catch up with you.

Их пизделовки продолжались неделями. Их беготня заставляла учителей делать все больше замечаний. Их разговоры на уроках не заканчивались. В основном с подъёбами. И шутками колкими. Даже на контрольных. В классе тишина. Идёт биология. Фраме, сдающий её, решает на доске задачу на биосинтез белка, пока все остальные спокойно себе пишут контрольную. Ну… почти все. Предпоследняя парта только шумит постоянно: — Сань, че в девятом? — Отъебись. — Я, скорее, не отъебусь, а отъебу. Тебя. — с первого сентября Лёня заткнуться не мог со своими пидорскими шутеечками. Бесил неимоверно, но как же с этого веселились все в их компании! И в классе. И в параллели тоже. И даже учителя. Казалось, весь мир над ним смеётся. Одному Парадеевичу не смешно нихуя. — Ебало завали своё. — Тебя манерам не учили? Может, наказать тебя? — и в глазах эта хуйня странная опять. Ну и что за ебень? Парадеев панику ловить начинает с этой приёбнутой ситуации. Надо было не бегать за этим уебаном первого сентября, а прийти и сесть с Илюхой или Костей. Глаза Деревяшкина пылали как-то не по доброму. Саня в секунде от того, чтоб поднять руку и пересесть. Только он дёргает рукой, ради того, чтоб поднять её, как Алексей рядом это замечает. И кладёт её на руку Сани, в глаза начиная смотреть как кот из Шрека: жалостно, слезливо, умоляюще. Хоть бы Парадеевича рядом оставить. Непонятно только: нахуя? А главное: зачем? Взгляды внезапно пересекаются. А взгляд у Лёши не выглядит настоящим. Кукольный. Состроенный. В них какая-то усталость странная плещется. И Лёня, кажется, видит этот интерес к глазам своим и пуще прежнего начинает смотреть. За эти несколько недель Санечка как будто чаще его глаза видел, чем даже бывал на уроках, а не сбегал с парнями под предлогом тренировки или подготовки к ЕГЭ. Ёбаный артхаус. Хочется толкнуть мудозвона этого блядского. Ещё чуть-чуть и… Первым лопается Сашино терпение, а терпение Лёши непоколебимо по прежнему. Рука даже не поднимается на него. Тварь. Санечка снова в его глаза смотрит не по желанию своему, а будто по приказу, пока за ними обоими наблюдают Горилла, Влад и Костян с последних парт. Только слышится скрежет мела в руках Фраме, решающего задачку. Только часы нарушают абсолютную тишину. Только дождь глухо ударяется о стекло. Остальное всё тихо. И среди этой практически абсолютной тишины голос этот ебучий слышится. Заебал. — Че смотришь? Отсосать хочешь? Ну наклонись, я не против, — и смотрит с этой ебаной миленькой улыбочкой. Будто Саня ему это простит. — Да хуй ты угадал! — громче шёпот Саши слышится. До взрыва класса хохотом остаётся три секунды. Три… Два… Один… Ноль. Саня со злости за голову Деревяшкина берёт и под парту засовывает, так, что Лёня утыкается носом в его промежность. Хочет вырываться, но Саня крепко держит за волосы. Лёня внезапно головой о парту ударяется. Сам же Парадеевич равновесие удержать не может и падает со стула внезапно. А Лёня летит за ним, также упираясь в промежность. Так что Парадеев молится уже, чтоб у него не встал случайно на этот ебучий случай. Грохот нарушает эту симфонию приятных звуков. Лёня больно ударяется шеей о край стула, отчего дыхание вмиг сбивается. В глазах темнеет. И у Парадеевича тоже. Он ударился головой о стенку. В голове темно. У обоих. Внезапное чувство тошноты. И тоже у обоих. Крик слышится только от одного. — Долбоёб! — кричит Лёня, не осознавая всю ситуацию до конца, привставая на руки. Саня не слышит фактически его. Зато