пятница, когда первые два урока это или геометрия и физра или биология и алгебра. И ведут их самые строгие учителя, одна из которых его классный руководитель. Саня уже привык к этой картине настолько, что глаза мозолит этот Лёша. Непонятно только, хули он спит, когда ещё недели две назад творил такую хуйню на дне рождения Парадеева… Такую хуйню, что даже сам Парадеевич не помнит. Помнит только Лёша. Больно теперь только ему.

***

Сам факт того, что буквально на днях ему восемнадцать лет заставлял охуевать Парадеевича. Он скоро будет жить отдельно. Он поступает следующим летом. Как же жаль, что он появился в клубе лёгкой атлетики так поздно. Последний год экзаменационный… Сане даже грустно как-то. Надо готовиться, чтобы поступить и отсрочку получить. Надо готовиться, чтоб мама не платила ещё и за обучение. Надо готовиться, но Санечка одержимый мыслью, что нужно заработать на день рождения себе уже шёл после школы на новую подработку. В колл-центре гостиницы. Находилась недалеко. Прям у него дома. Не обязательно было приходить каждый день на работу, ведь он мог из дома работать прямо. График гибкий и удобен для совмещения с учёбой. Санечке всё нравится. И деньги неплохие за смены с учётом того, что чаевых нет. Все хорошо. И Парадеев, кажется, за эти две недели заработал даже на отдых в ночном клубе. А что? Раз в год на день рождения можно. Ну или квартиру снять рядом с клубом и оттуда сразу в квартиру, чтоб отоспаться. Саня работает ещё три часа, отвечая на звонки и бронируя номера для людей и все записывая, а после трёх часов интенсивного говорения по телефону, Парадеевич рушится на кровать и потягивается. На утро ему переведут зарплату. Завтра он будет готовиться к ЕГЭ по английскому и обществознанию и ко дню рождения, а послезавтра — его день рождения.

Всё идёт по плану.

*** — Нет, блять, нихуя всё не по плану! — орёт в дискорде уже второй день Лёша, а Влад выдыхает смиренно, — Стой, они до сих пор в шкафчике стоят?! Даже не примерил?! Гнида! — Лёш, ему нужно время, чтоб принять этот подарок. Кажется, для него это очень странно, что ему такое дарят в целом. — И чего тут странного?! Я тебе подарю галстук, ты же возьмёшь! — Не забывай из какой он семьи, Лёш, — Влад глазами на рекламу какую-то натыкается на экране о быстрой доставке еды, — Слушай… — М? — Давай я приду к тебе, закажем тирамису и мятный чай и всё обсудим. — Угу… — по другую сторону экрана послышались всхлипы и Влад, предугадывая вопрос Лёши отвечает. — Нет, не заебал. Иначе я б тебе не помогал. Скоро буду, отключайся. — Спасибо, — Лёша выдыхает и выходит из дисика, ожидает Влада и в душе не ебёт, каким это образом он не отпиздил Лёшу, будучи тем человеком в клубе лёгкой атлетики, который презирал все Лёшины гейские шутки. Конечно, тоже несерьёзно это делал, но позиция его была ясна и никто к нему с шутками как минимум не лез. Лёша заходит на кухню и ждёт своё любимое тирамису и Влада. Лёша злится. Он бессилен. Он должен был раньше думать о дружбе с Сашей. Он хочет с ним дружить, общаться и просто быть рядом. Рядом. Не как хороший друг. Как лучший друг. Да, лучший друг. В голову больно-больно бьёт флешбек: тот самый сон. Нет. Лучшие друзья разве целуются? Лёша опять краснеет и злится опять. Давит и крошит в себе это ебучее желание. Нет. Он не позволит себе. Гордыня его задавит быстрее, чем он согласится. Гордыня его искренность раскрошит в пыль. А если и есть что-то меньше пыли, то раскрошит и пыль на ещё более мелкое вещество. В ничто превратит. Мучительно. Лёне мучительно находится рядом с самим собой. Изнурительно. Невозможно. Смертельно опасно. Это тот случай, когда он бы съехался с кем угодно из друзей, лишь бы не сойти с ума в одиночестве. От гордыни. От этих ебаных желаний и снов. Нужно бежать от этого. Бежать куда подальше. Бежать сломя голову. Бежать и не оглядываться. Ни в коем случае.

Но разве он сможет убежать от самого себя?

