Копье, арфа и солдатики

— Все будет хорошо, — говорил отец. И матушка старалась ему верить, хотя до конца это у нее никогда не получалось. Эрейнион все чувствовал, даже будучи совсем маленьким. Он знал, что матери страшно. Она хотела разделить с отцом все тяготы и радости его жизни, но слишком тяжело переживала вечную готовность к войне. В Хитлуме не было никакого Долгого Мира, была осада Ангбанда. Враг не собирал большое войско, но стычки на границах случались постоянно, а банды орков пытались проскользнуть мимо сторожевых фортов и разъездов, чтобы разорять мирные земли. Для отца это было в порядке вещей, для Эрейниона тоже. Он рос, зная, что под тремя черными горами на севере живет Враг — ужасный, могучий, но не всесильный. И пока есть те, кто сражается, Враг не победит. Эрейнион учился не бояться. А леди Мериль с юга Митрима не умела не бояться. Она не кричала, не плакала и не просила невозможного. Она тепло улыбалась, провожая отца в бой, но ее страх от этого не становился менее ощутимым. Он сквозил в голосе и жестах, во взгляде, в участившемся дыхании и слегка побледневшей коже. Он звучал, как фальшивая нота, тихий, но совершенно невыносимый. — Все будет хорошо, — всякий раз говорил отец, но фальшивая нота страха продолжала звучать. Эрейнион обнимал мать, вцеплялся в нее, но его крошечные ручки могли обхватить только ее шею. А этого было мало, ужасно мало. Он хотел оградить ее от всего мира, спрятать, стать для нее щитом, чтобы страх исчез. Но страх никуда не девался, похожий на высокий тонкий звук, который невозможно не слушать. Похожий на физическую боль, как будто ту самую неправильно настроенную струну протягивают прямо через сердце. А она, стальная и тонкая, режет, режет, режет... Потом Гил-Галад становился старше, но страх матери все так же не мог ни вынести, ни излечить. Однако он старался изо всех сил — грозный защитник, едва достающий взрослому эльда до пояса, вооруженный своим первым настоящим кинжалом, что подарил отец. Мать смеялась, гладила Эрейниона по голове, целовала в щеки, ласково и звонко. А после был Год Пламени, и отец отправил Эрейниона с матерью в Гавани. — Все будет хорошо, — говорил Эрейнион, копируя отцовские интонации. Но мать все так же не верила, и страх все так же звучал тонкой и болезненной фальшивой нотой. Он рассказывал ей о военных планах, об обороне, о том, что шансы еще есть, и беды рано или поздно закончатся. Иногда это было правдой, иногда ложью, но за эту ложь не было стыдно. Особенно в те моменты, когда страх становился едва различимым, почти не звучал. А еще теперь Эрейнион вырос и мог заключить мать в объятия, закрывая от всех ужасов. Ей становилось спокойнее, и стальная струна не резала сердце. — Все будет хорошо, — в последний раз говорил Эрейнион, провожая ее на корабль после победы в Войне Гнева. Все будет хорошо. И она поверила.