Мутная вода

— Тебе обязательно ехать? — спросил Ёнбок, посмотрев на Чанбина щенячьим взглядом, и затянул галстук на его шее так, что чуть не перекрыл доступ кислороду. — Обязательно, — Чанбин ослабил петлю и заглянул в карие глаза, на глубине которых плескалась вселенская грусть. — На смотринах должны присутствовать все члены семьи. Семья Со была достаточно богатой и статусной. Возможность выдать дочь замуж за сына одного из крупнейших отцовских инвесторов была для них очередным шансом шагнуть вверх по иерархической лестнице и укрепить своё положение в обществе. К тому же, Ханыль к своим без малого тридцати так и не нашла себе достойную партию и по итогу согласилась на брак по расчёту. Чанбин к этому относился с прохладцей и становиться частью общего сумасшествия не хотел, хотя в какой-то момент своего тотального одиночества почти согласился жениться на любом предложенном крокодиле, в очередной раз сработав на благо семьи. К счастью, в последнее время ему удавалось умело избегать неловких разговоров и стойко игнорировать мамино «либо кого-нибудь найди, либо я сделаю это сама». Любовь свою он уже нашёл, но это было совершенно не то, чего ждали от него родители. — А почему так долго? — от голоса Ёнбока солнце на улице заходило за облака. — Тебе же нужно просто познакомиться с ними и уехать, так? — Родители попросили приехать на два дня. Послезавтра буду дома, — Чанбин поправил лацканы тёмно-синего кашемирового пиджака. Ему уже осточертело по любому поводу влезать в брючки-рубашку, но мама слетела бы с катушек, предстань он перед будущими родственниками в спортивках и футболке. — Поживи у меня, если хочешь. — Мне до дома ближе, — Ёнбок отошёл в сторону и прислонился бедром к стиральной машинке, чтобы не мешать Чанбину наводить марафет, — я же не знаю, насколько сильно меня будут задерживать на работе. Он был проинформирован о поездке за несколько дней, но всё равно выглядел подавленным. Отъезд Чанбина очень неудачно совпал с днём стажировки, и Ёнбок из-за этого нервничал ещё сильнеею. Ему предстояло лицом к лицу встретиться с кучей людей и как-то взаимодействовать с ними, а Чанбин своим отъездом лишил его возможности жаловаться на это каждые три минуты. — У тебя такое лицо, как будто мы расстаёмся на месяц, — Чанбин искоса взглянул на него; ему не нравилось видеть Ёнбока таким печальным, но повлиять на сложившиеся обстоятельства он никак не мог. — Я просто думаю, что это странно, — Ёнбок пожал плечами, грустно сдирая с пальцев остатки засохшего клея, оставшегося на коже после склеивания бумажных моделек, — выходить замуж ради статуса. Чанбин не ответил: посвящать в тонкости этой материи паренька, который даже не имел полноценной семьи было бы бессмысленным и нудным занятием. В последний раз бросив взгляд на зеркало, он отметил, что возвращение к занятиям в зале принесло свои плоды: строгий костюм сидел на нём просто отлично. А вот Ёнбок прихорашиваться не спешил и по-прежнему стоял в футболке и потёртых джинсах, которые явно не помогли бы ему произвести должное впечатление на работодателя. — Ты прямо так поедешь? — Чанбин окинул взглядом его отнюдь не фешенебельный лук. Своему повседневному гардеробу Ёнбок не уделял ровным счётом никакого внимания. — Нет, ещё носки надену, — он посмотрел на свои босые ноги и пошевелил пальцами. — А что не так? — Мне кажется, начальство может не оценить твой стиль, — Чанбин подошёл к нему и обнял за талию, притягивая ближе к себе. Слова подбирались им аккуратно, чтобы дать Ёнбоку понять, что выглядел он, как огородное чучело, при этом, сделать это максимально не оскорбительно. — Ну, хозяин на собеседовании встречал меня в резиновых сланцах, — Ёнбок умел выражать мысли кратко и информативно; Чанбин сразу понял, что работать его парень собрался в самой обычной забегаловке, — так что я не уверен, что должен как-то особенно наряжаться, да и нет у меня такой хорошей одежды, как у тебя. — Может появиться, — Чанбин не скрывал, что у него руки чесались приодеть Ёнбока во что-нибудь достойное, но тот пассивно отнекивался и просто отказывался куда-либо идти, если Чанбин, словив активную фазу денди-боя, пытался вытащить его на шоппинг. — Мне такое не идёт, — сдержанно произнёс Ёнбок фразу, которую говорил уже много-много раз. — Я даже на фотографиях из школьного альбома выгляжу, как мальчик-попрошайка. — Хотел бы я на это посмотреть, — Чанбин попытался стереть с чужой щеки какой-то след, но это оказался клей. Увлекшись сбором бумажных моделек, Ёнбок проводил за этим занятием всё свободное время и, будучи тем ещё аккуратистом, заливал клеем всё пространство вокруг себя. — Можешь надеть что-нибудь моё. — В чём-нибудь твоём я утону. — Как я — в твоих глазах. — Господи, откуда ты это берёшь, — фыркнул Ёнбок, шутливо толкая его в грудь. — Неужели твои девчонки велись на такое? Чанбин с ухмылкой отстранился: не в его правилах было плохо говорить про бывших, но некоторые из них велись и не на такое. Вернувшись к зеркалу, он продолжил собираться, оставив Ёнбока грустно вздыхать в стороне, оставляя сборы на последнюю секунду. Как и Чанбин, он только начинал привыкать ко всему: к жизни на два дома, к тому, что ему теперь редко приходилось засыпать одному и просыпаться в страхе не увидеть рядом любимого человека. Он уже давно не пытался спрятать себя самого за макияжем и вычурными нарядами. Даже машина, в которую он плюхнулся первым, дожидаясь, пока Чанбин утрамбует свой багаж, уже не казалась ему огромным монстром («Гэнг-вэном», как сказал он однажды, весело хрюкнув, за что получил лёгкий подзатыльник). А ещё Ёнбок взял в рассрочку новый телефон — естественно, такой же, как у Чанбина — рассчитывая покрыть долг с первой зарплаты. — У меня никогда не было андроида, — он тыкал в экран непривычно большого гаджета, держа его двумя руками, — но качать взломанные приложения и правда удобно. Он так увлёкся предвкушением использования благ, ниспосланных пиратским сообществом, что не сразу понял, когда машина остановилась напротив входа в кафе. А когда вскинул голову и осмотрелся, то сразу помрачнел и посмотрел на Чанбина, как выброшенный на улицу щенок. — Всего два дня, — напомнил Чанбин, протягивая руку к его лицу. Ему и самому не нравилась перспектива не иметь возможности касаться этого чуда практически двое суток. — Да помню, помню, — опечаленно вздохнул Ёнбок, потираясь щекой о мозолистую кожу его ладони. — Я просто жутко волнуюсь, ещё и твой отъезд… — Всё будет в порядке. — Ты правда так думаешь? — Ёнбок придвинулся поближе, укладывая руку на подголовник водительского сидения. — Просто постарайся не стесняться и почаще улыбайся, — Чанбин чуть подался вперёд и легко поцеловал в губы, — тогда все чаевые будут твоими. Ёнбок поёрзал на сидении и потянулся за поцелуем. Если бы он сумел быстро привыкнуть к людям и новой обстановке, его обаяние стало бы его главным оружием. Хозяин кафе наверняка был бы рад видеть в рядах сотрудников очаровательного брюнета с приятным голосом и чарующей улыбкой. Ведь все, кто видел этого паренька впервые, называли его ангелом. — Я буду скучать, хён, — шепнул Ёнбок и чуть склонил голову вбок, размыкая языком чужие губы; он точно не собирался уходить, не получив долю ласки на два дня вперёд. — Пиши мне. Чанбин послушно промычал ему в рот, углубляя поцелуй: он правда хотел бы остаться здесь, чтобы и дальше целовать своего парня, а не ехать несколько часов по жаре, чтобы целовать задницы будущим родственничкам, но, увы, судьба в данном вопросе была ему неподвластна. Даже забыв по привычке посмотреть наружу — пускай, улица и не была оживлённой, но стоящий у обочины кроссовер не скрывал их от любопытных людских глаз — он притянул Ёнбока за затылок и почувствовал его руку на внутренней стороне бедра. Продолжая в том же духе, они оба очень рисковали опоздать. — Я буду ждать тебя, — к счастью, Ёнбок отстранился первым, плотоядно облизнулся, прижался щекой к его щеке и тихо прошептал: — А когда ты вернёшься, возьму у тебя в рот по самые яйца и буду давиться твоим членом, пока ты не кончишь мне в горло. Кислород в салоне закончился слишком резко. У Чанбина на секунду потемнело в глазах, но он даже вздохнуть не успел: ремень безопасности громко щёлкнул и Ёнбок выскочил из салона, зацепившись за порожек мыском старого кроссовка, громко хлопнул дверью и поскакал в сторону кафе. Чанбин остался сидеть, вжавшись в кресло, и лишь спустя минуту нашёл в себе силы перевести взгляд на закреплённый на приборной панели телефон. Он попытался построить маршрут до родительского дома, но ремень ощутимо давил на стояк; отстегнувшись, он обречённо откинулся затылком на подголовник сидения, чтобы дать себе перевести дух. Возбуждаться от настолько прямолинейной похабщины было даже стыдно, но слова и действия Ёнбока творили с ним ужасные вещи. На губах всё ещё ощущался привкус шоколадной конфеты, которую он жевал по дороге, а Чанбин уже думал о том, как пережить эти два дня и вернуться домой, зная, что там его будет ждать любимый, обаятельный и такой невинный на первый взгляд демон.

