Парахибана

Аками ушел в загул на неделю — завис с Джеком у него дома, и все это время Итан с Томом по очереди дежурили в машине у входа. Неделя пролетела как один очень длинный день, менялись только лица приходящих-уходящих, мелькали бейсболки доставщиков пиццы. За эти дни Аками не раз посмеялся над собой: надо же, всерьез решил, что увлекся собственным охранником. — Потому что он никому не дает, — озвучил его мысли Джек. — Вот ты и запал. — Ни на кого я не запал. — Запал, запал. Куда ты? — Домой, — Аками поскреб жесткую щетину на подбородке и поднялся. — Ты мне надоел. В особняке было пусто — отец уехал на встречу, большая часть прислуги разъехалась по домам на законный общий выходной. Клинт с Итаном пыхтели в тренажерке, Мэта пока видно не было. И замечательно. Аками принял душ, побрился, переоделся в чистое и вышел на общий балкон, тянувшийся на весь этаж, где, поставив банку энергетика на перила, распечатал пачку сигарет. То, что к нему приближается Мэт, он учуял раньше, чем услышал, и ощущение, что его прокручивают через мясорубку чувств, вернулось, точно и не уходило. Аками стиснул зубы и спросил: — Что надо? — Сегодня в пять совещание в корпорации, твой отец приказал привезти тебя. — Его проблемы. Я никуда не поеду. — Встреча акционеров. Ты не можешь не поехать. Мэт, подняв руку, поправил зубами зацепившийся за манжет карабин цепочки — тонкой, простой и дешевой, возможно даже не из белого золота, а серебряной. В сравнении с дорогими часами рядом она выглядела еще проще. Такие вещи могли носить только в память о подарившем, когда ценность определялась не материалом и стоимостью, а значимостью для дарителя. — Ебаря твоего подарок? — спросил Аками, поражаясь количеству яда в своем голосе. — Самого прекрасного альфы в моей жизни, — с заметной теплотой в голосе ответил Мэт, пряча цепочку под ремешок часов. — Жду через двадцать минут в холле. В повседневности Мэт не носил классику. На нем и сейчас были потертые серые джинсы, черная рубашка и пиджак свободного кроя. Все такое простое, не выпячивающее достоинства, что даже непривычно вкупе с его порой слишком агрессивным, заметным запахом, который Аками до сих пор не мог разгадать. Обычно было просто: рецепторы, привыкшие делать это постоянно, выделяли в общем потоке феромонов ведущую нотку, какой-нибудь персик, магнолию, цитрус. Чаще всего омеги пахли сладко, как нечто вкусное и нежное, реже встречались нейтральные запахи, вроде пудры или кашемира, еще реже от кого-то могло пахнуть дождем или морем. Этот сучонок будто впитал в себя все самое редкое, засевшее в памяти с детства, но недосягаемое, как закопанная где-то на пляже игрушка. Волны давно слизали замок из песка, унесли ракушки-бойницы, мосты из шнурков, а где-то под ним так и осталась любимая фигурка лошадки или солдатик. Мэт не пах морем, но этими воспоминаниями о солнечных днях, о надеждах, тем, от чего сладко-больно щемило в груди. Аками наконец нашел определение своим ощущениям рядом с ним: словно он стоял голый под яркими солнечными лучами и Мэт видел все его недостатки, все, что он прятал, маскировал даже для себя, видел абсолютно все. От него было не спрятаться и не уйти. В автомобиле Мэт почему-то сел рядом, хотя переднее сиденье оказалось свободным, слегка сполз ниже и расставил ноги, чего омеги обычно себе не позволяли, это была одна из самых неприличных поз, но Мэту, конечно, было на это похрен. Он, открыв мессенджер, отвечал кому-то с такой искренней улыбкой, что Аками стало физически больно. «Самый прекрасный альфа в моей жизни». Разумеется, у Мэта есть кто-то, кому он греет постель. Интересно, насколько горячий в постели этот сучонок? Что позволяет делать с собой? — Не знал, что у тебя есть парень, — произнес Аками, мысленно проклиная себя за очевидную тупость и неумение держать мысли при себе. — У меня нет парня, — отозвался Мэт, не отрываясь от