Ловушка для родителей

Roxette – How Do You Do В соседней камере сидела проститутка. Она спала на скамейке, закинув ногу на ногу и свесив голову с завитками вместо волос. Из-под юбки выглядывал красный лоскуток, губы похабно изгибались, словно она и во сне продолжала предлагать себя. Когда ее привезли, девчонка переливалась ярче лампочки на потолке участка, и пьяного Скорпиуса честно немного замутило. Она брезгливо смотрела, как он вытирает рукавом рубашки кровавую кашу под носом, рассматривает ее и вытирает о штаны, как будто ею самой не вытирали что-нибудь похуже. Сейчас Скорпиус сидел на своей скамейке, смотрел на проститутку сквозь прутья решетки и лениво думал, что, если приглушить свет, одеть ее в черное, убрать плебейский загар, пластиковые кольца в ушах и туповатую улыбку, она была бы даже ничего. Неужели магглы не понимают, что порок только тогда обаятелен, когда он красив и прячется? Простые платья, бледные лица, потемки и немного грусти в глазах действуют куда сильнее, чем эта сверкающая мишура. Идиоты. Тишину в отделении маггловской полиции нарушало только радио, но звук был почти на минимуме – слов не разобрать. — Эй, парень, проспался? Уже лучше выглядишь. Жирный маггл с бумажным стаканчиком кофе в руке прошел к столу, важно держа подмышкой какую-то папку. Его форма была очень похожа на китель ликвидатора магических катастроф. В мэнор их как-то нагрянула целая бригада, когда какой-то темный артефакт деда сожрал человека. Скорпиус изогнул бровь. Он сидел, облокотившись спиной о холодную стену и закинув ногу на ногу, втыкал в одну точку и вообще не выглядел как хороший собеседник. — Ты косплейщик? — продолжил маггл, зачем-то кивнув на разложенные на столе вещи. Вещи Скорпиуса. Волшебную палочку и обломок метлы, теперь больше похожей на веник, а не новенькую гоночную «Молнию 4000+», которая стоила как годовой оклад всех сотрудников Отдела магических игр и спорта. Скорпиус не знал, что такое «косплейщик», не знал, как остановить стадо бешеных гиппогрифов в своей голове, не знал, какого Мерлина магглу вздумалось до него доебаться с утра пораньше… хотя, нет, все же знал. Из-за дурацких белых волос, на которые считал своим долгом пялиться каждый первокурсник Хогвартса. Но также Скорпиус знал, что полицейские, особенно у арестованных в отделении, редко спрашивают что-нибудь безобидное. Наверняка это значило что-то типа «ты толкаешь тентакулу маленьким детям» или «ты насилуешь беззащитных пикси», или – в Министерстве бы оценили – «ты нашел останки лорда Волдеморта и теперь поклоняешься им вместе со своей сектой». — Ни в коем разе, — уверил маггла Скорпиус. — Тогда зачем тебе эта игрушка? Вроде взрослый парень, — хмыкнул маггл, принимаясь несуразно размахивать его палочкой. Он бурчал себе что-то под нос и вроде бы находил это очень смешным. — Я фея-крестная. — Фея на помеле? — Конфискат. Непутевая крестница-ведьма врезалась в вертолет, сломала нос, позвоночник и мои надежды, — убийственно серьезно сообщил Скорпиус. Со стороны камеры проститутки послышался сдавленный смех. — Для человека без документов у тебя слишком искрометное чувство юмора, — отметил полицейский, прежде чем впиться зубами в круассан. Бляха на его ремне грустно поблескивала – боялась, что ее снесет безудержной силой расширения, не иначе. Губы Скорпиуса тронула фамильная змеиная улыбка. Пожалуйста, получите очередное доказательство того, насколько бесполезен Статут секретности. Зачем прятать то, во что все равно никто не верит? Это в тринадцатом веке надо было сидеть по кустам, трусливо поджав задницу, которая обязательно должна была переваливать за полцентнера, потому что вокруг полная срань творилась. Скажи сейчас кому, что ты колдун, и все, ты звезда YouTube. Ну, ровно до тех пор, пока какой-нибудь дебил не оставит наедине котенка и рулон туалетной бумаги. Торжество разума, все дела. — Можешь прибавить громкость? — скучающе обмолвился Скорпиус, покачивая ногой в такт песне. Маггл неодобрительно покосился на него, не вынимая изо рта круассан. Он не учел того, что Скорпиус был Малфоем. Тяжелым взглядом черных глаз сквозь белую челку он мог стронуть с места и горгулью у кабинета Макгонагалл, а не какую-то маггловскую руку в жирных крошках. Когда музыка полилась по отделению громче, Скорпиус немного расслабился. Часы на стене показывали без пятнадцати семь утра. Он проснулся на рассвете от приступа рвоты. С радостью бы полностью выблевал из себя прошлую ночь, но хаотично мелькающие воспоминания преследовали его, как родовые призраки, пока он таскался из угла в угол, словно пойманное животное. Все воспоминания, кроме одного – в какой момент началась драка. Казалось, она возникла словно контрольная по трансфигурации. Внезапно и смертельно. Вначале все было хорошо, просто замечательно, без Драко, его нытья и драккловой работы, зато с девчонками в коротких джинсовых шортах, задницы одна другой краше, в море алкоголя, с разноцветными огнями и звездами перед глазами. Местная группа орала, как сто пил, потные тела тянулись к потолку, и все эти незнакомые веселые люди казались Скорпиусу такими теплыми и родными, что он чуть не прослезился. Потом был момент, когда он после таблеток вроде тех, какие раздают в психиатрии Мунго, выхватил палочку и начал размахивать ею с криками «Духи! Духи!». Был момент, когда они с каким-то чуваком перетягивали его «Молнию», Скорпиус вырвал свою собственность, после чего получил ослепляющий удар в лицо. Был момент, когда он стоял, прислонившись спиной к барной стойке, и обрушивал поднос официанта на головы нападающих. Изо рта у него текли розовые слюни, он дрался как тигр, повалил одного из парней на пол, сцепился с ним как жвачка и, пока другие пытались его оттащить, стал методично избивать. Крышу сорвало напрочь, тем более вокруг визжали девчонки. Еще полминуты и он бы выхватил из штанов палочку, ей-богу! Скорпиус опомнился, наверное, только в камере, с расквашенной мордой, поломанной метлой и чувством оскорбленного достоинства, без запонок с драгоценными змейками, без сигарет, без волшебной палочки и без терпения к магглам, внушаемого юным волшебникам на обязательном уроке маггловедения. Документов у него также не было, поэтому полицейские пускали на него слюни, как Филч – на грязный унитаз. Скорпиус Гиперион Малфой, единственный и неповторимый, аристократ в хрен-знает-каком поколении, наследник древнейшего чистокровного рода волшебников, а вдобавок ко всему прочему сын первого дипломата всея Магической Британии, застрял в маггловской полиции в компании девицы легкого поведения. Держите журналистов «Ежедневного Пророка»! Кто-то точно описается от восторга. Скорпиус усмехался и легонько поигрывал ключицами в такт незнакомой, но очень классной песне.