***

[11:03 Чанбин]

*фото*

Жених моей сестры — червь из «Людей в Чёрном»

[11:13 Ёнбок] ㅋㅋㅋㅋ

***

Табачный дым выедал воздух, густыми клубами улетая к безоблачной синей выси. Чанбин морщил нос и старался отодвинуться подальше, но крылечко заднего входа в дом было слишком маленьким, чтобы усесться на приличном расстоянии от курящей Ханыль. — От меня воняет? — сделав очередную затяжку, она оттянула ткань летнего платья и придирчиво принюхалась. — А ты как думаешь? — хмыкнул Чанбин, вытягивая ноги. Он весь взопрел в этом костюме и сраных дорогих ботинках и мечтал лишь о том, чтобы поскорее стянуть с себя всё это. — Это уже какая сигарета, третья? — Вторая, — Ханыль потушила окурок о порожек, запихала его в зазор между досками, и устало потянулась. — Не гунди, Бин, может, мне вообще скоро бросить придётся. — Конечно, придётся. Твой жених ингалятор из рук не выпускает. Чанбин был настоящим маменькиным сынком, а Ханыль — его полной противоположностью. Всё детство Чанбин провёл в роли того самого младшего братика, который стоял на стрёме, пока сестра воровала сладости, а потом за неё же и получал, вопя и заливаясь соплями. Он выгораживал Ханыль, когда она прогуливала школу, придумывал на ходу причины, по которым она могла задержаться, хотя прекрасно знал, что она проводила время с очередным бойфрендом в беседке во дворе. Они собачились и мирились, делились друг с другом секретами. Ханыль единственная из всей семьи искренне поддержала его после болезненного расставания, а Чанбин потом много раз отваживал от неё навязчивых ухажёров. Почти до совершеннолетия Ханыль ходила с разбитыми коленками и гоняла на старом велосипеде с привязанной к раме консервной банкой. Чанбин знал и помнил её именно такой, а теперь его взрослая красавица-сестра выходила замуж за парня, который двух слов не мог связать и едва не умер от его рукопожатия, зато отлично разбирался в современной музыке и слушался маму. — Ильхун хороший, — заверила Ханыль, грустно улыбнувшись. — Он смешной, собирает карточки с айдолами, и денег у него много. Последнее прозвучало исчерпывающе. Их отец всегда говорил: «Деньги решают всё», и, видимо, выбрал для Ханыль этого зажатого полудохлика, руководствуясь лишь этим принципом. — Неужели тебя это устраивает? — спросил у неё Чанбин, провожая взглядом пролетающую мимо птицу. — Все мои парни оказывались кретинами, Бин, — Ханыль одёрнула ужасно раздражающее её платье, натягивая его ниже колен. — Так что, наверное, всё к лучшему. А ты давай, ищи себе кого-нибудь сам, пока папа не выдал тебя за какую-нибудь одноногую дочь президента фармацевтической компании. Чанбин чудом пережил ужин, во время которого мама снова прозрачно намекала ему на то, что пора было остепениться. И пока она рассыпалась перед семьей Ильхуна, представляя, какими красивыми будут их с Ханыль дети, он беспрестанно думал о Ёнбоке. О том, что ему наверняка бы понравилась готовка матери и чувство юмора отца, и что он наверняка бы сошёлся характером с бойкой, честной и открытой Ханыль. О том, что в их большом доме нашлось бы место для брошенного парнишки, у которого были отец, мать, сёстры, но не было семьи. Чанбин нежно любил свою маму и безгранично уважал отца. Он знал, через что им пришлось пройти, чтобы поднять их с сестрой на ноги. Больше всего на свете он хотел бы представить им человека, которого полюбил, и чем дольше он находился в кругу близких, тем сильнее становилось желание во всём признаться им. И всё же, первой должна была стать Ханыль. — Я уже встречаюсь кое с кем, — негромко сказал Чанбин и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки: заходящее солнце жарило, как полуденное. — О, — Ханыль повернулась к брату, с интересом глядя на него. — А почему маме не говоришь? Дай угадаю: она тоже читает рэп? — Нет. — Иностранка? — Нет. — Ей пятьдесят? — Это парень, Ханыль. Я встречаюсь с парнем. Почему-то он думал, что после этих слов сестра кинематографично рухнет в обморок, но Ханыль только усмехнулась. — Ага, и кто у вас снизу, ты? Чанбин не знал, что чувствовать: облегчение из-за того, что он всё-таки смог признаться, или обиду и раздражение на беспечную ответную реакцию. Он скорее бы согласился нарезать десять кругов на американских горках, чем повторить сказанное ещё раз, но Ханыль, не сразу поверила его словам. Лишь взглянув в помрачневшее лицо брата, она поняла, что он был предельно серьёзен. — Погоди, ты не шутишь? — достав пачку, она вытащила из неё очередную сигарету, но до губ так и не донесла. Чанбин в ответ только медленно качнул головой. Ханыль притихла и перевела взгляд на расстелившуюся перед ними ухоженную лужайку. Прямо на них смотрел фарфоровый садовый гном, одной рукой сжимавший отколовшуюся с угла лопатку, а другой — уши несчастного облезлого зайца. — Как зовут? — спросила, наконец, Ханыль, стряхивая пепел на идеально подстриженную траву под ногами. — Ёнбок. — И что, — Ханыль тихонько кашлянула, — у вас с ним всё серьёзно?

