Мутная вода

— Ёбаные твои рога, ты где шляешься? Чанбин понял, что на него орут раньше, чем осознал, что уже проснулся. — Что случилось? — он зажмурился, сжимая в руке телефон, который схватил чисто инстинктивно, и перевернулся на другой бок, прячась от настойчиво бьющего в глаза яркого солнца. — Что случилось? — переспросил Джисон гневным полушёпотом. — Ты время видел? Приоткрыв один глаз, Чанбин отнял трубку от лица и посмотрел на часы на дисплее. Белые цифры на фоне голубого неба показывали одиннадцать-тридцать утра. И несмотря на то, что голова была тяжёлой от похмелья, Чанбин осознал моментально: он опоздал на работу. — Твою мать! — он попытался сесть, но тут же лёг обратно под воздействием гравитации, вертолётов перед глазами и подкатившего желания сблевать. — Выхожу! — Да пиздец, — разочарованно донеслось из трубки за секунду до того, как Чанбин отшвырнул телефон и предпринял вторую, на сей раз успешную, попытку подняться. Сев на край дивана, он громко выдохнул: голова болела так, будто он на неё падал, причём неоднократно. Это было одной из причин, почему Чанбин практически не пил: сомнительный выхлоп после двух-трёх часов веселья возвращался к нему мигренозными болями, липкой волнообразной тошнотой и выборочными воспоминаниями. Например, он отлично помнил, что ездил на студию, встретил там фанатку Хвана, потом — самого Хвана, и зачем-то согласился на распитие с ним сомнительных спиртных напитков, несколько часов проведя в душном чулане. А потом они пошли домой, Чанбин смотрел на замысловатые мыски чужих сапог, шаркающие по сухому асфальту, они много и долго о чём-то говорили, а потом… Хван остался у него на ночь. На подлокотнике лежала примятая диванная подушка. К счастью, на момент пробуждения хозяина квартиры Хёнджин уже свалил, и Чанбин был только рад что ему не пришлось расталкивать и выгонять танцора, теряя драгоценные минуты. Но от мысли о том, что они с Хваном лежали тут валетиком, а тот тыкал ему в лицо ногами и пускал слюни на его подушку, его всё равно передёрнуло. Несмотря на то, что они — наверное? — лучше узнали друг друга за минувший вечер, тащить Хвана домой было глупо и неосмотрительно. А ещё не очень красиво по отношению к Чану, но думать об этом не было ни физических, ни моральных сил: мозг колыхался в черепной коробке от любого незамысловатого движения, и только капитальный конфуз с опозданием заставил Чанбина поднять задницу с места и хотя бы попытаться быстро добраться до офиса. Он наспех переоделся, едва натянув рубашку на влажное от пота тело, поскользнулся на какой-то подозрительной жиже в коридоре и, не дождавшись лифта, бегом спустился на парковку, высматривая свою машину. То, что от студии они шли пешком, дошло до него только минуты через три, и он остановился напротив пустого парковочного места, страдальчески запрокинув голову и отчаянно зарычав. Ёбаный день, ёбаный алкоголь. Ëбаный Хван Хёнджин. Наивно полагая, что решит проблему вызовом такси, Чанбин полез в телефон, но наткнулся на сообщение о том, что его аккаунт заблокирован за неоднократно отменённые заказы. Чанбин надеялся, что они с Хваном не ради веселья это делали, а просто не смогли решить, ехать им или идти; так или иначе до работы нужно было как-то добираться, а времени скачивать новое приложение не было. Выход оставался только один. Метро. Чанбин даже в детстве ездил на нём нечасто, а в нынешнем положении это казалось ему настоящей пыткой. Проталкиваться мимо толпы людей, дышать их запахом, подавляя рвотный позыв при каждом новом вдохе, было выше его сил. Но он, напрягая все органы чувств, на удивление смог вспомнить, по какой ветке ему ехать, втиснулся в вагон перед закрывающимися дверьми и обессиленно рухнул на сидение. Парень справа от него поморщился и чуть отодвинулся; c момента пробуждения прошло чуть больше тридцати минут, а у Чанбину во рту по-прежнему будто кошки нагадили. Чтобы хоть как-то отвлечь себя от качки в вагоне, он посчитал, сколько ещё станций ехать и вновь достал телефон. Прежде, чем начать звонить, Джисон написал ему довольно много сообщений с пересказом того, что Чан сделает с ними обоими, если он не явится на работу в ближайший час. Сам Чан лишь единожды написал ему короткое «ты где?» в восемь-тридцать, а после вся грязная работа легла на плечи Джисона. Казалось, что хуже уже быть не могло, но закрыв диалог, Чанбин опустил взгляд ниже по списку и увидел то, что вытеснило и мысли о работе, и попытки контролировать дыхание, чтобы не опорожнить желудок прямо под ноги уважаемым пассажирам. Два новых сообщения от Ёнбока. В последнем из них он снова извинялся, хаотично и отчаянно, не теряя надежды вымолить прощение, хотя Чанбин уже давно его простил, просто не мог признаться в этом ни себе, ни ему. Он боялся выставить себя слабаком, показать, что всё стерпит, ведь время шло, а тоска только усиливалась, доводя его до состояния, которое потребовалось заливать алкоголем. С каждым днём ему всё сильнее казалось, что вот ещё немного — и он приползёт к Ёнбоку сам. Но он терпел. И ждал неизвестно чего, а неотвеченные сообщения всё копились, копились и… [05:12 Ёнбок] ты звонил??? В набитом людьми вагоне метро вдруг стало нечем дышать, а поле зрения сузилось до пузыря с коротким сообщением. Нервно тыча по треснутому экрану, Чанбин открыл список последних вызовов и уставился на последний исходящий. В три с лишним ночи. От него — Ёнбоку. Он этого не помнил даже обрывочно. И хорошо, что Ёнбок не ответил, потому что пьяный Чанбин гордым не был, и наверняка начал бы признаваться ему в любви, попутно наматывая сопли на кулак, наутро, возможно, не вспомнил бы и половины из сказанного, поставив себя в самое уязвимое положение. Ровно через одну станцию ему пришлось уступить место беременной женщине, и весь остаток пути висел на поручне в тщетных попытках вспомнить, что он чувствовал, когда набирал заветный номер, но сердце, ноющее в груди при мыслях о Ёнбоке, не оставляло ему никакого простора для фантазии. Чанбин очень сильно скучал по нему.

