Мутная вода

— Твою мать, как же не хочется в этом участвовать, — Джисон с печальным видом хрустнул спаржей, — почему нельзя было заранее предупредить? — А мне кажется, будет весело, — Минджон пила манговый сок из маленькой коробочки, глядя на коллег, которые толпились на кухне и живо обсуждали предстоящее мероприятие. — Никогда не была на корпоративах. Чанбин хмыкнул. «Корпоратив» было слишком громким словом для того, что им предстояло пережить. Их организации исполнялось четыре года, и Пак сообщил, что всем придётся задержаться после окончания рабочего дня и со счастливыми лицами есть торт с пластиковых тарелочек. Неудивительно, что финансисты к этой идее отнеслись без энтузиазма: никто из них не хотел имитировать ощущение праздника в компании коллег, с которыми они толком не общались. Естественно, кроме Минджон, которая со всеми дружила и интересовалась всем вокруг. Придя утром в офис, Чанбин был морально готов вновь оправдываться перед ней за свой побег, но девушка, кажется, простила его, и вела себя как обычно. Она снова села за его стол, живо обсуждала план работы, и даже чмокнула его в щёку за новенький серебряный браслет, который он купил ей в качестве извинения. Если бы Минджон знала, в чём именно он провинился, то вряд ли простила бы его даже за все драгоценности мира, но Чанбин всё копил крупицы решимости и продолжал молчать, то и дело натыкаясь на многозначительные взгляды Джисона, который ждал развязки этой истории не меньше, чем он сам. — В прошлый раз было отвратительно скучно, — Джисон с досадой захлопнул контейнер, оставив на дне несколько недоеденных слайсов морковки. — Все просто ели, ржали и устраивали какие-то дебильные конкурсы. — Идти в любом случае придётся, — Чанбин, который всё это время сидел в телефоне, пытаясь оплатить просроченный абонемент в спортзал, отложил гаджет на угол стола. — Пак нас сожрёт, если мы прогуляем. — Да плевать, если честно, — отмахнулся Джисон. — Всё равно скоро станем звёздами и свалим отсюда. — В смысле? — спросила Минджон. — Куда? — Чан купил помещение, — Джисон поставил на колени рюкзак и сунул в него контейнер. — Хочет сделать там студию, но пока что это просто пустая комната. — Ты поэтому вчера ничего не отвечал, Бини? — спросила Минджон. «Нет, я встречался с парнем, в которого влюблён». — В том числе, — уклончиво ответил Чанбин. — Ясно, — Минджон потрясла опустевшей коробочкой из-под сока. — И много вы уже сделали? — Мусор вывезли, — Чанбин в своих скудных ответах бил все рекорды лаконичности. — Хвана тоже надо было вывезти, — ввернул Джисон, швырнув рюкзак на пол. — Знаешь, что это он воду в толчке перекрыл? Экономия, говорит. Бесит, не могу. — А что вы там будете делать? — продолжила сыпать вопросами Минджон. — Записывать песни? На этом же не заработаешь. Или вы будете писать песни на заказ? Чанбин вздохнул. Минджон умудрилась собрать стартер-пак дилетанта, который ничего не смыслит в творчестве, одной фразой. — Поговорим, когда увидишь нас в чартах Билборда, — произнёс Джисон с достоинством. — Где? — О, вы тут! — в дверях показался Чан, точнее, его выкрашенная в синий голова. Он настолько преисполнился идеей стать звездой, что начать решил с образа. Пак велел ему не позориться и вернуть всё, как было, но даже это не сбило его настрой. — Бин, Сони, пошли, помощь ваша нужна. Мне там кое-что прислали. Чанбин и Джисон переглянулись и последовали за ним к офисным лифтам. Там их поджидала огромная картонная коробка, на которую косились все, кто проходил мимо. — Чани, это что за хрень? — вчитавшись в буквы на упаковке, Чанбин уже понял, на что смотрел, но решил уточнить. — Монитор, — гордо ответил Чан. — Двухполосный, последний урвал. — Классно, — без эмоций сказал Джисон. — Поздравляю с покупкой, а в офисе он нам зачем? — Курьер спросил, удобно ли мне будет забрать сейчас, поэтому я попросил привезти сюда, а не домой, — Чан любовно похлопал коробку по боку. — Только помогите мне его до кабинета дотащить, а вечером я его на такси в студию отвезу. В последнее время он вёл себя, как помешанный. Чанбин и Джисон от него только и слышали: «студия», «в студии», «вот бы в студию», а работа тем временем копилась, оседая кипами бумаг на его обычно безукоризненно пустом столе. — Слушай, — когда монитор занял своё временное пристанище под столом Чана, Чанбин тронул того за плечо. — Музыка — это классно, но давай не будем забывать, что мы всё ещё работаем здесь. — Всё под контролем, Бини, — Чан в ответ хлопнул его по плечу и сел за стол, повернув свою любимую кружку с волком мордой к себе. — Я просто хочу закупить аппаратуру, пока цены адекватные. Чанбин знал, что причина крылась не в этом, но осуждать Чана не стал. У него самого всё было далеко не под контролем.