~

— Я всё-таки хочу открыть свою пекарню, — сообщил Ёнбок, отмывая испачканные тестом формы: его репутация в качестве кондитера росла, и заказов на торты становилось всё больше. — Не сейчас, конечно, но в будущем. Чанбин, который вновь вынужденно работал из дома, поднял взгляд от ноутбука. — Для этого нужен капитал. А если ты и дальше на деньги от продажи тортов продолжишь покупать «Лего», у тебя его не будет. — Я буду откладывать, — Ёнбок посмотрел на него через плечо, надувшись. — Если с работой сложится, постараюсь экономить, и лет через десять накоплю на своё дело. Если здесь не получится — уеду обратно в Австралию и попробую там. — А меня куда денешь? — спросил Чанбин, не услышав в его наполеоновских планах своего имени. — Я не смогу уехать из Кореи. Ёнбок долго молчал — так долго, что Чанбину его молчание показалось подозрительным, и он отложил мышку в сторону, бросив поиски новых путей планирования бюджета. — Чего молчишь? — Я не знаю, как долго ты захочешь быть со мной, — мигом отозвался Ёнбок, с громким звоном поставив в сушилку крышку от кастрюли. — У меня никогда не было такого парня, как ты, у меня вообще нормальных отношений не было, и мне кажется, что в какой-то момент всё это резко прекратится, и я снова останусь один. — Так, иди сюда, — откинувшись на спинку дивана, Чанбин приглашающе хлопнул себя по колену и, наткнувшись на осторожное недоумение во взгляде Ёнбока, поторопил: — Давай-давай, иди. Оставив свои тарелки, Ёнбок стянул с рук хозяйственные перчатки и подошёл ближе, а когда Чанбин раскинул руки, приглашая в свои объятия, сразу же повис на нём, как детёныш коалы. В последнее время он всё реже впадал в состояние «никомуненужности», но до полного его искоренения было ещё долго. — Ты пессимист, знаешь? — поинтересовался Чанбин, нежно шлёпнув его по ягодице. — Угу, — уныло согласился Ёнбок. — Мне постоянно кажется, что рано или поздно я накосячу, и ты уйдёшь. И чем дольше мы вместе, тем страшнее мне думать о том, что скоро это закончится. Я уже не говорю о том, что будет через пять или десять лет. — Если ты правда собираешься открывать своё дело, то с твоим умением распоряжаться деньгами ты прогоришь через два дня. А раз тебе нужен человек, который в этом разбирается, значит, мне придётся задержаться. Согласен? Он почувствовал, что Ёнбок, пригревшийся на его плече, закивал, и успокаивающе погладил его по пояснице. — Чанбин? — М? — Ты меня не бросишь? Чанбин отцепил Ёнбока от себя, заставляя сесть у него на коленях, и обхватил ладонями веснушчатые щёки. Парень часто заморгал, готовясь вот-вот заплакать. Это было очень в его духе — надумать невесть что и разреветься из-за этого. Чтобы горестные мысли в его замороченной голове не взяли верх, Чанбин аккуратно поцеловал Ёнбока в лоб, постаравшись вложить в этот целомудренный жест всё, что испытывал . — Конечно, нет. Я всегда буду рядом с тобой.

~

Молчание длилось ровно одну сигарету. Солнце садилось за горизонт, и на улице становилось прохладнее; Чанбин по-джентельменски одолжил свой пиджак Ханыль, а она взяла его за руку, и это согревало лучше самой тёплой одежды. — Если ты его любишь — я только за, — Ханыль повела плечами, сильнее утопая в широком пиджаке брата. — Но, пожалуйста, давай отложим разговор с мамой до свадьбы. Она и так сейчас, как на иголках, боится, что родители Ильхуна передумают или что-то пойдут не так. Если ещё и ты её обрадуешь, у неё точно крышу сорвёт. Чанбин понимал, что решился на признание совсем не вовремя, и опасения Ханыль были не напрасны: их мать действительно могла отреагировать на подобные новости самым неожиданным образом. Характер у неё был не сахар, и не стоило будить лихо, пока оно… — И чего вы расселись здесь? — госпожа Со появилась за их спинами внезапно, и Чанбину в эту же секунду прилетело какой-то тряпкой по спине. — Я вас по всему дому ищу! Ханыль, ты опять курила? — Нет, это Чанбин, — без зазрения совести сказала она, указывая на брата большим пальцем. — Нет, это Ханыль, — ответил Чанбин, честным взглядом глядя на мать. — Так, а ну прекращайте детский сад, — она поморщилась и, перекинув полотенце через плечо, махнула головой в сторону дома, — идите в дом, отец уже по второму кругу начал рассказывать про свои достижения в гольф-клубе. Чанбин, господин Чон хочет послушать, как ты читаешь рэп, так что поторопись. — Чего? — глянув через плечо, Чанбин проводил уходящую родительницу страдальческим взглядом, пока Ханыль рядом с ним сдавленно хихикала в кулачок. — Не буду я ничего читать! — Будешь-будешь, — сестра сочувствующе похлопала его по плечу, — знаешь же, мама с папой из кожи вон вылезут, чтобы показать, какая у нас чудесная, талантливая семья. Чанбин терпеть не мог весь этот цирк с клоунами и показательными выступлениями. Он хотел улечься к маме на коленки и весь вечер смотреть дорамы, а не читать стишки, как школьник на табуретке, чтобы в очередной раз выставить свою семью в выгодном свете. Но он, как хороший сын, не мог позволить им ударить в грязь лицом — особенно теперь, когда робкая мысль представить им Ёнбока начала обретать первые конкретные черты.