Стук в дверь. Наконец-то. Он не один. Он с Владом. И с тирамису, которое уплетёт за обе щёки и забудет обо всём этом. Забудет ненадолго. Влад скоро спросит его об этом. Влад беспокоится за него, внезапно с ним остался именно он, пока остальная команда смеялась с их «дурачеств» с Сашей. Дурачества эти, конечно же, заканчивались чаще всего битвой не на жизнь, а насмерть. Даже Илюха, его лучший друг, не видел его состояния, его глаз. Он с Парадеевичем теперь общается. Даже Фраме не заметил того, что внутри Лёши что-то треснуло. Давно треснуло, давно началось, он просто отрицал это и списывал на взаимную неприязнь. А Влад… Стук повторяется. Лёня с ужасом вспоминает, что про дверь эту злоебучую забыл. Рывком встаёт из-за стола и бегом добегает до двери, открывает её Владу, впускает его с пакетом, где лежал десерт, в руках. — Чего не открывал? — Задумался. — О чём задумался? — О том, что заебали все, особенно дурак этот блять! — Лёша краснеет то ли от смущения, то ли от злости. Влад снимает кроссовки и проходит на кухню. Лёша за плиту встаёт и насыпает в кофеварку кофе, закручивает крышку от банки с кофе и в шкафчик ставит. Вода льётся в кофеварку, и в моменте, пока Лёша занимается приготовлением кофе, Влад понимает, что движения его напряжённые и рваные, а Деревяшкин все старается скрыть это безумие, эти бесконечные эмоции и это бессилие. Так напряжённо проходит ещё несколько минут, пока кофе не закипает, а Лёша не разливает его по чашкам и не садится прямо перед Владом. Последний клянётся, что таким безжизненным Лёша не казался ему никогда. Глаза его карие внезапно потеряли огонь. Они блестели только когда он был с Сашей. Тело как разряженная полностью машина. Никакой энергии в нем не было, она возникала только с Сашей. Только с Парадеевым, мать его, Александром Лёня тут же электризовался и действовал. Влад задумчиво ест тирамису, осматривая Лёшу, пока тот как-то без интереса смотрел на пирожное. Своё любимое, кстати. Видимо, Санечка ему нравится больше. — Я, кстати, знаю клуб классный. Может хочешь там развеяться? — Влад предлагает. Лёша согласен. На всё согласен. Безусловно, блять.