***

[23:17 Ёнбок] *6 вложений* это новые. Чанбин хоть и считал себя человеком творческим, в понимании визуальной красоты был полным профаном. Его никогда не привлекали картинные галереи, эстетичные посты в социальных сетях и всё, что люди называли красивым. Но Ёнбок, по его скромному мнению дилетанта, был настоящим произведением искусства. Пристально рассматривая присланные фото — тёмные, слегка зернистые, в приглушённых тонах — он мысленно благодарил фотографа за работу, потому что тот совершенно точно знал, что делает. Ёнбок, одетый в полупрозрачную рубашку, в окружении чего-то лёгкого, гофрированного, позировал, как настоящая модель. Чанбин сглотнул вязкую слюну, приказав себе держаться. Для него было в новинку смотреть на парня, как на объект сексуального влечения, но он не мог перестать любоваться им. Ёнбок был прекрасно сложен. Казавшийся щуплым со стороны, под одеждой он скрывал крепкое тело с ярко выраженным прессом и косыми мышцами. Он был скорее сухим и поджарым, нежели худым, а острые изгибы, тонкие запястья и выраженные ключицы придавали ему совершенно неземной вид. Он был похож на эльфа, но не сказочного неженку, а настоящего воина — ловкого, сильного и опасного.

[23:30 Чанбин]

Не думал о том, чтобы пойти в фотомодели?

[23:31 Ёнбок] нет, ни за что [23:31 Ёнбок] мне некомфортно фотографироваться так [23:31 Ёнбок] просто друг заставил. [23:31 Ёнбок] обычно на фотках я более одетый ㅋㅋㅋ

[23:31 Чанбин]

Если бы у меня было такое тело, я бы вообще не одевался.

[23:32 Ёнбок] ㅋㅋㅋ [23:32 Ёнбок] если я опять скажу [23:32 Ёнбок] что ты и так красивый [23:32 Ёнбок] будет выглядеть так [23:32 Ёнбок] будто я делаю это из вежливости [23:32 Ёнбок] но я бы очень хотел, чтобы ты когда-нибудь [23:33 Ёнбок] сделал такие же фото. Чанбин пощупал свои руки: твёрдые, как стальной канат, мышцы, перекатывались под пальцами. Он уже давно не комплексовал по поводу своего телосложения, и то, что Ёнбоку оно нравилось, ощущалось огромным плюсом в копилку уверенности в себе. [23:33 Ёнбок] только причёску надо будет сделать другую. [23:33 Ёнбок] тебе не идёт [23:33 Ёнбок] горшок. А ещё Ёнбок всегда говорил правду, и Чанбин поймал себя на мысли, что безоговорочно верит его мнению и суждениям. Этому парню, видимо, было незнакомо понятие лести, зато искренность лилась из него через край. [23:37 Ёнбок] что ты делаешь [23:37 Ёнбок] завтра?

[23:38 Чанбин]

У нас корпоратив.