слышит этот крик отлично их классная. — Деревяшкин! Быстро сядь за парту и займи свой рот чем-то другим! После уроков звоню родителям! — Злата Александровна была из тех учителей, которые не подумав могли сказать все, что угодно. Стены задрожали от хохота одноклассников, громче и заразительнее всего которых был смех Кости и Куертова с последней парты. Этот дикий угар дополняет и громкий звонок, бьющий по перепонкам. Лёня поднимается с Санечки, который тоже подниматься начинает. Голова раскалывается и к нему подходит Илюха, который вместо предстоящей физры ведёт в медпункт Парадеевича. Лёня нехотя собирает рюкзак и как-то и из кабинета выходит. На нём лица будто нет. Парни продолжают смеяться, идя до физкультурного зала. Только Лёша один как-то странно в пол смотрит. Глаза из улыбающихся вмиг стали грустными и каким-то безжизненными. Влад привык видеть этот взгляд. Он знает, в какой момент глаза Лёшины становятся именно такими. Куертов следует за ним и переодевается в раздевалке с парнями, говорит всем, что догонит потом и наедине с Лёшой остается. Лучший друг детства и начальной школы, который всё прекрасно понял все давно. Еще летом. — Лёш… Я хочу помочь. — Влад, всё в порядке. Я же… — Я же летом ещё заметил, что что-то не так в твоих отношениях с ним. От моих глаз, ты знаешь, ничего не упрятать. А твои глаза не врут. Рассказывай.

***

Лёня в бешенстве. Он на всё готов, лишь бы лучше Сани стать. На все готов, чтобы снова оправдать звание «командира». Все сделает, чтоб это произошло, но… Он хочет уступить? Поддаться? И почему же? Внутри чувство непонятное какое-то. Спокойствие плещется только. Ему не хочется убегать от Сани или бежать за ним. Он понял это ещё когда с ним играл. Ему хочется поговорить. Хочется к нему прикопаться. Хочется подружиться, наверное, даже, а этот придурок белобрысый хуй пойми куда уехал. «Козлина. Мудила. Уёба. Ну и езжай ты на хуй!» — думает Лёня. В теле злости скапливается немереное количество и он бежать быстрее начинает. Еще быстрее. Ветер уже в лицо бьёт, а он все не останавливается. Еще быстрее. Всё тело болит. Хочется остановиться, а Деревяшкин будто контроль потерял. Чувства взяли полностью верх над ним. Чувства закрыли глаза. Чувства в его глазах пеленою слёз образовались. И скатываться начинают. Его теперь видно насквозь, но он ничего не видит. Чувства слепы. Любовь слепа. Не врут только его глаза. Слепые от слёз глаза. Лёша не видит ничего и опять сносит с ног кого-то. Вот же блять. Ещё и на скорости такой, что прокатывает этого счастливца прямо по полю, пока второй шипит. В голове проносятся мысли о том, что, может быть, Санечка не уехал и сбил Лёня его. Глаза открываются. По щекам слезы катятся внезапно. А Лёня даже не видит, что снёс он Влада, испачкал ему футболку и колени ещё бонусом себе ободрал. Деревяшкин шипит, моментально на боль реагирует, а Влад, видя его таким, сразу понимает, что не так что-то с ним и в целом не так что-то уже давно. Упустил он как-то момент развития таких событий. Куертов протягивает руку Лёне и ведёт его в медпункт. Молча. Только когда они с горем пополам и чуть ли не плачущим Лёшей дошли до кабинета тренера и сели на скамейку, поставив на неё аптечку, Влад заговорил: — Ты… странно себя ведёшь, Лёш. Я тебя давно знаю, ты знаешь это. Хочу поинтересоваться… — Окажи помощь сначала, — на нервах отвечает Лёня. Знает, к чему дело идёт. Знает и отвечать как-то стыдно становится. Щёки краснеют стремительно, а внутри