Принцесса выбирает дракона: 10 ЛЕТ СПУСТЯ

XII

– Чёрт, – срывается крепкое ругательство с губ, которые только что жадно впивались в Верины. Она спешно поправляет съехавший лиф платья и бросается к двери, за которой раздаются шорохи. – Откройте! Мы здесь! – кричит она, колотясь в дверь, но это снова не приносит результатов. Пчёлкин, которому понадобилось больше времени, чтобы привести себя в более-менее подобающий вид, тихо подходит сзади и дёргает за ручку, и та вдруг поддаётся. Они вырываются в коридор из душного пространства каморки, насквозь пропитавшегося запахом страсти и обречённости. Теперь здесь горит свет, и Вера слепо щурится от рези в глазах. Рука Пчёлкина скользит по её плечам, и бархатистый шёпот нежно ласкает шею: – Я же говорил: всё будет нормально… Вера упирается в его грудь руками, чтобы оттеснить в сторону. Ничего в ответ не говоря, она подхватывает измятый подол, который теперь, кажется, никак не вернуть в первозданный вид, и торопится сбежать тем же путём, который привёл её сюда на верную погибель. К завершению торжественной части они всё-таки успевают появиться в зале: гости только-только начинают вставать со своих мест. – Признаюсь, Вера Леонидовна, я был очень… – встречается Вере в дверях Белов, выходящий одним из первых. – Удивлён. Одна его рука по-хозяйки лежит на плечах у сына, который идёт рядом и пригибается к земле, потому что между ними с отцом добрых две головы разницы в росте; а в другой руке у Белова-старшего уже наготове пачка сигарет. Он переводит посерьёзневший взгляд Вере за спину. – Покурим? – вкрадчиво спрашивает он у Пчёлкина, молчаливой тенью следующего за Верой по пятам. Вера вскользь оборачивается, встречается с ним глазами и тут же опускает их вниз от смеси стыда, неловкости и разочарования. Раздаётся насмешливое хмыканье Белова, от внимания которого, очевидно, не ускользает небрежность и помятость Вериного вида. – Где ребята? – охрипший голос чуть дрожит, когда она обращается к Сашке, следя за удаляющимися спинами своего бывшего мужа и его бывшего друга. Сашка галантно подставляет Вере свой локоть, за который Вера хватается, не имея лучшей опоры; и он, не обронив ни слова, ведёт Веру в направлении сцены. – Ты был… – она запинается в попытке заполнить возникшее молчание. Подобрать нужный эпитет не удаётся: в мыслях у Веры царят хаос и сумбур, и ей самой вообще удивительно, что она не потеряла напрочь способности изъясняться словами. Пауза становится ещё более неловкой, но, кажется, только для Веры, потому что Сашка со спокойствием хладнокровной рептилии отвечает: – Спасибо. Вера впервые на своей памяти слышит от него благодарность и, придя даже в большее замешательство, чем секунду назад, слегка улыбается и одобрительно сжимает его локоть, не в силах сформулировать мысль. Надя и Руслан стоят в окружении разряженных в платья и фраки подростков – таких же, должно быть, выступающих – и продолжают собирать овации даже после завершения представления. Лицо раскрасневшейся дочери озаряет счастливая улыбка от уха до уха, и Вера теряет тот пыл, с которым шла отчитывать Надю за вопиющую выходку. К Руслану, держащему Надю за руку, подходит девица, как две капли воды похожая на него, и что-то шепчет ему на ухо, косясь на приближающуюся Веру. Тот в свою очередь сразу же одёргивает Надю, она смотрит на мать, и улыбка её медленно тускнеет. – Где папа? – ошарашивает она Веру вопросом. – Надежда, – чеканит она с недоброй интонацией и скрещивает на груди руки. Стайка детей замирает в предвкушении зрелища. Надя скользит по их лицам сосредоточенным взглядом, молниеносно бросается к матери с объятиями, крепко-крепко сжимает в руках и шепчет над ухом: – Давай не сейчас, – беззастенчиво требует она. – Кстати, прикрой чем-нибудь шею, у тебя там… – Надя отстраняется и с загадочным выражением сверкает на Веру глазами. – …Засос? К щекам приливает краска. Дыхание перехватывает, и Вера, сжимая дочь в ответных объятиях, перекидывает волосы через плечо, чтобы скрыть следы совершённого грехопадения. Та самая девица, что перешёптывалась с Русланом, передаёт связку