Это было отличным предлогом, чтобы не видеться, но не потому что, Чанбину не хотелось. Напротив, он чересчур сильно хотел увидеть Ёнбока, и мысли об этом не покидали его ни на минуту. Он всецело поддерживал отношения Минхо и Джисона, потому что смотрел на них со стороны — и в то же время, видел, с каким количеством трудностей они сталкивались все эти пять лет. Чанбин понятия не имел, как устроены гомосексуальные пары, как это может мешать жизни в обществе, и, в целом, насколько это жизнеспособная затея и как далеко всё может зайти, учитывая, что у Ёнбока отношения с мужчинами были, а у него — ни разу. Вопросов было слишком много. Но прежде чем думать об этом, Чанбин должен был расстаться с Минджон. Он помнил, что чувствовал, когда любовь всей его жизни, оказавшись пойманной на измене, просто бросила его. Тогда он несколько часов просидел у дороги на скоростном шоссе за городом, пока Чан с Джисоном не приехали за ним, спустив на такси последние деньги. Чанбин ни за что не хотел бы причинить Минджон ту же боль, что он пережил тогда.

***

По иронии судьбы, главным звукооператором вечера был назначен не Чан, который на настройке звука собаку съел, и не Чанбин с Джисоном, которые имели отличное представление о том, что такое хорошая акустика, а секретарша Пака, которая умела только прибавлять и убавлять звук на айфоне. Так что веселиться всем пришлось под хрипящий звук огроменной блютуз-колонки, из которой доносилось нечто модное, европейское и совсем не удобоваримое. Закуски были недорогими и уже успели заветриться. Свет в кабинете был выключен, а освещение представляло собой несколько диско-шаров на батарейках, расставленных на отодвинутых к стенкам столах. — Звук, как из очка! — крикнул Джисон, встав рядом с Чанбином, который сидел на стуле возле самой стены. — Слышал, какой конкурс будет? — Нет, — Чанбин жмурился и крутил головой, пытаясь избежать звуковых волн, чтобы недомузыка хотя бы не била прямо в уши. — На самого красивого сотрудника! — Джисон отпил коктейль из пластикового фужера. — Непонятно зачем, ясен хрен, что выиграет Пак! — Ну и вкус у тебя, Сони, — Чанбин поднял на него глаза. — У вас с Ли всё совсем плохо, раз ты уже на Пака засматриваешься? — А представляешь, я возьму и подкачу к нему? — можно было по пальцам пересчитать случаи, когда Джисон не продолжал разгонять бредни Чанбина вместе с ним. — Вот наши-то охуеют. Выбью себе прибавку, может даже Чани спихну… ой, Минхо звонит. Джисон ушёл, сжимая в руках телефон, а Чанбин остался сидеть в своём углу. Сборище коллег, топчущихся на одном месте, не вызывали в нём ничего, кроме чувства уныния. Он любил живое звучание и неподдельные эмоции, как это было на сцене во время концертов. Он всё ещё помнил, как в дешёвых ушных мониторах играла подложка, пот лился по телу, а собственного хриплого голоса не было слышно за голосами беснующихся зрителей, и идея Чана попробовать ещё раз уже не казалась ему такой плохой. Пусть мальчики уже давно выросли в скучных взрослых, растеряв подростковый пыл, даже Чанбин, который давно перестал раздувать эти угли, снова почувствовал, как они теплятся внутри. — Бини! Он поднял взгляд и увидел взбудораженную и растрёпанную Минджон в чудесном чёрном платьице, которое не произвело на него никакого впечатления. А ведь ещё месяц назад он бы съел её взглядом, окажись она перед ним в таком наряде. — Что такое? — Пошли танцевать! — Не хочу, — честно ответил Чанбин, глядя на кучку коллег, пустившихся в хаотичный пляс. Подумав пару секунд, Минджон села рядом и взяла его за руку. А