все сжимается. — Как скажешь. Владу не привыкать: Лёня всегда был таким требовательным и капризным, особенно когда ему было больно. Больно и физически и морально. Влад знал его как свои пять пальцев. Знал, что Лёня в итоге ему выложит всю подноготную. Куертов спокойно начинает обрабатывать раны. Лёня шипит. Лёня не хочет видеть чувства эти. Не хочет чувствовать. Больно. Слишком больно. Слишком больно пытаться отрицать боль. А он старается изо всех сил сделать это, лишь бы никто не узнал. Лишь бы незаметно это было. Лишь бы это все исчезло. Саня уже исчез на оставшийся промежуток времени, а эти ёбанные чувства никуда не деваются. Да что ж это такое-то. Слёзы по щекам скатываются. Лёня не всхлипывает и не дёргается. Ранка от перекиси пенится белым всем, а на неё внезапно слеза падает солёная. Блять. Больно. Лёня зажмуривается, а Влад руку на плечо кладёт, глазами расспрашивает будто уже: «Лёнь, расскажи. Ты знаешь, никому не скажу». — Влад… — Что? — Я ненавижу его. — внезапно для себя выдаёт Лёня. Ненавидит? Он другое хотел сказать вообще-то. — Ты действительно это чувствуешь? — Знаю это. — Ненависть — это чувство. Чувства нужны чтоб почувствовать, а не знать. Лёш, ты… раздражён, я это вижу. Чем? — Он уехал. — Скучаешь по нему? — Нет, я хочу победить… Я сделаю все для этого… — хмурится Лёня и встаёт с диванчика, безэмоционально и как-то оглашает, — Пойдём. Никто не мог понять, почему Лёня так изменился. Приходил минут на тридцать раньше как Саня. Передышек себе не давал как Саня. Перестал быть эмоционально открытым как и Саня. Он стал делать всё как Парадеев. Незаметно для себя правда, но другие отлично эти заметили. Борьба за первое место в их команде началась. Лёша ему больше не сдастся. Не сдастся даже если Саша попросит. Не сдастся даже если Саша поможет ему. Не сдастся даже если Саша покажет ему свои чувства. Он так думает. И он собирается превратить его жизнь в кошмар. Он думает, что собирается превратить его жизнь в кошмар. Думает. Не чувствует. Чувства он спрятал куда-то глубоко в себя. Чувствам нет места в его сердце. Единственное, что он «чувствует» это ненависть. Он знает, что это чувствует. И лишь карие глаза не врут его. Карие глаза, в которых смешалась тоска, желание и что-то нежное. Карие глаза не врут. Влад это знает.

***

— Терпеть его не могу, блять. Да чтоб он об столб уебался! — брови хмурятся, лицо в моменте злым становится, — Если б ты знал, как я его ненавижу! Даже помочь не может на уроке, когда я просил. Я вообще-то капитан команды и я хочу только помощи от него! Я что виноват, что мест в классе больше не было, когда его со мной посадили?! Он сам ко мне сел! Пусть теперь и расхлёбывает, потому что нехуй! — Лёня ногой по стенке пинает и кулаком ударяет в противно-зелёную стену раздевалки. Сильно. Костяшки разбиты и сочатся кровью. Маленькое зеркальце в мужской раздевалке падает и разбивается. Осколок рядом с ногой его пролетает и Лёня назад отступает к стенке. Влад сидит спокойно. Влад уже привык к его такой эмоциональности, иногда даже разрушительной. Влад спокойно начинает собирать осколки. Лёня же в себя уходит. Глаза пеленой слёз покрываются. Глаза не врут сейчас. Его глаза никогда и не врали, ведь он просто не умеет это делать. Щёки покрываются солёными слезами. Руки закрывают лицо. Позор блять. Нет. Только не перед Владом. Осколки собраны. Осколки в мусорке. Слёзы вытер Лёша. Противно от этого Сани. Противно, что он не может это сказать. Сказать, что он