телефона. — Муж? Мэт поднял голову и посмотрел на него, как на досадную помеху: — Тебе действительно так нужно знать, кто меня трахает? — Интересно, у кого такие стальные яйца. Ты любишь его? Поэтому не хочешь меня? — Аками решил быть честным до конца. — Кто сказал, что я не хочу тебя? — ответил Мэт, и он осекся, но потом понял, что это была ирония, поскольку омега продолжил: — Ты же такой самец. Тебя все хотят. Красивый, богатый, уверенный в себе, еще и член у тебя не маленький, я уверен. Только вот это все неважно, если ты внутри гнилой, как прошлогодняя тыква. На виске забилась жилка. Аками всегда легко было вывести из себя, а у Мэта это получалось с пол-оборота. — Откуда ты знаешь, что я гнилой, если ты со мной знаком меньше месяца? — спросил он как можно сдержаннее. — Потому что ты примитивный, как инфузория-туфелька. Предсказуемый. На тебя капнули соленой водой — ты сморщился. Тебя обидели — ты истеришь и скулишь в кабинете отца. Ты видишь омегу, которому на тебя фиолетово — и хочешь с ним переспать. Примитивные предсказуемые реакции. Ты не знаешь, что такое психологическая рефлексия, тебе достаточно поведенческих рефлексов и инстинктов, которые внушают тебе покрыть любого согласного на секс омегу. Ты считаешь, что жизнь — это одна сплошная постель, запачканная спермой и смазкой, из которой ты выбираешься только чтобы пожрать и посидеть на унитазе с уставшим видом. Тебе не нужно работать и обеспечивать себя, у тебя есть все — и это все наскучило тебе до блевоты. Потому что красивые тачки, дорогое бухло и элитные суки с накачанными губами запоминаются только тем, кто видит тебя со стороны, а для тебя это образ жизни. Пройденный этап. Мне даже немного тебя жаль. Ты не любишь себя, ты давно запустил механизм саморазрушения — наркоман, пьянь, шлюха в теле альфы и пустышка. С самого начала монолога Аками смотрел на Мэта и думал, будет ли слишком неправильным врезать омеге. Да еще и первым. Но с каждым словом внутри словно что-то обрывалось, летело в черную долбаную бездну, так похожую на безысходность — неужели он так и выглядит со стороны? Если таким его увидел Мэт, значит, мог и еще кто-то. Тот же отец. Хотелось заорать — какой я, к черту, наркоман? Травка раз в неделю? «Колеса» раз в полгода? Бухло было, да, но кто не пьет? А омеги… Да они сами на хуй лезли и слезать с него не хотели. А сам Мэт — фригидная стервозная дрянь, которого, видать, в свое время никто не поставил на место. Не доебал. И хотя злость продолжала кипеть в нем, он отвернулся к окну, процедил «заткнись» и больше ни о чем не спрашивал. После совещания, на котором Аками сидел, как всегда уткнувшись в телефон, отец сообщил, что улетает по делам и попросил вести себя прилично. Аками хмыкнул, пожелал доброго пути и написал сразу двоим — омегам-близняшкам Лу и Ли. Правда, то, что Мэта в этот вечер тоже не будет дома, неприятно удивило. — У меня выходной, буду завтра к вечеру, — сказал тот. Выкатил мотоцикл из гаража, сказал что-то Клинту — альфа кивал, стоя рядом и держа его шлем, — и уехал. Отчасти встреча с омегами намечалась, чтобы лишний раз вызвать раздражение в Мэте, который был обязан дежурить за дверьми его спальни, пока в доме находились посторонние лица, и доказать, что он не плохой — он хуже. Еще более аморальный прожигатель жизни, чем Мэт считал. Жаль, что вместо Мэта теперь торчать на диване у спальни придется Тому. Лу и Ли примчались наряженные, как на вечеринку на Ибице — оба в одинаково невидимых шортах-полосках, в тонких маечках, увешанные побрякушками и пахнущие новыми селективными ароматами. Длинноногие, как ебучие лани, с блестящими черными волосами ниже лопаток, загорелые под южным солнцем и ослепительно белозубые. Целоваться с ними было все равно, что облизывать фарфор. Члены у них были прелестные — такие маленькие, как игрушечные, розовые и абсолютно одинаковые, вплоть до расположения