***

— Да ты заебал! — казалось, что в клубе музыка остановилась на момент. Крик был громче неё это уж точно. По ушам бил пиздец как, — Ты тут откуда взялся?! — Я праздную своё восемнадцатилетие, а ты, кажись, нарываешься, да?! Как это получилось? Да все просто. Лёне посоветовал Влад развеяться и опять уйти в чувства и в свою жизнь и как-то наедине с собой побыть, чтоб жизнь новыми красками заиграла. Ага, блять. Заиграла она только тогда, когда Лёня столкнулся по счастливой случайности с Сашей, пролив его Лонг-Айленд себе на футболку. Любимую футболку. Музыка громче. Музыка глушит их крики. Друзья потеряли Санечку каким-то волшебным образом. Сколько бы он не оглядывался, видел размытые, но такие въевшиеся в память черты лица. Черты лица ебучего Алексея Деревяшкина. Алкоголь мажет и морит. Алкоголь по артериям попадает в мозг и дурные идеи как нехуй приходят в моменте. Дурные пьяные идеи лучше сразу выбрасывать из головы, но… Это тот случай, когда осознание всего пиздеца пришло позже. На минуту. На секунду. — Да, блять, нарываюсь! Я отлично тут один время проводил. Каким образом ты тут оказался?! Уёбывай давай, мне и одному заебись! — Я с тобой сейчас разберусь и только потом сделаю, все, что ты сказал, тварь! — Саня хватает Лёшу за воротник рубашки и к себе притягивает. В ярком малиновом свете клуба не видно розовых щёк Лёши. Сука. Что он делает?! Саня прямо к выходу из клуба направляется. Решительно. Чтоб набить уже ебало Лёне. Допизделся. И с какого хуя он тут вообще?! Парадеев людей расталкивает, а Деревяшкина держит так же крепко за воротник. Лёше кажется, что в такой толпе и при таких условиях он уже сейчас задохнётся. Саня на улицу выходит и дышать легче становится. Холодно пиздец. Лёня дрожать начинает, а Саня тащит его хуй пойми куда. В глазах рябит. Алексей видит фонарный столб и улицу освещённую с гудящими машинами. И мост. Блять. Только не это. Парадеевич его дотаскивает до середины моста и спиной к бортику ставит, прижимает практически. Бортики низкие. Ниже Лёши уж точно. Выгибаться назад приходится, чтоб чувствовать железку эту. Саня подходит ближе. Жмётся сильнее. Прижимает практически Алексея. Еще чуть-чуть и тела соприкоснутся. Блевать хочется. Оба не помнят сколько выпили. Падать вниз не хочется. Пьяным и утонуть можно в воде. Лёша спиной касается бортика холодного и вздрагивает. — Да ты охуел?! Выпусти меня! — Лёша начинает дёргаться, с ужасом понимая, что сердце начинает биться сильнее от этой хватки на запястьях, — Ты пьян! Тебе алкоголь вообще давать нельзя! — А тебе нельзя находиться рядом со мной! Ты что следишь за мной?! — На кой чёрт ты мне нужен?! Я тебя ненавижу! — вены на лбу слишком сильно напряжены, а по телу жар распространяется со скоростью света. Лёша не это сказать хотел. — Заткнись нахуй и тогда разойдёмся! И не смей ко мне лезть больше, даже не думай! Я тебя ненавижу ещё сильнее! Больно. Слишком больно. Хочется уже закончить это всё. Хочется по-новому. Хочется заткнуть нахуй этого Санечку. Мразь. Как он его бесит. В голову бьёт внезапным флешбеком сон Лёши. Он хочет этого. Хочет, чтоб это произошло. Хочет поцеловать и отвергнуть, разорвать связь навсегда, ударить больно-больно, чтоб рана эта в жизни не зажила никогда. Тело не слушается. Тело действует само и Лёня в лицо его смотрит, прямо в глаза. Голубо-серые. В темноте не видно почти, что в этих глазах. Не видно, но Лёша даже так чувствует тепло, пламя, пожар. Экстренный вызов пожарным сделать невозможно. Теперь нельзя. Теперь дороги назад нет. Лёша рвётся к губам. Резко. Не думая. Глаза закрыты. Музыка из клуба где-то на фоне слышится только. Как хорошо, что это другой район и никто их не знает. Лёша кусает губу Сашину нижнюю. Глаза открываются. Деревяшкин понимает, что рядом никого нет. Машины даже куда-то исчезли. Теперь их никто не видит. Тело не стоит на месте. Тело действует. Голова трещит. Глаза в слезах. Глаза не видят ничего. Санечка на поцелуй не отвечает, проводит языком только по Лёшиной губе и глаза закрывает. Лёша в ярости. Саня в ахуе. Яростно. Умиротворённо. Хочется задушить его, а рука не поднимается. Хочется целовать, но он не знает, не понимает что это за чувства. Внутри Лёши катаклизм вселенского масштаба. Внутри Саши всё внезапно так спокойно стало. Вселенная разрушена в ничто. Вселенная создана из ничего.

Резкий толчок.

— Не рассчитывай на мою помощь, принятие и подарки больше никогда. Холодно. На улице холодно и в душе холодно стало как-то. Саня еле удержался, чтоб не вылететь на трассу. Понадобилось ему минуты две, чтоб встать. От Лёни и след простыл уже. Убежал. Саня остаётся наедине с собой и с мыслями своими. Мысли как стая птиц кричащих. Каждая птица кричит что-то другое, что-то отличное. Мысли заглушают своими криками чувство. Одно единственное. Санечка пьян. И пить-то он не умеет. Санечка смущён. И никогда ведь его не целовали. Даже Кая. Санечка влюблён? Он не уверен, но, наверное, и раньше был готов ради Лёши хоть умереть, хоть убить человека. Но теперь это стало яснее. Чувство одно. Мыслей много. Но даже они теперь не смогут его заглушить.

***

— Дай поспать, — разрешение отсесть от Парадеева Лёше не дали. Дали только выговор о том, что он часто спит. — Он к нам подойдёт сейчас, сделай хоть вид, что тебе интересна лабораторка. Ничего нового. Этот еблан все так же озабочен учёбой. Заучка ёбаный. Ничего не делать умудряется ещё и прогуливать время от времени. Бесит его. Как только Лёня поднимается с парты, голова начинает болеть сильнее. Он шипит и моментально руку поднимает. Заебало его это всё. Хочется уже избавиться от этой злоебучей боли в голове. И от него в своей жизни. — Можно выйти? — голос просто ужасный, скрипучий. На Лёню оборачивается добрая половина класса. — Да, Деревяшкин! Но какой же ахуй был на лице у препода по физике и у всех остальных в классе, когда Алексей внезапно сложил все вещи в рюкзак и, застегнув его, вышел из класса, не попрощавшись ни с кем. Только Влад понял. Из всей этой толпы. Лёша даже отойти от класса не успел, как ему начали написывать друзья. Кто-то писал, что Деревяшкин пиздец пафосный, кто-то люто угарал с этого, кто-то спрашивал все ли в порядке у Лёши. Молчал в беседе только Саша. Саша нихуя не понимал. В чём дело? Какой настоящий мотив Лёши? Или реально спать так хочется? На телефон его приходит сообщение из группы от Лёши koreshzy: да я ебал, хочу спать. сладких снов Костя отпускает ещё парочку шуток. За посиделки в интернете ему прилетает от физика выговор. Ребята хихикают и урок продолжается. Влад только притих как-то.