***

— Ханыль, перестань столько есть, — пожурила госпожа Со, глядя на то, как будущая невеста тянется за третьей по счёту вяленой рыбиной, — у тебя завтра будут страшные отёки. — У Чанбина тоже будут, его же ты не гоняешь, — возразила Ханыль и всё-таки закинула себе на тарелку побольше еды. — Вот когда он надумает жениться — тогда и будет разговор. Ханыль лукаво взглянула на брата, который сидел с ней рядом на полу и тоже ел рыбу, и Чанбин невербально велел ей заткнуться. Стоило триста раз подумать, прежде, чем признаваться сестрице в своих чувствах к парню: секрет бы она не разболтала, но нервы бы ему потрепала точно. Хихикнув, Ханыль вернулась к своей тарелке, а отец прибавил звук на телевизоре: за нескончаемым галдежом происходящего на экране попросту не было слышно. Их вечерние посиделки всегда были такими, и хотя время от времени матери ударяла в голову идея устроить вечер литературы или классической музыки, чаще всего натура брала своё, и она сама подбивала всех смотреть романтические комедии. — Какой всё-таки хороший парфюм у госпожи Чон, — вздохнула госпожа Со, качая головой, — она сказала, что аромат смешивают специально для неё в каком-то частном салоне. — Ага, зато господин Чон воняет, как козёл, — ответила Ханыль, активно пережёвывая жестковатого кальмара. — Надеюсь, Ильхун в старости таким не станет. — Ханыль, ну что за манеры? — Нет, мам, правда, — вклинился Чанбин, оборачиваясь, — когда он рассказывал мне про скрипку Страдивари, я чуть не сдох. — Боже, за что мне такие дети, — театрально выдохнула их мать, — Чанбин, перемотай назад, я всё прослушала. Для просмотра она выбрала «Последний роман ведьмы» — дораму увлекательную и забавную, но Чанбину было крайне неловко смотреть такое при родителях. Когда на середине очередной серии герои приняли горизонтальное положение, он всё ещё стоически пялился в экран, не обращая внимание на хихиканье со стороны Ханыль, и только обрадовался, когда в кармане домашних штанов завибрировал телефон. Они с Ёнбоком договаривались созвониться, когда тот доберётся со стажировки домой. Чанбин не хотел отвлекать его от работы, и всё же, звонок поступил несколько позже, чем он рассчитывал: на часах стояло практически двенадцать ночи. — Кто там у тебя? — спросила госпожа Со заметив, что Чанбин залип в телефон. — По работе, — бездумно ляпнул он самую беспроигрышную отговорку и встал с пола, поправляя футболку, — нужно ответить. Он поднялся к себе комнату и захлопнул дверь, игнорируя мамины возгласы о том, что его уже заездили в этом офисе и ему стоило просто пойти заместителем к отцу, а не строить из себя самостоятельную личность. Ёнбок звонил по видео: умостив телефон на тумбочке, Чанбин уселся на кровать и принял вызов, отчего-то ощущая почти мальчишеское волнение. Он переживал о том, как всё прошло на стажировке, и чувствовал, что уже скучает, но приняв вызов, сразу же обратил внимание на две вещи. Ёнбок был голым по пояс и находился в его квартире. Забравшись вглубь дивана, он сидел, прижав к груди подушку, и ковырялся в пальцах, сдирая заусенцы. — Привет, хён, — услышав оповещение о том, что разговор начался, Ёнбок поднял взгляд и без улыбки помахал в камеру, — я не поздно? — Нет, я ждал звонка, — Чанбин сел ближе к телефону, поворачивая его так, чтобы свет от экрана и полной луны за окном лучше освещали лицо. — Тебя только отпустили? — Угу, только пришёл. Меня не приняли. В глубине души Чанбин опасался, что Ёнбок не справится: слишком уж неловким и несобранным он мог быть в присутствии других людей, но совсем не ожидал, что неудача настигнет его в первый же день. — Почему не приняли? — Да ну их к чёрту! — Ёнбок со злостью отшвырнул подушку и скрестил руки на груди, насупившись. — У них на кухне развернуться негде, влево шагнёшь — стол, вправо — плита, я как ужаленный там носился, потому что посетителей набежало, как в мишленовсий ресторан, в результате, я что-то не так понял и поставил кучу тарелок на столик со сломанным колёсиком, а девчонка, которая меня курировала, даже не предупредила, что он сломан. Короче, он упал, тарелки тоже упали и разбились, шеф разорался, что я ему только убытки приношу, велел всё убрать и больше не приходить, я часа четыре возился, осколки собирал, палец, вон, порезал, — он продемонстрировал залепленный пластырем большой палец на камеру, — хотя не я виноват в том, что эта дура меня не предупредила… — Слушай, не переживай так, — за скоростью речи Ёнбока едва поспевал даже высокоскоростной интернет, что уж говорить о Чанбине, который вообще не ожидал такого бурного словесного потока. — Всякое бывает, поищешь что-нибудь…. — Ты бы слышал, как она обзывалась, — плаксиво произнёс Ёнбок, окончательно расклеившись. — Кретином меня назвала. — Мне жаль, но ничего уже не сделаешь, — Чанбин считал себя фаталистом и очень хотел донести до Ёнбока незначительность произошедшего в масштабах Вселенной. — Правда, малыш, успокойся. Это ведь не работа твоей мечты. Будем искать что-то другое. Ёнбок покивал, глядя куда-то мимо экрана, и после небольшой заминки выпалил: — Ты не одолжишь мне сто семьдесят одну тысячу четыреста двадцать вон? За тарелки. — Одолжу, — услышав настолько конкретную цифру, Чанбин не смог сдержать усмешки: Ёнбок в подобных вещах всегда был очаровательно точен. — Спасибо, — Ёнбок заправил за уши распущенные волосы. — А ещё у тебя там за шкафом в коридоре лежат какие-то картонные коробки, можно их взять? — Я в душе не чаю, о чём ты, так что можно. — Спасибо, — повторил Ёнбок, подползая к краю дивана и склоняясь над экраном ноутбука. — Сейчас я немного поклею, посмотрю «Автостопом по Галактике» и лягу спать. Возвращайся скорее, я очень скучаю. Чанбин хотел сказать что-то вроде «и я», но Ёнбок резко сбросил звонок, оставив его тупо смотреть на оповещение о завершении вызова. Он никогда раньше так не делал: если уж звонил, то болтал час без умолку, а значит, сейчас он был действительно подавлен. Чанбин испытывал острое желание что-то предпринять, поддержать и успокоить, но это сложно было сделать, находясь на расстоянии в пару сотен километров. Хотя, расстояние это не было такой уж большой проблемой — было бы желание. — Почему так долго? — спросила госпожа Со, как только Чанбин снова оказался в поле её зрения. — Мы уже серию успели досмотреть. И почему ты в костюме? — Мне нужно ехать, — Чанбин повернулся к зеркалу в коридоре и накинул на шею галстук просто чтобы не забыть его. — Работа. — Какая работа? Ты забыл, что у нас планы? — госпожа Со вскочила с дивана, намереваясь чинить разборки, и Чанбин уже приготовился защищаться, но отец, подавший голос со своего кресла, моментально разрешил начинающийся конфликт. — Он же сказал: «нужно ехать». Пусть едет. Мать поохала ещё минут десять, но в итоге просто нагрузила Чанбина остатками роскошного ужина и вместе с Ханыль проводила его до машины. Прощаясь, она попросила сына быть осторожнее, потому что «ночью темно, а идиотов на дороге полно», и Чанбин с тяжёлым сердцем обнял её на прощание. Он должен был пробыть с семьёй ещё целые сутки, их рейд по свадебным салонам был расписан едва ли не поминутно, но, в конце концов отвезти в ателье их мог отцовский водитель, а в вопросе выбора фасона платья мнение Чанбина вряд ли кого-то интересовало. Ёнбок сейчас нуждался в нём куда сильнее.