ключей рассыпающейся в поздравлениях и благодарностях рыжей худручке. – А это что за барышня? – вдруг настороженно спрашивает Вера у Нади. – Это Гадючка, – пожимает она плечом. – Ну, то есть… Сестра Руса. Руслана. Вера выразительно смотрит на стушевавшуюся дочь. – Я так понимаю, это она нас заперла, – резюмирует вслух она. – И дверь открыла тоже? Надя отводит в сторону глаза. – Мам, правда, где папа? – торопливо переспрашивает дочь, пытаясь замять неудобную тему. – Курит, – кивает Вера подбородком в сторону выхода. – А Александр Николаевич? – вращает Надя головой в поисках Белова-старшего в зале. – А он-то тебе зачем? Надя не отвечает и машет рукой Руслану, чтобы тот последовал за ней на пути к выходу из школы. Вере, по-прежнему ещё не вернувшей себе холодный рассудок, это всё крайне не нравятся, и она тоже идёт за дочерью на улицу. – Надя, там же холодно, а ты в платье, накинь хоть что-нибудь… – остатки здравого смысла всё-таки одерживают верх в голове у Веры. Но её увещевания опережает Руслан, который накидывает Наде на плечи чьё-то чёрное пальто. Белов и Пчёлкин дымят неподалёку от школьного крыльца – там, в темноте и синеве зимнего вечера они их и находят. Курение в паре метрах от стен школы, должно быть, здесь не приветствуется, но это никого почему-то не заботит. Вера видит и даже в стылом воздухе ощущает, как Пчёлкин угрюм: он глядит на неё исподлобья, затягивается хмуро и даже дым изо рта выплёвывает в её сторону, будто это смертельный яд. – Привет, пап… – осторожно подходит к нему дочь, поёживаясь от мороза. – Здорово получилось, зайка, – напускает он на себя радостный вид и подмигивает Наде. Вера слышит в его словах скрытый подтекст и теряется в догадках, что на самом деле имеет в виду бывший муж. Надя давит усмешку, тоже уловив двусмысленность в его фразе: – Ага. Знаю. Сгустившийся мрак помогает Вере успешно прятать сковывающую всё тело неловкость. Она глядит на Пчёлкина со злорадным торжеством – как будто в отместку за слова, неосторожно сказанные в порыве чувств; как будто это он, Пчёлкин, виноват, что она их произнесла, виноват, что она его по-прежнему любит, виноват, что ничего не может с этим поделать, виноват, что он тоже об этом знает. А Белов тёмным зимним вечером светится от самодовольства ярче уличных фонарей. Для Веры это предельно хороший знак, который хоть каплю её утешает. – Чемоданы собрали, Вера Леонидовна? – хитро спрашивает он. – Письма нам сюда хоть пишите, не забывайте родину. Вера любезно ему в ответ улыбается, а Пчёлкин, напротив, становится чернее московской декабрьской ночи. – К слову о письмах… – вмешивается в диалог Надя. – Мам… Она серьёзно глядит на мать. Руслан, маячащий за Надиной спиной, кладёт ладони ей на плечи. – Я подумала. Я не хочу никуда ехать. Тишина звенит трескучая, морозная, щиплющая щёки и кончик носа. Всё замирает в невесомости, и только Пчёлкин медленно расплывается в довольной улыбке. – Что значит… – лепечет Вера. – Мы же договорились… Ты меня сама уговорила… Тебе уже делают документы… Я… – она широко распахнутыми глазами смотрит на Белова-старшего. Тот спокоен. – Знаю, знаю, мам, прости… – хватает Надя за руки мать и кривит страдальческую гримасу. – Но просто… Знаешь, я подумала, я ведь давно собиралась в МГУ. И там есть классные программы, которые мне подходят... Вера поджимает губы и смотрит на сурово молчащего Руслана за спиной дочери. – Программы, говоришь… Дело только в программах? – Ну… – поводит Надя плечами, точно сомневается, стоит ли говорить правду. – На самом деле я подумала… Я ведь закончу школу уже в этом году… – Если сдашь экзамены, – вставляет Вера нравоучительную ремарку. Дочь небрежно отмахивается. – В общем, я подумала, что, может, мне не обязательно этим же летом поступать в универ… Разве я не заслужила хотя бы годик отдыха?.. Вера с силой моргает, а затем переводит взгляд на откровенно ухмыляющегося Пчёлкина. – А ты что ты молчишь?! – от бессилия взъедается на него она. – Мам, я поступлю как все, – тянет Веру за руку дочь. – Через год. Ничего страшного не произойдёт. – И что ты будешь делать весь