скучал и что ему нужно времяпровождение с ним. Леша отходит к стенке, а глаза вновь наполняются слезами. Влад выдыхает, ближе подходит и руку на плечо по-товарищески кладёт. Спокойный голос тишину и всхлипы приглушает: — Если захочешь поговорить об этом, я рядом. Я никому не скажу. Но знай тебе мне врать бесполезно, я знаю тебя как облупленного, ведь мы вместе все детство до четвертого класса провели, — Влад уходит на физру. Леша собирается домой. Не варит его голова после такого блять. Никак. Думать не хочется и не можется. А он и не думает. Он уходит лишь в фантазии о том, что этот ебаный Парадеевич ему сам реванш предлагает. Кстати, скоро его день рождения. В октябре. Может подарок сделать? А что ему положить туда? Таракана? Паука? Лист с двойкой по геометрии из дневника Леши вырванный? Похоже, ничего из трёх вариантов, эта тварь не боится. «Ну вот и не надо ему никаких подарков!» — Леша думает, застегивая легкую куртку. К медсестре идти не хотелось, ведь там Саня. Осталось только около охранника пройти незаметно, который по наблюдениям Деревяшкина вроде как засыпает на работе. Леша с этой задачей отлично справляется и быстро выбегает за рамку, реагирующую на любой металлический предмет писком. Всё. Он спасен. Можно идти домой и хуй класть на оставшуюся литературу, географию и историю. Три урока хватило ему. И Сани Парадеева хватило по горло. Пошел он на хуй, бесит. Кстати… Подарок, наверное, надо все-таки сделать. До дома он доходит незаметно. Мысли на голову давят, а самочувствие все ухудшается. Лёню не ебёт, что родителям его позвонят. Не ебёт, что спать он ляжет в школьной одежде. Не ебёт, что пропустит он тренировку школьную. Его ебёт только что можно подарить Сане на день рождения. «Может, на хуй пусть идет? Биологию не дал списать, так ещё и унизил прилюдно…» — вертятся навязчивые мысли в голове, пока Лёня тик ток листает. Листает, а глаза слипаются. Глаза устали. Устали видеть этот пиздец. А Лёня устал быть ослепленным. Ослепленным желанием выиграть. Ослепленным слишком идеальным Парадеевым, который даже при всех прогулах умудрялся учиться чуть ли не на «отлично», а списать не давал все равно. Вот мразь. Глаза слипаются. Лёня радоваться начинает, что скоро он не будет этого всего видеть, потому что уснет. И похуй, что опять он засыпает не по режиму в разбитом полностью состоянии. Ему хочется только уйти от этой ебаной реальности, а остальное уставшие карие глаза не ебёт. Уставшие карие глаза теперь беспокоит только сон и уход от реальности. Что угодно, только бы не видеть его, не думать о нём, не знать его. Лёня засыпает. И не дай Господь Бог кто-то или что-то его сон решит потревожить. Деревяшкин три шкуры снимет и не пожалеет. Хотя сон его итак глубокий, будто Тихий океан. Леша тонет в нём, идёт прямо ко дну, пока масса воды давит на него, а вокруг всё становится темнее и темнее. И он на дне. Он спит. На дне и начинается его история. На дне он вдруг снова в классе оказывается. На уроке. На ебаной биологии. На контрольной. Сегодня. И Фраме вновь у доски этот непонятный биосинтез белка решает. Класс наполнен людьми, а рядом с ним Парадеев этот ебучий. Ну и где ж это ебучее спокойствие? Даже во снах эта кудрявая белобрысая башка продолжает его преследовать. Охуеть, ну спасибо! Леша внезапно вновь спрашивает: — Сань, че в девятом? — губы двигаются непроизвольно, Лёня не контролирует их. — Отъебись. — такой же грубый, как и в прошлый раз, ответ слышится. Внутри у Лёши ёкает