Чанбин хотел уйти. Чтобы не слышать жуткой музыки, не видеть опостылевших коллег и идиотские конкурсы, а главное — не ощущать тёплой девичьей ладони в своей руке. Всё, чего он хотел — это закрыться в своей серой квартире и позвонить Ёнбоку чтобы рассказать, в каком паршивом мероприятии он участвовал. — Я поеду домой, — наклонившись к Минджон, сообщил Чанбин; говорить пришлось громко, но его голос был спокойным и ровным. — Как соберёшься тоже — набери, вызову тебе такси. Он поднялся с места, зацепился взглядом за синюю макушку Чана, который безнадёжно стучал ладонью по колонке, пытаясь поставить хрипящий сабвуфер на место, и направился к выходу, оставив озадаченную Минджон смотреть ему вслед. В фойе никого не оказалось: даже охранники бизнес-центра поддались всеобщему сумасшествию и присоединились к празднованию. Пискнув пропуском, и быстро сбежав по лестнице, Чанбин проигнорировал сигнал телефона в кармане — наверняка Чан или Джисон заметили, что он свалил и хотели узнать, в чём дело — и принялся шарить по карманам в поисках брелока от машины. Вокруг было тихо и темно. После окончания рабочего дня прошло всего часа три, но улицы уже опустели; даже случайных прохожих не наблюдалось, хотя днём район тонул в бесконечном потоке людей. Поэтому, когда от невысокого заборчика, окружающего офисный палисадник, отделилась фигура, Чанбин сразу же заметил её и остановился, сжимая в руке ключи. — Привет, хён. Ёнбок сделал пару шагов навстречу ему, но увидев, что Чанбин не шевельнулся, остановился, неловко переваливаясь с пятки на носок. В одной руке он держал прозрачный пакет, вторая была спрятана в кармане куртки. Он выглядел уставшим и замёрзшим, и Чанбин вдруг понял, что очень хочет его обнять, хоть никогда раньше и не делал этого по-настоящему: те неловкие объятия на пороге квартиры были не в счёт. С последней встречи прошло всего-ничего, а он уже успел соскучиться. — Ты чего здесь делаешь? — подойдя ближе, Чанбин оглянулся на вход в офис, чтобы проверить, не выходил ли кто-то из знакомых. — Я же говорил, что у меня корпоратив. — Я помню, — покивал Ёнбок, — поэтому ждал, когда ты выйдешь. — Три часа? — Ну да. Машина твоя на парковке, значит, ты не уехал. А я никуда не спешу. Чанбин всмотрелся в скрытое тенью лицо. Щёки и нос Ёнбока были красными, а раскосые глаза припухли. Он явно плакал, причём, долго. — У тебя случилось что-то? Ёнбок почему-то улыбнулся, опустил голову и протянул Чанбину пакет. — Тут домашняя пицца, — объяснил он. — Она уже остыла, но поешь. Я помню, ты говорил, что любишь карбонару, поэтому я постарался сделать что-то похожее. И… о, добрый вечер. Он резко поклонился, заставив Чанбина обернуться; Минджон подошла к ним тихо и совсем незаметно. На её плечи была накинута искусственная меховушка странного зелёного цвета, а в руках она теребила крохотную лакированную сумочку. — Добрый вечер, Ёнбок, — она едва поклонилась в ответ и постаралась вежливо улыбнуться. — А я ещё подумала, почему Бини так резко убежал. — Чанбин-хён не знал, что я здесь, — ответил Ёнбок и начал рыться в кармане, глядя в пространство. — Я пришёл отдать… вот что. Он вытянул вперёд раскрытую ладонь. На ней стояла сине-белая, с вкраплением какой-то пыли и волосков, пластилиновая коровка. — Сохён просила передать, — пояснил Ёнбок, повернув фигурку к свету фонаря, освещавшего пятачок пространства вокруг них. — Спрашивала, когда ты ещё раз придёшь, но я не ответил. Не хочу тебя этим грузить. Чанбин осторожно взял фигурку пальцами, словно та могла рассыпаться от более грубого обращения, и