этот год делать? – Выступать, – невозмутимо раздаётся у Веры за спиной: во второй раз за вечер голос подаёт Сашка. – Мы хотим выступать. У нас группа. Я согласен переехать к папе, если он тоже не будет против. Белов-старший крякает от удивления, выпустив из лёгких облачко пара, и поправляет чёрные кожаные перчатки на руках. – А мать знает? – деловито спрашивает он у сына, на что тот пожимает плечами, а отец тихо смеётся себе под нос и покачивает головой. – Она-то вообще с ума, наверное, сойдёт. Ч-чёрт с тобой, пиликай на своей скрипке. Только мы с тобой ещё что-нибудь освоим, чё пацаны нормальные уметь должны. По рукам? Сашка единожды моргает в согласии – видимо, запас его реплик на сегодня исчерпан. – Вот, Вер Леонидовна, – выступает на шаг и встаёт перед Надей Руслан. – Смотрите. У нас теперь есть канал с видео. Мы там выкладывали свои записи. Зацените. Народу нравится! Вот, на этом больше ста тысяч просмотров… – Каких ещё просмотров, Надя? – устало заслоняет Вера лицо рукой, чтобы ничего не видеть. – Ты же хотела в Лигу Плюща, ты столько училась… что ещё за канал, какие видео?.. Ты в своём уме? – Мам, ну не делай вид, что ты из прошлого века… – Она и есть из прошлого века, – нахально вставляет Пчёлкин, опустив дочери руку на плечи, бесцеремонно оттеснив Руслана в сторону. Вера прожигает во лбу у бывшего мужа дыру ненавидящим взглядом, а Надя, не стесняясь, хихикает. – Вы в своих журналах всё прекрасно знаете о соцсетях, мам. Не изображай антиквариат с ароматом нафталина, – угомонившись, разъясняет она. – За этим будущее. – Я думала, будущее за наукой. – Талантливый человек талантлив во всём, – гордо вскидывает дочь подбородок. Вера смотрит в лицо Пчёлкину. Он по-прежнему стоит рядом с Надей, приобнимая её, и клонит к плечу голову с многозначительным прищуром. Они с Верой какое-то время молчат, глядя друг другу в глаза, и ведут бессловесный диалог, чтобы принять нелёгкое решение. – Так значит, ты хочешь остаться здесь, – не сводит она печального взгляда с него. – Вроде того, – извиняющимся тоном сообщает дочь. – И согласна жить с отцом? Черты Пчёлкина на миг кривит страдальческая гримаса: кому, как не ему, понимать, что чувствует Вера, которую ставят перед этим неприятным фактом. Он бросает окурок себе под ноги, давит его носком ботинок и обращается к Белову: – Всё решили, получается, – протягивает ему ладонь и ждёт ответной реакции. – Ну у вас и семейка, – награждает тот крепким рукопожатием старого друга; воздух между ними как будто становится теплее. – Стóит вашей, – добродушно ухмыляется Пчёлкин. – Утром заеду к тебе в офис, – помолчав, многозначительно бросает Белов и поворачивается к сыну: – Поехали, Саш. Холод собачий. Сын упрямо стоит на месте, и Белов-старший останавливается на полпути к ждущей с водителем машине. – Так ты собралась жить с отцом и его новой женой? – повторяет Вера свой вопрос. – Так, получается? – Ну, вообще-то… Рус, дай рюкзак… Руслан протягивает Наде кожаный рюкзак, совершенно не подходящий к вечернему платью, она роется в карманах и гордо демонстрирует матери связку ключей. Вера замирает и с ужасом смотрит на бывшего мужа. – Это ещё что такое?! – одними губами шепчет она. – Квартира. Трёхкомнатная. На Проспекте Вернадского. Мам, она такая… она… Я там была!... И до МГУ пешком можно дойти… – Надя, о чём ты говоришь? – прижимает Вера руку к груди и продолжает недоуменно таращиться на бывшего мужа, который, в отличие от неё, не теряет ни капли спокойствия. – Какая квартира, тебе сколько лет?.. Пчёлкин, ты вообще в себе?! – С утра был, – неуместно ёрничает он. – Послушай, – делает шаг к нему Вера и старательно артикулирует каждое слово: – Раз у тебя столько денег, что хватает на трёшку в Москве, я завтра же, слышишь?.. Завтра же наведуюсь… в налоговую… в полицию!.. в суд!.. Кто там счета твои арестовывал?! Я уверена, им будет интересно узнать, откуда у тебя средства на такие покупки! Бесстыже оскалившись, Пчёлкин нисколечко не пугается: – Ну валяй, дорогая, – подмигивает он ей залихватски. – Только не забудь, что ты сама попросила Александра Николаевича