***

Лёша опять спит днём. Волшебным образом он умудрился сбить ебучий режим, пока в школе учился. Даже каникулы теперь потеряли значимость, хотя даже в каникулы он соблюдал режим. Тело уже не справляется с болью. Кофе уже не помогает. Лёша в шаге от того, чтоб снова начать курить. Только уговор с Фраме его держит. Хотя кто он такой для Саши? Может хуй с ним? Глаза никак закрыться не могут. Лёша как только не ложился на эту кровать. Как он только не создавал себе темноту. Как он только не пил валерьянку. Нет. Ничего не работает. Бессилие. Уже две недели он бессилен перед собой, перед командой, перед всеми. Сдаться. Ему хочется сдаться. Сдаться и уйти с должности капитана. Сдаться и возненавидеть себя опять. Сдаться и оборвать контакты со всеми. Сдаться и начать опять курить. Сдаться и отдать Саше место капитана. Без боя. Просто потому что морально он побеждён. Просто потому что он не чувствует себя нужным. Просто потому что устал бороться. Глаза опять в слезах. Лёша закрывает их и к стенке поворачивается. Нет больше сил злиться. Ненавидит он не Сашу. Ненавидит он себя. Ещё чуть-чуть и… Стук в дверь. Да ну нахуй. Показалось. Или нет? Стук повторяется. Лёня вздыхает и еле отрывается от кровати, чувствуя, что, кажется, он к ней прирос. Идёт в глазок смотреть. Из глазка видно только Влада, который настойчиво продолжает стучать. Лёша сейчас готов был накинуться даже на него, потревожившего его покой. — Я не буду с тобой говорить и что-то объяснять. — Открой дверь, пожалуйста. — А нахуй надо? — Лёш, я тебе тирамису принёс пять кусочков. Нет, всё-таки остались силы жизненные в Деревяшкином. Лёша тут же открывает дверь, даже не задумывается. Тирамису он любит. Ладно, Влад тоже не собирался сделать ему больно. Значит все хорошо. — Одно условие. — Говори. — Запиваешь мятным чаем. Я его тоже купил. — Базара нет, заходи, — Лёша закрывает дверь, будто делая безопасным пространство и вздрагивая. Лёша чайник ставит, а свет на кухне даже не включает. Влад на стол ставит все пирожные, аккуратно в пакет сложенные, купленные в такой дорогой «Азбуке вкуса». Деревяшкин в две кружки заваривает чай мятный и ставит одну чашку Владу, а вторую себе. Аппетит внезапно появляется и Лёша даже как-то с желанием начинает смотреть на пирожные. Влад знал, что он скорее всего перестал готовить себе, потому что его время уходило на сон и подготовку к ЕГЭ по обществознанию и информатике. Хотя Деревяшкин для себя решил, что на платное пойдёт и родителям так сказал. Лёша ставит на стол две чашки и жадно приступает к поеданию пирожных. Влад молча пьёт чай и наблюдает за этим изнурённым существом. Ему не нужно говорить Лёше что-то. Деревяшкин знает, что Влад хочет только лучшего. Куертов видит как быстро улетают пирожные, но после третьего пирожного Лёша решает, что хватит и убирает оставшиеся пять штук в холодильник. — Охуенно ты придумал меня тирамису подкупить. — Я тебе помочь хочу. — С чем? — Что случилось в тот вечер? Ты после него сам не свой. Думаешь, я не заметил твои недосыпы? — Влад, я… схожу с ума. — Лёша даже не знает, что сказать и головой на стол ложится. Хочется кричать и рыдать в голос. — Ты знаешь, я тебя внимательно слушаю. — надо отдать должное Куертову. Он как никто другой может подставить крепкое плечо и создать уверенность в своей персоне. Вытаскивать информацию он был просто профи. — Влад, я… мы опять поссорились и, кажется, я правда терпеть его не могу. — Почему? — Долгая история и ничего нового. Для тебя по крайней мере. Лицо Лёши в полутьме краснеет. Влад понимает к чему всё идет. Понимает, что скорее всего он услышит. Лёша молится во время повествования своего, чтоб Санечка нахуй забыл это все. И, кажется, засчёт его плохих отношений с алкоголем так и получилось, что он забыл большую часть.

