Запертые

Рук стоит на краю города, глядя вниз. Пропасть Тени раскинулась перед ней, бесконечная, мерцающая отголосками магии, словно тёмное зеркало. Края обрыва кажутся резкими, как рваная рана, а изломанные башни Арлатана за спиной нависают безмолвными надзирателями. Облака над горизонтом, бесформенные и мутные, — точно незавершённые сны, медленно растворяющиеся во мраке, которому, кажется, нет конца и края. Ветер над пустотой сильнее, он носится, обжигает щеки холодом, поднимая в воздух песчинки и отправляя их одним дуновением в бездну. Рук стоит неподвижно, почти не моргая. Её взгляд блуждает по Тени, но сколько ни всматривайся, одних лишь глаз недостаточно, чтобы постичь её. Де Рива пытается понять, почему её всегда тянет к краю, но мысли ускользают. Они то тяжёлые и неподъёмные, то невесомые и вёрткие, и каждый раз Рук оказывается не готова к тому, какими они окажутся сегодня. Едва слышно позади раздаются шаги. Слишком издалека, чтобы напугать, и слишком громко, чтобы подкрадываться. Рук внезапно хочется рассмеяться: насколько отчаянно Солас стремился убить её в первые пять минут, настолько же осторожно он теперь пытается не показаться агрессивным. А ведь мог бы просто столкнуть, если бы хотел. — Здесь трудно уловить время, — подаёт он голос, встав рядом, — но, судя по моим наблюдениям, ты стоишь тут уже давно. Рук слегка ведёт головой, но не поворачивается и не смотрит на него. Её губы трогает едва заметная усмешка. — Думаю над тем, что будет, если выпасть отсюда. Как думаешь? Солас медлит, размышляя, стоит ли вообще отвечать. — Не знаю, — говорит наконец. Рук только хмыкает, качая головой. — Лжец. Но я верю, что если бы это было что-то стоящее, ты бы уже сделал это. Солас не отвечает. Последнее время его тревожит её состояние, но вслух этого он ни за что не признает. Просто продолжит ходить за ней периодически туда-сюда, пока спасительница мира снова прогуливается над пропастью, опасно покачиваясь. Обычно Ужасный волк наблюдает издалека, хоть и понятия не имеет, что сделает, если девушка надумает упасть. Но «издалека» всё увеличивается в расстоянии, потому что странная связь крепнет, и Солас чувствует в себе отголосок того, как сама Рук внутренне улавливает его приближение. Это… странное ощущение. Будто слышишь с задержкой, как отдаются эхом собственные шаги в пустом коридоре. Он пока что не научился этим управлять: видит слишком много, узнаёт слишком много, и понятия не имеет, происходит ли то же самое у Рук. Недавно они впервые тренировали бой, и Солас вздрогнул всем телом, когда по нервам пробежал страх. Её страх. Эльфийка пропустила энергетический удар и улетела через всю улицу, однако, подумала, что противник снова пытается её убить, что она сейчас умрёт, и… испугалась. Он очень явственно это ощутил, но, благо, смог отделить чужие эмоции от своих. И, тем не менее, этот ужас, прожитый как собственный, не забудет. — Я не так давно в этой тюрьме, — внезапно говорит де Рива, — но уже понимаю Эльгар'нана и Гилан'найн, которые после освобождения решили уничтожить мир. Солас качает головой и делает шаг вперёд, окончательно поравнявшись с ней. Его руки заложены за спиной, точно у строгого учителя, и взгляд бесцельно устремляется вдаль, пока не цепляется за пролетающий мимо кусок кирпичной кладки. Он кружится в воздухе, будто осенний лист, подхваченный вихрем, и медленно исчезает за широкими спинами зданий Арлатана. — Эльгар'нан и Гилан'найн не хотели уничтожать мир, — спокойно возражает Солас. — Они хотели им править. Но мир начал отчаянно сопротивляться, и тщеславные «боги», вдобавок извращённые скверной, прибегли к тому, что умели лучше всего. Рук не ответила. — И советую не судить, насколько давно мы здесь, — продолжает он. — Время здесь тяжело поддаётся измерению. Это ты уже поняла. Девушка кивает, но в её глазах появляется всё больше от той бездны, в которую она смотрит. — Когда я выбралась из ловушки в прошлый раз, мне казалось, что прошёл час. А потом я узнаю от Беллары, что прошло две недели. Какова вероятность, что с другой стороны уже минуло тысячелетие? Солас слегка улыбается — его фирменная усмешка, в которой сквозит ирония. — Пятьдесят на пятьдесят. Рук бросает на него укоризненный взгляд. — То есть? — То есть либо прошло, либо нет. Она фыркает и наконец отступает от края, поворачиваясь к Соласу. Он же внутри чувствует странную смесь своего и чужого облегчения, будто атмосфера напряжения, которую можно было разрезать ножом, стала рассеиваться. — Спасибо, верно подмечено, умник. Или, как там… Смеюн? Невольно Солас пропускает смешок, искренний и незатейливый, и сам удивляется тому, как косвенное упоминание Варрика отдаётся не горечью внутри у обоих, а чем-то тёплым, почти домашним. В голове возникает фраза, услышанная чуть более десяти лет назад: «Жаль, что прошло. Хорошо, что было». — Рад, что тебе нравится моя компания, — произносит он, слегка склонив голову. — Потому что в ближайшее время вряд ли что-то поменяется, Рук. Она медлит, и взгляд становится неожиданно серьёзным. — Раяна, — срывается с языка. — Раяна? — Моё имя. Не думаю, что