***

— Уже можно открывать? — Пока нет. — Скажи хотя бы, куда мы приехали. Взошедшее солнце окрашивало кромку горизонта в красноватый цвет, бросая радужных зайчиков на тонированные стёкла машины. Держа Ёнбока за запястья, Чанбин помог ему вылезти из салона и повёл к краю шоссе, внимательно следя, чтобы тот держал глаза закрытыми. Сердце взволнованно стучало: Чанбин чертовски устал, и после нескольких часов, проведённых за рулём голова, шла кругом, так что он очень надеялся, что не зря всё это затеял. — Встань вот сюда, — он поставил Ёнбока перед собой; тот соскользнул ногой с тёмного асфальта на гравийную дорожку, но тут же выпрямился, взволнованно сглотнув. — И… открывай. Чанбин давно не делал ничего столь романтичного и боялся, что задумка выглядела впечатляюще только в его голове. Открыв глаза, Ёнбок несколько раз моргнул, привыкая к свету, и окинул взглядом раскинувшееся перед ним золотистое поле. Ему понадобилось несколько секунд на осознание, а потом заспанное, слегка опухшее лицо озарил робкий восторг. — Это то место? — пискнул он, оборачиваясь к Чанбину. — То самое? Когда Чанбин приехал домой, на улице ещё не рассвело; в гостиной валялись раскуроченные коробки и баночки с клеем, а ножницы были опасно воткнуты в диван между валиков. Ёнбок спал на другой стороне, скрючившись, как креветка, и обнимая любимую розовую подушку Чанбина, в одних носках и шортах, и едва заметно ёжился: по утрам в квартире стояла прохлада, а он даже ничем не укрылся, завалившись спать полуголым. Обычно именно Ёнбок становился инициатором ранних пробуждений, но на этот раз растолкать его стоило больших усилий. Всклокоченный и заспанный, он даже не сразу понял, что Чанбин приехал раньше положенного, и попытался выторговать ещё несколько минуточек сна, а когда понял, попытался утянуть Чанбина к себе на диван — обниматься, и, опять-таки, спать. У Чанбина были другие планы. Он вынашивал свою идею всю дорогу до дома, точнее, она лежала на подкорке давно, но никак не находила выхода. До этого момента они с прекрасно проводили время в четырёх стенах, но сейчас Ёнбоку нужно было развеяться и сменить обстановку, и Чанбин принял решение о внеплановой поездке почти молниеносно. Впихнуть ничего не соображающего, сонного мальчишку в машину и провезти его несколько десятков километров, никак не раскрыв своих намерений, было трудно — и всё же, ему это удалось. — Оно, — Чанбин встал рядом с Ёнбоком и приобнял его за плечи, — то самое поле с наших заставок. Нива выглядела не так, как несколько месяцев назад: подсолнухи слегка пожухли, некоторые лежали на земле, скошенные и сломанные ветрами, но атмосфера оставалась такой же. Даже небольшой трейлер с креветками, стоявший чуть поодаль от дороги, оставался на месте. — Там продают креветки? — Ёнбок, заприметив знакомый объект, тут же ткнул в него пальцем и, даже не дождавшись ответа, зашагал в его сторону, попутно доставая смартфон, чтобы запечатлеть увиденное. — Да, но не думаю, что там уже открыто, — Чанбин зачем-то посмотрел на небо, пытаясь определить, который час. Совершая сложные логистические операции по доставке себя до дома и Ёнбока — сюда, он совсем потерял счёт времени и мог только гадать, во сколько они приехали. — Сейчас семь тридцать, — Ёнбок развеял его сомнения, посмотрев в экран телефона, — обычно всякие маленькие забегаловки работают круглосуточно, или открываются очень рано. Пойдём посмотрим! Ещё двадцать минут назад, Ёнбок сидел в кресле автомобиля, как варёная картошка, и просил вернуть его в кроватку, а теперь его словно подменили, и Чанбину оставалось только повиноваться и пойти следом. В конце концов, именно этого он и хотел: поднять Ёнбоку настроение, чтобы он забыл о фиаско на работе и смог, наконец, расслабиться. Пока Чанбин шёл, пытаясь не сильно изгваздать свои брюки, которые не додумался переодеть дома, Ёнбок уже успел подёргать ручку трейлера и убедиться, что магазин закрыт, но его это не остановило. Немного подумав, он начал тарабанить в дверь кулаком, призывая хозяина открыть. — Да он спит, наверное, — смущённо произнёс Чанбин, подойдя, боясь причинить владельцу неудобства, — пойдём, на обратном пути где-нибудь поедим. Но Ёнбок был человеком настырным и всё-таки стукнул в последний раз. Этого хватило для того, чтобы внутри началась какая-то возня, а ещё через секунду дверь приоткрылась, и наружу выглянул тот самый старик, который когда-то пытался сагитировать Бан Чана вытаскивать его снасти из воды. — Здравствуйте, мы хотим креветок, — сказал ему Ёнбок, быстро поклонившись. — Можно купить? Дед поворчал, но всё-таки отсыпал им вчерашних морепродуктов в свалявшемся кляре. При оплате выяснилось, что Ёнбок не взял кошелёк, и Чанбину пришлось идти обратно к машине, чтобы они могли расплатиться за сомнительный деликатес. Ели они, не запивая, сидя на бетонном блоке возле трейлера. Ёнбок что-то напевал себе под нос и, мимоходом спросил, почему Чанбин вернулся так рано. Фраза «я приехал ради тебя» прозвучала бы слишком высокопарно, так что Чанбин ограничился лаконичным «планы поменялись», и Ёнбок, радуясь, что всё так хорошо сложилось, счастливо захрустел едой. — Сфоткаешь меня на фоне магазина? — когда с креветками было покончено, он достал из кармана телефон и протянул Чанбину. — А потом я тебя. Будут новые заставки. Чанбин кивнул и вытер жирные пальцы о дорогие-да-и-хрен-с-ними-уже брюки. Ёнбок редко просил его сфотографировать, особенно в таком полу-домашнем виде; сравнив ракурс с тем, что был у Чанбина на фотографии, он встал недалеко от трейлера, и раскинул руки в стороны, позируя. — Выставь руку так, как будто ты трейлер на ладошке держишь, — посоветовал Чанбин, но его предложение было встречено весёлым фырканьем. — Так уже давно никто не делает, — Ёнбок подскочил к нему и забрал телефон, отсматривая снимки, — Пойдёт, давай теперь ты вставай. Даже без пиджака, в одной рубашке и брюках, Чанбин на фотографиях выглядел, как идиот, будто кто-то взял мужика в костюме с фото-стоков и приделал на снимок природы. Но Ёнбоку всё равно понравилось; выбрав, по его мнению, самый удачный кадр, он установил его на заставку и с чувством выполненного долга засунул