осмотрел её со всех сторон. У коровки были четыре ноги разной длины и удивительно детализированное вымя. — Передай Сохён спасибо, — поблагодарил Чанбин, не зная, куда девать такой ценный дар. — И что я, возможно, ещё приду. Ёнбок кивнул. — Передам. В общем-то, за этим я и приходил, — он повернулся к Минджон и впервые с момента её появления посмотрел прямо ей в глаза. — Рад был повидаться. До встречи. Он быстро удалился, оставив их в неловком молчании: Чанбина — с коровкой, Минджон — с горжеткой, которую она мяла в руке. — Зачем он приходил? — поинтересовалась она, глядя на то, как парень в сотне метров от них спускается по лестнице в подземный переход. — Ты же видела, — Чанбин осмотрел узкие карманы своих брюк, прикидывая, как быстро корова превратится в лепёшку, если он засунет её туда. — Принёс подарок. — Вот этот? Из пластилина? — Минджон посмотрела на поделку с недоверием и какой-то странной нелюбовью. — От кого? — От ребёнка из детдома, — Минджон задавала слишком много вопросов и на большинство из них Чанбин отвечать не хотел. Втянув воздух сквозь зубы он прикрыл глаза, подавляя накатившее раздражение. — Зачем ты за мной пошла? — Захотелось, — голос девушки обиженно дрогнул. — Могу вернуться. Минджон не была виновата в том, что Чанбин не мог сказать ей прямо о своем желании расстаться. Если бы в зале можно было тренировать силу духа, он купил бы себе пожизненный абонемент. — Не нужно, — на свой страх и риск он положил коровку в нагрудный карман белоснежной рубашки. — Отвезу тебя домой. — Проводи меня до метро, — попросила Минджон. — Хочу прогуляться. Недолгое время они шли в молчании. Это не напоминало их обычные вечерние прогулки, когда Минджон щебетала без умолку, а Чанбин снисходительно слушал, и думал, что со стороны они выглядят, как отличная пара. Их роман с самого начала напоминал хрупкий карточный домик, их отношения были профанацией, и Чанбин понимал, что совершил ошибку, пытаясь заставить себя влюбиться. Рассчётливый мозг постоянно твердил ему, что Минджон была отличным вариантом — а сердце неумолимо тянуло его в сторону Ёнбока. — Он милый, да? — Минджон взяла Чанбина под руку, задумчиво глядя на круглое блюдечко луны в глубокой ночной синеве. — Я про Ёнбока. Не знаю, что с ним случилось в тот раз, когда ты уехал, но, вроде бы, ничего серьёзного? — Ничего серьёзного, — эхом повторил Чанбин, не отрывая взгляда от травы, растущей вдоль дорожки. — Просто не поладил с одним парнем, и мне пришлось его увезти. Воспоминания о том, что было после, не покидали его ни на минуту, пробуждая внутри то ли ворох бабочек, то ли испуганный рёв динозавра. — Я даже обиделась на тебя в тот раз, — Минджон виновато посмотрела на его хмурый профиль. — А потом подумала, что зря. То, что ты с такой готовностью идёшь выручать друзей, многое говорит о тебе, как о человеке. Чанбина прошиб холодный пот. Минджон только что забила ещё один гвоздь в крышку его гроба. — И мне бы хотелось, чтобы ты больше говорил о себе, — продолжила Минджон. — Ты ведь мне почти ничего о себе не рассказываешь. Даже вот, про студию, про детский дом, я узнала от других людей. Ты меня как будто избегаешь. — Нет, — Чанбину от самого себя было тошно, потому что врал он, не переставая, а ведь это противоречило его природе. — Я просто не думал, что тебе это интересно. Он надеялся, что Минджон его пошлёт. Что сказанное ею «я у родителей» станет точкой спада, и они разойдутся, как в море корабли. Но она продолжала верить, а он продолжал лгать, не находя в себе сил признаться в том, что натворил.