«I need an easy friend

I do

with an ear to lend

I do

think you fit this shoe

I do

won't you have a clue…» (1)

Происходящее уже начинало ему нравиться. Проститутка взбила пергидрольные кудряшки и смотрела на него долгим проникновенным взглядом. Скорпиус принял игру – глядел на девчонку не отрываясь, катал на губах усмешку, когда не шептал слова песни, отбивал ногой ритм, и она начала накручивать на палец завиток. Вышло так, что они сидели друг напротив друга и «только бессердечные металлические прутья мешали их единению», как написала бы Рита Скитер в каком-нибудь тупом романе, которые тайком любили читать старшекурсницы. Кажется, она только что сделала жест, что может отсосать ему через решетку. Скорпиус стал подпевать громче, едва сдерживая смех. — А жаль, при таком таланте тупо вышибить себе мозги, да? — маггл давно уже доел и теперь сидел за столом с бумагами, подпирая кулаком толстую румяную щеку и наблюдая за тем, как Скорпиус все повышает и повышает голос. — Что? — не понял он. Маггл посмотрел на него как на непроходимого идиота. — Кобейн, ты что, не понял? — Ах, да, Кобейн. Конечно, понял, — не моргнув и глазом соврал Скорпиус. — Странный ты парень, — подозрительно сощурился маггл после секундной паузы. — И еще эти твои волосы, документы… — стоило ему только вспомнить про отсутствие документов, вид у него стал еще более подозрительный. Как будто это было возможно. — Может, надо вызвать специалистов? Ну, тех, которые феями занимаются. Хотел ли он припугнуть или говорил всерьез, Скорпиус так и не узнал, потому что вдруг тяжело отворилась дверь и в коридоре как будто бы сразу стало темнее – только из-за того, что под белый свет неоновых ламп шагнул Драко Малфой в своем фирменном черном одеянии. Папаша всегда любил пафосные появления, но в этот раз он, очевидно, превзошел сам себя, потому что маггл, не говоря ни слова, стал подниматься со своего стула до тех пор, пока не вытянулся максимально неестественным образом. Заговорить первым он не решался и только тупо пялился, при этом, Скорпиус видел, стараясь не показаться неуважительным. В Драко внушало уважение все, даже ботинки. А ботинки больше всего говорят о мужчине. В любом месте, где он появлялся, начинало пахнуть деньгами и чрезмерностью. На него, бывшего Пожирателя смерти, смотрели с недоверием и опаской, обламывали половину его инициатив, – чтобы не зарывался, – неохотно приглашали в порядочные дома, но, когда приглашали, все мужчины в его присутствии начинали сопеть и много пить, а все женщины – краснеть и противно смеяться. На сына Драко не смотрел, даже когда кивнул в сторону его камеры: — Я пришел забрать. Как будто Скорпиус был его саквояжем, ну серьезно. Маггл прочистил горло. — На каком основании? — осторожно спросил он. Не понимал, с кем имеет дело, но интуитивно подозревал худшее. Скорпиус цокнул языком. Умный маггл. Говорили, в 97-м Драко их пачками укладывал. — Оно требуется? — Драко, казалось, удивился, чуть шире раскрыл льдистые глаза-лезвия. Он поправил фалды пиджака, в руках у него на мгновение мелькнуло какое-то удостоверение и тут же пропало в складках дорогой черной ткани. Глаза у полицейского загорелись, как у кота. — Он успел натворить что-то страшное? — Смотря что считать страшным. Двое человек в больнице. Парень устроил потасовку в клубе «Репортер», здесь неподалеку, при выезде из Лэкока, вероятно, употреблял легкие наркотики. По классике, сопротивление при задержании, еще заблевал форму Дженкинсу, — маггл осекся и опасливо стрельнул глазами в Драко. — Могло случиться что-то более серьезное? — О, несомненно. И я пришел, чтобы это предотвратить. У маггла съехались брови на переносице. Он выглядел как миссис Забини на кухне, словно решал неразрешимую задачу – сколько сахара класть в крем. Наконец, задача разрешилась выводом: — Он террорист? Драко ничего не сказал, только руку в карман сунул. Скорпиусу захотел открутить головы обоим. Кто, блять? Террорист?! Он рванул вперед, перехватив руками прутья. — Психологические отклонения у парня, конечно, на лицо… — начал маггл, деловито стряхивая с ладони крошки от круассана. — Империо. Глаза у маггла опустели, а Скорпиус невольно отступил назад, чувствуя, как у него разом похолодели и взмокли ладони. Прежде он никогда не видел, как применяют непростительные заклинания. Тем более, как это делает его родной отец. Драко не доставал палочку, острый кончик изнутри натягивал карман и указывал на стол. — Оставьте эти замечания. Сделайте так, как я говорю, — отец только что подписался где-то на десять лет Азкабана, а его лицо и голос оставались совершенно обычными. Словно он заказывал чашку кофе в ресторане. — Отдайте его мне и удалите любые напоминания о ночном происшествии из ваших баз, камер, всего, где он засветился. — Да, конечно. — Его вещи? — Здесь, на столе, пожалуйста. Маггл проворно выдернул палочку Скорпиуса откуда-то из-под папок и передал Драко. На метле он завис. Взял ее в руки и неловко посмотрел на отца. Магглу как будто было немного стыдно. — А это… как это называется? — Оставьте себе. Можете подметать камеры, — равнодушно обронил Драко, вставляя палочку во внутренний карман пиджака. Жирная физиономия маггла расплылась в улыбке. Он закивал, подбирая ключ к камере Скорпиуса. Проститутка в соседней таращила потекшие глаза, глядя, как решетка распахивается, открывая путь на свободу. Вот только Скорпиус не спешил выходить. Он стоял на месте и хмурился. — Благодарю вас за хорошую работу, — Драко окончательно добил его, пожав руку магглу. Тот выглядел таким счастливым, словно к