венок. Удовольствие можно было получать от одного вида, как близняшки отсасывают друг другу. Они, воспринимающие друг друга как одно целое, гармонично смотрелись на красных простынях в спальне Аками, а с его членом во рту — еще лучше. Облизывали с двух сторон с тихими стонами, обнимали головку пухлыми соблазнительными губками, встречаясь языками и пальчиками. Кукольными. Маленькими, наманикюренными. Интересно, Мэт уехал к своему альфе? Конечно, как же по-другому. И пока Аками размышлял о нем с собственным членом в умелых, в общем-то, ртах, его натягивал какой-нибудь такой же мудак. Хватал за бедра, вбивался внутрь, мял ягодицы, а потом наверняка спустил бы в него. Может, даже, без гандона, потому что Мэт, имея постоянного партнера, скорее всего сидел на гормональных. Оттого и пах не мягко и не сладко. Пах тестостероном и какой-то мозгодробильной несгибаемой дерзостью, отчего и хотелось все время приложить его об колено. Или перегнуть через него. — Мх-мм! — возмущенно промычал Лу, и Аками, опомнившись, перестал вжимать его носом в лобок. Он пытался быть нежным, как любили близняшки, целовал их в тонкие шеи, ласкал в две руки налитые упругие члены, пока синие, подернутые поволокой похоти глаза не шли у него из головы. Мэт мог бы лежать под ним, облизывать губы и просить дать ему кончить. Хотя нет, он бы не просил. Он бы сам отдавался ему с такой же силой, а не тупо подставлял дырку, как эти двое, ожидая, пока он наиграется и можно будет пить шампанское с омарами — накрытый стол ждал на балконе. Мэт бы не охал так томно, а скорее всего орал. Или кусал губы, раздирая ему спину в мясо. Он бы… — Больно, больно! — услышал Аками как сквозь вату. — Что ты делаешь?! Ли, уткнувшись в подушку, всхлипнул. Лу, сидящий рядом, смотрел испуганно, как пойманный кролик. — Прости, детка, — Аками разжал пальцы, выпуская зажатые в кулаке пряди и убирая руку с бедра, на котором расцветали синяки. — Прости меня, прости… Кое-как он извинился, зацеловывая заплаканные глаза и дрожащие губы, и настрой вернулся настолько, что даже получилось кончить — у омег. Он кончил тоже, но это было так мимолетно, так обычно, что не принесло облегчения. Впрочем, близняшки остались довольны и им, и шампанским, и джакузи, где плескались еще долго и собирались «пошалить». — Покурю и вернусь, — сказал Аками, но вышел не на балкон, а в коридор. Том оторвал взгляд от журнала и вопросительно поднял бровь. Аками сел рядом на диван, поправил пояс незастегнутых джинсов и вынул из кармана помятую пачку сигарет. Том чиркнул зажигалкой быстрее, чем он достал свою. — Спасибо, — произнес Аками устало. — Скажи мне как альфа альфе — у меня вообще есть шансы? С вашим недотрогой. — С Мэтом? — в голосе Тома промелькнуло сочувствие. — Никаких. Он никого к себе не подпускает. — Да, конечно, — Аками усмехнулся. — А ебаться он к кому сегодня поехал? — Сегодня? — Том моргал в недоумении. — Сэр, у него никого нет. Кроме сына. Аками уронил пепел на колено, но не заметил этого. — Сына? — Да, ему пять лет, альфа. Он живет с дедушкой, а Мэт приезжает по выходным. — А отец? Том нахмурился и отвел взгляд: — Не могу сказать, не знаю подробностей. Если Мэт захочет, то сам расскажет. Конечно, Том все знал. Только не распространялся. Но и без этого Аками внезапно стало легче, будто с шеи сняли удавку. Возвратившись в комнату, он уставился на лежащих на кровати близняшек, улыбнулся, чмокнул их в носы и сказал, что очень хочет спать и предложил взять личного водителя, чтобы доехать домой. — Котик нас не любит, — ныли Лу и Ли, одеваясь, но несколько крупных купюр, сунутых в карманы шорт, заткнули их рты довольным хихиканьем. Приняв душ, Аками сгреб постельное белье в большой ком, сбросил на пол и застелил кровать свежим, не пошло-скользким, а обычным хлопковым. Открыл дверь на балкон и, когда комната проветрилась от чужих запахов, действительно лег спать.