Запертые

Очередная найденная площадь больше походит на рыночную. Она окружёна со всех сторон плотно стоящими бок о бок высокими домами из жёлтого кирпича, выглядящего уж очень тускло в местном освещении. Пространство пустынное, нет ни торговых лавок, ни вывесок, ни каких-либо прочих признаков жизни; только фонтан в центре: квадратные массивные бортики с замысловатым орнаментом теперь покрыты трещинами и местами осыпались, не в силах вынести тяжесть времени. Вода в фонтане есть, но кажется цельным куском мутного стекла с застывшим отражением неба в нём. Солас сидит, опершись спиной на бортик, вытянув одну ногу и согнув другую в колене. Его лицо кажется спокойным, но взгляд смотрит сквозь всё материальное, устремляясь в пустоту. Пальцы едва заметно перебирают воздух, будто на их кончиках вот-вот заискрится магия, только эльф глушит эти порывы. — Конь С4, — равнодушно бросает Солас. Ответом ему служит раздражённый стон. Откровенно говоря, Рук не понимает, как они оказались в этом моменте. Кажется, в очередной раз ругались, когда речь зашла про интеллектуальные способности. Моргает — а она уже третью партию продула. Слово за слово, от скуки решили продолжить. Сколько они здесь? Неделю? Четыре? В Тени, по крайней мере, в этой её части, не надо есть и пить, не хочется спать, но и заняться тоже нечем. Оба мага делали свои дела, пока не зашли в тупик: у Рук «закончился» Арлатан для исследования, у Соласа — идеи, что ещё можно предпринять для побега. Последний вряд ли смирился с обстоятельствами, да и де Рива не превратилась в прекрасную компанию, но если в ближайшее время Фен’Харел не разнообразит деятельность, то спятит. Жаль только, что никакого вызова в игре с Рук нет: её ходы ещё более хаотичны, чем магические атаки. И то и другое она оправдывает отсутствием практики, потому что среди Воронов ножи превалируют над заклинаниями, а порочная добродетель — над шахматами. Поэтому пока что Солас просто довольствуется собственным превосходством, расслабившись настолько, что несколько раз всё-таки дал маху, не уследив за расположением вражеского ферзя. У его оппонентки преимущество, но, скорее, такое, какое бывает у одноногого калеки, которому, в местах где все стоят, предлагают стул. Солас может держать доску в голове, Рук — нет, поэтому он разрешил ей зарисовывать. Слева слышится возня, пока она стирает ладонью схематичное обозначение ладьи на большом клеточном поле с неё ростом, нарисованном на светлой стене углём. Или чем-то похожим на него. Как минимум ладони и пальцы у девушки чёрные, как от сажи. На клетке, где раньше была её фигура, теперь нарисован конь. — Ладно. Пешка Д4. Солас усмехается, не отвечая сразу, себе давая насладиться приближающейся победой, а сопернице — начать нервничать. Он откидывает голову назад, опуская затылок на прохладный камень, закрывает глаза. Слышит, как Рук в нетерпении стучит мыском по земле, как шелестит её плащ, когда она переминается с ноги на ногу. В этом она вся: нетерпение, скорость… опрометчивость. Ей всегда нужно больше действий и меньше разговоров, что находит своё отражение как в настольных играх, так и в бою. Именно из-за этого Вороны отправили девушку учиться рассудительности куда-то подальше от Антивы. И именно поэтому после череды необдуманных ходов она оказалась заперта в Тени, пусть и вместе с тем, кого так хотела сюда засунуть. Ах да, ходы. — Маг А1, — спокойно произносит Солас, даже не поднимая головы. Рук застывает, уставившись на свой рисунок. Кажется, даже в записях она умудрилась что-то напутать, но Солас любезно готов ей помочь осознать поражение в случае, если она его не заметит. Но недопонимание разрешается само собой. — Чёрт! Солас не может сдержать ехидную усмешку. Он наконец открывает глаза и смотрит вправо, где Рук кулаком стирает фигуры с клеток после очередного поражения. Уголь осыпается грязной пылью ей на сапоги. Последним движением она стирает счёт возле клеток и пишет новые цифры: 4:36. — Ты просто везучий. Я не верю, что можно честно выигрывать столько раз. — Я тоже не верил, что кто-то может проиграть 27 раз подряд и всё равно открывать короля под атаку мага, — острит он лениво. — А если серьёзно, то