что-то. Колет, иглу под кожу вгоняет, рвёт медленно и мучительно. Саня снова больно делает ему. Мразь. Тварь. Уёбище. Лёша сильнее. Лёша обидит его в ответ. — Я, скорее, не отъебусь, а отъебу. Тебя. — унижает его Лёня и глумится, пока внутри все ещё сильнее переворачивается. Хочется сказать Санечке, что не хотел он этого всего и что скучал оставшееся лето без него, что уже полностью считает себя мудаком, потому что признаться себе даже не может, что скучал. Скучал. Отвратительно звучит. Даже хуже, чем их ёбаный спор. — Ебало завали своё. — так же раздражённо-сухо отвечает Саша ему. — Тебя манерам не учили? Может, наказать тебя? — ухмыляется он, а внутри где-то надежда таится на хорошее что-то, на что-то тёплое. Уголки губ растягиваются все шире. Шире. Ещё шире. Смотрит он на лицо Сани, которое не меняется никак. Ну и чё за пиздец? Чё уставился? Почему не реагирует? Лицо Лёши как-то ещё больше охуевшим становится. Саня не краснеет. Вообще блять. А он — да. Не происходит ничего. Остановилось будто все на одной временной точке. Звенящая в голове тишь. Деревяшкин не сразу понимает, в какой момент к нему Саня приближается медленно, но верно. Не понимает в какой момент его за щёку берёт Парадеев и грозно смотрит глазами, с пассивной агрессией сообщая: — Тогда я сам тебя заткну. И никуда ты не убежишь, — и к губам тянется. Ближе, ближе, ещё ближе! Лёша смотрит на это, а подвинуться не может. Сонный паралич? «Что со мной?» — гремит этот вопрос в голове Лёни. Призрачным касанием Парадеевич проходит по его губам, языком немного смазывая, чуть прикусывая верхнюю. Нежно-нежно. До мурашек. Хочется продолжения. Хочется конца этой войны. И поцелуя этого продолжение. И жить долго и счастливо.

***

— И…! Всё… — Лёш… — Влад зевает, — Ты ко мне пришел в четыре утра в будний день, потому что…? — Потому что блять, это пиздец! Что за хуйня?! — Лёня в ахуе. До сих пор. И до сих пор он чувствует как вулкан внутри него извергается из нежности, дофамина и отрицания. По коже мурашки бегут, а в голове грань стирается того, что можно показать, а что — нет. Влад знал. Он давно это заметил. Он ему как старший брат и лучше Ильи и Фраме знает Лёшины реакции. И это точно. Руками Лёня лицо трогает, чтоб от ахуя не треснуло, будто вазу уже ранее разбитую, которую на пол бросил кто-то неуклюжий и начал тут же отрицать факт, что она разбита. Влад видит сквозь щелки пальцев в полутьме розовый оттенок. И уши у Лёши такого же оттенка стали. Влад потирает глаза и ещё раз смотрит. И правда: покраснел. — Ты правда думаешь, что для тебя это хуйня? — Блять, да я хоть жопу поставлю на то, что это ебучий бред! — Хочешь спойлер? — Ну? — Ты проиграл жопу, я могу дальше идти спать? Сегодня контрольная по физике вообще-то и тест по английскому… — Нет, погоди! Почему? — В зеркало глянь и поймёшь, — сонно подпирает рукой щёку Влад. Лёня выходит из комнаты в коридор квартиры Влада и направляется к ванной комнате. Включает свет и глаза потирает, разлепить не может никак. Деревяшкин всё-таки спустя минуту-вторую справляется с этой задачей. И уже в ванной комнате подходит наконец-то к зеркалу. Мозг, все ещё обременённый мыслями об этом сне дурацком, не сразу реагирует на отражение, которое в зеркале видит. Лёня стоит мгновение ещё как вкопанный и не понимает что не так у него с лицом. Лицо розовое. Щёки и кончики ушей пылают как алый закат. Сердцебиение в ушах эхом глухим отдаётся, а до осознания неминуемого ужаса ноль секунд, ноль минут и