***

— Ты когда переобуться успел?! Вроде с Лёшей не так тесно общаешься, а его манеры перенимаешь! — Илья в дискорде внезапно заговорил на тему Сашиного дня рождения, который прошёл два дня назад. — Неужели я правда вам сказал, что мне не понравился день рождения? — Да! Всем своим видом и даже сказал два раза! — после Илюхиных слов, Санечка всерьёз задумался: «Точно ли ему все понравилось?» — Слушай… Не могу найти недостатков. Я очень плохо помню, что было, но… — внезапно Саня чувствует бабочек в животе, а тело вздрагивает. В голове… пустота. Ночь. Улица. Нет шумного клуба. Машины. Фонари. И… всё. Он не помнит ничего. Парадеевич трёт глаза. — Но?.. — Я не могу вспомнить… — Слушай, я тебя видел практически все время. Ровно до момента, пока ты в клубе не отошёл. Не помнишь, что тогда было? — Нет! Вообще… Последнее, что помню это улицу, мост и ночь… И я больше ничего не помню. — Ты как там вообще оказался?— Илюха чуть не роняет от ахуя кружку свою себе на шорты, — Ты свидание себе с Каей тайное решил устроить, а нам не сказал?! — и начинает угарать. — Да какая Кая?! Её б не отпустили… — Саня голову откидывает на кресле голову, — Ну в душе не ебу, что я там сделал… Проветриться вышел, может, но точно не чтоб с кем-то встретиться. — Отпирайся как хочешь, я всё понял. У тебя секреты от команды и лучшего друга. — Да блять! — разговор в дискорде продолжается уже со стёбом над Парадеевичем и время от времени переговорами во время катки. Саня краснеет каждый раз, когда над ним так шутят. Краснеет. Тело реагирует. Тело помнит, что происходило. Голова не помнит. В животе чувство тёплое разливается, а по коже мурашки бегают. И так каждый раз. Каждый раз, когда Илюха подкалывает его, а это происходило уже две недели.

***

— Да блять! — Лёша фыркает и морщится, недоверчиво на Куертова посматривает. Уже несколько часов прошло, а его монолог никак не заканчивается. Куертов сидит молча и в ожидании, что к нему обратятся. — Влад, ты ж не участвовал в движухе Илье, с помощью которой он нас воссоединить хотел?! — Нет, ты дурак? У меня на это времени нет. Ты сам знаешь… — Алексей закатывает глаза. — Знаю, что даже двоюродного брата Андрея своего позвал и хотел Саню уговорить меня пригласить. Этот урод бы не сделал этого ни под каким предлогом, — Лёня почти допивает чай. На часах уже почти час ночи, а он все ещё выговаривается Владу и время от времени это сопровождается истериками и выкриками. — Ты от темы отошёл. — А… точно… А какой вопрос был? — Тебе понравилось? — А… — опять лицо краснеет. Лёша вздрагивает и как-то виновато смотрит в глаза напротив. — Говори правду. — Нет… Ты ничего нового не узнаешь, если я скажу тебе правду… — Как знаешь. Мне остаться на ночь? — Да… Я не хочу оставаться один. Прости пожа-… — Мне несложно. Только я сплю на диване. И приходи, если ещё будет что сказать. Ты разговорчивый. — Влад… Можно обниму? — Куертов кивает и руки несколько недоверчиво раскрывает. Лёня подходит и прижимается. Обнимает и чувствует опору, поддержку наконец-то. Обнимает и понимает, что это единственный, кому он сейчас может верить. Обнимает и благодарит Влада за всё сделанное. Шепчет: «спасибо». И идёт за одеялом для Влада. Теперь недосып ему не страшен. Лёня уже так привык к этому недосыпу, что «Ничего нового» из его уст значило именно недосып. Это были синонимы. Теперь он поспит. Он выговорил все мысли, беспокоящие его. Он спокоен. «Ничего нового» скоро поменяется, как время года. «Ничего нового» скоро превратиться в «нежданно-негаданно». В жизни же должно что-то меняться. Лёша засыпает. Он проспит первый урок и опоздает, но зато выспится. «Ничего нового» не навсегда.