нему прикоснулась королева Елизавета. Снова не посмотрев на сына, Драко Малфой развернулся на каблуках и удалился из отделения полиции. — Вы из Ми-6, да? Со мной можете не шифроваться! — кричал Драко вслед довольный маггл, а потом с я-так-и-знал видом покосился на Скорпиуса. Что он «знал» – что Драко из Ми-6 или что Скорпиус – террорист, уточнять не хотелось. Скорпиус толкнул дверь плечом и вышел на улицу, щурясь от яркого солнца. После камеры снаружи было зябко. Драко обнаружился у подпорной стены автозаправки в пятидесяти метрах. Ветер чуть колыхал фалды его пиджака, он безучастно курил, но Скорпиус видел, как дергается его нижняя челюсть. Так дергаются челюсти только у отцов, которым стыдно за то, что их сыновья – такие ебланы. Скорпиус подошел к нему вразвалочку, оттягивая вниз карманы заляпанных кровью брюк. Отворачивал голову к бензиновым колонкам. Проследил взглядом, как подъезжает чистенькая сверкающая полиролью машина. Драко ничего не говорил. Тогда он решил начать первым: — Я могу получить свою палочку? — Конечно, — Драко выпустил дым носом, и Скорпиус чуть было уже не вытянул руку. — Я лично отдам тебе ее в день отъезда в Хогвартс. — Что? — Ты наказан, Скорпиус. Чего удивительного? — Удивительно то, что мне почти семнадцать, а ты отбираешь у меня палочку, как будто я какой-то малолетний дебил! — злобно гаркнул Скорпиус. Отец не выглядел злым или раздраженным. Скорее, просто очень усталым. — Пока ты будешь вести себя как малолетний дебил, я буду относиться к тебе соответствующе. Скорпиус невольно представил, как он выглядит. Особенно рядом с идеальным, респектабельным и выглаженным Драко. В синяках и ссадинах, в заблеванных ботинках, в грязной одежде, без запонок и пуговиц. Мерлин, от него воняло так, что мошки в радиусе пяти метров должны падать замертво. — Если бы мне уже исполнилось семнадцать, — Скорпиус не привык сдаваться, он пинал носком ботинка камень и чувствовал, как ширится и растет внутри него гнев, — я бы просто шарахнул по ним Конфудусом и ничего… — И тебя бы забрала не маггловская полиция, а волшебная – за нападение на неодаренных. От такого лицемерия Скорпиус чуть не поперхнулся воздухом. Можно подумать, отец его считает не просто за малолетнего дебила, но и еще за малолетнего глухого дебила, который не слышал, какое заклинание он наложил на маггла! — А тебе значит можно, да? По старой памяти? — ощерился Скорпиус и наконец-то прямо посмотрел в безразличное лицо Драко. — Заявился как король этого мира, раскидываясь непростительными, облагодетельствовал этого несчастного идиота веником, спас тупоголового сына. И все даже без помощи секретаря! Ты возомнил себя героем, или мне кажется? Словил синдром Потт… И тут отец взорвался. Он сграбастал Скорпиуса за грудки, как будто хотел ударить, бешено сверкал глазами, и Скорпиус на целую секунду почувствовал себя мелким ушлепком, несмотря на то, что едва ли уступал в росте. Он понял, за что французы называли Драко Малфоя «Le Tigre» – «Тигр». — Ты понимаешь, глупый мальчишка, что вместо того, чтобы разучивать гребаные имена детей, кошек и жаб гребаных членов МАК, — шипел отец, встряхивая его за надорванную рубашку, глаза-лезвия полосовали его лицо, он пытался сопротивляться, но Драко сграбастал его руки в сокрушительный захват, — чтобы этот гребаный чемпионат провели у нас, я всю ночь потратил на то, чтобы тихо вытащить тебя из дерьма, в которое ты упорно лезешь! Лезешь и лезешь, лезешь и лезешь, как будто тебе нравится это все! Ты знаешь, у меня сегодня адски тяжелый день, Скорпиус, а я начинаю его с мыслей о том, где мой ребенок, жив ли он вообще? — сузив глаза, Драко отпустил его, и Скорпиус по инерции отступил два шага назад, впечатываясь спиной в бетонную стену. — Я иногда думаю, может быть, это заболевание, может быть, мальчик не виноват и его просто надо вылечить? Какому целителю мне тебе показать, Скорпиус? Под конец его голос стал таким обманчиво ласковым, что Скорпиуса затошнило. Драко быстро вернул себе свое затраханное самообладание. У него самого самообладания никогда не было. — А мне нравится, отец, — выплюнул он, с ненавистью глядя, как Драко достает новую сигарету и быстро закуривает. — Да, мне правда нравится это место! — Скорпиус принялся размахивать руками вокруг себя, показывая не то на полицейский отдел, не то на бензоколонки, не то на кучу собачьего говна в траве. Работники заправки в форменных кепках и комбинезонах уже вовсю косились на странную парочку: мальчишку-оборванца и члена, как минимум, Палаты лордов. — Я, может быть, с радостью просидел бы здесь еще неделю. Ты запер меня в мэноре на все лето! — его переполнила новая вспышка ярости, и он сорвался на крик. — Я скоро начну разговаривать с дьявольскими силками, чего ты ждал?! Я хотел отдохнуть! — Разве у тебя были какие-то утомительные обязанности? Прости, у тебя просто были какие-то обязанности? — На обязанность поднимать чертовых Малфоев с чертовых колен, как ты, я не подписывался! Может быть, ты уже прекратишь это делать? Не поверишь, это никому не нужно, ни твоя работа, ни твои приемы, ни… — Значит, ты сделал это специально? Чтобы не ходить на прием? Скорпиус сделал вид, что он очень занят пинанием камня под ногами. — Повторяю, ты сделал это специально? — Специально ли я разбил себе лицо и позволил магглам засунуть себя за решетку? — уточнил Скорпиус, не останавливаясь. — О да. Ты разгадал мой коварный план, Драко. Драко чуть помолчал. На переносице у него появилась резкая складка. — Наверное, ты не понимаешь до конца смысл слова «запер», сын. Тебе нужно показать. Считай, что