***

[23:47 Чанбин]

У тебя точно всё в порядке?

[23:49 Ёнбок] да. [00:17 Ёнбок] нет. [00:21 Ёнбок] можно я приеду?

***

Чанбин уже понял, что бессмысленно было пытаться строить планы. Как бы он ни старался упорядочить свою жизнь, обязательно находился клин, пересекающий его намерения. Он страшно хотел расстаться с Минджон, но не находил подходящего места и времени. Не хотел видеться с Ёнбоком, пока не разгребёт дерьмо, в котором зарылся, но всё же невольно встретится с ним, а после и вовсе позвал к себе домой. Порядок и последовательность — два незыблемых столпа его счастливой жизни — рухнули за секунду, оставив стоять в руинах. Ёнбок приехал быстро — наверняка не на метро — и долго мялся на пороге, сомневаясь, стоит заходить или нет. Чанбин решил за него: вид у парнишки был такой жалкий, будто он полвечера плакал, а потом валялся в грязной луже. — Почему ты всё время в куртке? — принимая вещь из чужих рук, Чанбин прикинул, стоит ли пихать это засаленное чудовище в шкаф, и решил всё-таки оставить куртку на тумбе в прихожей. — Я мёрзну, — коротко произнёс Ёнбок, снимая кроссовки. — Это с детства. Извини, что натоптал. Я уберу, если хочешь. — Для уборки у меня есть робот-пылесос. А ты иди в комнату. Ёнбок вёл себя необычайно робко. Пока хозяин возился на кухне, заваривая чай, он осматривал тонкие светильники, огромные колонки на стене, а потом остановился взглядом на открытом ноутбуке. — Будешь пиццу? — спросил Чанбин, и Ёнбок медленно перевёл взгляд на пакет, лежащий на столе. — Ту, которую я приготовил? — Ну да. — Можно, — Ёнбок чуть склонился над столиком, глядя в раскрытый ноутбук на выстроившиеся в столбик аудиодорожки. — А что это такое? — Что? — Чанбин, оборачиваясь, чуть не выронил из рук противень: он страшно суетился и жутко нервничал. — А, это я музыку пишу. Нихрена не получается, но дорогу осилит идущий. — Можно? — Ёнбок занёс палец над пробелом и, дождавшись утвердительного кивка, нажал на него. Чанбин не считал, что у него вышел шедевр или хотя бы продукт, достойный рынка, но это оказалось лучше всего того, что он написал за последнее время. То ли душевные метания на него так влияли, то ли долгий перерыв в деятельности, но мелодия шла удивительно легко, хоть и получилась достаточно грустной. Ненавязчивый бит, скрипки и пианино были беспроигрышным вариантом, если в музыку вкладывалась душа. — Нравится? — возясь у плиты спросил он где-то на середине воспроизведения, но ответа не услышал и оглянулся: Ёнбок сидел на диване с ногами, спрятав лицо в сложенных предплечьях. — Эй, ты чего? Чанбин обогнул барную стойку и подошёл к нему. Он и раньше слышал, как Ёнбок плачет, но никогда не видел этого своими глазами. Он ревел, как мальчишка и пытался заглушить рыдания, тычась лбом в острые колени. — Ты талантливый, — проговорил Ёнбок сквозь очередной тяжёлый всхлип. — А я просто жалкий отброс. Отец сказал, что всё, на что я гожусь — это трахаться с парнями, как последняя шлюха, и молиться, чтобы мама ни о чем не узнала… — Погоди, ты говорил с ним? — Чанбин заочно возненавидел его отца в тот момент, когда Ёнбок упомянул его в рассказе о своём прошлом. Тот факт, что он намеренно шантажировал родного сына, вымогая деньги за молчание, был неописуемо мерзким. — Мы виделись сегодня, — Ёнбок высвободил скрючившееся от напряжения запястье и вытер залитую слезами щёку. — Я принёс денег, надеялся, что, хотя бы на этот раз он отнесётся ко мне по-нормальному, как к человеку. А он продолжает пить и говорить, что это я его довёл, что я грязнее свиньи и никогда уже не отмоюсь. Прости, Чанбин, я, наверное, достал тебя уже своими соплями, — он поднял глаза к потолку, чтобы слёзы закатились обратно, но они всё равно продолжали струиться по щекам. — Сейчас пройдёт. Он сделал несколько глубоких вдохов, но захлебнулся и снова заплакал. Не зная, куда себя деть и как прекратить зачинающуюся истерику, Чанбин опустился перед ним на корточки и потряс Ёнбока за штанину. — Слушай, плакать — это нормально, — произнёс он, — но твой папаша этого не заслуживает. Если он донимает тебя — скажи. Я знаю юриста, который может помочь закрыть его за вымогательство. — Я не хочу ему зла, Чанбин, — Ёнбок гулко сглотнул слёзы. — Но неужели мне нужно быть не собой, а кем-то другим, чтобы меня любили? Чанбину физически тяжело было смотреть на его зарёванное лицо: он был мужчиной