***

— Знаешь, Бин, — направляясь вместе с ним к кабинету, Джисон на всякий случай придерживал его за плечи, задавая траекторию движения. — Я как-то ездил с Минхо в контактный зоопарк, и пока он их там разъёбывал за нарушение правил содержания животных, я стоял возле загона с лошадками. Так вот воняли они точно как ты. Ты где, блять, был? Чанбин рванул дверь и ввалился в кабинет молча, потому что коротко ответить не получилось бы, а на развёрнутый ответ у него просто не хватало сил. Чан стоял у окна и лишь повернул голову, когда на пороге появилась причина его утренней головной боли. — Надеюсь, ты опоздал, потому что к защите готовился, — только и бросил он. Если бы Чанбин не забыл о том, что именно на этот день у них была назначена защита стратегии перед Паком, он бы не поехал ночью на студию и точно не стал бы там пить. Но он забыл, и судя по выражению лица Джисона, это было очень плохо. — Во сколько защита? — хрипло спросил у него Чанбин. — Часа через два? — Джисон поправил дурацкий пиджак, который ему совершенно не шёл. — Мы хотели прогон устроить, но теперь, по ходу, не устроим. Ты свой блок помнишь хотя бы? — Да, — бессовестно соврал Чанбин, который в данный момент даже двухзначные числа на калькуляторе сложить не мог. — Но мне надо умыться. — Я с тобой, — Джисон вопросительно посмотрел Чану в спину, но тот не шелохнулся, давая своё молчаливое согласие. — А то ещё ёбнешься где-нибудь посреди коридора. Чанбин имел очень устойчивое представление о чести и совести, и, по собственному мнению, поступил крайне бесчестно и бессовестно. Мало того, что он опоздал, так ещё и подставил всех, забив на общее дело из-за собственных душевных метаний. Ему самому от себя было противно, но всё, что он мог сделать — это включить на полную кран в офисном туалете и подставить голову под ледяную струю, пытаясь прийти в себя. Джисон всё это время стоял позади него, прислонившись спиной к двери кабинки, и молча провожал взглядом заходящих и выходящих людей, а особо любознательных, что задерживались в дверях, невербально слал нахуй, молчаливым стражем карауля Чанбина до тех пор, пока тот не поднял голову, тряхнув ею, как мокрая собака. — Я пил с Хваном, — сказал Чанбин, в зеркале встретившись с Джисоном взглядом. В расширившихся глазах его друга разом отобразился весь спектр эмоций: от ужаса до любопытства. — Блять, я даже в самых извращённых своих фантазиях не могу представить, как вы к этому пришли, но удивлён, я что ты ещё жив. Рассказывай. — Я поехал на студию, хотел записать партию, — Чанбин обернулся и уперся руками в края длинной гранитной раковины позади себя. По крайней мере то, что предшествовало пьянке, он помнил отлично. — И встретил там его фанатку. — Ту самую зажигалочку шестидесяти пяти лет, которая к нему на занятия пирожные приносит? — уточнил Джисон. — Нет, мелкую девчонку. Выяснилось, что Хван раньше был каким-то популярным танцором, но закончил карьеру из-за травмы. — Это он тебе сказал? — недоверчиво фыркнул Джисон. — Ну, и что потом? — Он сидел в своей норе и рисовал. Я зашёл, чтобы занести ему подарок от той девчонки, ну и остался. — Остался пить с Хван Хёнджином? Бин, ты не заболел? Чанбин