с сегодняшнего дня ты под домашним арестом, — с каждым последующим его словом глаза Скорпиуса раскрывались все шире, а нос дергался, как у собаки. — Ты не выйдешь даже в сад, ты никуда не выйдешь, кроме, разумеется, приема французского посла. — Я не выставочная собачка, чтобы таскаться по приемам, Драко! — Не называй меня… — Да как скажешь, Драко. Только если я буду сидеть под домашним арестом, то пусть это будет до конца, окей? Я не пойду ни на какой сраный прием. Утреннюю тишину заправки нарушил оглушительный гудок, прорезавший вязкий летний воздух, как нож – резиновый бассейн. Они синхронно повернули головы. Машины разъезжались. — Пойдешь, — сказал отец голосом, от которого внутри все перевернулось. — Ты пойдешь. Или не поедешь в Хогвартс. Вот так. Захлопнуть дверь перед самым носом. Или залепить затрещину маленькому ребенку, так что драгоценный фамильный перстень оставит рубец на его лице. Скорпиус уставился на отца неверяще, боясь даже шевельнуться под холодным жестким взглядом. А потом уголки его губ дрогнули и вдруг поползли в разные стороны в истерической улыбке. — Ну ты и… Драко не дал ему договорить крепкое словечко. — Я только что передумал покупать тебе новую метлу, — сообщил он, небрежно стряхивая с сигареты пепел. — Да нахер она мне сдалась! — Скорпиус закатил глаза к голубому безоблачному небу, которое, он готов был поклясться, угорало над ним. Ему начинало казаться, что он сейчас засмеется как помешанный. — Мне не десять лет, я не жду от тебя подачек, не жду, что ты придешь и мы с тобой будем играть в квиддич, — он не говорил, он выбрасывал слова на грязную затоптанную траву, вкрадчиво и устало, — или смотреть старые колдографии, или что ты будешь давать мне советы, как клеить девчонок, что ты вообще будешь мне помогать. Мне не нужна твоя помощь, ясно? Зачем ты пришел? Отправил бы, я не знаю, Хренорта своего или как ты обычно делаешь. Драко затушил окурок о стену, вдавил его в бетон, чувствуя, как на губах появляется горькая усмешка. Никто из них никогда не ждал того, о чем говорил Скорпиус. Никто из тех, на кого в десять лет напяливали потрясающий черный костюмчик с гербом над сердцем и шелковую жилетку, переливающуюся, как новенький галеон. Никто из тех, кого гости тискали за щеки, как породистых пуделей, спрашивая, где они хотят учиться. Никто из тех, кто отвечал «Слизерин» и даже не знал, что это такое. Никто из тех, кто вырастал и поступал со своими детьми также, потому что не представлял, как иначе. Это была своя, особая плата за чистую кровь, родовое наследие и право смотреть свысока на весь остальной мир, пока ты сидишь в своей комнате в перерыве между праздниками, отданный на попечение домовиков, забытый и заброшенный, как тот чайный сервиз, который достают с полки на Рождество. Вокруг тебя переливается всеми красками жизнь, лыбятся самые дорогие и лучшие игрушки, сверкают лаком резные рамы на портретах давно мертвых предков, до которых тебе, честно, совсем нет дела, и в поместье все замечательно, то есть, уныло, тоскливо и вежливо до зубной боли. Дети аристократов были предоставлены сами себе. Они рано взрослели, рано начинали пить и спариваться между собой, как и всякая живность, запертая в одной клетке. Они смотрели на мир из этой клетки и честно не понимали, что прутья все же перекрывают обзор. Их рождение – результат договора, их взгляды неизменны, их профессия – дань традиции, их долг – клеймо на предплечье, неповиновение – смерть, а смерть – дорога в родовую усыпальницу. И по кругу. Со Скорпиусом с самого начала все пошло не так. И вот, Скорпиусу было шестнадцать, и он напился с магглами, попал в полицию и на равных выяснял с ним отношения. Когда Драко было шестнадцать, Люциус сидел в Азкабане, потерял пост в Международной конфедерации магов, в Визенгамоте и еще хрен-пойми-где, благотворительные шлюхи вышвырнули Нарциссу из своих фондов, а самого Драко учили не повторять «отцовских ошибок», подкрепляя уроки Круциатусом. Его жизнь была похожа на ад, а он молчал в тряпочку – не из любви, преданности и уважения, а только из трусости. Драко Малфой, со злостью втирающий окурок в подпорную стену заправки, пытался вспомнить, когда в первый раз сказал что-то наперекор отцу, но услужливая садистка-память неожиданно подбросила ему совершенно другую картинку. ...Взлохмаченные волосы, лихорадочный румянец на скулах, дрожащие пальцы на лацканах его пиджака. Она вскинула на него взгляд и чуть прищурила глаза – влажные, возбужденные – раскаленный шоколад. Ее рот, – он знал! – ее горячийпьянящийвлажный рот приоткрылся, она поцеловала его, втягивая его язык внутрь, и Драко гневно зарычал, засопел, зажмурился и... почти сдался. — Зачем ты пришла? — прорычал он ей висок, в отчаянии пожимая ее бедра и талию. Она невольно напряглась, столкнувшись с его вздувшимися брюками. Нет ответа. Только монотонный грохот колёс. Золотая задвижка на двери скрипела, когда поезд подскакивал вверх. Она постукивала носком зимнего ботинка ей в такт. Молчала, заставив его сильнее притянуть к себе ее бедра, а потом вдруг выдохнула: — А зачем ты подарил мне кассету? Он не знал. Его брови дрогнули, а руки чуть разжались. Не отпуская его взгляда, Грейнджер стекла по нему на пол, задрав свой свитер и чуть поцарапав спину о резную, шероховатую поверхность двери. — Давай просто не будем давать этому название. Драко закрыл глаза и уперся плечом в стену. Скорпиус сжал губы в тонкую полоску и рывком отвернулся. Между ними случился самый долгий разговор за последние два года. В мэнор они аппарировали в полном молчании.