сдержанным, но всё же не бесчувственным чурбаном. Поддавшись порыву, он протянул руку и тыльной стороной ладони вытер слёзы с веснушчатой щеки. — Тебе не нужно быть кем-то другим, — тихо произнёс он. — Я был неправ, когда говорил, что ты ненормальный. Ты удивительный, Ёнбок. Я в жизни не встречал такого же искреннего, настоящего человека, как ты. Ёнбок поднял на него глаза, и смотрел долго, пристально, недоверчиво. Поняв, что Чанбин говорит правду, он медленно расцепил руки, стёк к нему на пол упираясь костяшками пальцев в холодную плитку пола, оставляя между ними расстояние одного вздоха. И поцеловал. Ёнбок продолжал плакать даже сейчас, когда Чанбин обхватил его лицо ладонями, кожей ощущая влагу на его щеках, и сильнее прижался к нему, чтобы показать, что он рядом, и что всё сказанное им было произнесено от чистого сердца. Он правда считал Ёнбока удивительным. Всё, от тонких пальцев, которые легли на его грудь, до кончиков волос, спадающих на лицо, все его слова и жесты, каждый вздох между поцелуями, которые становились глубже с каждой секундой, казалось ему чем-то неземным. Ёнбок больше не плакал — лишь сильнее распялался в крепких, надёжных руках. Разорвав поцелуй, и напоследок лизнув чужую влажную нижнюю губу, он прижался ртом к чужой шее, начиная быстро расстёгивать пуговицы рубашки. Кадык дёрнулся под тёплыми губами; Чанбин подался назад, опираясь руками на пол позади, чтобы не рухнуть, продолжая плавиться под ласками этого суккуба. Холодный воздух коснулся груди, когда Ёнбок всё-таки расправился с пуговицами и попытался стянуть рубашку с его плеч, но та из-за неудобного положения застряла где-то на середине. — Боже, как я этого ждал, — выдохнул Ёнбок хрипло, снова и снова возвращаясь к чужим губам. Чанбин тонул в его поцелуях, не понимая, как человеческое существо вообще может так целоваться, но те части мозга, которые ещё не разжижились от возбуждения, цеплялись за единственную здравую мысль, маячащую где-то на периферии сознания: он так и не смог бросить Минджон. — Ёнбок, — простонал он, отстраняясь от его губ на мгновение, чтобы успеть произнести хотя бы слово между поцелуями. — Постой, я… Он говорил, а сам продолжал тянуться к нему, неловко заведя за спину руки, чтобы стянуть сковавшую запястья рубашку. Воспользовавшись его беспомощностью, Ёнбок смело придвинулся ближе, вжимаясь всем телом, мастерски расстегнул ремень, и Чанбин почувствовал, как чужая ладонь накрыла его член через ткань боксёров. Темнота перед закрытыми глазами стала абсолютной. Ему казалось, что он проваливается в бездну. И видит бог, он чертовски этого хотел, но не мог допустить. Он знал, что наутро придёт на работу, посмотрит в наполненные любовью глаза Минджон и скажет, что провёл вечер в одиночестве. И она поверит, потому что влюблённые не видят бегающий взгляд любимого человека, который думает о ком-то другом. Влюблённые не замечают лжи, как когда-то не замечал её он сам. — Стой, — произнёс Чанбин, упираясь лбом в лоб Ёнбока, чтобы не дать ему снова добраться до собственных губ. — Я не могу. Я всё ещё с Минджон. — И что? — Ёнбок облизнулся. Он выглядел, как дикий зверь, который не хотел отрываться от добычи. — Мы ей ничего не скажем. — Нет, — твёрдо произнёс Чанбин и смог чуть отползти назад, чувствуя, как впиваются в руки рукава рубашки. — Я не стану ей изменять. — А что, когда мы в прошлый раз целовались, ты с ней не встречался? — тяжело дыша, Ёнбок едва ли не поднырнул к нему, чтобы продолжить поцелуй, но Чанбин резко отстранился, не давая ему этого сделать. Голова кружилась так, будто по затылку заехали чем-то тяжёлым. — Ты что, помнишь? — Конечно, помню, — Ёнбок сел на пятки, громко выдохнул и потёр лицо ладонями. Его плечи опустились, а властная натура испарилась буквально за секунду. — Я ещё в машине понял, что это ты. Узнал твой запах, твои руки. Он вытер губы тыльной стороной ладони и растерянно огляделся, будто забыл, где находится. — Неважно, — тихо заключил он. — Пора бы привыкнуть, что вы всегда выбираете кого-то ещё. Зря я подумал, что правда тебе нравлюсь. Он встал, оскальзываясь на проклятой плитке, одёрнул футболку, которую Чанбин, оказывается, успел задрать до самой груди, и ушёл, оставив его сидеть вот так: почти распластанным на полу, в расстёгнутой рубашке с рукавами, впивающимися в кожу. Пицца, оставленная в духовке, сгорела.