усмехнулся. Заболел, причём очень сильно, и причина его болезни уже несколько дней ждала от него ответа на сообщения. Но Джисон по-прежнему ничего не знал об их с Ёнбоком разладе, потому что жалости и сочувствия к себе Чанбин не хотел. Даже Хвану он рассказал больше, чем стоило, и некоторые данных им советов то и дело мелькали в памяти. Правым он танцора не считал, но и куском дерьма — тоже, и как бы сферически ему ни было плевать на мнение Хван Хёнджина, оно было мнением непредвзятого — а, скорее, даже предвзятого в негативном ключе — человека, что немного успокаивало. — В общем, мы перебрали, — Чанбин покрутил спазмированной шеей, с облегчением ощущая, что головная боль от воды слегка притупилась. — Много разговаривали, но я почти нихуя не помню. Под утро завалились ко мне домой и уснули. — Пиздец, — глаза Джисона округлились до пугающих размеров. — Он у тебя ночевал? И что? — Да ничего, если ждёшь какой-то сенсации — не дождёшься. — А про Чана ты что-нибудь узнал? Чанбин вздохнул. Такова была сущность Хан Джисона: в любой непонятной ситуации пытаться узнать, кто с кем трахается. — Нет. И давай оставим их в покое. Это их личное дело. — Приехали, блять, — азарт сошёл с лица Джисона, уступив место разочарованию. — Не ты ли вместе со мной разгонял теорию об их тайном романе? Ещё и Ёнбока к этому подключил. Он, кстати, знает о твоих похождениях? — Нет, — Чанбин отвёл взгляд. — Мы поссорились. Он надеялся, что в его голосе ничего не дрогнуло, и, к счастью, Джисон, не зная масштабов трагедии, не выглядел потрясённым. Он лишь отлип от двери кабинки и хлопнул Чанбина по плечу, всё ещё расстроенный тем, что его лишили плодотворной почвы для сплетен. — Помиритесь. Главное, что ты всё ещё жив, а Хван не высосал из тебя душу, как дементор. Погнали в кабинет. По пути обратно Джисон предпринял ещё несколько попыток узнать чего-нибудь эдакого про Хёнджина, но Чанбин, во-первых, почти ничего не помнил, во-вторых, не горел желанием распускать слухи про парня, который несколько часов выслушивал его нытьё. Смирившись с тем, что поживиться ему было нечем, Джисон сел за свой стол — перебирать текст защиты. А у Чанбина его даже в проекте не было, что не укрылось от внимательного ока Чана. — Что за хуйня, Бин? — устало и разочарованно спросил он. — Ты не знал, какой сегодня день? До каких пор мне за вас Паку жопу подставлять? — Извини, Чани, — Чанбин не поднял глаз. — Так вышло. Чан лишь покачал головой, и последующие полчаса прошли в тишине. Джисон изредка что-то тихо проговаривал и чиркал по листу маркером, Чан — спокойно перечитывал текст. И лишь Чанбин сидел, как побитый пёс, глядя в пустоту и смиряясь с неизбежностью. — Я отправил тебе документ, Бин, — произнёс Чан, решив, что с экзекуцией молчанием можно покончить. — Скажешь вводное слово и будешь отвечать на вопросы. Справишься? Чанбин кивнул и кинул в стакан шипучую таблетку. Всё-таки он не считался полным профаном, а времени было достаточно, чтобы обезболивающее подействовало и вновь сделало его человеком. Главной задачей было выкрутиться — а со всем остальным он мог разобраться потом. В том числе со своим звонком Ёнбоку, который выдавал все его слабости с головой.