* * *

Ехать в полном молчании было отвратительно, даже учитывая, что Роза наполовину спала, причем буквально – один глаз закрыт, да и второй слегка прищурен. За окном лентой бежали серо-зеленые лондонские пейзажи, похожие на многокилометровый галстук Слизерина. Роза беспорядочно переключала волны радиостанций на приборной панели, сменяя шипение болтовней диктора. Мама вела старенький «Сеат», не отрывая взгляда от дороги, и никак не комментировала ее действия. Это была новая политика Министерства. Веди машину, страничку в Facebook и своего низзла в ветеринарку за углом. Словом, будь магглом. Не сказать, что вся магическая общественность была в восторге, а продажи сов упали до уровня продаж настенных ковров, но им с Гермионой это было даже удобно. Они жили в маггловской части города и не имели не то что подключенного к Сети камина, а просто камина. Роза поняла, что поймала что-то стоящее, когда из динамиков в салон ломанулись старые аккорды Metallica. Она немного повысила громкость, а потом с чувством хорошо проделанной работы откинулась на сидение.

«What I've felt

What I've known

Never shined through in what I've shown

Never…»(2),

— солист прервался на полуслове, потому что Гермиона одним движением провернула ручку до упора. — Я мало спала, голова раскалывается, — пояснила она, на крошечное мгновение кинув взгляд на Розу. Та заторможено кивнула, глядя, как мать ловко выкручивает руль. Снова повисла тишина, вдобавок нагнетаемая шелестом шин. Так продолжалось полквартала. — Напомни, почему мы встали в шесть часов утра? — Роза сгладила резкость своих слов неловкой улыбкой. В зеркале на козырьке ее глаза, серые, сонные и грязные от наспех нанесенной подводки выглядели как две пепельницы. Она, как ей казалось, незаметно ковыряла уголок глаза костяшками. — Книги, — Гермиона остановилась на светофоре. — Мне нужно их сдать до отправки в заповедник, еще дописать отчет… Мерлин, — она встряхнула кудрявой головой, как будто хотела приложиться лбом о клаксон, — в общем после всего Министерство будет просто обязано на мне жениться. — Это надолго? — Честно, не знаю. Думаю, нет. Может быть, дня два-три. Ну, максимум пять. Правда потом у меня рабочий визит в Глостер. Там требуется кто-то из руководящего звена Отдела. Но первого сентября я точно буду на Кингс-кросс, провожать тебя в школу, — Гермиона почти полностью обернулась к дочери и впервые за утро заулыбалась, причем очень ободряюще. — Могла бы отправить книги почтой, — буркнула Роза, уязвленная тем, что впервые слышит про какой-то дракклов Глостер. — Ни в коем случае! Зачем тогда я тебя с собой взяла? И сделай уже наконец лицо попроще, смотреть противно. Эти фолианты такие древние, что неизвестно, как на них отразится нежелательное физическое воздействие, магия и другие внешние факторы, — Гермиона села на своего любимого конька и в порыве чувств хлопнула ладонью по подлокотнику. — Когда я попыталась их отлевитировать, одна из книг взорвалась. Я убила полдня на то, чтобы ее восстановить. Есть версия, что самые ранние записи, на кельтской рунической вязи, принадлежат первым оборотням. Большая удача, что я вообще смогла взять их домой и изучить в неформальной обстановке. Ага, в неформальной. Ночью на кухонной столешнице в компании кофейной турки. Первые оборотни должны быть оскорбленными. — Прекрати стучать, пожалей мою голову. И от ногтей останутся царапины. Роза отдернула руку от пластиковой вставки на двери. Потерла лицо. Ей адски хотелось спать. У нее было подозрение, что мать не пьет, а вставляет себе по ночам клизмы эспрессо. Иначе как объяснить ее неутолимое желание бороться за права вейл-полукровок, нырять с келпи и доставать из-под завала детенышей корнуэльских пикси, которых она обнимала чаще, чем собственную дочь и племянников. Гермиона свернула с широкого проспекта на узкую улочку и, вытянув шею, стала искать место для парковки. Роза с горем пополам разодрала глаза и клацнула челюстью. Итак, пора на выход. — Пойдем в два захода. Пожалуйста, аккуратнее. Я не знаю, что произойдет, если ты уронишь коробку. Может все обойдется, а может взорвется, как от заклинания левитации. Эти книги непредсказуемы, — мама предупредительно выглянула из-за багажника прежде чем передать ей первую коробку. Она была такой свежей, карие глаза так лучились, ее высокий хвост так бойко развивался на ветру, что, возможно, Роза бы даже ее возненавидела на какое-то мгновение, не подозревай она, что причина бодрости кроется в парочке хороших иллюзорных заклинаний. — Мерлин, почему ты не можешь быть опрятной? Капюшон завернут, глаза слипаются. Ты вообще протираешь свои кеды? — Сегодня протру. Роза не знала, откуда этим ранним августовским утром в ней взялось столько смелости, но она решила окончательно добить мать, шумно хлюпнув носом. Гермиона поджала губы, захлопнув крышку багажника. — Ты еще вчера начала расстраивать меня, Роза. Девочка ничего не ответила. Ее лицо окаменело. Груженные коробками, они пробирались сквозь ряды припаркованных машин, некоторые из которых также принадлежали работникам Министерства. Безлюдный проулок недружелюбно воззрился на двух нарушительниц спокойствия темными окнами танхаусов, обычных для окраины Лондона. Мусорные баки источали сладковатую летнюю вонь, тонкие деревца, закрывавшие узкими зелеными спинами непривлекательного вида металлическую лестницу, подсвистывали от легких порывов ветра. Лестница вела к трансформаторной будке. Мама выглядела неожиданно стильно в песочных брюках британской армии, которые как-то презентовал ей дядя Гарри. Ими – специально для вылазки в Ирландию – она заменила привычную юбку-карандаш. Гермиона, собранная, подтянутая, чем-то смахивала на Сару Коннор из первого «Терминатора», если бы та завила волосы, достала из зубов сигарету и внезапно начала читать лекции о хорошем поведении. В таком виде она смотрелась куда более уместно на фоне старой трансформаторной будки, чем в своем обычном министерском одеянии, делающем ее похожей на высокомерную застегнутую на все крючки и пуговички стерву. — Аккуратнее, — повторила Гермиона, постучав палочкой по нарисованному на стене оскаленному черепу, под которым была намалевана полустершаяся надпись: «Не влезай, убьет». Казавшаяся монолитной дверь тихо чвякнула. Уперев коробку в стену, Роза толкнула дверь ногой, и они