это тебе не карты, как тут, по-твоему, можно мухлевать? Рук задумывается на пару секунд, занеся кусочек угля над стеной, потом вспоминает и продолжает дорисовывать стёршиеся клетки. — Альберто однажды съел пешку противника, когда тот отвернулся. Она мешала ему забрать ладью. Солас повёл бровью. — «Съел» в смысле другой фигурой, или… — В смысле проглотил, — договаривает эльфийка. Удручённый историей о чужом идиотизме, который даже здесь умудрился его коснуться, Солас трёт глаза двумя пальцами, пытаясь об этом забыть. Последним его травмирующим воспоминанием о шахматах был день, когда Сэра высмеяла игру сказав, что самый сильный ход в шахматах — это удар доской. Рук скидывает исписанный остаток уголька на землю, подходит к фонтану с другой стороны от Соласа и окунает руки в холодную воду. — Ещё разок? Только мне надо найти что-то новое, чем можно рисовать. — Нет, — отвечает эльф категорично, и Рук тушуется на мгновение от резкости слов. — Нет? Почему? У меня только начало получаться. Он поджимает губы, и в его взгляде сквозит раздражение. Лёгкое, что уже прогресс для их взаимоотношений. Хорошо, что она этого не видит, нечего её баловать даже крохой своего расположения, даже намёком на возможность этого. — Сорок партий, Рук. Ты проиграла тридцать шесть из них. Я устал. Она фыркает, стряхивая влагу с кистей. — Устал от чего? От мыслительного процесса? — От ошеломительной серии побед, — отвечает он с насмешкой, сквозящей в голосе. Дотерев лишнюю влагу о собственные штаны, Рук садится, прислонившись к борту фонтана. Их с Соласом спины разделяет толща воды. Девушка сгибает одну ногу в колене и подтаскивает к себе стоящий неподалёку железный куб. — Хоть где-то ты побеждаешь, согласись. Её удивляет, что выпад он игнорирует. Молчит, даже дыхания не распознать. Только спустя полминуты слышно, как поднимается, и как уже знакомые, хорошо изученные шаги удаляются прочь, отскакивая эхом от стен домов. Рук толкает пальцем хрустальный шарик по желобу, пока тот не закатывается в отверстие. Внутри что-то щёлкает, позволяя начать вращать ранее единственную неподвижную грань куба.

***

Башня, в которую Солас забрался, была бесполезной частью чье-то жилища тысячи лет назад. Круглая, слишком маленькая, чтобы разместить по периметру какую-то габаритную мебель, да и как её сюда затащить через неудобную винтовую лестницу? Но зато она служила красивой декорацией, дополняя своим аккуратным видом общую архитектуру. А ещё, несомненно, плюсом был балкон. Башню расположили достаточно высоко, чтоб во времена эльфийского величия можно было разглядывать леса и море за пределами владений. Теперь, во время заточения города в Тень, с неё можно было наблюдать рубленные края в местах, где обрывался осквернённый Арлатан и начиналась бездна. Или как вдалеке размыто дрейфуют обломки: гранитные острова, скалы, остатки строений. Солас пытался разглядеть духов, каких угодно, но, очевидно, сюда они либо не могли пробраться, либо не хотели. Маг расположился на балконе, прямо на мраморе, скрестив ноги в позе, которую может сохранять продолжительное время. Его веки закрыты, а мысли с каждым часом становятся чётче, обретая форму. Слишком долго здесь он посвящал себя злости: на обстоятельства, на несправедливость, на девчонку. Пора прекращать, и с ясной головой приступать к новому плану, который, конечно, сначала надо придумать. Солас давно не медитировал. Наверное, это одна из причин, почему он начал терять контроль над собственными эмоциями… Раздаётся оглушительный в этой умиротворяющей тишине грохот, и эльф вздрагивает всем телом, тут же открывая глаза. Сморгнув мутную пелену, Солас видит недовольное лицо Рук, возвышающееся над ним, и только потом обнаруживает источник шума — металлический куб, а точнее его остатки, которые швырнули об пол рядом. — Я его открыла, — заявляет она, скрещивая руки на груди. — Там было пусто. — Открыла умом? Или что-то на него уронив? — скептически уточняет Солас, опускает взгляд, и рассматривает обломки головоломки перед собой. Он берёт ближайший кусок, крутит в руке, любуясь железным блеском острых сколов. — Умом, — с раздражением отвечает Рук. — А потом запустила об