***

[12:50 Неизвестный номер] Я съел апельсины. Скинь номер карты.

[12:52 Чанбин]

Какие ещё апельсины и кто это вообще?

[12:52 Неизвестный номер] Хван Хёнджин. Апельсины из твоего холодильника.

[12:52 Чанбин]

Откуда у тебя мой номер?

[12:53 Неизвестный номер] Ты мне сам его дал. Сказал, что мы теперь друзья и я могу звонить в любое время, если нужно будет решить какой-то вопрос. В данный момент мне нужно решить вопрос с оплатой апельсинов, которые я съел.

[12:53 Чанбин]

Не надо мне ничего переводить. И не пиши больше.

[12:54 Неизвестный номер] Как ты можешь так говорить, дружище? Когда мы только-только стали друзьями… Неужели нашей дружбе конец? ㅜㅜ

***

— Ну, что? — спросил Джисон, вернувшись в кабинет после недолгого отсутствия. — Пошли жопы подставлять? — Ты где был? — Чан посмотрел на часы. — Я же сказал вам не разбредаться. — У меня было важное задание, — подмигнул Джисон и подцепил пальцами ремень штанов, как американский полицейский. — Минут пятнадцать же у нас есть? Он стрельнул горящим взглядом в сторону Чанбина, но тот даже внимания не обратил, читая текст свежей распечатки. Всё оказалось не так страшно, и об успехе предприятия можно было не беспокоиться, разве что, не стоило дышать в сторону Пака и подходить к нему слишком близко. Дав последние наставления, Чан направился к выходу из кабинета, возглавив процессию. Обычно следом за ним шёл Чанбин, но в этот раз его позорно отправили в хвост, чтобы не привлекал лишнего внимания. Джисон лишь единожды глянул через плечо, даже не придержав перед ним дверь. Едва не врезавшись в неё, Чанбин повоевал с заедающей ручкой и сделал шаг наружу, готовясь высказать другу за неуважительное отношение к старшим, но вдруг почувствовал, как что-то слева тянет его за руку. — Какого… Он даже понять ничего толком не успел: какой-то парень в чёрном худи и накинутом на голову капюшоне схватил его за запястье и, держась близко к стене, уверенно потащил в противоположную от кабинета директора сторону. По инерции сделав несколько шагов следом, Чанбин остановился, заставив парня притормозить, а когда тот обернулся — проглотил все слова, которые готовился высказать бесцеремонному засранцу. Из-под чёрной, как вороново крыло, чёлки, на него смотрел Ёнбок. Под его глазами залегли серые тени, а потрескавшиеся губы, с которых кожа отходила полупрозрачными хлопьями, слегка подрагивали. — Пойдём, — тихо попросил он, продолжая тянуть Чанбина за руку, как упрямый ребёнок. — Я тебя прошу, хён, пошли… И Чанбин пошёл, подчинился, позволил себя тащить, потому что остатки его самообладания, гордости и чувства собственного достоинства рассыпались в тот момент, когда он взглянул парню в глаза. Он шёл, не обращая внимания на косые взгляды половины офиса, прибавляя шаг, потому что оставшиеся до двери туалета метры Ёнбок почти что бежал. Затащив Чанбина внутрь, он за секунду оказался перед ним, впечатав в дверь, замер лишь на миг, покусывая губы прежде, чем поцеловать его, исступленно, шепча еле слышное: — Я так скучал… Чанбин тоже скучал и, видит бог, проклинал себя за то, что так долго лишал себя возможности вновь почувствовать вкус любимых губ. Он готов был целоваться с Ёнбоком вечность, потому что его поцелуи всегда были особенными, и неважно, было это медленно и нежно или беспорядочно и грубо, как сейчас, когда зубы сталкивались, а языки жадно сплетались — Чанбин всё равно плыл, как подросток, хотя сейчас время и место были совершенно неподходящими для этого. — Ёнбок, постой… Ёнбоку, кажется, было абсолютно плевать и на его стова и на запах перегара, и на то, что капюшон, по-прежнему натянутый на голову, дико мешал. Он либо был готов сожрать Чанбина сам, либо хотел, чтобы его сожрали, потому что совершенно не следил за процессом и не контролировал его, слюнявя чужие губы и жмурясь от ощущений. — Блять, малыш, у меня совещание через пять минут... Вопрос о том, как он вообще просочился в офис, не задержался в голове