ноль часов. Влад заходит к нему в ванну и скептически оглядывает Лёшу. — Нет, это пиздёж! Я просто не привык… — Не привык к поцелуям с парнями, это понятное дело. — Нет, я не привык к снам с таким содержанием! — его щёки пуще прежнего краснеют. — Лёш, все хорошо. Не оправдывайся, я… — Я знаю как ты к такому относишься и я, ты знаешь, хоть и шучу и прикидываюсь, но я не такой! — отрицание в моменте становится громче в его мыслях. Ещё громче, а в душе будто смерч из пыли поднимается. — Послушай, — Влад руку на плечо ему кладёт и выдыхает, — Да, ты прав, но тебе не нужно от меня что-то скрывать. Если это действительно так, то я не отвергну тебя. Ты мне дорог как друг и я соглашусь с тем, какой ты есть… Лёня выдыхает, понимает, что с Владом спорить бесполезно. Он и так все понял. Но Лёша отрицает это. Нет. Он не такой. Он знает это. Он думает об этом. Он уверен в этом. И он останется сегодня досыпать у Влада. И в школу не пойдёт сегодня. Нахуй ему нужны тест по английскому и контрольная по физике сегодняшние? Вот пусть и Саня скучает без него. Лёня закрывает глаза, лёжа на диване у Влада в гостиной и сонно пытается отогнать мысли о Парадеевиче. И желание спать оказывается сильнее. Жалко, Лёня забыл, что эта кудрявая пепельного цвета башка преследует его даже во сне.

***

— Раз уж приедет этот твой самый смешной двоюродный брат мистер Кокошка, то зови! — улыбается Саня Илье и идёт по коридору после теста по английскому. Последний урок! Забрать только из шкафчика кроссовки для тренировки и домой. И на тренировку потом в школьный зал, где ребята… какое счастье! — Сань, а ты всех, кого хотел позвал? — спрашивает Илюха. — Ну.. да. А ещё кого забыл? Хотя мне никто не говорил вроде, что кого-то позвать хочет… — Так, ну я, Фраме, Горилла, Костя, Влад, Кокошка, ты… и всё? — Санечка сразу же смекает на что Илья намекает. Лёша. Ебучий Лёша. Да пропади он пропадом! — Нет. Это моё восемнадцатилетие, а он человек, которого я в целом не хочу видеть. Не только на дне рождения. В целом видеть не хочу, — поясняет свою позицию Парадеев и открывает шкафчик, вводя свой код не глядя, который знает только он. Наизусть. В слепую может ввести и не ошибиться. Дверца открывается и… челюсть Ильи немножко отвисает, — Чего ты? Я что-то не то сказал? — Сань… это кто?… — Ты дурак? Это я стою перед тобой. — Шкафчик… — Илюха поднимает палец и указывает в него прямо и только тогда Парадеевич понимает, что обернуться надо.И видит упаковку. Золотую блять и с красным бантиком. Нихуя себе! Саня быстро из шкафчика добро позолоченное достаёт и развязывает бант. Начинает упаковку снимать аккуратно: обидеть тайного дарителя не хочет. Через две минуты упаковка была снята и небрежно отброшена в сторону. Саня уже сидел на полу, а рядом с ним расположился Илья. Коробка открыта. Кроссовки. Nike dunk low.Чёрные. Красивые! Саня скидывал их Илье, когда говорил, что хочет. Саня не понимает, кто блять это сделал. Саня знает, что вряд ли ему бы подарили их. Все-таки добро это недёшево стоит. По крайней мере по меркам самого Сани. Он до последнего не хотел скидывать их, думая, что это слишком дорого. И скинул все-таки. И знали об этом только те, кого он позвал к себе. И кто из них этот таинственный исполнитель мечты? Санечка сидит на полу и смотрит на кроссовки эти. Смотрит и понять не может: кто? Смотрит и чувствует, как до глубины души растроган этим подарком, а ведь до дня рождения ещё три дня. Смотрит на эту картину и Лёша из ебучей