оказались прямо в Министерстве магии. Атриум обрушился на них криками, гомоном, журчаньем воды в фонтане, дробью каблучков ведьм, шелестом летающих писем и шипением зеленого пламени в каминах. Похоже, бюрократическая возня не утихала даже ночью. Все куда-то торопилось, спешило и ужасно действовало Розе на нервы. Гермиона явно чувствовала себя здесь как рыба в воде, совсем не так, как у них на кухне, например, где она подолгу беспомощно висла. Ее походка в берцах стала пружинистой, спина – еще прямее чем обычно, а взгляд – в разы увереннее. Роза бы тоже хотела иметь такой взгляд, когда отдирала от своего лица чью-то прилетевшую не по адресу служебную записку. Хотя, наверное, в этот момент она была похожа на лукотруса с подожженной шевелюрой – такая же перепуганная, дерганная и дымящаяся от унижения. Туда-сюда пришлось сходить два раза. Они расстались прямо у того же Архива, куда сдавали книги: там миссис Уизли застигли возвращающиеся с ночной смены авроры и организовали ее мозгам культурно-просветительский марш-бросок. Роза мялась в стороне. Гермиона кивала, что-то вставляла, то и дело вспоминала недобрыми словами ирландцев, в процессе помахала дочери рукой, когда та крикнула: — Пока, мам, удачи! Роза раздраженно одернула рукава ветровки, развернулась к фонтану, а потом вдруг с размаху налетела на что-то ядовито-зеленое, в рюшах и с котелком на голове. — Из-звините… — она неловко подняла глаза и честно обомлела: ведьма напротив улыбалась так, словно хотела ее съесть. — Роза Уизли, правильно? — в ее рту отчетливо показались два золотых зуба, на которые Роза невежливо втыкала больше секунды, пока утвердительно кивала. Ведьма заулыбалась еще шире и плотояднее. — Какая удача! Так похожи с мамой, просто глаз не оторвать, красавица! Вы здесь вместе? — Да, я ей помогала. Но я уже ухожу. Роза отчаянно пыталась вспомнить, в каком колене ей эта незнакомая ведьма тетушка. Обычно только родственники так на нее нападали. — В таком возрасте и уже помогает решать важные министерские вопросы, — какая-то-там-тетушка-Уизли издала сардонический смешок. — С чего вы взяли, что они важн… — Вы на каком курсе учитесь? Четвертый? Пятый? — Перешла на шестой, — Роза начинала терять терпение. Она сделала шаг в сторону, но ведьма с ловкостью ловца «Кенмарских коршунов», первого в рейтинге страны, пресекла ее попытку побега, жадно вцепившись в костлявое плечо. — Как интересно, — горячо протянула она, хотя Роза не видела в своей учебе абсолютно ничего интересного. — Гриффиндор, если мне не изменяет память? По стопам родителей, это так красиво и одновременно так печально, — ужасная ведьма понимающе покивала и погладила ее многострадальное плечо. Ядовито-зеленый котелок на ее химических рыжеватых кудряшках угрожающе покачивался. — Ваш отец, знаменитый Рональд Уизли, погиб, отдавая долг стране. У вас есть какое-то внутреннее чувство негодования или несправедливости, Герой Войны подарил всем волшебникам мир, а сам прожил в нем совсем ничего? Вам сильно его не хватает? У Розы внезапно возникло странное чувство, которого у нее не возникало никогда прежде. Ей захотелось ее ударить. — Извините еще раз, но я тороплюсь, — жестко отозвалась Роза, вырывая свою ветровку и, не оборачиваясь, пошла прочь. — Рада была наконец-то лично познакомиться, мисс Уизли! В полдень я всегда обедаю в «Черном единороге», еще больше буду рада выпить с вами чашечку чая! — кричала ей вслед безымянная ведьма, ничуть не смущаясь. Роза позорно прибавила скорость. Злость сменилась паникой, очень похожей на ту, которая захлестнула ее шесть лет назад, когда в ее купе выстроилась очередь. «Твои родители правда Гермиона Грейнджер и Рон Уизли?». Роза почти бежала к выходу к трансформаторной будке. Бурный поток волшебников, спешащих на работу к восьми, заставил ее затормозить и выдохнуть. Что она, плаксивая пуффендуйка, что ли? Роза вскинула подбородок и гордо двинулась наперекор потоку, мысленно представляя, как повыдергивала бы внезапно объявившейся тетушке все ее химические кудряшки фамильно-рыжего цвета. Прямо в дверях она вдруг ни с того, ни с сего вспомнила про завернувшийся капюшон. Очевидно, это было самое удачное место, чтобы его поправить, потому что меньше, чем через секунду, железная створка захлопнулась, а кусок куртки оказался зажат дверью. — Драккл, — Роза мученически воззрилась на ржавую крышу будки над своей головой, — это лучший день в моей жизни. Тишина переулка после шумного Атриума, в котором так и осталась ее ветровка, оглушала. Роза, чертыхаясь, тянула куртку. Куртка не поддавалась, только тонкая ткань начала жалобно трещать. Свидетели ее позора – припаркованные машины и пара голубей – оставались безмолвными. Девочка сжала зубы и дернула сильнее. Капюшон, казалось, готов был оторваться, лишь бы не покидать треклятое Министерство магии, которое Роза ненавидела до боли в животе. Она остановилась и промокнула лоб рукавом. Секунд пять пялилась на череп перед своим носом, а потом воровато оглянулась по сторонам и достала палочку. Навряд ли это будет считаться применением магии вне стен школы. Полностью повторив действия матери, Роза постучала палочкой по черепу на стене. Реакция последовало незамедлительно, только совсем не такая, как ожидалось. Зубастые челюсти нарисованного черепа дернулись, и трескучий, как электрическая дуга, голос пророкотал: — Не влезай, убьет! — Кто убьет – тот, кто влезет? — парировала раздраженная Роза, принимаясь с двойным упорством дергать металлическую дверь. Не поддавалась. Только руки в ржавчине испачкала. Видимо, у них какое-то распознающее заклинание, не пускает никого, кроме работников. Тем временем у черепа выразительно отвисла нарисованная челюсть. — Н-наверное, — неуверенно согласился он. — Значит, я убью? Какая прелесть, как быстро сбываются мечты! — не глядя на череп, Роза с силой пнула дверь. И тут же подавила в себе желание обнять гудящую ногу. От беспомощности ей хотелось расплакаться. — А кого убью – тебя, да? Я больше ни до кого не дотягиваюсь. — Меня нельзя убить, — увереннее возразил череп. — Я нарисованный. Роза снова посмотрела на него. И ее лицо оскалилось совершенно также. С энтузиазмом безумного ученого она приблизилась к стене, не отрывая от пустых глазниц черепа прищуренного взгляда. Будь у него веки, он бы наверняка моргнул. — Я могу немного