надолго, потому что Ёнбок, напугавшись, что Чанбин сейчас развернётся и уйдет, просто упал перед ним на колени, громко ударившись о кафельный пол, и трясущимися руками схватился за ремень мятых брюк. Низ живота мгновенно обдало жаром; вдавившись лопатками в дверь, Чанбин мог лишь смотреть, как Ёнбок, справившись с пуговицей и молнией, прижался губами к его члену через ткань брифов, глядя снизу-вверх так преданно, что можно было кончить лишь от одного этого взгляда. — Я не выходил в эфир, — Ёнбок носом провёл по его возбуждению, не отрывая взгляда от его лица. — Ты ведь знаешь, да? Он выглядел как героиновый наркоман, дорвавшийся до дозы, вызывая внутри Чанбина лишь одно желание — обладать. Ёнбок должен был ответить за все круги ада, что он прошёл за эту неделю. — Знаю, — Чанбин скинул с его головы капюшон и вплёл пальцы в непривычно шелковистые чёрные пряди. — Ты поэтому прибежал, да? Сосать резиновый член без зрителей не так интересно? — Нет, — Ёнбок лишь улыбнулся, нырнул рукой под резинку и, освободив его стояк, едва ли не с благоговением провёл по нему ладонью. — Я хочу сосать только тебе. Чанбин только сейчас понял, что так злило его всё это время. Ему было плевать, с кем спали его одноразовые любовницы, и он очень хотел, чтобы Минджон нашла себе кого-то достойного. А Ёнбок должен был принадлежать только ему, его место было рядом с ним, под ним, на коленях перед ним, а не напротив веб-камеры ноутбука. Он мог вести себя, как последняя шлюха, но только ради него. — Ещё раз обманешь меня, — он сжал тёмные волосы у корней и оттянул назад, заставив Ёнбока задрать голову и сдавленно застонать, — или или вернёшься на вебкам, я тебя убью. Ты понял? Ёнбок закивал, насколько позволяла ограничивающая движения рука, и приоткрыл рот, молча умоляя дать. Резко отпустив его голову, Чанбин откинулся затылком на дверь; вновь обретя свободу действий, Ёнбок придвинулся поближе, натирая колени шершавыми джинсами, и со стоном удовольствия присосался к головке члена. Почувствовав, наконец, его губы, Чанбин сглотнул, поёрзал затылком по искусственному дереву позади себя — и в этот момент кто-то толкнул дверь с противоположной стороны. Радуясь ширине своих плеч, Чанбин нашарил защёлку; он окончательно потерялся в происходящем, наглухо забыв о том, что они находились в офисном туалете, куда мог в любой момент заглянуть любой желающий. Не говоря уже о том, что в кабинках на момент их вторжения мог кто-то находиться. Но мысли об этом улетучились так же быстро, как пришли — ровно тогда, когда Ёнбок загнал член за щёку и вновь посмотрел вверх, требуя внимания. Чанбин одобрительно похлопал его по щеке и слегка наклонил голову вбок для лучшего обзора; власть, которую он имел над ним, возбуждала до дрожи в коленях. Ёнбок передохнул лишь секунду и снова насадился до упора, утыкаясь носом в лобок, и почти вслепую начал шарить рукой по егоживоту, пытаясь убрать мешающие полы рубашки. Сграбастав их в одну руку, а другой вновь вцепившись в чёрные локоны, Чанбин притянул его голову ближе, буквально вжимая в свой пах; Ёнбок подавил рвотный позыв, но даже не пытался отстраниться, а из-за звуков, которые он издавал при этом, Чанбин с трудом мог сохранять рассудок. — Нравится? — когда Ёнбоку уже стало нечем дышать, он разжал пальцы, и парень с громким хлюпом отстранился; густая слюна скопилась возле его губ стекая по подбородку. — Совсем другие ощущения, да? В глазах Ёнбока сиял чистый восторг. Он сделал лишь два глубоких вдоха прежде, чем вновь взять в рот по самое основание, и, то, как старательно он сосал, сидя на влажном полу, уводило Чанбина на какую-то иную, невиданную грань удовольствия. Он просто стоял, позволяя мальчишке делать всё, что он хочет, а тот, видимо, хотел довести его до сумасшествия своим языком и глоткой, умело сжимающей ствол. Чанбин не слышал ничего, кроме стука собственной крови в ушах и звука капающей воды на другом конце туалета, а ещё в кармане, кажется, вибрировал