телефон в карман. Сейчас он выглядел счастливым — не ровня тому полупрозрачному приведению, с которым Чанбин разговаривал накануне ночью, и, глядя на всё это, он ни капли не пожалел о своём решении привезти его сюда. Они долго слонялись у обочины, рассматривая какие-то цветочки, а после пошли прямо в поле. Стоило больших трудов маневрировать меж подсолнухов, не ломая их, и Чанбин просто позволял тащить себя за руку, пока Ёнбок со смехом рассказывал, как, куда и сколько раз его в детстве кусали пчёлы и прочие австралийские гады. Потом они долго стояли, обнявшись, и молча слушали дыхание ветра, пока Чанбин не испугался выскочившего из высокой поросли кузнечика, едва не рухнув в траву, и лишь Ёнбок спас его от падения, изо всех сил вцепившись в мощные предплечья. А потом они внезапно наткнулись на полянку — небольшое пространство не больше трех метров шириной, с примятой травой и несколькими камушками, торчащими на поверхности. То ли это место каким-то чудом не засадили изначально, то ли кто-то нарочно вытоптал этот пятачок в самом сердце поля, но Ёнбок, как только увидел незаросшую. горизонтальную поверхность, бухнулся сначала на зад, а после и вовсе растянулся на влажной почве, потягиваясь. — Иди сюда, хён, — он протянул Чанбину руку, — ляг со мной. — Да тут грязно же, — Чанбин мог считать себя романтиком, но не настолько, чтобы валяться в грязи. — И мокро. — Ну и что? Они смотрели друг на друга секунд пять прежде, чем Чанбин со вздохом опустился рядом. Его рубашка уже покрылась какой-то грязью и потёками зеленоватого сока от стеблей, так что, в целом, было плевать. Земля, на которой они лежали была рыхлой и прохладной. Прислушиваясь к своим ощущениям, Чанбин закрыл глаза. Спина немного мёрзла, и он всё ещё боялся, что его может тяпнуть какая-нибудь ползущая дрянь, но рядом был Ёнбок, их окружало бескрайнее море подсолнухов и абсолютная тишина, так что плюсы значительно перевешивали минусы. — Здесь так здорово, — Ёнбок нащупал его руку и сплёл пальцы со своими. — И тихо. Мне так хорошо с тобой. Они лежали в тишине чуть поодаль друг от друга, держась за руки, вместе смотрели в небо — и для Чанбина это было интимнее самых глубоких поцелуев и самого жаркого секса. Он чувствовал себя глубоко влюблённым и абсолютно счастливым, потому что Ёнбок продолжал гладить его ладонь, а небо над ними было чистым и светлым. — Я рассказал сестре. Что встречаюсь с тобой. Ёнбок затих на секунду, а потом резко сел, уставившись на него. В округлившихся от удивления глазах мельтешила тысяча вопросов, но задал он лишь один: — И что она ответила? — Что рада за меня, — Чанбин улыбнулся, глядя на то, как моментально расслабился Ёнбок, уже по привычке приготовившийся к тому, что его сейчас, возможно, бросят. — Но попросила пока что не рассказывать матери. — Ясно, — кивнул Ёнбок. — А почему? — Не всё сразу, малыш, — Чанбин дотронулся до его колена, обтянутого измазанными грязью джинсами. — Мама — не Ханыль, и до того, как пройдёт свадьба, её лучше лишний раз не нервировать. Но я скажу ей, обещаю. Ёнбок вновь улёгся рядом с ним, придвигаясь ближе и укладываясь щекой Чанбину на грудь. Из-за тяжести чужого тела мелкие камешки под спиной начали впиваться в поясницу, но сгонять парня Чанбин не стал. — Всё-таки, ты хороший сын, — со вздохом произнёс Ёнбок, устраиваясь удобнее. — В отличие от меня. — Не говори так, — твёрдо сказал Чанбин, глядя на плывущие по небосклону перистые облака. — Нет, я правда во многом виноват перед родителями, — Ёнбок сопел и ёрзал: ему было не очень удобно, но вставать он явно не собирался. — Я был не очень прилежным ребёнком. Не хулиганом, конечно, но они сильно от меня натерпелись. Помню, мне понравился один мальчик из школы, я носился за ним, как преданный щенок. Мы с ним вместе сидели в столовой, я только что портфель ему не носил, постоянно в игры играли вместе, ну и я втрескался в него, хотя мне на тот момент было лет двенадцать, наверное? В общем, в один прекрасный день я набрался смелости, и когда мы сели вместе делать домашку, поцеловал его в щёку. До сих пор помню, с каким лицом он от меня отскочил, сказал, что я охренел, и перестал со мной общаться. Мне было так обидно, я места себе не находил, пытался с ним поговорить, но он делал вид, что меня не существует. И я не придумал ничего лучше, кроме как отомстить. Пошёл в папин гараж и расшиб себе об стену лоб до крови, а родителям сказал, что это он меня побил. Начались разборки, мои родители переругались с его родителями, а потом папа увидел кровавый след на стене в гараже и всё понял. Они с мамой ещё долго извинялись перед семьёй этого идиота, хорошо, что он хотя бы постыдился сказать, что я его поцеловал. Хотя, если бы он меня не послал тогда, этого всего бы не случилось. Я этим не горжусь, я понимаю, что поступил странно. Просто говорю, что не виню свою семью за то, что они не хотят меня знать. — Если бы все родители бросали своих детей из-за их дурацких детских поступков, семьи бы лишался каждый второй, — горячо возразил Чанбин. Он не мог вспомнить аналогичный пример из своего детства, потому что был очень прилежным мальчиком, и всё же, считал, что судьба была к Ёнбоку тотально насправедлива. Ёнбок вдруг приподнялся, опираясь на руки, и, перекинув ногу через его бёдра навис над ним. Распущенные волосы свисали длинными прядями; из них торчали веточки и травинки, которые он нацеплял, лёжа на сырой земле. Чанбин успел увидеть крохотные бусинки влаги на его длинных ресницах прежде, чем Ёнбок наклонился и соединил их губы в поцелуе. Ветер колыхал жёлтые гривы подсолнухов, обрывая мелкие листья, заставляя их взмывать высоко вверх. Где-то далеко лаял пёс. Семья Чанбина наверняка уже ехала в город с целью найти для дочери лучший свадебный наряд, а старик, проверивший снасти и не нашедший там ни одной свежей креветки, грустно шаркал обратно к своему трейлеру. Чанбин лежал на земле, в мятой, грязной рубашке и в замызганных дорогих брюках и целовался с лучшим парнем на свете. — Я помню твоё обещание, — произнёс Ёнбок, отстранившись от него и глядя прямо в глаза. — И никогда не забуду. Я тоже всегда буду с тобой рядом. Что бы ни случилось.