подправить рисунок, — обманчиво беззаботно сообщила Роза, поддевая кончиком палочки кусок отколупнувшейся краски. Надавила чуть сильнее, попробовала ногтем… — Эй, ты что делаешь?! — испуганно затрещал череп, косясь на свои исчезающие справа зубы. Белая краска крошками сыпалась на лестницу, как снег припорошила Розины кеды. Роза увлеченно скоблила, не обращая внимания на боль под ногтями. — Ты еще уверен, что тебя нельзя убить? Кто-нибудь видел растерянный череп? Фантастическое зрелище. — Ты ненормальная! Будь человеком! — шепелявя выдал он. — Мне всего лишь нужна моя куртка. Так что, куртка или жизнь? — Роза неожиданно развеселилась. — Я не могу открывать дверь незарегистрированным лицам. Зарегистрируйтесь, мисс, и получите свою куртку. — Как я зарегистрируюсь, если я здесь, а регистрация там? — Роза махнула головой на дверь. Грязно-белые чешуйки старой краски печально укрывали землю. Уверенность черепа, как и он сам, таяла на глазах. — Тоже верно, — прошамкал он. — Но я не могу. Меня удалят за превышение должностных полномочий. Мерлин, он знает сложные слова. — Как жаль, что к тому моменту от тебя уже ничего не останется, — печально вздохнув, скоблила Роза. Череп задумался. Он явно взвешивал риски. — Ты же никому не скажешь? — тоном тише уточнил он, словно их кто-то мог здесь услышать. В переулке по-прежнему из живого оставались одни лишь голуби. Роза остановилась. С улыбкой она почесала дырку вместо носа. — Только из уважения к тебе. Никому, — доверительно прошептала она и резко мотнула головой. Череп расслабился. — Ты обещала, — напоследок напомнил он, и тут же многострадальный капюшон выскользнул из приоткрывшейся двери. Потом одновременно произошли три вещи. Остатки черепа застыли на стене трансформаторной будки, без намека на движения и речь, Роза довольно отряхнула испачканные кеды, а расстегнувшаяся цепочка на ее шее сдвинулась с места. Мгновение – она змейкой нырнула вниз, в складки одежды, и соскочившее с нее кольцо со звоном шмякнулось об пол и запрыгало по лестнице вниз. Сердце у Розы ухнуло куда-то на тот же уровень. Она нырнула за кольцом как за последним другом. Кольцо отсчитывало ступени, следом неслась Роза – с запутавшимся солнцем в непослушных кудрях, в развивающейся за спиной белой ветровке, в стоптанных кедах, с неряшливо подведенными глазами и матами на губах. Кольцо соскочило на тротуар и прикатилось к носкам начищенных мужских туфель. В последний раз звякнуло и остановилось. Роза замерла. Мужчина поднял кольцо, взглянул на него на своей ладони, а после посмотрел прямо на Розу, застывшую в нескольких шагах от него. Она медленно подняла голову и снова замерла. У него были такие белые волосы, абсолютно белые, как снег, что она решила бы, что он инопланетянин, если бы сама шесть лет не училась на одном курсе с волшебником с точно такими же, ненормальными волосами. Они точно были ненормальными, потому что снежными прядями падали на темные брови – такой же признак породы в человеке, как черные хвост и грива у белой лошади. Смотреть на него было так же, как готовиться к прыжку аппарации – в животе словно кто-то дергал тебя за невидимый крючок. Роза знала его. Она читала газеты, бывало еще, как всякая уважающая себя всезнайка, пролистывала политические паблики. Она слышала, о чем говорят взрослые, вспоминая на кухне старые-добрые времена за бокалом вина. Она знала, что за страсть, дерзость и красоту, которые он вкладывал в политическую борьбу, газетчики называли его «Тигром». Она знала, что после их четвертого курса мама с друзьями за трусость называли его «Хорьком». Драко Малфой, глава Отдела Международного Магического Сотрудничества, пристально смотрел на нее, так, что Роза даже смутилась бы, но тут поняла, что сама пялится, то есть делает то, от чего ее так старательно отучала мама. У нее закружилась голова. Вероятно, последствия триумфального скачка с лестницы через три ступеньки. Мерлин, неужели он это видел?.. А еще всю историю с курткой? Розе захотелось вернуться к будке и просто побиться о нее головой. Она чувствовала, как лицо начинает заливать краска. Жизнь – чертова сука. — Смею предположить, что это редкая вещь, — мистер Малфой сохранял невозмутимость. Словно ему каждый день валятся под ноги кольца и растрепанные школьницы. Если бы у Розы был огромный ластик, она бы обязательно стерла мусорные баки за его спиной, покосившийся дом и грязную лужу. Они совершенно не вязались с его туфлями, пальто, походкой, осанкой, лицом и, как теперь оказалось, голосом, совсем не похожим на насмешливый, ехидный голос его сына, Скорпиуса. В этом богом забытом переулке на окраине Лондона он в самом деле выглядел настоящим инопланетянином. — Вам следует быть аккуратнее. Мистер Малфой подошел к Розе и протянул ей отцовское кольцо. Она неловко кивнула. От него пахло ветром, ментолом, кофе и еще сильным взрослым мужчиной. Вблизи казалось, что в его глазах застыл шторм. Они были серые, но в отличие от нее, ему это шло. Ему шла эта пепельная смесь апатии, тоски и затаенной угрозы. Мистер Малфой смотрел на нее совсем не так, как та сумасшедшая женщина в Атриуме. (Роза уже сомневалась в том, что она была ее тетушкой). Не жадным взглядом голодной гиены… хотя в его взгляде тоже было что-то прищуренное, звериное, но он будто бы спрашивал… разрешения? — Спасибо, — кажется, она слишком поздно вспомнила, что в таких ситуациях человека нужно благодарить. Мистер Малфой кивнул и, более ни говоря ни слова, прошел мимо нее, поднялся по лестнице и скрылся в трансформаторной будке. О его присутствии напоминал только стойкий, остро-льдистый запах дорогой туалетной воды и неправильно бьющееся сердце. Роза постояла немного, а потом пошла на автобусную остановку, чтобы добраться до дома. Она улыбалась. Свободной рукой нащупала в кармане несколько монет – на самый ужасный, самый вредный, самый дешевый растворимый кофе, от которого у Гермионы раздувались ноздри. Солнце переливалось. Трава, вылезшая в швах плитки, было ярко-зеленой. В носу стоял ментол, а язык прижигал уличный капучино. Роза вдруг поняла, что почти счастлива. Кольцо в ее кулаке было раскаленным, но совсем не причиняло боли, только приятное тепло. Она представляла себе, какое было бы у матери лицо, увидь она ее с этой гадостью в бумажном стаканчике, и засмеялась, заставив прохожих обернуться.