стену, когда поняла, что там пусто. Солас… смеётся. Де Рива хмурится, потому что это первый раз с момента победы над Эльгар’наном, когда в голосе эльфа нет издёвки. Его длинные пальцы крутят фрагмент, будто он всё ещё собирался разгадать загадку, хотя разгадка уже перед ним. — Эта головоломка была создана с одной целью: показать, что не всякое усилие приносит результат, — говорит он наставническим тоном, и Рук невольно вспоминает, что когда-то эльф был духом мудрости. — Случается потратить кучу времени на абсолютно бесполезный труд, но на этом жизнь не заканчивается. Девушка роняет голову на грудь, и теперь в её голосе гораздо больше обычной досады, чем гнева: — Прекрасное послание. Только подтверждает, что все создатели головоломок — садисты. Солас улыбается, и это, вместе с оттенком лёгкой грусти на его лице, выдаёт очередной всплеск ностальгии. — Джун придумал эту головоломку. И, несмотря на сложность, она больше о метафоре, чем о загадке, — размахнувшись, он швыряет обломок через перила. — Куб кажется чем-то заполненным внутри, как и некоторые наши цели. Только вот истратив кучу сил и времени мы открываем его, а обнаруживаем лишь пустоту. Рук смотрит на оставшиеся куски под своими ногами, и, немного подумав, Солас решает озвучить возникшую мысль: — Если честно, не думал, что ты его откроешь. Эльфийка фыркает, но беззлобно, утомлённо. Она не ожидала от куба чего-то конкретного, но ожидала хоть чего-то. Сапогом Рук заталкивает куски в угол балкона, садясь напротив вынужденного сокамерника, и приваливается спиной к холодным балясинам. — Ты не уникальна в своём разочаровании. Большинство открытых кубов постигала та же участь, что и этот. Рук коротко прыскает, но с явным оттенком огорчённости. Её немигающий взгляд направлен на собственные колени, которые она, спустя секунду, обнимает руками. Какое-то время двое сидят молча, прислушиваясь то к собственным мыслям, то к странным звукам Тени. Чем дольше они здесь, тем громче становится Арлатан. Неясно, то ли слух привыкает различать больше диапазонов, то ли Чёрный город, питаясь их силами, начинает дышать. Где-то хрустнуло, где-то скрипнуло, а на такой высоте в список шумов добавился низкий гул, как от заклинания электрического барьера. Но Солас думает не об этом. Его не покидает другая загадка: как так выходит, что в огромном мегаполисе он и Рук могут найти друг друга, стоит только захотеть? Они ведь больше не связаны его магией крови, никаких прочих ритуалов не делали, а всё равно, пожалуйста: он забрался на одну из самых высоких точек, а она нашла и, кажется, даже не задумывается, почему. С их последней игры в шахматы, последней встречи, кажется, прошла сотня часов, и только когда Рук захотела его увидеть, то нашла, куда идти. Возможно, если бы Солас тоже хотел её найти, у него бы получилось. Просто он не хочет. Стоит с этим разобраться, пока это не стало проблемой. — Солас, — нарушает девушка тишину. — Насколько длинной может быть вечность? Он взглянул на неё, прежде чем снова обратиться к небу. — Представь длинную прямую дорогу вперёд, по которой ты идёшь. И вечность — это горизонт. Воображаемая линия, которая удаляется от тебя по мере приближения. Рук глубоко вздыхает и прячет лицо в коленях. Её разум, кажется, становится непомерно тяжёлым, и это страх как утомляет. Долго. Всё бесконечно долго. Затянувшаяся вечность. Если бы время повернулось вспять, и там, в Минратосе, перед ней снова предстал бы выбор, Рук уже не так уверена, что сделала бы опять то, что сделала. Приглушённый смешок в ноги звучит больше как всхлип, прежде чем девушка поднимает голову. — Конь С3. Солас, всё ещё сосредоточенный на горизонте и сам размышляющий над своей метафорой, недоверчиво переводит взор на эльфийку. — Уверена? Справишься без рисунка? Она слабо хихикает, и каким-то излишне детским жестом вытирает предплечьем глаза прежде, чем влажный блеск в них станет очевидным. — Я попробую. Рук бы пожалела, что не смотрела на Соласа в этот момент, если бы знала, что теряет. Уголок его губ вздрагивает, взгляд всего лишь на мгновение смягчается, прежде чем он уводит его в сторону. Сам же он рад, что не был ею замечен таким. — Тогда пешка G6.