телефон, но ему было плевать; будучи уже на грани, он снова потянул Ёнбока за волосы, заставляя выпустить член и сесть на пятки. Послушно заложив руки за спину, Ёнбок приглашающе открыл рот, расплющил высунутый язык, и Чанбин кончил в два быстрых движения, пачкая спермой его лицо, и шумно дыша, привалился спиной к двери. Ёнбок сидел на полу, с благоговением прикрыв глаза. Заед в уголке его губ лопнул от натяжения, а ресницы слиплись от слёз. Он пришёл в себя через полминуты, моргнул, потому что сперма с брови стекала в глаз, и неуверенно улыбнулся, будто ожидая приговора. Чанбин провёл большим пальцем по его лицу, собирая остатки семени, и приложил к распухшим губам; Ёнбок, прищурившись, взял палец в рот, тщательно обсосал и выпустил с громким чпоком. Вода всё продолжала капать из крана — того, под которым Чанбин охлаждал свою больную голову. А возможно, они с Ёнбоком оба были больными, потому что смотреть друг на друга с улыбкой после рискованного отсоса в туалете могли лишь конченные психи. — Я буду ждать тебя вечером, — Ёнбок заправил его размякший член обратно в брифы, подтянул брюки, вжикнул ширинкой и застегнул ремень — методично и аккуратно. Дрожь в его руках прекратилась. — Ты же придёшь? Чанбин протянул руку и ласковым жестом убрал с его лба слипшиеся от пота пряди. Гордая псина внутри него сдохла и разложилась. — Конечно приду. Ёнбок снова заулыбался, поднялся на ноги и оставил на его губах самый короткий и целомудренный поцелуй, который только можно было представить. Но как бы не хотелось Чанбину остаться с ним, вернуться домой вместе и закрыться там надолго, он должен был идти. — Посиди пока тут, — он щелкнул замком и выглянул наружу, чтобы удостовериться, что тот, кто ломился в дверь, уже ушёл. — Выйдешь минут через десять, ладно? Ёнбок кивнул, напоследок мазнув пальцами по его ладони. Чанбин спешно вышел из туалета и быстро, насколько позволяли ватные после сильного оргазма ноги, зашагал к кабинету директора. — Это пиздец, Чанбин. Он обернулся и сразу же понял, что совещание закончилось: Чан и Джисон стояли возле кофемашины с полупустыми стаканчиками и смотрели на него даже не разочарованно, а скорее, впечатленно, потому что Чанбин умудрился выбить бинго конченого засранца всего лишь за одно утро. — Где ты был? — спокойно спросил у него Чан, отхлёбывая кофе. — В туалете, — честно ответил Чанбин. — Надеюсь, ты Ёнбоку там новые унитазы показывал, — нервно прыснул Джисон. — Заправься хоть нормально, — Чан подчёркнуто не смотрел на него, провожая взглядом снующих по коридору коллег. — Перед людьми неудобно. Чанбин опустил взгляд и увидел, что рубашка была заправлена только наполовину, а конец ремня, не продетого через шлёвки, мотылялся из-стороны в сторону. — Сони, это ведь ты его впустил? — смутившись, он оттянул пояс брюк и начал запихивать полы рубашки в штаны. — Во-первых, я надеялся, что вы просто поговорите, — Джисон спокойно наблюдал за тем, как друг пытается привести себя в порядок. — Во-вторых, он сам попросил. — А мне кажется, — возразил Чанбин в уверенный в том, что нападение — это лучшая защита, — что ты опять решил взять на себя роль свахи и влез туда, куда не надо, — Боже, — выдохнул Джисон. — Я просто спросил у него, что стряслось, а он попросил провести его в офис. Я предупредил, конечно, чтобы он это как-то побыстрее провернул, но вышла какая-то хуйня. Хотя, как я понял, примирение прошло успешно, так что Джисони всё равно молодец. — Бин, тебя вообще не интересует, как защита прошла? — Чан несильно толкнул его в плечо, заставляя посмотреть на себя. — Нас чуть не закопали. Пак сказал, что показатели у нас хуйня, а мы сами — ничтожества. Я сам посмотрел на наш отчёт и ужаснулся, потому что буквально он из говна и палок слеплен. А знаешь, что ещё? Чанбин с ожиданием смотрел на него, и Чан, после недолгого молчания, выпалил: — Я хочу поскорее отсюда свалить. Давайте разнесём этот фестиваль и станем знаменитыми.