мне с моими проблемами посодействовать. Он меня только что уверил, что ему ничего не стоит договориться и решить все мои проблемы к завтрашнему вечеру. Так что, боюсь, ты только зря потратишь драгоценное время перед отъездом. Он разводит руками в притворной досаде, а Вере только и остаётся, что глупо хлопать ртом в попытках что-нибудь возразить и уесть бывшего мужа. Пока она стоит на зимнем морозе в элегантных туфельках и совершенно не чувствует холода, потому что изнутри сгорает от гнева и стыда, он склоняется к её лицу, сокращая расстояние между ними до неприличной малости, и бесстыдно говорит. – У тебя засос на шее, ты в курсе? – скользит наглая хрипотца в его низком голосе. У Веры даже дёргается рука от желания влепить ему хорошенькую такую пощёчину, но у неё не выходит двинуть ни единым мускулом. В своём оцепенении она винит, конечно, пробирающий до костей холод, а не пленящий огонёк на дне глаз Пчёлкина, в которых она словно наяву видит образы того, что происходило между ними каких-то полчаса назад. Их отвлекает Надино покашливание. — Вообще-то, это не папа купил, – веско говорит она. – Ключи мне передали от дяди Космоса. Я ему рассказывала обо всём… Говорила, что не знаю, как быть: уехать с мамой или остаться с тобой, пап… И вот он, видимо, нашёл решение… Вера с Пчёлкиным синхронно поворачивают головы в её сторону. – Он же опять на своих медитациях, – удивляется бывший муж, покрутив пальцем у виска. – Ты ему что, почтовых голубей туда отправляла? Или кто у них там в горах летает? Пчёлкин озадаченно смотрит на Веру. – Грифы, наверное, – отвечает она. – Ещё яки ходят. Это быки такие. – Быки у Коса там свои… – хохочет Пчёлкин с лукавым прищуром. Надя снисходительную усмехается. – Я дяде Косу всегда могу позвонить когда угодно, и он всегда отвечает. – Позвонить? – настороженно уточняет Вера. – Ага, – Надя вертит телефоном в руках. Вера слышит за спиной хруст быстрых шагов по свежему снегу. – Я щас чё-то не понял, – возвращается к ним Белов-старший. – Чё, получается, у этого чудовища там реально мобила есть? Ё-моё, ну Космос, ну сын профессора астрофизики! Тут бизнес горит, дела ещё вчера решать надо, ты понимаешь, Пчёла, да? А он мне затирает про свои духовные пра-актики, видите ли, нельзя нарушать аскезу!.. Й-о-о… Вот всю жизнь он такой, Пчёлкин, всю жизнь – как надо нагородить с три короба, так это всегда Космос первый! Ничего святого у человека! Сколько лет на голубом глазу врал и даже не краснел… Белов раздосадованно хлопает себя по лбу ладонью, а Пчёлкин, сунув руки в карманы пальто, поворачивается к Вере спиной и закидывает к тёмному небу голову. Плечи его слегка потрясываются: он смеётся, и вверх поднимаются клубы почти прозрачного пара. Вере тоже становится радостней от мыслей о Космосе и его особенной связи с крестницей. – В общем… – Надя становится робее, делает к ней осторожный шаг и, закусив губу, смотрит с затаённой надеждой во взгляде: – Может, и ты останешься?.. Она переводит взгляд с матери на отца. Пчёлкин в полуобороте снова смотрит на Веру и тоже напряжённо ждёт её ответа. Вера перестаёт дышать, и, кажется, всем это видно. Она изучает лицо бывшего мужа и вспоминает, как весной у дома в Переделкине он сказал, что им надо развестись, и как мир тогда пошатнулся, разбился, разлетелся на осколки, посыпался трухой, песком, пылью, хотя сама Вера упорно делала вид, что этого не замечает. А теперь, думает Вера, зачем он ей, этот разбитый мир? – Нет, – наконец, выдыхает она. Пар снова поднимается в беззвёздное небо над Москвой. – Я не могу. Уже не могу отказаться. Потому что потеряю работу. Пчёлкин зажимает веки подушечками пальцев, смеётся – беззвучно, но теперь разочарованно. – Какая работа, Вер? – спрашивает он с глухой досадой. – Дочь оставишь из-за работы? – Я тебя оставлю, – говорит она тихо, чтобы услышал только Пчёлкин. – С Надей мы ещё обсудим, что будет через год.

⚡ ДОРОГИЕ ЧИТАТЕЛИ!⚡

В моём ТГ-канале вы найдёте

эксклюзивные материалы

10й и 11й главам:

❤️ АРТ с Верой и Пчёлкиным

❤️ и дополнительную НЦ-сцену ❤️⚡

Переходите по ссылке в примечаниях!⚡