конторы ебучего охранника, которого Влад решил отвлечь с помощью беготни первоклашек, дав им денег, чтоб они не останавливались. Денег Лёши. Три тысячи на класс. В общей сложности Лёша за день потратил больше десяти тысяч. На кроссовки эти, упаковку, ленту и первоклашек. Больше десяти тысяч рублей и больше миллиарда нервных клеток. Уснуть у Влада все-таки не удалось и очень захотелось идею навязчивую воплотить, которая через минут десять появилась, только он лег и попытался уснуть. И идею воплотить получилось. И получилось подсунуть беспалевно этот подарок, потому что Влад знал пароль, открывающий любой шкафчик. И охранника получилось беготнёй первоклассников отвлечь, чтоб Лёша побыл у камер и понаблюдал за реакцией Саши, якобы чтоб зафиксировать нарушение школьных правил, если вдруг что-нибудь случится без охранника. Только вот эта реакция Лёше непонятна: сидит и смотрит на эти кроссовки. А надеть? А побегать? А испробовать и покричать от радости? Нет такой функции? Что это, блять, за хуйня? Лёша нос морщит и продолжает смотреть на экран недовольно. Неужели он больше десяти тысяч потратил просто так за день? И эта мразь белобрысая даже реакции не даст? Сучка. Саня к Илье поворачивается и говорит что-то. И встают они. И продолжают разговор. И… Ебаный табун первоклашек около его конторы проносится, а Влад забегает к нему. — Лёш, помоги! Я посмотрю, помоги только охраннику переловить их! Отказаться — грех. Лёня суровый взгляд строит. Глазами будто посылает сигнал Куертову: «Попробуй хоть что-то пропустить, и я тебе хлеборезку раскрошу». В этих глазах Влад видит и печаль какую-то необъяснимую, за гневом спрятанную. Глубоко-глубоко спрятанную. Лёня выходит из конторы охранника и начинает за первоклашками гоняться вместе с дядей охранника. Влад подходит к камере и видит, как Санечка коробку обратно в блестящую бумагу заворачивает и в шкаф убирает, а Илья лицо строит такое, будто уговорить на что-то пытается или изменить мнение. Саня смотрит на подарок этот, берёт все нужные вещи и отворачивается от Илюхи. Непонятно, что он испытывает. Непонятно, что там у него на душе. Влад глаза его не видит. Не понимает.

***

— Блять, он так и сделал? Ты ж прям сообщение Ильи показывал и на фоне каких-то бутылей и спортивных сумок, кроссовки — охуенная вещь, нет? — Возможно, он подумал, что это слишком дорого для него. Ты ж знаешь, какой он человек и как ему деньги доставались сначала. Сам из бара тащил… — Дают — бери, а бьют — беги. С хуя ли не взять?! Такие кроссовки, особенно как подарок от меня на дороге не валяются. Да пошел он на хуй! Мудила! Лёша головой о стол ударяется и глаза зажмуривает. Какой же мудак этот Саня Парадеевич. Поспать не дал, подарок не взял, а то, сколько потратил Лёня ради того, чтоб увидеть эту реакцию, он вообще не знает! Лёня хочет избавиться от этих чувств ебучих, а внутри все разгорается сильнее будто, а ситуация раззадоривает его только. — Вот только сейчас не затирай мне, что тебе на него похуй и ты его ненавидишь, — Влад по другую сторону экрана терпеливо выдыхает и терпит истерику эту Лёшину, — Твои глаза не врут. Никогда не врали. Будь осторожен в этом плане. Лёня лежит на столе. Тишина в дисике затягивается и Влад выходит, оставляя Кореша наедине со своими мыслями. Деревяшкин лежит на столе ещё какое-то время, думая, что продал бы эти ебучие глаза на чёрном рынке, лишь бы они его не выдали. И тоже из дисика выходит. Парадеевич Парадеевичем, а тренировка по расписанию.