***

[13:07 Хван] Хан Джисон пришёл на студию в воскресенье и врубил свою музыку так громко, что у меня в зале посыпалась штукатурка и упал шкаф с инвентарём. [13:12 Хван] У него отвалилась ножка. [13:12 Хван] У шкафа, не у Хана. [13:19 Хван] Если что, карта прикреплена к номеру телефона.

***

— Ты точно их в магазине не оставил? — Да забрал, забрал… — И где они тогда? — А, вот! — Ёнбок просунул руку под пассажирское сидение и с гордостью достал оттуда слегка запылившийся пакет со стейками. — Нашёл! Чанбин облегчённо выдохнул и вышел из машины, чтобы достать из багажника оставшиеся продукты. Он мертвецки устал с дороги, но Ёнбок пообещал ему вечернюю программу в виде сочных стейков собственного приготовления, совместного просмотра кино и «того, что пообещал ему перед отъездом», поэтому им всё-таки пришлось зарулить в придорожный гипермаркет, чтобы закупиться всем необходимым. Из гипермаркета Ёнбок вышел с двумя пакетами мяса в руках и бутылочкой смазки в зубах, потому что места для неё в пакетах не хватило, а Чанбин с краснючими ушами топал следом, спрятавшись за бумажным пакетом с овощами. По дороге они едва не передрались из-за очередности выбора фильма, но всё решилось игрой в камень-ножницы-бумага, в которой Чанбину фатально не везло. Ёнбок сказал, что кино уже выбрал, но хочет, чтобы это было сюрпризом. Пока они ехали, Чанбин перебрал с сотню возможных вариантов, но на всё получал отрицательный ответ. Так они и добрались до дома Ёнбока: Чанбин — в полном неведении, Ёнбок — полный задора и огня. — Это комедия? — роясь в багажнике, Чанбин не оставлял попыток приблизиться к истине. — Не-а, — произнёс Ёнбок, громко хлопнув пассажирской дверью. — Да не угадаешь, даже не пытайся. Это звучало, как вызов; похватав пакеты, Чанбин прижал их к груди и направился ко входу в дом. — Если это не комедия, не боевик, не драма и не мелодрама, то я сдаюсь, — он почти не видел дороги и надеялся не навернуться, тем не менее, продолжал разглагольствовать, не желая сдаваться просто так. — Только не говори, что это какая-нибудь артхаусная короткометражка, иначе я с ума сойду. — Ты что здесь делаешь? Услышав неожиданный вопрос, Чанбин обернулся. Ёнбок продолжал стоять возле машины, сжимая в руках пакеты с мясом, а на крыльце неподалеку от него сидел какой-то мужчина и явно кого-то ждал. Средних лет, слегка помятый, в потёртом костюме, он приподнялся с крыльца и шагнул навстречу Ёнбоку, и тот сразу же шарахнулся назад, волком глядя на него. — Ты что, Феликс? — хрипло хохотнул мужчина. — Настолько не рад меня видеть? Чанбину не потребовалось много времени, чтобы понять, кого он видел перед собой. Мужчина был чуть выше и намного старше, чем Ёнбок, но внешне они были безумно похожи. Вне всяких сомнений, это был его отец. — Откуда ты знаешь, где я живу? — низко пророкотал Ёнбок, как загнанный зверь, пытающийся оттянуть момент гибели. — Добрые люди подсказали, — Ли-старший шёл к нему навстречу вразвалочку, не спеша, будто точно знал, что сын от него никуда не денется. — Где деньги? — У меня нет, я бросил работу и… — Хватит врать! — У меня ничего нет, — потупившись, Ёнбок уставился в землю и добавил уже более твёрдо: — и я больше не буду переводить тебе деньги. — Серьёзно? — мужчина зло осклабился, и схватил сына за предплечье, с силой встряхивая. — Ты забыл про наш уговор? Хочешь, чтобы мать узнала, что её сын — дешёвая, грязная шлюха? — Отпусти! — взвыл Ёнбок, пытаясь вырваться, но силы будто покинули его, и он бился без всякого толку, пока пальцы его родного отца сильнее впивались в руку. — Какого хрена? — казалось, ещё секунда, и Ёнбок просто упадёт в обморок, но к счастью, Чанбин уже успел побросать пакеты и вклиниться между ними, силой разрывая хватку и загораживая парня собой. — Что вам надо от него? — Я не с тобой разговариваю, парень, — мужчина снова обнажил в улыбке желтоватые зубы. — Ты кто, очередной ёбырь моего сынка? Ты хоть знаешь, кто он такой и чем занимается? Ёнбок за спиной жалобно всхлипнул. Чанбин задержал дыхание, чтобы не дать кулаку полететь вперёд первее мысли. — Уходите, — проговорил он сквозь зубы, чувствуя напряжение в каждом мускуле. — Иначе я вызову полицию. — Я-то уйду, — усмехнулся мужчина, делая шаг назад, — а вот этот паразит от тебя никогда не отстанет. Не знаю, что он там тебе наплёл, когда в первый раз садился на твой хрен, но помяни моё слово: ты от него ещё хлебнёшь. Он портит всё, к чему прикасается. — Уходите, — повторил Чанбин, собирая в кулак остатки