* * *

Скорпиус представлял лицо Драко, когда тот увидит его с волшебной палочкой в руках. — Ну же, ну! Давай, твою мать, — он взламывал уже четвертый по счету секретер. Защищенные от магии, они не могли противостоять банальному механическому воздействию. Отец слишком плохо его знал, если думал, что он так просто сдастся. Скорпиус с детства был хищником и не терпел, когда у него что-то отбирают. Он отоспался и вышел на охоту. Стащенная у Кэролайн шпилька еще никогда его не подводила. Упоительный щелчок грел душу – Скорпиус накинулся на содержимое выдвижных ящиков, как оголодавший заключенный – на вейлу. За двадцать минут поисков комната превратилась в бумажный ад. Он не утруждался раскладывать документы на стопочки или запоминать, как те лежали. Найдет палочку, и простенькое дошкольное заклинание решит все проблемы. Поэтому Скорпиус, не стесняясь, доставал ящики и рывком переворачивал, вываливая их содержимое на роскошный персидский ковер, такой же зеленый, как будто его заблевали, как и все в этом доме. На столе место давно закончилось. Вместе с бумажными горами, теперь там ютился извлеченный на волю запас Огдена, сигареты и шкатулка с родовыми драгоценностями Малфоев. Скорпиус бы с удовольствием продегустировал бутылочку-другую, если бы его не мутило от одного только взгляда в их сторону. Однако стрельнуть сигареты он себе позволил – обычная забота о здоровье родителя, ничего особенного. Скорпиус удивленно хмыкнул, когда обнаружил, что с одного из исписанных листов на него смотрит нарисованная чернилами кошка. Она была слегка приохуевшая, взъерошенная, на каблуках, с палочкой в лапах и подозрительно похожая на Минерву Макгонагалл. Сходство перестало быть подозрительным, когда Скорпиус разглядел, что писанина вокруг нее была конспектом по трансфигурации. Да, оказывается, папаша чертов шутник. И неплохой художник. Скорпиус даже не подозревал. Он взял стопку старых конспектов в руки и с интересом их пролистал. Следом, прямо между строк с рецептом напитка Живой смерти, обнаружилась карикатура на Слизнорта – пузатый ананас с моржовыми усами в шотландской кепке с гейски-милым помпоном. Дальше были Филч, страстно запихивающий язык в глотку миссис Норрис, мадам Трюк с огромным, искаженным криком ртом и дымом из ушей, Пивз, Гарри Поттер, Хагрид, Трелони. Скорпиус хохотал как идиот, перебирая листы, пока не напоролся взглядом на рисунок, не имеющий ничего общего с карикатурой. Несколько умелых росчерков пером и результат – наимилейшая картина. Девушка кусает губы. Парта выплывала откуда-то из-за полей тетради, прямо над чудесными формулами Макгонагалл длиною в милю. Девушка сидела за ней с пером в руке и смотрела куда-то в сторону – увлеченная, далекая и фантастически красивая, несмотря на скучную школьную форму. Чернильные кудри, прихваченные на затылке, треугольными ласточкиными хвостами спускались к длинной шее, глаза блестели, брови чуть нахмурены. Она выглядела так, словно ее только что достали из постели, и, наверное, когда Скорпиусу было тринадцать, у него бы встал от одной только попытки представить, какой она была в реальности. Никаких уточняющих деталей Драко-школьник не оставил, даже цветных пятен было всего два. Красные губы и красный узелок галстука. Гриффиндорка. Скорпиус внимательнее всмотрелся в рисунок, испытывая странное, не поддающееся описанию чувство. Как будто бы он подглядывал в замочную скважину. Он преодолел внезапный порыв забрать листок с собой и положил его к остальным, сбивая в стопку. Отец его удивил. Честно. Он даже отложил на какое-то время поиски и задумчиво закурил. Настолько все эти наброски, а особенно последний не соединялись в его голове с образом застегнутого по самое горло и напыщенного, как павлин в их саду, Драко Малфоя. Впрочем, Скорпиусу не было никакого дело до его подростковых тайн и запретных фантазий. Спустя пять минут палочка нашлась в нижнем ящике. Приятным бонусом в его кармане лежала решенная лабораторная по трансфигурации, которую МакКошка задавала на лето. _________________________ (1) Nirvana — About A Girl (2) Metallica — The Unforgiven Аббревиатура МАК, упоминаемая Драко, скрывает Мировую Ассоциацию Квиддича.