хочу и дальше использовать свой позывной. Он смотрит на неё несколько мгновений, затем кивает. Она вновь хочет отвернуться к краю, но голос, тихий, вкрадчивый, тянет её обратно: — Ты права. Рук погибла. Осталась Раяна. И это правильное решение — похоронить её. — Ты однажды пытался похоронить Фен’Харела, — хмурится девушка. — Ничего не вышло. — Может быть я плохо пытался? Она смотрит на него как-то слишком долго, но Солас не сопротивляется. Это приводит к последствиям: впервые он чувствует на себе, каково это, когда забираются под кожу. Маг хмыкает, но глаза не отводит. Значит Рук… Раяна тоже пыталась понять, что значит их связь, хотя на нём использует её особенности впервые. Её лицо такое необычно сосредоточенное, серьёзное, она не похожа на себя, своенравную и шумную. Он может вытолкнуть её из своей головы, у него в этом опыта больше, но решает дать ей взглянуть. Бог обмана вдруг решает, что так будет честно, учитывая то, сколько он успел случайно увидеть: от первой влюблённости в своего наставника до решительного плана победить восставших эванурисов во что бы то ни стало. Раяна смотрит ещё с полминуты, что со стороны могло бы показаться неловким, если бы оба не знали, что происходит. А затем её лицо, как от пощёчины, дёргается вправо. Соласу интересно, что такого она увидела в его памяти, но решает не спрашивать. Наоборот, из-за того, что девушка залезла в его голову, он сам начал чувствовать её острее. Чувствовать её… уязвимость к определённым размышлениям. — Как думаешь, скоро ли они забудут подвиг Рук из Антиванских Воронов, как забыли смысл имени «Фен’Харел»? — вдруг начинает он философски. — Я ошибся, создав Завесу, но тогда у меня не было лучшего выбора. Как и у тебя. Защитить, спасти тех, кого любишь от тех, кто пытается разрушить всё известное тебе, отомстить за тех, кто был сражён в этой битве за жизнь. По итогу я стал Ужасным Волком для тех, кого освобождал. Как считаешь, они уже снесли все твои памятники? Солас даже не видит — чувствует, как подрагивают её пальцы, когда слова достигают цели. И честность, с которой он это произнёс, вызывает у неё отторжение. — Не сравнивай, — наконец бросает, с трудом удерживая ровный голос. — Это не одно и то же. Суть не в победе, не в подвиге, а в том, что их жизнь продолжится. Будут рождаться дети, сочиняться песни, будет шанс всё исправить. — Возможно, — он почти не спорит, пожимая плечами. — Но держи в уме, что я думал так же. Думал о шансе для своего народа. А потом проснулся и узнал, что Ужасным волком пугают детей, а эльфы с гордостью носят на лице рабские метки, почитая великих несчастных богов, запертых на небесах предателем. Но всё было бы не так страшно, если бы эльфы не считались изгоями. Бездомными, безродными дикарями или рабами в большинстве своём. — Нынешние эльфы не дикари и не рабы! — тут же вспыхивает Раяна. — Это не мои мысли, — отрезает Солас хладнокровно. — Я подытожил то, что слышал с первых лет пробуждения. Не все эльфы — рабы, но большинство рабов — эльфы. Раяна отворачивается, чтобы не показывать, как лицо перекосило от гнева и обиды. И ведь даже трудно сказать, из-за каких именно слов. Солас выдерживает паузу, приглашая её самостоятельно дойти до выводов, и только спустя минуту добавляет: — Не отрицай своей заслуги. У нас были разные цели, разные понятия «спасения», и чтобы защитить своё ты отдала достойную жертву. Только мученицей ты будешь до тех пор, пока живы очевидцы, или пока это кому-то нужно. Дальше либо забвение, либо постепенное превращение в злодея. Его голос отдаётся эхом в тишине, и Раяна с трудом подавляет дрожь, пробежавшую по телу. Однако её плечи медленно расслабляются. На одно Солас мягко кладёт ладонь. — Рук сделала достаточно. Ей пора на покой. Отделись от этого прошлого, и позволь себе быть без него. — Разве есть будущее без прошлого? — уже спокойно, но устало спрашивает Раяна. — Только если прошлое — камень. Пока не отвяжешь от ноги — не всплывёшь. Она опускает голову. Солас впервые думает о том, что хочет залезть ей в голову, но сдерживается. Его рука осторожно соскальзывает с её плеча, мужчина делает несколько шагов назад и хочет уйти совсем, когда она его окликает. — Ты говорил мне, что объяснишь, как правильно отражать раздвоенные заряды. Солас улыбается — той нечастой улыбкой, в которой нет ни иронии, ни насмешки. Но за этим жестом скрывается не только удовлетворение от плодотворной помощи: с его подачи эльфийка только что сделала шаг к внутренней трансформации, которая, возможно, окончательно превратит их конфликт в союз. Мужчина не желает для Рук зла — уже нет, — и то, чего он добился, положительно повлияет на них обоих. Героиня получит шанс избавиться от груза прошлого, Солас — сторонника. Язык не поворачивается произнести «друга». У него уже когда-то были друзья, и все были им преданы: и Ужасным волком, и простым магом-отступником. Рук была права: Солас не хочет меряться высотой гор из трупов, оставленных позади. Он плавно взмахивает рукой в сторону города, приглашая следовать за собой и оставить позади край пропасти. — Пойдём, Раяна. Я покажу тебе.