терпения. — И, если вы ещё раз к нему подойдёте — я сдерживаться не стану. — Этот ублюдок испортил мне жизнь, — бросил мужчина через плечо: пренебрежение, с которым он вёл этот диалог, было пуогающим. Чанбин никогда не слышал, чтобы родитель так говорил о своём ребёнке. — И мне от него ничего, кроме денег, не нужно. Не хочет платить — плевать, пусть ждёт звонка от матери. Совет вам да любовь. Он ушёл, достав из кармана мятую папиросу, а Чанбин, оцепенев от злости и желания догнать этого урода и воткнуть лицом в асфальт, ещё полминуты смотрел ему вслед. Когда он всё-таки обернулся, Ёнбока поблизости уже не было; выругавшись, Чанбин рванул вслед за ним в сторону дома, перепрыгивая через валяющиеся на земле пакеты с едой. Дверь в квартиру оказалась открыта: вбежав внутрь, он заглянул в спальню, но никого там не нашёл — и только потом услышал шум воды, доносящийся с кухни. Ёнбок стоял возле раковины и пил воду, трясущимися руками сжимая бокал. Вода текла по его щекам и шее, мочила футболку и капала на пол; не зная, как подступиться, Чанбин осторожно шагнул к нему, но Ёнбок с громким звоном швырнул кружку на пол и прохрипел не своим голосом: — Дешёвая шлюха. Он выглядел так, будто его сейчас стошнит: вцепившись руками в края раковины, он крупно затрясся, впиваясь пальцами в ржавую эмаль. Боясь, что он не выдержит, Чанбин подлетел к нему и обнял сзади, заставив оторваться от опоры и позволяя обмякнуть в своих руках. — Тише-тише, — зашептал он, чувствуя, что дрожь начинает превращаться в судороги: Ёнбок был холодным, как лёд, и по-прежнему искал, за что бы схватиться, царапая себе руки. — Я рядом, малыш, он ушёл. — Ушёл, — повторил он, едва шевеля губами, и откинулся затылком Чанбину на плечо. — Обними меня. Чанбин сильнее сжал его в объятиях, следя, чтобы он не поскользнулся на разлитой по полу воде, и продолжал говорить ему на ухо что-то успокаивающее, пытаясь бороться с недоумением и злостью, потому что произошедший кошмар никак не укладывался в его картину мира. — Ты же любишь меня? — слабый выдох, вырвавшийся из лёгких Ёнбока, был едва слышен. — Конечно, — Чанбин поцеловал его плечо, баюкая в своих руках, — конечно, люблю… В голове стоял гул, как на взлётной полосе аэродрома. Чанбин даже не понял, в какой момент Ёнбок взял его за руку и положил её на ширинку собственных джинсов, слегка потирая. — Помоги мне, — попросил он, подаваясь бёдрами вперёд, — покажи, как сильно ты меня любишь… Внутри Чанбина колотило так же, как Ёнбока — снаружи. Возможно, они должны были поговорить, обсудить произошедшее, руководствуясь голосом разума, но Чанбин был слишком растерян, а Ёнбок продолжал гладить себя его рукой через ткань, и он поддался, слыша тихий умоляющий шёпот, расстегнул чужую ширинку и обхватил ладонью уже вставший член, слыша прерывистый вздох, но не облегчения, а внутренней боли, которая разрывала Ёнбоку грудь, рвалась наружу, но никак не находила выхода. Чанбин начал медленно двигать рукой, но трение было сухим. Новая смазка осталась валяться где-то на улице, а Ёнбок, стиснув зубы, продолжал отрывисто толкаться навстречу. — Быстрее, — попросил он, наклоняясь и вновь упираясь ладонями в раковину. — прошу, быстрее. Он оторвал от себя чужую ладонь, сплюнул на неё прохладную от ледяной воды слюну, и вернул на место. Лучше не стало: он всегда использовал много смазки, и этого количества было попросту недостаточно, но Чанбин продолжал водить мокрыми пальцами по его члену, пока он, содрогаясь, сводил колени и что-то хрипел, безвольно склонив голову. Чанбин не чувствовал возбуждения — он не чувствовал вообще ничего, будто был просто механической рукой для удовлетворения потребностей. Это было странно и пугающе, но Ёнбок нуждался в нём, и он должен был показать, что всё ещё рядом, что любит его, и всё будет в порядке, и продолжал грубо дрочить своему разбитому, скулящему парню, стиснув зубы от нереальности происходящего. — Я тоже… тебя люблю… Судорожно поджимая бёдра, Ёнбок тяжело и обильно кончил и обмяк, уткнувшись лбом в сложенные на раковине предплечья. Слёзы, стекая по его щекам, капали на пол, сперма крупными каплями вытекала из подрагивающего члена, пачкая руки, а Чанбин, прижавшись щекой к его спине, смотрел на своё искажённое отражение в валяющейся на полу кружке и чувствовал себя полностью опустошённым, хотя ещё полчаса назад был уверен в том, что этот день мог стать одним из лучших в его жизни. «Помяни моё слово: ты от него ещё хлебнёшь. Он портит всё, к чему прикасается».