***

— Почему в чёрный? Они лежали на кровати: Чанбин — глядя в потолок, Ёнбок — обвив его руками и ногами и уткнувшись носом в широкую грудь. Бездумно перебирая его волосы, Чанбин пытался свыкнуться с тем, что его белокурый цыпленок теперь был совсем не белокурый, но это было странно — и на ощупь, и на вид. — Мне было некомфортно, — Ёнбок оторвал голову от его груди и умостился на ней подбородком. — Напоминало о работе, и я решил, в общем, сменить имидж. Видишь, даже ухо проколол. Он повернул голову, демонстрируя свежий прокол в хряще, который отлично дополнял два других. Чанбин протянул руку к украшению, но Ёнбок тут же отпрянул. — Эй, заразу ведь занесёшь. — Днём тебя это не беспокоило. Знаешь, как часто у нас в офисе моют туалет? Хихикнув, Ёнбок чуть отодвинулся улёгся рядом, подложив руку Чанбина себе под затылок. — Знаешь, — после минутной паузы произнёс он. — Я почти не спал, всё это время. А сейчас очень сильно хочу. Завтра ещё вставать рано: я комбайн себе присмотрел, почитал про него и понял, что мне под объёмы в целом подходит. Пошёл в магазин с купоном, потому что у меня ещё от покупки наушников скидка осталась, а консультант сказал, что срок действия у него истёк давно. Я не знал, как отказаться, в итоге, взял его за полную стоимость, мне ещё гарантию дополнительную приплюсовали, а это ещё полцены, в общем, вышел мне этот комбайн, как хороший второй комп, а на следующий день сломался. Вот завтра потащу в сервисный, пусть смотрят, что… — Я тебя люблю. Чанбин бесконечно давно не говорил этих слов, так что вышло тихо, хрипло и немного неловко, а пауза, повисшая в воздухе заставила его занервничать. Ёнбок повернул голову, глядя на него большими глазами и инстинктивно приложил ладонь к бьющейся под кожей жилке на шее. — Любишь… — Не плачь. — Любишь меня? — Не хлюпай, я тебя прошу. Когда Чанбин пришёл к нему, Ёнбок с порога уткнулся лбом в его ключицы и стоял так до тех пор, пока Чанбин не предложил пойти в кровать, потому что грёбанный день вытянул из него все соки. Они лежали так весь вечер, держась за руки, а Ёнбок лепетал что-то глупое, рассказывал, как грустно ему было все это время, и как рад он был тому, что они, наконец, снова вместе. В квартире Ёнбока не осталось ничего, что напоминало бы о вебкаме, он даже с гордостью продемонстрировал Чанбину опустевшую косметичку и пообещал, что попытается обходиться без макияжа и начнёт принимать себя таким, какой он есть. Он всеми силами пытался заслужить его любовь и доверие к себе, а Чанбин глядя на то как он растопыривает худые пальцы, показывая, как должен работать комбайн, на его новый браслет из бисера, который подарили ему дети из детского дома, чувствовал, как любовь разливается по телу, наполняя каждую его клеточку впервые за долгие годы тягостного, пугающего одиночества. — Я тоже тебя люблю, Чанбин, — всхлипнул Ёнбок, но это был самый радостный всхлип, который Чанбину доводилось от него услышать. — Я очень тебя люблю.